Заложник зла

Аннотация:

Он обещал заставить меня заплатить за кражу из его клуба. Но теперь он решил, что владеть мной недостаточно. Обжигающе горячий, пугающе темный и неумолимо опасный монстр, который держит меня в плену, не успокоится, пока не сломит меня.

Любое копирование и размещение материала без указания группы-переводчика ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Книга: Заложник зла

Автор: Рэйвен Дарк, Оливия Александер

Серия: Дьявольские бандиты #2

К-во глав: 23 главы

Переводчик: Вера В

Редактор: Екатерина К

Группа-переводчик: https://vk.com/passion.oflove

ЗАЛОЖНИК ЗЛА

ДЬЯВОЛЬСКИЕ БАНДИТЫ MК: КНИГА ВТОРАЯ

РЭЙВЕН ДАРК

ОЛИВИЯ АЛЕКСАНДЕР

Заложник Зла (Дьявольские бандиты: Книга вторая)

ПОСВЯЩЕНИЕ ОТ РЭЙВЕН И ОЛИВИИ

Нашей семье и друзьям,

а также всем тем, кто дал нам возможность отправиться в это путешествие.

Спасибо.

* ПРИМЕЧАНИЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ*

Эта книга содержит мрачные и жестокие темы, которые некоторые читатели могут счесть нежелательными. Спайдер — глубоко развращенный, абсолютно испорченный байкер, который олицетворяет все греховное. Он защищает свой клуб и делает то, что должен, чтобы защитить своих братьев из MК, но он также желает полного контроля над своей женщиной и берет то, что хочет. Если у вас есть триггеры, пожалуйста, не читайте эту книгу. Те, кто в игре, будьте готовы к одной адской поездке.

Это мир Бандитов.

Добро пожаловать в ад.

Может быть, не все люди хорошие,

но в каждом есть что-то хорошее.

Никогда никого не судите с высока,

потому что у каждого святого есть прошлое,

и у каждого грешника есть будущее.

~Оскар Уайльд

Глава 1

Небольшое осложнение

Спайдер

Как только заканчиваю разговор с Презом, я топаю к Страйкеру, который ждет у двери в туалет на стоянке грузовиков. Стефани все еще не выходила. Я дал ей две минуты, а прошло по меньшей мере пять.

Стефани. Нет. Эмма.

Я знаю эту женщину уже три недели, и все еще не могу привыкнуть к ее имени. Мой мозг все еще хочет называть ее фальшивым именем, которое она сказала Ди, когда начала работать в стрип-клубе.

— Какого хрена она так долго? — рычу я.

Страйкер пожимает плечами. — С каких это пор ты знаешь женщину, которая делает все по-быстрому в туалете?

Я качаю головой своему лучшему другу, не удивляясь его типичной остроте. У нас нет времени, чтобы она там валяла дурака.

Если бы мы вышли из здания клуба на несколько минут позже, копы бы нас поймали. Я не видел никаких признаков их присутствия по дороге сюда, и мы замели наши следы. Сейчас мы были в трех часах езды, и мы вернулись назад, проделав весь этот путь по менее оживленным дорогам, но все еще есть шанс, что они поймут, где мы находимся, и догонят нас. Чем дольше мы здесь пробудем, тем больше вероятность, что они нас найдут. С фургоном, в кузове которого спрятаны два ящика с незаконным огнестрельным оружием.

Не говоря уже о том, что Эмма уже доказала, что попытается сбежать, если представится такая возможность. Я не верю, что она не попыталась бы сейчас на меня напасть. Особенно учитывая то, что мне пришлось сделать с ней прямо перед тем, как мы ушли из Каспера.

Я пару раз стучу в дверь ботинком. — Поторопись там, женщина!

Никакого ответа, и я не слышу никакого движения внутри.

На заправке пожилая женщина, идущая к своей машине, бросает на меня возмущенный взгляд. Страйкер хихикает. Я игнорирую ее и вставляю ключ от туалета в замок, распахивая дверь. Старая летучая мышь хмыкает и забирается в свою машину, выезжая со стоянки.

— Спайдер, ей лучше поторопить свою задницу, или я оставлю вас обоих здесь, — ревет Драгон с другого конца стоянки.

Я бросаю взгляд на бензоколонку. Пип наполняет свой бак. Как проспект, он последний в колонне, а это значит, что нам придется выехать, как только он закончит.

Хотя я знаю Драгона большую часть своей жизни, я все еще не уверен, что он действительно уехал бы без меня. Моя работа — защищать клуб и следить, чтобы эти пистолеты попали туда, куда им нужно, но, с другой стороны, он не из тех, кто позирует. Любой, кто его знает, знает, что не стоит испытывать его терпение.

— Эмма? — зову я, заходя внутрь.

По-прежнему никакого ответа. Я ее не вижу, так что она, должно быть, в одной из кабинок.

И тут до меня доходит. Здесь слишком тихо.

— Блядь, — я подхожу к кабинкам. Обе двери частично открыты. Я широко распахиваю их. Кабинки пусты.

Ее здесь нет.

— Блядь!

— Что происходит? — Страйкер просовывает голову внутрь, но я его почти не слышу.

Я обхожу вторую кабинку в задней части помещения. И вижу вторую дверь, открытую нараспашку.

Гнев переполняет меня, и я выбегаю на улицу, но я уже знаю, что не найду ее там.

Сзади уличного туалета пусто. Здесь ничего нет, кроме нескольких мусорных контейнеров.

Мои кулаки сжимаются. В равной степени ярость на себя за то, что не присматривал за ней повнимательнее, и ярость на нее за то, что она сбежала, заставляет мое сердце биться о ребра. Когда я доберусь до нее своими руками…

Вернувшись внутрь, я нахожу Страйкера, заглядывающего в кабинки.

— Можешь не говорить мне, — тянет он, — сука сбежала.

Снаружи визжат шины. Я выбегаю на задний двор, Страйкер следует за мной по пятам. За углом здания большой черный фургон выезжает со стоянки и едет по дороге. Это единственное транспортное средство здесь.

Менее чем за полсекунды в моей голове проносятся два очевидных сценария. Эмма либо убедила водителя подвезти ее отсюда, либо водитель оставил открытой заднюю дверь, и она забралась внутрь без его ведома. В любом случае, он уезжает с тем, что принадлежит мне.

Рядом со мной Страйкер что-то бормочет, но я снова его не слышу. Я уже бегу на переднюю стоянку за своим байком.

Обычно я довольно спокойный парень. При моей работе потеря головы приводит к смерти. Я могу встретиться лицом к лицу с худшими подонками в мире, не моргнув глазом, даже когда они наставят пистолет мне в голову. Но прямо сейчас мне требуется все, что у меня есть, чтобы не зарычать от ярости.

Одержимость впивается когтями мне в грудь. Я не должен позволять ей так на меня влиять, но прямо сейчас я не могу заставить себя насрать на нее. Когда я найду этот фургон, я всажу пулю в череп водителю за то, что он забрал то, что принадлежит мне. А потом я преподам этой маленькой воровке урок, который она никогда не забудет за то, что посмела ослушаться меня.

— Какого хрена так долго? — Драгон огрызается, когда я приближаюсь к остальным.

Я пролетаю мимо него к своему байку и разворачиваюсь. — Просто небольшое осложнение, През, — рычу я, — я позабочусь об этом.

Драгон и так считает, что с Эммой слишком много хлопот, так что я не даю ему больше повода так думать. Я намерен догнать этот фургон и притащить ее сюда, перекинув через плечо, брыкающуюся и кричащую, если это потребуется. Лучше объяснить все после того, как он увидит, что я справился с ситуацией, иначе этому не будет конца.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — Драгон сплевывает.

— Она убежала, — говорит Страйкер, садясь на свой байк рядом со мной.

Я рычу на него себе под нос.

— Что? Ты в моем списке дерьма, Спайдер. Я… блядь.

Под проклятия Драгона я бросаю взгляд на главный въезд на стоянку. Дерьмо — это правильное определение.

Четыре полицейские машины врываются на стоянку и быстро загоняют нас внутрь. Одна патрульная машина паркуется перед рядом байков, прямо перед Драгоном, одна огибает сзади Пипа и других проспектов, а третья скользит вокруг нас.

Откуда, черт возьми, они взялись?

Ну, если это не полный пиздец, чтобы покончить со всем дерьмом.

Эмма уехала в этом фургоне неизвестно куда, каждая секунда, которую я откладываю, чтобы отправиться за ней, уменьшит вероятность того, что я ее найду, и мы окружены полицией, которая, скорее всего, знает, что находится в нашем фургоне.

Офицеры в форме выходят из своих машин, и двери машин захлопываются вокруг меня. Офицер в штатском вылезает из машины перед Драгоном.

— Добрый день, мальчики, — он неторопливо подходит к Презу.

Мое тело напрягается, как только я вижу его. — Сукин сын.

— Офицер Бриггс, — говорит Драгон, протягивая руки в фальшивом приветствии, — всегда рад вас видеть.

Бриггс улыбается, но это холодное, торжествующее выражение. — Ну вот, мы снова встретились, а, Драгон?

Я ловлю взгляд Страйкера, и он бросает на меня предупреждающий взгляд, не то чтобы мне это было нужно. Я уже имел дело с этим дерьмом раньше. Офицер Келли Бриггс уже много лет имеет зуб на Бандитов, и особенно на Драгона, в течение многих лет. Он искал предлог, чтобы уничтожить весь MК. Проблема в том, что Бриггс такой же грязный, как и мы. Он не играет по правилам. Если есть способ, которым он может обойти их и при этом сделать вид, что он играет по правилам, он это сделает.

На заднем сиденье байка Снейка Ди наблюдает, как Бриггс приближается к Драгону с непринужденным спокойствием, но я могу сказать, что она слишком крепко держится за талию Снейка. Он кладет руку ей на колено.

Все парни смотрят на это, никто из них и глазом не моргнет.

— Что привело вас сюда, офицер? — тон Драгона холодный и обманчиво беспечный.

— Я думаю, что мы все знаем ответ на этот вопрос, мальчики, — Бриггс оглядывается, и его взгляд останавливается на фургоне, прежде чем он кивает, — хорошо, все слезайте с байков.

Никто не двигается.

Драгон, один из немногих, кто не сидит на своем, с важным видом подходит к нему, полностью расслабленный. Он оглядывается на нас, затем фокусируется на полицейском. — Никто из моих парней никуда не пойдет, пока вы не скажете нам, почему вы здесь, офицер.

— Ты хочешь усложнить это, я не против, — Бриггс сдвигает солнцезащитные очки на макушку, приглаживая темные волосы назад, — у нас есть основания полагать, что вы перевозите незаконное огнестрельное оружие в этом фургоне. Ты позволишь нам обыскать его, или ты собираешься усложнить себе задачу?

— Этого не случится.

Черт бы все это побрал. Если Бриггс увидит эти пистолеты, это будет билет в один конец в окружную тюрьму. Кроме того, в этой пустыне фургону, подобному тому, в котором находится Эмма, легко исчезнуть без особых усилий. Мне нужно немедленно отправиться за ней.

— Это так? — Бриггс наклоняет голову, казалось бы, ничуть не смущенный гораздо большими размерами Драгона.

— У вас есть ордер? — спрашивает Драгон.

— Ты думаешь, мы проделали бы весь этот путь без ордера? — он подает знак одному из офицеров, стоящих у машины слева от нас.

Человек в форме достает из кармана сложенный листок бумаги и поднимает его. Я прищуриваюсь, глядя на него. Он остается в нескольких футах от ближайшего к нему байкера и не передает бумагу Бриггсу и не позволяет никому из нас увидеть, что на ней написано.

Я остаюсь на своем байке, одаривая Бриггса понимающей улыбкой. — Хорошая попытка, придурок.

Я слишком хорошо знаю игру этого маленького засранца, чтобы попасться на его уловки.

Бриггс наклоняет голову в мою сторону. — Не играй со мной, Спайдер, — он насмешливо произносит мое имя, которое сочится давней неприязнью, — ты проиграешь.

— Это так?

— Слезайте с байков. Сейчас же.

По-прежнему никто не двигается.

— Так вот как ты хочешь это сделать. Поступай как знаешь, — Бриггс направляется к задней части фургона, кивая своим лакеям, — мужчины…

Одним шагом Драгон встает на пути Бриггса, отрезая его от фургона. — Пока я не увижу этот ордер, вы не приблизитесь к нашей машине.

Бриггс машет рукой офицеру, держащему предполагаемый ордер. Как только он его получает, он разворачивает бумагу и подносит ее к лицу Преза.

Драгон выхватывает его и осматривает еще раз. Затем он поднимает бумагу и приближает свое лицо к лицу полицейского в нескольких дюймах.

— Это позволяет вам обыскивать только здание клуба. Это не покрывает фургон или что-то еще, что у нас есть, — Драгон разрывает бумагу пополам, — ты серьезно думал, что тебе сойдет с рук то, что ты нас обманешь? — он роняет обе части листка бумаги, позволяя им упасть на землю.

Бриггс смотрит, как падают бумаги, по-видимому, безучастный, затем откидывает голову, чтобы посмотреть на Драгона, как будто ему все равно, что През, вероятно, мог бы разорвать его пополам, если бы захотел. — Достаточно важные люди в Неваде хотят, чтобы ты и твои… мальчики сгнили в клетках, Драгон. Никого не волнует, как мы это сделаем, пока Бандиты не исчезнут.

Да, я почти уверен, что знаю, как этот засранец собирался это сделать. Как будто услышав мои мысли, Драгон прижимается ближе к нему и озвучивает их для меня.

— Позволь мне угадать. Вы надеялись, что мы не будем проверять ордер. Конечно, вы знали, что мы это сделаем, поэтому у вас был полностью разработан «План Б». Если придется, ты попросишь об одолжении. У тебя есть какой-то грязный судья, который был бы счастлив волшебным образом сделать так, чтобы документы появились, пока ты платишь любую цену, которую он хочет. К тому времени, когда вы посадите нас всех в камеры по какому-нибудь сфабрикованному обвинению, все будет выглядеть так, будто у вас все это время были документы.

Плечи Бриггса напрягаются. Это единственный признак того, что он показывает, что оскорбление дошло до него. — Никаких ложных обвинений не требуется. Мы знаем, что у вас в фургоне спрятано незаконное оружие. Ты и Бандиты уже достаточно натворили бед в Вегасе. Я делаю то, что должен, чтобы держать паразитов подальше от моих улиц.

Драгон снова скрещивает руки на груди. — У меня тоже есть люди, офицер. У меня есть возможность убедиться, что нужные люди видят, что какие бы бумаги вы ни материализовали, они такие же грязные, как и вы.

