Запретное пламя

ГЛАВА 11

Кэтлин сидела за обеденным столом напротив Рэйфа, между ними стояли остатки ростбифа.

Кэтлин пила кофе маленькими глотками, пытаясь придумать, что бы сказать, нарушить это затянувшееся молчание. Тишина беспокои­ла ее. О чем он думает, почему не проронит ни слова?

Обед начался на веселой ноте. Он похвалил ее кулинарные способности, и, занимаясь рост­бифом, они обсудили дела на ранчо. Кэтлин рассказала о том, как заходила во флигель ра­ботников, не в силах скрыть удивление от того, что никто из них не уволился сразу. Но посте­пенно разговор иссяк, нависло напряженное молчание.

Она отставила чашку и плавно встала из-за стола. Теперь, когда она замужем, она предпо­читала готовить и мыть посуду сама, но попро­сила Консуэло продолжить кормить ковбоев.

Перенося посуду из столовой на кухню, она постоянно чувствовала на себе взгляд Рэйфа. Он откинулся на спинку стула, засунув одну руку в карман брюк, а другой держа длинную черную сигару. На этот раз он не просил у нее разрешения закурить, да ей и не пришло в го­лову возражать. Теперь это был его дом.

Наблюдая за тем, как Кэтлин убирает со стола, как шуршат ее юбки, Рэйф чувствовал возрастающее в нем желание. Он смотрел, как дразняще покачиваются ее бедра, как ткань корсажа облегает грудь, когда она поднимает руки, как грациозно поправляет она непокор­ную прядь.

Когда посуда была вымыта, он последовал за ней в общую комнату и опустился в кресло, которое когда-то было любимым креслом отца. Странно было осознавать, что у него теперь есть место, которое можно назвать своим. У него никогда не было своего дома, он никогда не владел ни землей, ни женщиной.

В Новом Орлеане они жили с отцом в гости­ницах и меблированных комнатах; питались в ресторанах. В индейском селении ему принад­лежала только одежда, оружие да пара лоша­дей. Но теперь у него есть собственность. И девственница-жена.

Он посмотрел на Кэтлин. Она сидела на ди­ване с иголкой над одним из своих платьев. Свет играл на ее лице и в волосах… Он никог­да не встречал более прекрасной и желанной женщины.

Он взглянул на часы: скорее бы наступал вечер, чтобы можно было увести ее в спальню и сделать то, чего он так страстно желал… Интересно, как бы она отреагировала, если б он взял ее прямо здесь, на полу, перед ками­ном?

Если бы она любила его, он уже давно сде­лал бы ее своей, но… Он не знал даже, приятен ли он ей. Кэтлин нужен был муж, чтобы сохранить ранчо, а на безрыбье и рак рыба. А он женился на ней потому, что желал ее, как не желал ни одной женщины.

Кэтлин подняла глаза от работы и уже не смогла отвести их. Платье выпало из ее рук, когда она увидела неутоленный голод в его взгляде. Напряжение между ними стало туже тетивы индейского лука и пылало жарче огня, буйствовавшего в камине.

Она чувствовала его опаляющий взгляд на своем лице, видела, как руки его крепко сжа­лись в кулаки, когда он перевел глаза на ее грудь, а потом снова на лицо, задержавшись на губах. Она облизала внезапно пересохшие губы, и под ложечкой у нее задрожало, когда Рэйф встал и подошел к ней.

– Кэтлин…

Она была не в состоянии говорить, не в си­лах думать. Минута, которую она так ждала и которой так боялась, настала.

Рэйф опустился рядом с ней на колени с затуманенными страстью глазами.

– Не бойся, – прошептал он, поднимая руки, чтобы вынуть шпильки из ее волос. – Я не сде­лаю тебе ничего плохого.

Кэтлин кивнула, завороженная прикоснове­ниями его рук и напряженным взглядом. Она закрыла глаза, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Его губы и руки были словно пламя, когда он снял с нее одежду. Он целовал ее до тех пор, пока она не начала задыхаться, а потом отстранился, чтобы раздеться самому.

Стыдливо, но с любопытством она открыла глаза. Огонь отбрасывал красно-оранжевые тени на его грудь и лицо, и она тотчас вспом­нила об огне, который поглотил сарай в тот страшный день, когда убили отца. Индеец…

Она смотрела на Рэйфа, но видела тело отца, лежавшего со стрелой в груди.

Индеец!

Она видела своих братьев, лежащих мертвы­ми в дорожной пыли. Арло погиб от стрелы, попавшей в горло. Копье пронзило сердце Мор­гана. Кругом была кровь.

Рэйф снова опустился рядом с ней на коле­ни.

Она покачала головой.

– Нет.

– Все будет хорошо, Кэтлин, – успокаивал Рэйф, думая, что это страх перед первой ночью заставляет ее колебаться.

Кэтлин взглянула на него. Смуглая кожа, волосы – длинные, прямые и черные. Не хва­тает только боевой раскраски, что была на ин­дейцах в тот день.

Чувство вины и раскаяния вытеснило страсть из ее сердца. Индейцы убили ее брать­ев и отца, а она вышла замуж за одного из них. О чем она думала, когда давала на это согласие? Как могла она позволить своей страс­ти ослепить себя?

Рэйф хотел коснуться ее щеки, но она от­шатнулась от его руки – большой, сильной и смуглой. Она уперлась руками в его грудь, удерживая его.

– Не надо, – всхлипнула она. – Пожалуй­ста, не надо.

Рэйф тихо выругался и сжал обе ее руки.

– Не сопротивляйся мне, Кэтлин, – сказал он хриплым от страсти голосом. – Я не сделаю тебе больно.

– Не трогай меня! – вскрикнула она истери­чески высоким голосом. – Никогда больше не трогай меня!

Рэйф отпрянул, словно от пощечины. Его лицо посуровело, челюсти застыли, глаза ста­ли словно кремень. Смешанная кровь, горько подумал он. Ему следовало раньше об этом до­гадаться.

Он быстро оделся, прерывисто дыша. Руки его тряслись от негодования. Он должен был хорошо подумать, прежде чем связаться еще с одной женщиной. Особенно с белой женщиной. Он молча вышел из дома, зная, что ему нужно уйти прежде, чем он сделает что-либо, о чем они оба потом пожалеют.

