Яблочные дни. Часть I

Глава 38

Блицард

Хильма

Она упустила, как поцелуи друга стали требовательнее, жёстче, алчнее, как Дисглейрио сдавил её талию, прошёлся пальцами. Альда упёрла ему в грудь шлем, пытаясь отстранить, но Дисглейрио выбил кабассет у неё из рук. Её оглушило звоном, она зажмурилась, подняла руки к ушам, но Рейнольт перехватил за запястья и грубо толкнул на козетку. Зачем она здесь?… Альда схватилась за обитую кожей спинку, пытаясь сесть, но лишь сбросила офицерский мундир и книгу. Взгляд выхватил заглавие. «Прекрасная Незнакомка». Истеричный смешок прорезался сквозь слипшиеся от страха губы.

Рейнольт придавил её собой так, что перехватило дыхание. Альда толкнула его в грудь, но с тем же успехом могла стукнуть по панцирю. Бессильные руки прижало к подушке на козетке. Ужас связал всё её тело. На радость другу… насильнику! Плечи больно обожгло алчными поцелуями, кольнуло остриями клыков, когда Рейнольт потянул вниз атлас платья. Так просто оно не далось, и негодяй оставил его, явно до времени. Его голова нырнула куда-то ей под подбородок, волосы защекотали кожу, острие носа нажало между ключицами, ринулось вниз к груди. Альда дёрнулась, хныкнула, её будто рассекали и тут же жгли жаром алчной пасти.

— Не н-надо! — пискля, ничтожество, ей хватало сил противиться только Берни, у которого и в мыслях не было брать супружеский долг силой.

— Довольно ломаться! — Дисглейрио сдёрнул с неё туфли, смял юбки, стянул чулки одновременно с обеих ног. Альда поджала их, но тот рывком распрямил и от лодыжек до колен вонзал в кожу кусачие поцелуи. Она всхлипнула, когда его губы добрались до внутренних сторон бёдер, лён панталон защищал их последнюю минуту. Глаза обожгло льдинками слёз, неужели это случится вот так, не с тем, не там, насильно, с болью и ужасом? Завязки он, конечно же, распустит зубами…

— Нет! Я прошу, Дисге… Дисгрей… Берни!!!

Рейнольт замер, возможно, с завязкой во рту. Юбки частично скрывали от Альды мерзостный вид его головы между её ног. Сердце пропустило удар. Имя мужа выступило щитом? Прервало злое дело? Опершись локтями о края козетки, графиня Оссори осмелилась приподняться. Движение оказалось роковым. Чёрное, быстрое, хищное выгнулось над ней, удушая звериным запахом, дрогнуло и намертво придавило к козетке. Горячие, твёрдые пальцы дёрнули завязки, прорвались за хлипкую препону из льна панталон, проторили путь внутрь. Альду бросило в жар стыда и ужаса, в горле заклокотал крик, вырывающийся прерывистыми хрипами. Она забилась всем телом, рот Дисглейрио накрыл её губы, опаляя их, не давая вздохнуть. Не ной, плакса! — словно бы рявкнул над ухом Берни. Изловчившись, графиня Оссори вонзила зубы в нижнюю губу Рейнольта и дёрнула на себя.

Сон сорвало с лица липкой паутиной. Альда дёрнулась. Подальше от этого ужаса, от цепких, сильных, ранящих рук! Память не щадила её, и раз она не желала вспоминать наяву, насильник возвращался к ней во сне. Сделав над собой усилие, Альда открыла глаза, разжала кулаки, выпуская складки одеяла. Её тут же окутал белый, до рези в глазах, свет. Утро или уже день? Боль забилась в висках и затылке. Альда зарылась лицом в подушку, прохладную, немного влажную. Дисглейрио Рейнольта она прогнала только из сна, но как прогнать его из яви? Рональд её не слушал, не верил. Альда облизнула губы. Соль крови насильника, казалось, навсегда на них останется. Тогда это отрезвило Дисглейрио, заставило отступить. Тогда, но теперь ли? Что будет по возвращении в Блаутур? Альда со злостью сжала края подушки, оторвавшись от неё, села в кровати. Рональд в другой комнате, и она всё расскажет ему, сейчас.

