Всё свободное время я стал посвящать изучению исходного кода. А времени было навалом.
Брат пропадал на фабрике, перерабатывал мусор. Мне же, работы не было.
По закону, работать обязан любой. За труд выдают кусочки пёстрого пластика, которые можно менять на крутой ноутбук, головизор, быструю и большую коробку. Ещё, пластик можно на время отдать, чтобы его стало больше.
Однако, закон этот не выполнялся — так же, как куча других. Творец создавал Людей для войны, а не для работы. Как могут работать на фабрике Птиц или Червь, у которых вообще нету рук? Поэтому, пластик скапливался у Обезьян — очень хитрых и ловких, а сила их Стаи росла.
С Юкой мы виделись редко. Только ночами, на крыше — формально мы были врагами. Глядя, как Осколок Ветра парит в вышине, тренировались в решении Задач, спрашивая друг друга по очереди. Победитель целовал проигравшего в утешение.
Дураков этот мир не любит. Даже в мирное время, любой мог остановить тебя и поставить Задачу. И от того, как ты разбираешься в комбинациях классов алгебраических циклов и уравнениях движения сплошной среды, зависела жизнь.
Дни напролёт я копался в себе. Открывались новые и новые блоки, а код не давался. Попробуй пойми, для чего в тебя встроен тот или иной оператор!
Зато (вот ирония!), я получил сверхспособность. Теперь я видел код электронных устройств, и мог изменять его на лету. Включались ноутбуки, открывались замки, светофоры меняли цвет. Не влезал я лишь в камеры и коробки — знал, что нельзя.
Жажда мучила. С каждым днём всё сильнее хотелось кровавого свежего мяса. Терпеть помогала любовь, встречи с Юкой.
Но, в один из вечеров я попробовал выйти, а замок меня не пустил.
— Будешь выходить с моего разрешения. Дверь теперь пропускает только меня. Твои электронные штучки, разные там деблокираторы, я отобрал.
Я обернулся. Рот Нура растянулся в улыбке.
Показывает клыки. Жест торможения агрессии. Значит, не хочет ругаться. И я не хочу. Но, мне нужно к любимой!
— Ну-у-р… Почему-у… — я тоже ему улыбнулся. Отвернул голову в сторону, сжался, всем видом изобразив подчинение.
— Считаешь меня дураком?
Я не знал, как относится к брату, но дураком его не считал. О чем прямо ему и сказал.
Нур усмехнулся.
— Думаешь, я ничего не вижу? Смотришь целые дни в потолок, а по вечерам убегаешь. Куда? — он вздохнул. — Дин, я тебе зла не желаю. Ты уже взрослый. Скажешь, в какую девчонку влюбился — пущу.
— Я не…
Он перебил.
— Я у себя. Заходи, как созреешь для разговора, — сверкнув на прощание глазами, Нур удалился.
Вот и всё. На окошках — решётки. Замок… Я открою его без проблем, но что будет потом?
Во-первых, брат догадается о моих сверспособностях. Хотя… Мало ли, как я открыл! Что-нибудь можно наврать.
А во-вторых… Во-вторых, Нур меня просто убъёт, и его никто не осудит. Неподчинение старшему брату — дерзость неслыханная. Нура поддержит любой: «Таких надо уничтожать, чтоб не распространялась зараза!»
Да. Нур меня непременно убьёт.
Как же он догадался? И, что он знает?
Может, совсем ничего. В нашей Стае девчонок полно.
А если следил? Что, если брат ходил за мной по пятам? Нур — опытный следопыт, я его никогда не замечу!
Нет. Я ведь трясусь перед запертой дверью, раздираемый жаждой встречи и страхом. А если бы брат что-то знал, я уже был бы мёртв.
Вспомнилась крыша, свобода, ветер и девичий смех. Сразу со всех сторон навалились стены — замызганные и подранные, в лохмотьях обоев. Запахи — резкие, мерзкие запахи Человеческого жилья: чай и еда, пыль и плесень, моча… А на свободе пахло лишь холодом, звёздами, и немножечко мамой — от Юки.
