Яблочные дни. Часть I

Глава 22

Блаутур

Пограничье

Шёл шестой день осады Айруэлы. Город был близок к тому, чтобы пасть, осадный парк увеличивался, но с каждым днём это положение бесило Рональда Оссори всё больше и больше. Может, потому что хозяин гостиницы у Гусиного тракта начал подсовывать какую-то разбавленную кислятину, а может, потому что Айруэла была перевёрнутым на бок столом, а осадный парк — пустыми глиняными кувшинами.

Не далеко дезертир убежал от Григиама. Всего восемь дней бега, и решимость что-либо предпринимать покинула графа Оссори, едва дорога кончилась у границы с Блицардом. Берни сомневался, что в Блицарде его ждут друзья. Хенрика бы укрыла «медвежонка Оссори» гарпиевым крылом, но так ли радушен будет новый король? Об Лауритсе Яноре Берни знал мало и не самое хорошее, хотя и видел его каждый раз, когда драгуны гостили у Хенрики — при жизни Кэдогана. Теперь «Лари» — король Блицарда и, надо думать, правитель внушительной части земель Восточной Петли. Дядюшка Берни, глава Прюммеанской Церкви, пришёл в восторг от этого новоявленного Грозы песочников и всячески ему покровительствовал, а Гроза, надо думать, должен был дорожить этой честью. Но даже если бы Берни захотел впервые воспользоваться этим родством, он бы не смог — дядюшка уже несколько лет вёл невооружённую борьбу со Святейшим советом за право избирать главу Церкви пожизненно[1], по примеру Святочтимого у люцеан, и помощь опальному племяннику ощутимо ударит по его и так подмоченной репутации и уж точно лишит поддержки Лоутеана.

Берни вылакал очередной кувшин — будущую пушку, хотел поставить к «братцам», но, передумав, запустил в деревянную «крепостную стену». Та дрогнула, получила ещё одну царапину, но выстояла, а вот снаряду пришёл позорный конец. Пол комнаты вообще заливали лужи вина и усеивали обломки кувшинов и кости то ли курицы, то ли рыбины, Берни не особо следил, что глотает на ужин. Он даже названия мерзкой гостиницы не знал, хотя и сидел в ней почти неделю. И надо же, не то он умело путал следы, не то у королевской псины отбило нюх, но его до сих пор не нагнали! Оссори усмехнулся, пнул кончиком сапога крупную кость, похоже, баранью ногу. Где же Рейнольт, неужто не чует подачку? На зов короля он примчался тут же, покрасовался подбитой губой и хищно чавкнул челюстями, так что Берни едва успел выпрыгнуть в окно. Сейчас беглец с трудом вспоминал, как нёсся через двор, кричал страже ловить неведомого преступника, сеял панику и путаницу. Но вот отчаянный вой псины он запомнил надолго, скакать под него в ночь было особенно сладко. Голова дезертира Оссори, кузена Берни? Зубы пообломаете! Подумать только, а ведь он впрямь соглашался на казнь, лишь бы дали восстановить полк и доброе имя! Злость бессильно рухнула перед напором досады, гложущей пустоты. Кость с хрустом ударилась о стену. Усевшись на пол, Берни потёр заросшие многодневной щетиной щёки и обхватил руками загудевшую голову.

О том, что со дня его отставки прошло не меньше двух недель, он понял этим мерзким же утром по запорошившему окно снегу. Всё, что окружало Оссори, вообще казалось на редкость мерзким уже потому, что он это заметил. Если заметил, значит протрезвел. Если протрезвел, значит хозяин перестал приносить доброе вино, рассудив, что запивший дворянчик проглотит любую дрянь. Вообще-то это так и было, но Берни страсть как хотелось размозжить о стену чью-нибудь голову, поэтому он позволил себе обрушить свою злость на нахального хозяина. Пока что только в мыслях, но вот сейчас он доберётся на шнурка со звонком, и кому-то точно не поздоровится.

