Зачарованная

Глава 9

Горло Кайи саднило от крика. Острые когти впивались ей в запястья, а крылья, подобные крыльям птиц, летучих мышей и насекомых, взбивали воздух, издавая не больше шума, нежели сохнущие на веревке простыни. Вереница монстров незримо мчалась над улицей. Кайя кричала, но казалось, она и ее похитители уже между этим миром и иным, потому что никто из прохожих не взглянул вверх и не промолвил ни слова — разве что, может быть, вздрогнул или моргнул, когда в небесах над ним проносилась стая крылатых чудовищ. Кайя кричала, царапалась, извивалась и рвалась, пока кусочки перьев с ее крыльев не осыпали всех ее похитителей. Но те даже не ослабили свою хватку. Они казались единым злобным созданием, а Кайя — лишь крошечной бунтующей частью этого создания. Все, что она могла, — это только кричать.

Затем они устремились вниз, так быстро, что у Кайи перехватило дыхание. Кладбищенский холм летел ей навстречу. Ветер забивал крик обратно в горло, и девушка давилась им.

Вновь оказавшись на твердой земле, Кайя упала на четвереньки — у нее подвернулась лодыжка. Несколько секунд она вообще не могла дышать. Чудовища легко опустились вокруг нее, скользнув над самой поверхностью земли. Каждая ссадина и ушиб на теле девушки ныли, пульсируя болью. Кости готовы были вот-вот вывернуться из суставов.

Примерно дюжина тварей уставились на Кайю блестящими черными глазами, похожими на ее собственные. Кто-то схватил девушку за волосы и вздернул ее голову, и ей волей-неволей пришлось посмотреть снизу вверх в золотисто-крапчатые совиные глаза.

— Вкусная мышка. — Толстые темные губы твари медленно двигались, выговаривая слова, а голос напоминал хруст сухих древесных листьев под ногой.

Кайя стиснула зубы. Остальные существа столпились вокруг, вытянув морды. От их голодной ярости Кайе стало нехорошо. Она замахала руками, чтобы отогнать их прочь. Мелкие крылатые создания порхали вокруг, скаля зубы.

— Хватай-тащи — очень весело, — промолвила женщина с глазами совы, дергая волосы Кайи так сильно, что девушка даже приподнялась с земли. — Такое тонкое, тонкое удовольствие. — Тварь выпустила Кайю, и она рухнула на ободранные колени.

— Отпустите ее, — приказал Нефамаэль, рывком поднимая девушку на ноги.

Казалось, кто-то подпилил холм у основания и поднял его на толстые колонны. Бледные поганки размером с кулак Кайи окружали огромную площадку. Волшебный народ веселился под этой земляной крышей, как под легким шелковым куполом.

Пальцы Нефамаэля сжимали плечо Кайи с такой силой, что наверняка оставляли синяки. Шипы, венчавшие пальцы перчатки, царапали кожу при каждом шаге.

Рыцарь вывел девушку на земляное возвышение, и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить ужас, грозивший заполонить ее разум. Королева сидела на троне, по обе стороны от которого преклонили колени козлоногие юноши, похожие как близнецы; один из них с отсутствующим видом играл на флейте. Ройбен стоял по левую руку от королевы, его темно-серебристые одежды казались сделанными одновременно из ткани и из металла. Воротник и манжеты были отделаны неровными речными жемчужинами, похожими на зубы. Рыцарь великолепно выглядел, сияя подобно луне.

И он казался далеким, словно луна, бесстрастным и непреклонным.

По правую руку от королевы стояли еще два рыцаря: один облаченный в одеяния темно-красного цвета, а другой — в дымчато-голубом. Чуть дальше на возвышении, за троном замерло существо с лисьей мордой, в шапочке странной формы. В лапе оно сжимало щетку, которой только что обметало полотно, покрывающее большой березовый пень. Этот пень использовался здесь в качестве плахи.

Кайю грубо бросили на колени. Затем она почувствовала, как рядом с ней опустился Нефамаэль.

Королева Зимнего Двора смотрела на девушку сверху вниз, и на губах ее играла улыбка. Кроваво-алые волосы королевы были стянуты в толстые, украшенные драгоценностями косы, а тускло-серый цвет одежд лишь оттенял белизну кожи, заставляя ее казаться еще более гладкой. Королева была нечеловечески прекрасна, но улыбалась недобро. Кайя с беспокойством обнаружила, что улыбается в ответ, глядя в эти жестокие синие глаза и страстно желая увидеть в них одобрение.