Что означает «свобода», удастся понять лишь тогда, когда её отберут. До этой поры, «свобода» — обычное слово. Такое же, как «диван» или «стол». Ты и не знаешь, что у тебя она есть.
Это был переломный момент — как тот день, когда я встретил Юку, и осознал, что не могу убивать. Сегодня я понял ещё кое-что: свобода — важнее всего. Важнее брата, отца или Стаи. Важнее Архонта, важнее Творца. Даже важнее, чем Юка — думаю, Рысь бы со мной согласилась. И уж кончено, важнее, чем жизнь. Быть Человеком — значит ценить свободу превыше всего.
Я поменял в регистрах замка единичку на ноль. Раздался щелчок, я схватился за ручку и вышел за дверь. Всё это случилось, как будто само по себе.
Когда я спускался по лестнице, прыгая через ступени, до ушей долетел отчаянный рык.
Да, Нур меня непременно убьёт.
На крыше было тепло, весна постепенно вступала в права.
— Как бы хотелось увидеть лето! Узнать, что же это такое! Представляешь, повсюду тепло, как в квартире! — Юка вдруг осеклась. — Дин, что с тобой? От тебя пахнет страхом!
Я рассказал.
— Значит, не будем больше встречаться! Я не приду!
— Он меня не удержит! Пусть лучше убьёт!
— Дин, ведь он так и сделает!
Я отвернулся.
— Какая я дура! Это я во всём виновата! Зачем я тебя позвала! Разве было не ясно, чем это закончится.
Я не знал, что ответить. Ляпнул, для утешения:
— Юка… Дело совсем не в тебе. Всё равно, мне не жить — трусов, не желающих воевать, в нашей Стае не держат…
— Ты ведь не трус! Наоборот! Ты пошёл против всех!
— Пустые слова…
Она замолчала. Я сидел и смотрел на звёзды, размышляя о том, что я больше их не увижу. Всё это — крыша, свобода и ветер, сегодня в последний раз.
— Дин, давай убежим. Ты — электронщик, и у нас есть оружие. Ты ведь сам говорил…
— Говорил… Только это пустые мечты! В одиночку в чужих районах не выжить.
— Ну и куда ты пойдёшь?
— Домой. Будь, что будет.
— Тогда будем сидеть до утра. Отец сегодня в дозоре, а мама заснула.
Так мы и сделали. Что уже было терять?
В квартиру я вошёл сам, открыв замок тем же способом. Ноги подкашивались, а руки дрожали от страха. Замер, прислушиваясь и втягивая носом воздух.
Никого! Я не слышал ни звука, а запах брата был слишком слаб.
Я обошёл все комнаты, чтоб убедится. Даже заглянул под кровать и открыл шкафы. Я понимал, как всё это глупо, но ничего не мог сделать.
Всё осмотрев, я выпил из крана воды и упал на диван. Страх уходил, только есть всё равно не хотелось. Я просто лежал, уставившись в потолок, вздрагивая от каждого шороха. Потом, чтобы как-то отвлечься, стал рыться в коде.
День ничего не принёс, код не давался. Вероятно, я просто не мог как следует сосредоточиться.
Поздним вечером, в сто шестьдесят семь часов, щёлкнул замок. Хлопнула наружная дверь, воздух принёс запах Нура.
Я лежал, не дыша, прислушиваясь к шагам в коридоре.
Нур прошёл к себе в комнату, даже не заглянув. Под его весом скрипнул диван, и всё стихло.
Я совсем ничего не понимал.
Что это значит? Стая решила устроить показательный суд, и меня ненадолго оставят в живых?
Теперь, рядом с братом заснуть я не мог. Казалось, что он подкрадётся, и перережет мне горло. Я только лежал в темноте. В комнате было тепло, но по коже бежал мороз.
В конце концов я не выдержал: поменял регистры, предварительно поставив «будильник», и провалился во тьму.
Поутру Нур позавтракал и куда-то ушёл. Осмелев, я пробрался на кухню — всё-таки, нужно было поесть. К тому же, мучила Жажда.
Я открыл холодильник и обомлел — полки были пусты. Ни пайков, ни мяса. Нур убрал все продукты.