Рэйф глубоко вдохнул в себя прохладный ночной воздух. Он вспомнил о том, как пре­дала его Летний Ветер, как он поклялся ни­когда больше не любить и не доверять ни од­ной женщине. Он грязно выругался, подняв глаза на луну. «Кэтлин, словно луна, – горько думал он. – Светлая, холодная и недоступная».

Проклятие! Как сможет он жить с ней в од­ном доме, сидеть против нее за обедом и ужи­ном и не прикасаться к ней? Он мужчина, а не монах. Проклятие…

Губы его скривились в усмешке. Что ж, если он не нужен жене, найдутся другие женщины. Женщины, которые хорошо знают искусство ублажения мужчины и умеют любую встречу делать первой. Женщины, которые любят цвет его денег больше, чем презирают цвет его кожи.

С этими мыслями он оседлал лошадь и по­скакал в город.

Публичный дом находился на его северной окраине. Большое двухэтажное здание, белое с ярко-желтыми ставнями и красной лампой в окне, стояло довольно далеко от остальных строений. Не меньше десятка лошадей было привязано у входа.

Маленький негритенок взял поводья из рук Галлахера и понимающе улыбнулся.

– Желаю хорошо провести время, масса, – крикнул мальчик вслед поднимающемуся по лестнице Рэйфу.

Внутри заведение выглядело точно так, как себе представляли это порядочные богобоязнен­ные женщины: темно-красные обои на стенах, множество зеркал в позолоченных рамах и множество уютных диванчиков, обитых крас­ным бархатом – по величине как раз для дво­их. В гостиной под потолком сверкала огром­ная хрустальная люстра, и отблески свечей смягчали жесткие лица женщин, ожидавших очередного клиента.

Рэйфа больше привлекла комната за гости­ной. На всю длину там тянулся бар красного дерева, вдоль стены висели полки с бокалами и рюмками. По комнате разбросано десятка два столов, каждый из которых был окружен четырьмя-пятью кожаными креслами. Густой табачный дым стлался над головами игроков: войдя в комнату, Рэйф услышал звон монет и тихий шелест карт в опытных руках.

Он занял место за одним из столов для по­кера, откинулся на спинку кресла и сосредото­чился на игре. Необходимо было выиграть. Он не хотел брать деньги у Кэтлин, а жалование, полученное от ее отца, уже давно испарилось.

Он выиграл первые три кона и проиграл четвертый, когда остальные игроки начали уже брюзжать о его везении. Ему действительно везло. Во всяком случае, пока. Он удваивал ставку с каждым коном, и когда встал из-за стола спустя два часа, в кармане у него было больше ста долларов.

Он подошел к стойке бара и заказал рюмку виски, которую осушил одним глотком, а за­тем направился в гостиную посмотреть, что еще может предложить бордель для приятного вре­мяпрепровождения.

Кэтлин стояла у окна и отчаяние сжимало ее сердце. Где же Рэйф? Она избегала очевид­ного ответа, хотя и знала правду. Он уехал в город, чтобы купить любовь, в которой она ему отказала. Сердце ее разрывалось от боли, та­кой жестокой, такой острой, что она испуга­лась, что может умереть.

Борясь со слезами, она пошла в свою ком­нату, надела ночную рубашку и забралась в холодную постель. Она долго лежала без сна. Это ее свадебная ночь, которая должна быть самой счастливой в жизни. А вместо этого она осталась дома одна, гадая, где ее муж.

Кэтлин поднялась, накинула халат и вышла в гостиную. Помешав уголья в камине, она подложила еще одно полено и села у окна, вгля­дываясь в темноту. Ее глаза наполнились го­рестными слезами. Не следовало им так быст­ро жениться, грустно думала она. Она все еще оплакивала отца, все еще пыталась разобрать­ся в своих чувствах к Рэйфу. Ее тянуло к нему, и она знала, что ему можно доверять. Но она еще не смирилась с тем, что он наполовину индеец. А может, никогда и не смирится…

– О, Господи, – прошептала она, – что же я натворила!

Глубокой ночью Кэтлин увидела, как Рэйф въехал во двор, ведя за собой на поводу Чер­ный Ветер, и почувствовала внезапное облег­чение. Может, он ездил в город вовсе не к жен­щинам?

Она поднялась, не зная, как поступить. Пойти в спальню и притвориться, что не знает о его поездке? Или преградить ему дорогу и потребовать ответа?

Она все еще стояла в нерешительности, ког­да дверь распахнулась, и Рэйф вошел в ком­нату.

– Кэтлин, – удивленно проговорил он, – по­чему ты не спишь?

– Я не могла уснуть, – честно призналась она. – А где был ты?

– В городе, – сказал он ничего не выражаю­щим голосом.

– Ездил за Черным Ветром?

– Да.

– И больше ничего?

Рэйф приподнял черную бровь.

– А что, например?

Ей стало жарко, но она зашла уже слиш­ком далеко, чтобы остановиться.

– Я думала, что ты, может быть, пошел в дом терпимости.

Она затаила дыхание, ожидая ответа.

– Именно там я и был, миссис Галлахер.

Его голос был тихим, но то, с каким выра­жением он произнес слово «миссис», задело ее за живое. Он не пошел бы в это ужасное место, если бы она не отказала ему в его супружеских правах. Словно холодная рука сжала ее сердце. Она лишилась дара речи. Ей хотелось закри­чать на него, обвинить в измене, но ей некого было винить, кроме себя. В конце концов, он же мужчина, а не мерин, и если она не хочет отдаться ему, найдутся другие женщины.

– Есть возражения? – спросил Рэйф.

Кэтлин покачала головой. У нее хватит воз­ражений, гневно подумала она, но слова застре­вали у нее в горле. Как может она признать, что он нужен ей, теперь, когда он уже побывал в борделе? От него пахло табаком, виски и де­шевыми духами. Она представила, как он ку­рит, пьет, а потом заигрывает с какой-нибудь ужасной проституткой. Эта картина причини­ла ей неожиданно сильную боль, и Кэтлин прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от рыданий.

Рэйф отрывисто кивнул. Он надеялся раз­жечь ее ревность, заставить ее признать, что хоть немного нужен ей, но, похоже, зря теря­ет время. Ей нужен не муж, а управляющий ранчо.

