Заложница

— Приятно познакомиться. Как дела?

Они смотрят на неё во все глаза. Потому что «как дела»? Она это серьёзно?

Нокс принимает ее руку и пожимает.

— Вы двое на свидании здесь или пришли просто так? — Нокс задаёт вопрос Брук, но на самом деле он адресован мне. Ни один из парней никогда напрямую не посмеет бросить мне вызов.

— Пришли просто так, — с этими словами я оттаскиваю Брук к лестнице, ведущей наверх к нашим комнатам — некогда бывшим роскошным апартаментам.

В коридоре до сих пор висят несколько сломанных люстр, а на полу лежит длинный потёртый ковёр, который мы вычистили и высушили. Когда-то «Брэдфорд» принимал у себя только элиту, избранных Франклин-Сити.

Грейсон догоняет нас:

— Просто так?

Я предупреждающе смотрю на него поверх головы Брук, взглядом пытаясь вести с ним безмолвный диалог.

— Да, просто так, — произношу я.

Я вижу, как до него медленно доходит. Сейчас мы все заботимся только об одном: как можно скорее найти и освободить мальчиков из заточения. Речь пойдёт о Смотрителе.

И у Брук есть ответы.

— Тогда хорошо, — говорит Грейсон, все еще шагая в ногу с нами.

— Еще какие-то вопросы? — спрашиваю я угрожающим голосом.

— Да. Ты вообще собираешься представить меня? Я Грейсон, — он наклоняется к Брук. — Рад нашему знакомству.

Она застенчиво улыбается ему, пока на ходу протягивает бледную руку.

— Привет, — говорит, задыхаясь. Понимает ли Брук, что она в опасности? Бл*дь, еще ее эта школьная форма…

Я перевожу предупреждающий взгляд на Грейсона:

— Позже.

Грейсон останавливается. Мягко надавливаю на поясницу Брук, направляя ее вперёд, но даже сквозь лёгкое прикосновение я ощущаю напряжение в ее теле. Каждый инстинкт внутри меня кричит, чтобы я успокоил ее, взял на руки и унёс к себе, никогда больше не отпуская. Вместо того чтобы шепнуть ей на ушко, что все будет в порядке и поцеловать ее в щеку со словами любви, я веду себя как мудак. Я так чертовски сильно люблю ее, что это сводит меня с ума.

Да, когда все успело так запутаться?

— Они не рады гостям, — замечает Брук.

— Мы не часто приводим сюда кого-либо.

Мы подходим к двери, ведущей в мою комнату. На выгоревшей полированной древесине до сих пор видны очертания номера пять, хотя сама цифра давно исчезла.

Я подталкиваю Брук вперёд, не в силах прекратить прикасаться к ее спине. Без сомнений, она без проблем нашла бы дорогу сама, но ее белая рубашка как шёлк под моими пальцами, и к тому же я соскучился.

Эта девушка моя.

Я убираю руки подальше, давая ей время осмотреться. Это неправильно, лишать ее опоры и поддержки, когда она чувствует себя неуверенно и нерешительно. Все во мне кричит прижать Брук как можно ближе и успокоить.

Моя комната внутри так же проста, как и коттедж в лесу. Мебель выполнена из массива дерева, никаких украшений и излишеств.

Спальни моих друзей отличаются от моей. Комнату Нокса украшают десятки мониторов и последние новинки компьютерной техники. Главной гордостью Круза является коллекции рок-гитар и масляных картин, которые, по моему мнению, ничем не отличаются от граффити снаружи.

Но больше всех отличается спальня Грейсона, источающая уют и домашнюю обстановку, благодаря стараниям Эбби. Все мы немало поиздевались над девушкой, пока она украшала заколоченные и закрытые стальными жалюзи окна яркими шторами. Все окна в доме тщательно закрыты, ведь никто из нас не хочет, чтобы люди на улице увидели свет.

Я подхожу к прикроватному столику и зажигаю лампу.

— Боюсь, здесь особо не на что смотреть.

Брук обходит комнату по кругу:

— Здесь… мило.

Я усмехаюсь, скрывая тот факт, что мне становится не по себе. Брук выросла в чёртовом дворце, а теперь стоит посреди моей гребаной полупустой спальни с виноватым видом.

— Как ты провёл сюда электричество?

Я закрываю дверь со словами:

— Ты действительно хочешь сейчас поговорить об этом?

Брук медленно оборачивается. По выражению ее лица можно понять, что она скорее желает узнать, зачем мы здесь. В воздухе нет никакого намёка на романтическую атмосферу, как было накануне в коттедже, но это не значит, что я не хочу прямо сейчас задрать эту милую клетчатую юбку и уткнуться носом в сладкую влажную плоть. Я хочу, чтобы она кричала и билась в экстазе, но цель нашего прихода заключается не в этом.

Возможно, было бы лучше привезти Брук обратно в домик в лесу, но я не знал, чем может закончиться сегодняшний день. Если все полетит к чертям, как и вся моя жизнь до этого, мне хочется, чтобы у меня осталось место, хранящее в себе только хорошие воспоминания. Как капсула времени, в которой навсегда сохранится взгляд Брук, доказывающий, что я заслуживаю того, чтобы за меня бороться.

Она выглядит обеспокоенной:

— А о чем мы должны поговорить?

Я отворачиваюсь и направляюсь к бару, где достаю бутылку хорошего виски «Макаллан», выдержка которого старше самой Брук. Разливаю янтарную жидкость в два стакана, один из которых протягиваю ей.

— Пей.

— Что это?

— Скотч.

— Сейчас… немного рано, — в ее голосе слышится сомнение, отчего предложение звучит почти как вопрос.

Я понижаю свой голос:

— Я сказал: пей.

Брук делает крошечный глоток. Отворачиваясь, я залпом выпиваю свой стакан, отчаянно нуждаясь в добавке. Правда в том, что нет на свете такого количества алкоголя, которое заставило бы меня причинить ей боль.

— Наверное, сейчас родители уже обнаружили, что я пропала, — говорит Брук. — Они буду разыскивать меня.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивком головы указываю на ее чуть тронутую выпивку. — Допивай.

— Что если я не хочу?

— Ты должна, — говорю я мягко.

Настороженность сияет в ее глазах. Наконец-то.

Наверное, я должен чувствовать облегчение от того, что до Брук начинает доходить вся серьёзность ситуации, но вместо этого я ощущаю только глубокий тошнотворный страх. Мне приходилось совершать множество плохих поступков, но я никогда еще не чувствовал такого рода нежелание. Подними меня посреди ночи и скажи, что необходимо в очередной раз выбить дерьмо из кого-либо, пытать или убивать, я бы сделал это не задумываясь. Осознание того, что все те мужчины были мразями, не делало убийство легче, каждый раз каждый из них вырывал себе кусочек моей души. Я делал всю грязную работу, чтобы моим друзьям не пришлось марать руки. Вот почему у меня нет души: ее попросту уничтожили. Или я так думал, пока не встретил Брук. И вот теперь она стоит передо мной, источая такую нереальную силу и одновременно с этим слабость, что мне хочется опуститься перед ней на колени.

— Почему я должна пить это? — спрашивает она печальным голосом.

— Потому что это все облегчит.

Ее взгляд устремлён на стакан.

— Я не хочу.

— Давай, Брук, не заставляй меня ждать.

Она поднимает на меня взгляд шоколадных глаз, и доверие в них попросту убивает меня.

— Хорошо, — отвечает она.

Твою мать, Брук доверяет мне. Не могу выдавить из себя усмешку, пока в последний раз впитываю в себя этот проблеск доверия. Сохраняя свой взгляд на мне, она опрокидывает жидкость в рот, после чего возвращает стакан мне в руки.

— Хорошая девочка. — Я наливаю вторую порцию.

— Стоун, отвези меня обратно, — произносит Брук дрожащим голосом. — Ты меня пугаешь.

— Я отвезу. Как только ты расскажешь мне, кто такой Смотритель.

Двадцать седьмая глава

Брук

Сразу же представляю, что я на одной из тех вечеринок, когда вспыхивающие огни освещают лицо, а люди, которых я едва знаю, улыбаются и здороваются со мной как с лучшим другом. Вот где начинается притворство: проще с широкой улыбкой на лице пройти мимо, нежели обидеть кого-нибудь или в очередной раз подвести маму.

Вот как я чувствую себя, когда понимаю, зачем на самом деле Стоун пришёл за мной и привёз к себе.

— Что заставило тебя думать, что мне известно кто такой Смотритель? — мой голос звучит необычайно спокойно, пока я чувствую подступающую паническую атаку. Внутри меня все переворачивается, уничтожая уверенность и страх, пока внешне я остаюсь все такой же собранной.

— Потому что ты сама сказала мне об этом, — выплёвывает Стоун грубым голосом. — Я называл его Смотритель, ты же сказала — Хозяин.

От страха у меня начинает шуметь в ушах:

— Когда?

— Когда я хорошенько оттрахал тебя.

Я вздрагиваю от резкости его слов. По крайне мере, теперь я знаю, когда это произошло. Мы были в том коттедже вдвоём и то, как Стоун касался меня, заставило полностью открыться ему. Как я могла допустить подобное? В раннем возрасте я поняла, что никогда и ни перед кем нельзя расслабляться и снимать свою броню. Ни перед камерами или общественностью, даже перед собственной матерью. И вот один раз я позволила себе расслабиться, и теперь это может уничтожить все вокруг.

— Я никогда не называл его Хозяином, — продолжает Стоун. — Этот факт натолкнул меня на мысль, что ты знаешь личность этого мужчины. Вот так сюрприз, не так ли? Тебе не спрятаться от меня, Брук.

Я пытаюсь сглотнуть неожиданную сухость во рту.

Дом в лесу был красивый, но простой, и Стоун использовал его красоту, чтобы соблазнить меня. Здесь же, в своей комнате, наполненной единением и странным величием, он будет использовать все необходимое, чтобы причинить мне боль. Чтобы заставить меня говорить.

Я обнимаю себя руками.

Папа приходил на каждое моё балетное выступление, он работал до поздней ночи, чтобы оплатить частную школу. Может, у меня никогда не было счастливой семьи, но у меня все еще есть моя.

Стоун защищает своих парней, и продолжил бы защищать, соверши они ужасную ошибку. Поэтому я также должна защитить своего отца. Он заслуживает правосудия, не мести.

— Этот человек важен для тебя, поэтому ты скрываешь его от меня. Член семьи или друг. Один из отцов твоих подружек. — Он дарит мне тяжёлый взгляд, и передо мной больше не тот мужчина, в которого я влюбилась. — Возможно, даже твой отец.

Я стараюсь не реагировать на его заявление, но никак не могу успокоить учащённое сердцебиение, которое вот-вот, кажется, пробьёт мне ребра.

Несмотря на все попытки сдержать самообладание, я вздрагиваю, но не осознаю этого, словно кто-то другой управляет моими мышцами.

— Ты должна просто рассказать мне, — говорит Стоун. — В конце концов, ты все равно скажешь мне.

Угроза в его словах звучит в десять раз хуже из-за того, с каким спокойствием он говорит об этом. Если бы он кричал, орал на меня что есть мочи, мне не было бы так страшно, как сейчас из-за холодной ужасающей реальности. Стоун собирается причинить мне боль.

— Почему? Потому что ты собираешься заставить меня?

Он просто всматривается в моё лицо, не говоря ни слова.

Я стою на своём, пока чувства распирают меня изнутри или, может быть, это действие виски.

— Я не могу.

Я шумно вздыхаю. Может быть, Стоун никому и не доверяет, но я доверяю детективу Ривера. Я верю в справедливость, хоть и знаю, что Стоун никогда не сможет поверить в неё. И я все еще доверяю своему папе, хоть и не должна.

— Я не скажу.

