Глава 10. Жизнь после…

Генерал императорского войска во все времена, отец предателя, предатель сам и просто усталый пожилой человек: лорд Аскан не мог сказать, кто он сейчас больше.

Командовать армией не сложно, если эти навыки уже «в крови». Только сантименты на войне не уместны, они мешают выживать и не класть на плаху людей, которые хоть и против воли, но вынуждены сражаться с согражданами.

Когда — то, много лет назад, он простился с родным сыном, полным азарта, и почти утратил веру в то, что когда — нибудь он увидит его вновь. Ещё раньше он потерял доверие и дочери, что изящным росчерком меча могла лишить жизни кого угодно. Он ругал эту несносную девицу, но в душе всегда был горд ею.

Они оба оказались от него на противоположном поле шахматной доски войны.

И вот сейчас, спустя много лет, он стоит здесь, в больничной комнате при дворце, ставшим генералу и домом, и тюрьмой.

Дряхлый старик, вряд ли угодный теперь своим детям.

Вновь стоит возле больничной постели и смотрит на изувеченное лицо взрослого мужчины, с едва заметными, но так хорошо узнаваемыми характерными отметками. Заострившиеся скулы, виднеющиеся острые клыки, — совсем как у прежнего правителя. А если провести рукой по сбившейся копне волос, то наверняка обнаружатся и зачатки рогов под кожей головы.

Всего лишь частичная трансформация, присущая спящим демонам!..

Но на сердце тяжело.

— Сын… — тихо позвал скрипучим голосом.

Демон открыл чёрные, лишённые белка глаза, но по — прежнему молчал. Как и все предыдущие несколько дней.

— Я ждал этой встречи много лет, мой мальчик…

Сокрушенный тон и сгорбленная спина ничуть не смягчили демоническое безразличие.

Виноват, да. Посылал людей на гибель, был вынужден сражаться с сыном как равный, не давая поблажек, не ставя под сомнение преданность императору Уре. Да, некрасиво поступил, сложив ответственность за судьбу Аланны на её брата, заведомо зная, что он, ярый противник рыжих псов, не даст согласие на брак. Жар чужими руками загребать легко, только тогда — стоило ли?

Лорд Аскан присел на постель рядом с сыном.

О чем говорить? Как вернуть былое несгибаемое доверие?

— Ты вправе казнить меня по закону военного времени, как захватчик. Я пойму.

— Я не захватчик, — впервые подал голос Анранар.

Седой лорд вздохнул.

— Пойми, мой мальчик, у меня не было иного выхода, кроме как сражаться на стороне Кхаенов. Каждую секунду я опасался того, что кого — нибудь из Асканов лишат жизни, и тогда всё окажется напрасным. Мне казалось, если я останусь… в живых… — голос генерала дрогнул.

Эх, ты, старая размазня!.. И где былая черствость, где легендарная холодность, позволявшая держать в страхе иных рарванов? Сидишь тут, мямлишь что — то…

Но иначе — не выходит.

— Мне казалось, если я останусь в живых, то шансы на твою победу будут больше. Я и не думал, что когда — нибудь увижу обоих детей, пусть и не такими, как мне хотелось.

Анранар медленно повернулся к отцу, молчаливо разглядывая его лицо. Жуткий взгляд у сына стал. Холодный, безжалостный.

Демонический.

— Чего ты хочешь? Зачем приходишь? — тихо вопросил грозовой раскат.

— Я хочу покончить с этой глупой враждой в семье. Хочу, чтобы мы все снова стали одним целым… Ты, я, Аланна…

Седому лорду не привыкать к прямому, открытому взгляду. Пусть и под страхом смерти.

— Так просто? Раз, — и всё забыли? — холодно отозвался Анранар. — А как же Аланна?

— Аланна тоже со мной не разговаривает, — признал очевидное старший лорд Аскан. — Но не бороться за остатки своей семьи я не могу. Одиночество — не лучший друг старости, знаешь ли…

— А ты уверен, что хочешь такую семью? Аланна никогда не станет прежней послушной девочкой с капризами. Она закалилась не хуже твёрдой стали и может на равных сражаться среди мужчин. Трега она не бросит, даже если тот приведёт других жён. А я… Ты же видишь, что во мне не осталось ничего человеческого, — усмехнулся, не скрывая острые зубы. — И ещё не факт, что я научусь принимать былой облик. Даже моя женщина… Моя будущая жена — тоже далеко не идеал в отношении твоих мечтаний. По мне — так лучше одинокая старость, чем семья из демонов и оборотней.

— Думаешь, я не знаю всего этого, Анран? — грустно улыбнулся по — отечески пожилой лорд. — Семья — это люди, которым ты нужен. Те, кто готов о тебе заботиться, несмотря ни на что. А уже демоны, они или оборотни…

— Ой, у вас тут семейная сцена… — в двери показался Трег. Лёгок на помине. — Ладно, я позже зайду.

— Останься, — крикнул вслед Анранар.