— Рассказать супругу действительно стоит, хотя собеседник из него ужасный, понимаю, — участливо отозвались на блаутур мягким, гортанным голосом.

От неожиданности Альда вскрикнула, подалась назад. Из-за массивных книжных стеллажей к ней выходил мужчина. Высокий мужчина, одетый в богато вышитый халат и обутый в домашние башмаки, в руках он держал круглый поднос. Книжные стеллажи? В испуге Альда обернулась к окну за спиной. Тоже круглое, оно было затянуто по краям ледяными узорами и показывало только голубое небо и кружащих в нём чаек. Никакой городской площади, никаких мостиков с ковкой и башенок академии. Альда спала в чужих комнатах.

— А это вам, прекраснейшая. — Мужчина протягивал Альде исходящую сладким ароматом серебряную чашку.

Серые глаза смеются, под ними пролегли тени усталости, аккуратные усики вторят улыбке бледных губ.

— Мессир Людвик, — узнала Альда. Горячая чашка оказалась у неё в руках, колдун же отступил на шаг и с напускным смущением отвёл глаза.

Испуг запоздало сменился обжёгшим щёки стыдом. Свободной рукой Альда притянуть к себе одеяло и прикрыться им до подбородка. Тёмно-синюю ткань одеяла украшали протканные золотой нитью узоры из завитков трав. А где её платье? На ней лишь сорочка… Альда чуть не выронила чашку.

— Нет-нет, опережу ваш вопрос, чудеснейшая. Вы спали невиннейшим из созданий, я лишь уступил вам свою спальню. Ваше платье вместе с запиской я отправил в ваши комнаты.

— Отправили платье? — мысли роились в голове стайкой снежинок, холодные и колкие, они таяли, едва Альда успевала их поймать. Её платье само плыло через дворец, сжимая в рукаве записку. Какой вздор, конечно его отправили со слугой! Бал, её кружили в танце за танцем, а ещё она угощалась вином… часто… до путаницы мыслей и кружения в голове. Ужасно, но она совсем не помнила, как покинула бал… А что же Рональд? Не знает? Записка!

— Я подскажу, — участливо кивнул колдун, присаживаясь на краешек накрытого ковром кресла возле кровати. Он не спеша отпил из чашки и движением бровей предложил Альде повторить за ним. Шоколад, ну конечно, но на этот раз он пах корицей. — После отвратительной ссоры с вашим убогим супругом вы дарили танец кому угодно, но не ему. Я слышал каждое его поганое слово, поэтому просто не мог не приглядеть за вами. И вот когда следующий бокал стал бы явно лишним, я предложил вам покинуть праздник. — Людвик указал на Альду чашкой. — И вы согласились.

— Вы же… в каком свете… что подумает Рональд… — Альда крепче сжала чашку, узоры чеканки больно врезались в пальцы.

Ночь разгоралась яркими вспышками. Вот она кружит в танце кавалером на редкость неприятным. Кажется, он и танцевать не желает, его движения скупы, он больше походит на статую, оживлённую каким-то шутником в ночь смены года. Он не желает говорить, грубит ей, подмечая, что она выпила лишнего… От стыда во лбу разгорелся жар. Сколько ещё гостей короля Лауритса видели её позор? А вот Людвик, он подхватывает её под локоть, когда Альду толкают и она едва не падает. Он ведёт её тёмными коридорами, а у лестнице в башню берёт на руки. У неё кружится голова, сводит живот… Альда прикрыла рот ладонью, боясь поднять на Людвика глаза. Он просидел с ней всю ночь.

— Но-но, не корите себя! Я был рад прийти вам на помощь. Что же до вашего супруга, который совершенно забыл о вас и не вспомнил до сих пор… Мессира, мне искренне жаль, что у него действительно нет замечательных ветвистых рогов. Поверьте, этот мишка заслужил такое украшение.

За дверью разнёсся неясный шум, после чего она распахнулась и с треском ударилась о каменную стену.

