Кто никогда не путешествовал по горным дорогам, да еще на старом разболтанном автобусе, скрипящем, крякающем и кренящемся на каждом повороте, тот вряд ли поймет, как замирает сердце пассажира, поглядывающего из окна на бездну сбоку, а кажется — прямо перед колесами. Развалюха подпрыгивала на каждом камне. Королевство, называется… Вряд ли короли ездят по таким кручам в дребезжащем тарантасе. Ну разве что когда-то средневековый король Фердинанд, прославившийся собиранием земель, борьбой с захват чиками-маврами, пришедшими в восьмом веке из Северной Африки, религиозным рвением да страстной любовью к своей обожаемой Изабелле. Моника Стивенсон, однако, не очень страдала от тряски. Ей чудом досталось сидячее место, а кроме того, она именно так и представляла свой вояж, когда уговаривала друзей отпустить ее на денек-другой. Чтобы понять чужую страну, надо ощутить ее кожей, побыть в окружении местных жителей, среди народа, — палубы элитных круизных теплоходов и кабина комфортабельного лимузина с кондиционером для этого не годятся. Вот тебе, дочка английского миллионера, народ: женщины в наброшенных на плечи черных шалях ручной работы держат свои корзины с городскими покупками, поразительным образом умудряясь сохранять гордую осанку при такой тяжелой ноше. Рядом сидят темнокожие мужчины. Около Моники балансирует на крутых поворотах цыганка в длинной пестрой юбке, а в руках у нее веревка, на которой висят медные кастрюли и сковороды, длинно позвякивающие на всяком ухабе. Через два ряда от Моники на ободранном сиденье спит старичок-священник. Голова опущена на грудь, глаза прикрыты.
Андалусия! Этот край на самом юге Испании произвел на Монику огромное впечатление. Здесь все вызывало у нее восхищение. Страстные танцоры фламенко! Альгамбра — мавританский замок в Гранаде! Но при всем своем изяществе или грандиозности это все сувенирная экзотика. Хочется же узнать и понять этих людей изнутри, в их повседневной, обыденной жизни. Как они думают, как любят и ревнуют, каким видят мир…
И тут кто-то запел. Моника приподнялась со своего места и пристально всмотрелась в лицо певца. Это был очень бедно одетый старик с давно нечесанными волосами, но с удивительно ясным и теплым взглядом. Моника наблюдала за ним и внимательно слушала, впитывая в себя мелодию. Слов она не понимала, хотя перед путешествием выучила по разговорнику слов триста по-испански. Но песня, ее тональность и гортанный голос певца, чудесным образом нашли тропинку в ее душу. Казалось, в песне воплотились эти горы, близкое море, высокое небо над головой, дрожащий от зноя воздух, аромат розы и цитрусовых, растущих здесь повсюду, и сама душа этого древнего загадочного народа, бедного, гордого и свободолюбивого.
По другую сторону прохода какая-то старушка принялась покачиваться в такт музыке, а цыганка рядом с Моникой увлеченно прихлопывала руками. Вот Андалусия!
Именно такой эта страна и виделась ей в мечтах.
Монике совсем не понравилось в Малаге, столице Андалусии, где яхта пришвартовалась на пару дней. Остальные были в восторге, но для Моники Малага мало чем отличалась от тех мест, где они успели побывать за время путешествия по Средиземному морю.
— Тебе нравится?
Моника стояла на палубе, когда подошел Алек. Она не обернулась. Какое-то время они молча смотрели на ослепительно сияющий под лучами солнца город.
— Красота, правда?
— Да.
— Кстати, Моника, а не здесь ли жил тот художник-чудак?
— Ты имеешь в виду Пикассо? Кажется, он здесь родился…
— Да не Пикассо, глупышка. Я имел в виду парня, которого ты подцепила во Франции. Пьер… или как его там?
— Паскаль, — медленно поправила она и нахмурилась. — Он живет не в Малаге. Чудак… Значит, вот как ты думаешь, Алек. А я совсем о нем позабыла.
— У тебя столько знакомых неудачников и бездельников, что всех их не упомнишь.
Он насмешливо улыбнулся.
— Паскаль не неудачник! — запальчиво возразила Моника.
Она знала, что Алек считает ее избалованной богачкой, способной на любые глупости.
— Но ты дала ему денег?
— Только чтобы он продержался, пока не продаст свою первую картину.
— И ты в это веришь? — с издевкой спросил Алек.
— Он неплохой художник. Великим ему, конечно, не стать, но я бы купила одну из его работ. Честно.
— Он намекнул, когда собирается вернуть долг?
— Нет, прямо не обещал. Он только сказал, что подарит мне пару картин, которые собирается написать в одной горной деревушке… если я приеду его навестить.
— Он точно знал, что ты никогда не приедешь.
