Бинг умирает.
В то пасмурное июньское утро я ударилась в панику.
Мы со Стивом сидели в приемной больницы, куда три дня тому назад привезли нашего сыночка. Меня трясло. Стив словно приклеился к стулу и бездумно переворачивал глянцевые странички журнала «Жизнь страны», а я не могла усидеть на месте и, словно идиотка, хлюпая носом, металась по коридору.
— О, Стив! — повторяла я. — О, Стив! Я этого не вынесу!
Поначалу муж пытался поговорить со мной, убедить, успокоить, но вскоре оставил эти бесплодные попытки. Мое поведение начало раздражать его, ведь обычно я уравновешенна и совершенно не склонна к истерикам.
Он часто подтрунивал надо мной из-за маленького роста, курносого носика и не в меру огромных глаз: ну прямо агнец небесный, слабая и беззащитная. Но на самом деле я не такая, Стив знал, что вплоть до сегодняшнего дня мне неплохо удавалось выпутываться из любых переделок.
К примеру, мой отец, летчик-испытатель, погиб на глазах у нас с матерью, когда мне было пятнадцать. Мама упала в обморок, и ее увезли в больницу, а я с честью вынесла этот страшный удар. Через несколько лет умерла моя мать, и у меня не осталось никого, кроме тети-инвалида, а за душой — всего несколько сотен фунтов. Я, девятнадцатилетняя девчонка, справилась и с этим. Нашла себе довольно приличную и весьма интересную работу секретаря у одного издателя, где и трудилась, пока не встретила Стива.
Выглядел он сегодня, мягко говоря, не самым лучшим образом. Да и я тоже. За одну ночь мы состарились лет на сто. Именно столько прошло с тех пор, как дежурная сестра поведала нам ужасную правду о сыне.
Бинг настолько сильно обгорел в той ужасной железнодорожной катастрофе, что ему вряд ли удастся выкарабкаться.
В день аварии Бинг поднялся ни свет ни заря и вытащил меня из кровати около семи. Помню, я велела ему угомониться, потому что поезд отходил только в девять. Но унять мальчишку не было никакой возможности. Он скакал вокруг меня по кухне в серых отглаженных шортах и белой рубашке с закатанными рукавами. Ребенок просто светился от счастья.
Его белокурые волосики вечно стояли торчком. Голубые глаза с восторгом взирали на меня через смешные линзы очков, в которых он походил на совенка. И еще эта комичная улыбка от уха до уха, открывавшая два кривых зуба.
Бинг болтал без умолку.
— Мам, как ты думаешь, там здорово будет?
— Мам, а сколько раз, по-твоему, мистер Перкинс разрешит нам искупаться?
— Мам, ты знаешь, что мы весь поезд заняли? Он специально у школы остановится, нас забрать?
Я каждое словечко помню. И худенькие руки, усыпанные веснушками. Господи, вы только подумайте, на нем ни дюйма здоровой кожи не осталось. Ни дюйма! Есть от чего задрожать и сойти с ума.
Внезапно меня охватила ярость. И чего я взываю к НЕМУ? Чем провинились перед НИМ сто двадцать мальчишек и их воспитатели?
Их просто собрали и повезли на море, чтобы отпраздновать день основания школы, только и всего.
Но поезд так и не достиг места назначения, его буквально смел с путей встречный экспресс. Счастливые, довольные, веселые люди мигом превратились в груду тел, где шевелились визжащие от боли раненые. «Хуже, чем на поле брани», — сказал один репортер.
Просто чудо, что из такого огромного количества детишек только десять погибли и двадцать были ранены. Бинга это чудо не коснулось. Наш сын числился в списках смертельно раненных.
Когда позвонили из полиции и сообщили о происшествии, мы с мужем побросали все дела и кинулись в больницу — было такое чувство, что наш мир рушится.
Мое непрестанное мельтешение по коридору приемной вывело Стива из себя, и он не выдержал:
— Прошу тебя, постарайся расслабиться, Крис. Так ты делу не поможешь. Успокойся, милая, умоляю тебя, присядь.
Но я не могла. Мысли о Бинге не покидали меня.
Ему еще и одиннадцати не исполнилось. Такой маленький, но любит, чтобы с ним обращались как со взрослым.
