Яд в моём сердце (СИ)

Глава 15. Лина

Лина стояла у окна и улыбалась своим мыслям. Солнце спряталось за тучки, и радуга исчезла, но перед взором всё ещё мерцала размытая палитра цветов, а в душе бушевала буря эмоций — хотелось плакать и смеяться и даже петь.

Скрип старой калитки вывел её из задумчивости, послышались голоса Филиппа и Макса. Друзья неторопливо вышли на улицу, и Фил, обернувшись, взглянул на окно, то самое, откуда совсем недавно виднелась радуга. От неожиданности Лина вздрогнула, задев занавеску, и тут же отпрянула. Надо же так спалиться! Сцепив дрожащие пальцы, она замерла и смотрела вслед удаляющимся парням.

Филипп! Отголоски недавней мелодии так и кружились в голове, а в душе не унимались, порхали восторженные мотыльки. А ведь он всё тот же впечатлительный и ранимый мальчишка! Чего только стоят его неподдельные эмоции, его мечтательная улыбка! Кажется, он и сам удивился и озадачился, обнаружив в себе давно забытые чувства.

Перед глазами всплыли картинки из детства, и Лине стало немного грустно. Как же хорошо было там, в далёком прошлом! Знойное лето, звуки фортепиано и смеющийся Фил. Но тут же память воскресила не самые лучшие моменты их «дружбы» — заброшенный домик лесника и жгучую ненависть в янтарных глазах. По телу прокатился колкий озноб, но Лина прогнала непрошеные мысли. Вспомнилась их недавняя стычка на лестнице — его холодный и хлёсткий взгляд в ответ на внезапную грубость. Лине хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя, а он… стоило ей улыбнуться, и вся его злость в момент исчезла!..

А потом между ними возникла музыка. Нет, совсем не та, что рождалась под его умелыми пальцами во время игры на фортепиано. То была совсем другая музыка — музыка тонких планов и души. «Неужели мы сможем подружиться?!» — смущённо бормотала Лина, приложив ладони к пылающим щекам.

А что же Макс?! Этот парень-загадка — яркий, непредсказуемый, интересный… и такой недоступный. Он, несомненно, волновал её, но только совсем по-другому: как диковинный экспонат за стеклом — можно видеть, но нельзя осязать!

Хотя для избранных он всё же вполне доступный. Лина силилась понять саму себя и уловить хоть одну негативную эмоцию в адрес Макса, но обижаться на него не могла. Разве парень виноват, что запал на Элу? «Я же сама понеслась на звуки гитары, сама пригласила его в дом и повелась на игру, как последняя дурочка…»

Зато сестрица-мать раскрылась совсем с другой стороны — бессовестно заигрывала с Максом, кокетничала и вела себя как легкомысленная молоденькая девочка, а теперь вот снова нацепила маску заботливой мамаши: гремит посудой на кухне и что-то готовит, напевая знакомый мотивчик.

Лина до боли закусила губу — вспоминать об этом было неприятно. И если бы не Филипп… При мысли о нём ёкнуло сердце.

«Ну, и с чего бы это?» — удивлялась Лина самой себе. Для полного счастья не хватало влюбиться в друга детства.

За окном почти стемнело, небо над лесом заволокло хмурыми тучами, и редкие капли дождя уныло стучали по крыше. Но вот холодный ветер дохнул в лицо, и Лина, очнувшись от размышлений, прикрыла раму и отправилась в детскую.

«Нет, так неправильно, — уговаривала она себя. — Нужно поскорее избавиться от неуместных влюблённостей. Как там, у Джейн Остин: «… после одного хорошего сонета от любви не останется и следа»?!»

Лина порылась в рюкзаке и достала блокнот. Ещё в Германии она завела дневник и оставляла там зарисовки важных событий: дачные пейзажи, детские впечатления, портреты тёти Мариночки и даже Филиппа. Первым делом ей захотелось изобразить радугу, вот такую удивительную и волшебную, нависающую над кронами елей и сосен и рассеивающуюся в верхушках деревьев золотистым светом. В письменном столе она отыскала пастель и принялась выводить цветные дуги, мысленно проговаривая известную напоминалочку: «Каждый охотник желает знать…» А ещё ей захотелось передать эмоцию, что промелькнула на лице Филиппа, когда они вместе любовались видами из окна. Тихо напевая, Лина выводила плавные линии, в которых угадывались черты лица Полянского-младшего — его блуждающая улыбка и горящий взгляд. Лина так увлеклась рисунком, что не услышала приближающихся к детской шагов.

