Я все отдам за тебя

Глава 17

Хопкинсы, я и Руди уже сидели в приемной больницы Брамфилда, когда я ощутила, как накопившаяся за последние дни усталость настигла-таки меня.

Всего две недели тому назад я отправилась из Суссекса по миру искать Руди. И вот я опять здесь. Это просто невероятно! За это время я сильно изменилась. Пластырь с носа сняли, но синяк до сих пор не прошел, и чувствовала я себя неважнецки. Слишком быстрый темп пришлось выдержать. Бесконечные переговоры, уговоры, погони, автомобильная авария, эмоциональные передряги с Гилом, непрестанное, нарастающее с каждым днем беспокойство за Бинга — все это любого с ног свалит. Вообще-то я человек сильный, но эти две недели даже мое здоровье подорвали.

Через несколько мгновений я снова встречусь со своим мужем, а потом увижу его — алмаз моего сердца. Как же я соскучилась по Бингу!

Я вздохнула с облегчением, когда сестра сообщила, что «он держится молодцом». Доктора Блэка тоже вызвали и теперь собирались срочно связаться с сэром Джоном Риксон-Доддом. Вскоре весь медперсонал больницы будет в курсе внезапного появления брата-близнеца Бинга. Одному Богу известно, какие поползут слухи, но мне по большому счету было абсолютно все равно. Только одна вещь меня расстроила — когда Анна напала на женщину из приемного отделения и затараторила:

— Как там мой малыш, мой бедный обгоревший мальчик?

— Анна, прошу тебя, — зашипела я, схватив ее за запястье, — не забывай, что для всех он мой сын.

В этот раз Расс Хопкинс оказался на моей стороне.

— Конечно-конечно, Анна, — осадил он свою жену, — не надо ставить Крис в неловкое положение.

Анна мотнула красивой головкой и поджала губки. «Прекрасная и избалованная Анна никогда не была в состоянии подумать о ком-то, кроме себя самой», — горько вздохнула я.

Заведующая отделением тепло поприветствовала меня:

— Здравствуйте, миссис Росс, я так рада видеть вас снова, вас и брата Бинга… — Она протянула руку Руди и заговорила с Анной и Рассом.

«Какая же она уравновешенная, тактичная женщина, настоящий профессионал», — пришло мне на ум. Полагаю, наши отношения ее не слишком интересовали и сколько за ними лежало разбитых сердец и покореженных жизней — тоже, главное — чтобы пациент поправился. Появление Руди означало для нее только одно — вместе с мальчиком появился способ спасти Бинга. Мой Бинг был здесь звездным пациентом.

Анна сдержалась перед ней и не стала выставлять напоказ свое родство с Бингом, но о состоянии ребенка все же справилась. Ответ порадовал нас.

— Сегодня ночью он хорошо спал. Пересадка живых человеческих тканей очень помогает — на время.

— Под живыми человеческими тканями вы подразумеваете кожу, которую дает посторонний человек, не являющийся близнецом? — заинтересовался медицинскими деталями Расс.

— Вы правы, мистер Хопкинс.

— Когда понадобится настоящая пересадка, от нашего мальчика? — Рассел положил руку на плечо Руди.

— Это сэру Джону Риксон-Додду решать. В любом случае, мне кажется, что само присутствие близнеца должно помочь Бингу, поддержать его морально. Вы же знаете, как важен в деле выздоровления настрой пациента.

— Конечно-конечно, — закивал Расс Хопкинс.

— Когда мне можно будет повидаться с братом? — заволновался Руди.

— Очень скоро, — улыбнулась заведующая.

— Клёво!

— Бедняга. Похоже, он не понимает, как несладко ему придется во время операции, — прошептала мне Анна.

Я ничего не ответила. Может, это и неправильно, но в тот момент я испытывала стойкую антипатию к подруге и с большим трудом сдерживала свои эмоции.

— Можно мне увидеть малыша? — спросила Анна.

Мне показалось, что врач инстинктивно почувствовала, что она за женщина, потому что ответ ее прозвучал так:

— Бинг очень болен, миссис… Хопкинс, и… э-э-э… доктор не разрешает пускать к нему более одного пациента за раз. Слишком много эмоций могут только навредить. Мы даже мистера Росса в другую палату перевели. Доктор хочет, чтобы ребенок лежал один, в тишине и покое. В любом случае этому мальчику, — кивнула она в сторону Руди, — нет никакой нужды оставаться сегодня в больнице. Сэр Джон Риксон-Додд известит вас, когда будет нужно привезти его. Может, даже завтра, но надеюсь, он каждый день станет посещать Бинга.

— Ага, но я прямо сейчас хочу его увидеть! — вмешался разочарованный Руди.

— Увидишь, милый мой, потерпи немного. Сначала пусть с ним мама повидается.

