Заложник ведьмы (СИ)

Глава 12

Арлен приблизился к шее хозяйки — Бренны — и укусил. Укусил с удовольствием, полностью отдаваясь бушующим внутри чувствам. И желанию ее любить, как ему положено, верно и преданно.

Тело в его руках напряглось, и излишне блаженный стон постепенно превратился в стон боли. Бренна затряслась в судорогах.

И желанию сделать больно, наказать, отомстить.

Зубы на ее коже сжимались все сильнее, а стон превратился в крик. Она дрожала, дергалась всем телом, ее руки и ноги изгибались во все стороны, суставы хрустели, мышцы под кожей натягивались струнами. И вскоре ее тело обмякло, продолжая мелко дрожать и тихо болезненно хныкать.

— Фелан! Перестань, — велела Ула, и Арлен почувствовал ее руку на своем плече.

Он отстранился и разжал объятья. Бренна упала на корень древа. Ее все также трясло, зубы мелко стучали, а глаза закатывались, и через приоткрытые веки были видны лишь белки, покрытые сетью красных сосудов.

Арлен больше не считал ее хозяйкой. Наваждение спало, и колдовской морок в голове рассеялся. Арлен снова был собой.

Во рту все еще чувствовался привкус крови. Он сплюнул в сторону скопившиеся на языке горечь и металл, а потом утер рот запястьем.

— Почему? — спросил он и посмотрел на Улу. Она выглядела обеспокоенной и снова не смотрела на него. Ее прекрасные зеленые глаза смотрели вниз, на его руки.

— Потому что она уже получила свое, — сказала она, и осторожно прикоснулась к раненной ладони. Она приподняла ее и зашептала, поглаживая вокруг раны. По руке распространялось тепло, и кожа постепенно затягивалась.

Арлен повернулся к ней всем телом и второй рукой огладил ее щеку. На ней все еще остался влажный след от слез, и он принялся утирать его большим пальцем. Ула слегка дернулась, а ее голос на мгновение дрогнул. Арлен подождал, когда она закончит, и уже здоровой рукой коснулся ее шеи, убирая за плечо каштановые локоны.

— Почему ты зовешь меня так же, как звала моя матушка?

— Потому что это твое имя, — ответила Ула и посмотрела в его глаза. Любимая зелень все еще сверкала влагой, а в зрачках опять отражалось его лицо.

— Ты права.

Его губы растянулись в улыбке. Все-таки она знала его с самого детства, когда матушка все еще была жива. И это казалось так печально. Он глубоко вздохнул.

— Я совсем не помню тебя маленькую. Прости.

— Ты меня ни разу не видел, — помотала головой Ула. — Я наблюдала за тобой издалека. Мне было интересно, кому моя мама так легко позволяла бродить по лесу.

— Вот как, — отозвался он.

— Прости, — сказала она совсем тихо и опустила взгляд.

— За что ты просишь прощения?

Ула снова посмотрела на него. В глубине ее зрачков было слишком много всего, и он постепенно в них тонул.

— Я узнала тебя, когда ты пришел с охотниками. И своевольно забрала. Словно ты действительно залог.

Теперь уже Арлен — Фелан — качал головой с печальной улыбкой на губах.

— Ты все правильно сделала. Если бы я вернулся в деревню, меня бы убили.

Ула вздохнула. Она посмотрела на его шею, туда, где был нож, и принялась лечить и этот порез. И опять тепло от ее пальцев разливалось кругом. И в грудине тоже рождалось и заполняло его изнутри уже другое тепло. Оно отзывалось на ее прикосновения, на ее заботу и мягкость. Она закончила и огладила пальцами тыльную сторону его ладони, помедлила, а потом прижалась к его груди. Он обвил ее руками, еще ближе прижимая к себе. И сердце забилось с новой силой, стучалось о ребра, просясь ей в руки.

— Я вернулся, — прошептал он в каштановую макушку и зарылся носом в пахнущие травами волосы. Как ему не хватало этого запаха!

По лесу разнесся протяжный волчий вой. Волки подхватывали и передавали Уле сообщение. Им было страшно. Ула вздрогнула и отпрянула, не разрывая объятий.