— Ну что, красавица, пойдём поужинаем, заодно и поговорим. — Эла стояла в дверном проёме и постукивала пальцами по косяку. — Ну что молчишь? Я там пиццу приготовила. Не хочешь перекусить?

«Вот же поистине законы Мёрфи работают», — нахмурилась Лина, надавив на мелок сильнее обычного и чуть не сломав его. — «Всё, что начинается хорошо, заканчивается плохо. Всё, что начинается плохо, заканчивается ещё хуже!» Жирный штрих пастели едва не испортил общую картину рисунка.

— Нет, что-то не хочется. — Желудок протестующее заурчал, но Лина подавила внезапный порыв отправиться на кухню. Пусть это и жестоко по отношению к самой себе, но сидеть за одним столом с сестрицей-матерью не было никакого желания.

— Ну… окей, — хитро улыбнулась Эла. — Уговаривать не буду. А я, пожалуй, сварю себе кофе. Знаешь, пицца получилась изумительная, с ветчиной, зелёным лучком, белыми грибами и домашним кетчупом. У мамы столько припасов в кладовке, что при желании тут можно запросто перезимовать, не выезжая за пределы посёлка.

— Я всё сказала, — упрямо буркнула Лина, стараясь не обращать внимания на уловки Элы.

— Как знаешь, но если вдруг передумаешь, милости просим. — С минуту постояв у двери, сестрица-мать вышла из комнаты, и из зала послышался ее голос: — Думаю, ты заблуждаешься, но донести до тебя всю суть мне будет проще на свежую голову. Так что оставим разговоры на завтра.

Лина старалась не слушать, чтобы вдруг не сорваться и не нагрубить, а потом и вовсе заткнула наушниками уши. Это ведь не из-за Макса она так кипятится, точно не из-за Макса? Кажется, она вконец запуталась.

Под нежное звучание Flёur Лине удалось поймать настроение и выплеснуть в рисунке все впечатления дня, и когда работа подошла к концу, на плечи навалилась усталость, а веки отяжелели. Она так и уснула с блокнотом в руках, усыпанная разноцветными мелками, будто драже. И снился ей предстоящий концерт.

***

А утром голод сломил упрямство, и Лина спустилась на кухню.

Завтрак прошёл в тишине — сестрица-мать казалась расстроенной и почти ничего не ела, всё поглядывала на телефон, и как только он вибрировал от входящего сообщения, тут же читала его, но веселее не становилась.

«Наверное, из-за Макса так убивается», — думала Лина, радуясь, что та не достаёт её разговорами.

Расправившись с пиццей, Лина отправилась наверх, решив наконец сыграть программу концерта, однако позаниматься так и не смогла. Следом явилась Эла и залезла в бабушкин комод. В старых вещах она отыскала шёлковые шали и принялась за работу — соорудила стильный топ, который идеально смотрелся с её потёртыми джинсами. Это и правда было здорово, и Лина на мгновение позабыла об обидах и с интересом наблюдала за фантазиями Элы. Та с небывалым азартом мастерила новую модель, а потом, напевая, вертелась перед зеркалом. И эта весёлость невероятно бесила.

— Ну как я тебе? — улыбнулась Эла, явно довольная собой.

— Сногсшибательно, все парни будут твоими, — фыркнула Лина.

— Я тоже так думаю. Но ты не переживай, мы и тебе что-нибудь подберём, — прощебетала сестрица-мать, будто не замечая издёвки в словах дочери.

— Мне ничего не нужно. Я вообще никуда идти не собираюсь.

— А вот это ты зря. Нужно обязательно сходить на концерт, когда ещё такая возможность представится? Только я бы не советовала тебе всерьёз заглядываться на этих ребят. Такие мальчики точно не для тебя!