Угроза висит в воздухе между нами.

— Я не шучу, Брук.

— Ты же не хочешь причинять мне боль, — я с отчаянием всматриваюсь в глаза мужчины, пытаясь отыскать там того, кто не смог утопить меня в реке. Того, кто подарил мне маленькую птичку и придумал историю про дверцу в печи.

— Ты права, я не хочу причинять тебе боль, — его голос необычайно мягок, но за ним скрывается темнота. Темнота сотни ночей, проведённых в безнадёжности. — Но я сделал много вещей, которых никогда не хотел делать.

Он совершал все те ужасные поступки ради своих братьев. Ради ребят, заключённых вместе с ним в том проклятом подвале. Ради детей, которые заключены прямо сейчас. За это я всегда буду глубоко уважать Стоуна, буду любить его, но из-за этого какая-то часть в нем навсегда сломалась. Он убивает людей с таким видом, словно это ничего ему не стоит. Словно это не разбивает его сердце вновь и вновь.

Мой пульс ускоряется.

— Я не знаю, я не уверена, Стоун.

Мои слова все меняют. Теперь он наверняка знает, что у меня есть конкретная информация. Я не хотела говорить этого, и теперь атмосфера меняется. Взгляд его зелёных глаз становится холоднее, вся человечность уходит прочь. Словно он внутренне готовится к тому, что сейчас произойдёт.

Страх берет верх, когда я разворачиваюсь и бегом бросаюсь к двери. Как только я успеваю распахнуть ее, Стоун врезается в меня сзади, рукой захлопывая дверь прямо перед моим носом.

Я оборачиваюсь к нему, пока Стоун вжимает моё дрожащее тело в дверь. Он выглядит устрашающе, на резных скулах виднеется тёмная щетина. Мои колени превращаются в желе, пока я в мольбе смотрю ему в глаза:

— Пожалуйста, — из моих глаз начинают катиться слезы.

Он трясёт головой.

— Мы уже два года ходим вокруг да около, я и этот Смотритель. И есть только один выход из данной ситуации — моя пуля в его голове.

Страх угрожает поглотить меня с головой, но я подавляю его. Вместо него я пытаюсь сосредоточиться на красивом яростном лице передо мной.

— Подумай об этом, Стоун. Ты как-то говорил, что не сможешь жить нормальной жизнью, но ты можешь. Ты можешь начать прямо сейчас, позволив справедливости все решить. Прекрати отравлять свою душу насилием.

— Отравлять душу? Немного поздно для этого, сладкая. Внутри меня чернота.

— Нет, — шепчу я.

— Где-то там мальчики сидят в клетках, как животные. Бл*дь, хуже, чем животные! И ты знаешь что-то, что поможет мне отыскать их! Су*а, неужели тебе все равно?

— Конечно, мне не все равно! Я хочу не меньше тебя освободить тех детей. Я хочу справедливости для них, как и для тебя. Именно поэтому я рассказала всю информацию о Смотрителе полиции.

Стоун выпрямляется, дрожа от ярости.

— Что ты сделала?!

— Для этого и создана полиция, — я умоляю Стоуна. Молюсь, чтобы он понял меня, но боюсь, он не сделает этого. — У них есть все необходимые ресурсы отыскать их, а после и помочь пройти реабилитацию.

— Ты думаешь, полиция не замешена во всём этом? Твою мать, да они же просто перевезут их в другое место. — Стоун проводит рукой по лицу, выглядя при этом ужасно злым и уставшим. Утомлённым.

— Не все коррумпированы. Детектив Ривера…

— Один из хороших парней? Серьёзно? Ты уверена в этом?

— Да.

— Бл*дь! — Его широкие накачанные плечи опускаются в разочаровании. — Ты не можешь знать наверняка. Ты не уверена в этом.

— Ты можешь довериться кому-нибудь, — говорю я мягким успокаивающим голосом, но мои слова повисают в воздухе словно бомба. Это из-за того, что я имею в виду себя. Я хочу, чтобы он доверял мне, даже если он не хочет. Или не может.

Зелёные глаза сверкают в обрамлении черных ресниц напротив моего лица. Моя кожа пылает под его взглядом, как будто он умеет прожигать насквозь.

— Я должен доверять? Вот что ты думаешь? Кому же я должен довериться? Кому?!

Не стоило говорить этого Стоуну, ведь он был брошен на съедение хищникам, когда был уязвим более всего. Был забыт всеми и брошен умирать. Потерянный несчастный мальчик, защищающий своих друзей в аду.

Но на самом деле он не сбежал оттуда. Все это время он оставался в аду, или же точнее сказать, ад оставался в нем. Мужчина напротив меня наполнен силой, он в ярости, но я почти могу разглядеть, насколько он разрушен и уязвим внутри.

Стоун никому не доверяет. Как он может, если никогда не делал этого ранее?

— Ты должна рассказать мне, кто такой Смотритель прежде, чем они опомнятся и перевезут детей туда, где мы уже никогда не сможем найти их, — Стоун шумно выдыхает, прислоняясь лбом к моему. Его рука скользит от моей талии все выше и выше, прежде чем смыкается на моей шее, обжигая мою кожу.

— Ты пугаешь меня, — шепчу я, пока слезы застилают мои глаза.

— Время, Брук. — Его большой палец давит мне на подбородок. Прикосновение его рук болезненно нежное, но в то же время несёт в себе смертельную угрозу. — Не заставляй меня выбирать.

Я закрываю глаза, принимая худшее. Он не выберет меня.

Сильные пальцы двигаются по линии моей челюсти, задевая волосы, отчего те щекочут мне горло.

Я выпрямляю спину, пока в голове проносятся воспоминания предсмертного хрипящего звука, вылетающего изо рта Мэдсона. Он собирается сделать со мной то же самое? Я знаю, это причинит боль Стоуну. Он не какой-то там хладнокровный психопат, пусть он и притворяется им. Если ему было плохо после смерти Мэдсона то, что станет с ним, когда он убьёт меня?

— Скажи мне, — шепчет Стоун мне на ухо. — Просто, бл*дь, скажи.

Я хочу, правда, хочу сказать ему, чтобы избавить от боли. Но что насчет меня? Неужели он не понимает, что это разобьёт мне сердце? Я умру изнутри, если найду своего отца мёртвого и измученного, зная, что могла предотвратить это. А может, он знает, но ему все равно? Я просто невинная жертва, сопутствующий ущерб на его пути?

— Поклянись, что ты не убьёшь его. Поклянись, что не навредишь ему.

До меня доносится жёсткий, режущий смех.

— Я собираюсь вырвать ему яйца и скормить их ему же.

Я трясу головой, захлёбываясь слезами:

— Тогда я не скажу.

Костяшки пальцев царапают мне кожу. Стоун задушит меня? Лишит воздуха и тем самым убьёт тем же способом, как когда-то собирался лишить меня дыхания в реке?

— Ты действительно хочешь сыграть в эту игру?

— Это не игра, Стоун.

— Вот именно, — рявкает он. — Там дети, Брук. Дети в гребаном подвале.

— Тогда позволь детективу найти их. Он спасёт детей, а Смотрителя осудят по закону. Если тебя заботят лишь дети, тогда согласись. Я скажу тебе сразу, как только ты пообещаешь не убивать его. Именно так ты поможешь тем детям, Стоун.

Он изучает меня, пока на его переносице залегает глубокая морщина между нахмуренными бровями. Я предлагаю ему справедливость, в то время как он желает только мести. Скорее всего, нам суждено было оказаться здесь. Может, вот он, наш конец.

Рука Стоуна крепко удерживает моё горло. Недостаточно сильно, чтобы лишить воздуха, но достаточно для того, чтобы я начала задыхаться. В нем так много силы, что он может убить меня или же переломить шею, не задумываясь. С каждым вздохом мне становится все труднее дышать.

— Никакой сделки, — говорит Стоун, наконец, и в его голосе звучит сожаление. Он сожалеет о том, что приходится причинять мне боль? Или о том, что мне суждено умереть?

И тогда я сдаюсь. Я так устала бороться, устала жить в страхе.

— Потому что ты выбираешь детей, — говорю я в ярости. — Потому что ты тот, кто ты есть.

— Да.

— Как же ты ошибаешься. Ты думаешь, что должен пожертвовать своей человечностью, чтобы спасти их, но ты ошибаешься.

— Человечностью? Ты вообще понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? Другой мужчина, может, только бы и делал, что мечтал погрузиться в твою киску снова. Желал бы снова оттрахать твой сладкий ротик, но все, чего жажду я, так это пролитие крови. Я потерял свою человечность давным-давно, малышка.

— Ты не прав. Слишком поздно закрываться от меня, потому что я видела тебя настоящего. Ты хороший человек с добрым сердцем.

Он фыркает, пока его челюсть ходит из стороны в сторону, а взгляд жёстких глаз направлен куда-то вдаль.

— Я увидела это в реке в ночь нашей первой встречи, — продолжаю я. — Каждый раз, когда мы были вместе, я видела это снова и снова. Я разглядела это в крошечной птичке, которую ты мне подарил.

— Сломанный кусок дерьма.

— Не для меня. Я люблю ее. — В глазах Стоуна видна боль, но я не замолкаю. Я не хочу. — Я люблю тебя.

— Прекрати.

Я прикасаюсь к его руке, по-прежнему сжимающей мою шею. Вместо того чтобы убрать ее прочь, я прижимаю ее еще ближе. Сначала одной рукой, затем двумя я со всей силы вжимаю его пальцы в горло, перекрыв себе всякий доступ к воздуху. Спустя, казалось бы, вечность, пред глазами начинают плясать черные точки, пока мои лёгкие горят огнём. Стоун прав: это не игра. На кону стоят жизни людей, и я скорее откажусь от своей, чем поставлю под угрозу папину.

Не знаю, как долго мы так стоим, прежде чем тьма заволакивает мой взгляд.

— Черт, — я слышу, как Стоун отчаянно шепчет. — Черт, черт, черт!

Я отчаянно вдыхаю воздух, когда хватка на моей шее исчезает. Горло и лёгкие жжёт, пока я со слезами на глазах пытаюсь откашляться и вернуть себе способность дышать.

— Бл*дь, детка. — Пальцы мягкими движениями убирают волосы с моего лица. Мягкие, нежные губы целуют меня в щеки, лоб, а затем и в подбородок. Он осыпает меня поцелуями, пока моё тело сотрясает дрожь.

— Черт, — шепчет он между поцелуями. — Мне жаль.

Его рот обрушивается на мои губы, пожирая меня как изголодавшийся пещерный человек.

Моё тело воспламеняется. Я сгребаю в кулаки его фланелевую рубашку, притягивая ближе к себе. Я цепляюсь за него, как за море во время бури, желая успокоить свою душу, осознавая, что оно утопит меня в конце.

Слезы не исчезают, когда мы отчаянно хватаемся друг за друга в попытке излечиться от всех невзгод разом. Их становится еще больше. Они стекают мне на губы, и Стоун слизывает их, отчего я чувствую солоноватый привкус собственного страха и горечи.

— Я бы никогда не причинил тебе боль, — шепчет он, пока его губы целуют мои веки, в попытке высушить слезы. — Я скорее бы отрезал себе руку, ты ведь знаешь это, маленькая птичка?

Позади нас раздаётся звук поворачивающейся ручки.

Стоун резко притягивает меня к себе, оборачивая руки вокруг плеч. Он так сильно прижимает меня, что мои лёгкие опять начинают гореть, но на этот раз он не стремится причинить мне боль. Он хочет защитить меня.

Раздаётся щелчок, и дверь в комнату медленно открывается.

В дверном проёме застывает огромный силуэт, после чего плавно заходит внутрь комнаты, и тусклый свет освещает лицо незнакомца.

Грейсон. Он пристально смотрит на нас. Тот самый человек, сбежавший из тюрьмы.