— Где она, ведьмовское ты отродье?! Альда!!!

Чашка выскользнула из её рук. Глупо ойкнув, Альда коснулась расплывающегося по одеялу горячего чёрного пятна, но тут у неё на запястье сомкнулись жёсткие горячие пальцы, и её сдернули с кровати. Альда увидела Рональда. Его лицо ожесточилось, губы плотно сжимались, глаза темнели от злости. Лишь мгновение он смотрел на неё, но этого хватило понять, почему Рональда прозвали Дьяволом. Не ослабляя хватки, он толкнул Альду себе за спину. От страха ноги не слушались, Альда споткнулась и упёрлась Рональду в спину, запястье заломило болью. Грохот, звон, хотелось зажать уши, но Альда лишь зажмурилась.

— Я сносил все твои фокусы, но не этот. Готов снова поучиться летать, колдунишко?

От голоса Рональда по позвоночнику пробежали мурашки. Никогда раньше Альда не видела его таким. Решившись, она выглянула из-за его спины. У неё вырвался испуганный вздох.

Кресло, в котором сидел Людвик Орнёре, было опрокинуто. Сам Людвик лежал навзничь за креслом, под распахнутым халатом виднелись штаны и сорочка, но лучше бы панцирь — ведь в горло ему упиралась шпага Рональда. Тяжело дыша, Людвик приподнялся на локтях и теперь устремлял в Рональда тяжёлый, пронзающий взгляд. По шее Людвика скатилась капелька крови, прочертив алую дорожку, скрылась за белым воротничком. Взгляд колдуна наполнился неестественным серебром, Альда в испуге подалась назад, но оказалось, её никто не держал. Рука Рональда оставила её запястье, слабо сжала пустоту и безвольно повисла вдоль тела, как у куклы. Со звоном упала шпага на камень пола.

— Моих настоящих фокусов ты ещё не видел, граф Оссори, — прошипел колдун, поднимаясь на ноги. Рональд вдруг пошатнулся, по его вискам струился пот, глаза покраснели, вздулась вена на шее.

— Нет… не надо, я прошу, оставьте его! — Срывающийся крик вырвался сам, Альда подбежала к Людвику, встала между ним и Рональдом. Её муж шумно втягивал воздух через сжатые зубы, жмурился, сжимал кулаки так, что белели костяшки, он терпел боль!

Босые ноги кольнули осколки чашки Людвика. Глупая, как будто колдун направил на мужа обычное оружие, удар которого можно отвести! Колени предательски тряслись, сердце заходилось бегом. Не глядя на Альду, Людвик гневно махнул рукой. В ту же секунду надрывно вздохнул Рональд.

— Вы не того собрались учить летать, граф, — прошептал колдун. Он с достоинством запахнул сползший с плеч халат и повязал его поясам с золотыми кисточками. — Напрасно вы остановили меня, мессира. Мертвец, живущий за мертвеца, что может быть омерзительнее. — Людвик кивнул Альде, вернул на место упавшую на лоб прядь и быстро скрылся за книжными стеллажами. Альда прижимала руки к груди, будто хотела поймать ладонями удары сердца.

— Идём, — выдохнул сбоку Рональд.

Альда прижала ладонь ко рту, рассмотрев его бледное лицо, тени вокруг глаз, посеревшие губы. Мертвец?… Но всё же он взял её за руку и повлёк к двери, на ходу подобрал лизнувшую кровь колдуна шпагу. Альда попыталась натянуть сорочку на почти открытые плечи, ноги похолодил камень ступени.

— Рональд, на мне только…

— Пойдём скрытыми переходами… какими он и привёл тебя. — Рональд сглотнул, слабо подтолкнул Альду в темноту винтовой лестницы. — Это башня принадлежит Айрону-Кэдогану. Колдунам дозволено разве что летать с неё, а не вить в ней свои гнезда. — Голос Рональда дрожал от ярости. Обернуться к нему? Страшно вообразить.

Сердце всё ещё билось в груди, словно бешеный медведь, закованный в цепи. Берни мог закрыть глаза и услышать его рёв, или это кровь шумела в ушах? Каждый удар сердца звучал как последний, каждый вдох шёл как через скованную обручами грудь. Орнёре повеселился.