«Мама». Я была готова расцеловать заведующую и, выходя из комнаты ожидания, бросила на Анну многозначительный взгляд.

Перед дверью в палату Бинга у меня случился нервный припадок.

— Знаете что… — сказала я ей, — наверное, мне сначала лучше с мужем поговорить, а потом уже к мальчику идти.

— Может быть, вы и правы, — кивнула та.

— Что вы обо мне думаете? — внезапно схватила я ее за руку. — Странно все это, правда ведь?

Поверх очков на меня поглядели теплые улыбчивые глаза. На поверку под формальной холодностью скрывалась очень милая понимающая женщина.

— Не стоит сейчас переживать по этому поводу, — потрепала она меня по руке. — В любом случае, странная это ситуация, нет ли — не мое дело. Я благодарна вам за то, что вы сумели найти близнеца Бинга, вот и все. Для тех, кто в курсе, — это просто чудо. Как будто внезапно отыскалось лекарство, когда надежда уже умерла.

— Спасибо, — прошептала я, стараясь не расплакаться.

А потом зашла в палату мужа и села на краешек его кровати.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Он казался тем же самым Стивом, может, чуть хуже выглядел из-за прошлой операции, только и всего. Муж сидел в кровати, читал газету, но тут же отложил ее, завидев меня, и знакомым жестом сдернул с носа очки. Внезапно я оробела в его присутствии, чего раньше со мной никогда не случалось, но наклонилась и поцеловала его в щеку:

— Милый мой Стив… милый ты мой Стив!

Стив немного отстранился от меня, но той жестокой ненависти, с которой он провожал меня в путь, в глазах уже не было. Это придало мне сил.

— Рад, что ты вернулась жива и невредима, — поприветствовал меня он.

— Тебя перевели от Бинга.

— Да. Ему нравилось со мной, но врачи решили, что мальчику нужен покой. Ты ведь знаешь, какой я по ночам беспокойный, а его нельзя все время на наркотиках держать. А мне то свет хочется включить, почитать, то еще чего, да и после пересадки мечусь по ночам. Нога болит. Ничего такого, милая, о чем бы стоило волноваться, но одному ему лучше.

Я кивнула, обратив внимания на слово «милая». Выходит, Стив несколько смягчился. Впервые после моего рассказа о Кицбухеле муж так любезно разговаривал со мной. Лед тронулся.

Я спросила его о Бинге, и он ответил мне то же, что и все — мальчик «держится». Но мне-то совсем другое знать хотелось — как он воспринял новости о близнеце.

Стив отвел взгляд, когда рассказывал мне об этом.

Бинг был слишком слаб, чтобы воспринять эту историю до конца. Он просто не в силах интересоваться тем, что происходит вокруг. Он, конечно, храбрый мальчик, но последнее время из-за постоянных болей стал раздражительным. Хотя новости удивили и порадовали его, однако реакция оказалась слишком вялой. Не то что у его жизнерадостного брата.

— Он посчитал все это очень странным и все время повторял «Надо же!» — говорил Стив. — Никому не известно, что происходит у детей в голове, они смотрят на жизнь не так, как взрослые. И все же он заявил, что с нетерпением будет ждать встречи с Руди. «Он решил мне свою кожу дать, какой смелый поступок!» — говорит, представляешь? Бедный Бинг!

— Бедный Бинг, — эхом повторила я.

Теперь настал мой черед рассказывать. Начала я с того, как встретила в самолете Гилфреда Барретта, описала, как тот заинтересовался проблемами Бинга и поисками Руди, то, какую неоценимую помощь оказал он мне с самого начала и до конца. Описала свою встречу с Анной в Параджи, аварию неподалеку от Рима, перелет в Бостон.

Хоть Стив и старался не смотреть мне в глаза, но рассказ мой явно заинтересовал его. Я чувствовала, как он напряжен, все время щелкает ногтем по краю газеты. За последнее время я привыкла общаться с людьми открытыми, которые готовы были кричать о своих чувствах с крыши; так странно было снова оказаться рядом со сдержанным, замкнутым в себе Стивом, который не умел показать своих эмоций, кроме как в самые критические моменты.

В итоге он поднял голову и поглядел на меня. В этом взгляде я прочла гораздо больше, чем простую благодарность.

— Господи, да ты через настоящий ад прошла за эти четырнадцать дней. Бедная Крис! Тебе и впрямь досталось, но ты молодец, справилась.

Мне хотелось взять его за руку и прижать ладонь к своей щеке, но я не могла. Просто сидела и молчала.

— Я все время о вас с Бингом думала, — выдавила я наконец. — Все время. Это просто кошмар наяву. Я словно выжатый лимон себя чувствую.

— Ничего удивительного.