— Охотники подожгли лес, — промолвила она. Теперь ее лицо было серьезным.

— Я видел, как они заходили с факелами. Деревенские шли вместе с ними.

— Деревенские меня не волнуют. Это Изма беспокоилась о своей дочери в ближайшей деревне, потому и оставила свое древо ради защиты людей. В итоге и люди сгорели, и ее саму сожгли охотники. Я такой ошибки не допущу.

— Изма? — переспросил он.

— Это ее древо мы оживляли всем шабашем, — ответила Ула.

Так вот что на самом деле произошло в том сгоревшем лесу и в той деревне. Те люди были заперты в общинном доме. А ведьма Изма пыталась их вызволить, потому что среди них была ее дочь. Но охотники ее поймали и увезли в город, а там прилюдно сожгли. Не верилось, что слуги божьи могут быть столь жестоки. Но он и сам теперь пообщался с охотниками поближе.

Горизонт начинал светлеть, и теперь было видно, как столбы дыма поднимаются в небо, заслоняя его. До носа ветром доносился запах гари вперемешку с какой-то странной горечью.

— Что мы будем делать?

— Мы? — переспросила Ула.

— Да, мы. Не надейся, что я оставлю тебя в одиночку разбираться с охотниками и пожаром.

— Ладно, — вздохнула она и улыбнулась. — Будь по-твоему.

Арлен — Фелан — притянул ее ближе и прильнул к ее губам. Они были мягкими и нежными. И такими желанными, что необходимость оторваться от них была подобна пытке. Внутри искрами разгоралось счастье, а дыхание затаилось в легких, не желая спугивать прекрасное мгновение.

Он целовал ее. Целовал так, как давно уже мечтал. Нежно, трепетно, ласково, со всей таящейся в его сердце любовью. И впервые за очень долгие годы, впервые со смерти матери, он чувствовал себя цельным.

Ула разорвала поцелуй и отстранилась. Она разглядывала его с интересом, словно видела перед собой другого человека.

— Ты так смотришь, будто совсем меня не узнаешь, — пошутил он и улыбнулся еще шире.

Ула покачала головой.

— Нет, вот теперь узнаю. Ты именно таким и был в детстве. Сильным и своевольным, как волк. — Она снова прижалась к нему, и он укрыл ее в своих объятьях. — Твоя мать ласково называла тебя волчонком. Потому что «Фелан» означает «волк». Это имя подходит тебе намного больше.

— Тогда впредь буду только Феланом. Надоело быть залогом.

Ула рассмеялась, щекоча дыханием его ключицы, и блаженная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Он еще сильнее прижал ее к себе, стараясь не переборщить и не сделать больно. Поглубже вдохнул ее запах, легко куснул в шею, и Ула засмеялась еще звонче.

— Не надо, не ешь меня, — причитала она, смеясь и слабо толкаясь, скорее ради игры, нежели всерьез.

Вой повторился. Волки звали на помощь, и тут уже было не до игр. Тяжко выдохнув, он выпустил Улу из объятий.

— Что мне делать? — спросил он, заглядывая в ее посерьезневшие глаза.

— Надо подумать, — отозвалась она. Ула рассматривала дымящий горизонт, хмуря брови. Потом она уселась на том же месте, где стояла, и принялась руками гладить кору материнского древа. — Я могу помешать огню распространяться, но этого мало. Нужен сильный дождь.

— Ведьмы на шабаше ведь вызывали дождь.

Ула кивнула.

— Моих сил не хватит на такой же ливень. А слабый дождик не сможет пробиться сквозь кроны. — Она закусила губу от досады. — Если охотники и деревенские не подожгут другие деревья, я могла бы затушить уже занявшееся пламя.

— Тогда я им помешаю, — заявил он, присел рядом и положил руку на ее плечо. — Я помогу тебе.

Ула смотрела в его глаза. В любимой зелени отражался страх.

— С тобой не будет того, что было с Измой. Клянусь.

Она усмехнулась и выдохнула.

— Опять ты клятвами раскидываешься, — прошептала она и уткнулась лбом в его плечо.