— Может быть…
Она помолчала, а потом добавила задумчиво:
— А я бы поехала!
— Моника! Я просто пошутил!
— Ну и шути на здоровье! А я найду тот клочок бумаги, на котором записала название деревни. И поеду.
Моника рассматривала окрестности, прижавшись к пыльному оконному стеклу. Горы тут упирались прямо в небо, а на равнинах под тяжестью плодов сгибались апельсиновые и оливковые деревья, их рощи занимали все место между несколькими полуразрушенными замками. Теплынь, бирюзовое небо, изобилие красок — вся роскошная южная красота этого края завораживала ее.
— Сеньорита! Сеньорита!
Монике показалось, что обращаются к ней. Она удивленно огляделась по сторонам и встретилась с пристальным взглядом сидящей рядом женщины.
— Ваша деревня… мы приехали. Это ваша остановка!
Моника стояла на дороге, провожая взглядом удаляющийся автобус. Она осмотрелась, и тут ей стало не по себе. Зачем она сюда приехала? Кто и что ее здесь ждет? «Вам будет нетрудно меня найти», — сказал Паскаль на прощанье.
А как? Наверное, стоит пойти на площадь, все-таки центр этого захудалого поселка, может, там кто-нибудь ей подскажет? Художники, да еще иностранцы — люди в таких местах заметные, всем известные, не то что в городе. Крестьянским трудом не заняты, а ходят себе, не от мира сего, с мольбертом… На площади группами стояли мужчины, негромко гомонили. Моника медленно обошла их, заглядывая в лица в поисках Паскаля. Мужчины замолкали при ее приближении и продолжали молчать, когда она отходила, провожая тягучими любопытными взглядами. Моника ускорила шаг. Неприятно, когда на тебя так глазеют. Может, у нее не в порядке одежда?
Моника со страхом огляделась по сторонам. И тут до нее дошло.
На площади не было ни одной женщины! Окончательно сбитая с толку, Моника поспешила на узкую, мощенную булыжником улочку с белыми домиками, узенькие окна которых очень напоминали щелки. Тут она увидела нескольких женщин, прогуливающихся с детьми. Они подозрительно смотрели на Монику.
Моника подходила по очереди к каждой женщине.
— Паскаль? — спрашивала она. — Паскаль? Я ищу его.
Женщины ее не понимали, каждая из них отступала на шаг и что-то невнятно бормотала.
Должен же быть в этой деревне хоть один человек, знакомый с Паскалем! Навстречу Монике шел крестьянин с ослом, навьюченным тяжелыми корзинами с ароматным хлебом. Она подошла и к нему.
— Паскаль? Художник? Картины!
Сообразив, что ее испанский не слишком впечатляет испанца, она перешла на язык жестов. Человек внимательно посмотрел на Монику, а затем обрушил на нее поток испанских слов, разобрать которые она, конечно же, не смогла. Закончив речь, он с чувством выполненного долга продолжил путь вместе с ослом.
Моника медленно побрела обратно на площадь. Неужели здесь никто не говорит по-английски? Сейчас ей хотелось только одного: вернуться в Малагу.
Мужчины по-прежнему стояли на площади. Они снова уставились на Монику, нагло и вызывающе. Ей стало по-настоящему страшно.
Она подошла к мужчине, смотревшему на нее не столь раздевающим взглядом.
— Паскаль? Художник?
Он медленно качнул головой, не понимая, чего она от него хочет.
Моника двинулась к соседней группе мужчин и попыталась выяснить, не знают ли они, где найти художника из Франции.
Вместо ответа мужчины окружили Монику плотным кольцом. Она медленно попятилась, выставив перед собой руки.
— Пожалуйста, не трогайте меня!
И тут один из мужчин подошел к ней вплотную, и она почувствовала чужую требовательную руку на своей груди. Моника отскочила назад. Но к ней потянулись другие руки, их пальцы запутывались в ее волосах, рвали бусы, хватали за юбку.
Моника запаниковала. Вот тебе и народ, любительница прямых контактов. Захотелось тебе настоящего, нефальшивого, подлинного — получай… Но вдруг до нее донесся чей-то крик. Слов она не понимала, но уловила властность, звучавшую в голосе. Мужчины недовольно забормотали, но расступились и пропустили спасителя. Он схватил Монику за руку и потащил за собой.
— Спасибо, — прошептала она, трясясь всем телом. — Сеньор! Я…
— Боже, да помолчите вы! — оборвал незнакомец по-английски ее попытку поблагодарить его по-испански.
Звук родного языка показался ей почти чудом.
— Вы… вы говорите по-английски?
Он удивленно посмотрел на нее. Но тут Монике изменили силы, она пошатнулась и чуть не потеряла сознание.