— Серьезно?

— После стольких лет ты должен был понять, что не сможешь так легко загнать нас в тупик, придурок, — говорю я полицейскому.

— Отзови своих парней, Бриггс, — добавляет Драгон, — возвращайтесь, когда у вас будет законный ордер, и я буду рад позволить вам провести обыск.

Я не могу сдержать улыбки. К тому времени, когда Бриггсу удастся получить легальное оружие и обыскать что-нибудь, оружие исчезнет, надежно спрятанное там, где он его не найдет.

Бриггс испускает череду проклятий, прежде чем забраться в свою машину и захлопнуть дверь.

Как только патрульные машины отъезжают, Драгон запрыгивает на свой байк. Он бросает на меня сердитый взгляд через плечо, прежде чем я успеваю тронуться в путь.

— Ты все еще в моем списке дерьма, Спайдер. Я знал, что от твоей сучки будут проблемы. Тебе лучше заставить ее страдать за это, или я убью ее сам.

Я слышу не столько то, что он говорит, сколько то, кем она является. Эмма — киска, не более того, и последнее, что ему нужно, это гоняться за моей игрушкой с этими пистолетами на буксире.

За те несколько минут, что мы имели дело с Бриггсом и его приспешниками, как далеко Эмме удалось забраться в этом гребаном фургоне? Несколько миль? Направляясь в любом направлении, в раскинувшейся пустыне?

— Поверь мне, През. Я разберусь с ней, — рычу я, — но вам всем нет необходимости идти за ней, — особенно с этим оружием, — я возьму с собой Страйкера и Рэта, и мы встретимся с тобой у «Попса».

Страйкер и Рэт одновременно кивают, давая мне понять, что они в деле.

Заведение «Попс», бар, который служит нашим отделением в Уайт-Спрингс, находится еще в часе езды, и в противоположном направлении, в котором уехал фургон. Имеет больше смысла спрятать оружие, пока я буду искать то, что принадлежит мне.

Драгон кивает, и они все отъезжают, направляясь на восток, в сторону Уайт-Спрингс, в то время как Страйкер, Рэт и я направляемся на запад, пересекая дорогу в том направлении, куда поехал фургон.

Когда я найду эту женщину, она заплатит за попытку сбежать от меня, но Драгону не придется ничего с ней делать. К тому времени, как я покончу с моей маленькой воровкой, она пожалеет, что я ее не убил.

Глава 2

Возмездие

Эмма

Темнота.

Снова.

Осознание медленно вытаскивает меня из глубин бессознательного, и ужасный шум достигает моих ушей. Это громкое урчание, становящееся все громче, чем дальше я просыпаюсь ото сна.

Я моргаю, наполовину ожидая, что окажусь в окружении знакомых мотоциклов, припаркованных позади Каспера, с ревущими двигателями. Вместо этого я смотрю на два маленьких квадратных окна в том, что кажется двойными дверями. Стекло тонированное, но я вижу, что снаружи светло. Солнечные лучи освещают черные стальные стены, которые окружают меня холодным и приглушенным светом.

Где, во имя всего Святого, я нахожусь?

Я пытаюсь оглядеться вокруг, но мои руки не двигаются. Цепи тихо звенят, и сталь впивается в мои запястья.

Я поворачиваю голову справа налево. Мои запястья скованы стальными кандалами, которые прикреплены к стальной стене за моей спиной. Я сижу на твердом металлическом полу. В голове у меня туман, мысли формируются медленно.

Я снова прикована цепью? По-настоящему?

По крайней мере, я не голая, но у меня во рту кляп, а вокруг головы повязана тряпка.

Я стону. Спайдер сделал это снова, приковал меня где-то одну и в темноте. Кроме того, что это за ужасный грохочущий звук?

Я пытаюсь вспомнить то, что привело меня сюда, но только пустота заполняет мою голову там, где должны быть воспоминания.

Затем, медленно, образы заполняют пустоту.

Мужчина в черной маске. Дуло пистолета у меня под подбородком.

Ледяной ужас сжимает мои внутренности. Спайдер этого не делал. Кем бы ни был этот человек в маске, он похитил меня.

Накатывает паника, и я лихорадочно оглядываюсь по сторонам. Стены и потолок из цельной окрашенной в черный цвет стали, а передо мной я могу разглядеть закрытые двери большого транспортного средства — грузовика или фургона с маленькими тонированными стеклами.

Я сижу на заднем сиденье машины, прикованная цепью к ее задней стенке. Грохот — это двигатель автомобиля.

Затем, память о том, что привело меня сюда, захлестывает меня.

Спайдер и остальные Дьявольские Бандиты отправились на стоянку грузовиков, чтобы заправиться. Я пошла в туалет. Когда я вышла из кабинки, человек в маске зажал мне рот рукой, а пистолет приставил к подбородку.

— Закричи, и ты умрешь, — его голос — низкий скрежет, приглушенный маской. Я совсем не узнаю этот голос.

Мое сердцебиение наполняет мои уши, и я смотрю на мужчину, паника и замешательство борются за пространство для маневра. Я пытаюсь увидеть в нем что-то, что я узнаю, что-то, что идентифицирует его, но маска оставляет видимыми только его глаза. Он одет в черную футболку, и темные татуировки покрывают его руки, но туалетная комната плохо освещена, так что для меня они просто выглядят как пятна чернил.

В тот момент, когда он закрывает мне рот рукой, моя первая мысль — что кто-то из Колонии нашел меня. За исключением того, что это не имеет смысла. Охранники, нанятые лидерами Его Святого Мира, применили бы смертоносную силу, если бы им пришлось, и, если бы они думали, что я не вернусь добровольно, они бы не упустили возможности приставить пистолет к моей голове, чтобы убедить меня. Чтобы удержать меня от побега снова. Но никто в Колонии не стал бы носить татуировки. Они считали их клеймом, грехом.

Но тогда кто этот человек?

Единственный ответ заключается в том, что он является членом MК Ублюдки Сатаны, соперников клуба Спайдера и банды, которая, по его словам, ищет расплаты. Этот парень хочет использовать меня, чтобы добраться до Спайдера.

Меня накрывает инстинкт кричать, чтобы Спайдер услышал меня. Как будто он знает о моих мыслях, мужчина сильнее прижимает пистолет к моему подбородку.

— Веди себя прилично, — предупреждает он, — у меня нет проблем с тем, чтобы всадить в тебя пулю, — все мое тело сотрясается, и я зажмуриваюсь. Голоса Спайдера и Драгона доносятся с другой стороны парковки, но я не осмеливаюсь окликнуть их.

Пытаясь контролировать свое дыхание, я киваю, давая ему понять, что буду сотрудничать, в то время как мой мозг пытается найти какой-нибудь способ привлечь внимание Спайдера. Это бесполезно. Он слишком далеко, чтобы услышать меня, если я не закричу, а если я попытаюсь это сделать, моя жизнь закончится.

Ничего не остается, как пойти с ним.

Я снова киваю.

Ствол пистолета опускается, и он хватает меня сзади за шею, как в тиски. — Двигайся, — пистолет упирается мне в спину, и он ведет меня к задней двери.

Ничто в его словах или голосе не говорит мне, кто он такой или что он намерен со мной сделать. Что бы сделал член клуба с женщиной, связанной с их соперниками? Я вздрагиваю. Я не хочу этого знать.

Пульс бешено колотится, я выхожу на заднюю часть стоянки за зданием, направляясь к открытой задней дверце черного фургона, припаркованного там. Мой разум лихорадочно ищет способ не позволить ему затащить меня в эту машину, но его нет. Если я побегу или буду драться, или если я позову МК, мои мозги окажутся разбрызганными по всему тротуару. Я ничего не могу оставить позади, ничего не могу сделать, чтобы Бандиты узнали, что я ушла не по своей воле, если они придут искать меня.

Я забираюсь на заднее сиденье. Он засовывает пистолет за пояс брюк и запрыгивает внутрь.

Как только пистолет исчезает из его рук, я пытаюсь пнуть его в живот, надеясь сбить с ног. Он, должно быть, понял, что это произойдет, потому что он отталкивает мою ногу, прежде чем она соприкасается с ним. Затем он бьет меня кулаком в лицо, и…

Последнее, что я помню, это вспышка боли, а потом… ничего.

Моя челюсть пульсирует, в голове стучит, тупая, раздражающая боль, которая мешает думать.

Неверие, ошеломляющее неверие захлестывает меня, почти пересиливая мой страх.

Я сбежала из Колонии только для того, чтобы оказаться похищенной МК вне закона, и стать игрушкой одного из самых злых людей, которых я когда-либо встречала, а теперь парень из конкурирующего клуба похищает меня у него?

Это похоже на сюжет одного из тех плохих комедийных фильмов, которые любила жена моего предыдущего работодателя, одна из немногих вещей, которые они позволяли себе смотреть.

Если бы я не была так напугана, то, возможно, рассмеялась бы. Сейчас больше, чем когда-либо, я уверена, что Бог, для которого я была воспитана, чтобы поклоняться всю свою жизнь, сидит там и хорошо смеется за мой счет.

Я бью кулаком по задней стенке машины — или делаю это, насколько это возможно, со скованными там запястьями. Мои лодыжки связаны веревкой, поэтому я стучу обеими ногами по полу, запрокидываю голову и издаю бессловесный крик через кляп.

Водитель не останавливается, и я даже не уверена, что он меня слышит. Двигатель урчит, и я чувствую, как фургон подпрыгивает, когда он попадает в выбоину. Я снова падаю на пол и издаю еще один вопль.

Ничего.

Паника нарастает, медленно превращаясь в ужас. Куда он меня везет? Что он сделает со мной, когда мы туда доберемся? Будет ли он использовать меня, чтобы заставить Спайдера заплатить за убийство брата президента этих Ублюдков, а затем застрелит Спайдера, как только он появится, как те парни пытались сделать в ночь, когда был подстрелен Кэп? Или…

Пока Спайдер пытал меня, чтобы получить информацию об Адамсоне, он пообещал отправить мою голову Сету в коробке, если я солгу о Колонии. Это то, что Ублюдки Сатаны сделают со мной? Отправят мою голову обратно Спайдеру в качестве сообщения?

Желчь обжигает мне горло. Неизбежная правда сильно бьет под дых. Спайдер, должно быть, уже знает, что я ушла, но он, наверное, думает, что я сбежала.

Будет ли он искать меня? Или он решит, что я доставляю слишком много хлопот, и спишет меня со счетов? От этой мысли у меня сжимается сердце. Было бы хорошо, если бы я никогда больше его не увидела, но вместо этого мой желудок сжимается.

Я уронила голову на стальную стену. Даже если он пойдет за мной, он может искать меня несколько дней и никогда не найти.

Мне придется выбираться отсюда самостоятельно, и быстро.

Я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть в окнах вывески, но они слишком высоко. Фургон теперь движется быстрее. Он виляет и подпрыгивает на дороге, ударяя меня головой о стену и заставляя меня тошнотворно раскачиваться, когда он делает поворот.

Мне придется найти какой-нибудь способ заставить водителя остановиться. Если я смогу заставить его открыть заднюю дверь, я, возможно, смогу обманом заставить его снять с меня наручники, но я должна сделать это в ближайшее время. Чем дальше я уеду от этой стоянки грузовиков, тем труднее будет найти дорогу назад. Или чтобы Спайдер нашел меня.

Еще раз я стучу по полу и издаю приглушенный крик.

Из передней части автомобиля слабо доносится музыка, какая-то рок-мелодия, которую Сет назвал бы дорогой в ад. Как только я пытаюсь кричать, радио включается еще громче, пока я не чувствую, как бас стучит вместе с двигателем.

Он заглушает меня. У меня возникает абсурдное видение, как он весело насвистывает, когда едет по пустыне с плененной женщиной, кричащей из его заднего отсека. От этой мысли у меня сводит живот.

Я закрываю глаза, откидываю голову назад и обдумываю мысль, о которой никогда бы не подумала, что когда-нибудь подумаю.

Спайдер, пожалуйста, найди меня. Пожалуйста.

Глава 3

Обжигающее предательство

Спайдер

Мы едем около пятнадцати минут, разрывая дорогу и доводя наши байки до предела.

Для меня не имеет значения, убедила ли Эмма водителя того фургона увезти ее со стоянки грузовиков. Мне плевать, какую историю она ему рассказала, или делает ли он доброе дело для женщины, которую он, вероятно, считает застрявшей или пытающейся сбежать от опасного мужчины. Дело в том, что он забрал у меня то, что принадлежит мне. Втянув его в это, Эмма только что подписала ему смертный приговор.

Страйкер едет слева от меня, Рэт справа. Обычно Рэт ехал позади нас. Это протокол — ездить в соответствии с рангом, но прямо сейчас? К черту правильное построение. Наш приоритет — догнать этот фургон и вернуть то, что принадлежит мне.

Я бы предположил, что у фургона примерно двадцатиминутная фора, благодаря Бриггсу. Нетрудно понять, в каком направлении они направляются, так как в этих краях на многие мили проходит только одна дорога.

Мы направляемся вниз по шоссе 93, туда, откуда приехали, в Даймондбек. Но примерно через двадцать минут или около того, если вы соблюдаете ограничение скорости, шоссе 93 разделится на Сэндтерн-роуд, идущую налево, и Адлер, идущий направо, на перекрестке, известном как Развилка. В этот момент добрый самаритянин Эммы может выбрать любое направление. Если мы выберем неверный путь, мы рискуем потерять ее. Нам нужно поймать этот фургон до того, как он попадет на Развилку.

Облом для этого водителя в том, что мы не будем соблюдать ограничение скорости. Для нас до Развилки будет десять минут.

Укладывая стрелку спидометра до тех пор, пока она практически не соскакивает с циферблата, время от времени я оглядываюсь вокруг, не сводя глаз с блеска черного металла, прислушиваясь к реву двигателя, поглощающего бензин. Я не вижу и не слышу никаких признаков фургона, который выехал со стоянки грузовиков.

Чуть меньше чем через десять минут после выезда со стоянки впереди появляется Развилка. Я бросаю взгляд на Рэта, чтобы посмотреть, поймал ли он уже сигнал. Он проверяет свой телефон и кивает мне.

У него есть сигнал.

Наступает прилив решимости. Теперь она от нас не уйдет.

Несколько недель назад, когда Рэт установил эти камеры в моей спальне, он засунул трекеры в кроссовки Эммы. Он вставил еще два в каблуки, которые я ей дал, на всякий случай, по одному в каждую туфлю. Сейчас мы находимся в десяти милях от фургона, так как сигнал может быть принят только на этом расстоянии.