Рыжий не стал спорить. В делах, касающихся собственной шкуры и любимой женщины, лучше быть гибче. В конце концов, эти двое могли наконец разрешить официальный брак с Ланой, которого она так хотела и заслуживала. Так почему бы не заткнуться и не присесть тут, рядышком? Только бы помирить этих двух упрямцев. И аккуратно прикрыть умудрившуюся вдрызг поссориться с братом Лану.

Намекать демону на неоднократную неверность его любимой женщины, а потом и вовсе требовать, чтобы он отказался от мысли «иметь семью с этой совратительницей чужих мужей» это как минимум смело. Ссорить этих троих было намного легче, чем мирить теперь.

Вопросы о самочувствии, о делах, о погоде… Трег старался создать непринуждённую обстановку, и сдался лишь под демоническим взглядом в упор, полным непонимания и недоумения.

— Ладно, ладно… Мне и правда не очень интересно, как ты себя чувствуешь. Я зашел извиниться за Аланну. Знаешь, женщины бывают иногда не в себе, — натужно рассмеялся. — Говорят всякие глупости из ревности или от обиды, а потом жалеют…

— А она жалеет? — с удивлением вскинул бровь демон.

— Уверен в этом.

— Если в этом уверен только ты, тогда тема закрыта, — потерял он интерес.

Мда. Нехорошо вышло. А ведь Лана обещала ждать за дверью, и даже согласилась попросить прощения после долгого воспитательного разговора тет — а — тет!

— Она ждёт за дверью и хочет попросить прощения.

— Потому что ты хочешь мою подпись на вашем брачном контракте? «Нет» — это последнее слово.

— Анранар, вам ведь всё равно придётся поговорить.

— И ты её ещё и защищаешь?! — слабо отозвался любимый голос. — Да вас обоих убить мало, — громко рыкнул Анран, — и не смей её сюда даже впускать, иначе за последствия я не ручаюсь!

— Ты бы хоть выслушал…

— Мне не нужна в семье женщина, не способная держать себя в руках!

— Это моя вина… — сокрушённо признал Трег.

— Она взрослая женщина, и не надо самонадеянно думать, что всё зависело только от тебя. Хватит. Всё кончено. За любую глупость рано или поздно приходится отвечать, — ей в первую очередь! — зло рыкнул. — Предательница! Пусть катится ко всем демонам и живёт, как раньше жила, — знать не хочу ни тебя, ни её…

* * *

Подъезжая к монастырю на своей новой каурой лошадке, всё же подаренной на прощание Тарринаром, я во все глаза любовалась природой. Дорога выдалась тяжёлой, два раза пришлось пережидать грозу, а один раз нас чуть не накрыло осыпавшейся скальной крошкой. И только сейчас, когда дорога стала ровной и прямой, мне удалось оглядеться.

Несколько лет назад я впервые посетила гору Отцов, что гордо возвышалась к северо-востоку от столицы. Но тогда я была маленькой запуганной девочкой, и мне было не до местных красот. А зелёные горы поражали своей девственной торжественностью и величием. И храм, вырубленный частично в скале, завершал монументальное возвышение.

Сегодня был праздник, день восхождения Афресии в семёрку. Ворота были открыты для всех. После всего, что со мной произошло, я просто не могла не пойти поблагодарить богиню за помощь. Как бы там ни было, а именно она решила исход битвы, и заслуживала подарков и внимания.

С нанэри мы встретились у входа в кельи — я как раз шла навестить её. Она, как и всегда была восхитительна, даже в своей тёмно — синей праздничной робе до пола, в которой только видны очертания замечательной фигуры. Эрегиний некрасивых не бывает.

— Девочка моя, ты вернулась? Как же я тебе рада!..

— Нанэри!.. — тепло обняла настоятельницу в ответ. (нанэри — настоятельница)

Мы много разговаривали сначала за чашкой чая, а затем за ужином. Я не знаю, как так вышло, что рассказала всё, — не собиралась ведь! Но когда закончила рассказ, то ощутила опустошённость.

— Жаль… Судя по твоему рассказу, ты могла бы попытаться поговорить.

— О чем? Всё что он хотел сказать — уже сказал.

— Он мужчина, а все мужчины собственники. Именно поэтому ни одна жрица Афресии так и не нашла семейного счастья. Наша гармония — быть с разными мужчинами. Выбирать тех, кто по нраву, но лишь на пару ночей. Разве ты не помогала людям, не лечила их? Но у них свои ценности и своя мораль. Их законы об отношениях между мужчиной и женщиной не применимы для нас. Так же, как и наши кажутся им неприличными и грязными. Но ты только посмотри на этих ворчунов в день открытых дверей храма! Если грязное — зачем тогда преодолевать такой путь, не зная толком, что их ждёт, и мараться?

— Было лучше, когда эрегинии считались мифом, и о храме знали лишь посвящённые…

— Рано или поздно это всё равно бы произошло. Хорошее в этом тоже есть — деньги несут, работников нанять для ремонта крыши или водопровода не страшно. Знают теперь, с кем связываются, понимают, что их ждёт, если оступятся хотя бы неучтивым взглядом.

