СПУСТЯ ПОЛТОРА МЕСЯЦА
Сначала очень злилась на Влада за его такие откровения, но после того как сходила на свидание с парнем, неожиданно для себя поняла, что в какой то степени он оказался прав…
Прежде чем я пришла к такому выводу, я встретилась с тем, кто которую неделю строит мне глазки.
Я решила рискнуть и согласиться на свидание.
— Наташа, привет, пойдём на свидание? Давно зову, недотрога! — улыбается мне.
— Пойдём, — соглашаюсь, переступая через себя.
Мы гуляли с ним в парке — тихо, спокойно, под шелест опавших листьев. Семён говорил, улыбался, шутил, ловил мой взгляд и будто ждал, что хоть что-то во мне дрогнет. Но ничего не дрогнуло. Ни его улыбка, чуть кривоватая, но искренняя, ни лёгкий флирт, ни его рассказы — ничто не отзывалось во мне даже слабым эхом.
Он говорил об институте, о конфликте с каким-то преподавателем, о том, как тот несправедливо завалил его на экзамене. Потом перешёл на татуировку — хотел набить что-то на правом плече, спрашивал моё мнение.
Я кивала, поддакивала, но мысли мои были далеко. Они были о другом человеке.
О том, кто не давал мне ложных обещаний, не обманывал меня, а сказал открыто, что я нравлюсь ему, и что он хочет меня.
Семён — этот, чего я мечтала увидеть в мужчине: не лезет с пошлыми намёками, не пытается меня тащить в постель на первом свидании, не смотрит на меня как на кусок мяса, пуская слюни похоти.
Напротив, смотрит влюблённо, трепетно, ждёт, когда я сама разрешу ему хотя бы прикоснуться.
Я пыталась убедить себя, что такие отношения — правильные, безопасные, и мне так лучше. Но ложь самой себе — это самое страшное, что только может быть.
Именно поэтому, несмотря на все недостатки Владислава, несмотря на его наглость, самоуверенность и бесцеремонность, я всё равно продолжаю думать о нём.
А ещё о том, как он, даже не спросив разрешения поцеловал меня так, что подкосились ноги.
— Давай я закажу тебе десерт? Я знаю, как ты любишь сладкое. Можно я буду звать тебя моя сладкая девочка?
Не ожидая такого вопроса, давлюсь кофе.
— Нет, — категорично мотаю головой, — лучше зови меня по имени.
— Ты изменилась, Наташа. Мне казалось, что я нравлюсь тебе?
— В какой-то момент и мне так казалось. Но поняла, не готова на что-то большее, — говорю честно.
— Почему? Вроде ничем не обидел. Что изменилось?
А я как раз думаю постоянно о том, кто обидел… Вот такой вот парадокс…
— Сама не знаю, если честно, — вру, естественно, знаю! Но ему не скажу. — Ты привлекательный парень, но что-то произошло. Не с тобой! Со мной! Не спрашивай, что, я всё равно не отвечу.
— Ты говоришь загадками, не понимаю.
— Знаешь, если честно, я сама себя уже не понимаю.
Семён провожает меня домой, галантно открываю дверь подъезда, и пропускает внутрь.
— Не провожай меня дальше, я сама, — хочу избавиться от его присутствия.
— Хорошо, — прикасается к моим губам.
Я соглашаюсь. Позволяю ему приблизиться, прикоснуться. Но цель у меня только одна: понять, почувствовать, сравнить.
Его губы касаются моих — осторожно, почти робко. Он не давит, не торопится, будто боится спугнуть. И в этом весь он — правильный, предсказуемый, удобный. Но… Всё не то…
Я закрываю глаза и притворяюсь, что растворяюсь в этом поцелуе, но внутри — сопротивление, почти физическое отторжение.
Мышцы напряжены, дыхание не сбивается, сердце не прыгает бешено в груди. Я просто жду, когда это закончится.
Но главное в этот момент, что в голове — он, Влад.
Его губы, такие жёсткие, настойчивые, который не оставляют выбора, кроме как подчиниться. Его поцелуи — где не про разрешение, а про уверенность и настойчивость.
И снова я вспоминаю, как они сносили голову, лишали рассудка, заставляли забыть обо всём. От одного прикосновения его губ во мне вспыхивал огонь, и я хотела больше. Жаждала. Только признаться себе в тот момент, когда он был рядом, не решалась. Слишком боялась повторения разочарования.
Но ведь от этого не застрахован никто, правда?
Когда Семён целует меня, я понимаю: ничего меня ни в нём, ни в его поцелуе не трогает. Одна сплошная пустота и безразличие.
Даже странно, что он от меня этого не почувствовал.
Я резко отстраняюсь, делаю шаг назад, прикрываю рот ладонью — будто пытаюсь стереть следы чужого прикосновения.
— Прости, — бормочу. — Мне нужно идти.
Сбегаю, потому что нет смысла врать. Нет смысла притворяться. И главное — нет смысла тратить время!
— Ну что, Наташа, ты всё поняла? — грустно улыбаюсь себе в зеркало. — Вот оно: и цветы, и кино, и внимание без приставаний, но нет никакого желания продолжать. И да, даже если этот человек будет ухаживать за тобой пару месяцев, о которых с ухмылкой говорил Влад, всё равно ты с ним в постель не ляжешь.
Теперь я поняла посыл Влада, и что он мне хотел сказать: не стоит тратить время на того, к кому у тебя не лежит душа.
И признаться, если бы он позвонил или приехал сейчас, я, к своему стыду не отказала бы ему в том, что он предлагал.
Да, пусть не будет отношений, где есть уверенность в завтрашнем дне. Главное, будут отношения, где люди интересны друг другу. Не то ли важнее?
