Зачарованная

Глава 7

Кайя скользнула внутрь пологого холма.

Воздух был густым от сладкого аромата, и голова от него шла кругом.

Длинные низкие столы ломились от яств. Золотистые груши, каштаны, миски, где в густых сливках плавали нежные хлебцы, плоды граната, разломленные на четвертинки, лепестки фиалок на хрустальных блюдах и разнообразные странные лакомства. Широкогорлые серебряные кубки стояли на столах; примерно половина из них была перевернута. Чем-то они напоминали жаб. Облаченные в алые шелка дамы-фейри проплывали под руку с одетыми в лохмотья мужчинами, а придворные танцевали со старыми ведьмами.

Все присутствующие пели и танцевали, пили и валились под стол. Одеяния поражали своим разнообразием и совершенно не походили на средневековые костюмы. Скорее они могли выйти из мастерской какого-нибудь сумасшедшего кутюрье, свихнувшегося на природе. Воротники вздымались подобно плавникам. Некоторые платья были сшиты полностью из листьев или лепестков. Подолы изящных нарядов довершались разорванными и разлохмаченными оборками. Все выглядело уродливым, странным или прекрасным, словно луна, и одновременно очень необычным.

— Зимний Двор, — произнесла Кайя.

Она ожидала чего-то другого: пещеры, усеянной обглоданными человеческими костями, или темницы, где держат узников-фейри. Чего-то простого. Глядя на праздничную толпу, девушка не знала, что и подумать.

Сам зал был таким огромным, что Кайя не видела, что находится на другой стороне. Где-то у противоположной стены некто похожий на великана, сутулясь, стоял у непонятного возвышения. Казалось, невозможно сделать два шага подряд в одном и том же направлении — столь плотной была толпа. Скрипач играл на фантастическом инструменте с несколькими грифами и множеством струн, широко размахивая смычком и вытягивая руку на всю длину. Длинноносая веснушчатая женщина с ушами, напоминающими шакальи, грызла сосновые шишки. Трое мужчин с рыжими волосами и острыми зубами обмакивали шляпы в груду сырого мяса, пропитывая их кровью. Огромное существо с крыльями летучей мыши и конечностями, похожими на ходули, восседало на столе и лакало сливки из помятой медной чашки. Когда Кайя проходила мимо, существо зашипело на нее.

Над залом нависал куполообразный потолок, украшенный узорами сплетенных корней.

Кайя взяла со стола кубок. Он был резной и очень тяжелый, но выглядел чистым. Девушка налила красноватой жидкости из серебряного графина, стоящего посередине стола. На поверхности плавали мелкие семена, но напиток имел приятный запах, так что она решилась отпить. Вкус оказался сладким и горьким одновременно, и питье моментально ударило в голову, так что Кайе даже пришлось на миг опереться о стол.

Она выбрала из груды странных плодов с шипами серебристое яблоко, повертела его в руке и осторожно откусила. Внутри яблоко было багровым, а на вкус напоминало разведенный в воде мед. И это оказалось так вкусно, что Кайя съела все яблоко и сердцевину, а потом облизала пальцы, запачканные соком. Следующее было бурым и казалось с виду гнилым, но мякоть, крупитчатая, словно песок, имела вкус жгучего и сладкого ликера.

Кайя ощутила, как ее захлестывает волна легкомысленного веселья. Здесь, что бы она ни сделала, ничто не будет странным. Она может кружиться, танцевать и петь.

И вдруг она осознала, что очень далеко забрела в толпу. Она поворачивала столько раз, что уже не могла понять, куда нужно идти, чтобы выбраться наружу.

В отчаянии девушка попыталась вернуться тем же путем. Мимо нее прошли три женщины, их серебристые летящие платья казались сотканными из нежного тумана. Низкие вырезы — все три платья были одинакового покроя — открывали полые спины. Кайя взглянула еще раз: вогнутые спины красавиц были гладкими и пустыми, словно чаши. Девушка заставила себя идти дальше. Низкорослый человечек — гном? — с узорными серебряными браслетами на руках и черными кудрями до плеч покосился на нее и вгрызся в абрикос.

С каждым моментом окружающий мир становился все более нереальным.

К Кайе спикировал крылатый юноша и, усмехаясь, заявил:

— От тебя пахнет железом.

