Залог любви

11

Последующие три дня Одри занималась лишь тем, что лежала на диване, читала и смотрела телевизор, не утруждая себя работой — словом, выполняла предписания врача. Она тщетно пыталась уверить Ричарда в том, что ему вовсе не обязательно навещать ее каждый день, но он ежевечерне появлялся в ее квартире и хлопотал вокруг нее, точно сиделка.

Мало того, он дважды в день звонил Одри с работы, очевидно, чтобы ей не было скучно, и развлекал ее последними сплетнями, что было на него не похоже — раньше эти бесхитростные истории нисколько не занимали Ричарда. После работы он сразу же ехал к Одри и, удостоверившись, что с ней все в порядке, отправлялся в кухню. Одри с затаенной нежной улыбкой наблюдала, как Ричард, сняв пиджак, и повесив на плечо полотенце, вполголоса чертыхаясь и то и дело обжигаясь, готовит нехитрый ужин. Одри невольно думала, что в этой рубашке с засученными рукавами и полотенцем через плечо Ричард выглядит гораздо привлекательнее, чем в своих чопорных костюмах.

— Чем ты сегодня занималась? — спросил Ричард после ужина. Он уже отнес грязную посуду в кухню и вернулся с двумя чашками горячего какао.

— Ничем. — Одри вздохнула. Ее деятельная натура изнывала от вынужденного безделья. — Почитала немного, потом заснула. Написала письмо подруге, — принялась она перечислять свои немногочисленные занятия, как вдруг охнула, схватившись за поясницу.

— Что такое? Снова боли?

— Что значит — «снова»?

Ричард не обратил на ее последнюю реплику никакого, внимания, встал на колени перед диваном и не допускающим возражений тоном сказал:

— Ляг на бок, спиной ко мне.

— Зачем это? — недоверчиво спросила Одри.

— Помассирую тебе поясницу.

Одри испугалась: это звучало слишком интимно. Но она тут же рассердилась на себя. «Слишком интимно»! Да ты с ума сошла, беременная идиотка! Обыкновенная медицинская процедура, ничего больше. Одри послушно повернулась лицом к спинке дивана.

Сильные пальцы Ричарда осторожно надавили на поясницу.

— Здесь?

— Угу, — пробормотала Одри.

Все же она чувствовала себя неловко. Медицинская процедура, но все же… такая интимная. С ужасам она ощутила, что ее пульс учащается от прикосновений пальцев Ричарда. Чтобы он, не дай Бог, этого не заметил, Одри, желая отвлечь его внимание, ляпнула первое, что пришло в голову:

— Ричард, расскажи мне о Николь.

И прикусила язык. Одри понимала, что это не ее дело, но она никак не могла забыть прекрасное лицо этой женщины.

Пальцы Ричарда застыли на пояснице Одри.

— Откуда ты знаешь о моей бывшей жене? — напряженным голосом спросил он.

— Сибил показала мне ее фотографию.

Ричард вновь принялся за массаж, но теперь его движения стали медленными и какими-то… отстраненными, словно мысли его витали где-то далеко.

— Николь редкостная красавица, — тихо сказал он. — Когда она входила, в комнате становилось светло.

Его слова больно задели Одри. Так, значит, Ричард все еще любит свою бывшую жену!

— Твоя мама сказала, что вы были прекрасной парой.

Пальцы Ричарда снова замерли.

— Едва ли мама права. Мы просто не подозревали, насколько мы разные, пока не наступил разрыв. Видишь ли, я человек сугубо домашний, предпочитаю проводить время в узком кругу хороших друзей и не люблю шумные вечеринки. А Николь… она совсем другая. Она очень общительная.

— Не вижу здесь никакой проблемы. Одинаковых людей не бывает.

— Да, но мы, видимо, были слишком разными. В конце концов Николь решила, что я чересчур скучный человек для ее круга и ее образа жизни. «Зануда» — так она меня называла.

Одри услышала настоящую боль в его голосе.