Но думать теперь об этом нет смысла, Влад словно забыл обо мне.
Полтора месяца пролетело одним днём. Мы так и не виделись больше.
Я смиряюсь с тем, что его, скорее всего, уже в моей жизни не будет.
На удивление, как он обещал, юристы больше не звонят. Наверное, действительно, Влад подождёт с долгом. Главное найти возможность его выплатить.
Хотя кого я снова обманываю? Денег у нас нет.
— Дочь! — слышу знакомый голос, и сердце трусливым зайцем начинает скакать в груди.
Поворачиваю голову, мой отец стоит в подъезде между этажами.
— Папа? Что ты здесь делаешь? — громко сглатываю и, кажется, трудно дышать.
— Жду тебя, — вижу, зол.
— Зачем? — догадываюсь, что мы будем возвращаться к старому вопросу о долге.
— Давай поднимемся к тебе в квартиру и поговорим дома?
— Хорошо.
Боюсь его в гневе. Знаю, он страшен.
Тишина в лифте давит тяжелее, чем спёртый воздух.
Мы стоим рядом, но между нами — пропасть.
Мои пальцы лихорадочно роются в сумке, цепляясь за мелочи, но ключи будто испарились. Руки дрожат так, что я едва могу удержать сумку.
— Долго ещё возиться будешь?
— Сейчас… — бормочу я, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
Запах алкоголя окутывает его, как ядовитый туман. Он пил. И зол. А это значит…
Не люблю стоять к нему спиной. Никогда. Но сейчас — выбора нет. И я чувствую эту опасность, кожей ощущаю напряжение, висящее в воздухе. И не зря. Мои худшие ожидания оправдываются.
Резкий рывок — и его пальцы впиваются в мои волосы, сжимая их в кулаке. Боль пронзает кожу головы, будто кто-то вырывает её с корнем.
— А-а-а!
Он дёргает меня назад, заставляя запрокинуть голову. Его дыхание, густое от перегара, обжигает щёку.
— Я тебе что, сука, говорил, а⁈
Голос хриплый, звериный. Он рычит на меня, словно дикий зверь. А в глазах настоящая ярость.
— Пусти! — Пытаюсь вырваться, но он только сильнее закручивает волосы вокруг пальцев.
— Не пущу!
Он мотает мою голову из стороны в сторону туда-сюда, будто я тряпичная кукла.
Боль от его хватки за мои волосы растекается по черепу, слёзы застилают глаза.
— Мне больно! — плачу, хриплю я, хватая его руку, чтобы хоть немного ослабить хватку. Но он только усмехается.
— Да плевал я на твоё «больно»! — Его лицо ещё сильнее искажено злобой. — У нас какой уговор был, а⁈
— Закрыть вопрос… — выдавливаю я, всхлипывая.
— Верно! — он кивает несколько раз и трясёт меня снова. — Ты в курсе, что юристы этого ушлёпка мне письмо счастья прислали, мол, плати долг⁈ Полтора месяца тишины и на тебе, приплыли! Я думал, ты решила всё раз они молчат!
Слюна, когда он говорит, брызгает мне в лицо.
— Ты знаешь, что это значит⁈
— Нет, — но я не притворяюсь, я действительно не знаю, что это значит!
— А это значит, что ещё чуть-чуть и мне повестка из суда придёт! На, читай!
Он тычет мне в лицо смятым листом бумаги, едва не задевая глаз.
Я моргаю, пытаясь разглядеть текст сквозь пелену слёз, но он тут же вырывает бумагу обратно.
— Ты обещала разрулить, но так этого и не сделала! — снова упрёк.
— Я пробовала. Но мы смогли договориться лишь о том, чтобы не платить проценты за рассрочку. Пусти… пусти… Я сделала, всё, что смогла! — мой голос срывается в шёпот, слёзы катятся по щекам.
Но он не отпускает.
— Хреново сделала, раз они в суд собираются! Исправь это! Пойдёшь и решишь, поняла⁈ До суда! Усекла⁈
— Усекла… — еле слышно шепчу я.
Он резко дёргает меня за волосы, отталкивая от себя, и такой рывок заставляет меня снова вскрикнуть.
— Не слышу!
— Усекла! — теперь практически кричу, собрав все свои силы.
Только тогда он отпускает меня, отшвыривая к стене.
Я падаю, прижимая ладони к голове, стараясь не всхлипывать громко.
— Неблагодарная дрянь! Отец в беде, а она разгуливает с молокососами по свиданиям! Не зря я тебя в детстве и юности…
— Эй, урод, руки убрал, — я и отец поворачиваемся на голос.
Это Влад.
Отец быстро расслабляет хватку и убирает руку.
Стою, реву, размазывая тушь по лицу.
— Ты что, тварь, делаешь! — практически набрасывается на моего отца Влад и хватает за грудки.
Отец интуитивно приседает, ожидая его удара, но Влад в миллиметре от его лица останавливает кулак.
— Ты дочь свою, что ли, бьёшь? Урою!
— Она заслужила!
— Ты охренел? Что значит — заслужила? — Влад тяжело дышит, и я вижу, что сдерживаться ему крайне тяжело.
— Спроси у неё.
— Иди в квартиру, — единственное, что говорит мне Влад, даже не поворачивая ко мне лица.
Киваю без слов, трясущимися руками нахожу ключи и открываю дверь.
Слышу какую-то возню и плачу.
Наступает полное опустошение. Полное разочарование.
И… счастье. Он приехал ко мне. А я ведь его ждала всё это время. Как бы ни сопротивлялась, как бы не убеждала себя в обратном. Ждала…