— Это почему же?

— Да потому… — Эла на секунду задумалась, остановив на Лине внимательный взгляд. — Макс слишком ветреный, и он тебе не по зубам, а Фил … он странный. Такое впечатление, что…

— Ну конечно, — вспыхнула Лина, не дослушав, — этот не по зубам, тот странный, а тебе, значит, все по зубам? Думаешь, я ничего не вижу, не понимаю?

— Поверь, и не видишь, и не понимаешь. — Эла посерьёзнела и осторожно шагнула навстречу Лине. — У меня, знаешь ли, жизненный опыт, как ни банально это звучит. Не хотелось бы, чтобы ты повторяла мои ошибки.

— Обойдусь без советов! — Не желая выслушивать нотации, Лина резко поднялась из-за пианино. — Как-нибудь сама разберусь, — бросила она на ходу и выбежала из комнаты.

— Да Лина, ну постой же ты, глупая! — прокричала ей Эла вдогонку.

Но Лина неслась по ступенькам вниз — находиться в одной комнате с назойливой родственницей стало невыносимо! Хотелось отдышаться и остыть от эмоций. Она так и бежала до выхода, но перед самым носом дверь неожиданно распахнулась, и Лина налетела на Макса.

— Ой! — испуганно отскочила она.

Макс, едва удержав равновесие, весело рассмеялся, и когда Лина захотела его обойти, преградил ей путь и схватил за запястье.

— Куда это ты так спешишь?! Концерт ещё не скоро, — ухмыльнулся парень, явно заигрывая.

Всё ещё кипя от возмущения, Лина попыталась высвободить руку из цепкого захвата, но Макс умудрился, не причиняя боли, поймать и второе запястье, словно сковал кандалами.

— Отпусти, — прошипела она, заливаясь краской и с трудом выдерживая взгляд стальных глаз.

— Скажешь, что случилось, и отпущу, — не уступал он, поглаживая кожу Лины пальцем и смущая её ещё сильнее.

— Ничего не случилось, просто отпусти! — дёрнулась она.

— Врёшь! — прошептал он одними лишь губами, и в глазах заплясали черти. — Вы что, поругались с Элой? Из-за меня?

— С чего бы это? — опешила Лина, ведь Макс был не так далёк от истины. — Просто … мне нужно уйти.

— Так и есть, из-за меня, — констатировал он с хитрой ухмылкой.

— Слишком много берёшь на себя! — Лина шумно вздохнула, стараясь не смотреть парню в лицо.

— Эй, тебя что, злая муха укусила? — засмеялся он, не ослабляя хватки. — Люблю резвых девочек.

— А это не твоё дело. Отпусти, и всё!

— Ну и ну! Да у нашего мальчика глаза разбежались! — раздался насмешливый голос Элы, и Лина вмиг оказалась на свободе.

Макс промолчал, глядя на сестрицу-мать как нашкодивший кот.

— Твоё счастье, что я прихватила горячие ножницы … вот сейчас я тебя ими и поджарю, — слишком наигранно рассмеялась Эла.

А что было дальше между этими двумя, Лина не узнала.

Выскочив на улицу, она побежала по дороге, будто за ней гналась целая свора собак. Но потом, остановившись, отдышалась и медленно пошла прямиком к речке. «И чего ему было нужно от меня? Шёл бы уже к… ней!» — негодовала Лина.

Речка тихо журчала у берега, и в каждом её всплеске слышался едва различимый шёпот: обернись, обернись, обернись… Отмахнувшись от смутных предчувствий, Лина брела к воде. От старого мостка, с которым были связаны не лучшие воспоминания детства, остались лишь небольшая осевшая в реку площадка и почерневшие от времени и влаги деревянные стойки, торчащие из мутной глади. Они напоминали сгнившие кости гигантского ящера. А вокруг молодая зелень набирала силу, только мокрый песчаный берег, усыпанный ракушками и мелкими камешками, ещё не зарос. Лина скинула туфли, стянула свитер и вошла в ледяную реку. Склонившись, она зачерпнула полные пригоршни воды и плеснула в лицо. Струйки стекали к локтям, пальцы коченели, ноги сводило судорогой, но она продолжала умываться, чувствуя, как страсти в душе угасают, а на смену нервной дрожи приходит озноб.