— Не раскидываюсь. Это всего лишь вторая, — ответил он и провел ладонью по ее волосам, закапываясь пальцами в пряди и снова вдыхая родной запах.

— Лучше принеси клятву верности древу, — сказала Ула, потираясь головой, как ласковый щенок. — Если оно примет клятву, то будет тебе помогать.

— А разве так можно?

— Тебе можно. В тебе ведь тоже есть ведьмина кровь.

Он кивнул. Хорошо, что отец уже рассказал об этом. Если его бабушка была такой же лесной ведьмой, то Ула права.

— И как это сделать? — спросил он, продолжая ее гладить. Эта незатейливая ласка сейчас казалась такой правильной и нужной, да и Ула все больше успокаивалась и будто набиралась сил.

— Клятва материнскому древу — это нечто сокровенное. Ее никто не должен знать и слышать. Поэтому тебе придется отойти подальше, чтобы я не услышала твоих слов.

— И как понять, что древо пряло клятву?

— Ты его почувствуешь, — загадочно ответила Ула. Она подняла голову, положила ладонь на его щеку и поцеловала. Легко и нежно, лишь слегка касаясь. — Волки помогут тебе в лесу.

Он кивнул и встал в полный рост. Сделать шаг в сторону, снова покинуть Улу, пусть только на время, сейчас было гораздо сложнее, чем в прошлый раз. Он посмотрел на волчонка у ствола. Тот спал, его маленький животик надувался и сдувался от быстрого дыхания. Он был жив и теперь здоров, но еще слишком мал, чтобы жить самостоятельно. За ним нужно будет вернуться, когда в лесу станет безопасно.

Бренна все также лежала и тряслась, постанывая. Сейчас она была без сознания, но ведь и очнуться может.

— Ее надо связать. Не хочу давать ей и малейшего шанса тебе навредить.

Он снова посмотрел на Улу. Она кивнула и зашептала, глядя на Бренну. Лозы снова потянулись к ней и обвили плотными кольцами.

— Иди, времени мало, — поторопила Ула.

Он развернулся и пошел вниз по корню, стараясь не смотреть на Улу. Она права, надо было спешить. Дыма в небе становилось все больше, а волки все чаще скулили вдалеке. Сейчас только эти звери пытались отстоять свой лес, и им надо было помочь.

Он спустился с корня и пошел вдоль древа, пытаясь обойти его по кругу. Следующий огромный корень нашелся не сразу, и забраться на него было сложнее. Ветви ближайших деревьев качались на ветру и словно намеревались сбить его с ног. Они хлестали по лицу, оставляя царапины, били по рукам и животу, тыкались в ребра. Побитый Вильгельмом бок отдавался резкой болью на такие тычки. Под ногами змеями вились корни и лианы. Они путались и оплетали ступни, заставляя оступаться и падать. Лес будто был против него. А может и само древо старалось не подпускать к себе чужака. Ведь одно дело, когда он с Улой или идет к ней, и совсем другое — когда он идет к самому древу.

И все же он шел вперед. Падал, поднимался и шел дальше. Ругался себе под нос, отбивался от назойливых веток и поднимался все выше. Наконец, он достиг ствола.

Древо без Улы выглядело угрожающе. Оно размахивало огромной ветвью, шуршало громадными листьями и пахло всеми лесными запахами разом, забивая нос и мешая нормально дышать. Кора ощетинилась тысячами острых иголок, и прикасаться к ней было мучительно больно. И все же он не убрал руку, а лишь сильнее прижал ладонь.

Он сделал глубокий вдох и произнес самые искренние слова, на какие был способен.

— Я, нареченный матерью Фелан, клянусь, что впредь буду защищать Улу с такой же верностью и преданностью, как и ты защищаешь ее и помогаешь ей. Я клянусь, что впредь буду принадлежать только ей, целиком и полностью. А если и она согласится стать моей, то буду безгранично счастлив. Правда, я еще у нее не спросил. Ничего, спрошу потом.

