6

– Мне все время не дает покоя один вопрос, – поинтересовался Сэм, склонившись над картой Сарасоты, которую Алисса разложила на капоте. Они отмечали на ней адреса встреч анонимных алкоголиков, и пытались решить, который из них выбрала бы Мэри-Лу.

Алисса выпрямилась.

– Правда? Странно, потому что мне тоже не дает покоя один вопрос, – заявила она. У Сэма вдруг сделалось очень виноватое лицо. Неужели он догадывается, о чем она собирается спросить? – Это насчет наручников.

Вчера, когда она остановила машину у заправки и ушла в туалет, он с легкостью снял наручники, хотя, по утверждению производителей, их замок невозможно сломать или вскрыть. Но это была та же самая пара, которой той ужасной ночью почти два года назад Алисса уже приковывала Сэма к себе. Тогда она так напилась, что потеряла ключи, а Сэм даже не упомянул, что может обойтись и без них.

– Аа-а, – протянул он. – Ну да, я уже давно жду, что ты об этом спросишь. – Он слабо улыбнулся. – Послушай, может, лучше сначала займемся моим вопросом? Потому что, если я отвечу, ты так разозлишься, что уже не захочешь говорить со мной.

Алисса зло усмехнулась. Все ясно! Значит, он и тогда мог расстегнуть эти чертовы наручники. Вряд ли он научился этому трюку только вчера утром. Она знала. Она знала это. Он умышленно заставил ее пережить унижение и испуг…

– Какой же ты все-таки засранец, Старретт!

Сэм молча смотрел на нее своими невероятными глазами точно такого же цвета, как начинающее темнеть небо.

– Да, – наконец согласился он. – Может, и так. В смысле, с какой-то точки зрения ты, наверное, права. Ты имеешь право считать меня засранцем и злиться на то, что я не открыл замок, хотя и мог. Но, по правде говоря, в тот момент ты меня об этом и не просила, и… – Он отвернулся и покачал головой, но потом опять прямо посмотрел ей в глаза. – А теперь попробуй взглянуть на все это с моей точки зрения. Я ведь искал какого-нибудь способа остаться рядом с тобой. Если бы я расстегнул наручники, мне бы ничего не оставалось, как уйти. А я, наверное, надеялся, что ты… ну, не знаю… привыкнешь ко мне? Я ведь уже был совсем рядом. И надежно к тебе пристегнут. И подумал, что, если это продлится подольше, ты успеешь ко мне… привязаться. Черт! Я вообще не знаю, о чем я тогда думал, Алисса. Я знал только, что с ума по тебе схожу. И что только что закончилась самая лучшая ночь во всей моей жизни, а у тебя после нее остались одни сожаления.

Алисса не знала, что на это ответить, и потому решила промолчать. Ей вдруг стало трудно выдерживать взгляд Сэма, и она опустила глаза в карту. В то ужасное утро она была совершенно уверена, что он разболтает о том, чем они с ней занимались, всем своим друзьям и сослуживцам – людям, с которыми ей потом придется работать. И еще она боялась. Боялась многого: того, что они с Сэмом станут слишком близки. И того, что он решит, будто она в него влюбилась. И того, что она действительно в него влюбится.

Она до сих пор всего этого боялась.

Сэм откашлялся, но все равно его голос был больше похож на шепот:

– Я, наверное, надеялся, что потом, когда пройдет похмелье и ты… успокоишься, то поймешь, что я не так уж плох. В смысле, я ведь тебе вроде нравился вечером и ночью тоже, и мне не хотелось думать, что все дело только в алкоголе. Я и сейчас так не думаю.

Алисса все еще не могла взглянуть на него, поэтому делала вид, что внимательно изучает карту.

– Правильно, что не думаешь, – призналась она. – Дело совсем не в алкоголе. По-моему, я ясно дала тебе это понять, в Казбекистане.

Полгода спустя, когда она сама пришла к нему в комнату.

Сэм молчал и внимательно смотрел на нее, а Алисса искала на карте Бенева-Роуд.

– Вот она, и вот лютеранская церковь.

Сэм тоже склонился над картой и почти коснулся Алиссы щекой.

– Да, это удачное место, – кивнул он, – как раз посередине между ее старым домом и новым.

– Да. – Алисса поставила на карте галочку и наконец решилась поднять на него глаза. – А ты не хочешь извиниться?

– Нет, – пожал плечами Сэм и стал на секунду похож на прежнего самоуверенного Старретта: – Почему я должен извиняться, если делал то, что мне казалось правильным? Это тебе надо извиниться передо мной.

– Что? Ну, конечно! – засмеялась Алисса.

– Я серьезно. Ночью ты трахаешь меня так, будто я последний мужчина на свете, доводишь до того, что я уже начинаю сочинять стишки и рифмую «любовь» и «кровь», а утром просыпаешься и обращаешься со мной, как с дерьмом на палочке. Между прочим, мои раны до сих пор не затянулись. – Он ткнул пальцем в карту. – А вот баптистская церковь.

Алисса поставила еще одну галочку.

– Как же ты мучился той ночью! Бедный мальчик!

– Нет, я мучился весь следующий день и еще много-много дней, после того как понял, что ты меня нисколько не любишь. Ты просто использовала меня для секса. Мне было очень хреново.

– Яркий пример намеренного искажения истории! – разозлилась Алисса и бросила карандаш. – А разве ты не использовал меня, Старретт? Или ты забыл, как специально напоил меня? Ты меня не просто использовал, а использовал с циничным расчетом.

– Нет, – возразил он. – Ничего подобного. Я напоил тебя не для того, чтобы потом трахнуть. Я напоил тебя, потому что ты была вся на нервах и я хотел помочь тебе расслабиться.

– А потом воспользовался моим неадекватным состоянием.

– Согласен. Но, когда ты в «неадекватном состоянии», – передразнил ее Сэм, – тебе довольно трудно сопротивляться. Я что, должен был сказать: «Нет, нет. Не трогай меня! Только не это!», когда ты разделась и уселась на меня верхом?

Алисса чувствовала, как пылают щеки. Неужели она действительно это сделала? Она помнит только, как… О, господи! Вся ночь вспоминается, словно в тумане.

– Алисса, я ведь живой человек, – продолжал Сэм. – И, кстати, могу тебя поздравить – ты тоже. Той ночью ты это доказала. И, между прочим, в этом нет ничего ужасного.