Берни ещё посидел на полу, но потом всё же поднялся на ноги. Комната и не подумала покачнуться, в голове гудело только самую малость, во рту держался привкус кислятины. Дьявольщина, точно протрезвел! Под ноги попалась виселица, Берни хохотнул. Соломенные генерал Роксбур и король Франциск весело покачивались, кивая соломенными же головами. Крохи и не подозревали, что их ждёт. Оссори подхватил фигурки и одну за другой зашвырнул за стены «Айруэлы». Первым полетел пузатый эскарлотский король, пусть семейство полюбуется! Их старший принц, редкостная размазня, даже не участвовал в войнах. Следом в полёт отправился Роксбур, вот уж кого Берни повесить был искренне рад! Соломенный, но в неизменных красных сапогах из лоскута покрывала, он познал виселицу Оссори первым и в первую же ночь «осады». Его вздёрнули драгуны, живые и здоровые, вздёрнули и праздновали до утра. Потому что эта сволочь заслужила, заслужила как никто другой. Пожалуй, больше Роксбура виселицу заслужил только сам Оссори, но он жил… И будет, дьявольщина, назло Лотти вместе с «душкой Изи»! Вздумали избавиться от драгун, подставить его, так что ж, подлецы пожалеют! Вот только Оссори не знал даже куда податься и что предпринять… А драгуны безмолвно ждали.

Лавеснор навалился грузом, неподъёмным. Оссори ненавидел себя, изводил, топил боль как придётся, но вот прошли недели, и боль вернулась. «Это ты, это всё ты. Ты загубил их, из-за тебя драконьей тысячи больше нет. Что бы подумал Кэди? Ты же предал его, ты загубил дело его жизни. Ты предал его память, стёр, сокрушил, эту вину не искупить, глупый маленький Берни». Эти слова будто кто-то нашептывал. Сколько он ни пытался злиться на Роксбура, это всё же был его выбор, он сам повёл драгун в бой. Он бы и рад отмахнуться, но неведомый некто не оставлял, давил на плечи, таился в тревожных ночных тенях и будто ждал, когда же Оссори проломит себе башку и наконец присоединится к тем, кто из-за него погиб. Но он всего лишь пал во время «осады Айруэлы», бесславно развалившись в луже крови — вина. Память, память, это всё память, куда же от неё сбежать?

Берни требовательно дёрнул за шнур от звонка. Хватит, трезвость позволяет думать, а эти мысли сводят с ума. Слуга всё не прибегал, Оссори дёрнул ещё и ещё, что ему, повеситься на этом шнуре?! Тоже выход, но сначала он должен выпить. Устав ждать, Берни дёрнул в последний раз, отбросил оставшийся в руке шнур и вышел из комнаты.

Оказалось, все суетились внизу, по пока неведомой Оссори причине. Прислуга вместе с постояльцами устроили такую возню и шум, что Оссори чуть было не повернул назад. Но из кухни так пахло яичницей и колбасками, что живот немедленно напомнил: Оссори может стенать и хлестать вино сколько влезет, на завтрак ему всё же нужен. Берни подошёл к стойке, но хозяина за ней не оказалось. Зато у очага толпились и орали, так что не слушать стало просто невозможно, хотя он и пытался.

— Сюда её давайте, сюда!

— Ах, крошка, ах, бедняжка!

— Неужто померла?

— Да нет же, дышит, питьё сюда горячее, Кенни, живее давай! Одеяло!

— Это кто ж её так?

— Кому как не разбойникам! Девица-то богатая, видно же, ограбили да и бросили! Губки-то посинели, ручки не отогреть!

Берни поморщился. Разбойники, вот на ком можно было выместить злобу, так ведь нет, ни один не попался! А вот какой-то бедняжке «повезло», открутить бы головы её провожатым или тому, кто вообще отправил женщину на тракт у окраины страны. Мимо пронеслась резвая Кенни. Берни её запомнил, она приносила ему ужин и каждый раз слёзно просила позволить прибраться в комнате.

— Эй, — он поймал служанку за локоть, — вы тут оглохли? Как разберётесь с этой замороженной, принеси мне вина и еды.

— Да, мессир, конечно, мессир, — затараторила черноглазая.

— Что там с ней?

