Глава 12

Она совсем не изменилась. Все та же шикарная красавица Анна, только на одиннадцать лет постарше, и, может, немного веса набрала — в молодости, перед свадьбой с Руди, она была кожа да кости, — но на лице — ни единой морщинки. Глаза сверкающие, лучистые, золотые волосы подстрижены короче прежнего. Безупречную картинку дополняли розовый элегантный костюмчик по фигуре, белые туфельки и перчатки, в руках — белая же сумочка. Анна представляла собой идеальный образчик шикарной американки, которая умудряется выглядеть безукоризненно даже после перелета Рим — Генуя в жаркий солнечный день.

Мы стояли и глазели друг на друга. В ее огромных глазах светились тысяча вопросов.

— О, Анна!.. — протянула я ей навстречу руки.

Но Анна не двинулась с места и рук моих не взяла. И вообще вела себя так, будто мы никогда не были с ней лучшими подругами. Она даже на шаг назад отступила, как будто боялась, что я до нее дотронусь.

— В чем дело? — спросила она. — Что происходит? Ради бога, скажи, зачем ты разыскивала меня по радио?

Ее австрийский акцент еще давал о себе знать, но голос стал более резким, американизированным, если можно так выразиться. Я пустилась было в объяснения, но она тут же оборвала меня:

— Я приехала только потому, что этот человек, мистер Как-его-там, дал мне понять — это срочно. Но ты поставила меня в ужасно неловкое положение. Я не знала, что мужу сказать. Он, наверное, решил, что я из ума выжила… когда услышал это объявление, которое я была не в состоянии объяснить. А что я, по-твоему, могла ему сказать? Ему же не известно ни про тебя, ни про Кицбухел… — Анну аж передернуло, когда она произносила это название. — Поэтому я даже начать объяснять не могла. Сказала, что, видно, моя давняя подруга попала в беду, а я обещала прийти ей на выручку, если что, только и всего. Он хотел со мной поехать, и моя приемная дочь Каролина тоже, но мне пришлось им отказать. Мы собирались осматривать руины Рима, но мне на всякие там руины наплевать, так что я настояла, чтобы они не меняли своих планов. Каролина без ума от археологии и всякого такого. Одним словом, удалось одной выбраться. Но ты меня до смерти перепугала. Я всю дорогу переживала. Тебе этого не понять!

Она прервала свою тираду, раздраженно бросила перчатки с сумочкой на кровать и оглядела непритязательную комнатку с выражением «Это уж слишком!». Я невесело усмехнулась. Все та же Анна, только еще больше набалованная. Совсем не похожа на испуганную зареванную девчонку, которая в буквальном смысле слова валялась у меня в ногах, умоляя помочь ей.

Теперь она безупречная жена американского миллионера, и все должно быть так, как она пожелает. Ее тоже можно было понять — кому понравится, когда кто-то лезет в его спокойную безмятежную жизнь и тыкает в неприглядное прошлое, тень которого, как казалось, уже давно развеялась по ветру.

— Анна, ты, конечно, переживаешь, но я — во сто крат больше. Я в полном отчаянии, иначе ни за что бы не нарушила наш пакт, уверяю тебя.

Анна вытаращилась на меня, провела рукой по золотым кудрям и присела на кровать.

— У тебя нет права нарушать наш договор. Никакого права нет! — воскликнула она.

— Анна, прошу тебя, выслушай меня для начала, — набралась я терпения. — Ты же не думаешь, что я сделала это просто из прихоти, правда? Я бы ни за что на свете не обратилась к тебе, если бы не крайний случай, так ведь?

— Может быть, — надула она губки, — можно мне чашку кофе? Что-то мне стало нехорошо в самолете. Обычно я нормально полет переношу, но тут такое! Не могла ни капли в рот взять там, в воздухе, а мне так кофе хочется!

— Я закажу.

Меня разрывало от желания излить Анне свою историю и уговорить ее немедленно послать за близнецом Бинга, но настало время попрактиковаться в терпении. Только терпение и тактичность могут принести мне победу. Я прекрасно знала Анну, давить на нее бесполезно.

Я вызвала официанта, заказала две чашки кофе и вернулась в комнату.