Воздух был насыщен сладко пахнущей пыльцой, и от этого у Кайи кружилась голова, все плыло перед глазами, она задыхалась. Кайя подумала, что глаза у королевы слишком синие и прозрачные. Они выглядели ненастоящими. Головокружение усилилось.

— Кайя Фирш, Зимний Двор намерен оказать тебе великую честь. — Слова королевы эхом отдавались в мозгу Кайи, каждое из них звучало отчетливо, но все вместе они казались бессмыслицей. — Ты подчинишься этому?

Кайя знала, что ей задали вопрос и что ей очень важно ответить на него. Она пыталась собрать воедино разбегающиеся мысли. Синие глаза не отпускали ее. Кайя хотела зажмуриться, хотела остановить холод, который зарождался где-то в груди и распространялся по всему телу, наполняя его дрожью. Но все, что она смогла, — это медленно моргнуть.

— Быть может, ее молчание — уже достаточный ответ, — издали донесся до девушки голос Ройбена.

После его слов послышались смешки.

— Подойди ближе, маленькая смертная.

Королева подалась вперед, простерла лилейно-белую руку, и, прежде чем Кайя успела что-либо сообразить, оказалось, что она уже ползет, чтобы коснуться этой руки. Королева провела пальцами по волосам девушки, взъерошив их, а затем опять пригладив.

— Ты хочешь доставить нам удовольствие, не правда ли, крошка?

— Да.

Кайя действительно этого хотела. Она никогда и ничего не хотела так страстно.

Никневин улыбнулась, кончики ее губ чуть приподнялись.

— Ведь верно, единственное твое желание — это доставить нам удовольствие?

— Да. — Девушка дрожала от счастья, когда рука королевы прикасалась к ее щеке.

— Ты доставишь нам великое удовольствие, дитя, если будешь повиноваться, радоваться и не спрашивать о том, что покажется тебе странным. Ты понимаешь?

— Да.

— Мы просим тебя оказать нам честь и принять участие в Десятине. Примешь ли ты бремя этой чести?

Что-то в словах королевы показалось странным, но Кайя знала, что не должна задавать вопросов, а должна соглашаться.

— Да.

Улыбка королевы была ослепительной. Уголком глаза Кайя заметила, что Ройбен хмурится, и это удивило ее. Разве его не радует то, что доставляет удовольствие его госпоже?

— Мой рыцарь проследит за тем, чтобы тебя привели в порядок и одели должным образом. Не слишком пытайся обрадовать его. Это безнадежная задача. — Королева едва заметно кивнула.

Ройбен оказался рядом с Кайей и поднял ее на ноги. От него пахло жженой гвоздикой.

Рат Ройбен Рай стоял по левую руку от своей госпожи на почетном месте и сжимал кулаки так сильно, что на ладонях от ногтей остались полукруглые отметины. Девушка своим мягким, словно пепел, голосом давала губительные ответы на смертоносные вопросы. Она и не попыталась произнести его имя, и теперь уже было слишком поздно.

Ройбен хотел разжать кулаки. Он не желал, чтобы королева догадалась о том, на какой невероятно опасный риск он пошел. Позволить этой девушке узнать его имя и тем самым получить над ним абсолютную власть не входило в его намерения, однако не являлось и следствием глупости. Сначала он сказал себе, что просто испытывал себя, однако истинные причины казались более сложными. Ройбен не понимал себя: его действия не были связаны между собой, в них не было никакой последовательности, подвластной его разумению.

Взгляд Ройбена скользнул по толпе. Он знал Зимний Двор и хорошо разбирался в разных группировках и их планах, интригах, желаниях и обычаях. Он знал их так, как способен только посторонний, и его госпожа это ценила. И это отношение королевы давало Ройбену некоторые преимущества.

Все находится в равновесии. Все является ритуалом. Все причиняет боль.

