Я всё ещё люблю

Глава 10

Ночью спала плохо. То и дело ненужные мысли лезли в голову. Кирилл… Как много эмоций содержит имя одного конкретного человека. Шесть букв. А как загорается все во мне… Как гирлянда на новогодней елке внутри мигает разноцветными огнями. И радостно… И горько… И обидно… Сами все это устроили… Сами все разрушили. А теперь что? Между нами пропасть длиной в два года. И соединяет нас только Соня. Ну, теперь ещё и работа.

Почему, вернувшись, думала, легче станет? Отболело же. А нет. Его вижу и будто заново все вспоминаю. Глаза закрытыми держу. По телу рукой провожу. Ночь прошедшую вспоминаю. Ведь хотелось. Тело сразу откликнулось. Любила же. Конечно, любила, раз пожертвовала всем. Только Соней не смогла. Сначала так больно было, что даже подумала об аборте. А потом корила себя за это. А сейчас жизни без неё не представляю. Как я без своей сонной принцессы.

Не могу сказать, что мне не хотелось его ласк. Хотелось. Очень. Хотелось вспомнить. Хотелось вернуться в тот период, где все было хорошо. Где мы любили. Где были вместе. Где желали друг друга. Хотелось почувствовать его руки. Губы. Его тепло. Хотелось его всего. Подушечки пальцев до сих пор помнят новую его щетину. Как она слегка покалывала. Помнят очертания его тела. Запах. Силу. Мужскую энергетику. А тело помнит ту страсть, которую он отдавал. Только он мог так отдавать. Хотела, а теперь жалею? Жалею ли? Нет. Ему только соврала. Не надо ему правду знать. У него уже другая жизнь. У него Вика. Его девушка. Ведь абы кого Сомов не привел бы домой. Знаю его. Поэтому не хочу быть третьей лишней. Не хочу, чтобы их ссоры отражались на мне или Соне. Не хочу, чтобы ребенок все это видел. Для неё мы родители. Мама и папа. И это будет неизменно. Только у каждого будет своя жизнь. У него с Викой. У меня с Соней. Может быть, я тоже когда то созрею на семью. Но пока мой максимум одно свидание. И то, чтобы проверить себя же. Готова ли.

То, что Кирилл ревнует, приятно. Какой бы девушке не было бы это приятно. Но сейчас мы не в том положении, чтобы ревновать. Я свободная девушка, он в отношениях. Все законно. Поэтому ревновать он не имеет права. Запретить, конечно, не могу. Это не подвластно. Но говорить открыто, вот так… Он не в той роли находится в моей жизни, чтобы заявлять какие-то права на меня. Единственная его роль — это роль отца для нашей дочери. Большего мне и не нужно. Переболели. Отпустили. Живем дальше. Кстати о роли отца… Вот тут тот я спохватываюсь…

Девять сорок утра… В десять заедет Кирилл за дочкой. Твою ж… Проспали… Черт подери этого Кирилла. Ни выспаться, ни собраться нормально уже не успею.

— Соня, малыш, просыпайся. — бужу дочку, которая сонно потягивается на кровати и явно не собирается меня слушать. — Соня, вставай, доченька, скоро папа за тобой заедет, а ты ещё не готова. — щекочу свою принцессу по стопам её маленьких ножек, которые она со смешком прячет под одеяло.

Вот точно, имя Соня как будто с неё списано. Принцесса сна. В любой ситуации спит. И неважно где, неважно как. Я когда была маленькая, такая же была. Родители, когда ещё не развелись, в гости к друзьям ходили. Музыка, карты, веселье. А ты спишь на какой-то скамейке, счастливая и довольная. Тебе все равно на шум вокруг, на окружающих людей и вообще атмосферу. Было классно. Это такие запоминающиеся моменты. Соня такая же.

В свои год и пять она очень мудрая и рассудительная. Не принимает все за чистую монету и не ко всем пойдет общаться. Сначала присмотрится к человеку, а потом уже решает, принимать или нет. Может ещё и поэтому я ни с кем не завожу отношения. Мне важно принятие Сони. Её реакция. Хочу, чтобы в семье она чувствовала себя защищенно и знала, что мама рядом. Что её ни с кем делить не надо. А если бы и появился кто, то мне бы хотелось, чтобы Соня его приняла. И он её. Чтобы не было ревности. Её спокойствие, комфорт и безопасность мне важнее всего.