Я тепло и грустно улыбнулась. Вот и всё. Здесь мой дом, где не нужно ни в чём оправдываться.

— Тётушка Савинар, можно я останусь? Не хочу больше возвращаться. Мне нет там места.

— Врата храма Афресии всегда открыты для её дочерей. Конечно оставайся. Когда придёт срок, ты выберешь себе мужчину из прихожан и подаришь ему ленту. Ты знаешь наши правила.

— Я не хочу, нанэри… Не хочу больше связываться с мужчинами. Даже для поддержания дара…

— Всего одна ночь хотя бы в месяц, Сарнай. Это же не сложно.

— Не хочу.

Она тяжело вздохнула.

— Ты потеряешь свой дар и погибнешь, девочка. Тебе нужна энергия…

— Пусть. Зато я успею сделать что-то для себя, не опасаясь ни чьих взглядов или жестов. Я хочу быть счастлива, Савинар. Хоть немного.

Ей нечего было мне возразить. Я осталась. За несколько недель, проведённых здесь, я узнала, что на храм неоднократно нападали. Только совместные молитвы не дали проникнуть в храм ни демонам, ни рарванам. Они оказались бессильны, — вот почему охотились на меня!

Я вновь упражнялась с мечом, делая гораздо большие успехи, чем прежде. Не ленилась помогать в храме. Но больше всего мне нравилось ухаживать за садиком, а по вечерам, после молитв Афресии, ужина, душа и отбоя, — рисовать угольками на бумаге. Рисовала бездумно, но странные картины. Словно на бумаге выплёскивалась часть меня. Зато они несли успокоение.

Женская ладонь, осторожно сжатая в мужской. Много разных змеек. Оскалы громадной собачьей пасти и длинные косы позади крепких мужских торсов, шипастого демона с глазами без зрачков. А ещё я уже который вечер усердно вырисовывала красивейшую саблю на фоне держащего её мужчины нечеловеческих пропорций.

Причём, сабля нарисовалась быстро, словно сама собой, а вот лицо никак не получалось. То нос не тот, то губам чего-то не хватает, то волосы не так лежат. Шипы на теле и то, как живые получились, и броня, словно приросшая к телу. Я пыталась рисовать его отдельно, и выходило с каждым разом всё лучше. Но всё равно не то.

— Сарнай, ты спишь, дитя моё? — постучались в дверь.

Я улыбнулась, узнав голос Савинар.

— Нет, нанэри, входите!

Она приходила ко мне иногда по вечерам. Её разговоры лечили и утешали куда лучше сонных капель. Спать не хотелось: кому охота вновь смотреть всю ночь отборные кошмары?

— Опять рисуешь? — улыбнулась она, обнаруживая милые ямочки на щёчках.

— Не получается, — пожаловалась.

Она присела ко мне на узкую постель и заглянула через плечо.

— Ты слишком придираешься. Мне нравится.

С грустью я покачала головой.

— Нанэри, а кого рисуете Вы?..

Она печально улыбнулась.

— С чего ты взяла, что я тоже рисую? А, впрочем, — вздохнула. — Если бы я умела, то тоже рисовала бы свою боль и радость. Думаешь, мне нечего вспомнить, кроме этого храма? — обняла. — Все мы прожили что — то очень важное для себя. То, что сделало нас сильнее и мудрее. И все, рано или поздно, возвращаются в храм для того, чтобы навсегда отказаться от большого мира. И мы никому не отказываем, Афресия всегда мне подсказывает, какую из её дочерей мне следует вернуть, — как тебя, например. И она ни — ко — гда не ошибалась!

— Нанэри Савинар, скажите, неужели все дочери Афресии обречены на страдание?

Нанэри вздохнула, задумавшись. Интересно, а как она стала настоятельницей, и почему её связь с Афресией намного крепче любой из послушниц?

— Не все, Сарнаюшка. Но каждая из нас появляется на свет для определённой цели. Эрегиний ведь на самом деле намного больше чем пять-шесть послушниц, которых ты видишь здесь. Просто наш дар проявляется лишь у тех, кто действительно силен духом и способен совладать со своей силой. Ты совершила переворот в стране, и в этом было твоё предназначение…

Я нахмурилась, сжав в руке уголёк.

— Глупости. В который раз — глупости. Как может женщина, не способная толком дать отпор похоти мужчины, совершить переворот? Я просто сделала то, что должна была. Все это сделали.

Нанэри грустно улыбнулась, пробормотав, что Афресия излишне бережёт порой своих дочерей.

— Завтра поможешь мне в саду? Нужно собрать поспевшие ягоды и фрукты. Сад большой, а многие девочки, как назло, собрались навестить родню. Пропадёт ведь урожай…

— Я сегодня уже собрала три корзины, но там…

Мы переглянулись с нанэри понимающими взглядами. Части урожая суждено было погибнуть, но это ещё не значило, что за него не нужно бороться!

Спустя ещё месяц делать стало абсолютно нечего. Часть урожая пришлось пустить на удобрение на следующий год. На кухне приходящие девушки из людей с утра до ночи варили компоты, варенья, солили, тушили впрок… Хотела было приготовить что-нибудь вкусненькое, но оказалось, что для меня там места нет.