– Ты не понимаешь. Ты ведь не женщина – к тому же темнокожая, – которая пытается чего-то добиться в мире, где правят белые мужчины, – тихо сказала Алисса.

– Я не понимаю, при чем здесь это, – также тихо возразил Сэм. – И уж во всяком случае ты должна бы радоваться тому, что рядом есть кто-то, кто тебя любит.

«Любит». Опять он произносит это слово.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросила Алисса. Сэм усмехнулся:

– Не знаю, но почему-то мне кажется, что ты мне сейчас об этом расскажешь.

– Ты совершаешь очень распространенную ошибку. Ты говоришь: «Я люблю», когда на самом деле надо сказать: «Я хочу». Ты думаешь, это одно и то же, но это не так. Любят женщину совсем не за то, что она «трахается так, будто ты последний мужчина на свете», – процитировала Алисса. – Я не сомневаюсь, что ты хотел меня, Сэм. И до сих пор хочешь. Потому что на каком-то примитивном физическом уровне я и сама тебя хочу. Но это не любовь. Это жажда обладания. И это не длится долго. Любовь – это что-то, что ты отдаешь, а не берешь.

Сэм нашел на карте последний нужный им объект и, подобрав карандаш, поставил галочку, потом пометил все объекты цифрами «1», «2» и «3».

– А что тогда у тебя с Максом? Настоящая любовь?

– Не знаю, – призналась Алисса. – Мы с Максом… – Она покрутила головой. – Все сложнее, чем ты думаешь.

– Могу себе представить. Не возражаешь, если я сяду за руль?

– Нет.

Но ключи она отдала ему, только после того как сама уселась на пассажирское сиденье.

Улыбнувшись, Сэм скомкал пакетик от «М&М», валявшийся на полу, и засунул его в бумажный мешок из Макдоналдса.

– Все еще думаешь, что я могу уехать без тебя?

– Не думаю, а точно знаю, – кивнула Алисса. – Если я дам тебе такую возможность, то в ближайшие… – Она посмотрела на часы —… сорок два часа и семь минут ты непременно попробуешь сбежать. Если, конечно, мы не найдем Хейли раньше.

Сэм завел машину.

– Кто знает? Может, в скором времени мне удастся сильно тебя удивить.


Уитни вела себя очень странно.

Весь день она никуда не выходила и бесцельно слонялась по дому. Оглядываясь, Мэри-Лу каждый раз обнаруживала ее где-нибудь поблизости.

Она даже предложила помочь, когда Мэри-Лу достала пузырек с лаком и собралась красить ногти.

Вообще-то это здорово действовало на нервы. Особенно когда Мэри-Лу уложила Хейли и Аманду поспать после обеда, а Уитни взяла журнал и расположилась в кресле прямо в ее гостиной.

Мэри-Лу рассчитывала, что, пока девочки спят, она успеет вернуть оружие в кабинет Короля Фрэнка.

Сейчас при свете дня ей казалось, что заряженные ружья в непосредственной близости от двухлетних детей – гораздо более серьезная опасность, чем неведомый террорист-убийца.

Но Уитни, которая раньше только и думала, как бы улизнуть из дома, сейчас не желала никуда уходить.

Мэри-Лу прикрыла дверь детской, и Уитни отложила в сторону журнал:

– Помнишь, как в «Изгое» Том Хэнке возвращается с необитаемого острова и приходит к Элен Хант? Правда, романтично?

– По-моему, очень грустно. Она ведь замужем за другим.

– Да, – согласилась Уитни. – Я всегда считала, что они должны снять продолжение. Там муж начал бы ее бить, и она бы от него сбежала, а Том Хэнке спас бы ее. Вот это было бы романтично, да?

– А ты не собираешься пройтись по магазинам? – с надеждой спросила Мэри-Лу. Сейчас оружие было надежно заперто в шкафу в ее спальне, но она все-таки волновалась, зная привычку Уитни совать нос куда не следует. А если Король Фрэнк передумает и неожиданно вернется домой?

Тогда ее немедленно уволят.

Если она не сможет вернуть оружие в кабинет в течение ближайшего часа, значит, придется ждать ночи.

– Я думаю, это было бы очень романтично, – заявила Уитни и опять взялась за журнал, явно не собираясь двигаться с места.

Мэри-Лу вздохнула и тоже открыла книгу.

До вечера еще долго.


Как только машина выехала за пределы военно-морской базы, Непредсказуемый Кармоди коротко переговорил с кем-то по телефону и развил первую космическую скорость.

Тома, сидящего сзади между Лопесом и Дженком, буквально вжало в сиденье. К тому же оно было тесновато для трех «морских котиков», хотя Марк Дженкинс и считался самым миниатюрным в отряде. Иззи сидел спереди рядом с Кармоди и держал на коленях автомат. Обычно эти двое непрерывно подкалывали друг друга и шутливо переругивались, но сейчас сидели молча, как на похоронах.

– Куда мы едем? – спросил Том.

– Мы уже скоро там будем, сэр, – последовал неопределенный ответ.

Если бы они не были такими мрачными, Том решил бы, что бывшие подчиненные выкрали его с базы, для того чтобы отвезти в «Ритц» или другой шикарный отель, где они с Келли смогли бы достойно провести первую брачную ночь.

Но психологическое напряжение в машине явно не соответствовало этой задаче, а когда она затормозила перед Мемориальной больницей Шарпа, дурное предчувствие, владевшее Томом, превратилось в настоящий ледяной страх.

– За каким хреном мы сюда приехали? – потребовал объяснений он, когда Непредсказуемый, невзирая на запрещающие знаки, остановился перед самым входом. – Кто-нибудь может мне ответить? Это приказ. Не забывайте, что я пока еще старше вас по званию.

– Сэр, нам приказали доставить вас сюда. Лейтенант Джакетт и старший офицер ждут вас, – отрапортовал Кармоди.

В тот же момент два нынешних командира шестнадцатого отряда показались в дверях. Лопес вылез из машины, и Том последовал за ним.

Его испугало вовсе не мрачное лицо Джаза Джакетта. Оно всегда было таким. Но при взгляде на старшего офицера Стэна Волчонка Том почувствовал, как по спине поползли мурашки.

Матерь Божья, у него ведь слезы на глазах!