— Эй! — сказал незнакомец, подхватывая ее под руки. — Как я понимаю, вы что-то ищете и не остановитесь, пока не найдете. Только вы выбрали неудачное место для поисков. У меня неподалеку отсюда есть небольшое поместье. И я вас приглашаю.
— Большое спасибо. Я бы с радостью, только… — Она неуверенно посмотрела на часы. — Я должна сесть на автобус до Малаги, но не знаю расписания.
— Зато я знаю. У вас полно времени.
Он подвел Монику к небольшому автомобилю и учтиво распахнул перед ней дверцу.
— Прошу.
Он заговорил снова, только когда они выехали за околицу:
— Что же вы так настойчиво разыскиваете?
— Я приехала к одному человеку. Его зовут Паскаль, и он художник.
— А вы с ним договаривались? Почему он вас не встретил?
— Он… он не знал о моем приезде.
— Как это — не знал?
Он с недоумением посмотрел на нее, и Монике почудилась насмешка.
— Я хотела сделать ему сюрприз, — попыталась оправдаться она.
— Понимаю.
— Вы… вы его, случайно, не знаете?
— К сожалению, нет. Но дома у меня есть замечательный апельсиновый сок. Как только вы его попробуете, вам сразу полегчает.
Он свернул с дороги и осторожно припарковал машину в тени миндальных деревьев у небольшого белого домика.
Вскоре они сидели на тенистой веранде, и Моника маленькими глотками пила холодный сок. Хозяин дома устроился рядом в шезлонге.
— Эти мужчины… — начала она нерешительно, — они всегда стоят на площади?
— Нет.
— А почему они были там сегодня?
— Это сборщики фруктов, — объяснил он. — Сезонные рабочие. Они приезжают, когда приходит время сбора цитрусовых, ждут на площади и надеются, что хозяева плантаций наймут их.
— Ах вот как! А я так перепугалась! — От неприятного воспоминания у Моники по спине пробежал озноб. — Знаете, я никогда в жизни не была так рада родной речи…
— А мне, — с иронией добавил он, — никогда в жизни не было так неловко.
— Что? Почему? — Моника с возмущением вскочила со стула. — Они ведь издевались надо мной, так?
Серые глаза цинично смотрели на нее.
— Нет! Это нормальные, но голодные волки, увидевшие вкусного барашка на голубом блюдечке.
— Но…
Он наклонил голову и сделал большой глоток, а затем спросил:
— Ответьте, ради Бога, зачем вы вообще приехали в эту деревушку?
— Я же сказала, я ищу знакомого художника из Франции…
— В Малаге вы можете одеваться и раздеваться, как вам заблагорассудится. Там нравы свободные. Но в предгорных районах нравы иные. Другие представления о приличиях… — Он посмотрел на ее полурасстегнутую прозрачную блузку без рукавов, голый пупок, яркие бусы и мини-юбку. — Мужчины приняли вас за проститутку, поэтому так себя и вели.
— Какое низменное племя, — яростно прошипела она, — плебеи…
— Когда женщина одевается как проститутка, — перебил он ее, — с ней и обращаются соответственно.
Она резко вскочила на ноги.
— В жизни не слышала большего хамства! — Ее глаза сверкали. — А вы — слишком много о себе возомнивший мужлан!
— Мужлан? Слишком много о себе возомнивший?
Она заметила, что за насмешкой в его голосе скрывается что-то еще.
— Может, вы знаете еще парочку столь же очаровательных выражений? — вдруг поинтересовался он.
— Как вам понравятся заносчивый, бестактный и узколобый? — громко произнесла Моника, не глядя ему в глаза.
— Потрясающе! — улыбнулся он ей. — У вас удивительно богатый словарный запас!
— Рада, что вам понравилось. — Моника схватила свою сумку. — Надеюсь, вам не покажется неблагопристойной просьба подбросить меня в деревню, чтобы я успела на автобус до Малаги?
— Неблагопристойной? — Он рассмеялся. — Все-таки у вас богатая лексика.
— Для вас это так важно? — поинтересовалась Моника.
Что-то в его голосе заинтриговало ее.
— Да, очень.
Было похоже, что он хочет задать ей важный вопрос.
— Вам, случайно, не нужна работа?
— Нет, а похоже, что нужна?
— Нет, я просто подумал…
— О чем?
— Да так, ерунда.
— А почему вы спросили меня о работе? — Она со скучающим видом уставилась на оливковые деревья. — Вам нужна сборщица фруктов? Думаю, вы без проблем можете нанять пару мужиков с площади. Женщина в мини-юбке на лестнице у дерева… — Моника засмеялась.
— Нет, нет. — Он немного помолчал, а потом решительно произнес: — Мне нужна секретарша.
— Секретарша?
Моника удивленно посмотрела ему прямо в глаза.