— Скучный? — Теперь она поняла, почему Ричард так болезненно отреагировал, когда Сибил, поддразнивая, назвала его занудой. Одри, насколько позволяла поза, обернулась к Ричарду. — О чем ты говоришь? Ты вовсе не скучный. Возможно, временами немного замкнутый, но и только. Если тебе интересно мое мнение, то ты самый веселый человек, которого я когда-либо встречала.

Ричард выдавил из себя кривую улыбку.

— Думаю, Николь не согласилась бы с твоими словами. И, знаешь, она находила дом моих родителей таким же скучным, как и я.

— Ты шутишь?

— Николь нравилось внимание, поклонение. Она всегда должна была быть в центре восхищенной ее красотой толпы. Поэтому уединенный дом на берегу залива был для нее сущим кошмаром — она изнывала там от скуки. Ей было недостаточно солнца, песка и моря. Ей было недостаточно меня.

Обида за Ричарда захлестнула Одри, она почувствовала, что почти ненавидит бывшую жену Ричарда за ту боль, которую Николь причинила ему. Чего же не хватало этой Николь, когда рядом с ней был такой человек, как Ричард, — любящий, заботливый, ответственный, готовый ради нее на все?

— И что же произошло? Неужели вы разошлись из-за этого?

Ричард опустил голову и, казалось, целиком ушел в неприятные воспоминания.

— Нет, все было гораздо банальнее. Николь нашла себе другого мужчину — не такого скучного, как я, не зануду. Я чувствовал, что между нами что-то не так, но слишком долго не хотел верить в это. Слишком долго.

Одри перевернулась на другой бок, лицом к Ричарду, и взяла его за руку.

— Это очень больно, когда тебя предают, я знаю.

Ричард поднял на нее полные страдания глаза.

— Да, Одри это больно, и кому, как не тебе, знать это.

Одри покачала головой.

— Все же я узнала правду о Тедди до свадьбы, даже хорошо, что все так получилось. Но ты был женат на Николь, поэтому у тебя есть все основания считать, что она предала тебя.

— Николь в своей измене винила меня. И в том, что она не хотела иметь детей, — тоже.

— Что за ерунда!

— Ерунда? Не знаю, иногда мне кажется, что она, возможно, была права. Может, я действительно, не подхожу на роль мужа и отца? Может, я уделял Николь недостаточно внимания? Может, даже если бы у нас был ребенок, он зачах бы и умер от скуки с таким отцом, как я?

— О, Ричард. — Каждая частичка души Одри страдала вместе с Ричардом. Ох уж эта Николь! Как женщина может быть такой бессердечной — и такой слепой? — Но ты же не поверил ей, не поверил в этот бред?

Ричард попытался рассмеяться, но в этом смехе не было веселья — он звучал жутковато.

— Знаешь, Одри, что явилось последним ударом? Николь отправила меня в нокаут, по-другому и не скажешь… Через год после нашего развода я узнал, что она родила ребенка от того, другого мужчины. — Ричард уставился в стену, его голос дрожал. — Вот так. Она не хотела ребенка от меня, но захотела от него.

— И поэтому ты решил больше никогда не жениться?

— Да, поэтому.

— Ты, должно быть, очень сильно любил ее.

Ричард медленно кивнул.

— Безумно любил. Красивая, умная, веселая, жизнерадостная…

Одри дотронулась до его руки.

— Мне очень жаль, Ричард. Ты не заслуживаешь той боли, что она причинила тебе.

Ричард взял чашку и отпил глоток остывающего какао.

— А как насчет тебя? — Он явно желал сменить тему разговора. — Ты любила Тедди?

Другая опасная тема, подумала Одри, но на этот раз — для меня.

— Думаю, любила. Хотела любить. Может, в глубине души я и сомневалась в этом, но надеялась, что смогу сделать наши отношения настоящими, понимаешь, что я имею в виду? Особенно, когда я узнала, что беременна. — Одри помедлила, погружаясь в воспоминания, о которых хотела бы забыть, как о страшном сне. — Но, когда Тедди узнал об этом, он пришел в ярость. Думаю, он ревновал меня к еще не родившемуся малышу, заранее ненавидел его за то, что он отнимет у него меня. Тедди всегда хотел, чтобы я заботилась только о нем. В сущности наши отношения умерли в тот момент, когда я сказала ему о своей беременности и увидела его перекошенное от ярости лицо.