— Без чувств, мессир! Бедняжку у дороги нашли, снегом припорошило, с ночи пролежала…

Берни не было дела до замороженной «бедняжки», но почему-то подошёл к очагу, распихал набежавших зевак. Девчонку усадили в кресло и укутали в несколько одеял, на виду торчала только белобрысая макушка. Под руку Берни поднырнула Кенни, опустившись перед девушкой на колени, сунула ей под нос флакончик с нюхательной солью, наверняка забытый богатой постоялицей. Замороженная очнулась, высвободила из одеял голову, закашлялась. Покрасневшие пальцы судорожно сжали чашку с питьём. Растрёпанные волосы падали на лицо, но даже в профиль девчонка показалась Берни пугающе знакомой. Захотелось заглянуть ей в лицо и одновременно уйти отсюда, но тут замороженная сама на него оглянулась.

Синие глазищи удивлённо распахнулись, она едва не выронила чашку из рук. Ужасно бледная кожа и горячечный румянец на щеках, на высоком узком лбу ссадина, губы истрескались в кровь. Она попыталась что-то сказать, протянула к Берни руку, глаза испуганно заблестели. Альда, здесь, какого дьявола?!

— Дьявольщина! — Берни с трудом сдержал порыв отпрянуть, уйти, но на них уставились десятки пар глаз и уже начинали звучать вопросы, на которые Берни не желал отвечать. Потому что не знал ответов.

— Берни… — Даже шёпот давался ей с трудом. И, о нет, слёзы!

Он подошёл к Альде, достал из кресла, подхватил на руки. Она сразу потерялась в своих одеялах, будто спряталась. Берни решительно направился в лестнице, в комнату, поскорее, лишь бы кончился этот дурной спектакль.

— Еды, питья и лекаря ко мне в комнату, и живее! Вина не нужно. — Поймав вопросительные взгляды, Берни вздохнул и посмотрел на затихшую Альду. Её била дрожь, хотя жар от неё исходил как от жаровни. — Это моя жена.

— Ох, сударь, она же у вас совсем плохая! В огне голова! Ночью бредить будет, это я вам честь по чести говорю. Отпоить я её отпою, но то ведь ненадолго, жар сбить. Нет, ну совсем плохая! Сгорает!

Вокруг свалившейся на голову супруги суетился «лекарь». Румяная хозяйка придорожной гостиницы умудрялась одновременно уничтожать осадный парк из кувшинов и щупать лоб Альды. Графиня Оссори же сидела на кровати, пялясь на пьяный беспредел мужа и от этого, кажется, ещё больше краснея. Да, изгнание не далось ему легко! Берни ждал, когда же Альда фыркнет или хотя бы презрительно сощурится, обдаст его холодом, но у неё, кажется, не находилось на это сил.

Хозяйка-лекарь пихнула Оссори в сторону, рывком поставила стол на ножки. Кто же знал, что Айруэла падёт под натиском вот такой вот дородной хозяюшки. Берни даже не спорил, когда она призвала слуг и велела вынести весь «хлам». Комната стремительно становилась такой, какой и была, когда не помнящий себя и своей дороги Берни в неё ввалился и потребовал вина. Прислуга мела мётлами, Альда забыла как моргать, Берни пытался понять, что вообще происходит.

— Уж вы, сударь, её покормите хорошенько, вот чтоб прям с ложечки! — У Берни в руках оказалась тарелка с супом. Граф Оссори метнул бы эту же тарелку в забывшую своё место прислугу, но пьяница Берни только кивнул хозяйке гостиницы. У порога тёрлась Кенни с подносом, похоже, его решили откормить за все пропущенные завтраки и обеды.

Звякнули в последний раз бутылки, взметнула юбками черноглазая Кенни, и дверь закрылась. Берни моргнул. Снова один, но дышать стало необъяснимо легче. Комната посветлела… а может, так и было, кто-то раздёрнул шторы. Со стороны кровати тихо чихнули, будто старались не шуметь. Берни недоверчиво покосился на жену. Может и не она, обознался, пьяный бред?

Не сводя с него испуганных глаз, Альда сжалась на краешке кровати. Босые ноги краснели в тазу с горячей водой, на щеках горел румянец, нос, который она так любила вздернуть повыше, шмыгал. Берни покачал головой, на всякий случай поворошил дрова в очаге, хотя в комнате и так было слишком тепло.

— Мои глаза меня не обманывают, но я всё же спрошу. Как ваше имя? — Берни придвинул стул к кровати, поудобнее перехватил тарелку. Живот призывно заурчал, но ему придётся подождать.

— Рональд? — прохрипела Альда, похоже, действительно забыв, как моргать.