Соня все же продолжает валяться в кроватке, а я бегом натягиваю халат, делаю смешную дульку на голове. Ставлю чайник и молоко в сотейнике на плиту. Хорошо, что все электрическое. Можно не беспокоиться о газовой плите и о том, что Соня к ней приблизится. Мой страх — открытый огонь. Однажды Соня уже чуть в него не угодила. Тогда жутко перепугались.

Была у нас одна девочка во дворе, которая подошла к плите, где на огне стояла кастрюля с водой для макарон, а пламя задело её одежду. Так и загорелась. Еле спасли. Ожоги по грудной клетке, спине. Пришлось пересадку кожи делать, а в некоторых местах все же остались следы от ожога.

Параллельно бегу умываться в ванную. Чищу зубы. Не хочется показаться неряхой Кириллу. Хотя у меня внешний вид какой-то затюканной домохозяйки. Да, давно я не лежала в ванной с пеной, не делала масочки для лица. Надо бы исправить положение, но об этом подумаю потом. Ополаскиваю лицо. И промокаю его полотенцем. Уже лучше. Молоко как раз закипает. Закидываю манную крупу, довожу до кипения. Снимаю с огня. Выключаю полностью конфорку. Перекладываю кашу в тарелку и отставляю на балкон остудиться немного.

Завариваю дочке чай. Себе кофе и бутерброд с сыром и маслом. Нарезаю в кашу фрукты. Черника, банан, клубника. И ставлю тарелку и кружку в её стульчик.

— Соня, ну правда, не смешно уже. Вставай, говорю, а то папа приедет, а ты в трусах. Не красиво же, — тормошу смеющуюся дочь.

— Я вседла класивая, в тлусах или платюське, — присаживаясь на подушке и откидывая волосы назад, заявляет дочь.

— Да, ты всегда красивая. Но папа — мальчик, и он не должен видеть тебя голой.

— А кого папа мозет видеть гояй?

Боже, Соня… Любопытная ты моя. Откуда в маленькой головке столько вопросов. Даже меня в тупик ставит.

— Эм… Жену. — не стану врать дочери. Но и рассказывать о пестиках и тычинках точно не буду. Пока она ещё слишком маленькая. Хоть и любопытная.

— Но у папы неть зени… — парирует Соня.

— Девушку свою… — на крайний случай говорю.

— И девуськи нет… Этла Вика ему не пала… Он её не любит.

— Так, все, иди умываться, — отправляю дочь, и на мое счастье, она слушается. А я заправляю постель. Сажаю за стол и даю ложку. Соня уже привыкла, что дома она самостоятельный ребенок. Это в гостях она немного может покапризничать и перенять на себя мое внимание. Почувствовать почву под ногами и знать, что мама рядом. Дома же Соня самостоятельный ребенок. Знает, где и как умываться, где стоит её щетка и как нажать на дозатор с пастой. Знает, что ложкой нужно есть из тарелки. Умеет её держать и попадать в рот. Не всегда, конечно, успешно. И не всегда идеально чисто. Зато сама.

Пока дочь наяривает кашу под мимимишки, я складываю в рюкзак запасные вещи. Одежду. Бутылочку с водой. Пару игрушек. Книжки. Любимое печенье для перекуса. Там же аптечку. Надеюсь, она не понадобится. Перепроверяю еще раз и закрываю рюкзак.

— Мамоська, я все съела. Можно маинку? — просит дочь из кухни.

— Иду, Сонь. Мандаринку хочешь?

— Дя. И папе возьму. Мозя?

— Можно, зайка, можно. — улыбаюсь непосредственности дочери.

— Держи мандаринку. Скушаешь. Потом пойдем мыть руки и сделаем укольчик, а потом одеваться.

— Не хотю укойсик, — надувает губки Соня.

— Малыш, я бы тоже не хотела тебе их колоть, но они помогают тебе, чтобы ты могла хорошо бегать, стоять, ходить. Они помогают твоей крови, которая течёт по венкам. Понимаешь, малыш?

В такие моменты материнское сердце сжимается от боли. Как бы я хотела, чтобы мой ребенок был полностью здоров. Чтобы, как и все дети, могла не бояться упасть, удариться или пораниться. Но для нас это большая роскошь. Соня — очень нежный цветочек, который нужно оберегать от травм, порезов или ушибов.