Необъяснимая тоска, словно отодвинутая в сторону благодаря ежедневным простым заботам, вернулась сторицей. Начала кружиться голова, стража стало всё сложнее успокаивать. После той истории Нага стала иной, и, пожалуй, самой сильной среди всех. Девочки завидовали, а я часами могла просидеть у себя, мучаясь от приступов острой боли и успокаивая строптивого стража.

Но сегодня было немного лучше. Гуляя по саду, я нашла необычное семечко. Пузатое, начавшее прорастать, оно показалось мне брошенным ребёнком на дороге жизни. Надо посадить, — решила я и отправилась к цветнику. Там, совсем недавно я подготавливала почву для растений, хотела пересадить кусты роз.

Ничего, одному семечку тесно не будет. Пусть растёт. Пересадить никогда не поздно.

* * *

— Зачем ты приехал? Разве я не просила оставить её в покое?

— Тётя, а разве храм Афресии сегодня не открыт для всех желающих?

Савинар поджала губы. Мальчишка! Если бы только сестра дожила до того времени, когда её сына придётся останавливать от таких трагических поступков.

— Не трогай её, Ран. — Тихо попросила. — Она много выстрадала за всех. Неужели у тебя нет сердца?

Высокий мужчина, сокрытый капюшоном от плаща, вздохнул и сделал пару шагов.

— Моё сердце с ней.

— Разве ты не разорвал связь?!

— Я сделал это ещё когда был в плену. Был уверен, что не выживу и не хотел тащить её следом за собой.

Неловкое молчание повисло под сводами исповедальни. Каждый думал о своем за резной деревянной решёткой.

— Савинар, ты ведь тоже любила… Почему я не могу узнать, что произошло?

— Что бы ни произошло, это её решение, и ты не имеешь права снова рвать ей сердце! Девочки сюда так просто не возвращаются, понимаешь? Если Сарнай решила вернуться в храм, значит, для этого были свои причины. И, как мужчина, ты обязан уважать её решение!

— Тётя… — вздохнул тяжело. — Мне нужно её хотя бы увидеть! Я не стану подходить, обещаю. Просто посмотрю издалека.

Настоятельница храма эрегиний, нанэри Савинар молча встала и вышла, так ни слова и не обронив. Запретить она не могла, но и разрешить язык не повернулся.

Он не стал долго ждать. Скоро вечер, и все немногочисленные послушницы вскоре убегут на ужин. Тётка обмолвилась, что Сарнай любит рисовать и копаться в земле. Значит, или у себя, или саду.

Среди фигурок, копошащихся над растениями, было просто невозможно кого-то узнать. В бледно-жёлтых накидках, целомудренно скрывающих капюшоном большую часть лица женщин, они все были похожи на птенцов.

Ран тяжело выдохнул, растерянно пытаясь угадать. Возле бочки с водой веяло прохладой, но не солнце опаляло грудь. Почему Сарнай ушла — никто ответить не смог.

Не захотела дождаться встречи? Передумала связываться с высшим демоном?..

Неожиданно одна девушка чуть выше приподняла голову, взглянув в сторону бочки. Лорд Аскан замер, неловко натягивая капюшон. Без косы было всё ещё непривычно, зато она не мешала быстро скрыть лицо.

Острый женственный подбородок, смуглые чувственные губы — это всё, что удалось разглядеть. Будет досадно, если она заметила, или узнала его. Но синеокая смотрела на бочку с водой, машинально приминая землю вокруг семечка. Встала, отряхивая тонкие ручки.

Пришлось сделать усилие над собой, чтобы не шагнуть навстречу. Обещания надо держать. Да и где гарантия, что она не испугается? Демонов она повидала достаточно, но вряд ли захочет связываться вновь. Да и, казалось, стук сердца в мощной мужской груди слышен на весь двор!..

Хрупкая девушка подошла уже совсем близко, и попыталась набрать в лейку воды, привстав на мысочки. Лейка послушно наполнилась, но под собственным весом выскользнула из хрупких пальцев и быстро пошла ко дну, чем вызвала огорчение на смуглых чувственных губах.

* * *

Что за день… Ещё и лейку почти утопила! Надо было набрать всего чуть-чуть, но проворонила, засмотревшись на паломника. И чего там смотреть было? Ну, стоит, медитирует. Тут частенько многие останавливаются, — место и впрямь красивое. Но он оказался неравнодушным, и, обнажив красивые мощные руки по локоть, легко извлёк беглянку из бочки.

Я прикинула вес лейки. Не дотащу. И кто придумал такие огромные? Всё прошу, прошу, сходить кого-нибудь в соседнее село за лейкой поменьше. Но нет же, — денег много не бывает! А свои кончились быстро…

— Спасибо, — с сомнением потянулась к лейке.