Он наставил палец, намереваясь ткнуть ее в бок. Кайя шарахнулась от его руки, вызвав взрыв хохота. Взгляд девушки упал на бледно-зеленые, словно у кузнечика, крылья, трепещущие у юноши за спиной.

Она проталкивалась сквозь толпу, огибая танцоров, выделывающих па в сложных переплетающихся хороводах, уклонилась от когтистой руки, метнувшейся к ее лодыжке из-под тяжелой алой скатерти на одном из столов, пробралась мимо гостей, увлеченных игрой в живые шахматы…

Сатир с курчавой бородой и рогами цвета слоновой кости, сгорбившись, аккуратно отрывал крылышко у маленького фейри, зажатого в его мясистом кулаке. Существо кричало и быстро-быстро колотило другим крылышком по пальцам, стискивающим его. По пальцам козлонога текла бледно-зеленая кровь. Кайя остановилась, с потрясением и отвращением глядя, как сатир подкинул крошечное создание в воздух. Оно отчаянно замахало уцелевшим крылом и, описывая круги, штопором упало на земляной пол.

Прежде чем Кайя успела подойти и схватить его, на малютку опустилось тяжелое копыто, втоптав его в пыль.

Кайя отшатнулась прочь, расталкивая народ и желая как можно скорее выбраться отсюда. Пробираясь сквозь толпу, она думала, как глупо с ее стороны было приходить сюда. Это Зимний Двор. Здесь напиваются до упаду худшие из обитателей волшебной страны.

Трое мужчин в блестящих зеленых фраках, с длинными и тонкими, словно спички, конечностями, встав в кружок, толкали и пихали мальчика с оленьими глазами и ногами кузнечика. Он осторожно сгибался, словно собираясь прыгнуть, но всякий раз толчок или рывок заставал его врасплох.

— Оставьте его в покое, — сказала Кайя, подойдя к ним.

Мальчик слишком сильно напомнил ей Хряща, и она просто не могла смотреть на это. Мужчины повернулись к ней. Мальчик попытался ускользнуть от них, но один из троицы, согнув руку, обхватил шею жертвы.

— Что такое? — спросил тощий тип.

— Я вам что-нибудь за него предложу, — произнесла Кайя, пытаясь придумать какой-нибудь план.

Один из троицы фыркнул, а другой вытащил маленький нож с рукоятью из слоновой кости и металлическим лезвием, пахнущим железом. Третий запустил руку в волосы мальчика, запрокидывая ему голову назад.

— Нет! — вскрикнула Кайя, когда железный клинок погрузился в левый глаз мальчишки.

Глазное яблоко лопнуло, точно виноградина, прозрачная жидкость и кровь заструились по лицу кричащей жертвы. Там, где железо соприкасалось с плотью, она шипела и вздувалась.

— Когда кто-то смотрит — это лучше, — заметил один из троих.

Кайя отшатнулась, протянула руку к ближайшему столу, но нашла лишь кубок. Она схватила его, словно маленькую дубинку, не зная сама, что собирается с ним делать.

Тощий провел клинком по щеке мальчика, потом вниз по шее, а тот дрожал и кричал, его уцелевший глаз дико вращался в орбите. Железо оставило после себя тонкую красную полосу, кожа вздулась белыми пузырями.

— Хочешь спасти его, милашка? — спросил другой мучитель.

Руки у Кайи дрожали, а чаша в них была всего лишь тяжелой неудобной штукой; ее определенно нельзя было использовать как оружие.

— Мы не собираемся убивать его, — сказал тип, державший мальчика за волосы.

— Просто хотим сделать его немного помягче, — добавил тот, что с ножом.

Гнев вскипел в груди Кайи. Чаша вылетела из ее руки и ударила в плечо урода с ножом, обрызгав его фрак каплями вина, а потом упала на грязный пол, покатилась по кругу и замерла.

Один из троицы рассмеялся, другой потянулся к Кайе. Она нырнула в толпу, отпихнув изящную даму, и постаралась убраться подальше.

И вдруг она остановилась, увидев у стола рядом с тремя жабоподобными тварями, играющими в кости, Корни.