Хорошо, что в Гонконге мне помогли и заболевание Сони имеет легкую форму, хоть оно и неизлечимое. То есть его можно только поддерживать. А в будущем Соне придётся активно заниматься физическими нагрузками.

Сразу подобрали оптимальное лечение. И даже донор не понадобился. Есть риск, что с возрастом форма может поменяться, и все же понадобится донор плазмы. Но я верю в лучшее. И что Соня с нами навсегда.

От мрачных мыслей отвлекает звонок в дверь.

— А вот и папа приехал, — подбадриваю дочь, завязывая последний хвостик на её головке, и иду открывать дверь.

— Привет, — здоровается Кир и ухмыляется моему виду. Да, я так и не успела переодеться. Шелковая темно бордовая ночнушка чуть выше колена и такой же халат из комплекта, подаренного сестрой на Новый год. — Классно выглядишь, — ухмыляется.

— Папоська! — бежит к нему навстречу Соня и обнимает за шею и в лоб задает вопрос. — Папоська, у тебя есть зена?

— Кто? — переспрашивает Кир недоуменно. Да, все же переводчик ему бы не помешал. Ну уж нет. Сегодня я тоже хочу отдохнуть от компании Кира. Он отец, в конце концов. Пусть тоже привыкает разбирать её Абвгдейку.

— Жена, — подсказываю я.

— Нет. Нету, — качает головой Кир.

— А девуська? — спрашивает Соня. На что Кир так же отрицательно машет головой.

— Воть. У меня есть мама, а ты мой папоська. Значит, ты можешь видеть маму гояй. — выносит свой вердикт Соня, а я округляю глаза. Кир давится смешком.

— Соня! — чуть звонче дочке говорю. Выдыхаю и для Сони повторяю. — Твой папа может видеть голой только жену. — одеваю на дочь шапку.

— Тяк позенитесь… — заводит в тупик дочь.

— Я не против, — с улыбкой парирует Кир. Вдвоем на меня смотрят.

— Зато я против. — натягиваю куртку на дочь.

— Мы с тобой её уговорим. Ты же мне поможешь? — шепчется Кир с Соней.

— Дя, папоська, — бьет пять по руке Кира. Тот её в щеку целует.

— Быстро вы сговорились.

— Просто в ней течёт моя кровь, — с гордостью отвечает Кир.

— Кстати, о крови. — серьезней уже добавляю. — У Сони гемофилия. Это наследственное заболевание. Поэтому за ней нужно следить и не допускать порезов, ссадин и ушибов. Нужно максимально её оберегать. Но это не значит, что посадить в клетку и любоваться. Она живет полноценной жизнью, просто надо находиться все время рядом. Степень заболевания, слава богу, не такая острая, и мы обошлись без донора. Только инъекции и уколы. Если Соня вдруг поранится, сразу звони мне, и я приеду. Потому что если вовремя не остановить кровь, Соня может погибнуть. — намеренно пугаю, чтобы понимал степень ответственности.

— Я понял, — максимально собранно говорит Кир. И я доверяю.

— Кир, она всё, что у меня есть. — слезы сами напрашиваются. Душат. Он обнимает одной рукой меня, другой держит Соню.

— Я позабочусь о дочери. Не переживай. Спасибо тебе за неё. — в макушку целует. — Она нереальная.

— Да, в неё невозможно не влюбиться. — вытираю слезы и улыбаюсь дочери.

— Ну что, Кукленок, готова к веселью с папой? — спрашивает Кир.

— Дяяя! — радостно визжит Соня. И меня подхватывает её азарт и счастье. Все, что хочу видеть в её глазах — радость и счастье.

Готовиться к свиданию спустя два года очень непросто. Оказывается, я просто забыла, как это делается. Два года в декрете сказываются. В Гонконге было все просто: деловой костюм, юбка или блузка — это что-то на праздничном. Высокий хвост. Минимум косметики. Только реснички. В остальное время я мама. Джинсы, спортивные штаны, кроссовки, свитшоты и свитера. Объемный пуховик и шапка. Умылась. И уже хорошо. Заморачиваться на приличный внешний вид некогда, когда ты мама в декрете, а ещё и одна. И да, важный аргумент — ты работающая одинокая мама в декрете. Это, знаете, когда малышка висит на груди, а другой рукой ты доделываешь сайт, при этом поглядываешь, чтобы молоко на плите не сбежало для каши. Поэтому быть девочкой не было времени и возможности. Я была и мамой, и папой для дочери.