– Нет, – сказал Том. Нет, нет, нет. Только не Келли! Стэн взял его за одну руку, Джаз – за другую, и так вместе они вошли в больницу.

– Томми, она жива, – быстро оповестил Стэн, – но доктора считают… – Его голос дрогнул. – Но они ошибаются. Эти дурни всегда ошибаются. Она настоящий борец. Она справится.

– У нее сильные внутренние повреждения, сэр, – вмешался Джаз, заводя Тома в лифт. – Они ждут, пока состояние немного стабилизируется, чтобы начать операцию. Она не приходит в сознание. Доктор сказал, что вам лучше быть здесь, когда… – Он откашлялся. – У нас не было времени на согласования, поэтому я решил провести учебную операцию и проверить надежность охраны базы.

Келли умирает. Никто из них не произнес этих слов, но все и так ясно.

Этого не может быть. Этого просто не может быть! Это просто часть того же страшного сна, который снится ему уже несколько дней. Только сейчас он стал гораздо страшнее.

– Что случилось? – спросил он, проходя в дверь с надписью «Отделение интенсивной терапии».

– Бомба в машине, – отрапортовал Джаз.

– Что? – Том на секунду остановился, но они увлекли его дальше.

– С ней был Космо, Томми, – добавил Стэн. – Он тоже ранен, но не так тяжело, как Келли. Лучше он тебе все расскажет.

Проклятье! Это он сам во всем виноват! Наверное, Келли слишком глубоко копнула, пытаясь доказать его невиновность, а Тому даже не приходило в голову, что она подвергает себя реальной опасности. Бомба в машине, черт бы все побрал!

– В ее машине? – с ужасом спросил он.

– Нет, – ответил Стэн, но Том уже не слышал его. Он увидел жену.

Она лежала на больничной кровати, опутанная массой проводов, трубок и чего-то еще…

Лицо исцарапано, волосы обожжены. Руки и нога на месте. Но ведь Джаз сказал: «внутренние повреждения».

Стэн или, может, Джаз пододвинул ему стул, и, опустившись на него, Том взял Келли за руку. Рука тоже была покрыта мелкими царапинами и порезами. Так бывает, когда рядом разлетается большое стекло.

– Привет, Кел, – произнес он, хоть и знал, что она его не слышит. А, может, все-таки… – Это я, Том.

Его голос дрожал и он замолчал, чтобы сделать глубокий вдох. Она не должна слышать, что он боится. Или сомневается. Она не должна даже думать о том, что может не справиться.

– Просто слушай меня, хорошо? – он наклонился к ней совсем близко. – Я буду здесь, с тобой. Все время. Ты не одна. Пожалуйста, не забывай об этом. Тебе надо только остаться живой. Надо бороться. Не бросай меня, ладно? Дыши. Сначала вдох, потом выдох. Помнишь, как я рассказывал тебе о специальной технике выживания под водой? Живи только настоящим моментом. Один вдох – один выдох. Не думай ни о чем, кроме этого. Не думай о том, как тебе больно и как ты устала. Вообще не думай. Только дыши. И живи. Я знаю, ты это можешь.

– Сэр.

Том поднял глаза и увидел рядом с собой медсестру, стоящую с какими-то бумагами в руках.

– Простите, что помешала, но хирург уже ждет, – сказала она, и ее глаза и голос, как показалось Тому, выражали надежду. – Не могли бы вы подписать эти формы?

– Кто будет оперировать?

– Анна Мари Кеньон, – ответил подскочивший Джаз. – Она руководит отделением травматологии. Она лучшая, Том. Я проверил.

Сестра начала что-то объяснять, но Том слышал только отдельные страшные слова: «остановить внутреннее кровотечение», «сила взрыва», «множественные повреждения», «почки и печень», «селезенка», «рискованная операция», «по мнению доктора Кеньон» и, наконец, – «единственный шанс».

Джаз наклонился к его уху:

– Перед вашим приездом я разговаривал с доктором Кеньон и позвонил кое-кому, чтобы обсудить ее кандидатуру. Она знает, что делает. Подписывайте документы, сэр.

Том отпустил руку Келли и взял ручку.

– А я могу побыть с ней пока?..

Сестра улыбнулась:

– Уверена, что Келли хотела бы этого. Вы можете проводить нас, но, к сожалению, только до двойных дверей.

До двойных дверей было не больше семи метров, и Том проделал весь этот путь, держа Келли за руку. Но потом ему пришлось отпустить ее.

– Не забывай, что я тебе сказал, – попросил он. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он еще увидел ее живой! – Я люблю тебя.

Носилки скрылись за глухими двойными дверями. Даже не оглядываясь, Том знал, что Стэн и Джаз стоят рядом.

– Отведите меня к Космо, – скомандовал он. – Быстро.


Оказалось, что к выздоравливающим алкоголикам не так-то легко подобраться.

Алисса всегда думала, что на подобных собраниях люди встают и громко заявляют: «Меня зовут Джо. Я алкоголик. Я не пью уже три года». И все желающие могут их послушать.

Очевидно, подобные публичные декларации являлись лишь небольшой частью программы, состоящей из двенадцати ступеней. Кроме того, в нее входили собрания, предназначенные только для женщин, собрания, посвященные чтению какой-нибудь специальной книги, и еще множество других собраний, и большинство из них были закрыты для всех, кроме тех, кто решил бросить пить.

Как выяснилось, просто зайти на огонек, показать фотографию Мэри-Лу и спросить, не знает ли ее кто-нибудь, было совершенно невозможно. Стоило Алиссе и Сэму появиться в холле, как к ним немедленно приблизились два дюжих молодца в мотоциклетных кожаных куртках и убедительно попросили удалиться.

К счастью, Сэм умел разговаривать на их языке. Он с молодцами отошел в сторонку и скоро уже показывал им фотографию Мэри-Лу и Хейли, которую Джулз прислал Алиссе на мобильник.

Оба охранника одновременно потрясли головами: нет.

А Сэм повернулся к Алиссе и тоже покачал головой.

Он уже давно снял свой пиджак, хотя до этого, когда они только выехали из Гейнсвилла, удивительно аккуратными и мелкими стежками пришил к нему рукав. Иголку и нитки они купили в магазинчике на заправке – там же, где кофе и «М&М» с арахисом.

Брюки были довольно пыльными: наверное, он так и не отряхнул их после борьбы в коридоре «Уолмарта». Рукава рубашки Сэм закатал, причем один немного выше, чем другой, а галстук ослабил так, что тот вот-вот должен был развязаться.