За ним следует еще один мужчина, и я узнаю в нем Нокса.

У обоих в глазах светится жестокость, присущая людям, которые подвергались насилию ранее. Моё сердце обливается кровью и за них тоже, хоть я и знаю, зачем они здесь.

— Ты не смог, — говорит Грейсон обманчиво тихим и спокойным голосом.

Стоун задвигает меня к себе за спину:

— Вон отсюда.

Голос Грейсона остаётся таким же низким:

— Все нормально, ты не смог сломать ее. Я думаю, ты с самого начала не думал делать это, что довольно интересно, но больше не имеет значения. Мы сделаем это.

— Я все разузнал, — рявкает Стоун.

В комнате повисает тяжёлая и холодная тишина.

— Нет, ты не узнал, — недоверчиво говорит Нокс. — Не может быть…

— Я же говорил тебе, — бормочет Грейсон.

— Никто из вас не тронет ее, — говорит Стоун.

В комнату заходит другой парень. У него длинные светлые волосы, напоминающие белый цвет.

Стоун чертыхается себе под нос и полностью загораживает меня от своих друзей. Его рука вытаскивает что-то из-за пояса, и в его руках мелькает нож.

Я резко выдыхаю при виде оружия.

— Какого черта, Стоун! — кричит Грейсон, выглядя при этом более устрашающе, чем когда-либо. — Ты собираешься драться со мной?

— Ты дрался со мной, — говорит Стоун грубым голосом. В этой комнате слишком много разъярённых мужчин для одной меня. — Когда я пошёл за Эбби, ты остановил меня.

— Это другое. Ты просто не хотел видеть ее здесь из-за своих грёбаных правил! Но эта девушка? Она скрывает от тебя правду, защищая тем самым тех ублюдков. С каких пор ты на их стороне?

— Я не на их стороне, — отвечает Стоун с угрозой в голосе. — Я на ее стороне.

— Это одно и то же, — огрызается Нокс.

— К черту это, — кричит Грейсон, после чего с необычайной лёгкостью хватает стул и швыряет его прямо в нас. С громким криком Стоун принимает удар на себя, и слышится громкий треск. Что-то ломается. Кость? Дерево? Я кричу и забиваюсь подальше в угол.

Стоун хватает обломки стула и швыряет их обратно в Грейсона, тот падает от силы удара.

Нокс сзади хватает Стоуна, пока парень с длинными белыми волосами подкрадывается ближе. Стоун вырывает одну руку и бьёт кулаком в лицо блондина. Нокс рычит, пытаясь удержать Стоуна. Вокруг слышится еще больше криков, еще больше ударов.

— Бл*дь! — Стоун борется изо всех сил. Он представляет собой чистую мощь и силу, но, к сожалению, уступает по численности.

Я вздрагиваю в ужасе в углу, когда из ниоткуда ко мне прилетает нож и приземляется у моих ног. Я не могу разобрать, где кто, пока раздаётся еще больше шума ударов и ругательств.

— Прекратите! — кричу я. — Не надо!

Мой крик тонет в шуме, как шёпот на ветру.

Я пытаюсь стать как можно более незаметной, пока вокруг царит хаос из насилия и ярости. Где-то падает стол, и я сильнее вжимаюсь в угол. Я никогда ранее не видела такой жестокости, за исключением, может, только той ночи, когда Стоун убил Мэдсона. Только в этот раз проигрывает Стоун.

Сквозь сцепившиеся тела я вижу, как кто-то еще заходит в комнату. Кто-то ниже и меньше, но мне сложно сказать из-за неразберихи вокруг.

Этот человек тоже нападёт на Стоуна? Скольким мужчинам он сможет противостоять?

В комнате раздаётся громкий и внезапный взрыв, от чего я инстинктивно вжимаю голову в плечи и затыкаю уши руками.

Это был не взрыв, а выстрел. Кто-то стрелял?

Моя кровь стынет в венах при мысли, что кто-то мог выстрелить в Стоуна.

Но нет, мои глаза цепляются за него в центре комнаты, стоящего бок о бок со своими братьями, как будто всего минуту назад они не сражались друг с другом.

— Какого хрена? — выкрикивает Грейсон.

В комнату входит девушка с красивыми шоколадными волосами и очками на переносице. У неё прекрасные точёные черты лица, отчего она походит на куклу. На ней надеты красные штаны для йоги и розово-серая футболка, но самое удивительное — это блестящий пистолет в ее тонкой руке.

Она прицеливается им в мужчин со словами:

— Никому не двигаться. Даже не вздумайте.

Что она делает здесь? Она одна из них? Стоун упоминал только о братьях.

— У тебя серьёзные проблемы, — рявкает Грейсон.

В ее глазах появляется озорной блеск, но то, как она держит пистолет, говорит о том, что она не шутит. Все остаются на своих местах, когда девушка подходит ближе ко мне.

— Отдай мне пистолет, Эбби, — говорит Грейсон. В его тоне слышен намёк на близость, отчего я думаю, что они вместе. Является ли тогда она угрозой для Стоуна? Я никого тут не знаю и чертовски сильно запуталась, но, может, она на моей стороне? Стоп, на нашей стороне.

Теперь у меня и у Стоуна есть своя сторона.

— Это не твоё дело, Эбби, — говорит Стоун.

— Ты в порядке? — У меня занимает какое-то время, чтобы понять, что эта женщина, Эбби, разговаривает со мной.

— Я в порядке, — говорю я дрожащим хриплым голосом.

Эбби поворачивается обратно к парням.

— Не круто, Эббс, — говорит Грейсон.

— О, я дико извиняюсь, а избивать друг друга это круто? Круто?

— Она знает, где спрятаны дети, — ни с того ни с сего говорит Грейсон.

Эбби застывает на месте от его слов, выглядя при этом задумчиво. Она поворачивается обратно ко мне:

— Ты знаешь, где спрятаны мальчики?

— Нет! Я не знаю, где они! — отвечаю я быстро.

Эбби хмурится:

— Она говорит, что не знает.

— Но она знает, кто такой Смотритель, — на этот раз говорит Нокс.

— Это правда? — Эбби опять обращается ко мне.

— Наверное, но полиция уже разбирается с этим, — отвечаю я. — Я дала им все необходимые доказательства.

— Ты должна назвать им имя, — говорит Эбби мягким голосом.

Я качаю головой.

— Это кто-то близкий тебе? — голос Эбби мягок. — Брат? Отец?

Я бросаю взгляд на Стоуна, видя, как в его голове все части пазла встают на места.

— Самосуд — это не решение, — умоляю я всех. — Убийство не решит проблемы. Пусть полиция разберётся с этим.

Эбби стонет.

Блондин настораживается, прислушиваясь к какому-то звуку. Я ничего не слышу, поскольку у меня до сих пор звенит в ушах из-за выстрела. Стоун поворачивается к двери.

Там кто-то стоит.

Я в ужасе задыхаюсь.

Это мой отец. Его глаза налиты кровью и мечутся между всеми присутствующими, голова откинута назад, а рука неестественно вывернута назад, так как его за неё удерживает кто-то сильнее и крупнее.

— Посмотрите, кого я нашёл на улице, — говорит мужчина, волосы которого выбриты до чёрного короткого ёжика.

— Папочка, — шепчу я.

— Отпустите ее. Вам нужен я, не она, — говорит мой отец.

— Не трогайте его, — кричу я.

Я вижу, как Стоун складывает два плюс два, или же он уже все понял после невинного вопроса Эбби. Отец или брат. Кто-то близкий мне настолько, что я готова была умереть за него. Смотритель.

— У вас есть я, — говорит папа. — Отпустите ее.

Стоун выходит вперёд.

— Смотритель. — Не зная его, можно подумать, что его голос звучит повседневным, однако я улавливаю стальной холод.

— Да, это я Смотритель.

Гробовая тишина повисает в комнате, пока все вокруг замирают. Моя грудь дрожит от страха.

Папа смотрит мне в глаза:

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — я перевожу умоляющий взгляд на Стоуна. — Не трогай его. Ты обещал.

— Я сказал, что не причиню боль тебе. — Стоун не смотрит на меня, сфокусировав свой взгляд на папе. — Ты привёл копов?

— Нет.

— Он один, — говорит мужчина, который привёл его сюда. — Периметр чист, камеры никого не засекли.

— Как ты нашёл нас? — спрашивает Стоун ледяным голосом.

Отец кивком головы указывает на мою сумку:

— Я прикрепил к сумке Брук маячок.

Не знаю почему, но я не удивлена. Мне стоило ожидать этого, но скорее от детектива Ривера, чем от отца.

— Что ж. Мы долго ждали встречи с тобой, — говорит Стоун. — На самом деле годы, пока сидели взаперти. Но для тебя это не сюрприз, не так ли? Ты и так знал обо всем.

— Я не знал, — решительно заявляет отец с бледным лицом. — Не тогда, когда это происходило, клянусь. Я узнал обо всем позже.

Блондин тянется вперёд, и пока парень, пришедший сюда вместе с папой, выворачивает ему руки, бьёт со всей силы отцу в лицо, придерживая его за рубашку. Папа отлетает назад к стене.

Я кричу со всей силы.

Грейсон подходит, так же нанося удары. Нокс кружит поблизости, пока Стоун застывает на месте с яростным выражением лица. Я вижу, что его мысли витают далеко отсюда.

Я беспомощно смотрю то на Стоуна, то на Эбби.

— Сделайте что-нибудь!

— Я… — девушка качает головой в замешательстве. Она помешала парням причинять боль друг другу, но не собирается помогать мне и останавливать их от избиения моего отца.

— Он же сказал, что не знал! Стоун! — я молю его сквозь слезы. — Он же мой отец!

Стоун шумно выдыхает.

— Черт, — он молниеносным движением вырывает из рук Эбби пистолет и выстреливает им в потрескавшийся потолок.

От очередного выстрела мои барабанные перепонки взрываются болью. Гипсокартон падает сверху, оседая на плечах собравшихся белым снегом. Несмотря на творящийся хаос, все, как ни странно, замирают на месте.

— Достаточно, — говорит Стоун.

Нокс встаёт прямо перед Стоуном, не заботясь о пистолете между ними:

— Это Смотритель. Он обязан умереть.

Папа полулежит на полу. Он смотрит мне в глаза, пока кровь стекает по его избитому лицу. Его губы снова и снова бесшумно повторяют одно и то же слово: «прости».

— Пожалуйста, — молю я сквозь рыдания, — это мой папа.

— Он сказал, что не знал правду, — говорит Стоун, обращаясь ко всем сразу.

— С каких это пор тебе есть дело до этого? — взрывается парень с черным ёжиком на голове. — Он отвернулся, не потрудившись поинтересоваться, что происходит в тех домах. Он признался, что узнал обо всем позже, так почему же те мрази не оказались в тюрьме? Оу, конечно, потому что все эти ублюдки заодно. Этот парень должен заплатить.

— Если он хочет умереть быстро, ему лучше бы рассказать нам правду о том, где сейчас удерживают мальчиков.

Стоун заслоняет своим телом отца, поворачиваясь лицом ко всем:

— Только попробуй, и я перережу тебе глотку, — каждое его слова наполнено неоспоримой уверенностью.

Комната в очередной раз погружается в тишину. Все парни выглядят потрясёнными, если не возмущёнными.

Стоуна превосходят численностью, но в его руке пистолет. Кто же выиграет? Я чувствую, что победителей не будет, ведь каждый человек в этой комнате потерпит поражение, если один брат навредит другому.

— Какого хера ты творишь, Стоун? — спрашивает его Нокс.

Стоун смотрит на меня. Ярость и решительность на его лице превращают его в прекрасную ненастоящую скульптуру, отчего я отчаянно желаю снова увидеть мужчину, с которым потеряла девственность.

