За гранью тьмы [СИ]

ГЛАВА 5

На высоких каменистых хребтах гуляет ледяной ветер. Снег, срываемый с вершин, порывами жалит кожу, оседает на обветренных губах. Краем глаза замечаю темно-медные растрепанные пряди, скользящие вдоль лица. Ветер безжалостен, он рвет волосы, путает их в складках ворота, бросает в лицо снежную крошку.

Не ношу маску наедине с самим собой, открываясь стихии этого мира. Вошло в привычку с того момента, как кинул ее в непроницаемую тьму, желая искоренить страх в глазах темноволосой девчонки.

Смотрю вдаль, с невообразимой простому человеку высоты. Под ногами ненадежная опора — припорошенный снегом горный уступ, носки черных ботинок у самого края.

А дальше — пропасть, будто не имеющая дна.

Гора круто уходит вниз, далеко впереди виднеется уходящее за горизонт туманное ущелье.

Куда ни посмотри — лишь снег и вершины гор, огромные протяженности, острые ребра, тянущиеся во все стороны.

Первозданная красота самой природы, от которой дыхание перехватывает.

Ощущаю себя стоящим на краю бездны, но не чувствую страха.

Медленно поднимаю непослушные руки и дотрагиваюсь пальцами до задубевшего капюшона, снимая его. Дышать тяжело — воздух разреженный, и мое смертное тело едва выдерживает без кислородной маски. Делаю глубокий вдох, чувствуя, как льдом наполняются легкие.

Убиваю себя, рисуя на лице дикую улыбку.

Иллюзия смерти завораживает и пленяет. Она заглушает то, что бьется в груди раненой птицей, запертой в золотой клетке.

Птица клюет саму себя, выдергивает испачканные красным перья, ломает крылья о жесткие прутья.

Невыносимо терпеть. Ежеминутно. Ежесекундно.

Всегда.

Хочу выжечь из своей груди то, что мешает быть прежним. Мое желание сродни наваждению — уничтожить, испепелить. Забыть.

Но не знаю, как это сделать.

А потому я убиваю себя, раз за разом. Накачиваю свое человеческое тело адреналином и убиваю его, заставляя удары в груди замолкнуть.

Боль тела изумляет.

Она режет изнутри, но я наслаждаюсь каждой каплей, растягиваю ее, питаясь как удовольствием.

На ресницах иней; заиндевелые пальцы уже не слушаются, ладони бледные, кожа кажется синей. Волосы покрываются снегом, длинная медная прядь бьется у виска под злыми порывами ветра.

Хлопает на ветру задубевшая ткань плаща, больно стегая по ногам.

Хочу узнать, каково это — умереть от холода. И, кажется, начинаю понимать.

Не знаю, что убьет меня быстрее — воздух, который обманывает тело, заполняя легкие пустотой, или холод, взявший в свои оковы.

Не могу пошевелиться, ни волей, ни умом, ни хитростью — тело умирает, сдаваясь бездушной природе.

Я — безумен.

И у моего безумия есть имя. Тео.

Шепчу его, прикрывая веки, ласкаю свой воспаленный разум бесконечными повторениями.

Нет понятных мне причин почему так велико ее влияние, почему птица в груди клюет свою плоть, роняя алые капли.

Принимаю неистовую одержимость такой, какая она есть — необходимой.

Глаза слезятся, я делаю вдох, и грудная клетка замирает. Чувствую неуверенный удар сердца, и наступает благословенная тишина.

Невозможно прекрасно.

Меня выдергивает из лишенного жизни забытья громкий обрывистый крик. Распахиваю веки, слыша в голове отзвуки знакомого голоса. Беззащитный крик повторяется, острыми лезвиями проходясь по коже, и я пробуждаюсь, безошибочно нащупывая в темноте Путь.

Он не похож более на тусклое пламя свечи, полыхая высоким пламенем. Жар его прокатывается по лицу, сдергивая черные покровы.