Анна сняла жакет и ждала меня, такая молоденькая, загорелая. На пальце сверкнул невероятных размеров бриллиант обручального кольца, окруженный жемчугом. В ушах — золотые серьги с громадными жемчужинами. Она вытащила из сумочки пачку американских сигарет и золотую зажигалку, прикурила и предложила мне. Я покачала головой.

Вот она сидит передо мной, такая шикарная, такая прекрасная и такая равнодушная. Ее враждебность разочаровала меня, но я припомнила слова Гила о том, что всегда нужно стараться понять другого.

— Анна, прошу тебя, прости меня за столь дерзкое вмешательство в твою жизнь. Я не собиралась этого делать. Поверь мне.

Подруга выпустила облако дыма и оглядела меня с ног до головы, явно не одобряя мое хлопчатобумажное платье в цветочек без всякого намека на шик. По выражению ее лица я поняла, о чем она думает: ее школьная подруга не преуспела в жизни в общем понимании этого слова, не то что она! Анна снова обвела удивленным взором незатейливую комнатушку:

— Почему ты здесь? В таком месте?

— Не обращай внимания. Давай лучше я расскажу тебе, зачем ты так срочно мне понадобилась.

— Неужели ты приехала в Италию только для того, чтобы встретиться со мной?

— Да.

— А как ты узнала, что я в Риме?

Я завела свой рассказ, вышагивая по комнате. Жалюзи были на три четверти опущены, и здесь до сих пор было довольно прохладно, но мрачновато. Унылая атмосфера, до которой Анне не было никакого дела.

— Значит, ты говорила с первым мужем Джулианы?

— Извини, если влезла в твою частную жизнь, но другого выхода у меня не было.

— И даже встречалась с Марией-Жозефой в Лондоне! С этой сучкой! — фыркнула Анна.

— Да уж, приятной ее никак не назовешь.

— Бедный Руди ненавидел ее. И Вилли она сердце разбила.

— Жаль твоего брата, я не знала, что он умер.

Анна стряхнула пепел на пол.

— Не пора ли рассказать мне, к чему вся эта беготня? До сих пор ты только и делала, что говорила о том, как выслеживала меня по миру. Тебе повезло, мы с Рассом чуть не уехали с Эдельманами в Сан-Тропе вместо Портофино.

Я ухватилась за спинку стула. Мне предстояло рассказать ей об ужасном происшествии, отправившем меня в путь, и мне была нужна хоть какая-то поддержка.

Раздался стук в дверь, официант принес нам кофе, поставил его на столик и ушел. Ни одна из нас даже не притронулась к напитку, настолько мы были поглощены друг другом.

— Но прежде чем продолжить, скажи… твой… с твоим… с Руди все в порядке?

— Насколько мне известно, да. В последний раз я его видела, когда он в горы с ребятами уходил.

Я зажмурилась, представив себе, как Бинг совсем недавно отправлялся на море со своими школьными товарищами. И я была так же беззаботна, как Анна, никаких предчувствий о трагедии, которую готовит моему малышу ближайшее будущее.

— Близнец Руди — мы зовем его Бинг, но его настоящее имя Стивен — он попал в ужасную аварию, Анна, — выпалила я. — Он может умереть.

Анна медленно повернулась ко мне, краска сбежала с ее лица.

— Какой ужас! Что случилось?

Я рассказала ей все: и про крушение поезда, и про необходимость срочной пересадки кожи.

— Когда он, сэр Джон Риксон-Додд, один из ведущих пластических хирургов в мире, сказал, что есть только один способ спасти Бинга — пересадить ему кожу близнеца, мне пришлось признаться во всем Стиву, признаться, что у Бинга есть брат-близнец.

Анна побелела, словно лицо ее мукой присыпали. В глазах плескался непередаваемый ужас.

— Ach, lieber Gott! — перешла она на язык своей юности.

— Мне пришлось. Я не хотела. Ты же знаешь, за все прошедшие годы я даже не пыталась связаться с тобой. Нам не стоило встречаться, и для меня это было так же важно, как и для тебя. И тут судьба, как назло, выкидывает эту отвратительную шутку, берет меня за руку и ведет прямиком к тебе. Ничто на свете не могло заставить меня рассказать Стиву правду, кроме как необходимость спасти Бингу жизнь.