Поэтому сейчас переключиться очень странно и необычно. Настраиваюсь на то, что решила с самого начала. Главное же начать. Правильно?

Ванная с пеной. Бокальчик белого игристого для настроения. Включаю одну из новинок сериала. Накладываю масочку на лицо. Класс. Сто лет, кажется, так не отдыхала. Вода теплая и приятно расслабляет. Впервые за два года расслабляюсь. Этого не хватало. Зря все-таки лишила себя помощи. Нет, девчонки, конечно, прилетали, помогали. По очереди носили на руках Соню. Меняли подгузники и даже по очереди дежурили, когда начались колики и полезли зубы. Они же нам дались с особой тяжестью. Я думала, этот период никогда не закончится. Но, как говорится, все в этой жизни имеет свой срок.

Эта перепалка может длиться вечно. Если раньше я уступала, то сейчас не вижу в этом смысла. Раньше я много чего делала. Сейчас не хочу. Сейчас у меня есть границы дозволенного. И есть я, которая вытащила себя сама. Поэтому теперь ценю себя и дочь в первую очередь, а потом остальные. Эгоистично, но зато меньше расстройства.

И если в душевное равновесие я себя привела, то вот с внешним видом все оказалось сложнее. Платьев на концерт у меня оказалось не так много. Поэтому девчачий чат в деле. И когда час мы просто не смогли договориться и собрать меня по телефону, они просто примчались на помощь.

Почти все мои наряды были ими раскритикованы. А когда появляется Тина, я нахожусь в недоумении. Она вкатывает в квартиру чемодан. С платьями, шпильками, косметикой и украшениями.

— Спасательный отряд в стиле Ксении Хромченко прибыл. — с улыбкой заваливается Тина.

— Пожалуйста, ваше сиятельство в мире квартиры Анны Соколовской. — подает бокал с шампанским Поля.

— А вообще, девочки, мне так вас не хватало! — обнимает нас троих Тина. — Вот этих посиделок, девчачьих сборов, девичника, в конце концов. Помните, как в Гонконге хоть и трудно было, но мы веселились. Были вместе.

— Правда, было круто, — поддерживает Поля.

— Девочкииии! Я так вас люблю! — уже со слезами обнимаю их я. И не важно, то ли действует шампанское, то ли просто выдыхаем все проблемы, когда вместе. Но плачем втроем и улыбаемся, сидя на полу в коридоре с чемоданом.

— Так, ладно, за работу. Времени мало, — вытирает растекшуюся тушь Тина и заряжает всех нас. Под музыку и вторую бутылку шампанского уже собираем меня втроем. Тина делает макияж, Поля подбирает наряд, примеряя на меня все. Хорошо иметь сестру одного роста, да и в целом комплекции почти одинаковые.

Три часа и я готова. К этому моменту как раз отписывается Кир.

Кирилл Сомов: Попытка посмотреть мультик прошла удачно. Главная зрительница уснула, не досмотрев. Посадил в кресло и везу домой.

Анна Соколовская: Отлично.

Анна Соколовская: Аккуратно на дорогах. Зачем-то следом добавляю.

Кирилл Сомов: Переживаешь?

Анна Соколовская: Естественно. С тобой моя дочь.

Кирилл Сомов: «НАША» ты хотела сказать.

Анна Соколовская: ДНК теста ещё не было. Откуда тебе знать?

Кирилл Сомов: Я и без ДНК знаю, что она моя. Она похожа на меня.

Да тут и спорить бесполезно. Похожа, конечно, похожа.

К вечеру на симфонический оркестр готова. Классическая музыка в новой интерпретации звучит великолепно. Особенно для меня, которая обожает классику. В детстве выросла на ней. А потом остальное же слушать уже не разрешалось отчимом. Это, видите ли, плохо на нас могло отразиться.

Михаил Делягин: Я приехал. Мне подняться?

Анна Соколовская: Спускаюсь.