Выбравшись на тёплый сухой холм, Лина укуталась в свитер, прикрыла глаза и затихла. Ласковое солнце согревало землю, слабый ветер трепал листву, гулял над рекой, покрывая рябью тёмную воду, а из леса доносились трели певчих птиц.

Вдруг в смешении звуков ей почудился чей-то стон — мучительный и слабый:

— Лин… Лина…

Она огляделась в поисках источника звука, но никого не увидела. Показалось? Всё ещё дрожа от холода, Лина надела туфли и, выбравшись на тропинку, поднялась по зелёному склону и… снова услышала стон. Сердце сковал страх, и она обернулась.

Привалившись спиной к широкому стволу самого дальнего дерева, сидел Филипп. Голова его запрокинулась, руки раскинулись, словно он находился в глубоком беспамятстве. «Да жив ли он?» — кольнула страшная мысль. Не чувствуя ног, Лина бросилась к парню, опустилась рядом с ним на колени и вцепилась в плечо:

— Филипп, что с т-тобой?

Он с трудом разлепил веки и смотрел на неё неподвижным мутным взглядом. Потом, наконец, прикрыл глаза и хрипло прошептал:

— Зачем… ты пришла?

Лицо Филиппа было бледным, будто неживым. Влажные волосы прилипли к вискам, на лбу проступила испарина, крупные капли пота сбегали по шее за ворот взмокшей футболки. Почти не дыша, Лина приложила ладонь к его пылающей щеке и в ужасе отдёрнула её. Он весь горел в жару.

— Ребята з-знают, где ты? Макс? Сейчас… я сбегаю за ними и п-приведу, — в панике зачастила она.

— Нет, не нужно, просто побудь со мной, — пробормотал Филипп.

— Да что с т-тобой, т-ты можешь ответить?! — Зубы Лины отбивали чечётку, тело била мелкая дрожь.

— Просто… дай мне спокойно умереть. — Фил попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и жалкой, отчего горло Лины сдавил колючий ком, и дышать стало труднее.

— Умереть? — задыхаясь от непрошеных слёз, выдавила она. — Ни за что!

На мгновение над поляной повисла тишина, голова закружилась, бессилие и ужас сковали тело, но Филипп поднял глаза и посмотрел на Лину долгим задумчивым взглядом — неожиданно чистым, болезненным и даже… нежным. Мысли разом покинули её, в голове звучала лишь музыка, та, что витала между ними у раскрытого окна, где над лесом так чисто сияла радуга.

Однажды, когда Филипп был ужасно одинок и тонул в омуте горя, Лина смогла облегчить его страдания, взяв его за руку и поделившись своим теплом.

Поддавшись порыву, Лина придвинулась ближе, руками обхватила его окоченевшие пальцы, а в груди зародилось особое тепло — оно разрасталось, струилось по венам, электричеством покалывало кожу, переливаясь из тела в тело через крепко сцепленные ладони.

Силы Лины стремительно таяли, дыхание прерывалось, будто из неё с каждым вдохом выбивали жизнь. Иногда ей казалось, что сознание уплывает, но она усилием воли «возвращалась в себя», продолжая цепляться за невидимые нити, и продвигалась вперёд. Когда в ладонях не осталось тепла, она подняла глаза на Филиппа и встретила его посветлевший взгляд. Жар отступил, лицо его порозовело, а губы дрожали в слабой улыбке. Они так и сидели молча, и уже не Лина, а Филипп держал её за руки, тревожно вглядываясь в её лицо. Очнувшись от наваждения, она опустила голову и высвободила онемевшие пальцы.

Фил глубоко вздохнул и размял плечи.

— Нужно возвращаться. Ребята обыскались меня, наверное. — Пряча глаза, он осторожно поднялся, протянул ей руку и помог встать на ноги.

Оба были в замешательстве и всю дорогу до дома шли поодаль друг от друга, и никто из них не решался нарушить молчание.