Поднимаю руку, хмурюсь, разглядывая длинные пальцы. Переворачиваю ладонь, с безразличием сжимая ее в кулак.

Я все еще здесь — в окружении черного густого эфира, но тело мое кажется настоящим, сотканным из плоти и крови.

Не удивляюсь, не могу себя заставить испытать что-либо, кроме неясного беспокойства. Волнение щекочет в груди, неприятным холодком пробираясь под кожу.

Та сила, что не находит объяснения, снова тянет меня к Тео, не спрашивая позволения.

Крик врезается в уши, заставляя вскинуть голову. Тревога крепнет, прорастает в самую глубину, царапает, скребет изнутри крысой.

Медлю, вглядываясь в пламя Пути, озаряющее темноту. В горле становится сухо, сглатываю — и наконец испытываю что-то, схожее с удивлением.

Удивляюсь своей неуверенности, которая сковывает тело. Удивляюсь самому телу: настолько человеческому, наполненному эмоциями и чувствами, что кажусь себе пленником, запертым в чужой оболочке.

Крик звучит снова, на одной ноте, замыкая временной круг. Зов вне прошлого и настоящего не менее сильный, чем тот, что терзает меня, когда приходит время собирать урожай Нитей.

Словно очнувшись тянусь вперед, ожидая вспышку света под веками.

Оттенки черного сменяют друг друга, разница невелика — теряюсь на мгновение, не различая перехода. Нет ожидаемого света, а потому замираю, вслушиваясь в собственные ощущения.

Под ногами твердый пол, делаю шаг, и толстый ковер приятно пружинит под подошвой. Останавливаюсь, в краткие мгновения оценивая небольшую, утопленную в ночной тиши комнату. Тусклый свет уличного фонаря проникает сквозь грязноватое стекло, едва освещая маленькое пространство.

Не чувствую и толики чуждой враждебности или агрессии. Ничего, кроме беспокойства, плотно повисшего в теплом воздухе.

Не понимаю.

Вокруг никого, кого я мог бы посчитать… опасным.

Не для себя — для Тео.

Обвожу ровным взглядом квадратное помещение, угадывая в тенях нехитрое убранство комнаты. Большой шкаф для одежды грузно нависает у самого входа; письменный стол, заваленный тетрадями и бумагами, притулился близ не зашторенного окна. Закрытый ноутбук слабо мерцает синим, рядом — забытая на столе кружка. Стул на колесиках задвинут под столешницу, на спинке грудой свалены вещи.

Правее — книжные полки, вперемешку заставленные переплетами разных размеров.

Ничего, что могло бы объяснить причины моего здесь появления.

Делаю еще один шаг — и осекаю себя.

Слышу частое слабое дыхание. Смотрю вперед, разглядывая скорчившуюся на кровати девушку. Тео спит, но сон ее беспокоен.

На ней футболка и короткие шорты, между ног зажато смятое одеяло, комковатая подушка отброшена в сторону. Влажный от пота темный локон прилип к виску, под прикрытыми веками двигаются и подрагивают глаза.

Светлая футболка задралась почти до неровно вздымающейся груди, живот впалый, опускается в такт тихому дыханию.

Разглядываю бледную кожу недопустимо долго. Знаю — она гладкая и теплая, и запах ее такой же, как у серебристой Нити. Запах ванили и мороженого.

С усилием одергиваю себя, заставляю вести взглядом выше, минуя острые ключицы, по линии напряженной шеи до самой мочки уха. Темная прядка закрывает ушную раковину — нестерпимо хочется коснуться ее, отвести в сторону, очертить подушечкой пальца нежные изгибы, вверх по виску, а затем пятерней зарыться в мягкие волосы.

Прикрываю веки на выдохе.

Легче не становится. Это похоже на толщу воды, на погружение в океан, не имеющий дна.

Я должен вернуться. В пустоту, в тишину, в безвременье — туда, где мое место.

Ничто не удерживает меня здесь, я не вижу и малейшей опасности рядом с Тео. Не понимаю природу все еще эхом звучащего в голове крика. Я должен уйти, но не могу заставить себя двинуться с места.