В целом, если не считать пыльных брюк, он выглядел точно так же, как любой из многочисленных бизнесменов, проводящих весь свой день в офисе. Но, если бы поставить такого бизнесмена рядом с Сэмом, каждый легко определил бы, кто из них является «морским котиком». Это было видно по тому, как Сэм стоял, как двигался и даже как дышал.

– Хэнк и Рой охраняют эту группу уже четыре года, – сообщил он Алиссе, – и говорят, что никогда ее не видели. Они бы запомнили. Они особо присматривают за женщинами, потому что опасаются незаконных проникновений. – Заметив недоумевающий взгляд Алиссы, он пояснил: – Некоторые мужчины специально пристраиваются к программе, чтобы клеить женщин. Выздоравливающие алкоголички особенно уязвимы.

– Фу, какая мерзость! – возмутилась Алисса.

– Это точно, – согласился Сэм. Они вышли из здания церкви и направились к машине. – Боюсь, мы не там ищем. Скорее всего, Мэри-Лу перестала ходить на эти собрания, когда переехала к сестре. Возможно, она уже тогда чего-то боялась. Потому что, подумай сама, она ведь уехала из Калифорнии на следующий же день после теракта в Коронадо. Вероятно, знала, что ее отпечатки обнаружат на оружии. – Он покачал головой. – Я только надеюсь, что, где бы она сейчас ни была, она больше не пьет.

Алисса была в этом уверена, потому что мертвецы не пьют. Но она промолчала и уселась на пассажирское сиденье. Сзм заглянул в карту и завел машину.

– Так хочешь послушать, какой вопрос не дает мне покоя? – спросил он. – Это касается Ибрагима Рахмана.

– Говори.

Он пристально посмотрел на нее:

– Ты считаешь, что все это бесполезно, да?

– Сэм, я же сказала: говори.

– Ты думаешь, они обе мертвы?

– Я стараюсь поддержать тебя, Сэм, но… – Алисса вздохнула. – Прости, я… Лучше расскажи, что тебя беспокоит.

– Две вещи. Первая: я не верю, что Мэри-Лу связалась с человеком с темной кожей. Я думаю, ее отношения с Рахманом не могли быть ни романтическими, ни сексуальными. Я в этом практически уверен. Она считает, что разные расы не должны… – Он зло рассмеялся. – Лучше скажу прямо: она расистка, ясно? Я обнаружил это, только после того как мы поженились.

Алисса усмехнулась, пытаясь в темноте разглядеть его лицо:

– Наверное, это было довольно неприятное открытие, да, Сэм?

– Просто после этого она потеряла для меня вообще всякую привлекательность, – признался он, – и я уже не мог ничего с этим поделать. Я пытался поговорить с ней на эту тему, как-то открыть ей глаза, объяснить, что это просто следствие невежества, но она меня никогда не слушала. – Он вздохнул. – Вот именно тогда нашему браку и пришел конец. Надо было сразу же подавать на развод, но я, дурак, не понимал этого. Вместо этого я просто перестал стараться. Это не было сознательным решением. Я даже не понимал тогда, что отказываюсь от нее. Мне стало все безразлично, даже началась депрессия, и я еще не знал, но уже чувствовал, что между нами никогда не будет никаких отношений.

– У меня тоже пару раз было что-то подобное, – призналась Алисса. – Ну, то есть в зеркальном отражении. Я встречалась с темнокожими парнями, которые не стеснялись вслух говорить, что они не одобряют связей между людьми, принадлежащими к разным расам. Стоило им сказать что-нибудь вроде: «Я никогда не позволю моей младшей сестренке встречаться с белым», и я сразу же прощалась с ними навсегда. Моя мать тоже была чьей-то младшей сестренкой, но она вышла замуж за белого, а если бы она этого не сделала, я бы никогда не появилась на свет. – Она назидательно подняла палец: – Видишь, какой это полезный принцип – никогда не спать с незнакомцами. В этом случае не окажешься женатым на женщине, с которой не хочешь даже разговаривать, не говоря уж о том, чтобы жить.

– Ну, мне-то такой принцип вряд ли уже понадобится. Потому что, для того чтобы с кем-нибудь спать, мне сначала придется сделать операцию по извлечению яиц из дыхательного горла. Что меня не особенно пугает, потому что я и так уже забыл, что такое секс.

– Если надеешься на сочувствие, Старретт, – фыркнула Алисса, – то обращаешься не по адресу.

– Даже и не надеюсь. Просто стараюсь рассмешить тебя, но, наверное, довольно неудачно. Ничего смешного в моем браке не было. Честно говоря, он оказался самой настоящей трагедией. Я ее не любил, хотя и старался. А уж когда выяснилось, что… – Сэм остановился на светофоре и повернулся к Алиссе. – Сначала она сказала мне что-то о Джазе, типа: как тяжело, наверное, быть его подчиненным. Прикинь, я даже не понял, о чем она! Я подумал, что она имеет в виду, что Джаз всегда такой серьезный и мрачный и никогда не улыбается. А когда я понял, что она говорит о том, что он черный, то вообще охренел. – Машина перед ними начала тормозить, и Сэм перестроился в левый ряд и еще раз бросил взгляд на Алиссу. – Я вообще-то не собирался тебе все это рассказывать. Просто хотел, чтобы ты поняла, почему у Мэри-Лу ничего не может быть с Рахманом.

– Но ведь ДаКоста называл его «другом» Мэри-Лу, – напомнила Алисса, – и он явно пытался ее разыскать.

Сэм пожал плечами:

– Ну, я и не говорю, что она была с ним груба или что-нибудь в этом роде. Мэри-Лу – это ведь не мой отец.

Некоторое время они ехали молча, а потом Сэм заговорил опять:

– А вторая вещь, которая меня беспокоит, – это то, что Рахмана едва не убили тогда в Коронадо. Якобы на него напали люди из толпы, приняв за террориста. Там ведь было еще несколько человек с арабской внешностью. Их задержали, но никто не избивал их до смерти.

– В толпе случаются такие вещи, – возразила Алисса. – Люди будто коллективно сходят с ума. Что-то вроде стадного инстинкта.