Но паломник не дал её перехватить. Сам пошёл поливать! Нанэри увидит — ору будет… Нельзя паломникам отвлекаться от своей цели, нельзя. Храм открыт для мужчин лишь раз в месяц, — к чему тратить время на пустяки? Заботы о храме могут проявить лишь живущие в нём. А у меня ещё розы не политы…

Паломник оказался немым и немного неловким. Покорно выполнял просьбы полить кустики, ни звука при этом не проронив. Только кивал головой в знак согласия и сопел под капюшоном. Даже ещё раз за водой сходил, когда лейка опустела! А, может, он в избранники напрашивается? Нанэри подослала?..

— Спасибо за помощь. Да благословит Вас Афресия!

Он немного замешкался, а затем протянул руку ладонью вверх. Ну, Савинар!..

Ленточки избранного я не носила с собой принципиально.

— Если Вам нужна помощь эрегинии, то попытайте счастья у других девочек, — показала на послушниц. — Я этим не занимаюсь.

Очень осторожно, но настойчиво он таки коснулся моей руки. Ну что, что тебе? Не хочу я помогать, ясно? И ленточки нет, и не проси!..

— А… что это за шрамы?.. — тихо спросила.

Белёсые полоски, словно от ожогов, показались из-под второго рукава паломника. Когда лейку доставал — не заметила, как-то не приглядывалась… Я чуть отодвинула рукав на увитой венами сильной руке, и провела пальцами по ожогам. Что — то знакомое отозвалось в душе, даже змейка шевельнулась немного! Паломник замер, будто боялся спугнуть, — кажется, даже дышать перестал. Но руку не отнял.

Жалко его. Это если на руках такие, то что же с телом? С лицом?..

Я взглянула на лицо, но он быстро отвернулся. Только и успела выхватить взглядом мужественный подбородок. Тоже в шрамах. А змейка отчего-то вновь требовательно билась под кожей, словно пыталась вырваться наружу. Больно. Как же она надоела, поганка!.. Ну не до тебя сейчас, видишь?

Может, и впрямь помочь? У меня ведь полгода никого не было… Нанэри сказала, что мой дар начал угасать, а значит, и моя жизнь скоро закончится. Я не хотела больше этим заниматься, но… Немой мужчина несмело сжал мою ладонь, ласково оглаживая её большим пальцем, и от этого внутри всё сладко замерло.

Так умел делать только один человек, и ни на кого другого подобным образом я никогда не реагировала.

— Кто ты?.. — спросила, затаив дыхание.

Я услышала, как он сглотнул, почувствовала ещё сильнее сжатые пальцы. Он словно боялся выпустить мою руку, но вместо того, чтобы показать лицо, неожиданно вложил в ладошку спелый персик, моего любимого сорта, и ушёл. Даже не оглянулся, когда надсадным хрипом спросила вслед:

— Анранар?..

Одна из послушниц подошла, глядя в спину удаляющемуся паломнику, и шепнула:

— Зря я его тебе уступила… Почему ты не дала ему ленту? Он ведь первый, с кем ты заговорила! Почему, Сарнай? Неужели ты так не хочешь жить?

Сжав кулаки, я качнулась, но удержалась на ногах. Мякоть персика расплющилась в руке. Но уже через несколько секунд навалилась усталость и апатия. Кем бы ни был этот паломник, а я за ним не побегу. Хватит с меня мужчин.

* * *

Ночью мне стало плохо, как никогда. Боль раздирала каждую клеточку тела, я запуталась в сущностях, то извиваясь коброй, то крича сорванным голосом. Так продолжалось до утра, а потом всё резко стихло. Словно кто-то шикнул на обезумевшего стража. Каким же счастьем было наконец провалиться в беспамятный сон!

Вот только к вечеру всё началось снова. Боли, крики, буйство сущностей. Я сходила с ума, желая только одного: чтобы всё закончилось. И на грани безумства ощутила, как запястье резко сдавилось, Нага возмущенно перевернулась снова и… пристыжено замерла, подарив мне долгожданный покой!..

На другой день я проснулась только к обеду. Немного кружилась голова, но это была ерунда! Заглянула одна из эрегиний, передала, что нанэри звала к себе. Правда, сказала, что если я себя плохо чувствую, то могу не приходить. Мне и впрямь было плохо, но не настолько, чтобы не смочь встать с кровати.

Нанэри была не одна. В тёмном углу кто-то сидел, пока она встречала меня. Это что — то новенькое. Никогда Савинар не поступала подобным образом, и мне эта таинственность гостя не понравилась.

— Прости что потревожила, но… дело такое. Ты, наверное, обидишься на меня, и это будет твое право. Но хотя бы попытайся, Сарнай…

— Нанэри, о чём вы?.. — прижала вновь беснующуюся Нагу.

Фигура из темного угла поднялась, и мужчина вышел на свет. Это был тот самый паломник. Он откинул капюшон, но почему — то я нисколько не удивилась, поняв кто это.

Я молча смотрела в чёрные глаза, обрисовывала взглядом мужественное лицо, обожжённое местами. Ничего. Это лечится. Девочки наверняка его приметили в избранники… Только с аккуратной короткой стрижкой выглядит непривычно.

