«Я сделаю это», – решила она, проведя пальцем по пыльному оконному стеклу, через которое деревья напротив виделись, как в тумане. Даже яркий утренний свет не мог рассеять серую пелену.
– Я должна сделать это, – произнесла она уже вслух, отворачиваясь от окна. Она всячески старалась не поддаваться мрачному настроению.
... Энни мерила шагами небольшую комнатку, глядя на бревенчатые стены и грязные окна, пока не поняла, что больше не вынесет этого. Чейса не было уже два дня, и все это время она отгоняла от себя навязчивую мысль. Но все, больше она не станет ждать!
Пес залаял, когда она сняла с крючка у двери ключи от машины.
– Извини, Джем. Не могу взять тебя с собой. Я и сама не должна ехать.
Перед тем как сесть в машину, она посмотрела на себя и подумала, что не может показаться на людях в таком виде. Чейс упорно не желал, чтобы кто-нибудь узнал о живущей у него женщине. Ей не хотелось даже ненароком причинить ему дополнительные неприятности.
Энни аккуратно заправила волосы под фуражку с большим козырьком, которую нашла в кладовой. Переоделась в просторный мундир, легко скрывавший грудь. Кроме того, она провела золой по подбородку. Правда, это походило скорее на грязь, чем на волосы, но Энни казалось, что издали она может сойти за молодого парня. Хотя, честно говоря, ее затея не пришлась ей по душе. Просто боялась, что раскроется перед людьми, а так, может, ее примут за неряшливого бродяжку, ищущего работу...
Энни повернула ключ зажигания. Мотор завелся, и, когда она нажала на педаль, машина дернулась. Энни дала задний ход, чуть не въехав в стену сарая, но, к ее счастью, быстро среагировала и вырулила на дорогу Она не водила автомобиль уже несколько лет – с тех пор как сломался брошенный у монастыря военный джип.
Энни быстро приспособилась к машине Чейса. Вот она уже вырвалась с крутых горных дорог на белесое плато и мчалась по пустынному, казалось, бесконечному шоссе. Путь ее долго тянулся через открытую со всех сторон равнину, и это однообразие навевало на Энни сон.
Вдруг девушка очнулась от странного треска. Непонятный звук походил на радиосигналы.
– Эй, Бык! – мужской голос прорезался сквозь помехи. – Ты слышишь меня, приятель?
Звук доносился из рации, вмонтированной в машину. Энни заметила маленький микрофон и нажала на красную кнопку.
– Вы меня вызываете?
– Вызываю, но, уверен, не тебя, дорогуша. – Мужской голос нарочито растягивал слова. – Но ты тоже подойдешь. Я – Длинноногий. А как твоя кликуха?
– Моя кликуха? Что это значит?
На другом конце раздался взрыв хохота.
– Леди, где вы провели последние сто лет? В монастыре?
Она кивнула, но вспомнила, что должна говорить.
– Да, я была в монастыре. А как вы догадались?
– Черт меня побери! – Он захихикал. – На какой колымаге ты катишь? И с какой скоростью?
Энни не была уверена, что стоит приоткрывать завесу секретности, назвав марку ее «колымаги», но, взглянув на спидометр, решила прибавить газу.
– Восемьдесят пять? – Он хрипло рассмеялся. – Я придумал для тебя кликуху – Летающая Монахиня.
Его голос потонул в треске и шуме радиопередатчика. Весь этот эпизод оставил у Энни легкое недоумение и вызвал улыбку. Летающая Монахиня? Ей даже понравилось прозвище. Жаль, что она не сможет рассказать об этом Чейсу.
Несколько минут спустя за поворотом показался Пэйнтид Пони. Маленький ковбойский городок в низкой долине был изогнут, как подкова. Река, несущая свои медленные воды среди грациозных ив и берез, окаймляла северную часть города. Серебристые заросли полыни поднимались до самых предгорий. А горы на горизонте казались черными, так что Энни не могла рассмотреть что-либо даже в свете солнечных лучей.