– Может, и так, – кивнул Сэм, – а может, его не случайно пытались убить? Может, он все-таки связан с террористами, а ФБР просто не смогло раскопать этой связи, и он должен был погибнуть, потому что мог опознать настоящих террористов? Как и Донни, и Мэри-Лу. Возможно, Рахман знаком с этим блондином, который вчера следил за ним и которого заметил Донни? Господи, я не… – Он замолчал, пристально глядя на дорогу. Потом откашлялся. – Донни был совершенно безобидным. Он был… – Сэм опять замолчал. – Он был хорошим парнем. Его родные, наверное, очень расстроены.

Алиссе захотелось прикоснуться к нему, но она не решилась.

– Давай не будем сейчас говорить об этом.

– Нет, будем, – возразил Сэм. – Потому что я хочу найти этого ублюдка и лично поджарить его. – Он сжал руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Лис, а что если нам нужен вовсе не Рахман? Что если это не он, а тот блондин-пришелец провез оружие на базу в машине Мэри-Лу? С ним, кстати, она вполне могла бы спать. А Рахман сейчас спокойно лежит в каком-нибудь багажнике с простреленной головой?

Алисса уже достала телефон и торопливо набирала номер Джулза.

Макс обязательно должен услышать эту новую теорию Сэма, но она все еще была слишком зла, чтобы звонить ему лично.


Форт-Уорт, Техас

1987год


– А летать мы сможем по воскресеньям, – убеждал Ной приятеля, поднимаясь на крыльцо.

– Не думаю, что тренер МакГрегор сильно обрадуется, если я приду записываться, – возразил Ринго, закрывая за собой стеклянную дверь.

– А почему?

– Ну, ты же знаешь, он меня терпеть не может.

Школьную бейсбольную команду тренировал учитель истории, и Ною было прекрасно известно, что у него нередко случались стычки с Ринго, потому что тот публично обвинял его в «преднамеренном искажении истории в пользу белых и богатых».

Ной поставил школьный рюкзак на пол.

– Он не станет вспоминать об этом на бейсбольном поле.

– Спорим, что станет?

– У тебя паранойя, – заявил Ной. – Эй, мы пришли! – крикнул он в сторону кухни. – Или ты просто боишься играть в бейсбол, – добавил он и быстро отскочил в сторону, спасаясь от внезапного хука. – Эй, девчонка! Боишься, что в тебя попадет мячик?

Вывести Ринго из себя всегда было нетрудно.

– Заткнись, долбаный придурок! – рявкнул он.

– Бабушка! Бабушка! Ринго назвал меня «долбаным придурком», – продолжал веселиться Ной, прекрасно зная, что дома Дот никогда не надевает свой слуховой аппарат. Он с хохотом увернулся от кулака Ринго и побежал на кухню.

– Не носись по дому, как дикий слон, юноша, – басом крикнул ему вслед Ринго, передразнивая Уолта.

– Нет, серьезно, Ринго… – ухмыльнулся Ной и вдруг замолчал, остановившись на пороге кухни.

– Серьезно, Ной. – Ринго стоял у него за спиной и еще ничего не видел. – Если ты очень хочешь, я пойду с тобой записываться в команду, хотя уверен, что…

– Дедушка! – крикнул Ной и, оттолкнув друга, побежал к лестнице.

– О, черт! – Теперь и Ринго увидел: на линолеуме алело пятно разлившегося томатного соуса. Высокий стул Уолта и еще одна табуретка, опрокинутые, лежали на полу.

Перепрыгивая через две ступени, Ной взлетел наверх и бросился к ванной, надеясь, что дедушка, как иногда бывало, обжегся, когда готовил, и сейчас они в ванной, и бабушка роется в аптечке в поисках какой-нибудь мази.

Он слышал, как Ринго на первом этаже зовет Уолта и Дот.

Ванная оказалась пустой. Спальни тоже.

Ной никогда об этом особенно не задумывался, но ведь они уже старики. А старики часто умирают. Отец Джонни Редфорда недавно умер от сердечного приступа, а он был гораздо моложе Уолта.

Страх мешал дышать и путал мысли, но Ной постарался прогнать его прочь, спустился вниз и распахнул дверь на улицу. Голубая машина Уолта стояла на месте.

Наверное, Ринго подумал о том же, потому что он уже был на улице и даже успел перепрыгнуть через ограду, отделяющую их двор от двора Леонардо, ближайших соседей. Обычно, когда один из мальчиков совершал подобный чемпионский прыжок, миссис Леонардо выскакивала на крыльцо и угрожающе трясла метлой. Она говорила, что ей надоело выравнивать отпечатки их больших ног на своей любимой клумбе»

Поэтому Ной отправился в обход, и, когда он дошел до соседской калитки, Ринго уже разговаривал на крыльце с миссис Леонардо.

– Пожалуйста, мэм, вы не знаете, куда подевались Уолт и Дот?

– Вы опоздали, наверное, на полчаса, – ответила та, вытирая руки кухонным полотенцем. – Здесь были две скорые помощи, одна пожарная машина и две полицейских.

Господи!

– А что случилось? Куда они уехали?

– В Методистскую больницу, – ответила миссис Леонардо. – Вообще-то я не знаю подробностей. По-моему, миссис Гэйнс упала, и, наверное, мистер Гэйнс позвонил в Службу спасения. Не знаю, может, ей стало плохо с сердцем или еще что. Ее увезли на скорой помощи, и он поехал вместе с ними.

Бабушка… Неужели?..

– Пожалуйста, мэм, – крикнул Ной от калитки, – я знаю, вы нас не особенно любите, но нам очень надо сейчас же попасть в больницу. Не могли бы вы нас отвезти?

– Отвезла бы, но машину забрал Шерман. Он вернется примерно в полшестого. Если будет надо, я вас отвезу. – Она посмотрела на Ринго и прищурилась: – А вы, молодой человек, постарайтесь пользоваться калиткой.

Ной взглянул на часы: без пяти три. До половины шестого еще два с половиной часа.

– Спасибо, мэм, – сказал Ринго. – Мы попробуем добраться как-нибудь по-другому.

Он бегом бросился к калитке и без труда перескочил через нее.

– Надо пользоваться калиткой! – крикнула ему вслед миссис Леонардо. – Открыть ее, пройти, потом закрыть. Как все люди!

– Давай позвоним в больницу, – предложил Ринго, когда они бегом вернулись домой, – и выясним, что за хреновина произошла. – Он старался ободрить друга, но тот понимал, что Ринго и сам напуган не меньше его. – Может, ничего страшного. Знаешь, старики часто падают и ломают руку или там бедро.