Ричард осторожно поставил чашку на стол.

— Одри, он действительно говорил все это?

— Да, и не только. Он требовал, чтобы я… я… — Ее голос прервался. Едва сдерживая слезы, Одри низко опустила голову, разглядывая какао в чашке.

— Требовал чего? — мягко спросил Ричард.

Как Одри ни уговаривала себя сдерживаться, одна слезинка, маленькая и прозрачная, все же вырвалась на волю и, медленно скатившись по ее лицу, капнула с кончика носа прямо в чашку.

— Он хотел, чтобы я… — последние слова Одри почти прошептала, словно боясь, что их еще кто-нибудь услышит, — чтобы я избавилась от ребенка. Но я…

Серые глаза Ричарда словно подернулись льдом, линия подбородка стала тверже. Он осторожно протянул руку и нежно коснулся щеки Одри, той, на которой одинокая слезинка оставила влажную соленую дорожку.

— Но ты не смогла этого сделать, да, Одри? Как бы тебе ни было сейчас трудно, ты любишь своего малыша, да? Ты счастлива тем, что он у тебя есть.

— Да, я люблю его!

Тронутая тем, что Ричард так хорошо понял то, что она хотела сказать, Одри приподнялась на диване и обхватила Ричарда руками за шею, уткнувшись лицом в его грудь. На мгновение Одри почувствовала, как он напрягся, но потом шея и плечи его расслабились, и он мягко и осторожно сомкнул руки на талии Одри.

Одри чувствовала биение его сердца у своей щеки, его теплое дыхание — на своей макушке и в эту минуту ощущала себя надежно защищенной. Ей больше не хотелось плакать. Радость от того, что в ее жизни теперь есть человек, которому она смогла рассказать то, о чем не рассказывала никому, была столь полной, что в эту минуту Одри хотелось лишь одного — чтобы это продолжалось вечно.

Но вечно это продолжаться не могло. Одри неохотно высвободилась из объятий Ричарда и с чувством сказала:

— Спасибо тебе.

Неуверенная улыбка тронула уголки губ Ричарда.

— За что?

— За то, что выслушал. За то, что приходишь сюда каждый день. За то, что терпишь меня.

— Спасибо тебе — за то, что терпишь мою готовку, — подхватил Ричард и легонько щелкнул ее по носу. — Допивай какао и ложись. Тебе надо отдохнуть, да и мне пора ехать домой.

Одри действительно почувствовала внезапную усталость и с трудом сдержала зевок.

— Да, пожалуй, ты прав, я, кажется, вот-вот усну.

Сквозь полуприкрытые глаза Одри наблюдала, как Ричард встал, сразу превратившись в Гулливера, отнес чашки из-под какао в кухню. Зашумела вода — Ричард мыл посуду. Вот он вернулся в гостиную, надел пиджак, поправил манжеты рубашки.

Увидев, что Одри наблюдает за ним, Ричард улыбнулся ей и погрозил пальцем. Одри вновь прикрыла глаза, делая вид, что засыпает. Взяв со стола лист бумаги со списком покупок на завтра, Ричард направился к двери.

— Позвоню тебе завтра. — Он остановился и шутливо погрозил Одри пальцем. — Береги себя.

Дождавшись, пока Ричард захлопнет за собой дверь и дважды повернет ключ в замке — теперь у него были ключи от ее квартиры, — Одри встала и на цыпочках прокралась в прихожую. Приложив ухо к двери, Одри слушала удаляющиеся шаги Ричарда и думала о том, что встретила наконец человека, способного позаботиться о ней. До этого Одри, в основном, сама заботилась о других и считала, что так и должно быть — у каждого свое предназначение. Ричард был поистине подарком небес — он появился в жизни Одри в самый трудный период и добровольно взял на себя груз ее забот.

Внезапно Одри поняла, почему не возражает против того, чтобы Ричард приходил к ней каждый вечер, почему согласилась поехать с ним к его родителям, почему при взгляде на фотографию его бывшей жены чувствовала себя толстой и уродливой.

Ответ был прост: она влюбилась.