Но я улавливаю что-то новое в его взгляде. Что-то изменилось в нем.

— Те ублюдки издевались и запугивали нас как животных, — говорит он всем, — но мы не животные. К черту все.

— Это точно, мы не они, но... — отзывается Нокс.

— Мы услышали его версию событий, — Стоун продолжает властным голосом. — И теперь только подумайте, чего мы можем добиться вместе.

Братья смотрят на него. Я вижу, сколько силы и энергии скопилось в их телах, они напоминают мне звезды, горящие изнутри.

Я проскальзываю между Грейсоном и Ноксом, почти ожидая того, что они схватят меня и порвут голыми руками.

Подбегаю к отцу, который все еще опирается спиной на стену.

Приподнимаю его голову и кладу к себе на грудь. Он кажется ледяным. Господи, как сильно они навредили ему? Но с другой стороны, все могло быть еще хуже.

— Папа, — шепчу я ему на ухо.

— Принцесса, прости меня. Мне так жаль. Я никогда не хотел, чтобы ты узнала правду. Ты или твоя мама. Никогда не хотел, чтобы они прикоснулись к вам.

— Но был не против, когда касались нас, — издевательским тоном говорит Грейсон.

Я сжимаю папину руку, сосредотачивая все его внимание на себе. Стоун подарил мне эту возможность, и теперь мне все надо сделать правильно.

— Как ты узнал правду? — спрашиваю я папу.

Несмотря на то, что я жажду узнать правду, мне все равно больно слышать ответы.

— Сразу после пожара. Огонь перекинулся на соседний дом, поэтому им пришлось рассказать мне обо всем. Они назвали произошедшее несчастным случаем.

За моей спиной раздаётся фырканье, предположительно Грейсона.

— Дорман, покойный губернатор, был вовлечён во все это. Тогда он только пришёл в политику. Он сказал, что мне заплатят за спаленные дома, но им понадобится на это какое-то время. Я уверял его, что все в порядке, потому что имущество было застраховано, на что он ответил, что ни одна живая душа больше не должна ступать туда ни ногой.

На мою заднюю поверхность шеи ложится тяжёлая рука, мягко массируя и даря чувство комфорта. Мне не надо оборачиваться, чтобы понять, кому она принадлежит. Мурашки скользят вниз по позвоночнику, пока моё тело трепещет под нежным прикосновением.

— Что было дальше? — спрашивает Стоун рядом.

— Мне стало любопытно, — папа отводит взгляд, и мне требуется секунда, чтобы распознать эмоции на его лице. Первый раз в жизни я вижу смущение в его глазах. — Я должен был разузнать все раньше, но я бы никогда и не подумал... Все они были уважаемыми людьми… — он откашливается, сплёвывая на пол кровь. — Однажды ночью я отправился туда, ожидая обнаружить что-то вроде закрытого покерного клуба или, на худой конец, массажный салон с особыми видами услуг.

— Ты не ошибся, — выплёвывает Нокс на другом конце комнаты, отчего отец вздрагивает. Я поднимаю глаза на Стоуна, чтобы встретить тёмный блеск в его взгляде.

— Продолжай, — бормочу я папе, помогая ему подняться повыше.

— Я думал, что пожар был не такой уж сильный, раз они хотели оставить место в секрете. Думал, что они не хотели его закрывать, но дом был полностью разрушен. Огонь уничтожил все. Приложи мы достаточно усилий, его можно было бы отремонтировать, но стоило мне спуститься в подвал, как я все тут же понял.

— Как ты понял? — спрашивает Стоун голосом, лишённым любопытства. Он задаёт вопрос, заранее зная ответ на свой вопрос.

Папа молчит, и я вижу по его взгляду, что он снова очутился в том подвале в первый раз. Он переживает все заново.

— Моя семья владела фермой, — говорит он, наконец, заглядывая мне в глаза. — Ты это и так знаешь уже, не так ли? Все начал мой отец сразу же после переезда из Польши.

— Ты почти не рассказывал об этом, — отвечаю я мягко. Это та часть семейной истории, что не вписывается в общую картину идеальной семьи моей мамы.

— Мы держали крупный рогатый скот, который являлся основным источником наших доходов. Но страстью отца были дикие лошади. Те, которые не сдавались напору дрессировки и не были обучены правилам.

— Куда ты клонишь? — в нетерпении спрашивает Грейсон.

Я поднимаю ладонь верх, пресекая все разговоры.

— Позвольте ему закончить. — Каким-то чудным образом никто не возражает.

— Среди них была лошадь по кличке Домино. Она не поддавалась никакой дрессировке, была абсолютно дикая и необузданная, поэтому ее били. На всем его мощном теле виднелись шрамы от кнута. Конь не мог сбежать, но и не мог покориться.

— Я надеюсь, он не клонит к тому, о чем я думаю, — мямлит себе под нос Нокс.

Эбби делает шаг вперёд со словами:

— Стоун задал ему вопрос, и он отвечает на него.

— Никто не мог войти к нему в стойло, — рассказывает дальше папа, мотая головой из стороны в сторону. — У меня до сих пор остался шрам на плече с последнего раза, когда я пытался почистить его стойло. Отец взбесился и решил покончить с этим, подкинув яд под воротами. Это было ужасно. Этот запах. Я никогда не забуду этот запах гниющего и разлагающегося животного. Вот чем пах подвал. Даже сквозь вонь гари и пепла я почувствовал этот запах, и тогда я понял, что здесь произошло что-то ужасное.

Стоун издевательски рявкает:

— И, насколько я понимаю, тут ты пошёл в полицию.

— Нет, — отвечает папа. Его голос наполнен сожалением и одновременно с этим вызовом. — Что бы я им сказал? Дом сгорел, все были мертвы, а доказательства уничтожены. Нельзя арестовать кого-то только из-за запаха. К тому же Брук только родилась, а ее мать лежала в больнице из-за осложнений после родов. Я должен был защитить свою семью.

— И насрать на всех остальных, — говорит Грейсон сейчас скорее подавленно, нежели разъярённо.

— Я разговаривал после этого с Дорманом, — папа издаёт тихий смешок, отчего тут же морщится от боли. — Я сказал ему, что больше никогда не буду участвовать в подобном. Он ответил, что я накрутил себя и что это всего лишь был массажный салон с эскортными услугами, но я думаю, он понял, что я не купился на это.

Я качаю головой, пока моё сердце разбивается на кусочки. Я до сих пор подозреваю его, даже если и хочу больше всего на свете, чтобы его освободили.

— Тогда почему он приходил на мой шестнадцатый день рождения?

— Потому что он был губернатором, — отвечает папа уставшим голосом. Он закрывает глаза, выглядя при этом неестественно бледным. — И потому что моя мама хотела уладить наши финансовые дела.

— Мама знает?

Папа встречает мой взгляд с мольбой:

— Это убило бы ее.

Я чувствую облегчение от того, что руки хотя бы одного родителя по-прежнему чисты.

— Стоун думает, что прямо сейчас опять где-то удерживают в неволе детей. Ты знаешь что-нибудь об этом?

— Я больше никогда не имел ничего общего с губернатором.

Стоун чертыхается надо мной. Я думаю, что сейчас он расстроен из-за честности моего отца.

— Любая зацепка может помочь, папа. Это очень важно.

Его взгляд устремлён на потолок, потрескавшаяся штукатурка на котором теперь образовывает причудливые узоры.

Чувствует ли папа на себе разъярённые взгляды? Чувствует ли он напряжённую атмосферу в комнате? Потому что я ощущаю все это каждой клеточкой своего тела.

— Я никогда снова не скрывал пустующие дома для него, но моя фирма выполняла строительные работы для города по заказу местных властей. Легальные проекты. Я сам лично удостоверился в законности каждой сделки, о чем Дорман был хорошо осведомлён. В основном это были коммерческие строения.

Папа прочищает горло, пока я ощущаю исходящее от окружающих меня людей нетерпение.

— Как-то был проект, в котором губернатор хотел видеть именно меня, — продолжает он. — Но я почувствовал, что там было что-то не чисто. У него на руках были документы с подписями заказчиков, какие-то фирмы, что хотят построить небольшой торговый центр. Но место под строительство к тому моменту уже было в заброшенной части города, и кто вообще захотел бы вкладывать деньги в заранее убыточный бизнес? Тогда я решил проверить фамилии людей на документах.

— Подставные лица? — в голосе Стоуна проскальзывает еле сдерживаемая ярость. Он пытается контролировать себя ради меня, что значит очень многое. Я боюсь, что он может взорваться в любой момент, как и другие парни.

— Да. Они существовали только на бумаге, не настоящие люди. Целая пирамида из компаний, владеющих другими компаниями, а те еще несколькими, владельцы которых якобы оставили подписи на документах. Я сказал Дорману, что мы слишком загружены, чтобы взять еще один объект.

Часть меня гордится отцом за то, что он отказался исполнять чёрную работу для плохих парней, но с другой стороны ему следовало бы сразу обратиться в полицию, сдав имена всех его коллег. По мнению Стоуна, он виновен точно так же, как и люди, издевавшиеся над ним.

Папа смотрит на меня взглядом, полным сожаления:

— Одна из компаний, что числилась как заказчик строительства того объекта, была Гуд Шеферд.

Я задыхаюсь, потому что знаю, кто является владельцем.

— Дядя Билл? — в шоке спрашиваю я.

— Дядя? — переспрашивает Стоун.

— Друг семьи, — говорит папа. — Та история про беременную женщину полная чушь. Однажды мама подслушала наши клички, и Билл придумал эту историю, чтобы скрыть правду.

Неудивительно, что отец ненавидел, когда мама снова принималась рассказывать ее.

Стоун говорит низким голосом:

— Видно ты оборвал связи не со всеми плохими парнями.

Мужчины в комнате обмениваются взглядами. Кажется, воздух пропитан насилием, и избиение было только началом. Но пока Стоун тут, они прислушиваются к нему.

По крайней мере, пока.

— На тот момент я был уверен, что Билл не причастен, — продолжает папа. — Я не мог вообразить даже такое, тем более он тогда только поднимался по карьерной лестнице в суде. Я предупредил его о Дормане, но ничего не рассказал о своих подозрениях. Если бы он узнал обо всем, то автоматически стал бы соучастником, а я не хотел этого.

Грейсон почти рычит, словно тигр готовый к нападению:

— Судья Уильям Фосси это Билл?

Папа кивает с хмурым выражением лица.

— Дядя Билл, — со злостью выплёвывает Стоун. — Он один из организаторов. Ты знал об этом?

— Нет, — устало отвечает отец.

— Бл*дь! — взрывается Стоун. Он имеет полное право на это, потому что много лет страдал из-за кучки мужчин, решивших, что они могут распоряжаться чужими жизнями. — Он был гребаным кукловодом. Мы никогда не видели его лица в подвале, но он один из тех, кто разрушил наши жизни.

— Мне жаль, — тихо говорит отец, и его слова звучат искренне, но ничего не значат для собравшихся людей. Эти мужчины слишком долго сражались за свои жизни, противостоя не только насильникам, но и тем, кто молча отворачивался.

— Слишком поздно, — говорит Круз, сжав кулаки. Сейчас он напоминает ураган, запертый в тесной комнате. Татуировки на его руках выглядят как предупреждающий знак. — Дай нам адрес.

— Подождите, — говорит папа. — Я не помог вам тогда, но позвольте помочь мне сейчас. Если я дам вам адрес того торгового центра, то вы ворвётесь туда, схватив лишь пару парней, пока большинство из них останутся на свободе. Потом они отыщут вас и отомстят. Я могу пойти к Биллу Фосси и его дружкам, чтобы вытянуть как можно больше информации. Нужно продумать план и заставить заплатить их всех.