– Перелом бедра – это довольно серьезно, – возразил Ной, раскрывая телефонный справочник.

– Ну, я же не говорю, что обязательно бедро. – Ринго снял трубку. – Диктуй номер.

Ной продиктовал и начал отчищать кетчуп с линолеума, одновременно прислушиваясь к тому, как Ринго выясняет, где можно узнать о состоянии Дороти Гэйнс.

Надо ехать в больницу. И не в пять тридцать, а немедленно.

Можно позвонить Джолли, но ей тоже потребуется время, чтобы сюда добраться. Хотя ей все равно надо позвонить и сообщить, что бабушка в больнице. Ной взял из стаканчика на кухонном столе карандаш и записал на чистом листке: «1. Позвонить Джолли». Уолт говорил, что, если не хочешь о чем-нибудь забыть, надо обязательно это записывать.

Кому еще можно позвонить?

Ринго с грохотом вернул трубку на аппарат:

– Эти уроды отказываются сообщать о ее состоянии по телефону.

Мальчики испуганно переглянулись. Ной решился сказать вслух то, о чем они оба подумали:

– Это значит, она умерла?

– Чушь, – возразил Ринго без всякой уверенности. Ной не выдержал и заплакал. – Ну, послушай, Ной, – Ринго обнял его за плечи, – может, она просто подвернула колено.

– Тогда почему они нам ничего не говорят?

– Да не знаю я! Наверное, какие-нибудь идиотские больничные правила. Знаешь ведь, как дядя Уолт всегда ругает бюрократов. Давай лучше придумаем, как добраться до больницы. Тогда и гадать не придется.

– Я не знаю, кому позвонить, – всхлипнул Ной. Все их соседи, кроме дряхлой миссис Юргенс с катарактой на обоих глазах, были на работе.

– Я кого-нибудь найду, – решительно пообещал Ринго. Он подтолкнул Ноя к лестнице: – А ты лучше иди наверх, найди сумку и собери в нее всякие вещи. Ну, то, что им может понадобиться. Возьми какую-нибудь одежду для дяди Уолта: может, он вылил этот соус прямо на себя. И зубные щетки, и бритву Уолта, и все такое… Возьми шерстяные носки и свитер для Дот, потому что она вечно мерзнет. И книжку, которая лежит у нее на тумбочке. Иди.

Ной кивнул и пошел наверх. Укладывая вещи, он слышал, как Ринго набрал номер, а потом бросил трубку и выругался:

– Твою мать! Почему тебя нет дома, когда надо? – Потом он опять набрал номер, бормоча: – Будь дома, будь дома, будь дома… – Услышав его следующие слова, Ной застыл на верхней площадке лестницы: – Отец? Это я, Роджер.

Ной опустился на ступеньку. Он даже не знал, что этот гад вернулся в город. Хотя должен был бы догадаться – все признаки налицо. На каждой большой перемене Ринго куда-то пропадал – наверняка бегал домой, чтобы убедиться, что с матерью все в порядке.

Уже год, как Роджер Старретт-старший не осмеливался колотить сына, и Ной подозревал, что теперь он отыгрывается на жене.

Отец Ринго говорил так громко, а мембрана телефона, установленная специально для Дот, была такой чувствительной, что Ной хорошо слышал весь разговор.

– Вот как? – с усмешкой протянул старший Старретт. – А я думал, ты теперь называешь себя Ринго или еще какой-то дурацкой кличкой.

– Нам с Ноем надо срочно попасть в больницу, отец. Ты же знаешь, я бы не стал тебе звонить, если бы это не был вопрос жизни и смерти…

– С тобой что-то случилось?

– Нет, сэр. Но бабушку Ноя увезла скорая, как раз перед тем как мы пришли домой из школы и…

– По-моему, ты еще не пришел домой из школы. Этого просто не может быть! Ведь он же отлично знает, что бабушка Ноя – это его родная сестра. Ринго говорит ему, что ее увезли в больницу, а эта сволочь придирается к словам!

– Прости, я хотел сказать, к Ною домой, – смиренно поправился Ринго, вместо того чтобы послать гада подальше.

Ной не мог поверить, что друг решился на такое ради него. А он, конечно же, только ради него обращается с просьбой к человеку, которого ненавидит.

– А разве я не говорил тебе, что не хочу, чтобы ты туда таскался?

– Отец, – голос Ринго дрогнул от бессильного отчаяния, – разве ты не слышал, что я сказал? Тетя Дот, может, умирает сейчас.

На другом конце провода немного помолчали.

– Ну что ж, поскольку для меня она умерла сорок лет назад, то, думаю, сейчас самое время опустить ее в могилу. Наконец-то будет положен конец позору, который она навлекла на семью. А ты иди домой. Немедленно.

– Я уже дома, – тихо ответил Ринго. – Я больше не стану беспокоить вас, сэр.

Он повесил трубку и заплакал. Хотя, разумеется, как обычно попытался скрыть это.

Ной вытер рукавом глаза и спустился в кухню. Услышав его шаги, Ринго засунул голову в раковину и открыл кран с холодной водой.

– Ты в порядке? – просил Ной.

– Да. – Ринго вытер лицо посудным полотенцем. – Послушай, у меня есть идея: я сейчас разрежу себе руку ножом, ты вызовешь скорую, и они отвезут нас в больницу.

Похоже, он говорил серьезно.

– Роджер, ты с ума сошел?

– А что? Зато мы быстро туда доедем.

– Я не дам тебе этого сделать. Разрежешь руку! Хватит и того, что ты позвонил отцу.

– Вот черт! Ты слышал? – смутился Ринго.

– Да. Не надо было ему звонить.

– Я подумал… – Он с трудом сдерживался, чтобы опять не заплакать. – Может, для разнообразия он сделает что-нибудь хорошее, понимаешь? – Ной понимал. И еще он понимал, как стыдно сейчас другу за своего отца. – Я хочу сказать… – продолжал Ринго, – что даже Дарт Вейдер извинился перед Люком за то, что вел себя как последнее дерьмо.[1]

– Но Дарт ведь не подвозил Люка в госпиталь.

– Так Люк его и не просил, – парировал Ринго. – Зачем его подвозить? У него же был «спидер». – Он вдруг замолчал. – Точно!