Анна опустила сигарету в маленькую пепельницу у кровати. Дыхание ее участилось, руки дрожали, бриллиантовое кольцо отбрасывало солнечных зайчиков.

— Ach, lieber Gott! — повторила она. — Это просто кошмар какой-то!

— Особенно для Бинга, — согласилась с ней я. — У него почти все тело обгорело. Еще чуть-чуть, и он скончался бы на месте.

— А для меня?! — В ней заговорила эгоистка, а не мать умирающего мальчика. — Если об этом узнает мой муж… мои друзья… все, кто считает, что я родила только одного ребенка, тогда браку моему — конец!

— А как насчет меня? — разозлилась я. — Мне пришлось рассказать Стиву, что Бинг — не его сын. Думаю, он бросит меня, как только кризис останется позади.

Анна стукнула кулачком по ладошке:

— Это просто кошмар! И твой муж теперь в курсе, и доктора, скоро весь мир узнает. Разразится ужасный скандал!

Терпению моему пришел конец, и я набросилась на нее словно фурия:

— Господи, о чем ты говоришь? А как же Бинг? Да, я вырастила его, всегда считала его своим сыном, но родила-то его ты. Он твой. И он умирает. Только это имеет значение, не так ли? Ты его мать, Анна, и он брат Руди.

Она прижала руку к горлу. Никогда еще мне не доводилось видеть столь разительную перемену, произошедшую с холодной самоуверенной женщиной всего за несколько минут.

— Ach, lieber Gott! — беспомощно потрясла она головой.

— Ты обязана послать за Руди, — лихорадило меня. — Ты обязана позволить мне отвезти его в Англию. Он должен дать свою кожу Бингу.

Анна вскочила на ноги, щеки полыхают огнем.

— Исключено! Это может быть опасно.

— Ничего подобного… доктора слово дают. Если сердце у него работает нормально и здоровье хорошее, то опасности никакой нет.

Анна зажала рот трясущимися руками:

— Я не могу позволить, чтобы Руди страдал. Пересадка кожи — это же так больно!

— Да он даже ничего не почувствует. Он под наркозом будет, а потом останутся только неприятные ощущения. Даже температура не поднимется. Ничего страшного в этом нет. Сотни людей дают свою кожу для пересадки, как Стив, например, он же дал свою кожу Бингу. Если повезет, то одной операции будет вполне достаточно. Если понадобится вторая, то только недели через три-четыре после первой, когда Риксон-Додд сможет точно определить, какие участки тела все еще нуждаются в пересадке. Я еще до отъезда все как следует разузнала.

— Меня сейчас вырвет, — заявила Анна, клацая зубами.

— Прекрати думать о себе! Анна, Анна! Подумай о Бинге — о твоем сыне! Он умрет, если Руди не даст ему свою кожу.

— Да это просто надругательство — обращаться ко мне с подобной просьбой! Да я его даже не знаю, этого близнеца Руди. Он для меня абсолютно чужой. И Руди ничего о нем не известно. У него наверняка шок будет, вдруг он от него никогда не оправится!

Мне захотелось прибить ее прямо на месте, и все же я постаралась влезть в ее шкуру. Я собрала остатки терпения и снова пошла на штурм:

— С другой стороны, это может показаться ему очень забавным. Дети, они такие. Мне кажется, Руди будет очень интересно, ведь у него появится брат — в точности такой же, как и он сам. Это же просто здорово!

— Просто здорово! — зашлась Анна. — Снимать с него кожу по кусочкам!

— А как же Бинг? Он весь обгорел и так страдает, что Руди и во сне не приснится. Жизнь Бинга висит на волоске, а он такой чудный малыш…

Я подскочила к туалетному столику, порылась в сумочке, вытащила цветное фото Бинга и протянула его Анне:

— Погляди, ты только погляди на него!

Она поглядела, уронила фото на кровать и закрыла лицо руками:

— Это же Руди. Господи, это же Руди!