Вольные фейри настороженно собирались по краям бру. Ройбен понимал, что многие из них не испытывают ни малейшего желания связываться с Зимним Двором, и несколько мгновений гадал, могут ли они как-либо отвергнуть жертвоприношение. Однако со своего места он видел, что они пьют традиционное вино, выжатое из крапивы. Они пришли, чтобы предложить себя в услужение. И за это служение они получат покровительство, которое никогда не даст им независимость.

Негромкий звук заставил Ройбена снова посмотреть на Кайю. Он заметил на ее коже синяки и вспухшие царапины. Девушка смотрела на королеву с обожанием, от которого Ройбену стало нехорошо. Не так ли он когда-то смотрел на Летнюю королеву, когда клялся ей в верности? Он вспомнил, что когда его ясная госпожа всего лишь одаривала взглядом одного из своих рыцарей, то это было подобно солнцу, светившему только для этого рыцаря. И как легко Ройбен произносил клятву верности, облекая все, что он хотел пообещать, в формальные слова! И сейчас он все еще выполняет ее приказы, не так ли? И теперь, глядя в лицо Кайи, которая радостно ожидала, пока он отведет ее в мрачные покои Зимнего дворца, где ее украсят для казни, Ройбен пытался понять, чем же оплачена эта боль.

— Идем, — произнес он.

Они шли вниз по коридорам, отделанным сверкающей слюдой, под сводами перепутанных корней. Свет был тусклым и рассеянным, со свечей, воткнутых в углубления стен, стекали струйки воска. Ройбен слышал глухое постукивание ботинок идущей следом девушки и хотел оглянуться, чтобы улыбкой успокоить ее, скрасить ей бесконечный путь по этим извилистым коридорам. Но улыбка была бы ложью, и чем эта ложь помогла бы Кайе?

Ройбен вел Кайю через сады, где росли белые, словно кость, деревья, увешанные пурпурными плодами. Они проходили через пещеры из кварца и опала, затем миновали череду дверей, каждая из которых была украшена резьбой в виде лица. С потолка сеялся неясный, далекий свет.

— Ты можешь спросить меня, о чем хочешь. Запреты королевы на меня не распространяются. — Ройбен надеялся, что, какие бы чары королева ни наложила на Кайю, их можно отчасти преодолеть.

— Ты знаешь, мне очень жаль, — негромко промолвила девушка.

Чары затуманили ее глаза, веки были полуприкрыты. Одной рукой она касалась искрящейся слюдяной стены, поглаживая ее, словно брюхо какого-то огромного животного.

— Жаль? — непонимающе переспросил Ройбен.

— В закусочной, — пояснила Кайя и чуть покачнулась, но удержалась, опершись ладонью о стену. — Я не знала, о чем я спрашиваю.

Рыцарь вздрогнул. Ее власть над ним была сильнее любой клятвы — он полностью подчинялся ее приказам, а она теперь извиняется за то, что оказалась так умна! Но, быть может, в этом тоже повинна магия, лишающая ее разума. Рука девушки все еще касалась стены, взгляд устремился в пол.

Ройбен сделал глубокий вдох.

— Это было хорошо проделано. Быть может, ты еще найдешь способ обратить это себе на пользу.

Этот совет казался не очень-то мудрым. Ройбен не знал, почему он втянул ее в такие опасности, позволив вынуть стрелу у него из груди. Кайя неожиданно рассмеялась шальным смехом, каким смеется волшебный народ.

— Мы действительно найдем для меня платье?

Ройбен кивнул.

— Здесь есть швея, которая шьет из шелка тоньше паутинки. Она, конечно же, сошьет тебе платье… Чудесное платье, — неуклюже договорил он, хотя эти слова соответствовали истине.

Он подавился концом фразы, не зная, как сказать, что это будет не бальное платье, а саван.

Кайя радостно улыбнулась и развернулась на одной ноге, неловко имитируя танцевальные па, а потом вновь пошла следом за Ройбеном по мерцающему коридору, повторяя вслух его слова:

— Шелк, который тоньше паутинки…

Жилье Плетенити располагалось в глубинах дворца, куда Ройбен заходил крайне редко. По полу тускло освещенной комнаты были разбросаны отрезы атласа, мерцающего золотистым летним светом, шелка, который можно было протащить через игольное ушко, и тяжелой парчи, затканной изображениями странных животных. На длинном деревянном столе стояли серебряные чаши разной величины с булавками, катушками ниток и разными украшениями для одежды: мышиными шкурками, каплями сверкающей росы, неувядающими листьями и другими, менее приятными штучками.