Я всматриваюсь в зелёные глаза Стоуна и жёсткую линию его губ. Он отказался от кровавой битвы, променял быструю месть на скорейшую свободу детей, но папа предлагает способ получить доказательства.

Парни обмениваются взглядами, общаясь без слов. Годы в заточении наделили их таким навыком.

Понимают ли они, что мой отец сдался? Если он пойдёт на это, то, в конце концов, его имя тоже всплывёт и его жизнь на этом закончится. Конечно, это не сравнится с тем, что потеряли Стоун и его братья, но это жертва от человека, который всю жизнь вкладывал все в работу и семью.

— Откуда ты знаешь, что это сработает? — Стоун обращается к моему папе. — Фосси судья. Он друг и союзник каждому офицеру полиции Франклин-Сити. Откуда ты знаешь, что дело просто не замнут?

— Есть честные люди, — отвечает папа, — такие как Ривера.

— Ты уверен в Ривере?

Папа оглядывает всех с унылым выражением лица:

— Тут вы должны довериться мне… — он замолкает. — Теперь я более осторожен. Доверьтесь, ради детей.

Стоун закипает, и, кажется, с трудом сдерживает себя.

Когда-то Стоун тоже был ребёнком, и я уверена, он жалеет, что никто не пришёл спасти его.

Все взгляды в комнате устремлены на него.

Стоун поворачивается ко мне. Его глаза безмолвно спрашивают меня, доверяю ли я отцу? Считаю ли я Риверу хорошим копом? Я сказала Стоуну довериться кому-нибудь, и он решил довериться мне.

— Я считаю, что Ривера чист, — говорю я. — Он захочет поступить правильно.

Стоун все еще выглядит неуверенным:

— И что теперь? Нам надо сидеть здесь и дожидаться, пока ты не отыщешь доказательства? Будем ждать, пока Ривера не получит ордер? И получит от кого: от одного из приятелей Фосси? Это бред какой-то.

— Ты хочешь взять их всех? — спрашивает папа. — Тогда примерно так все и будет происходить.

— Мне не нравится сама идея того, что мальчики пробудут там еще хоть на одну секунду дольше, когда мы уже можем освободить их, — говорит Нокс. — Ты серьёзно доверишь одним богатым белым парням вершить суд над другими?

Стоун каждому из них заглядывает в глаза со словами:

— Сколько людей прошло через подвал, пока мы были там? Сотня? Две сотни?

Мне плохо от одной только мысли об этом. Я не могу смотреть на отца сейчас. Не хочу.

Во взгляде Стоуна столько силы.

— Мы могли бы получить имена их всех. Получить имена тех, кто посещал торговый центр, чтобы никто из них больше не посмел совершить подобное повторно.

Моё сердце пропускает удар. Справедливость вместо мести. Предотвращение будущих преступлений вместо возмездия. Это такой огромный шаг вперёд.

— Как насчет того, что, в конце концов, Фосси удастся заключить сделку с судьёй в обмен на признание вины? — возражает Грейсон. — Что если ему все сойдёт с рук, и он снова похитит детей и повторит все снова?

—Тогда мы убьём его, — говорит Стоун, словно это самая очевидная вещь на планете. — Медленно.

Так, хорошо, этот шаг вперёд остаётся по-прежнему огромным.

Нокс не выглядит убеждённым:

— Что система сделала для нас?

— Ничего, — отвечает Стоун. — Но как пару убийств изменит этот факт?

Нокс отводит взгляд в сторону.

— Мы могли бы сбить с ног половину города, — на этот раз Эбби высказывает своё мнение. — По крайней мере, пару дюжин властных людей. Я согласна с этим планом. Так будет эффективнее и лучше.

Лучше, чем смерть моего отца. Лучше, чем месть.

Наступает напряжённая тишина. Круз кивает первым.

Затем Нокс. Остальные так же соглашаются жестами и короткими фразами.

Стоун подходит к папе и пинает его ногу.

— Адрес.

— Нет причин, по которым вы не можете получить кое-что и для себя, — папа смотрит в глаза Грейсону и Стоуну, но они должны понимать, что эти слова предназначаются всем парням в комнате. — Я знаю, что вы находитесь в розыске. Я хочу, чтобы вы получили своего рода иммунитет за помощь по поимке тех парней. Я готов сражаться за вас. И Ривера поддержит это, я уверен.

Все настороженно смотрят на отца. Кто-нибудь когда-нибудь вообще вставал на их сторону?

— Адрес, — требует Стоун. — Сейчас же.

Папа не помнит точного адреса, но описывает местность и соседние улицы.

Стоун посылает Грейсона и еще нескольких парней отправиться туда и убедиться, что дети все еще живы.

— Если вы увидите, что кто-то будет выходить оттуда, у вас есть моё разрешение убить их. Только аккуратно. Хорошая возможность попрактиковать навыки скрытности.

После чего ребята выходят.

Стоун говорит папе позвонить Ривера по громкой связи и назначить встречу. Отец настаивает встретиться сегодня вечером, как можно скорее.

Сегодня. Кажется, прошла целая вечность с того момента, как на мой телефон пришло сообщение, но сейчас время всего лишь близится к вечеру.

Я представляю, как мама будет сидеть в столовой одна за столом, ожидая нас к ужину. Сервировка, приборы, ужин — все как всегда идеально. Я почти вижу, как она начнёт волноваться, когда мы не появимся и не ответим на телефонные звонки.

Я с трудом сглатываю. Что она будет делать, когда узнает о Смотрителе?

Ривера соглашается встретиться в стейкхаусе «Олд Стир».

Стоун говорит Колдеру отправляться с папой. Видимо, он не объявлен в федеральный розыск, как все остальные. Колдер рывком поднимает отца на ноги, после чего тащит к выходу из комнаты. В дверном проёме папа оборачивается, осматривая меня взглядом полным беспокойства и печали.

— Все будет хорошо, — заверяю его я.

— Выведи его, нахрен, отсюда, — говорит Стоун низким голосом.

Они скрываются за дверью, оставляя нас наедине.

Без всякого предупреждения Стоун разворачивается и со всей силы бьёт кулаком в стену, оставляя в ней внушительную дыру.

Я подпрыгиваю от неожиданности, опять ощущая ненавистный мне страх. Скорость и мощь его удара поражают меня. Стоун сдерживал себя все это время? И этот удар предназначался папе? Потому что я не уверена, что после такого можно выжить.

Пыль от гипсокартона и осыпавшейся штукатурки повисает в воздухе между нами, пока тишина окутывает комнату. Когда она немного оседает, сквозь дыру в стене виднеются двустворчатые деревянные балки.

Стоун молча смотрит на разрушенную стену, в то время как все его тело дрожит от еле сдерживаемой им ярости. Он не смотрит мне в глаза, от чего я чувствую себя еще хуже.

— Я хотел убить его, — до меня доносится его шёпот.

Я слышу в его голосе эту больную потребность мести. Он переполнен злостью, но и в то же время разрушающей его изнутри болью.

— Но ты не убил.

Стоун ничего не отвечает. Я не вижу его лица, но чувствую его так, как никогда никого раньше. Я медленно подхожу к нему сзади и обвиваю руками талию, обнимая со всей силы, лишь бы хоть как-то облегчить боль.

До меня доносится сбивчивое дыхание Стоуна, и в эту секунду я думаю о том, что он самый сильный человек, которого я когда-либо знала. Этот привлекательный... Нет, безумно красивый, храбрый, раненый мужчина борется внутри, чтобы, наконец, совершить хороший поступок.

Мужчина, которого жизнь на протяжении долгих лет бьёт по спине снова и снова, мужчина, который отдаст все, лишь бы помочь несчастным детям, в то время как ему никто не пришёл на помощь.

И он, наконец, переступил через себя и совершил правильный поступок.

Он позволил закону вершить суд над жизнями людей. Моё сердце переполняет любовь, пока я грудью ощущаю учащённый ритм его сердцебиения, и мне кажется, что моё тело не сможет выдержать такого напора эмоций. Может, впервые в жизни.

Двадцать восьмая

Стоун

Моя рука вспыхивает от боли. Я сломал ее? Надеюсь, что так, потому что прямо сейчас мне необходимо, чтобы боль поглотила ад, извергающийся внутри меня.

Мне не верится, что я собственноручно отпустил его. Но, черт, когда Брук смотрела на меня с такой надеждой в глазах, я не смог поступить иначе. И дело не только в том, что он ее отец. Просто однажды Брук уже видела, как я убиваю другого человека, и я не мог позволить ей опять пройти через это.

Я чувствую, как она приближается ко мне сзади. Ей не следует прямо сейчас находиться рядом, потому что внутри меня слишком много злости и ярости, и их накопилось очень много. Может, я и пощадил ее отца, но это еще не делает из меня хорошего парня.

Брук подступает все ближе. Не надо, ведь я не знаю, в какой момент сорвусь окончательно.

Меня продолжают одолевать сомнения. Что если ублюдкам удастся уйти? Они справлялись с этим годами, так почему же теперь все должно измениться? Что если подставные копы просто убьют отца Брук, подставят моих ребят и перевезут детей так далеко, что мы их больше никогда не сможем отыскать?

— Ты сделал это.

— Я должен был пойти с парнями на поиски заброшенного торгового центра.

— Большое количество людей может привлечь нежелательное внимание. Ты нужен здесь, чтобы трезво принимать решения. Ты должен быть готов ко всему, должен быть лидером, в котором они так нуждаются.

Я знаю, что Брук права.

— Что бы ты ни думал о моем отце, он правда хочет помочь вам, Стоун. А когда он чего-то хочет, то добивается своего. Ривера хороший полицейский. Все сработает.

Я размышляю над ее словами, но все не так просто. После долгих лет борьбы в одиночестве не так-то просто снова довериться кому-нибудь.

— Ты и твои братья не одиноки.

Не знаю, что происходит, но мои глаза щиплет и жжёт. Что происходит? Я чувствую, как влага начинает скапливаться в уголках глаз. Это слезы? Я больше потрясён, нежели смущён. Для большинства людей это нормально, но не для меня. Я даже не могу вспомнить, когда последний раз плакал. Даже последние пару лет в подвале я не проронил ни слезы. И все из-за того, что Брук права. Права настолько, что это ломает меня изнутри и превращает в дрожащего слабака.

Я не знаю, как жить нормальной жизнью, как испытывать человеческие эмоции. Вот, что они отняли у меня.

Прохладная рука Брук перемещается с моего живота и прикасается к плечу.

— Ты сводишь меня с ума, — до меня доносится тихий шёпот.

Я зажмуриваю глаза, не понимая, что она имеет в виду. Не уверен, что хочу знать.

— Ты сводишь меня с ума, Стоун, — на этот раз голос Брук звучит громче, пока нежные пальцы сильнее сдавливают моё плечо. Ее прикосновение приносит с собой успокоение. — Я так сильно люблю тебя.

Я с шумом выдыхаю. Даже не заметил того, как задерживал дыхание в ожидании ее слов. Брук похожа на дождь, который тушит во мне всю эту чёртову злость и боль.

Прежде чем успеваю подумать, я разворачиваюсь и хватаю хрупкие плечи Брук, пригвождая ее к стене. Перед тем как обрушить свои жадные губы на ее, я замечаю нежный улыбающийся взгляд карих глаз.

Я голоден, а Брук единственная пригодная еда для меня. Она создана для меня, и я готов вечно благодарить вселенную за это.

Я чувствую, как ее руки тянутся к моей рубашке между нашими телами в попытке сорвать ее, словно Брук нуждается во мне так же отчаянно, как и я в ней. Такое ощущение, что сосуды в сердце заполняются любовью, пока вся кровь приливает к моему набухшему члену.