— Само собой, они же близнецы, — напомнила ей я.

— Это же Руди, — разрыдалась Анна. — О господи, бедный малыш!

Я немного воспрянула духом. Мне удалось найти нужный подход к этой странной женщине, пробудить жалость к ребенку, которому она подарила жизнь. Я села рядом и обняла ее за плечи.

— Представляю себе, как ты сейчас себя чувствуешь, бедная моя Анна. На твоем месте я бы так же отреагировала. Лицо Бинга совсем не пострадало, он его руками закрывал. Но тело… тело… — Я остановилась.

Анна вырвалась из моих объятий и поднялась:

— Мне надо в ванную. Меня сейчас вырвет.

Я отвела ее в ванную с санузлом, и она закрылась внутри. Я снова опустилась перед распятием:

— Смягчи сердце ее, пусть она почувствует, что должна помочь Бингу.

Когда Анна вернулась, прижимая платочек к губам, вид у нее был настолько больной, что мне действительно стало ее очень жаль. Она всегда была слабой, действовала, подчиняясь внезапным порывам, все важные решения перекладывала на плечи других людей. В Кицбухеле, например, она опиралась на меня. Вот и теперь Анна почувствовала необходимость прислониться ко мне.

— Выпей кофе, — кивнула я в сторону стола. — Сахару положить?

Она покачала головой, залпом опустошила чашку и попросила еще.

Как только зеленоватый оттенок лица стал более-менее нормальным, я снова заговорила с Анной:

— Знаю, это жуткий шок. Мне ужасно жаль, но ты ведь понимаешь, что выбора у меня не было, правда, Анна? Скрыть существование близнеца значило бы убить мальчика. Это единственный способ спасти его.

Анна кивнула и поднесла платочек к губам. Через несколько мгновений она снова обрела способность говорить.

— Что я только не передумала, когда это объявление по радио услышала, но такое мне даже в голову не пришло. А потом, когда твой друг сказал мне про тебя, я решила, что у тебя настали тяжелые времена… я имею в виду финансовую сторону… и я понадобилась тебе, чтобы вытащить вас из этой пропасти или еще что.

— Поверь мне, Анна, за деньгами я бы к тебе никогда в жизни не обратилась. Даже если бы мы с голоду умирали, — без всякого выражения проговорила я.

— Я была так счастлива, — прошептала подруга. — Первые годы в Филадельфии прошли очень трудно, я только недавно узнала, как прекрасна может быть жизнь. С кузиной разве жизнь была! Не спорю, Джулиана и меня любила, и Руди, и мне до сих пор нравится бывать у нее, но Гарри я просто терпеть не могла.

— А мне он показался довольно милым человеком, с радостью помогать бросился.

— Нельзя судить о человеке по одному телефонному разговору. Он всегда бегал от бедной Джулианы, позорил ее, и все только потому, что она не могла родить ему ребенка. Из-за этого он и присутствие Руди в своем доме не слишком одобрял.

— Но он сказал, что Руди — просто прелесть и что он его очень любит.

— Чепуха! Да ладно, это никакого значения теперь не имеет. Джулиана оставила его. И ничего удивительного. Я всегда старалась ради Руди, пыталась дать ему самое лучшее. Сперва работала на одного знаменитого кутюрье из Вены, ты же знаешь, как мне всегда нравилось придумывать всякие новые модели. И мне удалось добиться определенного успеха, в итоге я даже его партнером стала. А потом снова вышла замуж.

Я кивнула, но внутри меня все горело от нетерпения. Анне хотелось поговорить о жизни, рассказать о себе, а я только о Бинге и думала. Но я не стала торопить ее: пусть выговорится. Она рассказала мне о встрече с ужасно богатым вдовцом Расселом Хопкинсом, который по уши втрескался в нее, предложил ей руку и сердце и все сокровища мира в придачу. Он немолод, но такой душка. Уж лучше быть любимой девочкой старика, чем рабыней молодого красавца. Она была так счастлива с ним. И с Руди он хорошо ладит, даже собирается послать его в Гарвард. Относится к Руди не хуже, чем к своей дочери Каролине.