Очарованная открывшейся панорамой, Энни решила для себя, что красота долины – особый знак, как бы подтверждающий здравый смысл ее поездки.
Энни оставила машину в безлюдном месте. Пешее исследование улиц Пэйнтид Пони привело ее к интересным выводам. Так, по наблюдениям Энни, самыми популярными заведениями у здешних мужчин были парикмахерская и таверна «Устрицы прерий». «Устрицы прерий», – задумалась Энни. Не здесь ли подают деликатес, о котором упоминал Чейс?». Очень жаль, что у нее нет времени, чтобы зайти и попробовать эту штуковину. Ну, а компания женщин собралась у косметического салона.
Через полчаса Энни выходила из универсального магазина с двумя огромными пакетами. Она истратила почти все скопленные некогда деньги, но испытывала огромную радость от приобретенных... желтых занавесок. Еще она купила накидки на стулья и несколько плетеных циновок, расписной керамический сервис и большую вазу для цветов.
Чейс, конечно, поймет и оценит ее старания. Он жил один в своем склепе так долго, что уже не ощущал его гнетущей атмосферы. Кто-то должен внести в его быт новый штрих. Кто-то должен показать, каким радостным и желанным может стать даже самый простой дом. Энни решила еще зайти в аптеку. Чейс ведь не догадался бы о ее личных нуждах. Впрочем, она и не ожидала этого от него. Знала, что большинство мужчин вовсе не думают о подобных вещах. Ее отец, например, был так увлечен работой, что отправился на борьбу с малярией именно тогда, когда его жена рожала Энни. Конечно, Сара Вэлс сама была врачом и вполне могла контролировать свое состояние с медицинской точки зрения. Но Энни всегда удивлялась, как ее мать пережила все это, а также многие другие трудности, – эмоционально. Джунгли – страшное место. Красивое и ужасающее одновременно. Джунгли притягивают и отталкивают людей.
Но не джунгли убили ее родителей. Энни стала думать о прошлом, внимательно рассматривая яркие упаковки в аптечных витринах. Ее отца и мать убила не природа. Их убили люди. Пожар гражданской войны в конце концов перекинулся и на джунгли. Амбулатория была захвачена повстанцами, требовавшими медицинской помощи. А когда родители Энни отказались бросить своих пациентов-индейцев, их расстреляли. Вождь племени помог Энни спрятаться в монастыре.
Энни очень страдала от увиденного ею пренебрежения человеческой жизнью. Она обожала своих родителей и до сих пор скучала безмерно. Если мать и отец порой забывали о ней, то это, Энни со временем поняла, вовсе не из-за своей беспечности. Они были призваны к высшей миссии – спасать людей, бороться с их болезнями.
– О, извините, – сказала Энни, столкнувшись с высоким мужчиной, который беспардонно проталкивался к прилавку. Столкновение вывело Энни из задумчивости и напомнило, зачем она здесь. Она прошла в секцию женских принадлежностей. Но не успела выбрать необходимое, как вспомнила о предосторожности. Что подумают о ней, одетой под хулиганистого парня, когда она подойдет к кассе с... гигиеническими пакетами И прочим?!
Мужской голос вернул Энни в реальность.
– У меня проблемы с кишечником, – прохрипел он в окошко. – Мне надо немного...
– Слабительного? – предположил аптекарь.
Из любопытства Энни оглянулась и увидела того, кто только что толкнул ее. Аптекарь вынес огромную бутыль с синей жидкостью. Внешность покупателя показалась Энни знакомой. Но девушка больше заинтересовалась предложенным ему лекарством. «Если он выпьет это, лучше ему не станет».
Мужчина несколько задумался, словно услышав ее тайное предостережение. Потом остановился в трех шагах от нее, разглядывая витрину с антибиотиками. Энни поймала себя на том, что внимательно следит за ним. Ему было не более тридцати пяти: слишком молод для серьезного нарушения пищеварения...
– Свежие фрукты и овощи могут помочь. – Она улыбнулась. Беспокойное удивление отразилось в его глазах, и Энни смутилась.