В одно мгновение Брук становится сексуально дикой, запрыгивает на меня и обвивает ногами талию. Я крепче прижимаю ее к стене, сжимая рукой лицо и пробуя вкус ее неповторимых губ. Брук одной рукой пытается расстегнуть ширинку на моих джинсах, но у неё ничего не получается. Плевать, потому что я ощущаю сквозь ткань прикосновение ее пальчиков к моему стальному члену, и это чистое безумие.

Брук шумно и учащённо дышит мне в ухо, пока я целую ее щеку и прижимаюсь пахом ближе к ее бёдрам. Губы от щеки переходят к линии челюсти, а затем ниже к шее. Я всасываю тонкую кожу, помечая ее как свою. Брук вскрикивает от неожиданности, при этом притягивая меня за волосы еще ближе. Я целую и облизываю ее шею, пока дёргаю школьную юбку в попытке как можно скорее избавиться от неё.

Моя рука нащупывает ее трусики и, о мой Бог, они пропитаны ее соками насквозь. С громким стоном я отстраняюсь от ее шеи.

— Ты такая чертовски влажная для меня.

Она задыхается, вглядываясь в мои глаза.

Вот оно.

Я обожаю то, как Брук смотрит на меня. Я вижу в ее глазах все, от сладости доверия до храбрости любви.

Она пытается добраться до моих губ, тогда я хватаю ее волосы в кулак и оттягиваю голову назад.

— Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза.

— Только ты, — отвечает Брук, тяжело дыша. — Не останавливайся.

— Я не смогу быть таким же нежным, как и в прошлый раз, — предупреждаю я. — Ты нужна мне слишком сильно.

— Трахни меня, — требует Брук. — Не думай ни о чем, просто трахни меня. Сейчас же. Пожалуйста, — добавляет она в конце хныкающим голосом.

И это ее «пожалуйста» добивает меня. Моя идеальная маленькая птичка, прижатая к стене со своей клетчатой юбкой вокруг талии, просит меня «пожалуйста».

Как безумный, одним движением руки, я срываю ее трусики, и они летят с моей рубашкой куда-то на пол.

Хватаюсь за ее голые бедра, открывая ее для себя как цветок.

Я прижимаюсь своей грудью к ее, чувствуя бешеный ритм сердцебиения через белую ткань рубашки. Пока Брук неотрывно смотрит мне в глаза, я знаю, она чувствует то же самое. Рывком опускаю штаны вниз и плавным движением бёдер вхожу в неё. И вот я снова дома. Она ощущается как шёлк, в ней так тепло, пока ее тугая плоть держит меня в тисках.

Она такая влажная, отчего я тут же теряю контроль. Резкими движениями бёдер я глубоко и жёстко вдалбливаюсь в неё, пытаясь найти освобождение.

— Да, Стоун, да! — громкие стоны Брук наполняют комнату, лаская мне уши. Ее тонкие пальцы впиваются мне в задницу, в попытке притянуть еще ближе и еще глубже.

— О боже, о боже… — Брук стонет громко, почти плаксиво.

Я выхожу из странного транса, немного замедляя темп.

— Все в порядке? — Думаю, всего на минуту я потерял гребаный контроль.

— Так приятно, — говорит Брук с полузакрытыми глазами. Ее губы опухли от моих поцелуев, отчего новая волна желания проносится сквозь меня.

— Слишком приятно, — отвечаю я, проводя костяшками по нежной коже ее щеки. Я застываю внутри ее, просто наслаждаясь ощущением того, как ее киска сжимается вокруг моего пульсирующего члена.

— Что ты делаешь? — хныкает Брук.

— Просто наслаждаюсь твоей красотой. Мне не верится, что прямо сейчас я внутри тебя.

— Ты всегда будешь во мне.

Я снова жадно целую ее, но на этот раз нежно. Я просовываю руки под ее попку, приподнимая вверх.

— Детка, обними меня ногами.

Брук делает так, как я и говорю. Я отрываю девушку от стены и несу к кровати, целуя ее красивое лицо, оставаясь всё это время в ней твёрдым, как камень. Я откидываю одеяло в сторону и осторожно укладываю Брук на черные шёлковые простыни.

— Стоун, — зовёт меня Брук, не отпуская мой взгляд. Ее темные волосы рассыпаны по моим подушкам, волнами обрамляя голову.

— Я здесь, маленькая птичка.

Ложусь сверху, устраиваясь поудобнее между ее бёдер. Я трахаю Брук медленно и нежно, не так, как одну из тех легкодоступных девушек на одну ночь, а как женщину, которую люблю. Как женщину, которая любит меня.

Я не могу доверять всем подряд, но я доверяю ей. Я могу начать жить с этого момента.

Двадцать девятая глава

Стоун

Два дня спустя

Решение сохранить жизнь отцу Брук и сотрудничать с копами подошло бы хорошему парню, которого она в действительности достойна, но не мне. В конце концов, что в этом такого сложного? Дети будут спасены, я обрету веру в систему, и больше никакой мести. Но самое главное — это счастливая Брук.

Но я не тот парень.

Мне потребовалась вся моя сдержанность, чтобы не наброситься на старика Брук. Я еле удержал себя в руках, чтобы на полной скорости не помчаться к торговому центру, освободить всех детей, а потом снова и снова вбивать кулак в лица ублюдков, находившихся там, пока от их лиц не останется ничего, кроме кровавого месива. Должно быть, это было бы потрясающее ощущение. Я обещал своим парням возмездие, черт, я так же хотел этого.

Я лидер. Я тот, кто вытащил всех из той дыры в подвале, и где-то внутри своей ничтожной души я понимаю, что нынешний план действий заставит всех двигаться дальше. Поэтому я сдержался и запихнул всю свою темноту подальше от чужих глазах.

Было нелегко, но я никак не показал этого своим парням. Я подарил им стопроцентную уверенность в успехе. Им необходимо было поверить в то, что полицейские разберутся сами, впервые в жизни встав на нашу сторону. И они это сделали, последовали за мной даже в такой двоякой ситуации.

Отцу Брук потребовалось почти двадцать четыре часа, чтобы дозвониться до Билла Фосси. Когда он, наконец, это сделал, то сообщил ему, что возникли некоторые проблемы, которые требуют безотлагательного вмешательства. Стоит ли мне говорить, что их звонок записывался.

Независимо от того, что Фосси ответил на том конце провода, этого оказалось достаточно, чтобы получить ордер на обыск... Спустя еще три часа. Так что у меня было целых двадцать семь долгих часов, проведённых в бездействии. Все это время парни бросали на меня косые взгляды, не говоря ни слова. Да, бл*дь, все мы знали, где находятся несчастные дети, но ничего не делали. Ну, может быть, кроме того, что лично позаботились о том, чтобы ни один гребаный клиент не дошёл до входа в здание.

Этому так же поспособствовал Ривера. Он со своей командой захвата засели неподалёку от торгового центра в служебной машине, якобы для слежки за складом напротив. Так что мы словили не всех посетителей — многих специально спугнул Ривера.

Тем не менее, это все равно были долгие часы. В те моменты, когда я уходил в себя и в сотый раз все обдумывал, то понимал, что поступил правильно. И когда Брук заглядывала мне в глаза, я почти убеждался в этом. Я смогу стать лучше для неё.

За все это время никто почти не ел, лишь один раз мы приготовили пасту и поели вместе за столом, после чего Нокс и Круз пытались заставить Брук играть в Destiny 2, последнюю новинку в мире видеоигр. Но большую часть времени мы с Брук провели в кровати.

Еще я много думал о жизни Нейта. Когда мы выбрались из подвала, я не мог понять, как он так просто смог отойти в сторону и, сосредоточившись на учёбе, двигаться к своей мечте стать ветеринаром. Как он мог просто забыть, не желая отыскать всех до единого и отомстить? Но теперь я думал иначе. Когда я смотрел на него, то ясно видел, что он освободился так, как не смогли этого сделать мы.

Однажды Брук сказала, что я все еще нахожусь в подвале, что я никогда на самом деле не покидал его. Может быть, она была права.

Не то чтобы в ближайшее время я планировал повязывать галстук себе на шею, но, может быть, мне следует прекратить убивать всех, кого я ненавижу. Двигаться маленькими шагами.

Папе Брук удалось убедить Фосси собрать всех организаторов подпольного бизнеса в каком-то клубе Восточного Франклина, где они когда-то раньше встречались. Идеальное место встречи, в котором они будут чувствовать себя в безопасности.

Старик Брук рассказал Фосси сказку, придуманную детективом, о том, что якобы есть следы Грейсона, которые могут привести их ко всем нам. Ублюдки спят и видят, как поскорее избавиться от нас, поэтому не смогут устоять.

Именно там произойдёт захват. Ривера настоял на том, чтобы я даже не думал приближаться туда.

Ага, конечно.

Мы действительно хотели быть в заброшенном торговом центре, когда детей, наконец, выведут из ада, но Ривера заверил меня, что мы сможем встретиться с ними после всего. Социальные работники уже подготавливают протокол реабилитации для мальчиков, который поможет им пройти через последствия заточения и насилия, дабы избежать озлобленности и отклонений в психике. Кто знал, да?

Мы прибываем вовремя на улицу, где будет проходить главное шоу. Мы не сможем самостоятельно выбить жизнь их всех ублюдков, но хотя бы сможем наблюдать за возмездием.

— Они зайдут через ту дверь, — говорит Круз, указывая на служебный вход клуба, а после и на машины с тонированными стёклами без номеров, внутри которых прячется группа захвата. У него мышление стратега, поэтому он наверняка знает план действий копов.

Мы прячемся в тени недалеко от здания, находящегося на улице с длинной полосой высоких дубов и с достопримечательностью в виде мраморного памятника вдалеке.

Молча выжидаем, девять человек, включая Эбби и Брук. Это и их день тоже.

Брук сидит рядом, прижавшись ко мне, как верный и сильный союзник.

Колдер сидит по другую сторону от меня, такой же тихий и холодный, как и обычно. Яркие светлые волосы сегодня спрятаны под чёрную шапку, а взгляд немигающих холодных глаз устремлён на служебную дверь, отчего он напоминает скорее статую, нежели живого человека. Нокс снова и снова вытаскивает свой телефон, проверяя его на наличие новых уведомлений, как будто от них зависит его жизнь. Нейт опирается на кирпичную стену, засунув руки в передние карманы черных брюк. Он увлечённо рассматривает, как на кромке крыши трёхэтажного здания два голубя сражаются за кусок хлеба. Грейсон и Райленд, ссутулившись, сидят на ступеньках, выглядя при этом далеко не счастливыми от этого бесконечного ожидания. Эбби находится рядом с Грейсоном, когда вытаскивает из кармана куртки бумажный пакет.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не попкорн, — просит ее Грейсон.

— Это свежеиспечённое печенье с шоколадной крошкой, — отвечает Эбби. — Ты хочешь сказать, что отказываешься от печенья?

В итоге все оказываются с печеньем в руках. Мы соглашаемся не только для того, чтобы порадовать Эбби. Каждый из нас желает хоть как-то отпраздновать скорую победу.

Ривера за столь короткое время, благодаря болтливому Фосси, нашёл подозрительные улики в деле убийства полицейского, за смерть которого был осуждён Грейсон. Он практически обещал нам оправдание Грейсона и отмену розыска за побег, а все мы получим возможность начать с нового листа. Эта сделка, взамен которой мы обязаны будем свидетельствовать против тех тварей внутри.

Атмосфера вокруг становится напряжённой, когда к зданию одна за другой начинают подъезжать машины, из которых после появляются знакомые лица. И под напряжённой атмосферой я имею в виду, что мой живот скручивает от одного только взгляда на них, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

Они все на пятнадцать лет старше, но мы узнаем всех до единого, словно это все было только вчера. Однажды мы каждому из них дали клички, и вот теперь мы все сидим здесь, наблюдая и проговаривая про себя их имена снова и снова.