Что это — наказание?
Я заварил чай из листьев и лепестков яркогня, кинул побольше сахара. Порылся в шкафах, но ничего съедобного не нашёл.
В общем-то, голод меня не особенно мучил. Но Жажда! Кожа под шерстью горела; воздух, с надсадным сипением, едва выбирался из лёгких; мысли крутились только вокруг одного. А это ведь только начало! Что будет со мной через день? Даже страшно представить!
С другой стороны, до нового дня ещё надо дожить…
В попытке уменьшить мучения, я вновь принялся редактировать код. Сидел, заваривал чашку за чашкой, и пробовал пробиться сквозь символы.
Терять было нечего, и я делал то, на что бы в другой момент не решился. Но, всё было зря. Всякое изменение приводило к ошибкам. Дёргались руки, терялось зрение и слух, нарушалось мышление. Несколько раз я даже упал с табуретки.
Зато, страх меня совершенно покинул. Я настолько увлёкся своими смертельным экспериментами, что пропустил возвращение Нура. Когда я в очередной раз свалился под стол, до ушей долетел удивлённый возглас:
— Эй! Ты чего тут творишь?
Я быстренько отменил изменения и распахнул глаза. Я не боялся, мне было уже всё равно.
Брат протягивал руку. Я выделываться не стал, и схватил ладонь.
— Дин, тебе плохо?
Я вконец растерялся. Что ещё за забота, вместо расплаты?
— У меня всё хорошо, — сказал я, как автомат.
— Может, с голоду… Садись вот, поешь. Я принёс пайки… И свежее мясо! — Нур засуетился, доставая пакеты из переноски.
«Прозрачная, как положено, — отметил я автоматически. — Каждая камера отследит, что внутри».
Брат разогрел паёк, поставил передо мной дымящуюся тарелку с белковой синтетики. А рядом другую — с мясом «живым», в лужице свежей крови.
Забыв обо всём, я вцепился зубами. Кусочек был маленький, я быстро его проглотил.
«Рысь» — определил биочип. Статы не изменились.
Рысь! Перед глазами возникла Юка.
Что, если это была она? Неужто, я слопал любимую?! А может, её отца или мать?
Я закашлялся от отвращения. Кусок будто жёг желудок внутри.
Брат смотрел, изумлённо тараща глаза.
— Дин! Ты серьёзно болен!
Да, я был болен — любовью и состраданием. С этой болезнью исход лишь один — это смерть. Таков наш безжалостный мир.
— Может приляжешь? — кажется, Нур был и правда обеспокоен.
Странно! Он что, решил меня оставить в живых?
Может и так, ведь наша семья уничтожена. У Нура из близких остался лишь я. Может поэтому, он пытается дать мне ещё один шанс?
Напрасно! Ему меня не приручить и не удержать!
Я встал, и Нур попытался подставить плечо. В этот раз я отстранился. Прошёл в комнату и упал на диван.
— Выздоравливай! Если что надо, скажи! — в голосе Нура звучала отеческая забота.
Верить ему или нет?
До самого вечера я занимался самоисследованием, без страха открывая огромные блоки «запрещённого кода».
Да только, всё было без толку, и возникали крамольные мысли о том, что я слишком часто в последнее время смотрю в потолок. А жизнь пролетает, минуты уже не вернёшь! Разве не лучше жить полной жизнью, как все?
О времени, проведённом с любимой, я не жалел. Но дни, растраченные на самоисследование…
Текст, символы, код… Если, каким-то чудом, я доживу до старости, до зимы — мне нечего будет вспомнить.
С другой стороны, единственный путь к свободе — улучшение себя. А за свободу нужно платить.
К тому же, что означает «полная жизнь, как у всех»? Носиться по улицам, рвать на куски врагов, делать детей и бороться за место в Стае? Разве это мне нужно?
Да и отчаиваться совсем ни к чему. Есть принцип Парето. Лишь двадцать процентов усилий приводят к желаемым результатам, а восемьдесят — пустая работа. Однако, без этих восьмидесяти, не случится тех двадцати.
Надо просто работать, не жалея себя и забыв обо всём.