…А ведь он изменился. С ним и тогда было спокойно, а сейчас в этом взгляде чувствовалась просто огромная сила! И его внешность могла бы быть куда страшнее, чем простые ожоги. Да, немного заострились черты лица, да, изредка проглядывал алый оттенок глаз. Но, наверное, мне было бы проще, если бы демон выглядел как должно. Не так больно было бы…

Анранар тоже молчал. Внимательный, изучающий взгляд, эти нахмуренные в ожидании реакции брови. Сильно же он тогда пострадал, если и демоническая регенерация до сих пор не убрала все следы той битвы. И всё же…

Один человек может принести боль пытками. Другой — одним своим существованием, несбывшимися надеждами и лучшими в жизни воспоминаниями. Ран был таким.

Нанэри оставила нас одних, тихонечко прикрыв за собой двери.

Он подошел ближе, и снова взял за руки. Как тогда, в саду. И вроде совершенно спокойно всё внутри, только отчего — то эти самые руки предательски дрожат. Этот взгляд будит не самые лучшие в данный момент воспоминания. Потому что нельзя так смотреть, нельзя!.. Ну пожалуйста, мне же больно — стража безумного едва сдерживаю…

Словно поняв мою боль, Анранар обнажил мою руку со змейкой. Накрыл её ладонью, и… В глазах разом потемнело. Я вцепилась в его одежду, чтобы не упасть, потому что ноги больше не держали, меня трясло, а страж снова, — как и в предыдущие две ночи! — унялся.

Боли больше не было. Ни капли.

…И, боги раздери, как же не хочется отрываться от родного тепла!..

— Сарнай, почему ты ушла? — приобнял, держа за руку.

Я вспомнила события полугодовалой давности. Немного знобило. Пришлось тихонечко выпрямиться и отойти в сторону.

— Потому что я устала всегда и везде быть виноватой. Тогда, полгода назад, я пришла поговорить, боялась войти к тебе, не знала, как начать разговор. Но это и не потребовалось: я услышала ответ на свой вопрос и так. Ты сказал, что тебе не нужна женщина, не способная контролировать себя. Что я предательница, и ты не хочешь со мной разговаривать.

Анранар нахмурился, вспоминая.

— С чего ты решила, что это о тебе? Я говорил о сестре.

Удивлённо вскинула брови, испытующе взглянув на скуластое лицо.

Врёт? Все мужчины врут. Все женщины делают то же самое. Но даже если он говорит правду… Страшно. Возвращаться, делать шаг назад — страшно. Лучше уж как есть.

— Даже если и так, то это уже не важно. Мне здесь спокойно, и никто не требует стать собственностью. Я устала, Анранар. Не хочу больше быть куклой в мужских играх. Я хочу быть собой, пусть и ценой боли.

— Глупо.

— Может и так. Но это мой выбор. Мой!

— Ты даже не хочешь попытаться начать сначала?

— Зачем? Ты знаешь, чем отличаются эрегинии от обычных женщин? Тем, что голод и сила не дают шансов отказаться, если желание уже пробудилось. Или вылечить, обмениваясь сонмом энергий, или попросту съесть. Я не смогла быть верной, — это невозможно. Зачем я тебе… такая?

Отчего-то за его реакцией больно наблюдать. Больно ждать окончания разговора, и вновь признавать собственную суть, которая идёт вразрез с его идеалами. А он отвернулся, хмурится. И это тоже мучительно.

Ну же, Ран, давай быстрее покончим с этим…

— Я знаю, Сарнай. Я всё это знаю. И про Норгелана знал, — ты зря боялась этого разговора. Глупый поступок, что и говорить. Не могу сказать, что был счастлив слышать и ощущать всё это. Я был зол на тебя… — глухо выдохнул, стиснув крышку стола. — Да бездна, Сарнай, как же я был зол!..

Закусив губу, я отвернулась, сжавшись в тугой комок. Горло душили слёзы.

— Обед. Мне пора… — шагнула к двери, вытирая со щёк солёную влагу.

Анранар опередил. Быстро нагнал, захлопывая перед носом едва открытую дверь.

— Я не договорил! — тихо рыкнул сверху. — Сарнай, ты хоть поняла, что без этой измены даже моя помощь бы не сработала? Страж ведь действительно погиб. Тебе удалось возродить его начало раньше времени. Без него мы бы оба погибли, глупышка. И Афресия бы не помогла.

Мы герои, да. Я и моя похоть. И один упрямый демон, стоящий поперёк дороги. Руку мощную упёр в дверь и не выпускает. Не договорил он, видите ли!

— Это всё уже не важно, — прошептала. — Теперь уже не важно. Спасли империю — рада. Но у меня другая жизнь.

— Сарнай, посмотри на меня.

Смотрю. Заставляю себя не отводить взгляд от пронзительной тьмы.

— А теперь скажи, что больше всего хочешь, чтобы я ушел. Навсегда. И я обещаю тебе, что так и будет.

Сердце сбилось с ритма. Я сглотнула.

Это нечестно. Нечестно!..