Берни хмыкнул, скормил ей ложку супа.

— Как зовут меня, я знаю. А вы у нас?… — От удивления графиня Оссори покорно глотала суп, правда, глаза опять плаксиво блестели.

— Аль… Альда… — шмыгнула носом, едва не расплескала ложку супа.

Берни кивнул, призвал открыть рот. «Альда», кто бы мог подумать, что вместе с уймой вопросов к нему придёт злость. Следовало спросить не имя, фамилию, вдруг он имеет дело с мессирой Рейнольт? Неверная жена несмело проглотила ложечку супа.

— Чудесно. Дражайшая супруга, я не люблю тянуть лису за хвост. Что вы здесь потеряли?

Альда вздрогнула и зачем-то обернулась к окну. По ту сторону мутного стекла равнодушно и медленно падал снег. Всё как всегда, пустое окно, комната… Но нет забытья, безумных будто кем-то нашёптанных мыслей. Какой бы ледяной ни была Альда, муть последних дней она своим появлением развеяла, как Кенни метлой паутину. Что же высматривает за окном? Не любимую ли псину?

Альда молчала, только горели красные пятна на щеках. Берни коснулся её лба, под рукой проснулся жар. Альда прикрыла глаза, потрескавшиеся губы шевельнулись. Нет, сейчас он не посмеет спрашивать.

— Я должна была… Энтони… — Она зашлась в кашле.

Оссори махнул рукой, взял с оставленного Кенни подноса кувшин молока, почти горячего, сверху плавает желтеющее масло с мёдом. Берни перелил мерзость в чашку, помог Альде сделать пару глотков, но она завертела головой.

— Я сама.

— Да будет вам. — Чашка наполовину опустела, Альда отстранила его руку.

Пожав плечами, Берни вернул кувшин на поднос. Так же там дожидалось жаркое, но есть уже почему-то не хотелось. Мысли об Аддерли навязчиво лезли в голову, не отмахнуться, но и не вытрясать же из Альды объяснения!

— Энтони сказал, где ты. Я поехала, и… — Графиня Оссори подтянула одеяло к подбородку, зажмурилась. — Он ранен, в голову. Это ведь не ты его?…

Берни хохотнул. Так вот, кто он для неё. Супруг из него и правда неважный, нелюбимый и весьма рогатый, но когда Альда успела сделать его отвратительным другом? И, дьявольщина, что она тут делает?! Оссори вздохнул, заставил себя улыбнуться. Альда явно близка к бреду, не стоило усугублять.

— На каждого из нас приходилось четверо «воронов». Так как вы думаете, я это?

— Лоутеан отдал мне шлем… твой шлем. Я подумала, ты погиб.

— Вы обрадовались?

— Нет! — Альда закашлялась.

Ощутив себя скотиной, он убрал таз с уже остывшей водой, уложил жену на кровать. Альда стыдливо поджала босые ноги, пытаясь прикрыть их подолом сорочки. Берни едва сдержался, чтобы не закатить глаза, и укутал сжавшуюся в комок жену одеялом.

— Не разговаривайте, мессира. Вам через неделю в дорогу, нужно выздороветь к этому времени. Я не могу предоставить вам карету, но может быть, подыщу надёжных сопровождающих.

Альда порывисто села, схватила Берни за руку, замотала головой. Какие холодные руки при таком жаре. Он осторожно отнял её пальцы от запястья, взял в свои руки, пытаясь хоть как-то отогреть. Домой мы, значит, не хотим. Сопровождающие и правда не вызывали доверия, но ещё больше Берни не верил в то, что Альда разделит с ним дорогу. Три года холода наглядно показали: супруга скорее пожелает ему смерти, чем согласится на наследника. Какой уж разговор о преданности в изгнании, когда она, казалось бы, с волнением провожая его на войну, умудрилась обещать выйти замуж на Рейнольта! Что заставило книжницу и без пяти минут невесту пуститься в дорогу за ненавистным мужем? Нетерпится овдоветь, устранить препятствие к счастливому браку? Тогда Рейнольт нагрянет в любую минуту… Что ж, пускай, Оссори не привыкать щёлкать псину по носу и убегать через окна.

