— Держи!
— Тёть Зой! Мы по дороге поедим в каком-нибудь кафе.
Но она настырно запихивает мне в руки пакет с едой.
— Ещё дрянью придорожной будете питаться. В больницу снова захотел? С отравлением. Тебе только швы сняли!
— Всё-всё! Я понял. Отказываться бесполезно, — поднимаю в примирении руки.
— Давайте обнимемся хоть на прощание, — слезливо притягивает меня с Машей к себе. — Опять через год только приедете…
— Ну, так получается… Или давай к нам в город. Будешь наших детей нянчить, — кошусь на Клинскую.
— Шолохов! — срывается она на меня.
— На свадьбу приеду, — соглашается Зоя Тихоновна.
— Вот! Правда, мы ещё с датой не определились. Но мы обязательно предупредим…
— Свадьба… Дети… — бухтит Маша в машине, пристегиваясь. — Шолохов, никаких детей, пока ты диплом не получишь! — с укором.
— Слушаюсь! Только не боишься, что потом рожать будет поздно?
— Ты на что намекаешь, гад? — взрывается.
— Ни на что, — вжимаю голову в плечи.
— Что я старая? В тридцать, по-твоему, не рожают?
— Ты не старая, ты опытная, — ловлю её лицо и целую.
Мычит и лупит по плечам, изображая обиду. Но не умеет она долго дуться. Запал через пару часов пропадает. Рыбка Дори моя.
Отъезжая от дома бросаю взгляд на калитку соседей. Там Юля стоит. Разочарованная…
Не понятно только из-за чего: нашего отъезда или, что от Маши не смогла избавиться. Столько коварства в маленькой девочке я только в кино видел. А тут жизнь…
До сих пор с ужасом вспоминаю, что мог Машку в том лесу потерять навсегда. Не успеть, не найти, не спасти…
А Юля приходила, и мама её. Прощение просили, плакали… Но, честно, жалости ни капли не вызвало. А Клинская простила, она вообще, похоже, зла держать не умеет.
Отворачиваюсь… Противненько как-то на душе…
— Уезжать не хочешь? — по-своему читает моё выражение лица Маша.
— Просто я сюда всегда приезжал с таким удовольствием. Был здесь счастлив. А сейчас… Надо на кладбище перед отъездом заглянуть.
С дедом нужно попрощаться. Не знаю, вернусь ли я сюда через год. Интуиция подсказывает, что нет…
Клинская молча кивает и переводит взгляд на вид за окном.
— Несмотря ни на что, мне здесь понравилось, — шумно выдыхает. — Спасибо…
— За что?
— У меня таких приключений никогда не было.
— Будут… Похоже, мы с тобой мастера находить неприятности.
Смеётся, тянется ко мне и чмокает в щёку.
— Люблю тебя!
В город мы возвращаемся почти через сутки. По дороге несколько раз делали остановки. Заправки, поесть, поспать. Ну и… Не удержался я после почти недельного перерыва. Разрывало от желания.
— Заедем сначала к моим, потом к твоей маме и ко мне, — выкладываю расклад, сжимая Машины пальчики.
— Почему в такой последовательности?
— Можем сначала к тебе, потом к моим родителям. Не критично… Но бьюсь об заклад, что твоя мама сразу сообщит о нашем возвращении Норману и он скоренько явится.
— А " ко мне" — что значит?
— Я планирую жить вместе. Ты против?
— Нет. Но, кажется, такое нужно сначала предложить, потом обсудить. А не решать всё в одиночку…
— Я от жары и усталости плохо соображаю, походу. Или мы вернулись в город, и ты начинаешь вести себя как прежде? Объяснения в любви — это способ запудрить мне мозги и вернуться быстрее домой? — начинаю закипать.
Сейчас меня гложут сомнения.
— Успокойся, — произносит ровно. — Просто хочу, чтобы мы важные решения принимали вместе. А съехаться — это важно. Ты готов, что я буду всё время мельтешить у тебя перед глазами?
— Я уже привык. И мне нравится. Я бы предложение не делал… Жили бы вместе и всё. Без штампа в паспорте. Но я так не хочу. Хочу, чтобы ты жена, детей… Когда-нибудь… — вспоминаю, что только после диплома, а его ещё получить надо.
