Запретные чувства

Глава 29. Руслан.

— Пап! — Платон с порога крепко обнял меня, вцепившись пальцами в ткань куртки.

— Всё хорошо. Я уже тут, — мой голос из-за напряжения и волнения чуть вздрогнул.

Сердце колотило по рёбрам как ошалелое, пока я гнал свой электрокар по ночным дорогам города, игнорируя с десяток правил. А кто остановит? Сознательно — никто.

— Где мама? — я опустил ладонь на макушку сына и машинально чуть потрепал его аккуратно подстриженные волосы.

— Она в ванной и уже очень долго не выходит. Я стучал, она не отвечает. И телефон, — Платон нехотя отпустил меня и достал из кармана своих домашних штанов с маленькими космическими ракетами телефон Веры. — Она его не взяла с собой. А я звонил. Пап, мне очень-очень страшно.

Когда я увидел в глазах сына слёзы мне отчаянно захотелось садануть кулаком по стене, затем достать Веру из проклятой ванной и хорошенько встряхнуть. Что же она творит?!

— Иди к себе. Я сейчас со всем разберусь, договорились?

Платон кивнул, вытер рукавом кофты слёзы и пошел в свою комнату. В этот момент я был абсолютно горд своим ребенком. Горд его способностью чётко слышать и понимать, что я ему говорю даже в такой откровенно дерьмовой ситуации.

Пресекая любые эмоции, я, не разуваясь направился в сторону ванной комнаты. Дверь была заперта изнутри. Я несколько раз громко ударил по стеклянной поверхности.

— Вера! Открывай! Что ты здесь устроила?! — мой голос неприятной вибрацией обжег связки.

В ответ тишина. Я не слышал ни плеска воды, ни какого-либо другого шума. В голову прокралась мысль, которую я предпочитал гнать от себя. Вера не из тех женщин, которые от горя могут себе сознательно причинить вред. Во-первых, она слишком сильно любит себя. И так было всегда. Во-вторых, никакого горя вообще нет. То, что происходило между нами — закономерный и неизбежный финал.

Но сердце всё равно продолжало колотиться. Потому что Вера была и пока что всё еще оставалась моей женой.

— Открывай!!! — я еще несколько раз ударил по двери. Стекло тут же задребезжало, а в суставах кулака заныло.

Снова ничего. В подобной ситуации я оказался впервые. Но новизна происходящего всё равно не заставила меня растеряться. Я мог бы выбить стекло. Но решил, что не стану пугать Платона. Поэтому воспользовался не менее эффективным, но цивилизованным способом. Разобрать дверную ручку.

Я никогда не был мастером на все руки. Я платил людям, чтобы они устраняли те или иные поломки в нашем доме. Но кое-какие мелкие инструменты у меня всё же имелись. Банальные вещи я всё-таки умел делать.

Сняв пиджак и расстегнув манжеты, я подтянул рукава до локтей, едва не разорвав ткань рубашки. Дверная ручка быстро поддалась мне и через несколько минут с тяжелым звоном упала на пол. Открыв дверь, я увидел Веру. Она лежала в наполненной водой ванне. На коврике валялась пустая пластинка из-под таблеток.

В ушах тут же угрожающе зашумела кровь. Я подбежал к ванне и рывком вытащил Веру. Она была одета в одну из своих любимых шелковых пижам. По щекам растеклась тонкими чёрными ручейками тушь.

— Ты что наделала? — просипел я, обхватив ладонью, затылок жены.

Шок сильно сдавил горло.

— Ты что наделала?! — почти взвыв, повторил я.

Вера что-то тихо простонала, а затем начала надсадно кашлять.

— Вера! — я ударил ее несколько раз по щекам, пытаясь привести в сознание.

Вытянув ее полностью из ванны, я поскользнулся на пролитой на полу воде и ударился коленом. Но Веру удержал. Она неожиданно сильно ухватилась за мои предплечья, продолжая кашлять.

— Дура! — я хорошенько тряхнул ее. — Ты что наделала? — я почувствовал, как меня прошибла сильная дрожь.

— Руслан… Я ничего… Ничего не делала, — откашлявшись, Вера убрала с лица мокрые спутанные волосы. — Я просто… Приняла снотворное и, кажется, не рассчитала дозу.

— А в ванну зачем села, если снотворное приняла?

— Не знаю. Думала, что успею помыться, — полусонный, напуганный взгляд Веры блуждал по моему лицу, словно она не верила, что это я. — Прости меня. Пожалуйста.

Я, всё еще пребывая в шоке, слабо понимал, что здесь вообще происходит. Но момент с ее пижамой и желанием помыться даже в таком состоянии мне показался абсолютно нелогичным. Зачем окунаться в воду одетой?