Ройбен знал, что самая чудесная вещь в этой комнате выглядит самой обыкновенной.

Это был старый изношенный ткацкий станок, посредством которого можно было вплетать волшебный народ в гобелены и держать их связанными там до тех пор, пока не будет выполнен тот или иной договор. Таким же неприметным выглядело и грубое деревянное веретено, однако его обвивала длинная черная нить, на самом деле спряденная из человеческих волос.

Сама швея — небольшая, тощая и неуклюжая, с длинными тонкими конечностями — была закутана в легкое черное одеяние, скрывавшее половину ее лица, и горбилась так сильно, что длинные руки ее почти касались пола. Ройбен слегка поклонился, поймав взгляд блестящих черных глаз мастерицы. Плетенить прошипела приветствие и подползла поближе. Подняв тонкую руку Кайи, она измерила обхват ее талии при помощи пальцев. Ройбен заметил в карих глазах Кайи проблеск страха, хотя тело девушки было все таким же вялым и расслабленным.

— Славный кусочек, — задумчиво проскрипела Плетенить. — Что тебе предложить за нее? Могу сшить тебе тунику с запахом цветущей яблони. Она будет напоминать тебе о доме, так?

Кайя вздрогнула.

— Я пришел сюда, чтобы заказать платье, а не торговаться, — ответил Ройбен, подавив дрожь. — Королева желает, чтобы эта девушка на сегодняшнем пиру была одета как можно лучше, ведь она… — И вновь он запнулся, с трудом подбирая нужные слова, чтобы не насторожить Кайю. — Она почетная гостья.

Плетенить хмыкнула и начала рыться в отрезах тканей. Казалось, Кайя, чье сознание было затуманено чарами, уже и не помнила, что швея напугала ее. Девушка увлеченно гладила полотно, которое меняло цвет от прикосновений ее руки.

— Вытяни руки в стороны, — каркнула портниха, — раскинь их широко, как птица простирает крылья. Вот так.

Кайя стояла с вытянутыми в стороны руками, пока Плетенить окутывала ее кусками тканей и беспрестанно что-то шептала. Неожиданно старуха схватила девушку за подбородок и рывком подняла его вверх, а затем вдруг переместилась к своим чашам и стала копаться в них. Ройбену оставалось только ждать.

Цветущие яблони больше не напоминали Ройбену о доме, хотя Летний Двор и окутывала нежная белизна лепестков. Нет, теперь запах яблоневого цвета напоминал ему о дриаде, смуглое лицо которой оставалось спокойным даже вдали от своего дерева. Она умела предсказывать, но не стала пророчествовать для Зимней королевы. И Ройбену было приказано покарать ее.

И отчетливее всего он запомнил последние слова дриады, произнесенные, когда обомшелые пальцы царапали щеку Ройбена, а из множества ран на теле женщины сочился густой древесный сок. «Это ты умираешь, а не я», — вот что она сказала.

Можно сломать вещь, но не всегда после этого удастся придать ей ту форму, которая тебе нужна.

— Рыцарь? — прошипела Плетенить, протягивая рулон тонкого белого шелка. — Это подойдет?

— Пришли платье в мои комнаты, — ответил Ройбен, отвлекаясь от своих странных дум. — Королева желает, чтобы сегодня вечером девушка в этом одеянии была в бру.

Плетенить подняла взгляд от лоскутов ткани, над которыми она колдовала, мигнула по-совиному и что-то проворчала. Ройбен и не ожидал от нее большой любезности. Пожалуй, чем больше причин для отсрочки, тем лучше для Кайи.

— Идем, — приказал Ройбен, и Кайя послушно последовала за ним. Дурманные чары все еще действовали.

Пройдя обратным путем через дворец термитов, Ройбен привел девушку к деревянной двери, на которой было вырезано грубое изображение единорога. Открыв дверь серебряным ключом, рыцарь пропустил Кайю вперед и вошел следом за ней. Он видел, как она остановилась, чтобы взглянуть на заваленный книгами низкий стол, и провела ладонью по тонким томикам Иейтса и Мильтона; пальцы ее задержались, коснувшись переплетенного в кожу тома с серебряными застежками. Это был сборник старых песен без названия на пыльной обложке, но Кайя не стала открывать книгу и просматривать содержание. На стене висел старинный гобелен, вернее, то, что осталось от него, когда однажды ночью Ройбен располосовал его на лоскуты. Сейчас рыцарь подумал, что Кайе его комната должна казаться монашеской кельей после чудес и роскоши, которые она видела вокруг. Глядя на остатки гобелена, Кайя внимательно изучала их.