Рэт сигнализирует, по какой дороге ехать, указывая на Адлер, и я сворачиваю туда. Страйкер и Рэт следуют за мной.

Ярость на маленькую воровку за то, что она сбежала, горит в моей груди, но это удовлетворяющий вид жжения, тот, который взывает к тьме во мне. Это отключает те раздражающие защитные импульсы, которые она вызывает во мне, и будит дремлющего монстра, который питается ее страхом. Монстр, который убьет дерьмо, сидящее за рулем этого фургона, и от которого понесет наказание, которого она заслуживает за свою ошибку.

Монстру во мне все равно, спасла ли она Кэпа, ему все равно, повернул ли я время вспять из-за связи возникшей между нами на прошлой неделе, и причинил ей боль, заставив ее бежать. Он жаждет боли, в которой ему было отказано на прошлой неделе, и я накормлю его.

Я накормлю его ее страданиями, и он будет пировать.

Следующие несколько минут проходят в размытом пятне сухого песка и яркого солнца. По-прежнему никаких признаков фургона, но время от времени я вижу следы, оставленные шинами. Это единственный набор следов шин здесь.

Краем глаза я замечаю, как Рэт сигналит мне остановиться.

Я разворачиваюсь перед ним, байк выплевывает дорожную пыль. Я глушу двигатель.

Рэт и Страйкер останавливаются передо мной и глушат свои собственные байки. Рэт поднимает очки на макушку, держа телефон в руке.

— В чем проблема? — рычу я.

— Сигнал пропал, — говорит Рэт, бросая растерянный взгляд на бесплодный, пыльный пейзаж вокруг него.

— Что?

— Да. Я потерял сигнал несколько секунд назад. — Он качает головой.

— Как это произошло? Она не смогла бы выбросить свою обувь здесь.

Сейчас около пяти, а температура здесь, должно быть, выше ста. Она не упадет в течение нескольких часов. Она не смогла бы ходить, не обжигая ноги. И кроме того, она бы не попросила этого парня высадить ее сейчас. Здесь ничего нет. На много миль вокруг нет места, где можно было бы раздобыть еду или воду. Может пройти несколько часов, прежде чем она наткнется на другую машину.

— Нет, я знаю, — Рэт щурится на горизонт позади меня, — единственная причина, по которой я могу потерять сигнал, это если они поедут в ту сторону.

Я смотрю туда, куда он указывает. Далеко вверх по дороге неровный ландшафт усеивают разбросанные вершины из песчаника, каменные стены и огромные насыпи из красной глины. Через них проходит дорога.

— Там наверху много пещер и высоких скальных образований. Они бы заблокировали сигнал.

— Какого хрена им туда лезть? — я бросаю взгляд через плечо на скалы, — там наверху нет ничего, кроме «Красной Скалы», а это кафе закрыто уже много лет.

Рэт беспомощно пожимает плечами.

— Может быть, он из другого города и думает, что кафе все еще открыто, — говорит Страйкер, — половина мест, которые должны быть закрыты здесь, все еще говорят, что они открыты онлайн. Возможно, он едет туда на пит-стоп.

— Если да, то, как только он увидит, что оно закрыто, он либо вернется сюда, либо продолжит путь в следующий город, — Рэт снова надвигает очки на глаза и выжидающе смотрит.

Я киваю. — В этот момент Эмма может в конечном итоге поймать новую попутку, — и, если она это сделает, у меня не будет возможности узнать, где она и с кем. За исключением сигнала, который мог раздаться в любой момент из-за всех этих камней, — поедем.

Мы едем еще сорок минут. Путь, по которому проехал фургон, неровный и скалистый, и иногда песок заставляет наши колеса буксовать, замедляя нас. Сигнал раздается несколько раз.

Наконец мы поднимаемся на холм, с которого открывается вид на большой участок земли. Дорога, по которой мы едем, единственная, ведущая через нее, и повсюду торчат большие скальные образования.

Расположенное в стороне от дороги на небольшой парковке, раскинувшееся одноэтажное кафе выглядит почти неуместно, единственный признак жилья на пустынном участке пустыни. Мы слишком далеко, чтобы увидеть, закрыто ли оно, но я вижу, что стоянка пуста.

И все же я не собираюсь рисковать. Мы выезжаем на дорогу, направляясь к кафе, и я осматриваю местность в поисках признаков жизни. Я никого не вижу на территории, и в поле зрения нет никаких транспортных средств.

Немного дальше от этого места есть табличка с надписью: «Скоро откроется — под новым руководством».

Мы проходим мимо входа в кафе. Над дверью висит баннер, на котором написано то же самое, что и на вывеске. Я не вижу никакого света внутри.

Затем, когда мы проходим мимо дальней стороны здания, я замечаю отблеск черного металлического сайдинга.

Задняя часть фургона выглядывает из-за здания. Зверь внутри меня встрепенулся, насторожившись.

Рэт поднимает свой телефон, показывая мне экран. Маленькая красная точка мигает. Он указывает на кафе, кивая головой.

Сигнал Эммы, и он исходит изнутри.

Зверь задыхается. Благодарность Рэту переполняет мою грудь. Спасибо, блядь, за яйцеголовых. Мне придется купить ему следующую игру Мстителя.

Не желая предупреждать Эмму и ее водителя о нашем присутствии, я сигналю двум другим, чтобы они продолжали двигаться на запад. Парень, вероятно, просто обычный Джо, который понятия не имеет, как справиться с тремя вооруженными байкерами, но в этих краях никогда не знаешь, и я не хочу давать своей Дикой Кошке шанс снова убежать.

В нескольких минутах к западу от кафе мы паркуем байки за скалами и возвращаемся пешком. У кафе есть забор, который проходит вдоль западной стороны и сзади, предназначенный для защиты от хищников. Мы перепрыгиваем через забор, и я низко опускаюсь сбоку от этого места. Рэт и Страйкер следуют за мной.

Снаружи никого нет, но я достаю пистолет, взвожу курок, сжимаю его между ладонями, направленными вниз, и сигнализирую двум другим, чтобы они оставались у меня за спиной, на всякий случай.

Мы крадемся сзади. Банки с краской и фанера сложены у задней стены, часть стены выкрашена в белый цвет, остальная часть выцветшая, потрескавшаяся коричневая.

Может быть, водитель — один из новых владельцев, и он направлялся сюда, чтобы поработать на месте. Если это так, то там может быть больше людей, или еще больше придет позже. Я бросаю на Страйкера и Рэта взгляд, предупреждающий быть осторожным, и они кивают.

Задняя дверь открыта, открывая шаткую старую сетчатую дверь, которая закрыта. Слабый, желтоватый свет пробивается из задней комнаты. Я ничего не слышу с того места, где мы находимся.

Используя фургон в качестве укрытия, мы медленно продвигаемся вперед и прячемся за ним, пока не видим, что впереди чисто. Страйкер смотрит в боковые окна и сигнализирует, что в машине никого нет. Затем, низко пригнувшись, мы пробираемся к задней двери кафе, занимая позицию рядом с ней, вне поля зрения для кого-либо внутри здания.

Я машу двум другим, чтобы они оставались позади меня и прислушивались к голосам внутри.

— …должно быть, я делала это уже давно, — раздается голос Эммы, — я не могу поверить, что тебе удалось увести нас из того места так, чтобы никто не увидел.

Уважение, почти благоговейный трепет в ее голосе безошибочно угадываются. От этого звука у меня скрипят зубы.

Если и есть ответ от парня с ней, я его не слышу.

— Я неделями пыталась сбежать от этих грязных Бандитов, — добавляет она.

— Какого хрена? — шипит Страйкер.

— Ух ты, — выдыхает Рэт, когда я смотрю на них.

Ее слова пронзили мое сердце, острые, как лезвие. Похоже, она взволнована. Ненависть к моему клубу, к единственной настоящей семье, которую я, когда, либо знал, чистая ненависть ко мне, сочится из ее голоса.

Зверь внутри меня рычит от ярости. Она не будет петь такую счастливую мелодию, когда я закончу с ней.

Глава 4

Мужчина с татуировкой кобры

Эмма

Мы едем, кажется, целую вечность, прежде чем фургон наконец резко останавливается.

В конце концов фургон перестал поворачивать или трястись так сильно, что дорога выровнялась. Движение автомобиля и тепло заднего отсека начали нагонять на меня сонливость. Моя голова наклонилась вперед, но, когда фургон останавливается, я вскидываю голову. Передняя дверь фургона открывается, затем с глухим стуком закрывается. Вся усталость исчезает от прилива адреналина.

Рядом с фургоном раздаются шаги, как будто они удаляются. Я слышу глухой стук открывающейся двери, затем скрип чего-то, похожего на сетчатую дверь. Шаги, снова шуршат рядом с фургоном, двигающиеся к задней части машины. Мои мышцы напрягаются, дыхание учащается, я выдыхаю через тряпку, которая все еще у меня во рту, и прислушиваюсь.

Задние двери автомобиля распахиваются.

— Проснись и пой, — говорит мой похититель фальшиво веселым тоном. На нем та же черная маска, которая заглушает его грубый голос. Он запрыгивает в кузов и, пригнувшись, подходит ко мне.

Оставив повязанную вокруг моей головы тряпку на месте и держа меня с кляпом во рту, он расстегивает наручники на моих запястьях.

Как только мои руки освобождаются, я замахиваюсь руками на его лицо так сильно, как только могу. Он хватает их сразу и загибает мои руки назад в запястьях. Боль пронзает мои руки, и я издаю приглушенный крик. В его движениях чувствуется скорость и мастерство тренированного бойца, такого, каким я видела Дикона Хармона раз или два.

Ладно, не очень хорошая идея пытаться сбежать от этого парня без плана, который не предполагает борьбы с ним. Он отпускает мои руки, достает из-за спины пистолет, взводит его и приставляет дуло к моему лбу.

Ужас разрывает меня на части. Я замираю, кивая головой в знак сотрудничества.

— В следующий раз, когда мне придется это сделать, он выстрелит, — хрипит он.

Еще один отрывистый кивок.

Он засовывает пистолет за пояс брюк и защелкивает наручники на моих запястьях. Затем, помимо всего прочего, он снимает с меня обувь и носки и отбрасывает их в сторону.

Мысль о том, что он оставит мои ноги голыми, и ужас от того, что он может с ними сделать, вызывают у меня панику. Я пытаюсь пнуть его, не задумываясь. Невозможно точно прицелиться со связанными лодыжками, и он легко уклоняется от удара, кряхтя от удивления.

Как будто понимая, что он не может приблизиться к моим ногам, он хватает меня за запястье и боком выходит из фургона, таща меня за собой. Он вытаскивает меня головой вперед так сильно, что со связанными лодыжками я падаю на землю на спину.

Я кричу, агрессия усиливает мой страх. Он не ставит меня на ноги и не дает мне шанса увидеть, куда он меня привез. Вместо этого тащит меня за запястья назад по выжженному твердому песку.

— Я должен был догадаться, что с тобой будут проблемы, если у него к тебе что-то есть, — ворчит он. — Он всегда питал слабость к упрямым девушкам.

Спайдер. Он говорит о Спайдере. Я слышала, как Спайдер говорил, как сильно ему нравится мой огонь. Этот парень, должно быть, один из Ублюдков Сатаны. Я слышу, что это звучит как презрение к тому, о ком он говорит.

Мое окружение расплывается в тумане, когда он тащит меня по белым плиткам в тускло освещенный задний холл. Он тащит меня в большую комнату с белыми стенами, мимо металлического островка, как на кухне ресторана. В задней части комнаты, в нескольких футах от входа в коридор, он толкает меня к стальной поверхности, двери, потому что она дребезжит, когда я ударяюсь о нее спиной.

Моя и без того раскалывающаяся голова ударяется о сталь, заставляя боль там вспыхивать. Я стону.

Он садится на корточки и достает пистолет, приставляя его мне к подбородку. — Мудрый совет. — Он приближает свое лицо достаточно близко к моему, чтобы я могла видеть тонкие волокна его маски. От запаха затхлого дыма и пороха, исходящего от него, у меня дергается нос. — У меня есть приказ сохранить тебя в целости и сохранности, но, если ты усложнишь мне задачу, я без проблем убью тебя. Понимаешь?

Целости и невредимости? Формулировка кажется мне странной, но она также настораживает. Эти слова сводят меня к объекту, к вещи, которую нельзя рассматривать без эмоций. Я вздрагиваю, когда мой охваченный паникой мозг понимает, к чему он клонит.

Ублюдки Сатаны хотят, чтобы я была жива и невредима, чтобы президент мог разобраться со мной лично. Отомстить Спайдеру за смерть его брата. Теоретически мой похититель не может причинить мне вреда, но, если я буду слишком сильно сопротивляться, он убьет меня, а затем, вероятно, найдет какой-нибудь способ оправдать это перед Ублюдками, когда они появятся.

Возможно, он блефует, чтобы держать меня в узде, но я знаю, что лучше не рисковать.

Я бы все отдала, чтобы плюнуть в лицо этому парню, но я бы даже не посмела этого сделать, даже если бы мне не заткнули рот кляпом. Я заставляю себя кивнуть.

Похититель опускает пистолет и снова убирает его. Он расстегивает наручники, затем поднимает мое запястье вверх, пристегивая его к металлической ручке, которая проходит по всей длине двери, в нескольких дюймах над моей головой.

Страх нарастает во мне, пока я едва могу дышать, но я ничего не могу сделать, кроме как позволить ему пристегнуть и другое мое запястье к ручке.

Сделав свою работу, он отступает. Его взгляд падает на мою грудь, его пальцы прослеживают линии, которые портят мою плоть над топом. Линии, оставленные там лезвием Спайдера. Когда он прикасается к ним, они жалят, и я шиплю от боли.

— Кто-то повеселился, — он гладит меня по щеке и встает, — сиди тихо. Он скоро будет здесь.

Здорово. Я тяжело выдыхаю, меня охватывает безнадежность. Он оставит меня здесь в наручниках и с кляпом во рту, и мне ничего не останется, кроме как ждать, когда появится президент этого МК и сделает со мной бог знает, что.

Я откинула голову назад, прислонившись к двери. Мой похититель насвистывает про себя, пересекая комнату и направляясь на другой конец кухонного островка. Он запрыгивает на него и садится, свесив ноги. Его свист продолжается, эхом разносясь по комнате.

Отбросив безнадежность, я оглядываюсь вокруг, вбирая в себя все, что могу, о том, где я нахожусь.

Я нахожусь в большой кухне, похожей на ту, что в Логове Дьявола. Там есть плита из нержавеющей стали, длинные металлические столешницы и шкафы от стены до стены, но все они пыльные и изношенные, заляпанные жиром. Островок, на котором сидит мой похититель, находится в нескольких футах передо мной, вытянувшись в сторону передней части комнаты. Над островком висят старые пыльные кастрюли и сковородки. Справа от островка есть открытая дверь, выходящая в главную комнату.