Нежный, требовательный поцелуй захватил губы. Я не смогла оттолкнуть, замерла жёлтым столбиком, а затем… обняла и ответила. Можно восхищаться, как он целуется, какой он потрясающе ласковый и бережный, и как растворилась в этих чувственных прикосновениях. Но это было ничто по сравнению с происходящим в душе. Важное, ни на что не похожее, всеобъемлющее спокойствие и понимание того, что жизнь прежней не станет уже никогда. Вот какие чувства разрастались между нами тёплым комом!

Через минуту мы стояли, все еще держась за руки. Я улыбнулась, ощутив, как он уткнулся носом в мою макушку. Не хочу, чтобы ему помогали другие девочки из храма. Сама помогу, сама вылечу, — и шрама не останется!..

— Когда-то мне тоже пришлось сильно разбираться в себе, — подал голос Ран. — На это ушли годы. Надеюсь, ты справишься быстрее.

Спустя неделю я отпросилась у нанэри выйти за пределы храма. Анранар вновь звал гулять и обещал вернуть к ужину. Ночные кошмары отступили, Нага вела себя смирно. Савинар долго хмурилась, противилась моей первой прогулке вне храма. А потом вдруг по — матерински обняла, и шепнула, что желает мне удачи и благословляет. Грозно сотрясаемый кулак для Анранара тишком от меня так же не остался незамеченным.

Со дня разговора мы гуляли почти каждый день. Кажется, это и было «начать сначала». Я держала его за руку, впитывая тепло мозолистой кожи. Мы общались, — всё было действительно заново. И неловкие разговоры, и осторожно сжатые пальчики. Он трогательно помогал перешагнуть даже самые мелкие овражки, и каждый раз переносил через мелкую горную речку, хотя одна рука его ощутимо плохо слушалась.

Преодолеть самой все эти мелкие трудности было не сложно. Трудно оказалось не бежать впереди него, не обижаться, когда останавливал, чтобы помочь. Понять, что для него важны эти мелочи. Но, в конце концов, мне даже начало нравиться!

— Анранар… — потянула за руку после долгого молчания.

Просто залюбовались природой, да и домик впереди симпатичный нарисовался, как отметина на нашем маршруте. Каменный, местами отделанный деревом. Он выглядел очень прочно и надёжно, только смущало, что стоит в одиночестве. И всё равно — нравился.

Ран обернулся, вопросительно вскинув бровь.

— Это ведь ты ночами мою Нагу усмиряешь?

Он пожал внушительными плечами.

— Другого выхода пока нет.

— А если есть? — смущённо покраснела, спрятав взгляд. — Заодно тебя бы подлечила…

Касание двумя пальцами моего подбородка заставили прямо взглянуть в скуластое лицо.

— Ты уверена, что хочешь этого? Я смогу удерживать твою сущность, сколько потребуется, если буду оставаться с тобой на ночь. Боли больше не будет.

Какой же он правильный, этот лорд Аскан! Ненормально правильный! Другой бы давно уже сейчас делал своё дело прямо тут, на травке, а он…

— Савинар в курсе твоих ночных визитов?

— Не знаю. Я со сторожем договорился.

— Это как? — опешила.

Сторож — старый, дряхлый маг, в неурочные дни он пропускал лишь избранников…

— И кто же тебе ленту вручил? — спросила максимально беспристрастно.

В уголках демонических глаз заиграли смешинки. И что тут такого забавного? Если эрегиния вручает ленту, — значит, одаряет благосклонностью, от которой ещё никто не отказывался в здравом уме. И я в этом не участвовала!

— Не сердись, птичка, — сдержанно рассмеялся.

— И не думала! — насупилась.

— Най… Моя Най… — притянул к себе. — Давай скажем Савинар, что ты переезжаешь ко мне? А ленту я верну. Если переедешь — мне она будет ни к чему.

— К тебе? — замерла в объятиях, задрав подбородок.

Он кивнул в сторону знакомого домика.

— Пришлось разориться, чтобы быть ближе. Местный пастух заломил такую цену, что пришлось просить помощи властей. Но оно того стоило.

Нежась в тесном кольце рук, я думала о том, что, наверное, хочу посмотреть на этот домик ближе. В конце концов, никто не давит на меня с решением о переезде, а любопытство удовлетворить я могу прямо сейчас!

— Покажи? — потянула к дому.

Комнат оказалось три. Две на первом этаже, одна крошечная мансарда, больше похожая по размеру на каморку, и… просто огромная кухня! Последняя поразила настолько, что я так и замерла мышкой у обеденного стола на шесть персон. Тут и печка, и шкафчики, и посуда…

— Нравится? — обнял сзади. — Я знаю, что ты любишь готовить. Кухню пришлось расширять за счет пристройки, но я не жалею. Ещё кое-что нужно будет доделать, чтобы с тазиками не возиться, и кое — какую мебель заменить…

Ещё никто и никогда не делал ради меня… Столько!..

— Най, ты чего, любимая? Птичка, да всё исправим, — озадаченно шептал.

