Подставив тело солнцу, наслаждаюсь его теплом. Оно пригревает, и я чувствую, как ультрафиолет проникает в мою кожу. Она немного горит, значит, скоро превращусь в румяный пирожок.
Рядом на покрывало падает лицом вниз Шолохов, сбрасывая на меня холодные капли воды.
— Но… Ты как лягушка ледяной…
Вода в озере за неделю так и не прогрелась, я не рискую в неё заходить, простыть не хочу. А Рома привычный, он оказывается, с детства закаляется, моржует даже иногда.
— Погрей меня, — прижимается к боку своим телом.
— О, нет! — присаживаюсь, отодвигаясь подальше. — Сам сохни.
— Я и сохну… По тебе…
— Начинается, — закатываю глаза. — Кстати, кто-то давал неделю на развитие наших отношений. Она вот-вот закончится.
— Так она ещё не истекла, у меня есть сутки, — играет бровями.
Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на груди, в лифе от бикини. Закусывает нижнюю губу. От его взора меня пронзает какой-то импульс, и я сжимаю ноги.
С каждым днём рядом с ним моё желание отдаться ему всё сильнее. Иногда я готова завыть от этого. Какой-то нездоровый голод внутри…
Хочу оказаться в его руках, снова ощутить сжигающие поцелуи, рушащие преграду между нами. И, простите меня, хочу почувствовать его в себе.
Желание настолько накрывает, что даже во сне мне снится, как мы занимаемся любовью. Страстно… Жарко…
Вчера утром он спросил, почему я так громко стонала во сне. А я даже не нашла ответа на его вопрос. Что ему сказать? Мне приснился наш секс, и я там кончила. А я реально почувствовала оргазм, когда проснулась от внезапности ощущений. Если во сне так… То, что в жизни со мной будет? Я умру от удовольствия? Такое возможно?
Но днём я цепляю маску недоступности и стараюсь его к себе не подпускать. Не всегда получается, и он временами может меня погладить или поправить волосы. И я впадаю в дикий восторг от этих телодвижений, но на этом всё…
Шолохов прячет лицо в руки и перестаёт шевелиться.
Его крепкая спина постепенно высыхает и даже на шортах, в которых он купался, появляются сухие пятна.
Протягиваю руку и не торопясь прогуливаюсь пальцами, как маленькими ножками, по его лопатке. Чувствую лёгкое вздрагивание мышц под своей рукой.
— Маша…
— Извини, не удержалась…
Прячу руку между ног.
— Мне нравятся твои порывы, — переворачивается лицом ко мне. — Маш, признайся, ты поменяла обо мне мнение? Теперь я тебе нравлюсь?
— Это не оправдывает твой поступок.
— У меня не было другого выхода. Если бы ты вышла замуж, то мне бы пришлось признать своё поражение и уйти, оставив тебя с человеком, которого ты не любишь. Я не мог себе этого позволить. Люби ты его, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы помешать тебе стать счастливой.
— Раньше ты был чокнутый, а теперь странный…
— Расту… Взрослею, — смеётся.
Неожиданно садится и смотрит куда-то на другой берег озера. Прослеживаю за его взглядом.
На том берегу пьют воду олениха с оленёнком. Она очень крупная, а он наоборот маленький, скорее всего, примерно месяц от роду.
— Живая, — улыбается. — И снова мамой стала.
В глазах такой живой огонь и нежность, будто старую хорошую знакомую встретил.
— Ты её знаешь?
— Да, лет десять назад дед нашёл Марусю совсем маленькой, браконьеры убили мать, а её бросили. Он выходил, выкормил. А потом отпустил. Первое время она часто возвращалась домой, а потом пропала. Дед весь лес обшарил в её поисках. Оказалось, что она просто решила стать матерью, а в этот период они стараются избегать контакта с людьми. Боятся.
— Маруся? — посмеиваюсь. — Как ты её узнал?
— Пятно на боку. Шерсть немного светлее. Она маленькой спалила шерстку о горячую дверцу печки. Я думал, она уже погибла или убили, давно не было видно…
— Наверное, это добрый знак.
— Надеюсь. Хочешь, кое в чём признаюсь? Только не смейся! — смотрит загадочно.
— Давай, интересно, — села, поджав под себя ноги.
— В детстве я представлял, что Маруся не просто олень, а заколдованная девушка. У неё были такие глаза… Иногда она плакала. Думал, вырасту и обязательно расколдую, чтобы она радовалась.
— Боже, ты перечитал сказок, — посмеиваюсь над ним.
— Просил же не смеяться.
— Ты влюбился в оленя. Шолохов, ты не просто извращенец — ты зоофил, — смеюсь громко, чем спугиваю животных, и они убегают в лес.
— Ну, Клинская, зараза такая, — накидывается на меня в шутку, прижимая к земле, и начинает щекотать.
— Нет! Нет! Пожалуйста! Я щекотки боюсь! — извиваюсь в его руках, пытаясь отбиться. — Роман, перестань!
Но он продолжает, а потом вдруг его пальцы перестают впиваться мне в рёбра, но зато губы впиваются в мои.
Ох… Я ошалело теряю разум от острых ощущений. Неделю мечтала об этом и вот оно. Поднимаю руки и обнимаю его за шею.
Жадные поцелуи разжигают весь спектр эмоций внутри, кожа становится чувствительной и каждое прикосновение, словно удар электрошоком.
Ммм… Он такой сладкий…
Его рука ложится на мою поясницу и медленно скользит в трусики купальника. Сжимает ягодицы, и я чувствую, как начинаю течь.
Вдруг воздух разрезает пронзительный рев и звериный рык.
Шолохов отстраняется и прислушивается.
Слышен звук какой-то возни и визгов где-то недалеко. Удары, треск ломающихся веток.
— Иди домой, — вскакивает на ноги и с волнением смотрит на меня. — Быстро!
— А ты? — хватаю покрывало и сумку.
— Я скоро приду.
— Рома, что там? — голос дрожит от страха.
— Иди домой, — рычит на меня не хуже зверя.
Я огибаю берег и направляюсь к дому, по пути оглядываюсь и вижу, как Шолохов скрывается в зарослях кустов.
Куда ты, псих? Там, похоже, медведь с волком сцепились, судя по звукам. Жить надоело?
Первая мысль была бежать следом за ним, но страх пересилил и я, сверкая пятками, побежала домой.
Он знает эти места и повадки животных, вряд ли полезет к ним в пасти. Не совсем же Рома отмороженный на голову, хоть и похож на йети. Такой большой красивый снежный человек.
Залетела в дом, бросила вещи у двери и забилась в угол на кровати за занавеской. Там ещё в окно хорошо видно дорогу на озеро, но на ней никого нет.
— Шолохов, только не наделай глупостей, пожалуйста…
Я не хочу остаться здесь одна, я же погибну сразу. Не приспособлена к такой жизни. Я даже не знаю, в какую сторону бежать для помощи. Поселок где-то рядом, чуть больше тридцати километров, но в каком направлении неизвестно.
Прошёл примерно час, когда я услышала звук шагов на пороге.
Почему я не видела в окно как он шёл?
Дверь открылась. Послышались тяжелые и какие-то шаркающие шаги, словно это не молодой парень, а старик.
Я выглянула из-за занавески — Роман пил воду прямо из ведра.
Посмотрела на него и вскрикнула.
Всё тело в крови, а шорты пропитаны ей насквозь.
Он ранен?!