— Руслан, — Вера обняла меня за шею и прижалась ко мне всем телом.

Мои брюки и рубашка давно уже намокли и неприятно липли к коже, охлаждая ее.

— Я спать перестала, Руслан. Я… Я не знаю, что со мной. Мне так страшно, — Вера еще крепче обняла меня и уткнулась носом в плечо. — Я так больше не могу, Руслан. Я страшно боюсь тебя потерять.

— Посмотри на меня, — я поднял голову Веры за подбородок и внимательно посмотрел в ее мутные голубые глаза. — У нас ребенок, Вер. Ты должна думать не только о себе, но и о нем.

— Я знаю. Я не хотела напугать Платона. Господи, я этого совсем не хотела, — она поджала губы и расплакалась.

Я никогда не любил женские слёзы. Потому что чаще всего они были предвестниками долгой и громкой истерики. Но Вера плакала тихо. Я слышал только ее сдавленные всхлипы. Кажется, это было впервые, когда Вера не нападала на меня. Она дрожала точно так же, как и я, цепляясь за влажную рубашку ледяными пальцами.

— Нам нужно переодеться. Как ты себя чувствуешь? Может, врача вызвать?

— Нет. Не нужно. Со мной всё хорошо, — Вера откашлялась. — Руслан, что с нами случилось? Почему между нами теперь всё так… разбито?

— Почему? — переспросил я и отпустил Верин подбородок. — Ты ведь прекрасно знаешь, почему.

— Из-за аборта?

— Да! — выпалил я. — Да, именно из-за него! А может он только подвел черту, — я попытался встать, но Вера меня не отпустила.

В ее взгляде затаились немая мольба и страх. Страх чего? Потерять меня? Свой статус?

— Ты думал, что я рылась в твоих вещах?

— Да, — коротко ответил я.

— Думал, что проверяла тебя?

— А это не так?

— Я искала это, — Вера подняла правую ладонь и показала мне свой безымянный палец, на котором, под ее обручальным кольцом, находилось мое. — Ты перестал его носить.

— Перестал, — кивнул я и задумчиво посмотрел на свое золотое обручальное кольцо.

Я снял его ровно в тот день, когда узнал, что Вера избавилась от нашего ребенка. Это был внутренний толчок. Первый шаг, чтобы отдалиться от этой женщины. Правда, он оказался единственным.

— А я нет, — она посмотрела на свою руку. — Ты помнишь, как сделал мне предложение?

— На твой день рождения. Все свои деньги потратил на кольцо и поход в ресторан.

— Мы были тогда самыми счастливыми. Не успели на последний трамвай и гуляли всю ночь на набережной.

Я не хотел вспоминать годы давно ушедшей юности. Мне было больно. Потому что я видел свою будущую семью совсем по-другому. И себя я видел другим человеком.

— Руслан, мы должны попробовать всё начать сначала, — Вера встала на колени и пригладила ладонями свои волосы. — Я не хочу мучиться бессонницей и глотать снотворное. Не хочу, засыпать одна в нашей постели. Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной и перестал считать, что наш брак — это труп. У нас просто кризис. Понимаешь? Такая ерунда случается.

— Такое случается, — эхом повторил я. Где-то нечто подобное я уже слышал.

— Мы сможем со всем справиться, если захотим. Я буду меняться, Руслан. У нас всё получится. Ведь только я знаю тебя настоящего. Ни одна другая женщина не видела тебя таким, каким вижу я, Руслан. У нас случались разные трудности. Я всегда была рядом.

Вера говорила правду. Когда не стало моих родителей, она полностью взяла на себя всю подготовку к похоронам, при этом уже нося под сердцем Платона. Может, у нас действительно мог быть шанс?

— Идем, — устало проговорил я. — Тебе нужно прилечь. А завтра лучше покажись врачу, на всякий случай. Со снотворным шутки плохи.

Уже глубокой ночью, когда и Вера, и Платон спали, я безмолвным призраком слонялся по квартире. Никак не получалось уснуть. Я думал о случившемся. Думал о Лии.

Рука сама потянулась к телефону. Я набрал номер своего водителя.

— Руслан Владимирович? — удивленным сонным голосом спросил Саша. — Я сейчас подъеду.

— Отбой, Саш. Никуда ехать не надо. Помнишь о том, что я тебе поручал сделать насчет моей жены?

— Конечно. Дело на паузу поставили.

— Надо всё срочно возобновить. Я должен точно знать, есть ли любовник у моей жены. Имя, где работает — всё.

— Хорошо, Руслан Владимирович. Будет сделано.