Оссори толкнул второй раз за несколько лет потревоженную дверцу, не глядя пронёсся через спальню принца Тимрийского, затем через тайную мастерскую, не обернулся на укоризненный шелест чертежей и рисунков. Он выпустил руку Альды лишь когда они оказались в собственной спальне, вернее, комнате графа Оссори.

Всё ещё жена, хотела она того или нет, споткнулась и замерла в нескольких шагах от него. Должно быть, Оссори не рассчитал сил, сильно толкнул её, но что за важность! Единственное, чего он хочет — вытолкать её из своей жизни!

Обхватив себя руками, Альда стояла спиной к нему. Берни не знал, что его бесит больше — её молчание или её платье, так и лежащее на кровати. Остатки платья… Когда Берни нашёл его и прочёл любезно оставленную мессиром фокусником записку, треск, с каким рвалась золотистая ткань, стал небольшим, но успокоением. «Найдёшь пропажу на вершине башни, глупый рыцарь» — издевательское хихиканье, тон записки, звучало у Берни в ушах, пока сгорала в камине бумага. Оссори оглянулся: теперь в топке слабо тлели и угли да серела зола. Кажется, перед тем, как пойти вызволять из башни лже-деву, он прогнал слуг.

— Помочь вам собрать вещи, девица Уайлс? — Берни подхватил кончиком шпаги истерзанное платье.

Альда обернулась. Берни не сдержал смешка: за тем, как лоскутья её платья опускались в огонь, Альда наблюдала как завороженная.

— Графиня Рейнольт! — Оссори хлопнул себя по лбу, отвесил ей издевательский поклон. — Вы, конечно, желаете дождаться наречённого здесь. Воля ваша, я уеду в ближайшее время, а раны на вашем суженом наверняка уже зажили как на… псине.

— Не говори так. — Почудилось, или в голоске зазвенел совсем не испуг — угроза? Альда смотрела ему в глаза, однако попятилась.

За спиной сыто затрещал огонь. Берни скормил лакомке новый лоскут юбок. Чьи руки мяли эти юбки вчерашней ночью?

— Ваша правда, я такой недогадливый. Зачем псина, если есть колдун. — Берни хохотнул, махнул Альде шпагой. Дурашка отпрыгнула назад, но тут же изобразила жертвенную деву, подняв подбородок повыше. — Признаюсь, когда вы говорили о мужской мощи, я подумал о Рейнольте, но мощь древненьких… древнее Орнёре в этом дворце не сыскать. И как вам? Неужели под полами того халата ещё есть жизнь?

От собственной пошлости хотелось плеваться, но Альда сама напросилась. Она краснела, отчаянно, и всё же не сводила со шпаги Берни глаз. Боится? Когда и как он дал повод думать, что может причинить ей вред? Дьявольщина, когда?! От злости Берни отшвырнул шпагу. Альда испуганно охнула, но не сдвинулась с места.

— Мессир Орнёре спас меня от позора на балу, — она пыталась леденить его своим голосом, но Берни слышал жалкий лепет. — Он не посягал на мою честь, а напротив, берёг её.

Берни кинул огню остатки платья-лакомства и шагнул к жене. Она потянула завязки сорочки, пытаясь прикрыть худые белые плечи. Как можно лгать с такими чистыми, ясными глазами? Как можно так его ненавидеть? За что?

— Если делить с чужим мужчиной ложе — для вас спасение, то я вынужден спросить… Какого Дьявола ты три года не подпускала меня? Почему согласилась, когда я предложил повременить? Ради тебя предложил, ты… — Кинуть ей в лицо то, кем она стала, Берни не смог. Нельзя назвать сукой ту, которая пока ещё носит титул Оссори, иначе он оскорбит свою семью.

— Не было ничего из того, в чём ты меня обвиняешь, Рональд. — Побледневшие губы сжались на мгновение в ниточку. — И я… ты… — Она опустила взгляд, затеребила завязки сорочки.