Нет — полюбила. Полюбила Ричарда Андервуда. Не той недолговечной летучей любовью, что вспыхивает на краткий миг, когда на нее падает искра жалости и сострадания или всепоглощающей животной страсти, нет. Той любовью, что вырастает прекрасным цветком из самых глубин души и после вбирает в себя все: и жалость, и сострадание, и всепоглощающую страсть — любовью, к которой трудно подобрать слова. Настоящей любовью.

Одри вынуждена была открыть себе страшную правду: она наконец встретила свою любовь, и встретила ее слишком поздно.

На следующий день Ричард по окончании рабочего дня поехал привычной дорогой по направлению к дому Одри. День у него выдался беспокойным, к тому же завершился он звонком отца, приглашавшим его поужинать. Ричард прекрасно понимал, ради чего отец затевал этот ужин — вне всякого сомнения, разговор вновь пойдет о необходимости его перехода в контору отца. От встречи на этот раз удалось уклониться — Ричард сослался на неотложные дела. В итоге они договорились встретиться на следующей неделе, и фактически это означало, что к тому времени Ричард должен будет принять решение относительно смены места работы. Однако сейчас Ричарда беспокоила только Одри.

Весь день он думал о ней, об их вчерашнем разговоре и о той невидимой, но прочной нити, что связала их вчера вечером, когда они говорили друг с другом о том, о чем ни с кем раньше не говорили.

Когда вчера Ричард обнял Одри и почувствовал под своими ладонями гибкую впадинку на ее талии, он на мгновение словно забыл, что эта женщина беременна, и желал ее — все-то лишь миг, но желал. Но это мимолетное желание не было главным — Ричарду нравилось общество Одри, ее доброта, ее несгибаемая воля, ее смех.

Какая-то неведомая сила каждый день тянула Ричарда к Одри. Ему было покойно и уютно в ее квартире, словно это был и его дом. Это было странное и непривычное ощущение для Ричарда — он всегда скованно чувствовал себя в обществе кого бы то ни было, за исключением членов своей семьи.

Ричард открыл дверь квартиры Одри, стараясь поменьше шуметь, чтобы не испугать ее. Вот я и дома, подумал он и осекся: это вовсе не мой дом, я всего лишь помогаю Одри в трудную минуту, помогаю своему другу.

Едва Ричард переступил порог квартиры, как в него полетела подушка, попав ему в грудь. Следом раздался веселый смех Одри.

— Давно мечтала это сделать! — Одри удобно расположилась в кресле напротив двери, ее волосы разметались по его спинке.

— Хорошо, что не разбила ничего, — проворчал Ричард, посылая подушку обратно, впрочем, довольно осторожно, намеренно стараясь промахнуться. Разумеется, он не попал в Одри — подушка мягко шлепнулась на пол у ее ног.

— Мазила! — Одри показала ему язык.

— Твое счастье, женщина, что у тебя внутри невинный младенец, а то тебе не поздоровилось бы.

— Ой, как страшно! Пощади! — Одри скорчила такую уморительную рожицу, что Ричард не удержался от смеха.

Потянув носом воздух, он нахмурился:

— Одри, — тоном обличителя сказал он, — ты что-то готовила?! Вкусно пахнет.

Одри рассмеялась.

— Ты говоришь так, словно запах еды в квартире — это преступление. Ну ладно-ладно, — заметив выражение его лица добавила она, — клянусь, я сама ничего не готовила. Мне было скучно, и я решила избавить тебя сегодня от приготовления ужина. Я заказала еду по телефону. Давай поужинаем, пока все не остыло.

Ричард еще с минуту пытливо разглядывал Одри, потом смягчился.

— Ну хорошо, я тебе верю. Знаешь, чертовски похолодало. — Ричард снял плащ. — Ты перемещайся за стол, а я накрою к ужину.

Потирая руки, он отправился в кухню.

— Как прошел твой день?! — крикнул он оттуда, гремя тарелками.

— Ужасно, — отозвалась Одри. — Было ужасно скучно. Телевизор сломался, а телефон отключили за неуплату.

Ричард высунулся из кухни, озадаченный.

— Ты это серьезно?