Так близко для встречи я не готова. Встретить и проводить до подъезда можно, но в квартиру — нет. Это личная моя граница и за её пределами я могу встречаться с кем угодно. Но в квартире только близкие. Кирилл. Как красным стоп-сигналом горит. Его же приняла в квартиру… Горит в голове. Да, приняла. Отвечаю сама же себе мысленно. Хотя не планировала. Планировала вывести к нему, но мы проспали и все пошло не по плану. Пришлось впустить в квартиру. Но дальше дверного коврика его не было. Так что, считай, границу не нарушил. Внутри не был. Территорию не пометил. Боже, описываю как кота. Хотя Сомов и есть кот. Когда что-то нужно, весь белый и пушистый, такой ласковый и о ноги трется. А может и когти выпустить, и укусить.

Еще раз осматриваю себя в зеркало. Завитые в локоны волосы, струящееся черное платье с открытой спиной из сетки.

Разрез чуть ниже бедра и до голеностопа. Красиво. Элегантно и женственно. Черная шубка. Стрелки и смоки. Такой я себя никогда не видела. Красивая. Впервые могу сама себе понравиться.

— Пожелайте удачи. — поворачиваюсь к девчонкам.

— Срази его! — салютует мне сестра бокалом шампанского.

— Только, чур, спать домой, — дает указания Тина. — А так, веселись, моя девочка. Ты это заслужила.

— Спасибо. — их поддержка мне нужна была. Мне нужно было знать, что я делаю правильно. Сомнения, что нужно ли мне это сейчас, не покидали, но девчонки придавали бодрости. Одно свидание не помешает же. В любом случае, всегда могу вернуться домой, — успокаивала в лифте саму себя.

— Привет. — глазами встречаемся с Мишей. Он в костюме с бабочкой. Таким его вижу впервые. Обычно что-то привычное на нем: джинсы, свитер, пуховик и кроссовки. Миша помогает сестре в её магазине в вечернее время, помимо основной работы. Днём находится в офисе и руководит отгрузкой.

— Привет. Выглядишь суперски, — выдает своеобразный комплимент Миша. — Прости. На свидания я не так часто хожу, поэтому могу что-то не так сказать.

— Ничего, все нормально, — улыбаюсь в ответ. По крайней мере, он честный, и это подкупает. — Едем?

— Да, конечно, — спохватывается и подает мне руку. Помогает забраться в машину.

В филармонии до вечера мы наслаждаемся музыкой. В антракте обсуждаем трактовки и схватываем по канапешке. И досматриваем вторую часть. После плавно перемещаемся за обсуждением в уютный ресторанчик. Тут все ещё украшено по-праздничному. Шарики. Елка. Подарки, упакованные под ней. Елочные шары и медведи мягкие. Дед Мороз под елкой как символ.

–..Мне понравилось необычное прочтение Чайковского. Столько новых граней звучания.

— Да, согласен. Молодые исполнители видят это по-новому, придают шарм забытым мелодиям, чтобы нынешнее поколение вспомнило, какие шедевры творили классики… — поддерживает Миша. И мне нравится. С ним интересно. Наедине он раскрывается больше и глубже. Не такой скованный. — С кем Соню оставила? — меняет тему мой спутник.

— С её отцом. — выдаю правду Мише. Чем удивляю. — Ты решилась рассказать? И как его реакция? — прощупывает почву.

— Хочет удочерить и дать свою фамилию. Вот сегодня изъявил желание провести с ней время. Хочет наладить с ней контакт.

— А с тобой? — открыто спрашивает.

— Миш, мы с ним навсегда остаемся близкими людьми. Пусть в прошлом мы любили. Но сейчас у нас дочь, и она навсегда нас связывает. Мы будем с ним общаться, как бы мне этого не хотелось. Но у Сони должны быть полноценные родители, пусть и не в отношениях. — говорю откровенно. Он должен понимать, чтобы в будущем, мало ли, если получится, не было вопросов.

— Просто… Ты мне нравишься, Ань. И я бы хотел и дальше за тобой ухаживать. Но мне нужно понимать, есть ли между тобой и отцом Сони хоть что-то?

— Между нами есть родительские обязанности. Сейчас я не могу сказать, что готова к полноценным отношениям. Два года — большой срок, и перестроиться трудно. Но с тобой мне легко. Ты хороший друг. Но давай пока просто будет то общение, которое есть, а там посмотрим.