Оковы, которые не сбросить. Не поддается понимаю мое притяжение, не могу объяснить себе свое здесь нахождение. Не ищу даже.

А иначе, наверняка, нашел бы, не будь это так страшно.

И снова сухость во рту; морщусь, с неудовольствием сглатывая вязкую слюну. Я не узнаю себя, свою нерешительность. Свои чувства.

Не помню, когда вообще ощущал что-то подобное.

И точно злая насмешка — ветры неизведанных пространств закидывают меня в прошлое. В доли секунд в помутненном сознании как ярчайшая вспышка сверкает — белоснежное озарение, прокатившееся по коже дрожью.

Иллюзия времени терзает, непозволительно путаюсь в пространстве, малой частью сознания все еще оставаясь в комнате, воспаряю над покрытым темной дымкой прошлым.

Зрительный образ обретает плоть, вторгается в разум, отметает все настоящее. Видения насаждаются, наслаиваются, я погружаюсь в бесконечный хоровод ярких картинок за пределами мыслимого.

Возникшее вдруг ощущение чужих рук на шее сметает, ошарашивает. Настолько сильное чувство, будто и не воспоминание это, а явь.

Открываю глаза, щурюсь от яркого света, вглядываюсь и вижу улыбку.

Чистую, неуверенную и до щемящей боли знакомую улыбку, так близко, что сердце не выдерживает, треща по швам.

— Обними меня, — голос как сама боль, предел возможного. Знакомый тембр терзает, раздирая грудную клетку когтями-лезвиями. — Обними меня, слышишь?

Не смею, не желаю ослушаться, а потому…

Дрожащие руки кольцом на тонкой талии замыкаются. Под пальцами изогнутая линия поясницы, выступающие позвонки, веду вверх по нежной коже, гладкой и бархатистой. Жаркой.

Девушка в моих руках прекрасна как волшебство, красота ее чарующа, невероятна. Она прекрасней моей мечты о ней.

Наклоняю голову, лицом касаюсь мягких волос, улыбаюсь незаметно, когда приятно щекочут подбородок. Делаю вдох и задерживаю дыхание, надеясь удержать в себе аромат, запомнить его, сделать частью себя.

— Пообещай мне, — чужие пальцы ласкают шею, легко касаются затылка. Мои волосы спадают по плечам и груди, блестящие прямые пряди, я ощущаю их тяжесть, вижу медные краски. Чужая ладонь захватывает длинную прядь, скользит вниз, по самой длине, отпускает игриво, ложась на талию. — Пообещай, что найдешь меня. Несмотря ни на что.

Смотрю сверху вниз, встречая взгляд из-под густых светлых ресниц. Глубоко вздыхаю, не в силах произнести ни слова. Заглядываю в прозрачные голубые радужки, скольжу взором по длинным вьющимся волосам цвета спелой пшеницы. Снова встречаю улыбку, от которой рвутся-таки окончательно толстые нити сердца.

Молчу.

Крик разрезает полотно прошлого, камнем, брошенным в воду, сметает отражение на воде.

Вздрагиваю ощутимо, распахивая веки.

Тео бьется на кровати — кошмар изводит ее. Бесцветные в полумраке губы приоткрыты, дрожат, тихий стон едва различим, звучит обреченно. Тео мотает головой, на лице мелькает болезненная гримаса.

Перевожу дыхание, а сердце тяжелым упругим молотом колотится изнутри в ребра.

Девушка стонет в бреду, подтягивает колени к животу, закрывая голову руками. Бессвязно шепчет, бормочет что-то — не разобрать ни слова, как ни пытаюсь. А потом кричит вдруг, прорезая тишину невыносимой болью.

И этот крик возвращает меня окончательно, рвет воспоминания на лоскуты, беспощадно вышвыривая их прочь, занимая собой все мои мысли.