Берни запустил руки в волосы, отвернулся от неё. Нет, это невозможно! Чего ему ждать? Сейчас из общего зала выскочит Рейнольт со своим отрядом? Так он готов, дьявольщина, только пусть это закончится! Словно в насмешку, в глаза ударил луч полуденного солнца. За окном всё мерцало серебром, слепило синевой небо. Подумать только, всего день назад такая же весенняя оттепель ему чудилась в глазах Альды, когда она смотрела на него, улыбалась… Значит, то было лишь обманчивое зимнее солнце, а он успел поверить ей и её слезам, поверить, как не знающий жизни мальчишка.

— Я не хочу тебя слышать. Видеть. Нет, скажи мне наконец, ну?! Зачем ты разделила со мной дорогу? Зачем так поступила со мной? Чем я заслужил это предательство?! Дьявольщина, Альда, да не молчи же!

— Если нет иного пути… проверь. — Что-то в её голосе изменилось. Оссори обернулся.

До этой секунды он не замечал, какая тонкая на Альде сорочка. Солнце светило ей в спину, и он ясно видел хрупкую фигурку, окутанную длинными, до пояса, распущенными волосами. Неловкими пальцами Альда распустила завязки сорочки. Заговорила с холодным достоинством:

— Нет никакого мессира Чь. И никогда не было. Дисглейрио Рейнольт три года был мне другом, но я в нём ошиблась. — Не глядя на Берни она дёрнула рукава, и сорочка опала на бёдра. — С мессиром Орнёре мы ночевали в разных комнатах. Последовать за тобой меня заставил долг графини Оссори перед её супругом. И страх оставаться в Григиаме одной. Страх, что ты уже не вернёшься. — Она откинула волосы за спину. — Ты волен получить то, что было твоим по праву три года. Я невинна, Рональд, и верна тебе… была и буду.

Оссори мигнул. Его охватывало жаром, он пытался смотреть ей в глаза, но не получалось. У Альды были маленькие, аккуратные, беззащитные груди, шутка ли, но прекраснее их он не видел ни у одной женщины. Пришлось ещё раз мигнуть, осознавая, что Альда наступила на подол сорочки и высвободилась из неё. На ней остались только панталоны до колен, тонкий лён пенился вокруг немного широких бёдер, не скрывая их достоинств. Альда нервно убрала волосы за уши, опустила руки вдоль тоненькой талии, сминая панталоны чуть вниз и открывая белый плоский животик.

Берни опомнился, когда Альда трясущимися руками попыталась распустить завязки панталон и снять их вслед за сорочкой. Кажется, идиотом пялясь обнажающуюся жену, он не дышал вовсе. Берни стянул с кровати покрывало и решительно направился к Альде. Глупышка дёрнулась, хотела шагнуть назад, но совладала с собой и только прикрыла глаза. Кулачки сжаты, грудь быстро вздымается, осанка исполнена достоинства. Какая же Альда маленькая, хрупкая, беззащитная. Какой он глупец, ослепший от подозрений и… ревности?

Когда Берни накинул покрывало на плечи Альды, укрыл её, она вздрогнула и подняла на него удивлённый, враз растерявший лёд взгляд. Он поправил на ней покрывало, у него вырвался нервный смешок:

— Иди в постель.

Альда поджала губы, но покорно пошла к кровати, холодной, наверное… Нужно растопить камин посильнее.

— А ты?… — Как тогда, три года назад, в ночь после свадьбы, Альда присела на краешек постели и смотрела с напускным холодом. Но глаза блестели от страха.

— А я в кресло. — Берни улыбнулся, надеясь, что ободряюще. Чудо, но Альда несмело улыбнулась в ответ. — Я не насильник, Альда. А ты… прости. Пожалуйста. Отдохни… поспи.

Оссори нервно облизнул губы, глупо потоптавшись на пороге, вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и прижался к ней спиной. Почему горят щёки, почему бешено колотится сердце, почему с губ не сходит улыбка?

— Прости мне. Я дурак, Альда, — признался он скорее самому себе.

— Я знаю, Берни, — тихо откликнулась настоящая Оссори.