– Помочь в чем?
– В «проблемах с кишечником», – сказала она мягко его словами. – Манго обычно хорошо действует. Если вы не против натурального слабительного, попробуйте еще капустный сок или отвар ревеня. – Она кивнула в сторону прилавка. – Намного полезнее, чем лекарства, которые убивают полезных бактерий, вымывают витамины, закупоривают сосуды и...
– О, хватит! – Он поднял руки, прося пощады. – Манго, отвар ревеня?
Энни подтвердила кивком головы:
– Даже древесная кора подойдет. Я думаю, лучше всего сенна.
Мужчина всматривался в Энни, высоко подняв брови, будто пытался оценить и совет, и советчика.
– Позвольте мне задать прямой вопрос, – сказал он, впившись в нее глазами. – Вы ведь девушка, не так ли?
Сердце Энни упало в пятки. Она совершенно забыла, как выглядела. «Лучше не врать».
– Можно, это будет нашим секретом?
На его лице отразился весь набор чувств – от смущения до изумления. Где-то в подсознании Энни всплыла сцена на лугу двухдневной давности. Да, несомненно, этот человек был управляющим ранчо Макэфри. Как хорошо, что он тогда не видел ее.
– Можно дать вам совет? – спросил он.
– Да, конечно, я ведь тоже советовала.
– Если вы хотите в нашей округе сойти за парня, выбросьте кепку и наденьте ковбойскую шляпу, а также сапоги. И... жуйте табак. И потом, если кто-либо заговорит с вами, в ответ только кивайте и сплевывайте на пол.
– О, благодарю вас, – Энни наклонила голову.
– Нет проблем. – Он надел шляпу, взял лекарство и направился к выходу.
Энни вернулась к витрине и выбрала шампунь, который должен был превратить ее волосы в шелковистый льющийся каскад.
Кивать и сплевывать? Пожалуй, она запомнит это...
– Это чудо, – тихо произнесла Энни, оглядев хижину.
За несколько часов она превратила ее в уютное сельское жилище из своих фантазий – дом, которого она никогда не имела. Отважившись, она действовала прямо-таки с мстительной решимостью. Даже выгрузила все из шкафов и буфета. Надо сказать, хозяюшка обнаружила целую кучу всякой любопытной ерунды, в том числе листовки о розыске преступников, сломанную мышеловку, осколки разбитой миски, высохшую ящерицу. И пыль, конечно. «Доисторическая пыль», – ухмыльнулась Энни.
Еще она нашла здесь же фотографию Чейса, Джонни Старовка и Джефа Диаса в дни их службы. Друзья веселились, по-видимому, в каком-то баре, возможно, в иностранном порту, распивали виски и широко улыбались в камеру. В летних очках, элегантных мундирах, с коротко остриженными головами они выглядели юными, бесшабашными и отчаянно смелыми. Фотография перенесла Энни в прошлое. Она вспомнила, как впервые увидела Чейса – молодого, дерзкого героя, спасшего ей жизнь. Сердце болезненно сжалось, когда она прочитала сделанную рукой Чейса надпись на обороте: «Первое задание – Тегеран, Иран – спасено 10 американских узников. Мы утерли им нос!»
Она с трудом заставила себя положить снимок на место и закончила уборку. Но и потом воспоминания все еще теснились в ее голове, вызывая странную светлую грусть.
Немного передохнув, Энни повесила шторы и приладила чехлы на кухонные стулья, разложила коврики на натертом ею полу, расставила в буфете новый сервиз. Чудесный букет полевых цветов довершил убранство. Если у дома было лицо – сейчас оно улыбалось.
Спальня Чейса осталась единственной комнатой, в которой Энни не навела еще порядок. Она и без того побаивалась последствий собственной предприимчивости. Но искушение взяло верх. И сейчас, пробуя острый испанский суп, кипевший на плите, Энни перебирала в уме аргументы в свою защиту. «Милосердие, благочестие и... одиночество», – неожиданно завершила она догматы монастырской жизни.