Оказываюсь у кровати слишком быстро, не раздумывая наклоняюсь, коленом упираясь в матрас. Старый каркас скрипит, морщусь от резкого звука. И тут же забываю об этом, дотрагиваясь до дрожащих плеч. Отдергиваю пальцы, потому что кожа Тео горит. Сомнения точат меня, изъедают, а ладонь уже тянется, мягко ложась на теплое плечо. Чуть сжимаю ее руку, неуверенно поглаживая.

Тео просыпается мгновенно, широко распахивая глаза в темноту. Дергается всем телом, встряхивает головой и вдруг застывает неподвижно. Делает вдох и сипло выдыхает, когда глаза ее различают в полумраке мое лицо.

Становится жарко почти сразу же. Воздух накаляется, горит будто. Задыхаюсь, не могу дышать носом, приоткрываю рот и натужно вдыхаю, раздирая слипшиеся от пламени легкие.

Это ненормально до абсурда.

Не могу терпеть себя таким — поверженным от одного лишь взгляда человеческой девчонки.

Тео дрожит, осторожно меня рассматривая. Волосы мокрые от пота, в глазах сверкает что-то дикое, напуганное. Не понимает, сон ли это, запутавшись в яви.

Не слежу за временем, не разрывая зрительный контакт: оно становится иллюзорным, и, возможно, в этом есть доля истины. Не могу сосчитать минут, погрузившись в глубину обрушившейся на нас грезы.

Барьер падает, когда Тео, моргнув, переводит взгляд на мою руку, застывшую на ее плече.

Простое действие вдруг отрезвляет, льдом проводя по коже. Дрожу, не в силах справиться с собственным человеческим телом, и с промелькнувшим сожалением отпускаю ее плечо. Неторопливо выпрямляюсь, останавливаясь у кровати, ногами касаясь деревянного каркаса. Медлю, вновь медлю.

Мне необходимо уйти. Исчезнуть в своей реальности, погрузиться в волны эфира, окружив себя сгустившимися загадками и тайнами прошлого.

Та сила, что привела меня к Тео, желает, чтобы я вспомнил. Указывает, завлекая в свою непроглядную бездонную ночь.

Уговариваю себя уйти, веду беззвучный спор с самим собой, и не отвожу от Тео глаз.

Ее лицо непривычно и пугающе красиво, с нежными юными чертами, с глазами, горящими лихорадкой сна. Брови изгибаются, ладонь трогает смятую постель, она осторожно, боясь вспугнуть свое видение, садится на кровати. Футболка скользит по телу вниз, закрывая голую кожу.

Смотрит, ни на секунду не отводя взгляда. Моргает, и, кажется, замечаю, как сознание будто возвращается к ней, словно бокал наполняется густым вином.

Смотрю и я, забыв точно, как нужно дышать.

Тео разлепляет губы, пытается произнести что-то, а вместо слов слышу лишь сиплый выдох. Кашляет, а сама разглядывает меня, не отрываясь. Глаза блестят, и нет в них ни капли удивления.

— Не… — сглатывает, кадык нервно дергается. Тео щурится, без очков ее лицо кажется беззащитным, почти нежным, — не уходи.

Задерживаю дыхание, не скрывая смятения. Нахмуриваю брови, вопросительно смотря на девушку.

— Пожалуйста, не уходи, — голос Тео обретает силу, она тянется по кровати, голыми ногами отталкивая скомканное одеяло, поднимает руку и крепко сжимает мое запястье. — Не исчезай снова.

Опускаю подбородок, изумленно рассматривая дрожащие пальцы, вцепившиеся в рукава моего плаща.

Безумие топит голову, шумом закипающей в висках крови глушит. Прикосновение Тео выворачивает наизнанку, и не могу взять себя в руки, не могу вновь стать самим собой. Мое тело предает меня раз за разом — жалкая хрупкая материя, наполненная просыпающими чувствами.