Судя по тому, что я вижу в главном зале, это место похоже на старый ресторан, такие я видела на фотографиях, которые висят на стенах в офисах, используемых пасторами в Колонии. Как их назвал пастор Сет? Кафе.

Сет никогда не был самым разговорчивым человеком, если не считать его длинных проповедей, но однажды, когда мы с родителями были у него дома, он рассказал нам о кафе, в котором он обычно сидел. По тому, как он говорил об этом, было ясно, что это было старое место, как сейчас. Это было жуткое, неприятное напоминание о его возрасте, о том, что он был по меньшей мере вдвое старше меня, может быть, больше. Он сказал, что на стенах висели музыкальные пластинки и стояли игровые автоматы. У этого есть и то, и другое. Пластинки украшают стены с центрами в радужных цветах, а старый музыкальный автомат напротив двери в комнату покрыт многолетней пылью. Вероятно, он больше не работает.

Странно думать об этом сейчас, но я понимаю, как мало воспоминаний Сета о таком месте не совсем соответствуют действительности. Они не согласуются с риторикой, которой он и другие церковные лидеры забивали наши головы о том, как мир превратился в ад, наводненный смертью и насилием. Он сделал так, чтобы это казалось приятным воспоминанием, беззаботным временем, в котором не было того страха, который должен был быть. В то время, я полагаю, я предположила, что кафе принадлежало одной из банд, о которых говорили пасторы. Это была крошечная деталь, которой мне слишком промыли мозги, чтобы понять, что это было.

Теперь я чувствую себя невероятно глупо и злюсь на себя за то, что не увидела этого.

Эти мысли длятся всего секунду, чуть больше, чем наполовину сформированное воспоминание, которое проносится сквозь мое охваченное паникой осознание моей нынешней ситуации.

Мой похититель продолжает свой раздражающий фальшивый свист. Он совершенно спокоен, как будто не имеет значения, что у него девушка в наручниках и ждет смерти или чего похуже.

Как долго мы будем здесь, пока он не придет? Сколько минут? Часов?

Я сосредотачиваюсь на вывеске на стене над музыкальным автоматом в другой комнате, неоновой серии линий, которые складываются в слова «Закусочная Ред Рок». Знак выключен. Я запираю это название у себя в голове. Если я смогу выбраться отсюда и убежать, я, возможно, смогу найти поблизости место, где у кого-нибудь есть телефон, по которому я смогу вызвать такси, и в этом случае мне нужно будет сказать название, где я нахожусь.

Отсюда я не могу видеть, что снаружи, чтобы различить какие-либо ориентиры. Через окно вдоль стены, где стоит музыкальный автомат, все, что я вижу, это часть парковки, проселочную дорогу, а за ней — отдаленные скальные образования, которые похожи на все другие образования, которые я видела вокруг Вегаса.

Это кафе, наверное, единственное заведение здесь на многие мили вокруг. Даже если я смогу убежать, если только я не найду автобусную остановку или телефон, я смогу пройти много миль в любом направлении и никогда не найти помощи. Я могу умереть здесь. Это место выглядит так, как будто оно было закрыто в течение некоторого времени. Я даже не знаю, есть ли здесь еда или вода.

Моя беспомощность нарастает, и я подавляю ее. Я не могу так думать. Сначала о главном.

У меня есть прекрасный предлог, чтобы он снял с меня наручники. Во рту у меня пересохло, как в пустыне. Вопрос в том, будет ли ему не все равно?

Я издаю приглушенный звук, пытаясь привлечь внимание парня.

Он на мгновение перестает насвистывать, но потом начинает снова. Он достает из кармана телефон. Через несколько секунд до моих ушей доносится странная серия звуков и шлепков.

Звуки доносятся с его телефона. Я закатываю глаза и откидываю голову назад. Я знаю эти звуки. Они из тех, что издают видеоигры. Мальчики Портера играли в такие игры на своих компьютерах, что было одной из немногих вещей, которые мои предыдущие работодатели позволяли своим детям делать онлайн.

Я снова издаю звук сквозь кляп, более отчаянный.

Теперь он напевает, но останавливается. Раздается звук, когда он кладет трубку на островок. Он спрыгивает вниз, глядя на меня с подозрением. Я дергаю головой.

Он вздыхает и подходит, присаживаясь на корточки передо мной. Он снимает тряпку с моей головы и вытаскивает кляп. Я двигаю челюстью, набирая влагу в рот.

— Во… — я прочищаю горло, не притворяясь, что мой голос хрипит в пересохшем горле, — вода.

— Жажда будет наименьшей из твоих забот через несколько минут. Просто сиди тихо, — он начинает вставлять кляп на место.

— Подожди. Ты можешь… пожалуйста, убрать это? — я притворяюсь запыхавшейся, взволнованной, — трудно дышать с тряпкой во рту. Я не буду кричать. Я обещаю.

Если я собираюсь убедить этого парня снять с меня наручники, мне нужно заставить его заговорить, ослабить его бдительность, а я не могу этого сделать, пока у меня во рту кляп.

Он наблюдает за мной расчетливым взглядом. Затем он пожимает плечами, очевидно решив, что мертвый пленник не принесет пользы Ублюдкам. — Неважно. Просто держи рот на замке.

— Спасибо.

Он игнорирует мои слова и идет обратно на другой конец островка.

Несколько раз я пытаюсь уговорить его разрешить мне воспользоваться туалетом, но он отказывается. Мне не нужно идти; он либо понимает, что это уловка, чтобы заставить его снять с меня наручники, либо ему все равно. Я пытаюсь попросить поесть, но он игнорирует меня. Он кладет телефон в карман и подходит к окну, выглядывая наружу, явно на взводе. Тот, кого он ожидает, должно быть, опаздывает.

Парень неторопливо подходит к музыкальному автомату. Все еще насвистывая, он роется в карманах. Раздается звон падающих монет. Он нажимает несколько кнопок.

Играет песня, глубокий, страстный мужской голос напевает по комнате.

— Ты у меня под кожей…

Песня смутно знакомая, но, хоть убей, я не могу вспомнить, где слышала ее раньше. Я могу сказать, что он тоже очень старый. Похититель танцует вокруг, подпевая.

Что случилось с этим миром? Учитывая ситуацию, слышать такую медленную, чувственную балладу кажется ужасно неуместным и жутким. Этот парень заковал меня в наручники и держит в плену, а сам танцует вокруг, как будто он на каком-то празднике. Что с этим мужчиной?

— Ты у меня под кожей… — этот невероятно глубокий, медовый голос продолжается. Я бы с удовольствием послушала его голос, если бы человек, танцующий под него, не пугал меня так сильно. И если бы почти сформировавшееся воспоминание о том, что я слышала это раньше, не выбило меня из колеи.

— Ты у меня под кожей… — песня запинается, и музыкальный автомат садится, как садящаяся батарейка. Парень ругается на него и пинает несколько раз, но песня прекращается, и он просто умирает.

— Чертова штука съела мои деньги, — выплевывает он, возвращаясь на островок и глядя на меня так, как будто я несу ответственность за кражу вместо музыкального автомата. — Ты видела это? Этот сукин сын съел мои монеты.

Этот парень не дает мне много возможностей для размышлений. И у меня начинает складываться ощущение, что он слегка не в себе.

Не зная, что сказать или как с ним обращаться, я наблюдаю за ним, храня молчание. Когда он закуривает, я замечаю его татуировки, впервые отчетливо их разглядев. Они покрывают всю длину его рук, исчезая под короткими рукавами его темной футболки. Угрожающая змея движется от одного локтя к его запястью, голова кобры нарисована в замысловатых деталях.

— Тебе нравится то, что ты видишь? — хрипло говорит он, заметив мой взгляд на змее.

— Не совсем. Я не увлекаюсь татуировками.

Это не совсем так. На Спайдере я их обожаю. На всех остальных, включая этого человека, они выглядят грязными и страшными и идут вразрез со всем, во что меня учили верить. Только сейчас я понимаю, что они по-другому влияют на меня, когда я вижу их на Спайдере. На нем они выглядят сексуально и опасно.

При мысли о том, что я их больше никогда не увижу, у меня сжимается грудь. Я отвожу взгляд, злясь на себя. Этот человек пытал меня. Он заставил меня почти влюбиться в него, втянул меня в свой мир, заставил меня захотеть доверять ему. А потом он разрушил все это, заковав меня в цепи и использовав этот нож против меня.

Все для получения информации об этом Адамсоне, человеке, чье имя я никогда раньше даже не слышала. Я действительно начала заботиться о нем. О всех них. Сейчас…

Я бросаю взгляд на чернила мужчины и качаю головой, позволяя порезам на груди превратить мой гнев к Спайдеру в жгучую ненависть. Позволяя этому подпитывать мою решимость выбраться отсюда.

— Что они сделают со мной, когда доберутся сюда? — спрашиваю я, не пытаясь скрыть дрожь в голосе.

И снова мой похититель игнорирует меня. Он делает затяжку, а затем тушит ее о металлическую поверхность островка. Затем он достает свой телефон из бокового кармана джинсов. Тонкий кожаный бумажник выскальзывает и с мягким шлепком падает на пол. Он поворачивается спиной к островку, пиная при этом бумажник, и тот соскальзывает под островок.

Похоже, он не понимает, что уронил его.

Пока он усаживает себя на островок и снова начинает играть в эту игру, я пристально смотрю на темные очертания бумажника, напряженно размышляя.

В нем могут быть деньги. Если я смогу заставить его освободить меня и каким-то образом заполучить его до того, как убегу, я смогу использовать деньги, чтобы заплатить за такси отсюда. Возможно, где-то поблизости есть место, где все еще есть таксофон. Если у него будет достаточно наличных, и я смогу добраться до автобуса, я смогу уехать из города, подальше от него, от Спайдера, от МК.

Еще раз я откидываю голову назад, закрываю глаза, пытаясь контролировать свое дыхание, надежда и страх в равной степени ускоряют мое сердце.

Ирония не ускользнула от меня. Меня всю жизнь воспитывали в вере в опасности греха, и еще несколько недель назад мысль о том, чтобы украсть что-нибудь у кого-нибудь, заставила бы меня почувствовать неописуемый стыд.

Я украла деньги у Дьявольских Бандитов, чтобы сбежать от Дьякона Джейкоба, который утащил бы меня обратно в Колонию. Я пошла против всего, за что боролась. И вот теперь я здесь, планирую снова украсть.

Глубоко укоренившийся страх поселяется в моей груди. Страх перед темной комнатой, перед вспышкой боли в спине. Беспричинный страх перед чем-то, что никогда больше не повторится, и все же он прожигает меня насквозь, как огонь.

Меня поражает, насколько глубоко Колония укоренила свою идеологическую обработку, если я все еще боюсь таких вещей. Осознание этого вызывает у меня отвращение, вызывает ярость по отношению к церковным лидерам, к Сету, за то, что они сделали. Тихая, болезненная обида на моих родителей за то, что они позволили этому случиться, проникает внутрь. Я откидываю последнее напоминание себе об их ситуации, как я всегда делаю, когда возникают эти чувства. Они жертвы. Они в ловушке, им промыли мозги, как и мне. У них не было выбора.

Я сосредотачиваюсь на бумажнике на полу, отталкивая нелепое чувство вины, которое всплывает.

«Ты делаешь то, что должна. Если ты не позаботишься о себе, никто другой не позаботится».

Голос Сары эхом отдается в моей голове, не в первый раз давая мне силы сделать все, что я должна, чтобы спасти себя. Это напоминает мне о том, что важно, о чем-то даже более важном, чем спасение моей собственной жизни.

Если я не уберусь отсюда до того, как эти Ублюдки появятся, меня убьют, сообщение, отправленное Спайдеру за его действия против них. И если это случится, я никогда не найду Сару.

Телефон парня издает этот шлепающий звук, а затем еще один.

Я облизываю губы. Нужно заставить его заговорить.

— Мне очень, очень нужно в ванную. Я не ходила туда по меньшей мере два часа. Я обещаю, что не буду убегать.

— Хорошая попытка, — игра издает звук, а затем еще один шлепок.

— Нет, правда.

Шлепок.

Я подавляю вздох и пытаюсь зайти с другой стороны. — Я знаю, в чем дело. Я поняла. Спайдер убил брата вашего президента. Они должны отплатить ему тем же. Ты делаешь то, что должен.

Он наклоняется. Из-за маски я не вижу его лица, но в его глазах появляются морщинки от улыбки. — Ты знаешь не так много, как думаешь, девочка.

Все идет не очень хорошо.

Прежде чем я успеваю придумать, что еще сказать, до моих ушей доносится отдаленный звук мотоциклетных двигателей. Я напрягаюсь. Мой похититель поднимает голову, заглядывая в другую комнату. Слушаю.

Двигатели становятся громче, приближаясь. Надежда оживает, но как только это происходит, ее съедает страх. Это может быть Спайдер, но с моей удачей, скорее всего, Ублюдки Сатаны придут, чтобы разобраться со мной.

Проходит секунда или две. Двигатели нарастают до рева, а затем быстро стихают до нуля.

Черт! Что, если это был Спайдер, и он проехал прямо мимо этого места, не заметив, что я здесь?

Я подавляю шум отчаянья и изо всех сил пытаюсь что-то сказать, чтобы расположить этого парня.

Проходят минуты. Может быть, если я смогу заставить его думать, что он оказал мне услугу…

Я наполняю свой голос таким уважением и удивлением, как только могу. — Я не могу представить, как тебе удалось это сделать. Ты, должно быть, делаешь это в течение долгого времени. Я не могу поверить, что ты ушел так, что нас никто не видел.

Он снова наклоняется, наблюдая за мной. В его глазах пляшет веселье.

— Серьезно, я твоя должница. Я уже давно пытаюсь сбежать от этих грязных Бандитов.

Вероятно, на него это не подействует, но я в растерянности, хватаюсь за соломинку.

— Ты слишком много болтаешь, — он спрыгивает с островка и, выхватив пистолет, направляется ко мне.

Я прижимаюсь к двери. — Подожди. Нет, не надо, я…

В конце коридора скрипит дверь, через которую мы прошли, когда пришли сюда. Человек в маске останавливается в нескольких шагах от меня и, запрокинув голову, направляется к выходу в холл.

— Самое время, — грубо говорит он, — эта сука… о, черт, — он отступает в комнату. — Если ты хочешь эту сучку, тебе придется…

Раздаются два выстрела. Парень дергается назад. Брызжет кровь, и он падает с глухим стуком.