— Это мой долг, понимаешь? Я должна была за тобой поехать, так было нужно…

— Нужно кому? — Берни сощурился, чуть сжал руки Альды. С языка рвались и другие вопросы, но нельзя. Всё же он не желал ей ни бреда, ни тем более смерти. Или скажет сама, или он скоро и сам всё узнает.

— Мне. И тебе. — Пальцы отогрелись. Берни мотнул головой, встал со стула. — Так было надо. Так надо. Ты уехал, а я должна тебе помочь.

Альда не сводила с него налившихся слезами глаз, комкала и расправляла уголок одеяла.

— Значит, помочь? Мне? — Берни не смог совладать с голосом, хотя до последнего пытался не сорваться на крик. — Кому вы собрались помогать, ну? Мне или… Смелее, кто я по-вашему?! Калека? Узник? Полковник драгунского полка удостоился жалости, ну конечно, хвала Отверженному, или кто там вам её нашептал! Помогайте себе, а мне помощь уже не нужна! А если и нужна была, то не от вас уж точно! Я предал друзей, и они отвернулись, я забылся в гордости, и мой полк погиб! Я предал память Айрона-Кэдогана, эту вину не искупить…

В голове зашумело, голос в мыслях зашептал свою похоронную песенку. Рональд глянул на притихшую Альду. Она сжалась комочком, зажала рот руками, щёки залиты слезами. Почему-то это бесило ещё больше. Проделала такой путь, чтобы разреветься от крика мужа? Или это слёзы жалости?

— Я вам не верю. Вы оказались на моей дороге не просто так и уж точно не мне во благо. Нагнать меня было просто, я достаточно здесь просидел. Но, дьявольщина, зачем?

— Это был мой долг… — всхлипнула из-под одеяла Альда.

На секунду он разуверился. Он знал Альду достаточно давно, так врать она не умела… Научилась за три года? Кто перед ним, влюблённая в псину дура или просто маленькая плакса, которая до сих пор верит всем прочитанным глупостям?

Едва не взвыв, Берни упал на табурет у кровати и отдёрнул одеяло от лица Альды. Она только испуганно моргнула, но не отстранилась. С явным сомнением, но протянула к нему руку, положила на ладонь. Белые, снова замёрзшие пальчики казались слепленными из снега. Оссори вздохнул, потёр лицо. Пусть так. Будет так, как будет. Судьба играется с ним с самого Лавеснора, он доверится ей и сейчас, а там — или поддастся, или переломит её рок.

— Я понятия не имею, куда еду, но домой точно вернусь не скоро. И я по-прежнему вам не верю.

— Однажды ты взял меня с собой в лес… Помнишь, перед помолвкой? — Альда потупила взгляд, даже красные пятна на щеках померкли. — Ты тогда сказал, домой мы вернёмся не скоро. А ещё ты сказал, что я достойна быть графиней Оссори. Ты тогда доказал, что не оттолкнёшь меня, стерпишь. Так позволь и мне доказать, что я действительно достойна называться Оссори.

— Это, дражайшая, нужно было доказывать три года назад. Считаете, ещё не поздно? Валяйте! Поезжайте со мной, замерзайте, вываливайтесь из седла, развлекайтесь, как хотите!

Берни сбросил с ладони её руку, не удержался и поёжился, как от озноба. Альда тут же ответствовала знакомым до оскомины взглядом — пренебрежение на грани презрения. Вот она, прежняя Альда. А он-то испугался, что её и правда подменили какие-нибудь жители Подхолмов! 

— Рональд, подожди!

Что же она делает? Искать утешения у того, из-за кого рушится жизнь? Но ноги сами несут к нему, какая глупость… Здесь Альда не останется, не после слов его матери!

— Берни! — только бы голос не дрожал, он не любит слёз…

Он вынул ногу из стремени, вновь оказался на земле, обернулся. При виде Альды Берни поморщил веснушчатый нос и в раздражении перебросил поводья через спину коня. Удивлён, конечно, что от него понадобилось глупой плаксе? Ветер поднял в воздух снежинки с почерневшими листьями, конь Берни недовольно на него фыркнул, звонко прошёлся копытом по обледеневшим камням. Он имел шкодливый, как у хозяина, нрав, а Альда плохо держалась в седле, но сейчас даже это не пугало.