— Она красивая. Это кто?

— Моя королева, — ответил Ройбен.

— Не Зимняя королева? Другая?

Кайя села на тускло-коричневое покрывало, постеленное на кровати, и склонила голову, по-прежнему не отводя глаз от фигуры на гобелене. Ройбен хорошо помнил изображение: темные волосы, спадающие, подобно плащу, поверх изумрудно-зеленого платья… красиво, но это всего лишь вышивка. Ее создал смертный человек, который, некогда мимолетно узрев Летнюю королеву, провел остаток своей короткой жизни, воспроизводя на гобеленах ее образ. Он умер от голода, силясь завершить последнюю вышивку загрубевшими, красными от холода пальцами. И долго еще Ройбен испытывал зависть к нему за такую способность пожертвовать собой.

— Другая, — согласился он.

— Я читала это. — Кайя указала на «Потерянный рай». — Ну, часть этого.

— «Сомнение и страх язвят Врага смятенного; клокочет Ад в душе, с ним неразлучный; Ад вокруг него и Ад внутри. Злодею не уйти от Ада, как нельзя с самим собой расстаться»[9], — процитировал Ройбен.

— Это была такая громадная книжка — антология, но мы на самом деле о ней на уроках не говорили. Эта книжка у меня осталась после того, как я бросила школу, — ты знаешь, что такое средняя школа?

Голос у девушки был сонный, но разговор она вела нормально. Хотя чары все еще действовали, они уже не подавляли ее полностью. Ройбен решил счесть это добрым знаком.

— Мы знаем о вашем мире, по крайней мере о том, что лежит на поверхности. Вольные фейри знают больше. Они собираются вокруг окон и сквозь щели в занавесях смотрят телевизор. Я видел, как дриады давали небывалую цену за тюбик губной помады.

— Жалко, что мне не удалось принести с собой мою сумку. Я могла бы подкупить кого угодно и выбраться отсюда, — хихикнула Кайя, забираясь на кровать с ногами.

Она прислонилась спиной к изголовью. Черные джинсы разлохматились по нижнему краю штанин, где они соприкасались с потертыми ботинками. Обычная девушка. Девушка, которая не должна быть такой смелой. Вокруг запястья ее была обмотана резиновая лента, и нарисованные на ней синей ручкой картинки уже выцвели, но были все еще видны. Ногти обкусаны почти до мяса. Детали. То, что ему следовало заметить.

Ройбен осознал, что вид у Кайи очень усталый. Он почти ничего не знал о ее прежней жизни до того, как он превратил эту жизнь в хаос. Поморщившись, он вспомнил рубашку Кайи, которую она разорвала, чтобы забинтовать его рану.

— По крайней мере, нам кажется, что мы кое-что знаем о вашем мире. Однако я знаю о тебе далеко не так много, как хотел бы.

— Я не очень-то много знаю о мире, — словно эхо отозвалась Кайя. — Я знаю только дерьмовый городишко, где выросла, и еще более дерьмовый город, куда мы после этого переехали. Я никогда не была за границей. Моя мама хотела стать известной певицей и ездить повсюду, но по большей части она просто напивалась вдрызг и орала, какие уроды и бездари остальные вокалисты. Боже, как это все тоскливо!

Ройбен подумал о том, что случится, если жертвоприношение не совершится, если хитрость или удача помогут Кайе сбежать. Вольные фейри на семь лет сохранят свою свободу. Рыцарь представил себе, какой хаос из этого последует, и почувствовал странное удовлетворение.

— Я не думаю, что сам испытал много радостей в жизни, прелестная Кайя.

Она вздохнула, улыбнулась и откинула голову назад. Спутанные белокурые волосы рассыпались по подушкам. Ройбен отстраненно подумал, что ему понравилось бы заплести эти волосы в косу, как некогда он заплетал волосы своей сестре.