– Спокойной ночи, миссис Галлахер, – желчно произнес он и вышел из комнаты.

Кэтлин проводила его взглядом, оскорблен­ная на этот раз и его резким прощанием. Она замужняя женщина, горестно подумала она, но ей еще никогда не было так одиноко.

В следующие дни присутствие на ранчо Рэй­фа ощущалось везде. Хотя он взял на себя управление всего пару недель назад, измене­ния были уже видны. Ограду и крышу кухни починили; скот продолжали клеймить, а быч­ков кастрировать. Несколько деревьев возле дома срубили на дрова; реку очистили от мусо­ра, чтобы вода не застаивалась; всех лошадей перековали. Остатки сарая убрали и расчисти­ли место для постройки нового.

Кэтлин знала, что работники ворчали по поводу Рэйфа. Он требовал за дневную плату дневной работы, не позволяя халтурить и пить во флигеле по вечерам. Это было не боль­ше того, что требовал ее отец, но мужчины не хотели подчиняться метису. Поли сказал ей, что они постоянно говорят о том, чтобы оставить ранчо, но никто пока еще этого не сделал.

Если бы у нее с Рэйфом дела шли так же хорошо, как на ранчо, подумала Кэтлин, раз­вешивая белье. Рэйф переселился в свободную спальню и редко заговаривал с ней, за исклю­чением тех случаев, когда касалось ранчо. За столом они сидели в полной тишине, и напря­жение между ними росло день ото дня. И каж­дый субботний вечер он надевал выходную ру­башку, чистил туфли и уезжал в город.

Это время было наполнено для Кэтлин грустью и разочарованием. Она представляла себе, как другие женщины обнимают ее мужа, как он ласкает и целует их и шепчет какой-нибудь продажной девке нежные слова, кото­рые так необходимы самой Кэтлин. Но Рэйф ни разу не приблизился к ней, не сказал ниче­го такого, что дало бы понять, что она нужна ему.

– Я ненавижу его, – думала Кэтлин, сни­мая с веревки рубашку Рэйфа и бросая ее в корзину. – Ненавижу изо всех сил, со всей страстью…

Она горько улыбнулась. Со всей страстью… Самое подходящее слово. Сейчас ее желание разгорелось еще сильней, чем в день их свадь­бы. Несмотря на то, что он наполовину инде­ец, она страстно желала его поцелуев, нежного прикосновения рук к волосам, страстно жела­ла его тела, от воспоминания о котором у нее подкашивались ноги, и все сжималось внутри от предчувствия чего-то гораздо большего.

Она бросила последнюю рубашку в корзи­ну, подняла ее к бедру и понесла к задней две­ри. Тогда-то она и увидела Рэйфа. Он скакал на Черном Ветре вокруг кораля. Красавица лошадь не бежала, а, казалось, плыла: длин­ные ноги вытянуты вперед, шея выгнута, го­лова высоко поднята, а хвост развевается на ветру черными шелковыми прядями. Рэйф… Солнце блестело на его обнаженной спине и ши­роких плечах, зажигало в его волосах синее пламя. Она залюбовалась крепкими мышцами на ногах: он мог управлять лошадью только одним сжатием коленей.

Если бы она была художником, во второй раз со времени их знакомства подумалось ей, она попыталась бы запечатлеть красоту чело­века и лошади, кружащих по коралю, – два прекрасных существа, слившихся на мгнове­ние в одно целое.

Корзина с бельем была забыта. Она увиде­ла, как Рэйф резко повернул лошадь и поска­кал в обратном направлении.

Рэйф заметил Кэтлин боковым зрением. Повернувшись, он еще раз объехал кораль, остановил Черный Ветер и спрыгнул на зем­лю. Сняв уздечку, любовно похлопал кобыли­цу по шее и перебрался через ограду.

Сердце его забилось сильнее, когда он подо­шел к Кэтлин. Удивительно, насколько силь­но она действует на него. Стоит только уви­деть ее, чтобы тотчас захотеть. То, что она наблюдала за ним, было ему приятнее, чем сле­довало бы.

– Давай понесу, – сказал он, взяв у нее кор­зину.

– Спасибо, – пробормотала Кэтлин, стара­ясь не смотреть на его обнаженную грудь, на тонкую струйку пота, стекавшую на подтяну­тый живот.

Кэтлин повернулась на каблуках и открыла заднюю дверь, не переставая чувствовать при­сутствие Рэйфа сзади. От него пахло потом, лошадьми и табаком. Мужской запах, подума­ла Кэтлин, и, пожалуй, даже приятный.

Рэйф поставил корзину на кухонный стол и оседлал один из стульев, скрестив руки на спинке.

– Хочешь лимонаду? – спросила Кэтлин.

– Хочу.

Он смотрел, как она двигается по кухне, зачарованный ее красотой и неизъяснимой гра­цией, с которой она достала стакан из буфета, наполнила его лимонадом и отрезала кусок пирога с шоколадом. Сколько ночей он лежал без сна в мыслях о ней? Сколько раз покидал одинокую кровать и выходил из дома, вдыхая прохладный воздух, давая ему остудить свою разгоряченную плоть?

Он заставил себя не думать о желании, му­чившем, словно старая рана.

– А что на обед?

– Цыпленок с яблоками в тесте.

Рэйф кивнул. Она хорошо готовила, но ду­мал он не о еде. Если бы она на самом деле была его женой, он обнял бы ее и крепко поце­ловал, а может, и занялся бы с ней любовью прямо здесь, на кухонном полу, при свете дня. Если бы она на самом деле была его женой, он рассказал бы ей о ночах, когда он видел ее во сне, признался бы, что для него она самая же­ланная женщина в мире. Если бы она на са­мом деле была его женой, ему не нужно было бы ничего говорить, горько подумал он. Она сама знала бы это.

Он встал, выругавшись про себя. Осушил стакан одним большим глотком, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Увидимся за ужином, – хрипло прогово­рил он и вышел из дома.

Ужин прошел в напряженном молчании. Был субботний вечер, и Рэйф собирался в го­род. Кэтлин машинально поглощала пищу; ее воображение уже рисовало его в объятиях дру­гой, обнимающей, смеющейся, ласкающей его… Показались непрошеные слезы, которые невозможно было скрыть.