— Хорошо, Анют, — сжал мою ладонь Миша. Наедине он больше проявляет себя и позволяет. Не скажу, что мне не нравится, но и не так сильно хочется. Мыслями к Киру возвращаюсь. И он дает о себе напоминанием. Телефон вибрирует. На экране надпись «Кирилл Сомов». Да, переименовала. Когда волком выла. Когда больно было.

— Да, — быстро отвечаю. Только вот испуганный голос и плач Сони заставляет встрепенуться. — Что с Соней?

— Ань, прости. Не уследили, — быстро говорит Кир. — Она за шариком полезла, он выскользнул из её рук, а она упала прям на него. Ногу поранила. Кровь идет. Остановить не можем.

— Давно произошло? — подрываюсь с места.

— Минут десять как.

— Не давай Соне смотреть на свою кровь. У неё может паническая атака случиться.

— Уже… — твердит Кир. — Соня… Соня, — слышу на заднем фоне, как её зовет.

— Возьми её лицо в свои руки и подуй на неё. Заставь её сфокусироваться на тебе. На нос и рану лед приложите, только полотенцем обмотайте и в районный центр. Там около вас есть ближайший. Я видела, когда к вам ехала. Я выезжаю, — накидываю шубку и отключаюсь.

— Миш, прости. Соня упала и сильно поранилась. Они везут её в больницу. — извиняюсь перед спутником.

— Конечно. Я отвезу. — На ходу расплачивается. Доезжаем быстро. Благо пробок нет.

В приемном покое сталкиваемся с Кириллом и его родителями.

— Как Соня? — первое, что спрашиваю.

— Её забрали в реанимацию. Она потеряла сознание.

— Боже… Бедная моя девочка…

— Прости, я не уследил, — виновато говорит Кир. А у самого трясется все. Переживает. Винит себя. Сейчас обнять хочется. Успокоить. Была в такой же почти ситуации, когда впервые Соня упала. Тогда то и узнали о её диагнозе. Папа мой болел так же. Я лишь была переносчиком. Но Соня унаследовала, что среди девочек очень редко. Обычно болеют мальчики. Их в большей степени поражает.

— Анечка, не слушай его, он меня выгораживает, — обращает на меня внимание заплаканная Екатерина Андреевна. — Соня шар стеклянный захотела, что на елке висел. А он стеклянный. Я подумала ещё, что ребенок уронит, порежется. А у нас второй такой же, только деревянный, висел на елке в кухне. Я попросила ее посидеть, сказала, что сейчас такой же принесу, как слышу хруст и плачь. Забегаю, а там Соня лежит, плачет. Ножка от табуретки валяется, осколки от шара и кровь. Много так. Потом уже Кирилл прибежал вместе с отцом. Он сказал о диагнозе. Пытались остановить кровь сами. Не получилось. Тебе сразу позвонили, — всхлипывает бабушка моей дочки.

— Екатерина Андреевна, пожалуйста, успокойтесь. Я никого не виню. Это могло случиться и со мной, и с Тиной… Неважно, с кем бы не осталась Соня, это могло случиться. Просто сейчас важно знать степень. Если все серьезно, то может потребоваться донор. Будем надеяться, что все обойдется. — как можно, собираю свою волю в кулак.

— Миш, спасибо тебе. Дальше мы справимся. Извини, что так вышло. Но сейчас, сам понимаешь, я дочке нужнее.

— Конечно. Звони, если нужна будет помощь. Все, что смогу, сделаю, — держит за руку Миша, и это не ускользает мимо Кира. Ему неприятно. Но сейчас он не в том положении, чтобы устраивать сцены.

— Спасибо, я позвоню.

— Буду ждать. Пока, — прощается Миша со мной и остальными. Только Кирилл оставляет без внимания. Детский сад. Только сейчас мне всё равно.

— Аня, тебя просят подойти рассказать о Соне.

— Да, конечно, — делаю глубокий вдох и вытираю слезы. Сейчас не время. Соне нужна сильная мама.

Медсестре рассказываю обо всех диагнозах, прививках и о наследственном, конечно. И о том, что принимаем. Предоставляю все документы. Хорошо, что в век технологий все можно хранить в телефоне. Отправить по почте. И там распечатают.