Я делаю два шага вперёд, желая уничтожить каждого из них.

Вскоре прибывает отец Брук, на теле которого спрятан жучок. Все организаторы в сборе.

Я кладу руку на плечо Грейсона со словами:

— Вот и все, — я говорю скорее для себя, потому что меня не перестают одолевать сомнения.

— Попались, ублюдки, — шепчет Грейсон.

Как только все оказываются внутри, нам снова не остаётся ничего иного, кроме ожидания. Ривера предупредил нас, что они начнут операцию захвата, как только убедятся, что у них собралось достаточно информации для того, чтобы надолго засадить их всех до единого. Круз считает, что копы зайдут через задний вход, перед этим окружив здание по периметру на случай побега.

Неожиданно из-за угла показывается белый фургон.

— Что за черт? — спрашивает Круз.

— TV новости, — ворчит Нокс.

С другой стороны улицы подъезжает еще одна машина репортёров с другого канала. Репортёры выбираются наружу с камерами, приготавливая аппаратуру и прицеливаясь на главный вход, чтобы успеть заснять все крупным планом.

Нейт бросает на меня взгляд:

— Кто-то слил им информацию, — он суживает глаза, пристально вглядываясь в меня.

Он прав, это сделал я.

— Какой ужас, — отвечаю я. — Кто же это был? Наверное, ужасно неловко быть арестованным перед десятками камер, а потом оказаться в утреннем выпуске новостей.

Все устремляют взгляды на меня, при этом несколько парней усмехаются.

— Люблю тебя, придурок, — ворчит Грейсон.

Спустя секунду шоу начинается.

Полицейские машины из ниоткуда на полной скорости подъезжают к заднему входу, отчего тишину ночного воздуха пронзает визг шин. Одна, две, три, четыре, пять. Машины останавливаются прямо на тротуаре. Некоторые из них с мигающими огнями проезжают мимо, заворачивая за угол, чтобы подъехать к главному входу. Вокруг становится так много машин, что вся улица освещается красно-синим цветом. Люди не могут без внимания оставить суматоху, происходящую вокруг, и вскоре улица заполняется зеваками. Цирк начинается, дамы и господа. Полицейские оцепляют здание по периметру и теперь стоят наготове с оружием в руках.

— Пора, — говорю я, не имея в виду ничего конкретного. Просто настало время для освобождения. Я беру руку Брук в свою, встречая взгляд ее карих глаз. Прямо сейчас меня переполняют эмоции.

— Вперёд, — говорю я.

Мы выходим из тени все вместе. Я и мои братья, Брук и Эбби. Мы проходим между новостных фургонов, держась вместе как настоящая семья.

Парадные двери распахиваются. На мраморных ступеньках главного входа появляется детектив Ривера, ведущий впереди себя скрученного в наручниках ублюдка Фосси. Его челюсть сжата, а глаза в ужасе бегают между десятками людей и камерами, но вскоре он берет себя в руки и улыбается, пока журналисты и репортёры со всех сторон выкрикивают вопросы и просят прокомментировать свой арест.

Его лицо искривляет фальшивая улыбка.

— В скором времени все разрешится, — выкрикивает он, пока полицейские сопровождают его вниз к машинам. — Меня оклеветали.

И тогда его глаза натыкаются на меня. Он испуганным взглядом осматривает Грейсона, а после и всех остальных членов нашей группы, собравшихся вместе.

Я вижу, как до Фосси начинает доходить, насколько сильно и глубоко он вляпался в дерьмо. Кажется, что я даже вижу, как жизнь медленно покидает его тело, когда он сутулится и опускает взгляд на землю. Оставшуюся часть пути до машины Ривера практически тащит его на себе.

Других организаторов один за другим так же выводят из здания, где их ослепляют вспышки фотокамер. Каждый из них проходит постыдный путь к машинам. Каждый из них замечает нас, смотрит на нас с ужасом и безнадёжностью. Я лично убеждаюсь в том, чтобы каждый подонок заметил меня и заглянул через мои глаза в ожидающий их ад.

И каждый раз что-то мешает мне в груди. Я хочу кричать, ругаться, бросать в них дерьмо, чтобы только избавиться от этого ощущения внутри. А потом приходит облегчение.

Мы остаёмся стоять на месте, пока последний из них не исчезает в полицейской машине. Остаёмся стоять, когда все репортёры и журналисты пакуются в машины и следуют за копами, чтобы раздобыть больше информации в полицейском участке. Стоим еще долго после того, как все люди медленно расходятся по своим домам, оживлённо обсуждая произошедшее.

Думаю, мы все немного потрясены.

Грейсон первым разрушает магию этого вечера:

— Пойдёмте домой.

Тридцатая глава

Месяц спустя

Стоун

Они любят видеоигры и пасту.

Нейт смотрит на меня с другой стороны дивана и закатывает глаза. Мы все вместе с четырьмя мальчишками приехали на его ферму за городом для прогулки на лошадях и знакомства с различными животными. Одни из тех ребят, которых держали в заточении в подвале торгового центра, теперь сидят на диване Нейта.

Круз с невероятной скоростью уничтожает спагетти с фрикадельками так, будто первый раз в жизни видит еду.

Нокс стонет:

— Знаешь, у тебя все лицо в томатной пасте. Это отвратительно, чувак.

— Я сделал тебя! — на всю комнату раздаётся крик Харли, пока он тычет в лицо Грейсона пальцем и смеётся. Плечи Грейсона содрогаются от смеха, когда он выхватывает игровую приставку из рук мальца, обещая ему реванш. Из-за того, что Грейсон был самым младшим из нас в подвале, ему лучше всех удаётся найти общий язык с детьми.

Майлз, ему около тринадцати, играет с угрюмой решительностью. Мне это не нравится, но он слишком сильно напоминает мне самого себя. Парень переполнен злостью, взгляд его глаз слишком тяжёл, и у него абсолютно отсутствует всякое доверие. Он самый старший из спасённых парней, что немного объясняет его замкнутость.

Эти четверо малых знают о том, что мы так же были заперты в подвале, только на несколько лет дольше. Им так же известно, что они выбрались благодаря нашей помощи, но мы привезли их сюда не для того, чтобы получить благодарность. Мы просто хотим дать мальцам то, чего не было у нас: нормального детства.

Фонд защиты детей сначала не разрешил нам вывести детей из центра реабилитации для прогулки на ферму, но отец Брук и детектив Ривера вмешались, и вот у нас на руках появилось разрешение. Детский психолог мальчиков, работающий с ними по несколько часов в день, так же посчитал, что времяпрепровождение с людьми, прошедшими через тот же ад, что и они, пойдёт им на пользу.

Нам сказали, что ребята за прошедший месяц почти ни с кем не разговаривали. Они замкнулись в себе, сторонясь всех взрослых стороной, так что это чудо видеть их улыбающимися и счастливыми. Не нужно быть гением, чтобы понять, что рядом с нами им лучше всего адаптироваться к реальному миру.

Вместе с ними приехал социальный работник. Она сидит в углу комнаты и читает, изредка бросая взгляды на мальчиков. Спустя пятнадцать минут после нашего приезда девушка подошла ко мне со словами:

— Я впервые за месяц увидела улыбки на их лицах. Спасибо вам.

Комната в очередной раз взрывается звонким смехом, когда Грейсон снова проигрывает. Я хлопаю его по плечу:

— Ты слишком медлителен, старик.

Дети смеются над ним, при этом выглядя, как обычные дети с нормальным детством.

Социальные службы прямо сейчас подыскивают им дома. Двое из ребят раньше были сиротами, двое сбежали из дома, когда их похитили. Все четверо абсолютно одинокие и потерянные, совсем, как и мы когда-то. Надеюсь, что они получат надлежащий уход и стабильное место для взросления, в отличие от нас.

Поначалу я размышлял о том, чтобы приютить парочку из них, но у нас нет надлежащих условий для воспитания детей. Что я смогу им дать? Комнату в заброшенном отеле или в лесничем доме в глухом лесу? Им нужна нормальная полноценная семья и стабильная жизнь, а у меня этого нет, по крайней мере, пока.

Нейт подходит к Майлзу и непринуждённо падает с ним рядом на диван, держа в руках какую-то книгу. Издалека я не могу прочесть название, но судя по иллюстрациям это одна из его ветеринарных книг. Когда-то страсть к животным помогла ему двинуться дальше.

Майлз передаёт джойстик одному из парней, опуская нахмуренный взгляд на свои руки. Но даже отсюда я могу увидеть, с каким интересом он слушает болтовню Нейта, перелистывая учебник на журнальном столике перед ним. Нейт не такой, как мы, он мягкий человек со стабильностью, так что может у него и получится приютить одного из ребят.

Через несколько минут Майлз увлечённо читает книгу, сосредоточившись на цветных иллюстрациях. Боже, это уже что-то.

Нокс садится возле Грейсона, окунаясь в мир игры. Все это время из него не перестаёт литься словесный понос, но я его понимаю. Парень старается создать непринуждённую обстановку и лёгкую дружескую атмосферу.

Ривера до сих пор ведёт расследование. За прошедший месяц были арестованы десятки людей: городские лидеры, акулы бизнеса, грязные полицейские и главы самых богатых семей города.

Серия арестов поразила город. Всем эти ублюдкам было отказано в залоге. Находились и те, кто пытался получить справку о психических расстройствах, чтобы избежать судебного заключения. Всех их упекут в тюрьмы общего назначения с пометкой на спине — насильник детей. Не стоит рассказывать, какой радушный приём их там ждёт. Если честно, благодаря этой мысли я сплю крепко как никогда.

Райленд заходит в гостиную и собирает посуду, в четвёртый раз предлагая всем добавку. Все наелись на год вперёд, поэтому отказываются от самой лучшей пасты в мире. На самом деле спагетти были немного переварены, а фрикадельки в томатном соусе пересолены, но это не главное. Важно то, что блюдо было приготовлено людьми, заботящимися о пацанах в гостиной, поэтому оно вышло таким потрясающе вкусным.

У меня в груди невыносимо болит, как и всякий раз, когда Брук нет рядом. Она предложила пропустить занятия, чтобы провести день со мной и с мальчиками, но я сказал ей идти и учиться. Вот видите, я оказываю на неё не слишком плохое влияние.

У нас в будущем будет много таких вот семейных ужинов с вкусно приготовленной пищей. Больше никакой пиццы и хот-догов.

Игра на экране подходит к концу, и Нейту удаётся вытащить всех нас на улицу, чтобы еще один раз прогуляться по ферме.

На улице стоит прекрасный вечер с одним из тех особенных закатов, когда свет струится золотыми мягкими лучами, окрашивая все вокруг в оранжевый цвет. Вокруг нас несколько пастбищ, за которыми один на другой накладываются холмы. Мы останавливаемся перед загоном для коз. Должно быть, мы представляем собой странное зрелище: семеро взрослых мужчин, возвышающиеся над четырьмя мальчишками, которые с улыбками на лицах кормят коз.

Я кладу руку ну деревянный белый забор, со щемящим чувством на сердце наблюдая, как ребята беззаботно прыгают вокруг животных, на секунду забыв о своих проблемах. Нейт со счастливым выражением лица держит коз на поводке, наслаждаясь моментом.

Старший из них, Майлз, отходит и становится рядом со мной.

— Этот коричневый козел только что чуть не схватил тебя за большой палец, — говорю я ему, усмехаясь.

В ответ Майлз просто пожимает плечами. Он так сильно напоминает мне самого себя пятнадцать лет назад, что это причиняет боль. Парень немногословен, и по его виду я могу сказать, что он не совсем рад сегодняшней поездке. Круто, очень круто.

Майлз бросает взгляд на мою руку, задерживаясь взглядом на шраме, пока думает, что я не замечаю. Я размышляю перед тем, как рассказать правду.