— Я так счастлива была, — повторяла она снова и снова. — Расс считает меня ангелом небесным. Что он обо мне подумает, когда узнает об этом мальчике… Стивене… Бинге… как вы его там называете. Он сочтет, что я просто чудовище, отдала тебе своего родного ребенка!

— Не сочтет, Анна, я уверена, что нет. Он поймет, как тебе было тяжело, в какие обстоятельства ты попала. Поймет и простит тебя.

— Но у него столько влиятельных друзей в Нью-Йорке и Бостоне. Бостонцы все такие респектабельные люди, снобы, если уж на то пошло. Они не одобрят моего поступка, не должна я была отдавать одного из близнецов в аренду сразу после его рождения только потому, что не могла себе материально позволить содержать его.

Меня передернуло. Надо же, оказывается, она сдала мне Бинга в аренду! Я никогда не считала себя его приемной матерью и сейчас не могла переступить через это. Он мой и только мой.

Мы снова начали спорить. «Прямо как в старые времена», — хмыкнула я про себя. Анна всегда думала в первую очередь о себе, и за прошедшие годы ничего не изменилось.

Я умоляла, я упрашивала ее найти Руди и разрешить ему помочь брату. Она рыдала, сопротивлялась, временами злилась и кидалась на меня, словно фурия. «Какое я имею право разбивать ее мирную жизнь?! — вопрошала она. — Почему думаю только о том ребенке, которого усыновила? А о втором несчастном мальчике даже не задумываюсь? С него кожу заживо сдерут, а мне все равно».

Я отбивалась, напоминала о страданиях бедного Бинга, которые ни в какое сравнение не идут с тем, что придется перенести Руди. «Нет, нет, ни за что!» — повторяла Анна, и я бросалась на нее с рычанием, как самка, защищающая своего детеныша. Именно так я себя и чувствовала, так и вела себя. Орала. Наверное, мы всю гостиницу своими воплями на уши поставили, хотя, с другой стороны, вряд ли — итальянцы ведь не англичане, они частенько выходят из себя, и такие бурные сцены никого не удивляют.

— Послушай, Анна, если ты сейчас откажешься, то собственными руками убьешь Бинга, — сказала я. — Будешь повинна в смерти своего собственного сына.

Анна отпрянула назад, покраснела, потом побледнела. Бросилась на подушку, вцепилась в нее пальцами и принялась стучать каблуками по кровати, прямо как в кино.

— Ты животное!.. Сказать мне такое! Ты просто чудовище! Отвратительная тварь! Как ты можешь такое говорить! Хочешь свалить всю ответственность за Бинга на меня! Это несправедливо. Он все равно может умереть, даже если я разрешу эту операцию.

— Он не умрет, если ему сделают эту пересадку, — процедила я сквозь зубы, склонившись над ней. — Я это знаю. Ему надо дать шанс. Будь ты нормальной доброй женщиной, то обязательно дала бы ему этот шанс. У тебя просто сердца нет. Ты злобная мачеха, а не мать. О господи, поглядела бы я на тебя, если бы твой Руди оказался на месте Бинга, а я отказалась бы спасти его.

Анна села. Как же она изменилась, промелькнуло у меня в голове. А всего только час прошел. Куда только подевалась чудная, цивилизованная до мозга костей американка миссис Рассел? Передо мной сидела первобытная женщина, волосы всклокочены, глаза горят, тушь по лицу размазалась. Словно из дурдома сбежала. И все же сомнения грызли ее, и она колебалась. Анна ничего не говорила. Только сидела и мотала головой из стороны в сторону. Словно старалась прогнать пустившую корни и все разраставшуюся совесть.

Я опустилась на колени и взяла ее за руки. Я даже представить себе не могла, что когда-нибудь стану участвовать в подобной сцене. Та Кристина Росс, которую все знали, была совсем другой. Сегодня я была такой же страстной и безумной самкой, как и Анна. Даже хуже!