— Ты уезжаешь? — Застёжки у ворота плаща выскальзывают из непослушных пальцев, от волнения голос жалко звенит. Ветер хлестнул по лицу, дёрнул за плащ, Альда втянула голову в плечи.

— Хотел проехаться по роще… — Берни, погладив коня по шее, взлетел в седло, нетерпеливо разобрал поводья. Наследник Оссори чем-то расстроен, читать его Альда научилась давно, Берни никогда не скрывал чувств. Он нахмурил лоб, свёл брови до морщинки меж ними, нервно мотнул головой. Сейчас пустит коня в галоп!

— Постой! Можно мне… — Альда несмело подошла к всаднику.

— Что? — Берни фыркнул не скрывая досады.

В любой другой день Альда бы уже оскорбилась, ушла, Берни этого явно ждал, оттого и злился. Но сегодня девице Уайлс уходить было некуда, только не к Дезире Оссори!

— С тобой… — Альда попыталась придать голосу твёрдости. — Можно мне поехать с тобой?

Растеряв недовольство, Берни к ней обернулся. Пользуясь случаем, она поспешила подойти ещё ближе, осторожно положила замёрзшую руку на шею жеребца. Конь стерпел, так может и всадник стерпит?

— Пожалуйста. — Альда не сводила с Берни глаз, не в силах что-то ему объяснять.

Рассказать ему о ссоре с его матерью? Немыслимо! Альда сказала Дезире, что не хочет замуж за её единственного, обожаемого сына. Сейчас Альда понимала всю невероятность своих слов, но пять минут назад ей казалось, что она может рассказать об этом той, что почти заменила ей мать.

— Похоже, от вас, мессира, мне действительно никуда не деться. — Выразительно вздохнув, Берни усадил Альду в седло позади себя. — Но я поеду быстро. Я хотел отдохнуть.

Альда только крепко обхватила Берни за пояс, спрятала замёрзшие руки в складках его плаща. Что угодно, только исчезнуть отсюда, хотя бы до вечера.

«Подкидыш показал шипы, это твоя благодарность за мою доброту?» — слова герцогини Оссори немилосердно били в самое сердце. Красивое, побелевшее от гнева лицо, тонкая линия губ, полные обжигающего огня глаза… Альда всего лишь провинциальная девочка, которую герцогиня Оссори взяла под крыло. Она воспитывала невесту для сына, а получила неблагодарную змею.

— Учись ездить верхом, тогда не придётся просить компании безголовика. — Берни пришпорил коня, тот радостно рванул с места, будто хотел взлететь. Бешеная скачка сразу захватила дух, стук копыт отдавал в ушах, от страха Альда зажмурилась, прижалась к надёжной как никогда спине.

Холодный ветер хлестал по лицу, ледяная пыль от копыт стелилась за ними шлейфом. Как хорошо было бы вот так уехать… но не с Рональдом. Зачем она к нему напросилась? Если бы здесь был Энтони… Силясь сдержать слёзы, Альда отвернулась, уткнулась лицом в спину Берни. Он не услышит её всхлипов. Не в силах больше сдерживаться, Альда тихо заплакала. От обиды, от жалости к себе самой, от стыда.

Закусив губу, Альда оглянулась, гром скачки уже давно поглощала замёрзшая земля. Последние дни осени вот-вот принесут снег, он накроет земли Оссори белым саваном, укутает, погрузит в тихую дрёму до самой весны… Замок Оссори всё отдалялся, впереди вырастал лес. Осенью в нём проходит большая охота, в этом году Берни вместе с Энтони гнал оленя. Альда расплакалась от жалости к благородному зверю, Берни закатил глаза, но отпустил короля леса. Энтони тогда впервые смотрел на неё так, как смотрит рыцарь на свою даму. Но потом он уехал, не сказав ей ни слова, и Альда убедилась, что эти взгляды лишь игра её воображения. Энтони вежлив, обходителен, он всегда опекал «малышку Альду», даже писал письма из армии. Но шло время, послания виконта Аддерли стали приходить всё реже, одно походило на другое, да и о чём взрослому мужчине рассказывать подруге из детства? Берни же был рядом, на что-то сердился, но не отмахнулся от надоедливой плаксы, хотя без неё скакал бы быстрее, чувствовал себя свободнее. Но и Берни взрослел вместе с компанией безголовиков. Чем старше он становился, тем больше мечтал о войне, тем меньше вспоминал об Альде Уайлс. Она всегда будет для него всего лишь глупой девчонкой, которую он задирал в детстве. Для всех безголовиков Альда оставалась прежней, никто не думал замечать, что она выросла вместе с ними.