— Не уходи, — Тео шепчет, а сама еще больше похожа на безумную, чем я. Смотрит жадно, заглядывает в лицо, кусает губы, — я помню тебя…

Несмело тянет меня вниз, к себе. Глядит прямо в глаза, а рука сжимается все крепче, уверенней.

— Я не боюсь… — голос ее изменяется, Тео замолкает, тянет за рукав сильнее, и я, лишенный воли, присаживаюсь на край кровати. Матрас кажется мягким, бесшумно проседая под моим весом; тихо шуршит плащ, расстилаясь по постели.

Все пугающе ненормально. Происходящее перешагнуло все границы, разрушило барьеры, рассыпав вечные стены пылью.

Невозможно сопротивляться притяжению больного воображения. Не верю своим глазам, своим ощущениям, отталкиваю истину, принимая ее за ложь. Обманываю себя сам, потому что Тео реальна, потому что слова ее только отзвучали в ночной тиши. Потому что прикосновение ее чувствуется ожогом даже сквозь ткань черного плаща.

Тонкой иглой входит под кожу необъяснимая, усиливающаяся тревога. Я здесь не без причины, знаю. Не для того, чтобы предаваться пустым размышлениям, разбираясь в веренице человеческих чувств.

Смущает что-то. Цепляет болезненно, заставляя сосредоточиться, вглядеться.

Тео трясет крупной дрожью, глаза тускло мерцают влагой. На впалых щеках, кажется, видна тень нездорового румянца. Плотно сжатые губы обкусаны до крови, и я вдруг осознаю, насколько она близка к краю.

Раздвигаю покровы, заглядывая в самую суть. События перемешиваются, сгущаются пролитой на полу краской. Наполненные кошмаром сны мучают Тео почти каждую ночь, немыслимо изводят, лишают сил. Черные тени скользят в глубинах сознания шестнадцатилетней девушки, с каждым прожитым днем все сильнее занимая рассудок.

Нарастают снежным комом, день за днем, два долгих года, что я пропустил, едва заметив их течение.

Поначалу сны не оставляли и следа, исчезая в памяти с рассветом, но со временем, обретая силу, они становились все более пугающими, неотличимо похожие на реальность. Тео стала слишком долго спать, а пробуждаясь, столь же долго не могла прийти в себя, рассказывая отцу жуткие и похожие на бред ночные видения.

Отец не предавал им значения до тех пор, пока не проснулся глубокой ночью от душераздирающего крика. Наблюдаю его испуганное лицо, склонившееся над исступленно мечущейся на кровати дочерью. В глазах застыл немой страх и слепая беспомощность.

Смотрю глубже, пролистывая события, и вижу белый пластиковый тубус с таблетками, заброшенный в ящик письменного стола. Должные лишить кошмаров, они только усугубили ситуацию — вынырнуть из мучительного сна становилось едва возможно.

Проблемы в школе и с единственным другом, не понимающим происходящих изменений в Тео, тянутся следом за наполненными безумием ночами.

Безысходность, отчаяние и страх гложут ее сердце, истачивают, проедая дыры.

Одинокая девчонка, оставшаяся один на один с поглощающей ее тьмой.

Злость раскаленной лавой заливает. Жар прокатывается по телу огромными волнами. Пальцы сжимаются в кулаки, стискиваю челюсти и едва сдерживаюсь, чтобы не зарычать подобно дикому зверю.

Тео почти по-детски льнет ко мне, несмело приближаясь, доверчивая и отчаявшаяся. Ерзает по смятой постели, не отпуская моей руки. Заглядывает прямо в глаза и шепчет сипло:

— Я не могу так… — голос еле различим, глаза лихорадочно сверкают, — с тех пор, как… Я не могу больше…

Замолкает, а когда продолжает говорить, слышу мольбу в тихом голосе:

— Помоги…

Это… удивляет.

Ее чувства, интуиция и отчаянное бесстрашие. Она просит помощи у того, кто обрек ее на муки.