Не надеясь и сегодня дождаться Чейса, Энни пообедала, вымыла посуду. Впереди был долгий и скучный вечер. Она мирно потягивала свое вино, когда взгляд ее упал на дверь, ведущую в спальню Чейса. Нестерпимое любопытство повергло в бегство ее показное уважение к праву Чейса на уединение. Угрызения совести терзали ее, но уже ничто не могло остановить. «Я только взгляну, – сказала она сама себе. – Даже не переступлю порог».
Но едва Энни приблизилась к двери, громко залаял Джем. И это еще больше разожгло ее любопытство. На первый взгляд, в комнате Чейса все было как обычно. Одежда валялась в беспорядке, железная кровать была схожа с той, на которой спала Энни. На стене в углу висело старое ковбойское седло. И ничего секретного, а тем более зловещего, если не считать отсутствие окон.
Энни уже собиралась уходить, но ее внимание привлек металлический отблеск в дальнем углу этой темной комнаты. Было что-то странное в неровной, шершавой поверхности стены. С улицы было заметно, что один угол дома пристроен к гранитному утесу, но ей никогда не приходило в голову, что он встроен в скалу.
Энни скорее догадалась, чем разглядела, что здесь, в стене, есть дверь. А холодный блеск металла, привлекший ее внимание, исходил от висячего замка. Взволнованная, она вошла в комнату. Пес, до того тихо скуливший, вновь разразился громким лаем.
– Фу, Джем! Я только хочу посмотреть.
Едва она дотронулась до замка, как он сразу же упал ей прямо в руки: то ли дужка проржавела, что ли он просто не был закрыт. И это выглядело как приглашение к исследованию. Лай стал оглушительным, когда Энни налегла на тяжелую дверь и открыла ее. Впереди был туннель. Погруженный в кромешную тьму, он казался непроходимым.
Энни успокоила собаку и стала думать, что делать дальше. Здравый смысл подсказывал закончить исследование сейчас же, и Джем, казалось, очень хотел этого. Но глаза Энни стали привыкать к темноте и смогли уже различить глубокий проход в скале. Тогда Энни решила, что должна узнать, куда ведет туннель.
Минуту спустя она уже пробиралась по коридору, освещая себе путь длинными каминными спичками. Дорога вела в большую известняковую пещеру. Не было никаких следов использования туннеля в последнее время, и Энни уже решила повернуть назад, как вдруг увидела еще один коридор, уходящий влево под прямым углом. На этот раз она справилась с искушением.
– Все, Джем, возвращаемся.
Жалобный вой прорезал мрачную тишину. Энни повернулась и заметила, что спичка почти догорела. Пламя обожгло ее пальцы, когда она хотела открыть коробок. Вскрикнув от боли, Энни выронила спички. Пещера погрузилась во тьму. Паника охватила Энни. Она опустилась на колени и стала шарить по полу руками в поисках коробка. Земля отдавала ледяным холодом, влажная плесень прилипала к рукам. Энни показалось, что она прикасается к чему-то живому и скользкому.
– Джем! – крикнула она, не найдя коробок. Она надеялась, что пес выведет ее отсюда. – Джем, где ты? – Энни ощупывала темноту руками. Что-то здесь было не так.
Где собака?
Было слишком тихо. Запах плесени вызывал тошноту.
– Джем!
Энни услышала лай, но где-то очень далеко. Она поднялась и побрела на звук. Глинистая почва вдруг обвалилась под ногами, увлекая ее в небытие. Энни сделала последний шаг, уже в пустоту, и полетела вниз.
– Че-е-ейс!
Чейс выругался, схватил ружье, приложил деревянный приклад к плечу и выстрелил. Он едва почувствовал удар от отдачи. Четвертая пуля попала в цель. Он выдохнул, освобождаясь от напряжения. Он вдребезги разнес четыре пивные бутылки, и ему стало немного лучше. Но не очень. «Обидно, что это были не конокрады», – думал Чейс. Три дня он охотился за неуловимыми мерзавцами, угнавшими сто голов скота.