— Анна, Анна, умоляю тебя, даже если ты никогда никаких благородных поступков в жизни не совершала, прошу, прошу тебя, позволь Руди попытаться спасти своего брата. Ради бога, дай ему шанс. Я ничего не могу предложить тебе взамен, только свою безмерную благодарность. Я так люблю Бинга. В нем вся моя жизнь. Может, он не плоть от плоти моей, не кровь от крови, но мне кажется, что это так. Если бы ты только видела его маленькое забинтованное тельце, эту вселенскую боль в голубых глазах! А ведь он всегда был таким смешливым, таким веселым, настоящий спортсмен. Ты бы обязательно полюбила его, если бы узнала поближе.

— Руди тоже спортсмен. — Лицо Анны снова скукожилось от наступающих рыданий. — Видела бы ты его с друзьями в бейсбольной команде. И глаза у него тоже голубые. Только вот зрение — не очень, это от бабушки досталось. Приходится очки носить.

— Бинг тоже очки носит, — затаила я дыхание. — Окулист говорит, это наследственное. И один зуб кривой. У Руди есть кривой зуб? Резец слева. Его даже пришлось удалить, чтобы остальные зубы нормально росли. Слишком большие, говорят.

Анна немного успокоилась, сидела, обхватив колени руками и уставившись перед собой невидящим взглядом.

— То же самое, то же самое, — пробормотала она. — Даже с этим дурацким передним зубом. Они как две горошинки в одном стручке.

— Близнецы, — напомнила я ей. — О, Анна, неужели ты не понимаешь — если Бинг умрет, это все равно что Руди умрет? Ты не можешь допустить этого.

Анна опустила голову и тихонько заплакала.

— Анна, милая, — не сдавалась я. — Я знаю, это просто ужасно, это такой шок для тебя. Но я слово даю, если бы я оказалась на твоем месте, я посчитала бы своим долгом спасти Руди. Призналась во всем Стиву и отвезла бы Бинга к тебе.

Она подняла свое мокрое от слез лицо.

— Я верю тебе. Ты такая сильная, такая решительная. Ты всегда говоришь правду. Но Крис, Крис… как на это Расс отреагирует?

— Я поговорю с ним, скажу, что это была моя идея, что я заставила тебя.

У Анны вырвался нервный смешок:

— Вряд ли это обелит меня. Я не имела права разлучать близнецов, ты же все время твердила мне об этом. Предлагала забрать «Первого» обратно, несмотря на наш уговор. — Она провела тыльной стороной ладони по глазам и вздохнула, как опечаленный ребенок. — Не думай, что я такая бессердечная, что я никогда не вспоминала второго близнеца. Иногда, когда я встречала близняшек, я вспоминала о брате Руди и думала, как бы они смотрелись вместе.

— Я тоже очень часто думала о тебе и Руди, Анна.

— Ты рассказала Марии-Жозефе об этой истории?

— Что ты, нет, конечно! Кстати, ты знаешь, у нее тоже близнецы. Это у вас в роду.

— Да, я слышала о сыновьях Вилли, — кивнула Анна. — А теперь расскажи мне еще про Бинга. Какое смешное прозвище. Бинг!

Я поднялась. У меня было такое чувство, будто я попала в торнадо и у меня появилась надежда на спасение. Я рассказала Анне о том, откуда появилось это прозвище, о младенчестве Бинга, каким славным он был малышом и каким милым он вырос. Все его любили. В школе он не слишком хорошо успевал, но зато спортсмен из него — первоклассный. Этим летом выиграл соревнования по бегу. И в крикет отлично играет, и в футбол. Ум у него такой пытливый, постоянно что-то мастерит, чинит. И так нас любит, «мамуся и папуся» — на первом месте. Мы так счастливы были.

Анна внимательно слушала мой рассказ, время от времени кивала. Слезы высохли.

— Это сверхъестественно. Просто невероятно. Ты как будто про Руди рассказываешь.

Я рассмеялась:

— Он же твой сын, Анна. Разве ты не видишь, Бинг — твой сын.

— Да, — глубоко вздохнула она.

Она опустила ноги на пол, достала из сумочки бумажник и вытащила фотографию. Прямо как я со снимком Бинга.

У меня сердце перевернулось.

На меня смотрел Бинг. В шортах, белом свитере и с бейсбольной битой в руках. Руди улыбался. И был в очках. Волосы немного короче, но в остальном — вылитый Бинг. Я даже дар речи потеряла.