— Да нет, конечно! — Одри рассмеялась. — Шучу. На самом деле день был не таким уж и скучным. Сначала меня навестила приятельница, потом зашла миссис Харрис. Да, еще звонила твоя сестра.

Ричард, раскладывавший приборы на столе, изумленно вскинул брови.

— Сибил? Зачем?

— Я думаю, чтобы проверить тебя.

— Меня? Что это значит? — Ричард закончил сервировать стол, налил молоко для Одри и сел.

— Во всяком случае, мне так показалось. Мы с ней мило поболтали о том о сем, а потом, когда она узнала, что мне прописали постельный режим и я сижу дома, спросила, не ты ли за мной ухаживаешь.

— А, понятно. Узнаю свою сестру. Она, должно быть, прознала о том, что я сегодня отказался от предложения отца поужинать с ним, сделала вывод, что я с тобой, и позвонила тебе, чтобы проверить свою догадку. Что ж, в проницательности Сибил не откажешь. Это ее отец должен взять к себе на службу.

— Подожди-ка, Ричард. Твой отец пригласил тебя сегодня на ужин? Почему же ты отказался?

— Во-первых, с тобой я договорился раньше, а во-вторых, я прекрасно знаю, к чему сведется мое общение с отцом. Он снова будет давить на меня, уговаривая, чтобы я перешел к нему.

— И что же ты собираешься делать? — осторожно поинтересовалась Одри.

— Не знаю, никак не могу решить. — Ричард задумчиво постучал ножом по тарелке. — А что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что для начала тебе надо взвесить все «за» и «против». Давай-ка для начала перечисли все «плюсы» работы с отцом.

Ричард некоторое время размышлял, потом ответил:

— Престиж, неплохое жалованье, и самое, пожалуй, важное, — это обрадует моего отца.

— Хорошо, теперь «минусы».

— Ну, во-первых, я и сейчас прекрасно зарабатываю. Мне нравится моя нынешняя работа. Сейчас я сам по себе, а у отца мне придется работать в команде, зависеть от кого-то…

Одри внимательно посмотрела на него.

— Но ведь основная причина твоего нежелания работать у отца в другом, не так ли? Основная проблема в том, что ты очень любишь своего отца и не хочешь разочаровать его. Ты боишься, что не дотянешь до его уровня, да?

Ричард невесело усмехнулся.

— Одри, ты рассуждаешь, словно психоаналитик.

И все же он чувствовал, что в словах Одри есть доля правды, да что там доля — все, что она сейчас сказала, было правдой.

— Ричард, — мягко сказала Одри, наблюдавшая за ним, — ты настоящий профессионал и знаешь это. Ты отвечаешь за очень важный участок и любишь свою работу. Тебя ценят, тебя уважают. Ты — это ты, Ричард Андервуд. Ты не должен стараться стать кем-то другим. Так почему бы твоему отцу не понять наконец, что ты взрослый, самостоятельный, успешный человек и вовсе не обязан хотеть того же, что и он?

— Я должен все это обдумать. Вероятно, мне следует откровенно поговорить с отцом. Спасибо тебе, Одри, ты очень помогла мне. — Ричард побарабанил пальцами по столу. — Кстати, Одри, тебе тоже не мешало бы поговорить со своей семьей.

— Поговорю, даю честное слово. Как только малыш родится и у меня все более-менее наладится.

— Все откладываешь. — Ричард вздохнул. — Между прочим, разговор с родителями от этого легче не будет.

— Знаю.

— Ты непробиваема. — Ричард покачал головой. — Поверь, ты почувствуешь себя намного лучше, как только расскажешь своим родным о том, что беременна… Ты доела?

И, оставив Одри размышлять над его словами, Ричард понес посуду в кухню. Вернувшись и со всеми предосторожностями переместив Одри на диван, Ричард неожиданно хлопнул себя по лбу.

— Совсем забыл! У меня же есть подарок для вас обоих.

— Ричард, право, ты нас слишком балуешь. — Одри была заметно растрогана. — Что бы мы без тебя делали?

Ричард уже принес из прихожей прямоугольный сверток в нарядной обертке.

— Держите, ребята, — сказал он, протягивая Одри сверток.