... Он пустил лошадь галопом, подставив разгоряченное лицо ветру. Огромному животному, возможно, тоже было нужно выплеснуть накопившуюся энергию. И эта бешеная скачка обоим доставляла наслаждение.
Чейс немного расслабился, но не забылся. Он представлял сейчас свой дом и женщину, оставшуюся в нем. Он был не в состоянии выбросить Энни из головы все три дня. Пытался вообразить, что он почувствует, если она не дождется его возвращения.
Она ворвалась в его жизнь, как комета. Он даже не думал, что это может произойти так быстро. Ее уход должен бы стать большим облегчением, но теперь, на пути домой, в нем росло неуемное желание снова увидеть ее.
Подобные мысли были опасны, он понимал это. Но чем сильнее пытался он сдерживать свои чувства, тем больше они укреплялись. Безумные мысли о ней роились в его голове с самого утра. Ее непослушные рыжие волосы, маленькая горбинка на переносице... По необъяснимой причине он сходил с ума от желания целовать ее, дотрагиваться губами до этого крошечного изъяна в ее прекрасном лице. Но самым живым и мучительным был образ насквозь промокшей Энни на пороге гостиной. Ночь за ночью она снилась ему, разрушая его разум. Он ощущал физическую боль, когда представлял, как снимает с нее белье, как дотрагивается до влажной кожи и сжимает в своих руках ее маленькие трепетные груди.
Чейс даже застонал. Он все подгонял и подгонял и без того летящую во весь опор Смоук. Только один раз он хочет пройти весь путь с Энни Вэлс. Без обмороков, без предостерегающих сигналов, без внезапных перерывов. Ничто не остановит его! Он хочет обнять и любить ее, и войти в нее так глубоко, как только сможет. Только однажды войти в ее открытое лоно, встать на дыбы, как взбесившийся жеребец, и выплеснуть в нее свое семя – до последней капли... Но не слишком ли много он хочет?
Он резко дернул поводья, остановив лошадь на всем скаку. Пыль поднялась столбом – Смоук затанцевала на месте в нетерпении освободиться. Но Чейс не отпускал поводья. «Если Бог есть на небесах, – прошептал он, – если есть сострадание в этом мире, Энни Вэлс должна исчезнуть, пока я доберусь до дома».
Солнце уже поднялось над горными вершинами, когда Чейс подъехал к поляне, где одиноко стоял его маленький дом. Он не увидел никаких признаков жизни внутри, но, возможно, она еще не встала. Или господь услышал его молитвы?
Дверь дома была открыта, и Джем бросился навстречу спешившему Чейсу. Он протянул руку, чтобы приветствовать взволнованное животное, и взглянул на дверь, ожидая увидеть Энни. Но она не появлялась. И Чейс забеспокоился. Немного усмирив обезумевшего пса, он снял седло со спины Смоук. Позже он накормит и напоит уставшую лошадь. А сейчас Чейс хотел побыстрее войти в дом и все проверить.
– Тише, Джем, – сказал он овчарке, когда ее лай стал невыносимо резким. – Я приехал, как только смог.
Он повесил седло на перила крыльца, уздечку швырнул куда-то в сторону и взбежал по ступенькам.
– Какого черта? – он остановился, как вкопанный, уставившись на цветы, коврики и занавески... Пол сиял так ярко, что хотелось зажмуриться. Дикая ярость поднялась в нем, когда он понял, что сделала Энни. Эта чистоплюйка превратила его дом в проклятую похоронную контору.
– Энни! – закричал он, глядя на собаку. – Где эта женщина, черт побери!
Джем побежал к двери спальни и заскулил, повернувшись к Чейсу.
Он не решался двинуться. Страшная догадка пригвоздила его к полу. Потом он бросился за просящим помощи животным. Первое, что увидел с порога, – открытую дверь в туннель.
– О Господи! Нет! – в ужасе закричал он.