Он сидел, прислонившись к перевернутому столу, с кубком в руке и, закрыв глаза, раскачивался взад-вперед. Штаны его уже промокли от вина, но он, казалось, ничего не замечал.

Пирующие сбились вокруг Кайи плотной кучкой, так что ей пришлось залезть под стол.

— Корни? — позвала она, тяжело дыша. Она была прямо перед ним, но он словно не видел ее.

Кайя тряхнула его за плечи. По крайней мере, это заставило парня поднять на нее взгляд. Корни, казалось, был пьян или хуже, чем пьян. Как будто он не трезвел годами.

— Я тебя знаю, — заплетающимся языком промолвил он.

— Это я, Кайя.

— Кайя?

— Что ты здесь делаешь?

— Они сказали, что это не для меня.

— Что не для тебя?

Рука с кубком слегка пошевелилась.

— Вино?

— Не для меня. И поэтому я его выпил. Я хочу всего, что не для меня.

— Что с тобой случилось?

— Это, — произнес он и дернул губами, стараясь, видимо, изобразить улыбку. — Я видел его.

Кайя бросила взгляд на толпу.

— Кого?

Корни указал на возвышение, где высокие бледные фейри беседовали и пили из серебряных чаш.

— Твоего парня. Робина с белыми волосами. По крайней мере, я думаю, это был он.

— Что он делал?

Корни затряс головой, беспомощно болтавшейся на шее.

— Ты напьешься, и тебе будет плохо, — заметила Кайя.

Корни посмотрел ей в лицо и попытался усмехнуться.

— Мне и так плохо.

Он начал петь песню «Король боли», негромко и не в лад. Глаза его устремились в никуда, пальцы одной руки бездумно теребили пуговицу на рубашке.

— Там сидит король на троне, там сидит король безглазый. И глазницами пустыми смотрит, смотрит в тень сомненья. О-о-о-о, король боли, я буду всегда, король боли!

— Я пойду отыщу его, — сказала Кайя. Она смотрела на Корни, который, что-то бормоча, обтирал внутренние стенки бокала пальцем, а потом облизывал его.

— Подожди меня здесь, ладно? Не уходи никуда.

Корни ничего не ответил, но Кайя решила, что он все равно не сможет даже встать на ноги. Похоже, он действительно напился в стельку.

Девушка вновь смешалась с толпой, пробираясь туда, куда указал Корни.

Женщина с толстыми, алого цвета косами сидела на высоком деревянном троне, подлокотники и спинка которого были украшены резными пиками и копьями, истертыми и обломанными. Термиты источили дерево до такой степени, что оно походило на кружево. У ног женщины копошились гоблины.

Ройбен подошел к трону и опустился на одно колено.

Кайя решила подойти поближе — отсюда ей не было видно. И тут она заметила небольшую выемку в стене, где могла бы спрятаться. Ниша находилась достаточно близко к трону, так что Кайя легко могла следить за тем, что происходит. Она собиралась наблюдать и, быть может, найти способ заставить его сожалеть о том, что он сделал.

Рат Ройбен Рай прошел через толпу, мимо стола, на котором в объятиях тролля извивался спрайт — то ли от удовольствия, то ли от ужаса. В прежние времена Ройбен, несомненно, остановился бы. Его серебряный клинок висел на поясе, но его ожидала госпожа, и он уже приучился быть хорошим рабом и поэтому прошел мимо.

Госпожа Никневин, королева Зимнего Двора, сидела на троне в окружении придворных. Алые волосы обрамляли белоснежное лицо с сапфировыми очами, и Ройбен вновь поймал себя на том, что его завораживает эта холодная красота. Рядом с троном резвились четыре гоблина. Один из них, словно нищий, дергал королеву за подол. Рат Ройбен Рай опустился на колени и склонился так низко, что серебристые волосы рассыпались по полу, а потом поцеловал землю у ног королевы.

Он не хотел присутствовать сегодня здесь. Простреленная грудь все еще болела, и больше всего ему хотелось лечь и закрыть глаза. Но когда он закрывал глаза, то видел лишь лицо той человеческой девушки, полное ужаса и потрясения, — таким оно было, когда он швырнул эту девушку на грязный пол закусочной.

— Можешь подняться, — промолвила госпожа. — Подойди ко мне. Я хочу возложить на тебя одно поручение.