— Они — одно лицо, Анна. — Слезы потекли у меня по щекам. — Их нельзя было разлучать. Они бы так сильно любили друг друга.

— Но им снова придется расстаться, вот что самое страшное, — сказала Анна. — Не можем же мы жить все вместе только ради близнецов — ты со Стивом и я с Рассом. — Она одновременно всхлипнула и засмеялась.

— Не стоит заглядывать так далеко вперед. Все само собой уладится. Мальчики узнают друг друга получше и будут общаться… потом.

Внезапно лицо Анны засветилось, в глазах появился прежний блеск.

— Да. Да, Бинг может приезжать к нам в Бостон. У нас такой шикарный дом, с бассейном, за городом. Он здорово проведет время.

— Мы — всего лишь бедные фермеры, но Руди тоже может приехать к нам и попробовать простой английской жизни в Суссексе, — подхватила я.

Анна принялась вышагивать по комнате. Она совершенно успокоилась.

— Знаешь, я тут вспомнила их рождение, там, в шале. Ты была со мной так мила.

— Помнишь маленького «Первого»? Я тогда так Бинга называла, потому что он первым родился.

— Да. Помню.

— Стив был на седьмом небе. Все так хорошо шло… до сих пор.

Анна остановилась и уставилась на меня:

— Говоришь, он плохо отнесся к твоему признанию?

— А чего ты ждала? Он был просто в ужасе, когда узнал, что Бинг — не его сын.

— Но свою кожу он ему все же дал?

— Дал. Он не может вот так просто взять и разлюбить мальчика, в этом я абсолютно уверена, но меня он ненавидит.

— Может, Расс тоже возненавидит меня.

— Это разные вещи, Анна. Абсолютно разные. Ну узнает Расс, что у Руди есть брат, что с того? На его жизнь это ведь никак не повлияет.

— Он считает меня верхом совершенства. И вдруг он поймет, что я могу и врать, и изворачиваться.

У меня сердце упало. Неужели Анна снова пошла на попятную.

Я стала убеждать ее, что врала и изворачивалась я, а не она. Она ничего плохого не сделала. С этической стороны если только, но ведь она не называла Руди сыном Рассела Хопкинса. Со Стивом все иначе, его можно понять.

— Знаешь, — заключила я, — мне было совсем не важно, бросит меня Стив или нет. Я только о Бинге думала. В этом Стив со мной полностью солидарен. Мы оба хотели найти Руди.

Анна тяжко вздохнула:

— Наверное, ты права, я действительно стану убийцей, если не помогу вам. Но как подумаю о предстоящих страданиях Руди, мне аж дурно делается. Но сначала мне надо с сэром Джоном Риксон-Доддом повидаться, если он заверит меня, что ничего страшного в пересадке нет, я соглашусь.

У меня голова от радости закружилась, я обняла Анну и расцеловала ее:

— О, Анна, спасибо тебе, спасибо, спасибо! Я никогда не смогу отблагодарить тебя. Я знаю, что тебе тоже тяжело. Как здорово, что ты сказала «да», ты такая храбрая! Ты ведь жить спокойно не смогла бы, если бы отказала мне, правда? Ты правильно поступила, сделала это ради Бинга, твоего сына!

Я чуть с ума не сошла от счастья, у меня будто гора с плеч свалилась. Теперь настала пора обсудить детали.

— Ты простишь меня, если я буду по-прежнему называть Бинга своим сыном? — спросила я. — Я знаю, что это не так, но мне до сих пор кажется, что это я его родила, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, но он ведь мой. — Анна мотнула прелестной белокурой головкой. Опять тот же эгоизм! Ох уж эта неисправимая человеческая натура! Решила поступить правильно, но не может утерпеть и не уколоть меня. Она ведь знала, как мне больно будет, но все же не сдержалась.

— Здесь так душно, — поспешила я перевести разговор. — Давай-ка выйдем на солнышко. Надо обсудить подробности. Нельзя терять ни минуты.

— Отлично! — согласилась Анна.

Мы допили еще теплый кофе и спустились вниз.

Загрузка...