Из меня вырывается крик.

Я пристально смотрю на троих мужчин, которые входят в комнату. Нападающий, человек, имени которого я не знаю, и впереди…

Спайдер.

Направив пистолет на неподвижный труп, Спайдер входит в комнату, весь в татуировках, коже и больше, чем в жизни. Моя грудь вздымается, облегчение заставляет меня дрожать, как лист в шторм.

Спайдер едва смотрит на меня, и ледяное, скрытое выражение его лица пронзает мое сердце. На секунду в его глазах появляется что-то еще, шок, когда он смотрит на меня, прикованную наручниками к двери, прежде чем он подходит к мертвому похитителю.

— Никто не смеет называть ее так, кроме меня. — Пока Страйкер смеется над его словами, Спайдер делает еще один выстрел, стреляя прямо в голову человека в маске. Снова брызжет кровь, и кусочки плоти, костей и ткани с маски взрываются.

Я отрываю голову, вздрагиваю и почти опустошаю свой живот.

Спайдер подходит ко мне и присаживается на корточки, оглядывая меня, пистолет лежит у него на колене. — Что ж, это интересный поворот, — криво усмехается он.

Я почти уверена, что знаю, почему он так удивлен. Он думал, что я сбежала. Он не ожидал увидеть меня в плену. Он также не делает никаких движений, чтобы освободить меня.

Он берет мой подбородок между большим и указательным пальцами, приподнимает его и изучает мое лицо. Его пальцы ласкают мою щеку, его большой палец пробегает по синяку, который, должно быть, оставил похититель, когда ударил меня, чтобы вырубить.

Спайдер издает тихое рычание. Затем выражение его лица снова исчезает, и он оглядывает остальную часть меня, как будто проверяя на наличие дальнейших признаков травмы.

— У тебя действительно есть талант попадать в неприятности, не так ли, Дикая Кошка?

Невозможно прочесть выражение его лица, кроме удовлетворения в глазах.

Через плечо, в нескольких футах позади, Страйкер смотрит на меня, и вся краска отливает от его лица. На его лбу выступили капельки пота. Его челюсти сжимаются, и он издает рвотный звук в горле.

Что, черт возьми, это значит?

Спайдер оглядывается на него. — Что с тобой такое?

Страйкер качает головой, отмахиваясь от вопроса и поворачиваясь, чтобы смотреть куда угодно, только не на меня. Другой парень наклоняет голову в его сторону.

— Что здесь произошло? — спрашивает Спайдер, глядя на мои наручники. Его глаза блестят.

Он думает, что это смешно?

— Не мог бы ты, пожалуйста, снять это? — огрызаюсь я, гнев нарастает.

Он ухмыляется. — Мне нравится, как ты выглядишь вот так.

— Спайдер!

Его улыбка становится шире, и он без особого энтузиазма теребит наручники. Затем он оглядывается через плечо. — Страйкер, найди ключи от этого, хорошо? — но его тон беспечен, как будто у нас есть все время в мире.

Как, черт возьми, он может так небрежно относиться к этому? Это тревожит.

— Ага, — Страйкер наклоняется и роется в карманах похитителя, пока не находит ключи. — Рэт, — он бросает их другому мужчине.

Рэт ловит ключи в кулак и подходит к нам. Передняя часть его рубашки интересная. На нем изображен мужчина в бегущей позе, который выглядит так, будто на нем какое-то синее трико, шлем и красно-белый щит. Слова над ним гласят: «Я капитан Америка».

— Где, черт возьми, твоя обувь? — спрашивает меня Спайдер, глядя на мои босые ноги, пока Рэт расстегивает наручники.

— В фургоне. Я думаю, он снял их, чтобы я не убежала.

— Умный план, как мы все знаем, ты любишь это делать.

— Как ты нашел меня здесь? — спрашиваю я, игнорируя насмешку.

Губы Спайдера подергиваются. — Коммерческая тайна, — он берет меня за локоть и поднимает на ноги. — Страйкер, достань ее туфли из фургона.

Страйкер уходит, выглядя довольным, что его здесь нет. Что с ним происходит?

— Я даже не была уверена, что ты придешь, — говорю я Спайдеру.

— Я не собирался позволять тебе сбежать. — Его рука обвивается вокруг моего затылка, его пальцы сжимаются, как клеймо на моей коже, когда он притягивает меня. Когда он снова заговаривает, его голос звучит как низкое рычание. — Хорошо, что ты не убежала от меня, Дикая Кошка, иначе у нас с тобой сейчас был бы совсем другой разговор.

Он прижимается губами к моему уху. — Кстати, я слышал, что ты сказала, прежде чем вошел сюда.

— О чем ты говоришь?

Он отстраняется, и его большой палец гладит мои губы. — Я буду счастлив показать тебе, насколько грязным может быть этот Бандит.

Мои глаза расширяются. Я в это не верю!

— Я пыталась проникнуть в его голову, — процедила я сквозь зубы.

— А сейчас?

— Ух! Я говорила то, что должна была сказать, чтобы выбраться из этой ситуации!

Он напевает себе под нос. — Это то, что ты делала со мной, когда просила меня снова начать работать? Лезла мне в голову?

Чувство вины снедает меня, и я открываю рот только для того, чтобы закрыть его, не в силах дать хороший ответ.

Спайдер ухмыляется. — Моя Маленькая хитрая воровка.

Ладно, он ведет себя совсем не так, как если бы меня просто утащил человек, который позволил бы другому клубу убить меня, пока он смотрел. Он не спросил меня, все ли со мной в порядке. Он должен знать, что я была в ужасе, и, похоже, для него это не имеет ни малейшего значения.

Он пришел сюда не для того, чтобы спасти меня. Он пришел сюда, чтобы забрать то, что принадлежит ему, со всем состраданием человека, возвращающего любимую игрушку.

Осознание этого режет, как нож. Любая благодарность, которую я испытывала за то, что он был здесь, испаряется. Человек, которого я видела в нем в ту ночь, когда в него стреляли, спросил бы. Он бы обнял меня, поцеловал. Мое сердце разбивается, внезапно и полностью, осколки режут мою грудь.

Если и были какие-то сомнения в том, что мужчина, в которого я чуть не влюбилась всего несколько дней назад, все еще там, то теперь они исчезли. Его нигде не видно. Он весь — решимость, одержимость и тьма. Его грудь тяжело вздымается и опускается, но я уверена, что это не от облегчения, когда он видит меня целой и невредимой. Это просто адреналин от стычки с вооруженным врагом.

У меня внутри все переворачивается.

— Ты вообще не спасал меня, не так ли? — говорю я, опустив плечи.

— Я когда-нибудь делал что-нибудь, чтобы у тебя сложилось впечатление, что я гребаный белый рыцарь? — он качает головой. — Я не герой, Дикая Кошка. — Спайдер зарывается лицом в мои волосы, глубоко вдыхая. Его пальцы сжимаются на моей шее сзади. — Но я убью любого, кто попытается забрать тебя у меня.

— Даже меня, верно? — язвительно замечаю я.

Он отвечает, не моргнув глазом, как ни в чем не бывало. — Да.

Страйкер возвращается, вручая мне мою обувь и носки и не давая мне придумать подходящий ответ.

— Поторопись. Надень это. — Спайдер отпускает меня. — Нам нужно убираться отсюда.

Пока я натягиваю носки, Спайдер присоединяется к остальным, присаживаясь на корточки рядом с мертвым похитителем.

— Давай посмотрим, кто ты, — говорит он трупу. Снимать маску было бы бесполезно, его лица недостаточно, чтобы опознать его, поэтому вместо этого он закатывает рукава мужчины до плеч, разглядывая его татуировки, в то время как Страйкер и Рэт обшаривают его карманы.

— У него нет при себе никаких документов, и тут нет бумажника или чего-то еще. — Страйкер смотрит на Спайдера. Рэт качает головой, чтобы подтвердить это. — Не то чтобы мы могли доверять этому, если бы они были.

Я замираю на середине натягивания обуви, заставляя себя не смотреть на бумажник, все еще лежащий на полу под островком, где Спайдер и остальные его не видят.

Чем бы мы не делились в течение недели после того, как подстрелили Кэпа, теперь это ушло. Спайдеру на меня наплевать. После всего, что случилось, он ни за что не доверит мне снова работать. Бумажник этого парня может быть единственным способом заполучить в свои руки любые деньги, которые я смогу использовать, чтобы сбежать. Мне нужно как-то завладеть этой штукой, прежде чем мы уйдем отсюда.

— И я не узнаю ни одной из этих татуировок. — Спайдер переворачивает другую руку, чтобы осмотреть змею там. — Он не Ублюдок.

При этих словах я роняю второй кроссовок. Если этот парень не был одним из Ублюдков Сатаны, то он похитил меня не для того, чтобы привести к ним. Это не было возмездием. Так кто же он был и почему схватил меня? Не может быть, чтобы он был из Колонии.

— Кто этот парень? — требует Спайдер, глядя на меня прищуренными глазами. — Почему он похитил тебя?

Я натягиваю второй кроссовок. — Я понятия не имею, понятно?

— Лгунья, — ворчит Спайдер.

Закипает гнев. Я открываю рот, чтобы возразить, но вместо этого сжимаю губы вместе, опуская плечи. Нет смысла спорить с ним, когда он становится таким.

— Рэт, сфотографируй его чернила, — говорит Спайдер, вставая. — Узнай про них. Это татуировки банды. Я хочу знать, с какой из них он работал.

— Сделаю. — Рэт достает свой телефон и начинает делать снимки.

— Забери и его телефон тоже. — Спайдер поднимает его с островка, где парень его оставил, и засовывает в карман на порезе Рэта, так как его руки заняты. — Посмотрим, что ты сможешь извлечь из этого.

Страйкер выпрямляется, оглядывая парня… тату… и наклоняется к Спайдеру, шепча ему на ухо. Его взгляд скользит по мне.

— Так я и думал, — говорит Спайдер, и мне не нравится холодность в его тоне.

Я снова бросаю взгляд на бумажник. Спайдер подходит ко мне. Я оставляю свой кроссовок развязанным, и когда он хватает меня за запястье, я следую за ним к двери в другую комнату, стараясь пройти в конец островка.

Перед островом я падаю на бок. Спайдер отпускает меня. Пока он идет ко мне, я засовываю руку под островок и хватаю бумажник. Затем я встаю на ноги, провожу рукой по заду, как будто отряхиваю его, осторожно кладу бумажник не в карман, а в заднюю часть брюк и нижнего белья.

— Извини, — я одариваю его извиняющейся улыбкой. — Споткнулась о свой шнурок. Позволь мне…

Спайдер наклоняется к моим ногам, прежде чем я успеваю это сделать. Он смотрит на меня, туго завязывая шнурок. Когда он встает, он прижимается ко мне. Игривое подергивание его рта заставляет меня чувствовать себя такой же неуверенной, как и то, что он завязывает мой ботинок. Этот жест не соответствует ни его поведению, ни этому взгляду.

— Зачем ты это сделал? — задыхаясь, спрашиваю я.

Он обнимает меня, и мое сердце скачет галопом, ожидая, когда его рука опустится на мою ягодицу. Он, наверное, видел, как я взяла бумажник. Если он узнает, что я взяла его, он, вероятно, поймет, почему, и если это произойдет, он сделает то, что обещал сделать человек в маске, если я создам проблемы.

Он убьет меня.

Спайдер сжимает мою талию. Другой рукой он гладит меня по заду, но это левая сторона. Бумажник находится справа.

Его голос звучит низким рокотом в моем ухе. — Я же сказал тебе, я всегда забочусь о том, что принадлежит мне.

Его рука соскальзывает. Мое сердце немного замедляется.

Он хватает меня за запястье и вытаскивает из комнаты, пока Рэт заканчивает фотографировать, а Страйкер ждет его.

Спайдер ничего не говорит во время долгой, жаркой прогулки к ряду высоких скал, за которыми он и другие спрятали свои байки. Страйкер и Рэт немного отстают, тихо переговариваясь друг с другом. Они смотрят на что-то в телефоне Рэта.

У мотоцикла Спайдер берет свой шлем и надевает его мне на голову, застегивая ремень на подбородке. Может быть, это из-за всего, что произошло за последние несколько часов, или, может быть, солнечный жар действует на меня, но прочность шлема и кожаный ремешок, который он плотно затягивает, заставляют меня чувствовать себя странно комфортно, защищенной.

— Ты доставляешь слишком много хлопот, — шепчет он, собственнически проводя большим пальцем по моим губам. — Ты заплатишь за это позже.

Устремленные на мой рот, его глаза превращаются в голубые озера похоти, его голос хриплый от желания, которое ясно дает понять, как он намерен заставить меня заплатить.

Я недоверчиво смотрю на него. — Серьезно? Ты собираешься наказать меня за то, что меня похитили?

— Кем он был?

Я стискиваю зубы. — Я же сказала тебе, я не знаю.

— Он сказал тебе что-нибудь до того, как мы появились?

— Он мало что сказал, — я щелкаю пальцами, — за исключением того момента, когда он впервые затащил меня туда. Он сказал: «Я не удивлен, что ты доставляешь столько хлопот, если у него к тебе что-то есть».

— Он, имел в виду меня.

— Да. Я предположила, что он был одним из Ублюдков Сатаны. — Я вздрагиваю, произнося второе слово. — Я предположила, что он говорил о тебе. О, а потом он сказал: «Он скоро будет здесь». Я думала, он имел в виду, что президент другого клуба придет, чтобы отплатить тебе за убийство его брата.

Но поскольку он говорил не об этих Ублюдках, то о ком он говорил? Кто еще может преследовать меня?

— Он? Он скоро будет здесь? Это именно то, что он сказал?

— Да.

— Кто он?

— Я понятия не имею.

Он изучает мое лицо, его брови опущены. — Я все еще думаю, что ты лжешь.

— Почему?

Рэт и Страйкер садятся верхом, и Спайдер следует их примеру.

— Назови это предчувствием, — говорит он, — в конце концов, я вытащу это из тебя.

Я сглатываю, ненавидя то, как угроза в его тоне пугает меня так же сильно, как и заставляет мою плоть напрягаться. — Как?

— Как бы то ни было, я должен. Садись.

Я вздыхаю и забираюсь следом за ним. Когда моя задница ударяется о сиденье, спрятанный там бумажник прижимается к моей коже, напоминая о моем плане и об опасности, в которой я нахожусь, если он узнает об этом.

Не имеет значения, как сильно он влияет на меня. Я только что видела, как он разнес человеку лицо, и он часами мучил меня в камере. Он угрожал убить меня больше раз, чем я могу сосчитать, и я знаю, что, если я перейду ему дорогу неправильно, он сделает это. К тому же, Сара все еще где-то там. Я должна уйти от него. Как-то.