— И даже чуть не погибла, — глупо хохотнула я и тронула себя за нос.

Стив поцокал языком:

— Так и есть. Мне очень жаль, что это произошло. Говоришь, несчастный водитель скончался?

— Да. Вот бедолага! А у Гила плечо вывихнуто было. Мне очень повезло — только контузия да несколько незначительных повреждений на лице. Правда, из-за сотрясения пришлось в больнице задержаться.

— Ты ничего подобного мне по телефону не рассказывала.

— Не хотела волновать тебя понапрасну, — сказала я, помолчала немного и добавила: — И потом, мне казалось, тебе все равно. Я знаю, что ты ко мне чувствуешь. Не думай, что я забыла.

Стив покраснел и закашлялся:

— Что бы я там ни чувствовал, я не хочу, чтобы ты пострадала. Не передашь мне сигареты? Они вон там, на туалетном столике.

Я прикурила для него сигарету и сунула ему между губ, как всегда делала. Когда-то… лет сто тому назад… он, бывало, ловил мою руку и целовал в ладонь. Я бы душу дьяволу продала, сделай он так сейчас.

— Предлагаю пока не разбираться в наших чувствах друг к другу. Сейчас главное — Бинг, — только и сказал он.

Я кивнула и прочистила горло.

— Кстати, Стив, тебя удар хватит, когда ты Руди увидишь. Он скоро придет к тебе знакомиться. Такое фантастическое, просто невероятное сходство, только голоса разные. Но это и понятно, Руди ведь американец.

— Сестра только что сказала мне, что сэр Джон Риксон-Додд вскоре приедет сюда из Лондона, возможно, даже сегодня вечером. Он должен решить, когда делать пересадку.

Я снова кивнула и поднялась:

— Пойду навещу Бинга. Что ты сказал ему… про все это?

— Как мы договорились. Что мы усыновили его и воспитали как собственного сына, но его настоящая мать и брат живут в Америке и должны приехать, чтобы помочь ему.

— Так просто звучит… надо же.

— Да уж, — вздохнул Стив.

Я обернулась, стоя на пороге. Стив водрузил на нос очки и снова принялся за газету. Внезапно я с новой силой осознала, как люблю своего милого старину Стива, тихого такого, нежного Стива. Перед Гилом я была в неоплатном долгу, только и всего, несмотря на весь его шарм, красоту и невероятные человеческие качества. Любила я только Стива. Однолюбка — вот кто я такая, и меняться уже поздно.

— Я люблю тебя, Стив, так люблю! — прорвало меня. — Клянусь тебе! У меня сердце на части разрывается. Постарайся запомнить это.

Не давая ему опомниться, я выскользнула за дверь и захлопнула ее.

Только в этот момент я до конца осознала, какую рану нанесла своему дорогому Стиву. Ему было больно не потому, что я обманула его или лгала ему, и не потому, что я больше не была той девочкой, которую он возвел на пьедестал и на которую молился. Его сын оказался вовсе не его сыном — вот что так задело моего мужа. Если бы я могла сотворить чудо и повернуть время вспять, сделать так, чтобы наш безумный план не состоялся, я бы жизнь за это отдала.

А потом я увиделась с Бингом.

Несколько мгновений я стояла на пороге и смотрела на него. Он лежал тихо и спокойно. Может, ему недавно сделали укол, не знаю, но его голубые глаза показались мне сонными.

— Привет, мам, — чуть слышно проговорил он. Голосок такой слабый, особенно по сравнению с шумным Руди.

Я взяла стул и села рядом, изо всех сил стараясь не зареветь, — я убеждена, что плакать перед детьми нельзя ни при каких обстоятельствах; взяла его лицо в ладони и поцеловала запавшие щечки.

— Привет, Бинг.

Но на самом деле мне хотелось кричать: «О, мой милый, мой милый, мой родной!» Но Бингу бы это очень не понравилось. Несмотря на всю его любовь и преданность, выставленные напоказ чувства всегда смущали мальчика, даже если чувства эти исходили от женщины, которая, как он считал, была его матерью. Это все возраст. И все же я взяла его за руку — ту, которая не пострадала, и лицо его озарилось прежней улыбкой, обнажив кривые зубы. Я снова вернулась домой, в тот мир, которому принадлежала. Рядом со мной был мой мальчик. И никто-никто в целом свете не сможет отобрать его у меня!

— Где ты была? — спросил Бинг. — На каком самолете летела? Я получил твою открытку из аэропорта. Просто супер. Папа сказал, что ты в Америку уезжала по срочному делу. Что ты там делала, мам?

Я постаралась ответить на все его вопросы. Не вдаваясь в детали и подробности, я объяснила, что ездила в Бостон за его братом-близнецом. При упоминании о близнеце Бинг сморщил свой маленький курносый носик:

— Надо же! Вы только представьте, у меня есть близнец!