«И кто же завладел сердцем малышки? Подумай, прежде чем ответить». — Этот взгляд, этот полный угрозы голос герцогини Оссори Альда не забудет никогда. Произнести имя Энтони она не смогла. Девица Уайлс лишь мечтала о том, как виконт Аддерли приедет и заберёт её. Добрый, внимательный Энтони… Альда не могла поставить его под удар. Энтони не любил её, а Альде нравилось мечтать, как она выйдет замуж по любви. «Кому нужна твоя любовь? Или ты уже успела подарить кому-то своё глупое сердечко?… А может не только его?». — Вынести эти слова Альда не смогла. Кому нужна твоя любовь? Только сейчас Альда поняла — никому. Энтони писал по старой дружбе, чтобы не обижать «малышку». Он наверняка любил другую девушку, не боялся обнимать её, целовать…

Из-за слёз и горьких мыслей Альда не заметила, как Берни перевёл коня на шаг. Где они оказались? Вокруг темнел лес, первый снег облепил ели, перемешался с землёй и хвоей. Альда судорожно вздохнула, изо рта вырвалось облачко пара.

Берни отпустил поводья и смотрел куда-то вверх, тихо посвистывая.

— Ну и что у тебя за беда? — Он даже не оглянулся, но тихий вопрос заставил сердце Альды сжаться.

— Ничего… не случилось… — Альда отстранилась от Берни, утёрла слёзы. Нос предательски хлюпнул, она прикусила губу.

— Мой плащ почти промок. — Знал и терпел плаксу за спиной. Альда промолчала, провела рукой по мокрым следам от слёз на плаще. — Можешь не рассказывать. — Берни пожал плечами, обернулся к ней. — Я хочу поехать в чащу.

Берни не спрашивал, он предупреждал. Если струсила, слезай и топай домой, глупая плакса. Альда кивнула и наклонила голову, чтобы скрыть следы слёз,

Жеребец чуть ускорил шаг, Альда вновь прижалась к Берни. Слёзы кончились, оставив после себя ворох колющих, тревожных мыслей. Как теперь вести себя с Дезире? Она не простит… И так ли плох Берни? Пусть между ними никогда не будет любви, ведь любовь бывает только в книгах. Берни надёжен, смел, хоть и бывает с ней груб. Но это не главное, ведь юный граф Оссори — воин, настоящий рыцарь, он всегда защищал Альду. Она задумчиво посмотрела на Берни. Широкие плечи, ровная посадка, кудрявые волосы на солнце играли огнём. Этот рыцарь был хорош собой, раньше Альда этого не замечала.

Альда так и не понимала, почему, наспех кутаясь в плащ, из последних сил сдерживая слёзы, она убежала от криков герцогини Оссори к её сыну. Но с тем, кого к ней привязали против воли, было странно спокойно. Тёмный, холодный лес стал совершенно мирным, не таящим угрозы. Но что погнало Берни в этот лес? Альда даже не спросила его, глупая плакса. Берни очень редко бывал таким, обычно щедро награждая домочадцев искренней радостью или не менее искренним гневом. Но сейчас он был расстроен и даже подавлен. И Берни ничего ей не расскажет, он поверял тайны только друзьям.

— Знаешь, что будет весной? — прервал тишину Берни.

Альда вздрогнула, невольно стиснула его плащ. Весной помолвка, так недавно прокричала герцогиня Оссори…

— Я должен буду к тебе посвататься. — Берни говорил тихо, даже обречённо. Выходит, у них одна печаль на двоих. Конечно, Берни не хочет жениться на девице Уайлс.

— Я говорила с твоей мамой.

Он обернулся, вопросительно вскинул брови, требовательно мотнул подбородком.

— Она сказала, всё уже решено… — Альда отвернулась.

— Я знаю. То же самое говорили и мне. Я не хочу на тебя жениться.

Альда почти фыркнула, поборов желание стукнуть Берни по плечу. Каким бы смелым защитником он ни был, но грубость могла перечеркнуть всё.