Иглы под ладонью смягчились, и тело наполнилось знакомым теплом. Оно немного отличалось от того, которое рождала Ула. Но это точно было целительное тепло. Все царапины и ссадины, полученные на пути, затягивались и заживали. А поврежденные ребра нагрелись пуще иных ран, почти горели, но боль постепенно отступала.

Фелан вздохнул полной грудью.

Воздух пах мамой. Тем же молоком, печеной картошкой и влажной лесной землей. Словно она стояла рядом, живая и здоровая, радостная, улыбчивая. На глаза навернулись слезы, которые он не мог сдержать. Фелан прислонился лбом к стволу и позволил себе несколько мгновений слабости.

Вот почему его называют материнским. Оно такое же теплое и родное, заботливое, ласковое. И оно приняло его, как мать принимает дитя со всеми недостатками и достоинствами.

Чувства обострились. Фелан ногами почувствовал вибрацию от четырех лап, бегущих по корню древа к нему. Он обернулся и пошел навстречу, утирая щеки рукавом. К нему несся серый волк, тот самый, чьего волчонка Ула полдня спасала от смерти. Он бежал, вывалив язык набок, уставший, с опаленной шерстью и пробитым стрелой ухом. Но в его глазах читалась решимость.

Волк остановился перед Феланом и склонил голову. Фелан присел перед ним и потрепал между ушами. Зверь посмотрел на него с преданностью верного друга, и Фелан кивнул ему, вставая в полный рост.

— Вперед, серый, будем помогать Уле и спасать наш лес.

Волк махнул хвостом и посеменил вниз по корню. Фелан побежал за ним, и зверь ускорился. Они бежали вперед, к другим волкам, и Фелан чувствовал, как сильно изменилось все вокруг. Нет, не так. Он сам изменился. Уши улавливали больше звуков, нос чуял больше запахов, и даже кожа ощущала малейшее движение воздуха. Казалось, что теперь он не просто знал лес, но стал его частью. Он стал таким же диким зверем, как и этот серый волк, породнился с ним.

Он слышал, как вдали выли и скулили другие волки, напуганные огнем и людьми. Слышал и людей, которые были напуганы не меньше. Он чуял, как запах гари все сильнее распространялся средь деревьев.

И чем ближе они были к огню, тем сильнее нагревался воздух.

Фелан остановился на небольшом холме и огляделся. В воздухе витала серая дымка с хлопьями пепла, и совсем недалеко были слышны голоса людей. А еще он учуял запах масла.

Вот почему Ула сказала, что сначала нужно остановить людей.

И стоило подумать о ней, как в груди снова разлилось тепло. Она на него расчитывает, и у него нет права ее подвести.

Волк не сразу заметил, что Фелан остановился, но он потом вернулся и сел рядом, заглядывая в глаза.

— Зови сюда всю стаю, серый. Будем людей гонять.

Зверь запрокинул голову к небу и завыл, долго, протяжно. Ему ответили со всех сторон, и вскоре у холма собрались все волки. Их было много, не меньше двух десятков. Некоторые были уже побитые и подпаленные. Но все смотрели на Фелана с немой решимостью сражаться до последнего.

— Люди разливают масло, надо им помешать. Идите на запах и распугивайте их. Ходите по оврагам и низинам, там воздуха больше.

Он говорил тихо, не повышая голос. Волки и так отлично его слышали. И он видел по их глазам, что звери понимали каждое его слово. Когда он закончил, они сразу же разбежались небольшими кучками в разные стороны. Рядом с Феланом тоже остались трое волков. Бросать его одного они не собирались. Он уже был частью стаи.

Он снова огляделся. Лес снова поменялся. Видимость сильно ухудшилась, завеса стала плотнее. Но то был уже не дым, а влажный туман. Наверняка Ула постаралась. Туман намочит деревья и траву, и те будут хуже гореть. Волкам туман не помешает, как и самому Фелану, а вот людям без зрения будет сложнее сражаться с волками.

Деревенские не могли действовать сами, их явно надоумили охотники. А значит, надо было в первую очередь урезонить их. Вот только учуять Вильгельма было сложно, он сам пах пожаром, и сейчас его запах, должно быть, смешивался с запахом горящего леса. Но помимо запаха его отличал еще и голос.