— Я некоторое время ходила в школу, в старшие классы, — с отсутствующим видом продолжила девушка, — а потом бросила. Обычно люди думают, что я очень странная, и это иногда забавно. Хотя, наверно, «забавно» — неверное слово.

Ройбен присел на край постели, слушая ее.

— Я думала, что странность — это хорошо. И не потому, что мне нужно было как-то защититься. Я считала, что это нечто, что нужно беречь и лелеять. Я провела уйму времени, шатаясь по барам, размещая оборудование, разбирая его, загружая фургоны, вытаскивая мать из туалетов, где она блевала в унитаз, — другие дети такого не делают. И иногда просто случались всякие волшебные вещи, которые я не могла контролировать. И все же так трудно принять, что ты действительно настоящий, — произнесла она с приглушенным благоговением.

Она вела разговор и даже выглядела нормально, уютно расположившись на кровати почти незнакомца.

— Ты по-прежнему хочешь доставить мне удовольствие?

Улыбка Кайи была изумленной и несколько озадаченной.

— Конечно хочу.

— Было бы лучше, если бы ты этого не хотела, — произнес Ройбен, колеблясь и пытаясь найти способ как-то снять чары. — Было бы лучше, если бы ты действовала согласно собственным желаниям.

Кайя села и пристально поглядела на него.

— Ты так считаешь? Неужели ты не хочешь вернуться домой?

— К Летнему Двору?

Несколько долгих мгновений он обдумывал ее вопрос, а потом покачал головой.

— Некогда я желал этого, как ничего иного. А теперь я думаю, что оказался бы среди них нежеланным чужаком, а даже если и нет, то вряд ли мы поладили бы.

— Ты не такой, как все о тебе говорят, — промолвила Кайя, глядя на него так пронзительно, что он не нашел в себе силы встретить ее взгляд. — Я знаю, что ты не такой.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — возразил рыцарь.

Он хотел вырвать веру из ее души сейчас, чтобы не видеть выражения лица Кайи в тот миг, когда он, Ройбен, предаст ее.

Он хотел сказать, что она невероятно соблазнительна, даже наполовину околдованная и покрытая синяками и царапинами, и что она совершенно не осознает, что ее жизнь оборвется не позже рассвета. Интересно, подумал он, что она ответит на такое признание.

Вместо этого Ройбен заставил себя усмехнуться.

— Позволь, я объясню снова. В Сонме Зимнего Двора многие относятся к смерти и крови безразлично или как к забаве. Но пребывать в этом Сонме не только кара. Никневин владеет древними секретами, сокрытыми в недрах пещер и топей. Сумрак содержит в себе столько же истин, сколько рассвет, быть может, больше, потому что их не так легко воспринять. Нет, не думаю, что мое возвращение будет приветствоваться, теперь, когда я видел это.

— Но они… — начала Кайя, и Ройбен поднял руку, чтобы прервать ее возражения.

— Мелкие сообщества фейри, несомненно, нуждаются во врагах, это придает цель их существованию. Подумай об ангелах Мильтона. Не был ли Бог мудр, дав им дьявола, с которым они могли бы сражаться?

Несколько мгновений Кайя молчала.

— Ну ладно, ты говоришь, что Летний Двор нуждается в том, чтобы ненавидеть Зимний Двор. Но значит ли это, что ты здесь не всех считаешь плохими?

— Я не могу придумать такого оскорбления, которого не заслужила бы Зимняя королева, но в некоторых ее придворных я видел доброту. Больше доброты и мудрости, чем я мог от них ожидать.

— А какой противник есть у Зимнего Двора?

— И в этом тоже сходство с дьяволами просто поразительно. Они борются с собственной скукой. Это борьба, которая зачастую требует все большей жестокости и зла.

Кайя поежилась.

— А ты?

Ройбен пожал плечами. Он почти забыл, каково это — просто сидеть и беседовать.

— Я в каком-то роде совершенно отдельное существо: не принадлежу ни к какому двору и не являюсь истинно вольным. У моей души слишком много владельцев.

Кайя села, подобрав под себя ноги, и схватила его за обе руки.

— Просто чтоб ты знал, я тебе доверяю.

— Ты не должна, — машинально отозвался Ройбен.