Рэйф поднял глаза и сразу же забыл о еде, увидев слезы, текущие по щекам Кэтлин.

– Что случилось? – спросил он, обеспокоен­ный тихой грустью, отражающейся в ее гла­зах. – Что-то не так?

– Сегодня суббота, – всхлипнула Кэтлин. Рэйф нахмурился.

– И что?

– То, что ты опять уедешь в город, а я оста­нусь здесь одна.

«Ну вот, – подумала она, – я сказала это».

– Я остался бы дома, если бы было зачем, – хрипло проговорил Рэйф. Он желал ее, но поклялся не прикасаться к ней, пока она сама не придет к нему с желанием и готовностью быть его женой.

Кэтлин сглотнула слезы. Она хотела его, но не могла в этом признаться вслух! А что, если она согласится пойти с ним в постель, а потом не выдержит этого?

– Рэйф… дай мне немного времени.

– Бери его, сколько тебе нужно, – гневно нахмурившись, он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.

Несколько минут спустя он появился сно­ва, дьявольски привлекательный в своих чер­ных брюках и темно-красной рубашке.

– Не жди меня, – желчно произнес он. Спустя пять часов, которые тянулись так долго, будто время остановилось, после того, как Кэтлин убрала со стола, помыла и вытерла посуду, вымыла пол на кухне, она разожгла камин, взяла книгу и попыталась читать, но не смогла понять ни слова и отбросила книгу в сторону.

Она горестно смотрела на огонь. Танцую­щие языки пламени загипнотизировали и усы­пили ее.

Как всегда, Рэйф вошел в ее сны со всей силой своей притягательности и озорной улыб­кой. Но на этот раз сон превратился в кошмар. Она видела уже не одного, а множество индей­цев в боевой раскраске. Они скакали по ранчо, убивая отца, Лютера, ковбоев, поджигая дом и услышала, как кто-то зовет ее, как чьи-то руки трясут ее…

– Кэтлин! Черт возьми, Кэти, проснись!

Вернувшись, Рэйф увидел слезы на ее ще­ках, услышал горестные стоны и теперь обеспокоенно тряс ее за плечи.

Ее веки задрожали, приоткрылись, он об­нял ее.

– Все хорошо, – прошептал он, опускаясь на пол у камина и прижимая ее к себе. – Все хорошо.

Он гладил ее волосы, его дыхание щекота­ло ее щеку – такое нежное, теплое, чуть пах­нущее бренди.

Кэтлин прижалась к нему, благодарная за то, что он крепко обнимал ее своими сильны­ми руками, успокаивал прикосновениями и голосом, низким и хриплым, заверяя в том, что бояться больше нечего.

– Мне приснился кошмар, – произнесла Кэт­лин, – тот день, когда убили отца…

Сама того не замечая, она замерла в его объ­ятиях.

Рэйф почувствовал, что тело ее напряглось и каким-то образом отдалилось. Он снова про­чел обвинение в ее глазах. Он почти слышал, как она презрительно произнесла про себя сло­во «индеец».

– Теперь все нормально? – холодно спро­сил он.

Кэтлин кивнула, не в силах отвести глаз, что попали в плен его взгляда. Она почувство­вала глубокую боль в его глазах, невысказан­ную горечь в прикосновениях рук, все еще об­нимавших ее.

– До каких пор ты будешь винить меня в том, что случилось с твоим отцом? – отрывис­то спросил он. – Когда ты перестанешь нена­видеть меня за то, что я индеец, и себя за то, что вышла за меня замуж?

– Рэйф…

– Я не дикарь, Кэтлин. Я никого никогда не убивал. Я не дикарь, – повторил он, не сво­дя с нее горящих черных глаз. – Если бы я был дикарем, то сейчас ты уже была бы жен­щиной, и… о, Боже, – пробормотал он, – на­верное, я все-таки дикарь…

Рэйф приблизился к Кэтлин, и они слились в поцелуе, сильном до сладкой боли. Его язык требовательно заскользил по ее нижней губе, ища вход в томительную неизвестность за ней…

Кэтлин не сопротивлялась. Она обняла его шею, приоткрыла губы, впуская его язык, от­вечая на поцелуй.

Тепло камина не шло ни в какое сравне­ние с жаром, который мгновенно охватил их обоих.

У Кэтлин вырвался низкий стон, когда его губы заскользили по ее шее, прочерчивая влаж­ную дорожку на нежной коже горла. Сердце ее забилось, словно кузнечный молот, когда руки Рэйфа скользнули по ее груди и коснулись бе­дер. Не отнимая губ, он опустился на пол, ув­лекая ее за собой, и теперь их тела прижима­лись крепко друг к другу: бедра к бедрам, лоно к лону…

Его рука скользнула под ночную рубашку и медленно, возбуждающе двинулась от щиколотки к бедру. У нее захватило дыхание от прикосновения к ее обнаженной коже, и она крепче прижала его к себе, их языки не пере­ставали ласкать друг друга.

Откуда-то издалека Кэтлин услышала звук – настойчивый, раздражающий. Она тихо засто­нала, когда Рэйф оторвал свои губы от нее, и только тогда поняла, что кто-то стучится в па­радную дверь.

Рэйф оставил Кэтлин и, выругавшись про себя, направился к двери. Его рука потянулась к винчестеру, висевшему над дверью. Он глу­боко вздохнул:

– Кто там?

– Поли.

Рэйф, нахмурившись, открыл дверь.

– Что, черт возьми, ты делаешь здесь так поздно?

– В корале неприятности, – объяснил Поли. – На коня Кэтлин напала пума.

– О, нет! – вскрикнула Кэтлин, – Рэд… он еще жив?

– Да, мэм. Но, по-моему, вам нужно пойти посмотреть на него.

– Да-да, конечно.

Крупный жеребец лежал на боку в корале. Его шея и бока были покрыты ранами, и Кэтлин показалось, что все кругом залито кровью. Но не эти раны были самыми худшими. Борясь с пу­мой, жеребец сломал левую переднюю ногу. Конь тихо заржал, уловив ее запах; Кэтлин, сдержи­вая слезы, опустилась рядом с ним на колени.

– Насколько это серьезно, Поли? – спроси­ла она, гладя коня.

– Очень серьезно, миссис Галлахер.

– Его придется убить?

– Не знаю. Вам решать, а не мне.