– Мы взорвем «Звезду смерти», – предположил Ной, – а когда сюда примчится сотня машин скорой помощи, доедем на одной из них до больницы?

Ринго засмеялся, чего и добивался Ной.

– Заткнись, придурок, и лучше скажи, где лежат ключи от машины.

Разумеется, они лежали в специальном ящичке для ключей.

Ринго протянул руку, но Ной спрятал ключи за спину:

– Ты точно сошел с ума.

– Брось ты, все говорят, что мы выглядим гораздо старше пятнадцати лет.

– Одно дело – кататься по площадке, а совсем другое – ехать по трассе. Я не смогу.

– Зато я смогу, – уверенно проговорил Ринго. – И доеду. А ты, если хочешь, оставайся дома. Я тебе позвоню из больницы и все расскажу.

– Размечтался, – буркнул Ной, неохотно отдавая ему ключи.

– Я доеду, – повторил Ринго.

– Надеюсь. – Ной поднял с пола сумку и закрыл за собой дверь.

Они сели в машину, и Ринго отрегулировал зеркала и сиденье, как учил его дядя Уолт.

Наверное, он боялся ничуть не меньше Ноя, но все-таки вставил ключ в замок зажигания и повернул его. Двигатель заурчал.

– Пристегнись, – велел Ринго и выехал со двора…


Играть музыканты начали часов в семь, и к половине десятого Джина уже устала и еле дождалась очередного перерыва.

В «Фандагосе» в тот вечер было полно народу, и, чтобы подойти к бару, ей пришлось протискиваться через толпу.

Макс так и не пришел.

Музыканты сидели на возвышении, с которого прекрасно просматривался вход, и Джина видела всех входящих и выходящих. Макса среди них не было.

Правда, он мог войти через кухню. В самом конце зала, за туалетами имелся один темный угол, и ей показалось, что, пока они играли, там маячила какая-то тень. Но сейчас в углу никого не было.

– Привет! Как дела? Джина, верно?

Она резко обернулась и прямо перед собой обнаружила детектива с бородкой-пятнышком. В левой руке он держал бокал пива, а правую протягивал ей.

– Рик Альварадо, – напомнил детектив.

– Рик. Да, помню.

– Я не знал, что ты музыкант.

Ну, разумеется. Делает вид, что это не Макс прислал его сюда. Вся надежда, еще остававшаяся у Джины, рухнула и рассыпалась в прах. Он никогда не согласится. Раз уж он дошел до того, что вместо себя прислал замену… Настоящую замену на этот раз, а не Джулза Кэссиди.

– С тобой все в порядке? – недоуменно спросил Рик.

Джина с трудом улыбнулась:

– Да, просто здесь слишком тесно. Я время от времени страдаю клаустрофобией.

– Понимаю, со мной это тоже бывает. Знаешь, пока мне не удалось отыскать твое нижнее белье, – с сожалением сказал он, а потом испуганно закатил глаза, расхохотался и, кажется, даже покраснел. Было слишком темно, чтобы сказать наверняка. – Черт, я просто идиот. Ну что я несу? – он огляделся. – Сегодня здесь полно народу. Ух, ну и жара! Можно я куплю тебе что-нибудь выпить? Что-нибудь холодненькое.

– Вообще-то для музыкантов все напитки бесплатно.

– А… Это очень мило…

– Да, – согласилась Джина.

Рик Альварадо и сам был очень мил, даже если рассматривать его в качестве замены Максу. Темные волосы, карие глаза с тяжелыми веками, высокие скулы, широкие плечи и узкая талия. Моложе, чем Макс, но старше, чем Джина. Почему-то она была уверена, что он отлично танцует.

– Ну, тогда… – смущенно пробормотал Рик и явно собрался сбежать, как будто она отшила его, а не просто вежливо объяснила насчет напитков.

Поэтому Джина взяла инициативу на себя, схватила его за рукав и подтянула ближе к бару.

Дженн тут же пододвинул к ней бокал с вином.

– Будем считать, что это ты меня угощаешь, – сказала она Рику, чье смущение быстро сменилось надеждой. Неужели Макс забыл предупредить его, что никаких трудностей с ней не будет? Джина сделала большой глоток и заставила себя улыбнуться: – Ты согласен стать моим рабом на сегодняшний вечер, Рик?

Кто-то налетел на нее сзади, и Альварадо поспешно поддержал ее за талию, а потом будто забыл убрать руку.

– Совершенно не возражаю, – заверил он.

– Тогда рассказывай, что именно ты собираешься предпринять, чтобы найти мое нижнее белье? – спросила Джина, решив, что сегодня доведет все до конца.


Правая нога Космо Рихтера была задрана кверху и зафиксирована в вытяжном аппарате, а глаза почти сливались с лицом, которое тоже стало бледно-серым.

– Объясните ему, что здесь не обязательно изображать из себя супермена, – сердито бросила пожилая медсестра, проходя мимо Тома, только что вошедшего в палату.

– Он отказывается принимать обезболивающее, пока не поговорит с вами, – прошептал Стэн в ухо Тому.

– Сэр, – горячо заговорил Космо, – это все моя вина. Старший офицер Кармоди приказал мне быть рядом с Келли и позаботиться о ее безопасности. Я должен был…

– Что ты должен был? Догадаться, что они взорвут машину? Прямо в Сан-Диего? – Том покачал головой. – Нет, Космо, ты сделал все, что мог, когда вытащил ее из дома. – Стэн уже успел рассказать ему, что хозяину дома Дону ДаКосте не так повезло. – На сломанной ноге, – добавил он. Господи, да ведь и другая лодыжка в гипсе! – На сломанных ногах, – поправился он.

Стэн или Джаз опять подставили ему стул, и он опустился на него, стараясь не думать о том, что происходит сейчас наверху, в операционной.

– Расскажи все с самого начала, пожалуйста, – попросил он Космо. – Как вообще вы оказались в том доме? – Стэн рассказал ему только, что Дон ДаКоста был психически ненормальным человеком, отшельником, никогда не выходящим на улицу, и к тому же ближайшим соседом Сэма Старретта.

– У Келли были видеозаписи, не знаю точно откуда…

– С парковки у библиотеки?

– Да, кажется так, – подтвердил Космо. – Кармоди написал специальную программу, чтобы отыскать на этих записях Мэри-Лу, и мы ее нашли.