— Я принадлежу вам, — отозвался Рат Ройбен Рай, стряхивая землю с губ.

Королева слегка улыбнулась.

— Разве? Служишь ли ты мне так же хорошо, как служил моей сестре?

Прежде чем ответить, он помедлил.

— Лучше, быть может, ибо вы подвергаете меня большим тяготам.

Улыбка пропала с губ Никневин.

— Ты смеешься надо мной?

— Прошу прощения, госпожа. В моих словах не было насмешки. Но вы редко даете мне радостные поручения.

На это она лишь рассмеялась холодным серебристым смехом, который срывался с ее губ, словно зимний ветер.

— Твои уста не предназначены для придворных речей, рыцарь. И все же мне по-прежнему доставляет удовольствие говорить с тобой. Почему бы это?

— Это забавно, госпожа? — предположил он.

Глаза ее были жестокими и прозрачными, как синее стекло, но улыбка сияла очарованием.

— Но уж точно не мудро. Встань. Как я понимаю, за твое присутствие здесь сегодня вечером мне стоит поблагодарить смертную деву?

Когда Ройбен поднялся на ноги, лицо его было мрачным.

— Я был беспечен.

— Должно быть, это чудесная девушка. Так поведай же нам о ней.

Несколько Зимних придворных слушали ее, открыто улыбаясь. Они наблюдали за этой игрой так же нетерпеливо, как за поединком.

Ройбен заговорил осторожно, следя за тем, чтобы лицо его не дрогнуло, голос звучал спокойно, а слова не казались тщательно взвешенными.

— Она сказала, что знакома с вольными фейри. Она наделена Зрением. Умная девушка и добрая к тому же.

На это госпожа улыбнулась.

— А разве не вольные фейри подстрелили тебя, рыцарь?

Он кивнул и не смог удержаться от слабой улыбки.

— Полагаю, не все они состоят в столь тесном союзе, госпожа моя.

О да, королеве это не понравилось, понял Ройбен.

— Так вот, у меня есть хороша мысль, — произнесла королева, поднося нежный палец к улыбающимся губам. — Приведи к нам эту девушку. Десятина, принесенная вольными фейри, скрепит их верность. Молодая девушка, одаренная вторым зрением, будет прекрасной жертвой.

— Нет! — ответил он.

Это был резкий выкрик, почти приказ, и головы придворных повернулись на его голос. Ройбен почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Это ошибка. Он повел себя неумно.

Губы Никневин изогнулись в торжествующей улыбке.

— Я могла бы указать, что если они с ней знакомы, то это жертвоприношение напомнит им, что не следует ломать мои игрушки, — произнесла она, не упомянув о его дерзком ответе.

Это была насмешка над ним, ее игрушкой, но Ройбен едва расслышал эту насмешку. Он уже видел, как умирает та девушка. Ее губы уже проклинали его властью его истинного имени.

— Позвольте мне найти для вас другую, — услышал он собственный голос. В прежние времена его госпожа сочла бы забавной его внутреннюю борьбу: найти невинную жертву взамен другой, такой же невинной.

— Думаю, нет. Приведи ко мне эту девушку через два дня. Быть может, когда я увижу ее, я передумаю. Только что от Двора моей сестры прибыл Нефамаэль и привез послание. Вероятно, его можно отрядить в помощь тебе, на поиски девушки.

Взгляд Ройбена упал на другого рыцаря, который, казалось, увлекся беседой с козлоногой поэтессой и не обратил никакого внимания на разговор королевы с Ройбеном. От взгляда на железный обруч, охватывающий чело рыцаря, Ройбену стало неприятно. Поговаривали, что даже когда он снимает обруч, то остается глубокий черный шрам на месте выжженной железом плоти. Рыцарь носил плащ с подкладкой из шипов. Если Ройбен и желал отомстить Летнему Двору за то, что они отправили его сюда, то эта месть определенно приняла облик Нефамаэля. Ройбен заметил, что Летняя королева частенько отсылает своего нового рыцаря обратно к Зимнему Двору с тем или иным легким поручением.

Ройбен поклонился, коснувшись лбом и коленями пола, но внимание королевы уже было обращено не на него.