— Господи… Ну почему так долго… — принимаюсь расхаживать из угла в угол. — Почему никто не выходит? Уже два часа прошло… — потираю ладони. — Если с ней что-то случится, я не вынесу. Я просто не буду жить. Не буду. Соня — всё для меня.

— Тише, — обнимает меня Кирилл. Я позволяю. Сейчас особенно хочется его поддержки. Его. Как отца нашей дочери. Почувствовать, что не одна в этой проблеме. Не одна с этим столкнулась, как тогда. Тогда я думала, умру. Хорошо, что помогли. Обошлись малым.

— С Соней все будет хорошо, — шепчет Кирилл и целует в висок. — Наша девочка сильная, она справится.

Наша.

Так тепло от этого.

Наша.

Наша доченька.

Наш цветочек.

Наша любовь.

Да, любовь. В ней течёт наша с Кириллом любовь. Ведь по любви была создана.

— Ну почему они ничего не говорят? — в истерике пытаюсь увернуться. Ещё и подол дурацкий мешает. Сейчас бы привычную одежду.

Наконец-то выходит врач.

— Родственники Соколовской Софьи Кирилловны тут?

— Да. — первая подлетаю. Следом Кирилл и остальные.

— Кто?

— Мать. Это отец. — показываю на Кирилла.

— Кровотечение удалось остановить. Но девочка потеряла много крови, и в связи с заболеванием ей требуется переливание крови. Есть среди вас донор с третьей отрицательной? — спрашивает врач. — Мы, конечно, сделаем запрос, но сами понимаете, группа и резус не самый пользующийся спросом.

— Не надо донора, — встревает Кирилл. — У меня такая же группа и резус.

— Тогда пройдемте. — уводит Кирилла за собой и закрывает двери в реанимацию.

Сейчас два любимых человека на реанимационном столе. Как бы я не относилась к Кириллу, как бы не отталкивала, но да, он все же любимый человек. Он отец нашей дочери. Нашей принцессы. Он прав. Она сильная. И Кирилл сильный. Он тоже справится. Сейчас я вдвойне переживаю. Как будто две половины сердца забрали и воздух весь выкачали. Сейчас главное, чтобы жили. Оба. Остальное все на второй план уходит. Пусть живут. Пожалуйста.

Пока идет операция, отзваниваюсь Тине и прошу привезти мои вещи. Они почти сразу же стартуют с Климом.

— Аня, боже, что произошло? — спрашивает Тина и вручает пакет. В двух словах пересказываю.

— А Кирилл где?

— В реанимации. Он донор Сони. — всхлипывая, рассказываю.

— Так, тише. Все хорошо, не вешать нос, — подбадривает Тина. — Пойдем, помогу переодеться.

И с ней вправду быстрее получается. У меня бы так быстро расстегнуть все эти микроскопические пуговки не получилось бы. У Тины выходит ловко и быстро. Ныряю в джинсы и толстовку. Туфли меняю на удобные кроссовки.

Часа два ещё проводим в ожидании. Сказать, что за это время я перебрала и прочитала всевозможные молитвы — это не сказать ничего. Я так за себя никогда не молилась, как за Соню и Кирилла. Но ожидание наконец-то сменяется новостями от врача.

— Операция прошла успешно. Вашей дочери ничего не угрожает. Она ещё в тяжелом состоянии и пока будет находиться в реанимации под нашим присмотром. Но опасность миновала, — делится хорошими новостями доктор. — Муж ваш тоже в полном порядке. Восстанавливается. Но просится домой.

— А к Соне можно?

— На две минуты, не больше. В реанимации находиться нельзя. Так что поезжайте домой.

— Спасибо, доктор. Спасибо за все.

— Это моя работа, — с улыбкой произносит доктор. — Извините, но мне пора. Смена ещё идет.

— Да, конечно. Извините. Спасибо ещё раз.

— Екатерина Андреевна, Генрих Константинович, поезжайте домой, отдохните. Все хорошо. — обнимаю родителей Кирилла. — Я присмотрю и за Соней, и за Кириллом. Как только ему лучше будет, отправлю домой отсыпаться, — с улыбкой добавляю. Общий груз спал. Легче даже дышать стало.

— Хорошо, Анечка. Но если что нужно, звони. Мы семья все-таки для вас с Соней.

— Спасибо.

— Анют, мы тоже поедем. — подходит ко мне Тина и Руслан.