Старший офицер Непредсказуемый Кармоди умел с помощью компьютера делать такие вещи, что, наверное, давно мог бы стать миллионером, если бы не предпочел поступить в отряд «морских котиков».

– Он распечатал несколько фотографий, – продолжал Космо, – на которых Мэри-Лу разговаривала с каким-то парнем, и Келли его узнала.

– Боже милостивый, – присвистнул Том, который никак не ожидал, что из затеи Келли что-нибудь получится.

– Она сказала, что он пару раз заходил к ней в офис и пытался втюхать какие-то лекарства.

– Торговый агент фармацевтической компании? – подсказал Том.

Келли жаловалась, что эти агенты вечно снуют по клинике и мешают всем работать.

– Да, точно. Это было примерно за шесть недель до теракта в Коронадо.

– А на фотографиях этот же самый агент разговаривал с Мэри-Лу Старретт?

– Да, сэр.

– Черт побери.

– Да, сэр.

– Где фотографии?

– Кармоди сейчас делает с них копии, – доложил Космо, – чтобы показать всем нашим ребятам и их семьям, и подружкам, и так далее. Он заходил сюда полчаса назад, и мы подумали, что, может, этот парень и есть тот самый «танго», которого все ищут. – Космо использовал кодовое обозначение террориста из военного фонетического алфавита. – Он ведь мог общаться еще с какими-то людьми, близкими к отряду, и тогда они тоже в опасности.

Том повернулся к Стэну и Джазу:

– Мне тоже нужна копия фотографии. Срочно. И необходимо довести всю эту информацию до ФБР.

Стэн поспешно вышел из комнаты.

– Космо уже разговаривал с Пегги Райан, – сообщил Джаз. – Она заместитель Макса Багата.

Том кивнул:

– Хорошо. – Он знал Пегги. Это, конечно, не Макс, но тоже неплохо. Он опять повернулся к Космо: – Так какого черта вы делали в доме Дона ДаКосты?

– Келли разговаривала со всеми женами и подружками, – начал рассказывать Космо, – чтобы узнать, не видел ли кто-нибудь этого парня. Может, он пытался у них что-нибудь выведать, проникнуть с их помощью на базу или провезти оружие. А жена лейтенанта Малдуна оказалась сестрой ДаКосты. Она и рассказала Келли, что в доме ее брата поселились агенты ФБР. Ему вроде бы везде мерещатся пришельцы, и он рассказал лейтенанту Старретту, что один «пришелец», который и раньше ошивался вокруг дома Сэма, опять вернулся. Насколько я понял – а я не уверен, что все понял правильно, сэр, потому что все это жутко запутано, – ДаКоста заметил, как этот «пришелец» следил за каким-то садовником-арабом, который работал по соседству.

– За Ибрагимом Рахманом? – быстро спросил Том.

Черт побери, похоже, Келли напала на верный след!

– Вроде, да, сэр, но не уверен, потому что меня больше интересовал другой парень – тот, который на фотографии. Поэтому мы и пошли к ДаКосте: Келли хотела показать ему фотографию и узнать, не тот ли это «пришелец». И ДаКоста его сразу же опознал. Ну, насколько может опознать психически больной человек. Но он твердо сказал: «Да, это он. Это пришелец». Поэтому я считаю, что, возможно, у нас есть фото человека, который организовал теракт в Коронадо.

Том потер рукой лицо. Почему же он не подумал… Ему ни разу даже не пришло в голову, что Келли может оказаться в опасности, потому что так близко подберется к правде.

– И что случилось дальше? – спросил он. – Вы приехали туда, зашли в дом, Келли показала ДаКосте фотографию, и что потом?

– Один из федералов сразу же начал куда-то звонить. Видно, эта фотография показалась им очень важной. А мы уже выяснили все, зачем пришли, и я хотел уйти. Мне было как-то не по себе. Знаете, как бывает, когда волосы на затылке вдруг шевелятся непонятно отчего? Но Келли решила сначала успокоить ДаКосту. Он из-за этих фотографий так разволновался, и ей не хотелось оставлять его в таком состоянии. Она объясняла ему, что он в безопасности, потому что его охраняет ФБР, и я тоже здесь, а я – не кто-нибудь, а «морской котик». А он считал всех «морских котиков» страшными героями. Он нам рассказал, что лейтенант Старретт часто заходил к нему, и они вместе смотрели матчи по телевизору, и я еще подумал: надо же, Сэм, оказывается, гораздо добрее меня. Я решил, что мне так не по себе, потому что все окна закрыты жалюзи. А тут второй федерал, не тот, который разговаривал по телефону, а другой, вдруг спрашивает: «Мы еще кого-нибудь ждем?» И я вижу, что он раздвинул жалюзи, и какая-то машина подъезжает к дому, останавливается и из нее кто-то выскакивает и бежит прочь. И тогда я все понял. Келли сидела в другом конце комнаты на диване, рядом с ДаКостой, гораздо ближе к машине, чем я. Я должен был быть рядом с ней, но меня там не было. Я только заорал, чтобы они ложились. Но она не легла, а потом… черт!., потом рвануло, и ее подбросило взрывом, а я ничем не мог ей помочь.

– Ты только вынес ее из дома на двух сломанных ногах, – тихо напомнил ему Том.

– Я тогда еще не знал, что они сломаны, сэр. Я только чувствовал, что мне как-то неудобно идти. – Космо покачал головой. – Я потом хотел вернуться в дом за ДаКостой и другими, но уже мог только ползти. А потом приехали пожарные и меня оттащили. Мне даже пришлось дать одному в морду, чтобы они перестали скакать вокруг меня и занялись Келли. Ей явно было хуже, чем мне. Приехали-то эти ребята очень быстро, но им всем не мешает еще раз пройти курс классификации пострадавших по степени поражения.

Глаза Космо были красными, и Том чувствовал, что и у него, наверное, не лучше.

– С ней будет все в порядке, вот увидишь, – сказал он старшине. – Она справится.

Космо кивнул:

– Я молюсь, чтобы так и было, сэр. – Он замолчал, стараясь сдержать слезы. – Но, господи, сэр, вы должны знать… Я видел, как она ударилась о стену, и…

Космо Рихтер, человек с репутацией самого хладнокровного и опасного человека в шестнадцатом отряде, закрыл лицо руками и разрыдался.

Загрузка...