Одри, нетерпеливо шурша бумагой, развернула его — там оказался фотоальбом, яркий, со смешными картинками и рамочками для фотографий.

— Видишь, этот альбом специально для новорождённого. Вот тут, на первой странице, нужно написать его имя.

Одри присвистнула.

— Легко сказать, я никак не могу решить, как его назвать.

— Прекрасно, у нас есть время, сейчас и подумаем над этим, — решительно сказал Ричард, усаживаясь в кресло. — Ох, мы же не знаем, кто у нас будет — мальчик или девочка.

«У нас»! Ричард закусил губу и покосился на Одри, надеясь, что она не заметила оговорки. Но была ли это оговорка? Разве Ричард не почувствовал в этот миг себя отцом этого малыша — тихий семейный вечер, муж и жена выбирают имена для своего ребенка? Но нельзя было давать этим нелепым мечтам захватить себя целиком. Жена, ребенок, тихий семейный вечер — все это. с некоторых пор не для него.

— Доктор говорит, — прервал его размышления голос Одри, — что у меня скорее всего мальчик. — Она нежно погладила свой живот.

— Джон, — немедленно предложил Ричард первое, что пришло ему на ум.

— И дать ему фамилию Смит, — фыркнула Одри.

— Ладно, а как насчет имени Алан? — спросил, отсмеявшись, Ричард.

— Алан? Алан. Прекрасное имя! Алан. — Одри глубоко задумалась, потом решительно сказала: — Это имя слишком короткое, надо придумать второе имя. Алан Джеффри? Нет, не то… Алан… Я придумала!

— Что за имя? — с любопытством спросил Ричард.

Одри хитро прищурилась.

— Я назову своего сына Алан Ричард.

— Как? — пораженно переспросил Ричард.

Теплая волна радости накрыла его с головой. Пусть у него никогда не будет своих детей, но один ребенок будет назван в его честь!

— Одри, — не в силах справиться с дурацкой широкой улыбкой произнес он, — я очень тронут тем, что ты решила дать своему сыну второе имя в мою честь, но… Я не сказал тебе… Алан — мое второе имя. Ричард Алан Андервуд.

— Да? — Одри изумленно распахнула глаза. — Ричард Алан. Алан Ричард. — В следующее мгновение уголки ее губ разочарованно опустились. — Но ты, наверное, захочешь назвать так собственного сына.

Грустно улыбнувшись, Ричард потрепал Одри по руке.

— Этого не случится. Никогда. — Сердце вновь защемило от боли, но он продолжал через силу улыбаться. — Можешь назвать так своего сына, если тебе нравится это имя, я буду польщен.

— Правда, можно? — Одри вновь оживилась. Она посмотрела на свой живот и улыбнулась нежной улыбкой Мадонны. — Алан Ричард. Эй, — она погладила живот, — тебе нравится?

— Конечно, ему нравится, — убежденно сказал Ричард. — Он, наверное, сейчас думает о том, как ему повезло с мамочкой.

Одри озабоченно нахмурилась и угрюмо произнесла:

— Вряд ли он с тобой согласится. Думаю, перспектива лежать в коробке из-под телевизора вместо кроватки его не привлекает.

— О чем ты? — не понял Ричард.

— Я рассчитывала на зарплату, чтобы постепенно покупать детские вещи, в том числе и кроватку, но… Я не знаю, сколько мне придется пробыть дома, вряд ли Марион будет мне выплачивать зарплату в полном объеме. К тому же, сам видишь, я сейчас под домашним арестом и не могу никуда выходить. Так что мой малыш все еще бесприданник.

— Я бы сам купил, но…

— Но ты понятия не имеешь, что нужно новорождённому, — мрачно заключила Одри.

— Есть другое предложение. Завтра я принесу тебе каталоги магазинов детских вещей, и мы с тобой вместе их просмотрим.

— А это мысль! — обрадовалась Одри. — Я укажу тебе вещи, которые понадобятся малышу в первую очередь, дам тебе деньги и ты купишь их! Какой же ты находчивый!

— На том стоим, — отшутился Ричард, думая о своем. Одри любит сюрпризы, не преподнести ли ей еще один?