И вдруг он понял, что не хочет наказывать ее за доверие. Вместо этого он почувствовал, что хочет быть достойным этой веры. Ему захотелось стать рыцарем, которым он когда-то был. Всего на миг.

Он смотрел, как девушка вздохнула, готовясь, должно быть, продолжить разговор, и понимал, что не выдержит этого.

Не успев придумать ничего другого, Ройбен подался вперед и поцеловал ее сухие губы. Из приоткрывшегося рта Кайи вырвался чуть заметный теплый выдох. Ее руки скользнули по плечам Ройбена и легко, почти нерешительно, легли у шеи.

Ройбен припал поцелуем к губам Кайи, убегая и прячась от холода, поселившегося внутри. И ему стало хорошо от сладостной боли, которую ему причиняло это ощущение.

«Не уйти от Ада, как нельзя с самим собой расстаться». Зачарованная. Он целует зачарованную девушку. Ройбен рывком отодвинулся от нее. Вид у Кайи был слегка обескураженный, она провела языком по нижней губе, но ничего не сказала.

Ройбен гадал, что Кайя подумает об этом, когда чары пропадут. Но голос в глубине рассудка шепнул ему, что завтра для нее так и не наступит, верно? Для нее есть только сейчас, и, если он хочет поцеловать ее, это будет всего лишь поцелуй.

Кайя слегка отодвинулась от него и уселась, прижав колени к груди.

— Это разозлит ее?

И вновь не было необходимости уточнять, кого она имеет в виду.

— Нет, — ответил он, потерев лицо ладонями и коротко усмехнувшись. — Вряд ли. Это, несомненно, ее позабавит.

— А как насчет другой… другой госпожи?

Ройбен инстинктивно прикрыл глаза, как будто его ударили. Он не мог понять, чем его привлекает девчонка, которая так ранит его странными замечаниями и лишает душевного равновесия своим пустым и в то же время непосредственным вопросом.

— Ты можешь меня поцеловать, — негромко произнесла Кайя, прежде чем он собрался с духом, чтобы ответить. — Тогда я не буду задавать тебе дурацкие вопросы.

Казалось, чары ушли, потому что глаза ее были чистыми и ясными. Ройбен не мог сказать, держало ли ее еще заклятие королевы и к чему оно понуждало.

Ройбен вновь склонился к ней, но тут в дверь негромко, но настойчиво постучали. Несколько мгновений рыцарь не двигался. Он хотел спросить Кайю, чувствует ли еще она чары, хотел сказать, что она может просить его обо всем, о чем захочет. И еще он так сильно хотел поцеловать ее, что ему едва хватило выдержки встать на ноги, дойти до двери и распахнуть ее.

Плетенить прислала в качестве рассыльного красношапа. Он-то и стоял теперь в дверях, распространяя запах свернувшейся крови и гнили. Бросив взгляд за спину Ройбена, на сидящую на кровати девушку, красношап обнажил в ухмылке острые зубы.

Ройбен взял у посыльного из рук белое платье.

— Смотри мне, если ты его запачкал!

— Госпожа хочет знать, закончил ли ты уже с ней.

По хитрому, полному вожделения взгляду красношапа было легко понять, какой смысл он вкладывает в эти слова.

Гнев поднялся в груди Ройбена, мешая дышать; гнев вскипел неожиданно так сильно, что рыцарь боялся не сдержать яростной дрожи. Он надеялся, что посыльный этого не заметит. Красношапы не отличались наблюдательностью.

— Можешь сказать ей, что я еще не закончил, но в скором времени буду готов, — ответил рыцарь, чуть улыбнувшись — по крайней мере, он надеялся, что это выглядело как улыбка, — и кивнул, прежде чем закрыть дверь.

Когда он вновь повернулся к Кайе, лицо девушки ничего не выражало.

Ройбен подавил в себе эмоции, даже не потрудившись понять, что именно он испытывает.

— Надень это, — резко приказал он, не скрывая гнев в голосе и предоставив Кайе думать, что этот гнев направлен на нее. Ройбен швырнул девушке платье и увидел, как она вздрогнула, когда гладкий шелк соскользнул с края постели. Кайя молча наклонилась, чтобы поднять его.

Значит, она ему все-таки не доверяет. Прекрасно.

— Пора, — сказал Ройбен.