Брат заходил ещё несколько раз, спрашивая, чем мне помочь. Он был живым воплощением заботы. Но я ему не доверял.
Поздним вечером я прокрался к двери, и открыл замок. Руки тряслись, но я боялся не за себя. Мне казалось, что крыша пуста, что я слопал Юку.
Это была идиотская мысль — какова вероятность того, что Нур её выследил и убил, а теперь проявляет «заботу»? Но я ничего не мог сделать — ум, вышедший из-под контроля, не удержать.
Погружённый в фантазии, я не заметил, как сзади подкрался Нур.
Сильные руки прижали меня к двери.
— Ты опять за своё? — глаза брата, синие, как небеса, были так же пусты. — Значит, смерть! Ты всё понимал, и это твой выбор!
Я ощутил, как лезвие ножа прижимается к горлу, как сразу намокла футболка…
Что ж, брат прав. Я понимал, что за всё придётся платить: за Юку, за ветер, за звёзды.
— Ты понимаешь, что подставляешь не только себя? Если я тебя не убью, мне конец!
Я молчал. Честно сказать, об этом я даже не думал.
Брат был прав — у него не было выбора. Как не было и у меня. Есть ли выбор вообще, хоть у кого-нибудь в мире, или всё в этой жизни предрешено?
Кровь текла уже по ногам. Но я, почему-то, был жив.
— Дин! Обещай, что останешься дома!
— Не могу.
Нур зарычал — отчаянно и безнадёжно.
— Упёртый придурок! — он развернулся и ушёл в свою комнату, так сильно захлопнув дверь, что разлетелось стекло. Осколки со звоном посыпались на пол. — Дал…сь т…бе эта чёр…ва Р…сь! — последняя фраза тонула во всплесках эмоций, в шуме помех. Я не мог разобраться, действительно я слышал «Рысь» или просто додумал.
Я схватился за горло, зажав рану рукой.
«Здоровье — девяносто четыре процента. Лёгкие повреждения сосудов. Небольшое кровотечение», — выдавал биочип.
Я опустился на корточки, прижавшись спиной к стене, и закрыл глаза.
«Здоровье — девяносто шесть…»
Рана уже начинала затягиваться. Костный мозг восстанавливал кровопотерю. Хотелось пить.
Я прошёл в ванную, выпил из крана воды и умылся. Сбросил пропитанную кровью одежду, сунул её в стиральный автомат и встал под вяло текущие струи воды.
Глядя на окрашенную розовым воду, я пытался понять, что вообще происходит.
Неужели Нур знает про Юку? Неужели он всё же следил? Или мне показалось? Я был в таком состоянии, что мог услышать всё, что угодно.
Ещё одна мысль не давала покоя: Нур может из-за меня пострадать. Жертвовать собой — дело одно. Но, не братом.
Нур меня не убил, пошёл на смертельный риск. Я не смогу об этом забыть, и бегать к Юке, будто ни в чём не бывало.
Сердце рвалось на части. Без Юки я просто не мог, без неё в моей жизни не было смысла. Но я уже понял, что я поступлю, как взрослый, как мужчина и как Человек.
Осталось в последний раз увидеться с Юкой и всё объяснить. Она ведь сама говорила: «Не нужно нам больше встречаться!»
А я… Я уже к жертвам привык, лишь бы не жертвовать совестью.
Струя стала тоньше. Потом вода вовсе пропала.
Проклятье! Когда-то здесь мылись вообще без воды, за одну лишь секунду — в стенах ещё сохранились поломанные излучающие головки. А теперь…
Я кое-как вытерся полотенцем, прошёл к себе в комнату и переоделся. Заглянул в комнату брата.
— Нур! Я в последний раз…
И вышел за дверь.
Недавно прошёл санитарный ливень, по тротуарам текли зловонные потоки воды. В грязных лужах дрожали звёзды.
Рана полностью зажила, но прохожие принюхивались и оборачивались, чуя свежую кровь. Я брёл, не поднимая глаз, слыша рычание со всех сторон.
Так Город устроен: если упал, тебе не помогут. Скорее, добьют.