День рождения у него 28 марта. До сих пор помню, какую вечеринку мы закатили. Погода выдалась на редкость теплой, а Бинг — мастер выдумывать всякие игры, и друзей у него — видимо-невидимо. Он ходит в приличную школу, ту, что неподалеку от нашего дома. Перед чаем мы играли в настольный теннис.
Милый мой, обожаемый Бинг! Постоянно что-нибудь выкидывает. Но мы со Стивом рады, нам не нужен сынок-паинька. Нам нравится, что Бинг умеет отстоять свою точку зрения и что у него такой пытливый ум. Все время что-то планирует, о чем-то спорит, что-то мастерит…
— Слышь, мам, ты только глянь, что я сделал…
Сколько раз я слыхала это? Я изо всех сил зажмурилась, чтобы не зареветь, и начала с жаром молиться Богу, о котором слишком редко вспоминала в благополучные времена.
— Господи, дай мне услышать это еще раз. О Господи, пусть Бинг скажет это еще раз. Не отнимай его у нас! — бормотала я вполголоса — так, чтобы Стив не услышал меня. Потом я снова вспомнила Бинга, и слезы градом покатились по моим щекам.
— Покури, милая, и полистай журнал, — резко бросил Стив. — Что толку реветь? Врачи проводят совещание по поводу Бинга, ты им вряд ли поможешь, если будешь слезы лить.
— Не так часто я слезы лью, ты же знаешь, — всхлипнула я.
Застывшая маска на лице Стива немного смягчилась, и он протянул мне руку:
— Бедненькая моя. Я же все понимаю, не бесчувственный ведь болван. Незнание убивает…
Настал его черед дать волю нервам. Он покраснел, выдернул руку и уперся взглядом в журнал. Мне показалось, что он плачет. Я никогда не видела, чтобы Стив рыдал, но этот случай — из рук вон. Тут любой заревет.
Я постаралась последовать совету Стива. Села, прикурила сигарету, и меня тут же замутило. А чего я ждала, я ведь за сутки ни крошки в рот не взяла.
И мы совсем не спали. Просто тихонечко лежали в огромной кровати. Я очень люблю Стива, но ни за что не поверю, что есть пары, которые ни разу в жизни не поссорились. Мы со Стивом частенько спорим. Конечно, мы обожаем друг друга, но мы всего-навсего живые люди. Чтобы быть счастливым, вовсе не обязательно подбирать себе для жизни похожего человека, мы — тому пример.
То, что Стив успокаивал меня сейчас и упрекал за нервозность, — прямо насмешка судьбы. Из нас двоих самый нервный — он. Всегда с полоборота заводится. Муж не раз повторял, что со мной он чувствует себя спокойно, потому и женился на мне. Я всегда такая уравновешенная, во всем разбираюсь, и в здравом смысле мне не откажешь. Именно такая жена и была ему нужна: хотя он тоже человек уравновешенный и здравомыслящий, но на него частенько накатывает неуверенность в собственных силах, хандра и дурные предчувствия. И с деньгами по-глупому рискует. Мы частенько сидели без гроша в кармане из-за его неудачных операций на бирже. Все равно мне нравится наблюдать за своими мужчинами, направлять их и решать их проблемы. Стиву всегда важно знать мое мнение. И вот в самый страшный день нашей жизни именно я начала разваливаться на куски и искала, к кому бы приткнуться.
Я поглядела на мужа. Высокий, немного сутулый, он сильно похудел за последнее время. Черные волосы быстро редели. Но июньское солнце уже успело постараться и оставить свой след — лицо загорелое, такое славное. Я до сих пор считаю его привлекательным мужчиной. По крайней мере, когда он не напяливает свои дурацкие очки, которые сейчас болтались на кончике его носа. Если он в настроении, то с ним можно со смеху помереть. Мы частенько вместе смеемся, у нас есть свои, только нам понятные шуточки, а это так важно для счастливого брака. Но, господи, как же далеки от нас в это утро и смех, и шутки!
Бинг тоже носит очки. В этом они похожи.
Веселый задорный Бинг встал у меня перед глазами, и тут меня по-настоящему замутило.