— Я тоже не хочу за тебя замуж. — Альда произнесла это как можно твёрже, почти надменно, но Берни как всегда не замечал её нападок.

Только тяжело вздохнул, отпустил поводья.

— Ты кого-то любишь? — Он спрашивал еле слышно, казалось, этот вопрос его… волновал?

— Нет… — Альда тоже отвечала тихо. Удивительно, как легко нашёлся ответ на этот вопрос.

Они не спеша ехали меж покрытых колючим инеем кустарников, будто поверяя этому лесу самое сокровенное.

— И я… От судьбы не уйдёшь, мы давно знали, что так будет.

— Я надеялась…

— Я тоже, — перебил Берни. — Но если уж так сложилось, может, попробуем хотя бы не ненавидеть друг друга? Я не хочу приезжать с войны в холодный дом и к леденящей душу супруге. — Альда не видела его лица, но знала, сейчас Берни смешно сморщил нос.

— А ты не груби мне, — передразнила она будущего мужа.

— Да, конечно. — Берни серьёзно кивнул и самому себе и Альде.

На какое-то время воцарилось молчание. Альда не заметила, как ельник сменили голые высокие деревья, стало светлее. Устав сидеть в седле, она положила голову Берни на спину, плотнее закуталась в плащ, но холод уже пробрался под него. От Берни исходило живое тепло, Альда без стеснения прижалась к нему.

— Замёрзла? Мы можем повернуть назад. — Берни щёлкнул застёжкой плаща и зачем-то его снял.

— Нет! Пожалуйста, погуляем подольше.

Высвободив одну ногу из стремени, Берни легко развернулся седле, накинул на Альду свой плащ, старательно укутал. Альда прошептала слова благодарности, но Берни, казалось, думал о чём-то своём.

— Вы с ней поссорились? — Он снова развернулся к ней спиной, позволяя обхватить себя за пояс.

— Да… — «Если я ещё раз услышу этот писк, крошка Альда сразу разучится прекословить. Ты меня поняла?».

— Она дала мне пощечину. — Берни коснулся своей щеки, но быстро отнял руку. — Я не знал, что матушка так может.

Альда прижалась щекой к спине Рональда, его подбитый медвежьим мехом плащ быстро согревал, но укрыть от страха и стыда он не мог. Они оба сегодня повели себя по-змеиному. Дезире Оссори смогла улыбнуться пришедшей к ней Альде, не смотря на то, что сын только что ужасно огорчил её. Огорчил теми же неугодными словами, что готовилась произнести Альда.

— Она тебя не тронула? — В голосе Берни послышалась угроза.

— Нет! — Альда замотала головой. — Я сама виновата, я была неблагодарна, твоя мама воспитывает меня с самого детства, а я…

— Впервые в жизни сказала ей слово против. Ха! В этом герцогстве слово Дезире Оссори — закон, даже для меня.

— А как же твой отец?

Берни зло усмехнулся:

— А ты думаешь, почему он сбегает в море каждый год, когда мне едва исполнилось три? — Он ненадолго замолчал, но вдруг дёрнулся, засмеялся, обернулся к Альде, на губах шкодливая улыбка, в глазах решимость. — А, катись всё к Отверженному! В детстве мы иногда даже ладили. Альда Уайлс, я хотел бы, чтобы вы стали Оссори, потому что я не встречал той, которая была бы достойнее вас!

Щёки Альды опалил жар, она смотрела в голубые глаза Берни, пытаясь понять, не шутит ли он. Но Берни смотрел без злобы, его глаза смеялись, прямо как у его отца.

— Весной я попрошу вас стать моей женой, как положено. А до того времени разрешаю вам сбежать отсюда с каким-нибудь достойным мужчиной. — Он поправил Альде капюшон, отвернулся. — А если останетесь… я буду рад. — Рассмеявшись, Берни схватил поводья, и конь радостно заплясал, предчувствуя скачку. — Держись крепче, Альда, а дома мы будем не скоро!

[1]Прюммеанская церковь была основана в 1000 году, и с этого же времени высшим органом управления в ней является Святейший Совет. Он состоит из двенадцати кардиналов, по двое из них представляет свою исповедующую прюммеанство страну. Глава Святейшего Совета избирается сроком на пять лет из числа его участников общим голосованием.