Он направился к толпе пирующих и вновь прошел мимо стола, на котором видел тролля и спрайта. Парочка исчезла, на столе блестели лишь три капли вишневой крови да мерцающая пыльца с крылышек спрайта.

Клятвы, некогда принесенные Ройбеном, резали его душу, словно путы из тонкой, но невероятно прочной проволоки.

Кайя смотрела, как Ройбен спрыгивает с помоста, и пыталась подавить чувства, рвущиеся из глубины души. «Умная девушка и добрая к тому же». Эти простые слова заставили ее сердце биться чаще, и это ей совсем не нравилось.

Знает ли он, что голос его смягчился, когда он о ней говорил?

«Он столь непредсказуем, что даже его королева не может ему доверять. Он может и убить тебя, и отпустить».

Но память о том, как его губы коснулись ее, не исчезала, сколько бы Кайя ни терла это место.

Она увидела, как другой рыцарь приблизился к королеве и низко склонился, чтобы запечатлеть поцелуй на подоле ее платья.

— Поднимись, Нефамаэль, — произнесла королева. — Насколько я понимаю, у тебя для меня есть послание?

Стройный фейри выпрямился с той же грациозной, размеренной церемонностью, с какой двигался Ройбен. На голове этот рыцарь носил обруч из металла; кожа вокруг венца потемнела, словно обожженная. Что-то в его желтых глазах показалось Кайе знакомым.

— Вот послание, которое моя госпожа хочет представить вашему вниманию. — Улыбка рыцаря лишь подчеркнула, что этой королеве он не подданный. — Моя госпожа сказала, что, хотя в войне и настало перемирие, она думает о вмешательстве в дела смертных. Она послала нескольких своих приближенных пересечь границы ваших земель и желает, чтобы им был обеспечен безопасный проход через эти земли. Мне приказано ожидать вашего ответа. Похоже, она не ждет, что я немедленно вернусь обратно. Должен признаться, что неплохо оказаться дома вовремя, чтобы узреть Десятину.

— Это все, что она сказала?

— Верно, хотя одна из придворных дам королевы умоляла меня расспросить о ее брате. Похоже, она не получала вестей о нем с тех пор, как он прибыл к вашему двору. Эта дева — милейшее создание. Очень длинные белые волосы — из них даже можно сплести привязь, если есть такие склонности. Она очень похожа на того рыцаря, с которым вы только что беседовали. Она хотела узнать, почему вы никогда не используете его как посланника.

На губах Нефамаэля снова показалась коварная улыбка.

Королева тоже улыбнулась.

— Рада, что ты дома, Нефамаэль. Я надеюсь, ты поможешь моему рыцарю доставить нашу жертву?

— Это будет честью для меня. На самом деле мне кажется, что я слышал об очень подходящей для обряда девушке, и она уже знакома кое с кем из ваших придворных.

Неожиданно кто-то схватил Кайю за плечо и резко развернул. Она вздрогнула.

— Тебе не следует быть здесь. — Голос Ройбена был ледяным, а рука крепко сжимала ее плечо.

Сделав вдох, Кайя посмотрела ему в глаза.

— Я только хотела услышать королеву.

— Если бы кто-нибудь еще из рыцарей заметил, как ты здесь подслушиваешь, они, без сомнения, с радостью показали бы остальным, что с такими бывает. Это не игра, пикси. Тебе слишком опасно находиться здесь.

«Пикси»? И тут Кайя вспомнила. Он видел зеленую кожу, темные глаза, сложенные крылья. Он не знал ее или, по крайней мере, не знал, что знает ее. Кайя выдохнула — она не замечала того, что сдерживает дыхание.

— Это не твоя забота, — сказала она, пытаясь вывернуться из его хватки.

Конечно же, он сейчас отпустит, твердила она себе, но в голове у нее эхом звучали слова Шипа. Она видела Ройбена верхом на черном коне с белыми мерцающими глазами; лицо рыцаря в этом видении было покрыто грязью и кровью, в глазах горело неистовство, когда он мчался сквозь кустарник за бедным Хрящом…

— Вот как? — Ройбен по-прежнему крепко держал ее за плечо и буквально тащил сквозь толпу. И Кайя видела, что народ не просто уступает ему дорогу: все отшатывались в стороны, налетая друг на друга.