Спайдер смотрит на кафе внизу. — Это был… — он останавливается и молча качает головой.

— Что? — нажимаю я. — Спайдер, если ты думаешь, что знаешь, на кого он работал, пожалуйста, скажи мне. Если кто-то преследует меня, я должна знать.

Ничего не говоря, он находит мои руки за спиной и обнимает ими себя за талию. Затем он заводит свой байк, уже не в первый раз заканчивая разговор.

За мной уже охотится Колония, за Спайдером охотятся Ублюдки Сатаны, и теперь есть эта новая неназванная опасность, о которой стоит беспокоиться. Я не могу избавиться от ощущения, что угрозы надвигаются со всех сторон.

Когда мы уезжаем в пустыню, у меня в голове крутится миллион вопросов. Вопросы, на которые, если Спайдер знает ответы, он не собирается отвечать в ближайшее время.

Глава 5

Бросая вызов дьяволу

Эмма

— Блядь. Страйкер, ты дерьмо. — Спайдер испускает череду проклятий, удаляясь от сломанного байка Страйкера.

Мотоцикл стоит посреди гаража у шоссе 93, механик осматривает его и бормочет о сломанном двигателе. Жаргон механика звучит для меня как чушь собачья.

Я могла бы найти какой-нибудь предлог, чтобы оттащить парня в сторону и попросить его о помощи, но Спайдер уже предупредил меня, чтобы я держала рот на замке по дороге сюда. Он не позволит мне встретиться с парнем в одиночку.

Прежде чем мы пошли поговорить с механиком, Спайдер позаимствовал рубашку из сумки Страйкера и дал ее мне, чтобы прикрыть. Рубашка огромная, доходящая мне почти до колен, что не позволяет механику увидеть доказательства извращенной порочности Спайдера на моей груди и животе.

— Сколько времени займет починка? — рычит Спайдер на механика.

Густые седые усы лысеющего мужчины подергиваются, и он напрягается. У меня сложилось отчетливое впечатление, что он удерживает себя от того, чтобы сделать шаг назад от огромного байкера. — Пару часов. Через дорогу есть ресторан, если хочешь перекусить, пока ждешь.

Несколько забавно видеть, как широкоплечий парень вдвое шире меня в плечах с животом, похожим на Деда Мороза, съеживается перед Спайдером, как будто ожидает, что тот его задушит.

Спайдер издает сердитый звук в горле. — Страйкер, — протягивает он.

— Эй, это не моя вина, — Страйкер ухмыляется, поглаживая кожаное сиденье байка с поразительной нежностью, которую, как я знаю, проявляют только мужчины к автомобилю, — она всегда была темпераментной.

— Тебе нужен новый мотоцикл. Мы и так на несколько часов отстаем от графика, — Спайдер бросает на меня обвиняющий взгляд.

— Ни за что. Я не готов отказаться от нее. В этой девочке еще много жизни осталось.

Я хихикаю, прикрываясь рукой, и Страйкер подмигивает мне.

Спайдер рычит себе под нос.

— Во сколько мне это обойдется? — спрашивает Страйкер механика.

Я не слышу ответа, потому что Спайдер схватил меня за руку и повел из маленького гаража. Он тянет меня через стоянку, пустую, если не считать байков, его и Рэта, пикапа, который, как я полагаю, принадлежит механику, и эвакуатора. Я действительно слышу, как Страйкер громко свистит.

— Перекусить звучит неплохо, Спайдер, я умираю с голоду, — говорит Рэт, ожидая верхом на своем байке. — Держу пари, она тоже голодна, — он жестом указывает на меня.

В животе у меня неприятно урчит. Спайдер оглядывается на меня.

— Мы можем, пожалуйста? Я не ела со вчерашнего вечера.

— Отлично, — огрызается Спайдер. — Страйкер! Шевели своей задницей!

Спайдер тянет меня к своему байку. Я оглядываюсь через плечо. Страйкер разговаривает с механиком, судя по звуку, торгуясь о цене ремонта.

Спайдер запрыгивает на свой байк, и я следую за ним. Страйкер с тоской смотрит на свой байк, а затем говорит что-то механику о том, что она того стоит.

Страйкер тащится мимо нас. Он поворачивается к Спайдеру, пятясь назад. — Думаю, я дождусь вас там, ребята, — он направляется в ресторан через дорогу.

Я в замешательстве перевожу взгляд со Спайдера на двух других мужчин. — Почему бы ему просто не поехать с Рэтом?

Спайдер и Рэт запрокидывают головы и смеются, как будто я рассказала анекдот. Спайдер похлопывает меня по бедру. — Не в нашем мире, милая.

— Я не понимаю.

Рэт качает головой, надевая очки. — Парни не ездят на местах сучек, девочка.

Прежде чем я успеваю придумать хороший ответ на это сбивающее с толку замечание, они заводят свои байки.

У меня такое чувство, что пройдет много времени, прежде чем я когда-нибудь пойму или впишусь в мир Спайдера.

Несколько минут спустя мы подъезжаем к небольшому ресторану на обочине дороги, и Спайдер снимает свой шлем с моей головы. Температура уже начала снижаться. Все еще жарко, но теперь это терпимо. Ресторан почти пуст, на стоянке всего несколько машин. Через переднее окно видно несколько человек, сидящих за столами.

По правде говоря, хотя я и голодна, я ждала предлога, чтобы побыть минутку наедине и посмотреть, что в этом бумажнике. Не многие люди носят с собой наличные, но у этого похитителя они могли быть.

— Что? — Спайдер поднимает мою голову, отрывая меня от моих опасных мыслей и пристально смотрит на меня.

Черт. Должно быть, мое замешательство отразилось на моем лице.

Я качаю головой, надеясь, что он не будет давить.

Он бросает на меня проницательный взгляд, но больше не спрашивает.

По дороге через стоянку он кладет руку мне на затылок.

— Мы собираемся пробыть здесь некоторое время, ожидая, пока этот байк починят. — Его голос низкий и полный предупреждения в моем ухе. — Веди себя прилично, Дикая Кошка. Ешь и держи рот на замке. Люди здесь знают, кто мы и на что мы способны. Понимаешь?

Это то же самое предупреждение, которое он дал мне перед тем, как мы вошли в гараж. Если и были какие-то сомнения в том, что мне нужно бежать, то теперь они исчезли.

Когда я отвечаю недостаточно быстро, погруженная в свои несущиеся мысли, его пальцы сжимаются.

— Ты понимаешь?

— Да, — угрюмо шиплю я, любая надежда оттащить официантку в сторону или сунуть кому-нибудь записку «помоги мне» исчезает.

— Хорошая девочка, — добавляет он нормальным, приятным голосом, обнимая меня так, как он сделал на стоянке грузовиков ранее в этот день. Я бросаю на него возмущенный взгляд и подавляю рычание себе под нос.

Когда мы входим, все поворачивают головы. Посетители и пара официанток пристально смотрят на нас, затем быстро отводят глаза. Нервозность в комнате ощутимая. Женщина за прилавком моргает, ее глаза устремляются прямо на порезы, которые носят мужчины, и ее лицо бледнеет.

Страйкер одаривает ее широкой улыбкой, и ее щеки розовеют, когда она немного расслабляется.

Как бы сильно я сейчас ни ненавидела Спайдера, я чувствую неожиданный порыв, входя в это место под руку с этим большим, татуированным, одетым в кожу байкером, на которого все остальные трепещут, глядя.

Я стряхиваю это и поворачиваюсь к нему по пути к пустому столику.

— Мне нужно в туалет, прежде чем мы сядем, пожалуйста.

Он раздраженно качает головой. — Страйкер, закажи мне тарелку, хорошо? Я вернусь, — он жестом приглашает меня следовать за ним по коридору в задней части помещения.

У входа в холл рука Спайдера сжимается у меня на затылке. — Не бери в голову никаких идей, — рычит он низким голосом мне на ухо.

— Что? — я смотрю на него снизу-вверх.

— У тебя есть отвратительная привычка при первой же возможности затевать что-то нехорошее. Я не спущу с тебя глаз, — он указывает на дверь в конце коридора, на которой висит табличка «Женский туалет».

Его намерения сразу становятся ясны.

У меня отвисает челюсть, и я поворачиваюсь к нему. — Ты ни за что не сделаешь это. Ты не пойдешь туда со мной, Спайдер, — шиплю я.

По коридору проходят посетители, любой из которых мог бы увидеть, как он входит или выходит из женского туалета со мной. Это не стоянка грузовиков, это место, куда семьи приходят поесть. Это не пройдет хорошо.

Оглянувшись на главную комнату, вероятно, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы его услышать, он ведет меня почти до двери в туалет, куда не проникает свет из главной комнаты. Затем Спайдер обхватывает рукой мое горло и прижимается ртом к моему уху. Его голос — опасный гул.

— Слушай сюда, ты, вероломная маленькая воровка. Я же говорил тебе, что уединение — это не твое право. Это привилегия, которую ты не заслужила. Если я захочу стоять над тобой и смотреть, как ты мочишься, я это сделаю, и ты сделаешь так, как тебе, блядь, сказали.

Это не первый раз, когда он говорит мне что-то подобное. Его гнев врывается в меня, горячий и обжигающий. Эти слова или, может быть, ощущение его руки на моем горле — сокрушительное напоминание о том, что я потеряла. У меня нет ни личной жизни, ни прав. Я снова заключенный, точно такой же, каким была в Колонии, и он совершенно готов обращаться со мной, если уж на то пошло, гораздо больше как с пойманным в ловушку имуществом, чем когда-либо делали пасторы.

Не в первый раз я чувствую, что отключаюсь, руки опускаются, дыхание учащается. Мозг пытается отступить туда, где из меня ушла вся борьба, делая меня опасно слабой и совершенно беспомощной.

Я снова робот-колонист, без голоса, совершенно неподвластный сопротивлению.

Его рука на моем горле сжимается сильнее. — Ты меня понимаешь? — шипит он.

Угроза в его голосе разжигает панику и каким-то образом разрушает чары, под которые я, кажется, попала. Тяжело дыша, я закрываю глаза и возвращаюсь в настоящее.

— Да, — огрызаюсь я, борясь с рефлекторным желанием назвать его «сэр».

— Посмотри на меня, — приказывает он.

Но мои глаза не тянутся к его. Я не могу заставить их подняться с пола.

Он рычит и хватает меня за челюсть, поворачивает и прижимает меня к стене так сильно, что я задыхаюсь.

— Спайдер, подожди…

Прежде чем я успеваю вымолвить еще хоть слово, его губы завладевают моими.

Унижение пронизывает меня насквозь. Я не могу поверить, что он целует меня вот так прямо посреди ресторана, сюда может вернуться кто угодно в любой момент.

Всю свою жизнь меня учили, что такого рода привязанность предназначена только для мужа и жены, но также и тому, что даже между ними это должно происходить строго за закрытыми дверями. В Колонии незамужнюю женщину, уличенную в таких распутных действиях, как это, выставили бы голой по улицам, публично выпороли и заклеймили бы шлюхой.

Потрясенная, с ослабевшими коленями, я хватаюсь за его порез спереди. Низкое рычание удовольствия вырывается из него. Крепко прижимаясь ко мне, он одной рукой зажимает мои запястья между нами, а другой сжимает мои волосы. Он наклоняет мою голову так, как ему нравится, в то время как его рот раскрывает мой, требуя.

Страх и стыд пронзают меня, и все же, когда губы Спайдера пожирают мои, по моим венам также пробегает дрожь, заставляя мою кровь кипеть. Никогда в своей жизни я бы не представила себя, дочь пастора, которая должна была стать вершиной чистоты и добродетели, целуемой до безумия в задней части ресторана этим диким и опасным мужчиной.

Это безумие, совершенно нелепо, но, несмотря на все, что произошло между нами, все мое тело горит. Зажатая между стеной и его мощным телом, жар его поцелуя заставляет меня чувствовать головокружение, пока мои руки не перестают давить на его грудь и вместо этого сжимают переднюю часть его пореза, сжимая кожу, как будто он воздух, а я изголодалась по кислороду.

От него исходит глубокий гул, полный одобрения. Мои чувства колеблются, и любая надежда сохранить здравый смысл быстро исчезает. Я хнычу от его мародерского поцелуя, отчаянно пытаясь не потеряться в нем, сохранить ненависть и гнев за все, что он сделал. Они — моя единственная надежда сохранить рассудок рядом с этим человеком.

Затем его язык врывается внутрь, один обжигающий поцелуй, и я теряюсь.

Моя голова гудит от желания, мое сердцебиение отдается в ушах. Как будто он осознает свое влияние на меня, он углубляет поцелуй. Его язык безжалостно грабит, и он целует меня так сильно, что его зубы царапают мои.

Когда он, наконец, поднимает голову, моя грудь вздымается, и я, вероятно, упала бы на пол к его ногам, если бы он не прижимал меня к стене.

Без его губ на моих, просачивается осознание ситуации. Звон посуды с соседней кухни и отдаленный звук голосов посетителей достигают моих ушей. Стыд и гнев заставляют мое лицо пылать.

— Спайдер, ты не можешь делать это здесь! — шиплю я, снова толкая его в грудь.

Он ухмыляется. — А я не могу? — он хватает мой подбородок пальцами и отталкивает мою голову назад, прижимая ее к стене так, что я ничего не могу сделать, кроме как беспомощно смотреть на него. Его глаза блестят, вызывая меня на бой с ним.

— Давай проясним одну вещь, — его голос такой грубый, что звучит почти демонически, — ты принадлежишь мне. Я могу делать с тобой все, что захочу, и никто тебе не поможет.

О Господи, он прав. Я видела, как люди смотрели на нас, когда мы входили сюда. Они боятся Бандитов. Никто не посмеет вмешаться.

Моя грудь быстро поднимается и опускается. Мой взгляд устремляется к пустому входу в зал. Его кулак сжимается вокруг моих волос, захватывая мою голову, не оставляя мне возможности, кроме как смотреть только в его пылающие, собственнические глаза.

— Пришло время что-то сделать с твоей гребаной стыдливостью. — Его губы насмехаются над моими, соблазняя меня погрузиться в его мир греха и разврата. — Я должен отвести тебя туда и согнуть прямо над столом. Сделав это прямо у всех на глазах.

Да помогут мне небеса, нет.

Не доверяя себе, чтобы говорить, я резко качаю головой.

Его рука отпускает мою челюсть и опускается к груди, скользя с коварной медлительностью по ней и вниз. Пальцы Спайдера останавливаются на поясе моих штанов, дразня мои страхи и заставляя мою кожу покалывать одновременно.