Фелан закрыл глаза и прислушался. Вот только ненавистного глубокого баса слышно не было. Что же делать? Как быть?

«Гейрт!» — вспыхнуло в голове имя старейшины. Он тоже мог урезонить деревенских и вывести их из леса. Нужно рассказать ему про Бренну и Тита. Его голос был не такой звучный, как у Вильгельма, но все же Фелан хорошо его знал. Слишком часто старейшина разбирался в их с Титом детских дрязгах. Глухота и старость сделали его голос громким и хриплым, и вскоре Фелан уловил тихое эхо, разносящее меж деревьев знакомую хрипотцу.

Звук он уловил, но вот понять, где источник, не смог. Слишком уж далеко. Да и эхо доносилось будто со всех сторон разом. Поди разбери, где сейчас был этот тугоухий старик.

— Поможете? — шепотом спросил он у волков. Те с готовностью посмотрели на него. — Нужен старик с хриплым голосом. Слышу его, но не могу понять, где он.

Волки навострили уши, повертели ими, а затем как один ринулись рысцой в одну сторону. Фелан поспешил за ними. Ула хорошо постаралась над туманом, дальше пары шагов ничего не было видно. И Фелан еле успевал за покачивающимся на ходу серым хвостом. Волки шли один за другим, единым строем, и вскоре Фелан различил голос старейшины. Он был впереди, отчаяно ругался на кого-то. Слишком отчаяно и совсем на себя не похоже.

Фелан не столько узнал эти места, сколько почувствовал. Волки приближались к домику лесничего. И чем ближе они были, тем отчетливее звучал голос старейшины. Совсем скоро Фелан начала различать слова.

— Да послушай меня! Она убила моего внука! — кричал Гейрт. — Понимаешь ты? Внука моего погубила! Охотник ты али не охотник? Найди и отдай ее мне на расправу!

— Я отдам ведьму только Господу Богу, — спокойно ответил бас. — Ты мешаешь, старик.

Волки замедлили шаг и припали к земле. Фелан последовал их примеру. Теперь он и сам мог определить, где именно находился Гейрт. И Вильгельм был рядом с ним. Фелан, ступая как можно тише, огибал домик по широкой дуге и крался ближе к ним. Волки же разбрелись в разные стороны, но все еще оставались рядом, чтобы прийти на помощь, когда понадобятся.

— Ты не видишь? Она расвирепела. Из-за тебя! — продолжал кричать старейшина, и Фелан шел на звук его голоса сквозь туман. — Убила моего внука, туман вон наслала. Она всех убьет! А ты тут без толку сидишь! Иди и ищи ее, а не штаны просиживай!

Фелан подошел почти вплотную и уже видел очертания старейшины и Вильгельма. Охотник сидел на корточках и с чем-то возился, опустив голову. Его плечи плавно поднялись, а потом резко опустились.

— Да простит тебя, грешника, Господь Бог, — пробурчал он басом, не слушая крики Гейрта.

Но ведь Гейрт не был грешником. Он помог охотникам, потерял внука, единственную кровинушку, и жаждал возмездия. Его можно было понять. Но это не делало его грешником. О чем толковал Вильгельм.

— Мое слово такое. Ты со своими хлопцами ищи и хватай ведьму-убивицу, а я своих ребятишек увожу обратно в деревню. Нечего им тут делать, — вымолвил старейшина и хотел было развернуться, но Вильгельм махнул рукой в его сторону.

И в руке этой был арбалет.

— Деревенские нам помогут. Или умрут.

Бас припечатал Гейрта к месту. Он смотрел на наконечник стрелы, замерев, и молчал. А Вильгельм продолжил.

— Выбирай старик, — велел он, целясь старейшине в голову.

Гейрт всегда был упрямым. И с тех пор, как умер его сын, он опекал внука всеми правдами и неправдами. А сегодня и его потерял. Он не будет плясать под дудку охотников. А значит, Вильгельм его точно убьет.