Смотрю на Тео долгим взглядом, а боль гложет и мучает, не менее сильная, чем с трудом контролируемая злость на самого себя. Я оставил ее одну, после того, как затащил во тьму. Затянул в свой мир, не в силах справиться с границей двух чуждых друг другу реальностей.

Целиком и полностью моя вина.

Тьма коснулась Тео, оставила свой отпечаток и почти поглотила, сожрав и перемолов стальными челюстями. Почти…

Меня пробуждают звуки вспыхнувшей в сознании музыки. Отзвуки и аккорды с быстротой сверкнувшей молнии поглощают собой все пространство, завораживающими волнами устремляясь в самое небо. Неизъяснимая красота мелодии окружает сразу со всех сторон, ломает окончательно давно пошатнувшееся равновесие.

Моргаю, слушая непостижимо звучащую в ушах музыку. Скрипка.

Светлая как солнце, мелодия льется песней, переливается и искрится, заполняя тело протяжным полным звуком.

Изумленно распахиваю глаза, вижу как наяву длинные пальцы, держащие смычок.

Мои пальцы.

Движение локтем — нажимаю на смычок, и струны подчиняются, разливая вокруг вибрирующую мелодию. Кисть легка и послушна, звук льется водопадом. Момент триумфа близок. Мелодия парит вокруг, и игра достигает своего пика, эпицентром урагана захватывая.

Солнце слепит.

Снова инстинкт ведет меня, потому что не нахожу объяснения своим действиям. Не задумываюсь даже, позволяя тому, что живет внутри, вести по неизведанному пути.

Отвожу руку в сторону, освобождаясь от пальцев Тео на запястье. Не даю ей и слова произнести, как касаюсь ладонями бледного лица, медленно приближаясь. Тео трясет, она почти скулит, сжимая обкусанные губы.

Не боится меня? Глупая ложь, самообман, который плохо скрывает поглощающий ее страх.

Чуть медлю, не обращая внимания на сдавленный мучительный стон.

Еще немного… самую малость. Просто потому что не могу иначе.

Прикрываю веки и, не сдерживаясь, провожу носом по линии скулы Тео. Всего краткий миг, одно прикосновение к ее коже, а затем открываю глаза и смотрю прямо в карие радужки.

Она так близко, что сбившееся дыхание из полуоткрытого рта касается моих губ.

Держу лицо Тео ладонями, касаюсь большим пальцем щеки, не отводя взгляда. Глаза в глаза. Смотрю долго и наконец вижу.

Глухая насмешка кривит губы. Не замечал очевидного, запутавшись в вихре эмоций.

Моя непозволительная слабость.

Скверна отравила разум Тео, поселившись в глубине бездонных карих глаз. Черная сущность шевелится, колеблется, давно уже чувствуя мое присутствие. Нематериальный сгусток тьмы, низший, посмевший завладеть человеком, словно юркая змея, два года назад незаметно проскользнувший в тело беззащитного ребенка. Знаю о нем все, черпая свое знание из глубин пробуждающегося сознания.

У подобных созданий нет мыслей или целей, все их существование — это медленное поглощение человеческой души.

Разжигая огонек безумства, низший питался страхами Тео, рвал ее на части, обретая силу.

Узнаю его Имя, едва желаю этого. Ничтожное существо, паразит, посмевший замахнуться на то, что принадлежит мне.

Не успеваю удивиться этой мысли, не даю себе ни единой секунды промедления. Достаточно и двух безрассудно пропущенных лет.

— Убирайся, — произношу четко, на языке древнем, как сама вселенная. Голос звучит низко и глухо. Пугающе. Шипящие звуки расплавленным свинцом касаются сгустка тьмы, и он беззвучно кричит, дергается, цепляясь из последних сил.

— Пошел вон, — говорю сдержанно, выцеживая слова сквозь стиснутые зубы, а в груди все вибрирует от захватившей меня ярости. Добавляю Имя и ставлю точку.

Мелкая жалкая сущность, безропотно склонившись, исполняет мою волю. Низший покидает тело Тео.

И только затем холодно понимаю, что отдал приказ.