Затем возникает новый страх, быстро переходящий в панику.

Забудь, что нас кто-то видел. Если он решит взять меня прямо сейчас, для него будет почти невозможно не обнаружить бумажник, засунутый сзади в мои трусики.

Я отталкиваю его руку, не пытаясь изобразить смущение при мысли о том, что нас поймают. — Спайдер, пожалуйста. Кто-нибудь увидит!

— Мне насрать. Я уже говорил тебе раньше, мы не стесняемся этого дерьма. Перестань быть такой напряженной.

Его язык высовывается, обжигая мои губы пугающе открытой чувственностью, бесстыдством, от которого моя промежность ноет. У него есть я, я не выберусь из этого, и он это знает. Он действительно может делать со мной все, что захочет, он это знает и наслаждается этим.

Его пальцы играют с пуговицей на моих брюках, задерживаясь. Его губы парят в нескольких дюймах от моих, их жар дразнящий, искушающий.

— Я собираюсь погубить тебя, Эмма Вайнмен, — его голос хриплый, и потребность в нем заставляет все мое тело гудеть.

Этот человек сумасшедший. Мне нужно остановить этот сумасшедший поезд, и не потому, что я не хочу, чтобы он нашел этот проклятый бумажник. Я не могу позволить себе потеряться в нем, не после того, что он сделал, и все же я чувствую, как меня все глубже затягивает в него. Желая быть поглощенной, развращенной им.

Его пальцы скользят к задней части моих брюк, дразня нижнюю часть моей задницы медленными кругами. Они в нескольких дюймах от спрятанного там мешочка. Инстинктивно я тянусь за спину, дергая его за запястье.

Глаза Спайдера танцуют, насмехаясь над моим страхом. Он легко стряхивает мою руку. Затем, вместо того, чтобы расстегнуть мои брюки, его рука скользит под рубашку Страйкера. Он начинает толкать ее вверх.

Унижение и паника захлестывают меня. Я пытаюсь вывернуться против него, и он сжимает ткань в кулаке, зажимая рубашку и мой топ под в ней, пока моя грудь не вываливается наружу. Любой, кто вернется сюда, не сможет пропустить это, обнаженную и на виду у всех. Мои соски напрягаются под его пристальным взглядом, умоляя, чтобы их пососали.

Он задирает рубашку еще выше, до моей шеи. Сверкая глазами, он пробегает взглядом по линиям, которые нарисовал на моей коже своим ножом. Его пальцы обводят каждую из них, выше моей груди, по животу, вокруг каждого холмика. Я шиплю сквозь зубы и извиваюсь.

— Чертовски красивая. Мне нравятся мои отметины на тебе.

— Ты болен, — хриплю я.

Он сильнее прижимается к одной из отметин, проводя по ней пальцем, пока я не прикусываю губу, чтобы не закричать от жжения.

— Пожалуйста, это больно…

Он рычит и дергает мою голову назад, облизывая множество линий, которые он вырезал над моей грудью. Кончик его языка прослеживает каждую отметину, разжигая жгучее желание, которое заставляет меня хныкать и заставляет мою промежность сжиматься. Шероховатость его бороды только усиливает ощущения.

Я тяжело дышу и беспомощно корчусь. Он облизывает и сосет нежную, отмеченную плоть, смакуя каждую. В то же время его руки массируют мою грудь с правильным давлением, а затем сжимают почти слишком сильно. Удовольствие-боль пронзает меня, и я резко вдыхаю, ненавидя и любя его мучения одновременно.

Спайдер вскидывает голову. Его глаза сверкают напротив моих.

— Черт, — рычит он, — я чуть не потерял тебя сегодня.

Мой разум кружится, сбитый с толку тоской, которую я слышу в его голосе. В его голосе звучит почти боль, и все же он не может быть таким. Это означало бы, что он заботится обо мне, что он пришел за мной, потому что не мог вынести мысли о том, чтобы потерять меня. Это не тот человек, в которого я чуть не влюбилась в ту ночь, когда подстрелили Кэпа. Это другой человек, тот, кто не способен на такие эмоции.

Одна его рука прижимается к стене, и краем глаза я вижу, как она дрожит, слышу, как его пальцы впиваются в поверхность.

Он наклоняется, вдыхая мой запах. — Ты хоть представляешь, что бы я сделал, если бы потерял тебя? — его голос — острие бритвы, звериное рычание в моем ухе.

Я с трудом могу поверить в то, что слышу. Я качаю головой, ловя каждое его слово, страстно желая услышать, что будет дальше, и в то же время в ужасе от бушующей в нем ярости. Мои бедра качаются вперед, ища его близости, нуждаясь в том, чтобы его тело было крепко прижато к моему.

— Я бы уничтожил все, что встало на моем пути, — он сглатывает, и его голос становится хриплым. — Мне нужно быть внутри тебя прямо сейчас. Я хочу, чтобы весь мир услышал, как ты выкрикиваешь мое имя.

— Спайдер, в твоих словах нет никакого смысла. Для тебя я просто вор. Ты…

— Заткнись, — он облизывает языком мочку моего уха и прикусывает ее так сильно, что я всхлипываю. Боль пронзает меня прямо между ног. Он отпускает мою грудь, и его рука скользит вниз по моей груди, снова к поясу моих штанов.

Я вздрагиваю, паника снова пронзает меня.

С угрожающей медлительностью он расстегивает пуговицу на моих джинсах. Я тяжело дышу, страх смешивается с жгучим голодом, который я не чувствую. Если он найдет этот бумажник…

Спайдер расстегивает молнию на джинсах.

Мой взгляд устремляется в коридор. Рядом с залом вообще никого нет.

— Никто не остановит меня, — бормочет он, облизывая мое ухо языком. — Официантка знает, что я привел тебя сюда. Я мог бы трахнуть тебя прямо здесь, и любой, кто увидел бы это, отвернулся бы.

Стук моего сердца отдается в ушах. Смесь панической беспомощности и пьянящего возбуждения обжигает мои вены.

Спайдер скользит пальцами в мои джинсы, вниз к трусикам. Он проводит двумя пальцами по моим складкам. Их покрывает влага. Рычание покидает его, и он гладит мой клитор, дразня, пока боль не заставляет меня задыхаться, мои бедра покачиваются от его прикосновений.

— Спайдер, пожалуйста, — я пытаюсь оттолкнуть его руку.

— Убери руки за спину, — хрипит он.

Я сдуваюсь. Помощи ждать неоткуда, и, если я буду сопротивляться, он только найдет способ сделать все еще хуже. Я закрываю глаза и складываю руки за спиной.

— Хорошая девочка, — он втискивается в меня, и я чувствую, как твердый гребень его желания упирается мне в живот через штаны, в то время как его пальцы продолжают мучить мою плоть. Они кружатся вокруг моего клитора. — Раздвинь ноги.

Боже милостивый. Одно дело, когда он прикасается ко мне, но я открываюсь ему, принимая то, что он делает… Эта мысль невыносима.

Я не двигаюсь.

Челюсть Спайдера сжимается. Он раздвигает мои ноги. Я пытаюсь отвернуться, но он рывком возвращает мое лицо к своему. — Посмотри на меня.

Мне требуется все мое усилие, чтобы встретиться с ним взглядом. Огонь в них, необузданное желание и чувство собственности в них разжигают мой гнев и разжигают мою ненависть. Это играет на всех моих страхах и сомнениях, но также делает меня более влажной.

Я смотрю ему в глаза, не оставляя ничего, кроме ненависти, которую, я знаю, он может там увидеть.

Он скользит двумя пальцами в меня, медленно вводя и выводя их. — Черт. Ты снова промокла для меня. Это не занимает много времени, не так ли, Дикая Кошка?

Намек на то, что со мной легко, заставляет мои ногти впиваться в ладони. Как будто ему нравится мой гнев, он одобрительно урчит и втягивает один из моих сосков в рот.

Копья горячего удовольствия пронзают меня, усиливая мою потребность. Моя спина выгибается. Мои бедра двигаются быстрее.

Он сосет сильнее, сильно тянет, что заставляет меня стонать. Его злой язык скользит взад и вперед по ноющему пику. Я шиплю сквозь зубы. Он делает то же самое с другим соском. Грубость его бороды снова царапает мою кожу, усиливая мою потребность.

В любую секунду клиент может наткнуться на нас и увидеть, что этот большой плохой байкер делает со мной. Мои родители отреклись бы от меня на месте, опозоренные и пристыженные. Это безумие, но ощущение его рук, его рта на мне сводит меня с ума, затрагивая ту часть меня, которая нуждается в темноте в нем, которая тоскует не по мужчине, в которого я почти влюбилась, а по животному, которое сейчас держит меня в своих объятиях.

Его пальцы быстрее входят и выходят из меня. Моя спина выгибается, голова опускается, а бедра вращаются, пока я тяжело дышу, стремясь к взрывной кульминации. Затем внезапно я провожу руками по его волосам, притягивая его рот ближе.

Звук, который он издает, это чистый плотский триумф. Он приказал мне заложить руки за спину, но, по-видимому, теперь, когда я больше не пытаюсь его остановить, ему все равно.

Мы оба тяжело дышим, наше дыхание находит ритм друг друга, соединяя нас друг с другом так, как я не хочу быть связанной с ним. Только его пальцы внутри меня, и все же я чувствую, как будто он там, в моей голове, под моей кожей.

Спайдер быстро и сильно засовывает пальцы внутрь и наружу, следя за тем, чтобы его ладонь каждый раз касалась моего клитора. Я тихонько всхлипываю, одной рукой цепляясь за стену, другой хватаю его за волосы, в то время как его рот поднимается к моей шее и сосет долго и сильно. Его зубы впиваются в нежную плоть. Боль сводит меня с ума. Мои бедра дергаются.

— Вот и все. Трахни мои пальцы, — он облизывает мое ухо, а затем кусает. — Грязная Маленькая Дикая Кошка. Отдай мне то, что принадлежит мне.

Его слова и боль от зубов — последняя капля. Я катапультируюсь через край, мои глаза закрываются, рот открывается в беззвучном, сдавленном крике.

Спайдер отстраняется и смотрит, как я разваливаюсь на части, одобрительно урча. Мои руки сжимают его волосы, в то время как мой пах жадно трется о его ладонь.

Его большой палец обводит мои приоткрытые губы. — Мм, да. Позволь мне увидеть, как ты кончаешь.

Его пальцы задвигались быстрее. Мои бедра дико вздрагивают.

Прилив с ревом проходит сквозь меня, разрывая на части. Рот Спайдера пожирает мой, язык овладевает моим ртом, как муж овладевает телом своей жены. Поцелуй поднимает меня выше. Белые огни вспыхивают перед моим взором. Мои бедра дрожат, все мое тело сотрясается.

По мере отлива губы Спайдера покидают мои. Его удовлетворенное рычание наполняет мои уши.

— Видишь? Я знал, что ты не такая хорошая девочка, какой притворялась. Я знал, что ты просто маленькая грязная штучка.

Медленно он вынимает пальцы, растягивая мой оргазм, когда он трет мой клитор. Я беспомощно корчусь. Это связано с тем, что только что произошло, мой собственный грех омывает меня потоком. Лицо пылает от стыда, я снова пытаюсь оттолкнуть его руку и вывернуться.

Молча, стиснув зубы, Спайдер одной рукой хватает меня за затылок, удерживая на месте.

— Я еще не закончил с тобой, — другой рукой он быстро расстегивает ремень и расстегивает штаны, — моя очередь.

— Спайдер…

— Закрой свой рот.

Затем он притягивает меня к себе, руки скользят вниз.

О, нет…

Он засовывает руки мне в штаны и трусики, обхватывая мой зад.

Я вздрагиваю, рефлекторно убирая руку за спину, намереваясь остановить его, прежде чем он почувствует там что-то, чего не должно быть.

Слишком поздно.

Его ладонь накрывает бумажник.

Глава 6

Грех и стыд

Спайдер

Как только я нащупываю кожаный бумажник, засунутый сзади в ее трусики, я замираю как вкопанный.

Даже с моими гормонами, бушующими, как ад, и превращающими меня в пещерного человека, и даже с моим членом, твердым до боли, очевидные выводы немедленно щелкают в моей голове.

За те три недели, что я знаю эту женщину, я был осторожен, не давая ей доступа ни к чему, что могло бы облегчить побег. Она уже доказала, что уйдет при малейшем шансе, и я все еще не знаю, куплюсь ли я на то, что она позвонила в этот пансион только для того, чтобы найти свою подругу. Или что она не обманула меня, заставив позволить ей работать, чтобы она могла убежать. Я избегал давать ей деньги или что-нибудь, чтобы сохранить их, проверяя ее после каждой смены, чтобы убедиться, что она не скрывает от меня. Кожаный бумажник, засунутый между ее трусиков и задницей, может быть только одним, и есть только один способ, которым она могла его получить.

Медленно вытаскивая бумажник из ее брюк, я наблюдаю, как ее лицо вытягивается, как румянец покидает ее щеки. Если и были какие-то сомнения, то выражение ее лица и то, куда она спрятала бумажник, служат подтверждением.

Я подношу бумажник к ее глазам, ничего не говоря, позволяя его виду говорить самому за себя. Ожидая, что она попытается оправдаться.

Эмма отворачивается, опустив плечи. Она облизывает губы.

Что ж, она умна, надо отдать ей должное. Она не говорит, не умоляет и не пытается оправдываться. Я ненавижу себя за то, что мне нравится ее сдержанность, то, как она стоит тут, ожидая неизбежных последствий, которых, как она знает, ей не избежать. Она напугана, но сдержана, и это немного ослабляет гнев и предательство, пылающие у меня внутри.

С моими все еще расстегнутыми штанами, мой наполовину твердый член все еще заключен там, я открываю бумажник. Это тонкий черный кожаный бумажник, мужской бумажник, не тот, что у нее был бы, даже если бы я позволил ей его купить. Я вытаскиваю из него несколько сотен, потирая купюры между пальцами.

Эмма переводит взгляд на меня, наблюдая с побежденным видом. Вина играет на ее лице, и я замечаю, что она не смотрит мне в глаза, ее взгляд прикован к деньгам.

Я кладу деньги обратно в бумажник и кладу их в карман, и ее глаза закатываются, голова с мягким стуком откидывается на стену. Я лишил ее единственного средства к спасению, и я вижу, как она все это теряет. Она в ловушке, и это вызывает у меня болезненный прилив триумфа.

Я прижимаюсь к ней, прижимая ее к стене, одной рукой хватаю за плечо, другой прижимаюсь к стене рядом с ней. Она вздрагивает, ее лицо отворачивается, как будто ей невыносимо смотреть на меня.