Потом я свернул в переулок, и дальше двигался скрытно, до самой крыши.
Юка сразу нахмурилась:
— Почему от тебя пахнет кровью?
Я ей рассказал.
— И ещё… Брат, кажется, догадался — про крышу, и про тебя.
— Кажется?
— Да. Я точно не знаю.
Юка вздохнула.
— Дин… У меня тоже всё плохо…
От Рыси шёл запах страха и боли. Как я не заметил сразу! Видно, сосредоточился на себе.
— Давай уже, говори!
— Я Достойная! Меня отправляют на Небо! — она захлебнулась слезами.
— Мечты сбываются. Ты ведь хотела!
— Раньше, но не сейчас! Как же ты? Как же наша любовь?
— Она была бы недолгой, и ты это знаешь. Грядёт большая война.
— С тех пор, как ты передал разговор Властительницы и Эарна… С тех пор, как рассказал мне про код… Я им больше не доверяю!
Юка глядела в ночное небо и хмурилась всё сильней.
— Всё это тебе не кажется странным? Почему Олень говорит, что жить нужно достойно — терпеть, стойко переносить лишения и сдерживать гнев? Ведь мир устроен не так, в нём выживает сильнейший! Мне кажется, это отбор. Они просто увозят брак! И брак — это я!
— Нет. Олень всеми силами старается прекратить столкновения.
— Выходит, он противится воле Творца? Вернее, не он — Олень ведь, только посредник. Значит, Властители? Они не хотят, чтобы мы убивали?
— Скорее, они не хотят, чтобы мы убивали чрезмерно. Не хотят, чтобы Город исчез, поглотив сам себя.
— Значит, поддерживают баланс? Но зачем? — в радиопакетах Юки наблюдалось переполнение эмоциональных полей. Я прямо видел, как единицы дрожали, и выли от страха нули. — Дин, я боюсь — так, что сам собой поджимается хвост. Что меня ждёт?
— Не знаю. На Небе будет уж точно не хуже, чем здесь.
— Дин, ты хотел за Город! Давай убежим!
— Думаешь, всё так просто? Мы даже не знаем, куда идти!
— Давай залезем на Башню, посмотрим. Или просто пойдём на Восток!
— Ну конечно! Очень умно! А что, если Город тянется на миллион километров? Ведь мы просто Люди, откуда нам знать?
— Поедем!
— Коробки не ездят в чужие районы.
— Ты взломщик!
— Слишком большая длина ключа. А ошибёшься — взрыв! Опять же, что будет, если взлом попадёт на камеру? А он обязательно попадёт!
— Что будет?
— Убьют. В лучшем случае.
— Но ведь ты взламываешь замки и другие устройства…
— Не те, что принадлежат Властителям… Ты разве не поняла? Мы можем делать лишь то, что хочет Создатель! Он хочет, чтобы мы развивались. Поэтому, нам разрешено убивать — но только врагов, взламывать электронику других Стай, выдумывать и решать Задачи… — я разозлился и сорвался на крик: — Да нет! Не разрешено, а велено — выбора у нас нет!
Юка совсем потухла. Куда спряталась озорная изобретательная девчонка? Но я продолжал её добивать:
— А Жажда? Что ты за Городом будешь есть? Пайки и одежду там не выдают! Нет там врагов, как и нет холодильников с мясом!
Стоп… Что-то я упустил…
Я замолчал.
Та-а-ак…
Я вывел текст диалога и прокрутил назад.
Вот! Вот оно!
«Что, если взлом попадёт на камеру?»
— Юка, вдруг это расплата? — я произнёс это и сразу же пожалел. Но, было поздно.
— Ты о чём?
Пришлось продолжать…
— Ты засветилась в Храме. Потом на крыше, с Осколком. Они тебе этого не простят!
Юка поджала хвостик и заскулила.
— Ду-у-урак! Ведь мне страшно и так!
Я почесал за ушком.
— Мы что-то придумаем.
Сначала она нервно дёргалась — так, что я даже боялся за пальцы. Потом заурчала, прижалась и стала тереться.
— Правда? Ты обещаешь?
Я утвердительно закивал.