— Мама будет в шоке, — на выдохе.
— Нашим родителям придётся смириться… Так что решила?
— Поехали к твоим.
Дома встречает только Люся, что странно. Сегодня суббота. Мама точно должна дома быть.
Домработница смотрит во все глаза и нервно теребит край фартука, увидев меня с Машей за руку.
— Где все? — надеюсь всё же, что родители где-то разбрелись по комнатам.
Люся молчит.
— Что-то случилось? — понимаю по её встревоженному виду.
— Да… Иван Дмитриевич в больнице… Инфаркт…
— Какой инфаркт, Люсь? Он на сердце не жаловался. Давление — да…
— Ром… — дергает меня за руку Клинская.
Не понял? Она что-то знает?
— Колись, Люся!
— У него давно проблемы. Но тебе не говорили. Причин не знаю. Полгода назад твоему отцу сделали шунтирование. А во вторник позвонил начальник полиции и сказал, что тебя волки подрали. Ну, Ивана Дмитриевича и накрыло.
— Пиздец какой-то! — провожу руками по лицу. — Зачем молчать? Я маленький или немощный что ли? Вывез бы как-нибудь эту информацию. А ты выходит — знала? — смотрю на Машу.
— В общих чертах… Зоя Тихоновна проболталась… Я обещала, что сохраню в тайне.
— Какую тайну? Мадридский двор вам здесь? Здоровье — не шутки. Где они?
— В Центральной…
— Поехали, — хватаю Машеньку за локоть и тащу за собой к машине.
— До свидания… — успевает она кинуть на ходу.
— Клинская, ты меня удивляешь! Знаешь тайны моей семьи и молчишь. Как тебе теперь доверять? — волоку её за руку за собой.
— Это ваша семья, вы и разбирайтесь…
— Ты теперь тоже её часть, — усаживаю в машину. — Блядь, а на заводе кто руководит?
— Тебя это сейчас волнует? — упрекает.
— Бизнес — это детище отца и он им дорожит. Думаю, он там из-за этого тоже переживает.
— Давай сначала о состоянии твоего отца узнаем, а потом будешь о своём заводе думать, — бросает с упрёком.
— Именно. Своём…
В больницу объездными путями, чтобы не через центр, где можно встрять в пробку. Лето, выходной — все куда-то едут.
Узнаем у встречной медсестры, где кардиология, на посту — в какой палате отец.
Зайдя туда, сразу понимаю, что состояние хреновое. Капельница, приборы, трубки какие-то.
Мать сидит у окна, явно не первый день без сна и плачет постоянно. Смотрит куда-то отрешённым взглядом.
— Мам, — зову тихо.
Поворачивается и снова начинает плакать.
— Ромочка… Живой…
— Конечно, живой, мам, — падаю перед ней на колени. — Царапина всего.
— А нам сказали без сознания… Ваню сразу… А я и сделать ничего не могу… Где тебя искать?.. И его не бросишь, — кивает на отца.
— Всё нормально, мам, — прижимаю голову к её коленям.
Вспоминаю про Клинскую, которая подпирает спиной косяк.
Подхожу, беру её за руку и веду к матери.
— Мам, это Маша.
— Здравствуйте, — сдержанно и робко цедит Клинская.
— Светлана Павловна, — протягивает ей руку мать.
Жмут неуверенно, с волнением.
Мама переворачивает руку Маши и смотрит на кольцо, потом по очереди на нас.
— Да… Мы обручились, — подтверждаю её немые догадки.
— Быстро вы…
— А чего тянуть? Но свадьбу сыграем, когда отец полностью поправится.
— Надежды мало… Обширный…
Это приговор? Нет! Нихрена. Отец сильный и выкарабкается. Я в нём уверен. Он всегда бойцом был, иначе ничего бы не добился в этой жизни.
— Почему молчали? Про операцию…
— Он не хотел, чтобы ты с малых лет в работе на заводе погряз по уши. У тебя своя жизнь должна быть. Друзья… Девушки, — кивает на Машу. — А не работа с утра до ночи триста шестьдесят пять дней в неделю.
— Сейчас там кто?
— Никто… Сами по себе… Отец на тебя доверенность на управление переписал…
Заебись…