— Конечно, — обнимаю ребят. — Спасибо за поддержку.

— Если что-то нужно, звони, — добавляет Руслан.

— Спасибо.

Не ожидала, что так много людей откликнется. Тут я не одна. А там была. Лишила такой мощи себя и дочь. Глупая. Но больше не дам из-за своей гордости страдать Соне. Она будет в семье. Будет знать бабушку и дедушку. Папу. Близких людей. У неё такая большая семья. И есть люди, которые её любят так же сильно, как я.

Медсестра провожает меня в палату. Маленькая моя девочка. Лежит под проводами и аппаратами. Ещё меньше кажется. Слезы глаза застилают. Молча скатываются по щекам. Моя сильная девочка.

— Она под обезболивающими препаратами и наркоз ещё действует, поэтому спит. Спать ещё долго будет, организм должен восполнить силы, — поясняет медсестра, видя моё состояние.

— Спасибо, — криво улыбаюсь ей.

— Не волнуйтесь вы так. Девочка ваша сильная. Врач у вас хороший. Все будет хорошо.

— А можно вас попросить об уходе за Соней дополнительно? Я заплачу, — спрашиваю медсестру и протягиваю ей купюры. Только она отодвигает мою руку.

— Не нужно. Тут за всеми уход хороший. На эти деньги лучше Соне вкусняшек купите, когда она поправится.

— Спасибо. Извините, если обидела.

— Все хорошо. Это нормально, когда родители желают для своего ребенка самое лучшее. — Нам уже пора.

— Девочка моя, я так тебя люблю! — целую в висок дочку. — Я скоро вернусь, — осторожно поглаживаю по руке, чтобы ничего не задеть. — А можно я номер свой оставлю? А вы мне позвоните, как Соня очнется.

— Можно, конечно, — улыбается медсестра.

— Спасибо, — протягиваю ей карточку с номером на обратной стороне.

— А вот и ваш папа. — проводит в палату к Кириллу. — Вашему мужу нужен покой и восполнить силы, — показывает на темную шоколадку медсестра. — Как только будете чувствовать себя хорошо, можете ехать домой. В реанимационном отделении вам оставаться нельзя.

— Хорошо. Спасибо. — благодарю медсестру.

— Держи шоколад, легче станет. — протягиваю ему вкусняшку.

— Не хочу, — отмахивается от нее. — Как Соня? — первое, о чем спрашивает. Приятно, что переживает.

— Опасность позади, — отвечаю и прислоняюсь лбом к его плечу. — Спасибо. Ты спас нашу дочь. Если бы не ты… Даже думать не хочу, что бы было.

— Я не мог иначе. Она же наша. — так тепло отзывается и пытается подняться, но его ведет.

— Мммм… Голова кружится. — взвывает Кир.

— Садись, — возвращаю на место. — Ешь, — протягиваю кусочек шоколада.

— Не хочу… Домой хочу.

— Дольку съешь, отвезу.

— Правда?

— Да.

И Кир съедает. Удается два кусочка запихнуть. Шатаясь и опершись об меня, мы с Кириллом покидаем больницу. Если бы ему не нужно было отлежаться, я бы там в коридоре ночевала. Но была бы рядом с дочкой. Врачи правы, в реанимации нельзя. Но что делать, когда материнское сердце там.

— Поехали, — завожу мотор и адрес в навигатор. Сама на права выучилась в Гонконге. Там, конечно, правила и тип вождения другой, но за рулем тут не впервые.

Домой доезжаем быстро. Кирилл даже уснуть успел. В комнату уже полусонного затаскиваю. Еле уговариваю снять обувь и хотя бы куртку. С трудом удаётся все это стащить и кинуть на кресло.

— Боже, какой ты тяжелый! — сваливаю его на кровать, чуть не падая следом.

— Останься, — просит Кирилл.

— Тебе нужно отдыхать.

— Уууу… Голова болит… — давит на жалость Кирилл. — Останься со мной, — просит ещё раз. — Разве можно оставлять человека одного после того, как он спас нашу дочь? — особенно выделяет последние два слова. — Обещаю, приставать не буду.

— Ладно, но только на одну ночь. И только потому, что спас нашу дочь.

Снимаю обувь. Сама в толстовке остаюсь. И только касаюсь его груди. Он обнимает, я растворяюсь в его объятиях и уплываю во снах.