— Да. Девушка, умеющая печатать, стенографировать, грамотно писать, с богатым словарным запасом.
— А вы кто? Преподаватель английского?
— Я писатель. Пишу роман.
— Ах, писатель?
— Вы и представить себе не можете, как трудно найти здесь помощника, говорящего по-английски.
— Я заметила, — ответила она. — А что, компьютером не владеете или брезгуете достижениями цивилизации?
— Владел бы, если бы, как вы правильно выразились, не брезговал. Дело в том, что я могу только от руки писать, иначе качество не то. Но у меня имеется печатная машинка.
— Как романтично, как в старину. Но вряд ли вам подойдет секретарша, похожая на проститутку, — холодно ответила Моника.
— Ну, внешний вид легко поправить.
— Это ничего не меняет. Работа мне не нужна. И я сама решаю, как мне одеваться. И вообще, — ехидно добавила Моника, — очень многим нравится мой стиль. А теперь не могли бы вы все же отвезти меня обратно в деревню?
Джефф Хантер («Зовите меня Джефф», — так он наконец ей представился) проводил ее до самого автобуса, и Монике не пришлось снова идти одной по площади, под жадными взглядами батраков.
— До свидания, мисс Стивенсон! — попрощался он. — Жаль, что вам не нужна работа. Наверное, вы не сидите сложа руки там, где научились так изысканно управляться со словами. — Джефф ухмыльнулся.
— До свидания, мистер Хантер, — вежливо ответила Моника, но от колкости все же не удержалась: — Большое спасибо за апельсиновый сок и мое спасение! Благодарю за тонкие советы относительно моего внешнего вида. Обязательно куплю вашу гениальную книгу. Буду читать и вспоминать о вас, благородном рыцаре.
Моника устроилась поудобнее на своем месте и выглянула в окно. Ей так хотелось, чтобы Джефф помахал ей напоследок. Но он сел в машину и уехал, ни разу не оглянувшись.
Моника поджала губы. Она не могла поверить, что совершенно его не заинтересовала. Все знакомые мужчины буквально валялись у ее ног, готовые исполнить любую прихоть. Конечно, она часто думала, не относятся ли они к ней так только потому, что знают об огромном состоянии, которое она унаследует. А этот? Хам, конечно, и циник. Но безумно обаятельный. И мужественный, сильный и целеустремленный, с чувством собственного достоинства. Моника неохотно призналась себе, что поспешный отъезд Джеффа сильно ее разозлил. Она сделала глубокий вдох и решила больше не думать о нем. Она в Андалусии и должна еще полюбоваться великолепными видами по дороге до Малаги.
— Привет, путешественница.
Поднявшись на палубу яхты, Моника увидела развалившегося в шезлонге Алека.
— Привет, лежебока.
— Устраивайся поудобнее, а я принесу тебе что-нибудь выпить, — предложил он и ушел.
Несколько минут Моника просто лежала с закрытыми глазами. Когда Алек вернулся, Моника села и взяла из его рук бокал сока.
— Ну, ты нашла своего художника?
— Нет, не нашла.
— Жаль. Но это и неудивительно.
— Почему?
— Паскаль не производил впечатления надежного человека… во всяком случае на меня. Правда, все твои подопечные отличаются большим непостоянством.
— А ты отличаешься оригинальностью и поразительно логичным ходом мысли! — Моника залпом осушила бокал. — Только потому, что Паскаля не оказалось в деревне, ты заявляешь, что он пустобрех.
— Где же он, Моника?
— Не знаю. Может, отправился в Малагу купить краски, и я с ним разминулась! А может, уехал. Он же не обязан был меня ждать. Кто знает, — продолжала Моника не без иронии, — возможно, сама королева попросила Паскаля написать ее портрет!
— Точно! Как я не догадался! — рассмеялся Алек.
— Фу, как я не люблю такого пренебрежительного отношения к моим, как ты их называешь, подопечным. И впредь я попрошу тебя, Алек, держать при себе свое мнение о моих поступках.
— Хорошо. — Алек с улыбкой протянул Монике руку в знак примирения. — Я не собирался обижать тебя. Прости.
Монике хотелось расслабиться. Но не состоит ли вся ее жизнь только из отдыха и развлечений?
Уже целый месяц она катается на яхте по Средиземному морю, и ее не покидает ощущение пустоты и никчемности подобного существования. В ее жизни нет смысла, нет цели. Только бесконечная череда вечеринок, бессмысленных разговоров и ничегонеделания.
Другие люди работают. Миллионы людей на земном шаре работают. Все они заняты, у всех есть профессия и обязанности. Они нужны в этом мире, а она?
Наверное, большинство из них мечтает о такой шикарной и беззаботной жизни, как у Моники…
С каким удовольствием она поменялась бы с ними местами.