— Ты рад?

— Наверное. Я не знаю.

Я не стала уточнять, но имела возможность сравнить реакцию обоих братьев. Они очень похожи, конечно, но окружение и воспитание наложили свой отпечаток. Бинг — продукт английской жизни и традиционной английской школы. Немного застенчивый, робкий и стеснительный, он оказался не столь искушенным, как его выросший в Америке брат. Я всегда старалась стать Бингу другом, никогда не выставляла своих материнских чувств напоказ. Руди же был на сто процентов сыном Анны, такой же экспансивный и жизнерадостный.

— Хочешь увидеться с Руди? — спросила я.

— Да, но сначала мне с тобой поболтать хочется, мам.

Я была готова расцеловать его за эти слова, но молча сидела, оглядывая с ног до головы бедное обгорелое тельце, которое не вынесло бы объятий.

— Тебе не лучше, Бинг?

— Лучше, наверное. А как там Винстон?

— Я его еще не видала. Мы сразу в больницу приехали.

— Мне так хочется с ним повидаться.

— Обязательно повидаешься, скоро.

— Папа говорит, миссис Твист приходила навестить меня, но ее не пустили. А я бы хотел увидеться с ней, и с Беном тоже.

Бен — Бенедикт Флетчер — был лучшим другом Бинга.

— Может, ты и с Беном скоро увидишься, — сказала я.

— Когда я домой поеду?

Я изо всех сил сжала пальцы, стараясь придать голосу легкости:

— Надеюсь, что скоро, милый, но боюсь, все же придется немного подождать.

— Да, у меня пока еще все болит, — снова поморщился Бинг.

— О господи, — вырвалось у меня. — О господи…

— Мне не нравятся эти перевязки, — добавил он.

— Представляю себе. Но все говорят, что ты просто умница, молодцом держишься.

На длинных ресничках мальчика повисла крупная слезинка. У меня сердце остановилось, но я старалась не показать своей паники.

— Как бы мне хотелось, чтобы этого не произошло, мам.

— Нам бы всем этого хотелось, Бинг, но мы должны радоваться, что тебя вовремя достали.

— Я ведь не умру, правда?

— Конечно нет. Руди даст тебе свою кожу. Тебе объяснили насчет кожи близнеца?

— Папа говорил что-то, только я все равно не понял. Доктор Блэк говорит, что мне не стоит забивать себе голову.

— Доктор Блэк прав. Ни о чем не волнуйся.

Голова у меня на части раскалывалась, но я не обращала на это никакого внимания. Я оглядела пристанище моего сына. Шторки сегодня не задернуты — на улице пасмурно. Именно о такой погоде я и мечтала, жарясь под диким южным солнцем. Надо же, просто невероятно: всего несколько часов тому назад я изнывала от зноя в саду Хопкинсов.

На прикроватном столике покоился маленький походный будильник, который я ему подарила, и стопа книг. На обложке самой верхней из них красовался злобный индеец — Бинг с ума сходил по историям Дикого Запада. Рядом притулился кувшин с лимонадом и маленькая вазочка с розами из нашего сада, наверное, их миссис Твист прислала. На кровати лежало нераспечатанное письмо с заграничной маркой. Я узнала почерк крестной Бинга, которая вот уже несколько лет проживала на Майорке. Ни у кого не нашлось времени сообщить ей про аварию.

— Хочешь чего-нибудь, милый? — спросила я Бинга.

— Нет, мам, спасибо. Конфет бы съел, если мне разрешат. Здесь такое классное мороженое дают!

— Я спрошу насчет конфет, — пообещала я.

— Лакричника бы, любого, — мечтательно вздохнул Бинг. — И еще, мам, если Бена увидишь, спроси, поймал он еще одного крота или нет, ладно? Они с отцом как раз ловушки на них в тот день ставили.

— Обязательно спрошу.

Когда я сказала ему, что меня ненадолго пустили, он расстроился.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

Я осторожно коснулась рукой его лба и погладила растрепанные волосы:

— Завтра я опять приду. Теперь я каждый день приходить буду, сыночек.

— Это хорошо, — сонно протянул он.

Глаза его закрылись, мои поглаживающие движения тут же сморили малыша. Мне было все равно, что там сестры мне говорили, я осталась с ним, пока он не заснул по-настоящему и перестал чувствовать боль.

Только в коридоре я позволила себе зарыдать, но поспешила вытереть слезы и высморкалась. И лишь тогда я поняла, что Бинг ни разу не упомянул слово «усыновление» и его новоявленную мать. По всей видимости, он так до конца и не принял этот факт и по-прежнему звал меня «мам».

Внезапно я почувствовала, как волна счастья накрыла меня с головой.