– А что бы ты сделал?

– Если бы он был моим, я попытался бы спасти его.

Кэтлин кивнула.

– Я могу как-то помочь?

– Оставайтесь рядом. По-моему, ваше при­сутствие его успокаивает.

Следующие два часа она сидела рядом с Рэдом, пока Поли вправлял сломанную ногу и аккуратно зашивал многочисленные раны на шее и боках животного. Рэйф оставался с ней, поддерживая голову жеребца, чтобы тот не смог подняться.

Близился рассвет, когда Поли встал. На его лице отражалась усталость, руки были залиты кровью.

– Я сделал все, что мог, миссис Галлахер. Теперь остается только ждать.

Кэтлин медленно поднялась. Ноги и спина болели от долгого сидения.

– Спасибо, Поли.

– Придется держать его в одном из стойл, пока кость не срастется. Мне бы не хотелось, чтобы он гулял по ранчо в таком состоянии.

– Ему это не понравится, – заметила Кэт­лин со слабой улыбкой, – а когда нога зажи­вет, на нем ездить будет не лучше, чем на медведе. Ты же знаешь, что бывает, когда его не выгуливают каждый день.

Поли кивнул. Не было уверенности в том, что она когда-нибудь вообще сможет ездить на гнедом, и они оба знали это.

– Пошли, Кэтлин, – произнес Рэйф, обни­мая ее за плечи. – Тебе надо немного поспать, да и Поли, думаю, тоже.

Она без возражений и даже охотно последо­вала за ним в дом. Его рука соскользнула на ее талию, когда они шли по узкому коридору к спальне Кэтлин. Он убрал руку, когда они до­шли до двери, и неожиданно им обоим стало неловко.

Они были недавно так близки, подумала Кэт­лин. Если бы она знала, как вернуть ощущение тех минут у камина! Она уже собиралась попро­сить его остаться с ней на ночь, чтобы насла­диться его успокаивающим присутствием, узнать, как это – заснуть в его объятиях… Но тут ее посетила неожиданная мысль о прости­тутках, раскрашенных, надушенных и напуд­ренных, в одной постели с Рэйфом, которые лас­кали его, как это недавно делала она, руками, более опытными, чем ее собственные.

– Спокойной ночи, Рэйф, – сухо произнесла она. Как она могла позволить ему поцеловать себя? Как могла она забыть, что он предпочел других женщин ей, своей жене?

– Кэтлин, – невысказанное желание обнять, успокоить, прозвучало в его голосе. Долгое мгновение они стояли рядом, не касаясь друг друга.

Я хочу его, думала Кэтлин, хочу, несмотря на всех этих женщин…

Рэйф ждал в надежде, что Кэтлин попросит его остаться, но когда она не сделала этого, он засунул руки в карманы и отвернулся. Холод­но и горько он пожелал ей спокойной ночи и оставил ее одну, так и не прикоснувшись к ней.

В следующую субботу Кэтлин сказала Рэйфу, что ей нужно съездить в город, чтобы по­полнить запасы, но на самом деле ей хотелось уехать с ранчо. Ей нужно увидеться с Кристи­ной, поговорить с кем-нибудь, кто выслушает ее, не пытаясь судить.

Утром она тщательно оделась: внешний вид сейчас был очень важен, более важен, чем ког­да-либо. Никто в городе не должен догадаться, что она несчастлива, что ее брак далек от со­вершенства.

Она выбрала зеленое платье с крошечными белыми цветочками, вышитыми на корсаже. Широкий белый кушак опоясывал талию, а черные кожаные ботинки туго охватывали ее щиколотки. Она в последний раз бросила быст­рый взгляд в зеркало перед тем, как выйти из комнаты. Платье шло к ее волосам и глазам, подчеркивало достоинства фигуры. Ей подума­лось: заметит ли Рэйф, как хорошо она выгля­дит? Но тут же выругала себя за то, что думает об этом.

Он ждал ее в общей комнате. С тех пор, как они поженились, он купил несколько пар брюк и рубашек, пару туфель, широкополую стетсоновскую шляпу. Сегодня на нем были черные брюки и темно-синяя рубашка, а шляпу он сдвинул на затылок.

– Готова? – отрывисто спросил он, и когда Кэтлин кивнула, открыл дверь и вышел вслед за ней.

Сильными уверенными руками он помог ей забраться на сиденье. Потом, сев рядом, взял поводья, и повозка тронулась с места.

Кэтлин едва замечала, где они едут, – все ее внимание занимал Рэйф. Сердце ее билось силь­нее всякий раз, когда их бедра соприкасались во время качки.

Уголком глаз она изучала его профиль. Он стал еще красивее с тех пор, как они впервые встретились. Неужели его плечи стали еще шире, а ноги – еще длиннее?

Она подумала о тех ночах, которые провела без сна, мечтая о нем, и все же, как ни велико было ее желание, она не могла забыть о ночах, проведенных им в городе. Образ Рэйфа в пос­тели с одной из проституток преследовал и мучил ее, а собственное желание начинало ка­заться ей таким же дешевым и пошлым.

Рэйф не сводил взгляда с дороги. С той ночи, когда Кэтлин приснился кошмар, он надеял­ся, что она забудет, что он наполовину индеец, и, наконец, увидит в нем просто мужчину. Но, похоже, ее устраивает сложившееся положе­ние, а он не собирается умолять ее о благо­склонности.

Он ругал себя за эти мысли. От женщин не жди ничего, кроме неприятностей. И все же он не мог отрицать, что она нужна ему, что несколько поспешных поцелуев не могут об­легчить страшную тоску, снедавшую его днем и ночью. Он хотел делиться с ней своими мыс­лями, мечтами, сомнениями… Он взглянул на нее, восхищаясь безупречной красотой кожи, золотом волос, румянцем на щеках… Она спле­ла руки на коленях и, похоже, полностью по­глощена окружающим пейзажем.

Ему стало легче, когда они приехали в го­род. Ее близость – это постоянная пытка. Он оставил ее у магазина, сказав, что будет ждать ее здесь ровно в три часа. Кэтлин улыбнулась и проводила его взглядом, когда он перешел улицу и вошел в салун. Вздохнув, она поспе­шила к дому Кристины. У нее было два часа на то, чтобы навестить подругу и сделать по­купки.