— Гейрт, — громко позвал Фелан, и охотник тут же развернулся в сторону голоса, выискивая его глазами. Старейшина тоже замотал головой в поисках, а потом проследил за рукой Вильгельма. — Я выдам тебе ведьму, которая погубила Тита.

— Еще один грешник, — молвил Вильгельм, точнее наводя арбалет по звуку голоса. — Ты все-таки сбежал.

— И в твой плен не вернусь, — ответил ему Фелан, а затем снова обратился к старейшине. — Гейрт, я видел, как умер твой внук. И я знаю, кто повинен.

— Говори, — проскрипел он.

— Его и меня околдовала Бренна. Это она приказала ему вскрыть себе горло. Она виновата, она ведьма, которая тебе нужна.

— С чего мне тебе верить, лесной выродок? — спросил старейшина, буквально выплевывая последние слова.

Фелан поднялся и сделал пару шагов вперед, показываясь на глаза охотнику и старейшине. Мама учила, что говорить правду нужно лицом к лицу.

— Бренна освободила меня из плена охотников. Она попросила отвести ее в лес, а потом напоила собственной кровью. А потом она позвала уже околдованного Тита и велела ему вспороть себе глотку.

— Не может такого быть, — упорствовал Гейрт.

Вильгельм смотрел на Фелана и чего-то ждал. В этот раз его рука не дрожала. Если выстрелит, точно убьет. Но почему же он медлил? Почему слушал?

— Я избавился от ее колдовства. Смог сбросить морок, когда она расслабилась, — продолжал Фелан. Он не мог остановиться на полпути. Гейрта нужно было убедить. — Бренна сейчас лежит связанная в самой чаще. Я приведу ее в деревню и отдам вам на суд. Только покиньте лес с миром. Не надо его сжигать.

— Все девушки должны сейчас сидеть по домам, — вдруг произнес Вильгельм. — Если Бренны нет дома, то он говорит правду.

— И ты веришь ему, охотник? — возмутился старейшина. — Он же ведьмин прихвостень, верная шавка. Ты же сам так говорил!

Почему Вильгельм помогал ему убедить старейшину, оставалось загадкой. Но было бы глупо не воспользоваться случайной помощью.

— Не хочешь слушать меня, Гейрт, послушай охотника. Поди и сам проверь, нет Бренны дома.

Старейшина смотрел прямо в глаза, смотрел с ненавистью и злобой. Он дышал шумно, гневно раздувая ноздри. Но продолжал молчать.

— Ты знаешь меня с первого дня моей жизни, старейшина. И ты знаешь, что я никогда не был лгуном.

Кулаки старика сжались до белых костяшек, дыхание на миг сбилось. Он часто заморгал, протер пальцами намокшие глаза, а затем кивнул.

— Будь по-твоему, отродье. Но коли обманул, поплатишься, — погрозил он пальцем. — Я проверю, дома ли Бренна.

— Незачем проверять, — пробасил Вильгельм и снова направил арбалет на старейшину. Тот успел отступить лишь на шаг.

Фелан кинулся вперед, на Вильгельма, и толкнул его руку. Стрела пролетела мимо уха Гейрта, и он упал от страху. Вильгельм без труда скинул Фелана наземь и отбросил арбалет в сторону.

— Беги! — крикнул старейшине Фелан и вскочил на ноги.

В тот же миг Вильгельм взялся за свою дубину и взмахнул. Фелан оскочил в сторону, чудом избежав удара. Из тумана послышался рык волков. Они предупреждали охотника и пытались его напугать. Но тот даже ухом не повел, лишь еще раз замахнулся дубиной.

Зато они напугали Гейрта. Тот неуклюже подскочил и, спотыкаясь на каждом шагу, побежал прочь.

Вильгельм размахивал дубиной в разные стороны, целясь Фелану в живот и в грудь. Потому Фелан не ожидал удара кулаком по ребрам. Он вновь отпрыгнул, готовясь к новому удару, но его не последовало. Охотник замер. Он смотрел на Фелана во все глаза, и на его лице отображалось бешенство.

— Если ведьма — это Бренна, — глухо пробасил он. — То кто вылечил твои ребра?