— Это скрещенное оружие, — говорю я ему.

— Я подумал, что это просто X-образный шрам.

Я натягиваю рукав футболки ниже, закрывая обзор мальцу. Я знаю, ему любопытно прикоснуться к белым полосам, но это не то, что ему необходимо.

— У каждого из нас есть такой.

— Ты сделал его…

— Ага. — На самом деле он хотел спросить сделал ли я его в подвале. — Выколупал старый проржавевший гвоздь из стены. Мы царапали им друг друга, пытаясь выскребсти весь ад из наших душ.

— Они, должно быть, были в ярости, — грустно говорит Майлз.

Никто не любит, когда товар бракованный.

— Они были ярости, но нам было плевать на них, ведь у нас был план побега. Мы сбежали через пару дней.

— И ты убил их всех, — со злостью выплёвывает парень.

Хорошо, что социальный работник сейчас не поблизости. Нас проинструктировали нести только позитивные эмоции, отвлечь ребят от грусти и стать живым примером того, что и после всего безумия можно жить дальше.

— Это скрещенные стальные боевые клинки. Мы нашли картинку в какой-то старой заплесневелой книге.

— И ты выцарапал их на себе наподобие боевой окраски?

— Они связаны с нашей общей клятвой друг другу, — говорю я. — Один клинок, чтобы защитить моих братьев, другой клинок, чтобы отомстить.

— Ты поклялся?

— Мы поклялись.

— У вас есть общая клятва, — Майлз смотрит на мою руку, пытаясь отыскать на ней ответы. — Хотелось бы мне, чтобы мы тоже убили их.

— Нет, поверь мне, так лучше для вас, — говорю я и добавляю: — И хуже для них.

— Ты так думаешь?

— Я знаю.

— Тогда, по крайне мере, нам следовало тоже поклясться друг другу, — говорит Майлз, не поднимая взгляда.

— У вас уже есть клятва. — Я дожидаюсь, когда парень посмотрит мне в глаза. — Ты такой же брат мне, как Нокс или Нейт. Один клинок, чтобы защитить своих братьев — это и про тебя тоже. Это означает, что ты не один. Тебе есть к кому обратиться в любую минуту, понял меня?

Парень касается своего предплечья. По его виду я не могу сказать, верит ли он моим словам.

— Я хочу такую же. Я хочу, чтобы ты сделал мне такую же отметину.

Грейсон появляется по другую сторону от Майлза. Как много он успел услышать? Судя по его взгляду на меня, он слышал последнюю реплику Майлза.

— Давай поговорим об этом позже, хорошо? Не вздумайте делать это в одиночку.

Абсолютно уверен, что социальные работники, работающие с парнями, не будут в восторге от этой идеи.

Кто-то находит фрисби, и мы становимся в круг, приступая к игре. Из будок выбегают фермерские собаки, присоединяясь к нам, так что у нас получается маленькая импровизированная вечеринка. Один из лучших вечеров в моей жизни. Не знаю даже, кто кого исцеляет: мы их, или они нас?

Но правда в том, что ответ не имеет значения. В случае с братьями, мы все выходим победителями.

Эпилог

Пять месяцев спустя

Брук

Мои занятия по уголовному праву проходят в старейшем здании университетского городка в аудитории, заполненной маленькими неудобными партами. О начале и конце занятий оповещает старый колокол, до сих пор висящий в колокольне со времён открытия университета. Он звенит раньше времени, пока профессор старается перекричать подскакивающих со своих мест студентов.

Обычно я отношусь к тому типу студентов, которые сидят на своих местах до последней секунды, делают пометки и внимательно слушают лекции, и я делаю это для себя, а не для своих родителей. Исключение составляет лишь последняя пара, когда я вместе со всеми раньше времени засовываю учебники в сумку и вливаюсь в спешащий поток студентов. Со всех сторон слышатся оживлённые разговоры. Сегодня вечером в кампусе намечается грандиозная вечеринка, и она должна быть очень крутой, но так сложилось, что у меня в планах своя собственная приватная вечеринка.

Я сбегаю вниз аудитории по бетонным ступеням. Вместе с остальной частью группы выхожу через двойные двери наружу. Палящее солнце ослепляет все вокруг: тротуары, деревья и даже высокий флагшток. На стоянке выстроились ряды машин, ожидающие своих хозяев. Прижимая сумку к телу, я бегу по тротуару вперёд.

Мне требуется секунда, прежде чем мои глаза находят нужную мне машину, спрятанную за громоздким грузовиком. Я бросаюсь к белому пикапу, внутри которого меня ждёт Стоун. Под «Брэдфордом» стоит десяток новых сверкающих дорогих машин, но Стоун предпочитает эту всем остальным.

Я подбегаю к двери с водительской стороны и запрыгиваю внутрь. Меня приветствует живительная прохлада. Я поудобнее устраиваюсь на сиденье и забрасываю сумку назад. Человек на пассажирском сиденье не говорит ни слова до тех пор, пока я дистанционным ключом не завожу мощный двигатель.

— Посмотри на пять часов, — говорит он.

Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу подозрительного вида чёрную «Тойота», стоящую в конце улицы. Весь бампер машины покрыт пылью, в то время как номерные знаки сияют чистотой. Они явно были недавно перебиты, а сама машина совсем недавно стояла на стоянке конфискованных автомобилей.

— Нет проблем, — отвечаю я, поудобнее устраивая руки на руле.

Самая интересная часть дня начинается. Сначала мы будем петлять по извилистым улицам города, после чего направимся на запад к «Брэдфорду».

— Какой план? — спрашиваю я. — Есть что-то, что мне необходимо знать? Если Нокс снова собирается готовить ужин, я голосую за то, чтобы по пути захватить еду на вынос.

Стоун тянется вперёд и заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

— Сегодня Круз на гриле.

Я улыбаюсь.

— Это отличные новости.

Круз и гриль вместе означают гамбургеры. Он становится очень творческим в готовке, смешивая различные виды сыра и грибов и экспериментируя со жгучими специями. А еще он отдельно готовит Колдеру вегетарианские бургеры, за что ребята высмеивают Колдера. Проблема в том, что он не восприимчив ко всем насмешкам и подколам, чем изрядно портит всем веселье. Обычно мы ужинаем все вместе за большим столом, а в конце вечера Райленд достаёт гитару и исполняет песни по заявкам.

Я никогда не любила ни одно место на свете сильнее, чем «Брэдфорд». Ребята как одна большая непослушная семья, но любовь между ними сильна, как сталь. Они много кричат, шумно спорят, смеются слишком громко, а иногда даже бросаются вещами, когда кто-то раздражается или наоборот слишком сильно веселится.

Никаких правил. Никаких суровых взглядов, когда я решаю взять вторую порцию десерта. Никаких лекций о манерах... Только если это не я отчитываю парней.

Не то чтобы я делала это слишком часто. Например, недавно я научила парней правильно пользоваться вилкой и держать ее в правой руке. Я до сих пор с улыбкой на лице вспоминаю, как все они стонали и ворчали. Стоун вообще думал, что я просто шучу, но теперь мы все ежедневно пользуемся столовыми приборами. Мне приятно осознавать, что семеро великанов слушаются меня, даже если это все для того, чтобы просто порадовать.

Нейт усыновил старшего из мальчишек, Майлза. Иногда он привозит его погостить к нам, когда на ферме все спокойно и тихо. Нейт выглядит счастливым, обучая парня всему и видя его интерес в ответ.

Мои родители все еще хранят вещи в моей комнате, и я их время от времени навещаю во время семейных воскресных обедов, но теперь я на регулярной основе живу в «Брэдфорде», пока хожу в местный колледж. Парни с восхищением слушают, как я иногда читаю вслух книги по уголовному праву, готовясь к очередному тесту, но мне кажется, они до сих пор не знают, как относиться к моей идее стать адвокатом. Но что для меня по-настоящему важно, так это то, что Стоун поддерживает меня на все сто один процент.

Стоун до сих пор является лидером для парней. Временами он делает вид, что ему никто не нужен и эмоционально отстраняется от окружающих, но я знаю и другую его сторону. Каждый день наедине с ним в его спальне я вижу его настоящего — сильного, страстного, а порой нежного и уязвимого мужчину, которого люблю всем сердцем.

Я переделала один из номеров отеля под свой кабинет. Покрасила стены в жёлтый цвет и украсила их фотографиями и плакатами. Стены уставлены книжными полками, наполненными десятками моих любимых романов.

Иногда вечерами, когда я допоздна засиживаюсь за учёбой, Стоун приходит в кабинет за мной. Он становится в дверях, пожирая меня пылающими зелёными глазами, а после хватает меня и целует как сумасшедший, прижимая своим телом к стене так, как будто мы не виделись с ним пару лет, а не пару часов.

«Тойота» выжидает минуту, прежде чем двинуться за нами.

— Ты уверена, что справишься? — подначивает меня Стоун с улыбкой на лице. — Если сомневаешься, что сможешь скинуть его с хвоста, то давай лучше поведу я.

— О, замолчи, Стоун, — смеюсь я.

У сотрудничества с властями был один хороший бонус: в благодарность за содействие в поимке преступников со Стоуна были сняты все обвинения. Это означало, что Стоун стал свободным человеком. Но было не так-то просто выпутаться из всех нелегальных дел и бизнеса, в которых Стоун был замешан годами, что вынуждает нас шаг за шагом отходить от всех теневых дел. Вот почему детектив Ривера до сих пор не может оставить нас в покое. Он хороший коп до мозга костей. Именно он работал со Стоуном и его командой, чтобы освободить мальчиков, а после и пару месяцев во время реабилитации ребят, бесконечных судов и опознаний организаторов и клиентов заброшенного торгового центра.

И прямо сейчас он отчаянно пытается узнать, где располагается штаб-квартира парней.

Если бы Ривера знал обо всех приходах и уходах парней из дома, то это существенно подпортило бы всем жизнь. Секретность нахождения «Брэдфорда» — это значительное преимущество, но в основном мужчинам просто нравится скрываться ото всех.

И, может быть, девушкам тоже. Мы с Эбби не любим, когда полицейские повсюду снуются и вынюхивают правду, пусть мы обе уважаем закон и порядок. Возможно, просто парни плохо влияют на нас... Но зато мы хорошо влияем на них. Мы дополняем друг друга.

— Дай мне десять минут, — говорю я, останавливаясь на красный свет.

А еще я обожаю, как мы бросаем друг другу вызов.

Стоун откидывается на пассажирском сиденье, вглядываясь в зеркало заднего вида. Сегодня на нем надета зелёная рубашка с длинными рукавами, подчёркивающая его глаза.

Он коротко улыбается. Иногда я до сих пор не могу поверить, что этот великолепный мужчина мой. Я хочу поцеловать его, почувствовать его сильные руки на себе и ощутить жар его тела, но, увы, сейчас не время.

Чёрная «Тойота» перестраивается в нашу полосу движения. О, как незаметно, господин Ривера.

— Десять? Нууу, я не знаю. Вчера тебе потребовалось почти двадцать.

Свет светофора меняется на жёлтый. Я усмехаюсь:

— Десять, дорогой.

— Тогда докажи мне, маленькая птичка.

Я вжимаю педаль газа в пол, и мы летим.

КОНЕЦ

Перевод осуществлен для группы https://vk.com/bellaurora_pepperwinters

Дорогой читатель, мы будем рады видеть ваши отзывы о сюжете книги в нашей группе. Еще хотим обратить внимание, что мы группа переводчиков и редакторов любителей, которые занимаются переводом книг в качестве хобби, отрывая время у своих семей, друзей, работы и тд. На титул «качество года» скоромно не претендуем. Поэтому надеемся, что вы адекватно отнесетесь ко всем оплошностям и ошибкам, встреченным в тексте. Благодарим за внимание.