Кристина удивилась и обрадовалась Кэтлин. Они несколько минут обменивались шутливы­ми замечаниями ни о чем, пока любопытство Кристины не победило.

– Хватит нам болтать о ценах на материю и о погоде, – искренне произнесла она. – Тебя что-то беспокоит?

– Неужели это так заметно? – испугалась Кэтлин.

– Нет же, но я знаю тебя достаточно, чтобы заметить, что у тебя что-то не так. Что же это?

– Рэйф, – призналась Кэтлин.

– Он что, бьет тебя? – спросила Кристина, только наполовину в шутку. Рэйф – индеец, и ничего в его действиях не удивило бы ее.

– Нет, вовсе нет, Крис, но все так запута­лось!

– Я слушаю тебя, дорогая.

Кэтлин глубоко вздохнула, а потом, опус­тив глаза, рассказала Кристине о том, что слу­чилось в ее свадебную ночь.

– Я вела себя неправильно, – закончила Кэт­лин. – Я понимаю, что обидела его.

– И теперь ты жалеешь об этом. Кэтлин кивнула.

– Что мне делать? Я же не могу подъехать к нему со словами: «Прости меня, Рэйф, давай займемся любовью».

– А почему бы и нет? Вы ведь женаты. Кэтлин удивленно посмотрела на подругу.

– Интересно, как бы он отреагировал? Что бы он подумал? А если бы он отказался?

Кристина пожала плечами.

– По-моему, ты слишком серьезно к этому относишься. Ты хочешь его. Он, похоже, хо­чет тебя. Что тебе терять?

Мою гордость, подумала Кэтлин, но не про­изнесла этого вслух.

– Гордость не согреет в холодную ночь, – сказала Кристина, снова лукаво улыбнувшись.

– Ты удивляешь меня, Крис, – пробормота­ла Кэтлин. – Ты даже не замужем, а даешь мне такие советы. Я поражена.

Кристина рассмеялась, и Кэтлин присоеди­нилась к ней. Смех ослабил напряжение, и Кэтлин почувствовала себя лучше.

– Советовать может каждый, – сказала Кристина. – Наверное, я бы побоялась обсуж­дать такие интимные проблемы, но иногда мне кажется, что люди слишком много беспокоят­ся о семейных делах.

– Смотри, не говори никому таких вещей, а то твоя репутация погибнет, – посоветовала Кэтлин на прощание.

– Ты совершенно права, – рассмеялась Крис­тина. – Держи меня в курсе своих дел.

– Обязательно. Спасибо, Крис.

Кэтлин улыбалась, выходя из дома Кристи­ны почти два часа спустя. Может, ее подруга и права. Может, ей следует рискнуть и признать свою неправоту. Она вошла в магазин и сделала заказ. Пока вещи загружали в повозку, она бе­седовала с женой владельца. В магазине было еще несколько женщин, и Кэтлин видела, что они смотрели на нее с любопытством. «Заму­жем за полукровкой, – почти слышала она их мысли. – Как ей с ним? Такой ли он дикарь, какими слывут все остальные индейцы? Оскорб­ляет ли он ее, бьет, унижает ли?».

Отворачиваясь от прилавка, Кэтлин заста­вила себя улыбаться, надеясь, что выглядит в браке счастливой во всех отношениях. Она кивнула нескольким дамам и вышла из мага­зина. Щеки ее покрылись краской гнева, ког­да она услышала громкий шепот одной из них: «И как это Кэтлин Галлахер отважилась при­ехать в город и разговаривать с приличными людьми?»

Кэтлин стояла на дощатом тротуаре, не сводя глаз с салуна: поскорее бы Рэйф забрал ее! Но вместо него она увидела приближающегося к ней Абнера Уайли.

– Добрый день, миссис Галлахер, – притро­нулся к шляпе Абнер.

– Добрый день.

– Хороший нынче денек.

– Да.

– А вы хорошо выглядите, – сказал он, скользя взглядом по ее фигуре и задержавшись на груди, прежде чем снова посмотреть ей в лицо.

– Спасибо, – кратко ответила Кэтлин. Она прижала руки к телу, сопротивляясь желанию скрестить их на груди. – Извините, но вообще-то я должна встретиться с мужем около поч­ты.

Она отважно солгала, надеясь избавиться от его общества. Однако у нее ничего не вышло.

– А я пройдусь с вами, – сказал Абнер, и Кэтлин ничего не оставалось, как отправиться вниз по улице по направлению к почте.

– Как дела на ранчо? – поинтересовался Аб­нер.

– Неплохо.

– Слышал, как пара ваших парней ворчали в салуне в прошлую субботу. Похоже, они не в восторге от работы на полукровку.

Кэтлин кивнула, не поддаваясь на его уловку.

– И я не могу их винить, – продолжал он. – Этим краснокожим нельзя доверять. Снимут с тебя последнюю рубашку.

Кэтлин нахмурилась: чтоб он сквозь землю провалился! Хотя даже матери-земле такой кусок может встать поперек горла.

– Ну, вот мы и пришли, – заметил Абнер, когда они добрались до почты на другом конце города. – Похоже, ваш муж опаздывает.

– Да.

– Тебе следовало выйти за меня, Кэтлин, – сказал Абнер низким напряженным голосом. – Как ты могла продаться этому подонку? Я бы позаботился о тебе и о ранчо тоже. Ты знала, что я к тебе неравнодушен. Твой отец тоже знал, и был не против. Ты не имела права оставить меня ради этого проклятого индейца. Никакого права.

Кэтлин подняла глаза на Абнера, ошелом­ленная его словами. От ревности, запылавшей в его бледно-голубых глазах, ей стало не по себе.

– Я не оставляла тебя, – тихо произнесла она. – Между нами ничего не было.

– Я просил твоей руки три раза!

– Я не люблю тебя. Прости меня.

– Ты любишь этого индейца?

– Это тебя не касается.

– Еще как касается! Если бы не этот чертов индеец, я бы по-прежнему был главным ковбо­ем на ранчо, а ты была бы моей женой.

– Неправда!

– Правда, черт возьми! Твой старик хорошо относился ко мне, пока не появился этот чер­тов индеец.

– Мой отец и не переставал хорошо к тебе относиться, – сказала Кэтлин, – ты сам ушел с ранчо, помнишь? Он не просил тебя об этом.