Истерики со слезами — это не мой случай. Но не в этот раз… Меня колотило, я пыталась сдерживаться, уткнувшись в родное тепло. Но оно всё равно лилось и всхлипывалось. Анран повёл куда-то за красивую дверь в углу, уверяя, что там дышать будет легче. Эту дверь я не помнила, мы там точно ещё не были. А когда очутились за ней, слёзы мигом кончились.

Терраса. Уютная, небольшая, увитая уже спелым виноградом, украшенная кадками пестрых цветов на периллах. Посередине — плетеный столик из рогоза и такие же стулья. Даже заветренная половинка яблока на тарелке не портила открывающейся панорамы на цветущий садик, огороженный высоким дощатым забором на фоне гор!

— У тебя случайно вина нет? Как-то слишком много эмоций на сегодня…

— Только сливовая настойка, — смутился едва заметно.

Эта улыбка, смущенный, тёплый взгляд — я и забыла, сколько они для меня значат. Осторожно присела на стул, сложив руки на коленях.

— Угостишь? — улыбнулась нервно.

Пели птицы в саду, шумели листья деревьев, падали спелые плоды фруктов. Здесь нужно поработать — столько трудов пропадает зря, столько всего можно вкусного приготовить!.. Я такое варенье знаю, — Анранар наверняка не пробовал никогда, должен оценить. Только где всё это хранить? Ай, ладно… Это же ещё не моё хозяйство, и вообще…

Печку я опробовала на следующий же день. Немного была забита вытяжка, но в целом вполне рабочая. И пока готовила вкуснейший душистый бульон из мяса, купленного в соседнем селе на прогулке, то и дело с ехидной счастливой улыбкой оглядывалась на обеденный стол, за которым сидел Анранар и чистил овощи для второго блюда. Я не просила — сам вызвался!

— Най, что смешного? — не выдержал.

— Прости. Просто для меня это непривычно.

— Ах, ну да… Извечный вопрос «что мужчина забыл на кухне», да?

— Лорд чистит картошку. Тебя ничего не смущает? — прыснула со смеху вновь.

— Я же не смеялся, когда на меня женщина с холодным оружием кидалась, — резонно заметил, снисходительно улыбаясь.

Довод оказался убедителен, но улыбаться я не перестала. Я вообще теперь частенько улыбалась, даже нанэри заметила перемены в моём настроении.

Мы гуляли каждый день, только теперь каждый раз останавливались в гостях у Рана, чтобы перекусить и отдохнуть. Я готовила для нас, и даже начала привыкать к тому, что мой Анранар всегда рядом, чем бы я ни занималась. И уже не представляла себе сон без спокойного сопения в макушку, — дома ли, или в комнатке храма. Его дыхание убаюкивало, мне понравилось засыпать, обнимаясь. А ему доставляло удовольствие приносить мне вкусности в постель или в гамак на террасе. Порой это превращалось в странную детскую возню, когда я уже отказывалась есть кусочки фруктов, и тогда усаживалась на Рана верхом и кормила его сама.

В какой-то момент я даже не поняла, что игра зашла дальше обычного, и мы целуемся в спальне без одежды. Всё произошло естественно, без лишних вопросов и сомнений.

Ярко. Страстно. Нежно. Долго.

Оставив Рана дремать в кровати, я отправилась на мансарду, закутавшись в покрывало. Вечер считал на небе зажигающиеся звёзды, выстраивая их в привычный рисунок на небе. Беглое солнце быстро искало укрытие за соседней горой. Наверное, так и я искала место для того, чтобы побыть наедине с собой. Потому что стало… страшно.

То, что я только что пережила, не укладывалось в привычные рамки понимания отношений. Потому что такого ещё не было. Я была пропитана его запахом, теплом, эмоциями, и всё ещё прикусывала горящие губы. Капельки энергии, слившиеся в единое целое, оказались откровением. Это был не просто акт соития, приятный обоим. Больше, намного больше.

Я была его.

Не согласие, не осознанный выбор. Это ощущение шло изнутри, было выжжено клеймом в душе.

Страшно.

— Птенчик, ты тут? — оперся руками о пол мансарды немного взлохмаченный Анранар.

Ожогов на его лице и теле стало меньше. Ему это явно пошло на пользу.

Отвернулась, пряча лицо, быстро размазывая улики по щекам.

— Сарнай?.. — присел рядом, и попытался развернуть к себе. — Ты чего?

Помотала головой.

— Мы там сейчас… Внизу…

— Мне показалось, что ты хотела… — удивлённо нахмурился.

Опять покачала головой отрицательно, придвинувшись ближе. Он всё правильно понял: обнял, и ждал объяснений.

— Я твоя, — уткнулась в широкую грудь.

— Это повод для слёз? — погладил по голове, заправляя прядки за ушко.

— Мне страшно, Ран… Не знаю, что с этим делать, — просто чувствую, что это так. Только ведь таких отношений у меня никогда не было, вдруг опять ничего хорошего не получится?..

— Я не предам, если ты об этом, — сжал мои пальчики. — Остальное в твоих руках.


Конец

Загрузка...