— Ты всего лишь маленькая воровка, не так ли? — тихо рычу я.

Она еще ниже опускается по стене, как будто тяжесть вины давит на нее. Ее челюсть сжимается от гнева. Слова причиняют боль, и я нуждаюсь в них с шокирующей интенсивностью.

— Я должен отдать тебе должное, ты находчива, — шепчу я ей на ухо. — Когда тебе удалось стащить его у него?

— Что ты собираешься сделать? — бормочет она.

Я улыбаюсь страху в ее голосе. Это бальзам против ее предательства.

Хорошо, я знаю, что гнев, бурлящий у меня внутри, не имеет смысла. Я чудовище, она это знает, и я обращался с ней так, как монстр обращался бы со своей женщиной. Но я также обращался с ней так, как мужчина должен обращаться с вором, который пошел против Бандитов, когда он не убивает ее.

— Что я тебе говорил, что случится, если ты попытаешься сбежать? Хм?

Затем ее взгляд устремляется на меня. Ее лицо бледнеет. Укол раскаяния пронзает мой гнев, и я подавляю его. Она знает, кто я такой, и она знает цену за то, что бросила мне вызов. Это путь, который она сама для себя выбрала.

— Ты заковал меня в цепи и порезал, — рычит она. — С помощью ножа. Чего ты ожидал от меня? Что я встану на колени у твоих ног с пивом и благодарностью?

Если бы я не был так зол, я бы рассмеялся. Я и так собираюсь заставить ее сделать это сейчас. Женщина обычно такая податливая и покорная, что, когда она вдруг вот так отстреливается, это восхитительно. В ней есть тихая сила, которая одновременно заставляет меня хотеть сломать ее и уважать за это. Требуется усилие, чтобы удержаться от улыбки, чтобы одарить ее невозмутимым взглядом, который ничего не дает.

— Так ты собираешься убить меня сейчас. — Она выпрямляется, вызывающе, как будто сталкивается с неизбежным.

Я ненавижу, что мой ответ является немедленным и громким — Да. — Как Сержант По Оружию МК Дьявольские бандиты, я должен защищать клуб от любой угрозы. Поддерживать уважение других членов равносильно, и это означает, что я должен быть безжалостен с теми, кто идет против нас. Я должен быть, и я буду.

Три года назад, через четыре года после того, как меня повысили до Сержанта По Оружию, член конкурирующего клуба попытался украсть партию оружия. Драгон поймал его и передал мне, ожидая, когда я совершу возмездие.

Я сделал то, что должен был сделать. После того, как я повесил его в той же камере, где держал ее, в подвале Каспера, я выпотрошил его, дал ему истечь кровью, а затем похоронил под шестью футами песка в милях от здания клуба. Это было жестоко, но это было то, чего от меня ожидали.

Бандиты сохраняют власть, которой мы обладаем, потому что люди знают, что происходит, когда они выводят нас из себя. Вы не заработаете такую репутацию, играя хорошо. Сострадание — это слабость для человека в моем положении, а слабость — это смерть. Будь она кем-то другим, я бы вывел ее на задний двор и всадил пулю ей в череп.

И все же…

Как бы сильно я ни хотел убить ее за ее поступки, в ней есть что-то такое, что удерживает меня от этого. Это не потому, что она спасла Кэпа, и не из-за связи, которая каким-то образом установилась между нами после этого поступка, потому что я не в первый раз щажу ее. Она проникает мне под кожу, но это нечто большее. Что бы это ни было, это заставляет меня хотеть вырезать это из себя, и это заставляет меня еще больше злиться на нее за то, что она вызвала это во мне.

— Я должен убить тебя, — шепчу я. Я обвиваю рукой ее затылок, позволяя моей власти над ней утонуть. Затем я позволил своему языку коснуться ее уха, почувствовав ее восхитительную дрожь в ответ. Мой член дергается, и я почти толкаю ее на колени и трахаю в горло прямо тут. — Я должен вздернуть твое великолепное тело и трахать тебя в задницу, пока я буду душить тебя.

— Что ты собираешься сделать? — выдавливает она. Паника и гнев горят в ее глазах.

— Все, что мне, блядь, заблагорассудится. Ты принадлежишь мне. Ты, кажется, все время забываешь об этом. Я намерен довести урок до конца.

Ее темные глаза становятся огромными. В них скапливается влага. — Как? — её голос тверд, но в нем также слышатся хрипы. Я вижу это в ее глазах, вижу, как она наблюдает, как связь между нами испускает свой последний вздох.

Я убираю руку с ее плеча и отступаю назад, застегивая брюки и ремень. — Мы разберемся с этим позже. Одевайся.

От замешательства ее брови хмурятся. Нервная надежда наполняет ее глаза. Она не может понять, что мешает мне убить ее, и она смеет надеяться, что я не просто жду лучшего времени, чтобы покончить с этим.

Она рычит себе под нос и трясущимися руками застегивает штаны. Натягивает топ на грудь, скрывая идеальные бледные холмики, которые я сосал несколько минут назад, из поля зрения. Расправляет огромную рубашку Страйкера достаточно сильно, чтобы разорвать ткань.

Она злится на меня, но, наверное, еще больше злится на себя за то, что ее поймали с этим кошельком. Ярость, исходящая от нее, делает меня твердым как камень. Мне понадобится все, что у меня есть, чтобы не затащить ее в туалет и не вонзиться в нее, пока она не закричит.

— Вы двое задержались достаточно долго, — говорит Страйкер, когда мы присоединяемся к нему и Рэту за столом. Он и Рэт едят гамбургер и картошку фри, сидя с одной стороны кабинки.

Я жду, пока Эмма проскользнет с другой стороны к окну, а затем присоединяюсь к ней. Моя Дикая Кошка бросает на меня ошеломленный взгляд, как будто она предпочла бы быть где-нибудь в другом месте, а не втискиваться в кабинку со мной. Она вытирает глаза, смахивая слезы, опустив плечи, с тоской глядя в окно.

Хорошо, что она вытерла слезы, иначе я мог бы слизать их с ее щек.

Я намеренно кладу руку ей на плечи и небрежно откидываюсь на спинку сидения. Когда я предупреждающе сжимаю ее бедро, она натягивает улыбку, которая выглядит физически болезненной, и наклоняется ко мне.

Рэт и Страйкер оба наблюдают за нами. — Что там произошло между вами двумя? — с интересом спрашивает Рэт, наклоняясь вперед с ухмылкой. Он смотрит на Эмму. — Что ты сделала на этот раз?

Страйкер тоже наклоняется к нам.

Эмма качает головой.

На этот раз я с ней согласен. — Позже, — говорю я им обоим.

Страйкер пожимает плечами и подзывает официантку. Женщина ставит две тарелки с гамбургерами и картошкой фри для нас, черный кофе для меня и кока-колу для Эммы. Страйкер благодарит ее с ухмылкой. Она краснеет и убегает.

Как только официантка уходит, Страйкер смотрит в окно, кажется, погруженный в свои мысли, и не прикасается к тому, что осталось от его картошки фри. Его бургер съеден только наполовину.

Все в его поведении не так. Страйкер обычно отвергает все, что вы ставите перед ним, и обычно он преследовал бы меня за каждую деталь того, что Эмма сделала, чтобы вызвать напряжение между нами.

— Что тебя гложет, чувак? — спрашиваю я его, макая жареную картошку в кетчуп, который прилагался к еде.

— Ничего, я в порядке. — Он берет свой кофе и выпивает половину.

Я наблюдаю за ним секунду, не купившись на это. По какой-то причине он смотрит на Эмму, и его лицо становится белым. Он с трудом сглатывает.

Рэт хмурит брови, переводя взгляд к окну. — Ты не очень хорошо выглядишь, Страйк. Ты же не собираешься наброситься на меня, правда?

Страйкер со стуком опускает свою чашку. Блюдце трескается. — Я пойду проверю, как там моя малышка. — Он встает на ноги и уходит. Я смотрю, как он тащится через стоянку к гаражу, хотя на починку его байка уйдет по меньшей мере еще час.

— Что это значит? — спрашиваю я Рэта.

— Я понятия не имею, — говорит Рэт, звуча так же взволнованно, как и я, когда он смотрит, как он уходит через плечо. — Он, наверное, просто разозлился из-за своего байка. Он любит свою девочку.

Но я могу сказать, что Рэт убежден в этом не больше, чем я.

Я переключаю свое внимание с моего лучшего друга на другое осложнение — женщину, которая без энтузиазма ест рядом со мной.

В течение следующих получаса, пока мы едим, она бросает на меня беглые взгляды. Я вижу это в ее глазах; она все еще пытается понять, почему я сохраняю ей жизнь.

Хотел бы я знать ответ.

Но я также вижу кое-что еще в ее глазах, когда она смотрит в мои, ища милосердия, которого она не найдет, страх перед тем, что с ней случится, когда я решу разобраться с ней за то, что она пошла против меня, взяв этот бумажник.

Я провожу пальцами по густым темным кудрям, которые падают ей на плечи. Мои пальцы касаются ее шеи сбоку, и она напрягается, ее шея напрягается от усилия не отстранить голову. Борьба в ней заставляет меня улыбнуться.

— Я не могу дождаться, когда отвезу тебя в Попс, — шепчу я ей на ухо, проводя пальцами по ее руке на столе.

Она пытается вырвать свою руку, и я переплетаю ее пальцы со своими, сжимая так, что это выглядит как нежная хватка, удерживая ее руку под своей. Она едва заметно вздрагивает.

— Ты предала меня, Маленькая Воровка. После сегодняшнего вечера ты даже не подумаешь о том, чтобы снова ослушаться меня.

Эмма вскидывает голову. Ее темные бездонные глаза расширяются, горячий маленький рот приоткрывается. Мой член яростно дергается.

Ее страх осязаем. Этот страх поселяется у меня в животе, тошнотворно приятное тепло, как сытная еда для голодного человека. Я позволил ей добраться до меня, позволил ей открыть меня, позволил себе доверять ей. Этого больше не повторится. Это невозможно, если я хочу оставить ее себе.

Возмездие придет за ней сегодня вечером, и ничто не спасет ее от моего гнева.

Глава 7

Дело, о котором нужно позаботиться

Спайдер

Поездка до Попс займет чуть больше часа, но, если возвращаться назад, она растянется почти до полутора часов. Добавьте к этому еще почти два часа на ремонт байка Страйкера, и мы доберемся до здания клуба только почти в восемь.

Ранний вечер на редкость пасмурный, но все еще густой от смога и чертовски жаркий. Футболка под порезом прилипает к спине, волосы пропитаны потом и прилипли к лицу. Я люблю жару, но не эту чертову сырость, духоту, засоренность, которая душит горло, перегревая как человека, так и байк. От смога мне хочется кашлять.

Эмма прислоняется ко мне, прижимаясь щекой к задней части моего пореза. Она изо всех сил сжимает мою талию, все еще явно непривыкшая к езде, и особенно не на той бешеной скорости, которая мне нравится. Клянусь, я чувствую недовольство в ее хватке, чувствую, как она смотрит мне в спину каждый раз, когда поднимает голову, хотя я не вижу ее лица.

Я, наверное, никогда, блядь, не перестану любить ее гнев или ее ненависть ко мне. Но с другой стороны, тот парень, который забрал ее у меня, чертовски прав; мне всегда нравились строптивые женщины.

Импульсивно я наклоняюсь и обхватываю ее бедро, прижимая его к своему бедру.

Не в силах рискнуть отпустить меня, руки Эммы напрягаются, как будто она пытается задушить меня, как удав. Я смеюсь над этим.

Очевидно, она поняла, что ее хватка ни к чему не приведет, потому что ослабила ее. Она поворачивает лицо в другую сторону, и в этом движении отчетливо чувствуется, что она отчаянно пытается отгородиться от меня.

Я ухмыляюсь и похлопываю ее по бедру, и клянусь, что слышу, как она скрипит зубами даже через мой двигатель. Черт, я не могу дождаться, когда окажусь внутри нее, почувствую, как ее ногти царапают мою спину, а ее киска доит мой член.

И позабавлюсь с ее страданиями, и заставлю ее понять, что до сих пор она даже близко не подошла к тому, чтобы увидеть во мне монстра.

Я чуть не потерял ее сегодня, и то, что она вернулась, заставляет торжество бушевать во мне, как огонь. Это идет прямо к моему члену, и мне нравится почти болезненная потребность обладать ею.

Черт. Я чувствую себя завоевателем, поймавшем свою сбежавшую невесту, готовый вернуть ее, напомнить ей, что значит принадлежать гребаному Бандиту.

Нормальный мужчина, вероятно, почувствовал бы угрызения совести, отвращение к самому себе за то, что взорвал этот кусок дерьма. Только не я. Я чувствую победный прилив адреналина. Этот ублюдок украл то, что принадлежит мне, и теперь, когда я знаю, что он похитил ее, что она не уезжала с ним добровольно, его смерть приносит удовлетворение, которое, вероятно, напугало бы ее до чертиков, если бы она знала.

Жестокость его смерти заставляет меня чувствовать себя животным, как что-то из тех фильмов, которые так любит Рэт, о варварах, которые грабят деревни и тащат женщин на своих плечах.

Я рад, что убил этого ублюдка, но кем он был? Почему он забрал ее? Так много вопросов, каждый из которых так же неразрешим, как и предыдущий. Я не уверен, что она не знает этого человека или, по крайней мере, на кого он работал и чего они от нее хотят.

Нам придется еще немного поболтать обо всех секретах, которые она скрывает.

Мои кулаки сжимают руль так, что костяшки пальцев белеют. У нее хватило гребаной наглости украсть бумажник этого парня. Она собиралась снова бежать. О, ей будет больно за это. Ее пребывание в камере Каспера будет выглядеть как гребаная прогулка в парке по сравнению с тем, что произойдет с ней сегодня вечером.

Мысль обо всем, что я с ней сделаю, успокаивает бушующий во мне гнев. Пока я не подумаю о том, что произошло между нами ночью после того, как Кэпа подстрелили. Я позволил себе приблизиться к ней. Этого больше не повторится.

Было ли это вообще реально? Или я воображал тепло в ее улыбках, мягкие вздохи удовлетворения, когда ее тело прижималось к моему всю ночь?

Мои губы сжимаются. Я почти останавливаю мотоцикл и тащу ее в ближайшую пещеру. Я почти приподнимаю ее задницу и упираю ее лицом вниз и врезаюсь в нее прямо здесь и сейчас, и к черту все, что нужно, чтобы добраться до Попс. К черту президента, который ждет нас.

Клубный бизнес всегда на первом месте. Только осознание этого факта сдерживает мой гнев. Но после…