– Ты была предназначена мне, Кэтлин, – страстно произнес Абнер, и прежде чем она догадалась, что у него на уме, Абнер, затащил ее в аллею между банком и почтой и поцело­вал. Он удерживал ее руки, прижимая к стене банка.

Кэтлин яростно отбивалась, его поцелуй был ей отвратителен. Ее чуть не стошнило, когда его язык коснулся ее сомкнутых губ. В углах у нее зазвенело от гнева, когда его поцелуй стал глубже, а потом, опомнившись, она резко и быстро подняла колено. Абнер зашатался, хва­тая ртом воздух: ее колено врезалось ему в пах.

– Сука! – зарычал он. – Ты пожалеешь об этом.

– Не смей трогать меня, – пригрозила Кэт­лин. – Если ты еще раз приблизишься ко мне, я скажу Рэйфу, и он убьет тебя.

Абнер ухмыльнулся, преодолевая мучитель­ную боль. Он медленно и ласково провел по прикладу ружья.

– Надеюсь, он попытается.

Кэтлин стало не по себе. Абнер ловко обра­щался с ружьем. Она часто видела, как он уп­ражнялся в стрельбе за сараем, соревнуясь с другими ковбоями. Он никогда не проигрывал, стрелял плавно, уверенно и чрезвычайно быст­ро. Необычный талант для ковбоя, но Абнер на самом деле очень хороший стрелок. Очень… А Рэйф оружия при себе не носит…

Испуганно вскрикнув, Кэтлин бросилась прочь, поправляя на ходу растрепавшиеся во­лосы. Абнер проводил ее взглядом. В его сузившихся глазах светились злоба и неудовлет­воренное желание. То, что она предпочла ему полукровку, уязвляло его гордость, и он по­клялся, что когда-нибудь заставит ее заплатить за это. Когда-нибудь, как-нибудь он найдет способ заполучить ранчо и Кэтлин в придачу. А если где-то по дороге придется убить грязно­го индейца – что ж, тем лучше. Ничего ему так не хотелось, как взять Рэйфа Галлахера на мушку ружья.

Абнер тихо засмеялся. Он никогда не заме­чал за собой такой сильной жажды мести, но мысль отплатить Кэтлин за то, что она с ним так обошлась, была воистину приятна.

Когда Кэтлин, запыхавшаяся и бледная, появилась у магазина, Рэйф уже ждал ее.

– Где ты была? – нахмурившись, спросил он.

– Заходила на почту проверить, не пришло ли что-нибудь.

– Ты выглядишь так, словно бежала всю дорогу, – заметил он. – Ты купила все, что хотела?

– Да. Поедем домой прямо сейчас?

– Если ты готова.

– Готова!

Он вопросительно посмотрел на нее, ничего не понял и пожал плечами. Эти женщины… Их невозможно понять. Она так ждала этой поездки, а теперь, похоже, не может дождать­ся, когда они отправятся домой.

Кэтлин не упомянула о встрече с Абнером, решив, что расскажет об этом Рэйфу позже, дома. А теперь она сидела и смотрела на дорогу, думая, нет ли какой-нибудь возможности, не роняя своей гордости, дать Рэйфу понять, как он ей нужен.

То, что приближался субботний вечер, от­нюдь не радовало ее. Что, если он опять пред­почтет провести ночь в борделе, а не с ней?

За ужином Кэтлин не находила себе места, понимая, что если она не решится сегодня ве­чером, то не решится никогда.

«Как только поужинаем и я вымою посу­ду, – подумала она, – я скажу Рэйфу, что была не права и что не имела в виду тех страшных вещей, что сказала тогда».

Рэйф стоял перед маленьким овальным зер­калом на комоде в его комнате и брился. Ему надоело проводить каждый субботний вечер в публичном доме, думал он, на самом деле ему хотелось спокойно посидеть вместе с Кэтлин в гостиной. Но он знал, что не может находить­ся с ней в одной комнате, не касаясь ее. Даже находиться с ней в одном доме было пыткой. В будние дни всегда хватало дел снаружи. Но по субботам ковбои рано уходили, чтобы съездить в город.

Он надел чистую рубашку, взял шляпу и вышел из комнаты. Если не считать проблем с Кэтлин, жилось на ранчо «Сэкл Си» неплохо. У него были дом, еда и карманные деньги. Же­ребец Кэтлин быстро выздоравливал. Раны на шее и боках заживали, и Поли был уверен, что со временем срастется и нога.

Кэтлин сидела в общей комнате с корзиной штопки на коленях. Как всегда, его поразила ее красота. На ней было розовое платье с высо­ким кружевным воротничком и пышными ру­кавами. Облегающий корсаж подчеркивал грудь, а широкий пояс – тонкую талию. Воло­сы, золотые, как солнечные лучи, падали мяг­кими волнами на плечи, убранные с лица уз­кой розовой атласной лентой. Ее профиль был таким мягким и женственным, шея – такой нежной и притягательной…

Кэтлин подняла грустные глаза, когда Рэйф вошел в комнату.

– Едешь в город? – спросила она, выдавив из себя улыбку.

Рэйф резко кивнул.

«Сейчас, – думала Кэтлин, – скажи ему сей­час ».

– Желаю хорошо провести время.

– Спасибо.

Он уже собрался повернуться, но что-то в ее глазах удержало его. Она выглядела грустной, и неожиданно он почувствовал себя виноватым в том, что оставляет ее одну каждый субботний вечер. Но потом он отогнал от себя эти мысли. Она могла удержать его дома, если бы хотела.

Горло Кэтлин сжалось. Это должно произой­ти сейчас, думала она, но никак не могла най­ти нужных слов. «Прости, что я так вела себя в нашу свадебную ночь», – подумала она, ре­петируя про себя. Давно пора было произнести это простое извинение… Почему же она не может произнести ни слова?

Вместо этого она, к своему ужасу, выпа­лила:

– А у тебя есть своя девушка в борделе? Рэйф посмотрел на нее, пораженный тем, что порядочная богобоязненная женщина за­дает такие вопросы, а потом рассмеялся.

– Своя девушка? Господи, Кэтлин, да у меня там нет никакой девушки.

– Не понимаю.

– Я ни разу не притронулся ни к одной из них, – признался он.