— Я рыцарь, присягнувший Никневин. Быть может, тебе следовало бы больше беспокоиться о том, что я сделаю с тобой, нежели о том, что я думаю о тебе.

Кайя вздрогнула.

— И что ты со мной сделаешь?

— Ничего, — вздохнул рыцарь. — Просто прослежу, чтобы ты немедленно покинула бру[6].

«Ничего»? Девушка не знала, что она ожидала увидеть на лице Ройбена после этих слов, но уж точно не усталость, но его лицо выглядело усталым и в глубине светлых глаз не было ни искорки безумия.

Кайя не могла уйти и в то же время не смела сказать Ройбену, что ее друг, из смертных, спит где-то здесь, в недрах холма. Ей нужно как-то выкрутиться.

— Мне не позволено быть здесь? Не похоже, что тут проверяют гостей по списку.

Глаза Ройбена потемнели, и голос прозвучал необычайно тихо:

— При Зимнем Дворе всегда радушно принимают шпионов из вольных фейри. У нас редко бывают добровольцы для наших забав.

А теперь ситуация становилась опасной. Горечь ушла с его лица, оно сделалось совершенно каменным. Внутренности Кайи скрутило узлом. Радушно… наши забавы. Подразумевалось, что и он участвует в этих забавах.

— Ты можешь уйти через этот проход, — сказал Ройбен, указывая на земляной тоннель, который был скрыт креслом и располагался ближе к помосту. — Но уходи быстрее. Немедленно. Прежде чем кто-либо увидит, что я говорю с тобой.

— Почему? — спросила Кайя.

— Потому что они могут заподозрить, что я питаю к тебе теплые чувства. И тогда решат, что будет забавно наблюдать мое лицо в тот момент, когда я вынужден буду причинить тебе вред.

Голос рыцаря был холодным и ровным. Слова срывались с губ, словно ничего не означали — просто слова, падающие в темноту.

Руки у Кайи похолодели, когда она вспомнила сцену в закусочной. Каково это — быть марионеткой? Каково это — смотреть, как твои руки тебе не подчиняются?

Гнев поднялся в ее душе, как темное облако. Она не желала понимать, как его заставили убить Хряща. Она не желала прощать его. И более всего она не желала хотеть его.

— Ну же, пикси, — произнес он, — иди!

— Я не знаю, могу ли я верить тебе, — ответила она. — Подари мне поцелуй.

Если уж она не может перестать думать о его губах, то, быть может, ощутив их вкус, она как-то отделается от этих мыслей. В конце концов, если любопытство кошку сгубило, то удовлетворение ее воскресило.

— Сейчас не время для твоих штучек, пикси, — отрезал Ройбен.

— Если хочешь, чтобы я быстрее ушла, то поспеши это сделать. — Кайя была удивлена собственными словами и озорным намеком, содержащимся в них.

И еще больше она удивилась, когда губы рыцаря накрыли ее рот. Неожиданное потрясение, подобное удару копья, пронзило все ее тело, прежде чем он отпрянул.

— Иди, — приказал он шепотом, как будто губы Кайи выпили из его груди все дыхание. Глаза его затуманились.

Кайя нырнула в туннель, словно убегая от мыслей о том, что она только что сделала. И ей точно не хотелось думать, какое отношение этот поступок имеет к мести.

Снаружи было холодно и светло. Это казалось невозможным, но ночь уже прошла. Ветер срывал листья, еще остававшиеся на ветвях деревьев, и Кайя обхватила себя руками, чтобы удержать остатки тепла. Она знала, где находится полоска бурой травы, и рысцой побежала вокруг холма. Нужно лишь снова попасть внутрь и держаться у стены, тогда, быть может, ее никто не заметит. Корни находился там, и на этот раз ей следовало быть внимательнее и запомнить, где выход.

Но трава повсюду была одинаковая. Кайя хорошо помнила местоположение входа. Рядом с вязом, у могильного камня с надписью «Аделаида». Девушка упала на колени и стала копать, неистово раздирая руки о смерзшуюся землю, грязную и твердую, как будто здесь и не было никогда входа в подземный дворец.

— Корни! — закричала Кайя, прекрасно осознавая, что он не услышит ее глубоко под землей.