– Ни разу? – на душе у нее стало неожидан­но легко и весело.

– Ни разу.

– Почему, Рэйф?

– А ты не знаешь?

Глаза Кэтлин, ясные и зеленые, словно оке­ан в тихий летний день, широко раскрылись. Она медленно покачала головой.

– Почему, Рэйф? – повторила она, надеясь, что он скажет слова, которые ей так страстно хотелось услышать.

– Из-за тебя, – его голос был тих, темные глаза всматривались в ее лицо. – В первый раз, когда я пошел туда, я собирался попробо­вать с одной из них. – Он пожал плечами. – Там даже было несколько совсем неплохих, но потом я вспомнил тебя, Кэтлин, и не смог этого сделать. Я хочу тебя, Кэтлин, и никого другого.

Это были не те слова, которые она хотела слышать, но они наполнили ее радостью. Он никогда не был ни с одной из них! Облегчение было слаще меда… Все страшные картинки, которые рисовало ей воображение каждый субботний вечер, когда Рэйф уходил из дома, ста­ли бледнеть и забываться.

– Кэтлин…

Она услышала вопрос в его голосе, увидела желание в его глазах и поняла, что больше не в силах сопротивляться. Поднявшись и уронив корзину на пол, Кэтлин вошла в объятия Рэйфа. Она прижалась лицом к его груди, неожи­данно потеряв уверенность. Она чувствовала частое биение его сердца под своей щекой, на­пряжение, с которым он прижимал ее к себе. Его губы прикоснулись к ее волосам.

– Кэтлин, – прошептал он, лаская рукой ее спину. – Я так долго желал тебя, так долго ждал этого…

– Не жди больше, Рэйф.

– Кэти!

Он схватил ее в объятия и быстро отнес по коридору в спальню, осыпая поцелуями ее лицо, шею, грудь и, наконец, губы.

Он осторожно положил ее на кровать и лег рядом. Его глаза мерцали черным огнем.

Сердце Кэтлин бешено стучало, когда она от­вечала на его поцелуи. Ее рука скользнула под его рубашку, кончиками пальцев Кэтлин глади­ла его сильную спину. Кожа Рэйфа была глад­кой и твердой, как сталь, обтянутая шелком, бугры мышц перекатывались под ее ладонью.

Пальцы Рэйфа расстегнули ее платье, губы спустились вниз по шее. Он расстегнул кор­саж, за которым оказалась тонкая сорочка, и осыпал легкими поцелуями ее плечи, шею, грудь…

У Кэтлин захватило дыхание. Она никогда раньше не испытывала такого острого наслаж­дения… Ее кожа горела от каждого прикосно­вения, все тело трепетало и вздрагивало, от­данное его власти.

Ее пальцы запутались в его волосах, она выгнулась ему навстречу, повинуясь не совсем осознанному желанию.

Рэйф понял. Дрожащими от страсти рука­ми он снял с нее платье, а потом разделся сам.

Он прекрасен, подумала Кэтлин, его тело совершенно. Красновато-коричневая кожа была покрыта легкими черными волосами на руках, ногах и на груди. На левом бедре светлел не­большой шрам, и ей захотелось узнать, от чего он. Но Кэтлин забыла о своем вопросе, когда Рэйф лег и снова обнял ее.

Она застонала от почти непереносимого удо­вольствия, когда его обнаженное тело прижа­лось к ней, прошептала его имя, когда он сно­ва начал целовать ее, гладить спину и бедра. Его язык обжигал, словно пламя. Она стала невесомой и забыла обо всем, погрузившись в неведомые и неожиданные сладостные ощуще­ния. Почему она ждала так долго, не позволяя ему любить себя? Почему она потеряла столь­ко дней, раскаивалась она, и столько ночей? Она давно могла наслаждаться его объятиями, прикасаться к нему, целовать его, узнавать его сильное, мускулистое и такое желаемое тело!

Его дыхание было обжигающим, когда он прошептал ее имя, сказал, что она прекрасна и желанна… А потом он оказался сверху, накрыв ее тело своим, раздувая пламя их страс­ти…

Кэтлин смотрела на Рэйфа, охватив его шею руками и выгнувшись ему навстречу. Ее прон­зила острая режущая боль, а потом волны не­вероятного наслаждения подхватили ее, ука­чивая глубокими движениями внутри ее. Я умираю, смутно подумалось Кэтлин, невозмож­но выдержать такую страсть, такое наслажде­ние…

Время исчезло, реальность потускнела, и во всем мире остались только они, соединенные в восхитительном объятии, движущиеся в древ­нем ритме любви.

– Рэйф, о, Рэйф! – вскрикнула Кэтлин, ког­да последняя радужная волна захлестнула ее. Его тело содрогнулось в последний раз и за­мерло. Он долго лежал не шевелясь, прижав­шись лицом к ее шее, прерывисто дыша.

Она крепко обнимала его, не желая, чтобы это кончалось. Теперь она – часть его, а он – часть ее. На этот краткий миг они стали дейст­вительно одним целым. Она еще никогда не чувствовала себя такой счастливой, такой про­светленной…

Рэйф, не разжимая объятий, рассеянно лас­кал рукой ее грудь. Теперь она принадлежит ему, по-настоящему принадлежит…

Они долго лежали обнявшись, а потом Кэт­лин шевельнулась, и Рэйф понял, что снова хочет ее. Его кровь вскипела, сердце застучало сильней, и он снова поднялся над ней с огнем в черных глазах.

– Кэти?

Она кивнула, удивляясь, что он так скоро захотел ее снова, и потому, что тоже хочет его. Он делал это нежно, ласково, и его руки и губы разжигали в ней огонь…

Теперь его кожа стала солоноватой, а воло­сы – влажными. Ее ладони скользили по его рукам, наслаждаясь их силой. Жар в его гла­зах завораживал ее даже теперь, когда трепе­щущая в ней страсть снова привела ее к вер­шине наслаждения.

Второй раз оказалось еще лучше, и Кэтлин улыбалась от удовольствия, когда его тело со­дрогнулось в последний раз.

– Муж мой, – прошептала она, наслажда­ясь звучанием этих слов и счастьем в сердце.

Рэйф тихо рассмеялся, щекоча своим дыха­нием ее ухо.

– Жена моя, – хрипло прошептал он. – На­конец-то.