СПУСТЯ ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА. НАТАША
Чувствую, как кто-то наблюдает за мной. По спине проходит озноб от чьих-то глаз.
Отец — первая мысль, от которой становится безумно страшно. Трепещу только от одного осознания, что он мог найти меня.
Поднимаю глаза, сталкиваюсь с ним взглядом.
Нет, Влад… час от часу не легче. Не так страшно, но тоже приятного мало.
Он смотрит на меня и молчит.
Отмечаю, что сильно похудел, но не стал менее красивым. Выглядит как всегда хорошо: рубашка и брюки, деловой стиль, только без пиджака, в деловом пальто.
Несколько секунд молча смотрим друг на друга, а потом я отворачиваюсь.
Не выдерживаю пристального взгляда, гуляющего по моей фигуре, да и сказать мне ему ничего.
Когда уехала сюда, первый месяц боялась, что он узнает про мою беременность. Потом перегорело, перестала бояться. Поняла, что у страха глаза велики.
Убедила себя, что он, скорее всего, скоро успокоится и забудет меня. С глаз долой, из сердца вон.
Была уверена, что легко заменит меня другой и не предпримет даже попыток искать.
Ошиблась. Честно — удивил. Особенно при условии, что он не знает про мою беременность.
— Здравствуй, Наташа.
Не отвечаю, продолжая хлопотать по мнимым делам.
Я только и делала всё это время, как занимала свою жизнь и мысли ненужными, по сути, делами. Вот и сейчас тем же самым.
Так легче — когда голова занята. Помогает.
— Наташа, посмотри на меня.
— Не хочу, — теперь нам кроме честности ничего не осталось.
Все свои чувства, тайны, прошлое и жизнь в целом мы обнажили несколько месяцев назад.
— Наташа, пожалуйста, — голос уверен, но ласков, — посмотри на меня.
— Уходи. Зачем ты приехал? Какая нужда тебя привела?
Жду, когда начнёт требовать и психовать, но он не меняет тона. Учтив и ласков.
— Я искал тебя всё это время. Не прекращал ни на день. А приехал, потому что, не могу без тебя. Мы можем поговорить? Пригласишь к себе?
— Зачем? О чём разговаривать?
— Ну, в свете событий, — не сводит глаз с живота, — у нас два варианта о чём мы можем поговорить: о том, что произошло тем вечером, или об этом малыше.
Мой живот ещё не очень большой, но беременность не увидит только слепой.
— Проходи, но у тебя пару минут, не больше.
Иду на кухню, набираю в руки картошин и прохожу мимо него до раковины. Мне что угодно нужно делать, лишь бы отвернувшись от него.
— Нам очень нужно, чтобы мы откровенно поговорили, и возможно, поняли друг друга.
— Этого не будет, — отрубаю не раздумывая.
— Послушай меня, не руби! Я был не прав, прошу, прости меня…
— Считай, что я тебя уже простила, — прерываю его, равнодушно продолжаю чистить картошку и забрасывать её в кипящую воду, — груз снят с души, можешь уезжать. И сделаем вид, что ты меня не нашёл, хорошо? Живи спокойно, без мук совести.
— Мои муки совести здесь ни при чём. Дело в тебе. А теперь ещё и в… моём ребёнке. Давай попробуем всё сначала, хотя бы ради него. Очень важно, чтобы у него был отец.
Улыбаюсь.
— Нет, не хочу.
— Понимаю, но…
— Ничего ты не понимаешь! Я не хочу возвращаться туда, где я жила словно на качелях, завися от твоего настроения: то ты доволен, то ты зол. То доверяешь человеку, то нет. Это какая-то бесконечная сумасшедшая карусель. А меня уже тошнит от неё, не хочу на ней больше кататься.
— Всё будет по-другому, клянусь.
— Не клянись, — злюсь. — Клятвы, как правило, говорят пьющие, гулящие, наркоманы, и прочие никчёмные личности, желая, чтобы на миг им поверили. Ты себя убеждаешь или меня?
— Я никого не убеждаю. Точно знаю, что ничего подобного больше не случится.
— Влад, я же сказала, не хочу. Отпусти меня, тебе самому станет легче.
— Я пробовал, Наташ. Не могу, — подходит и притягивает меня к себе, желая обнять.
Отстраняюсь.
— Не надо, Влад. У нас всё равно с тобой ничего не получится, мы настолько разные.
— Были разными, но я работаю над собой. Станем одинаковыми.
— А с одинаковой жить будет неинтересно. Тебе нужен драйв. Только он у тебя своеобразный и категорически не подходит мне.
— Ты не права…
— Давай не будем об этом, что было прошло. — Пустые разговоры. — Отец отдал тебе долг?
Влад отходит в сторону, замолкает на мгновение.
— Я не хочу говорить с тобой на эту тему. Для нас она стала началом конца.
— Да, ты прав, верно, не отвечай. Это больше не мои разборки. Я тебе ничего не должна. И даже если бы была должна, всё равно не могу тебе ещё предложить в таком положении, — выпрямляю спину, расправляю плечи, и перед Владом во всей красе открывается мой округлившийся живот, — ну не будешь же ты насиловать беременную женщину, правда? А я сама с тобой добровольно уже не лягу, — не сдерживаю слёзы.
У меня поток из слов, эмоций, обиды.
— Пожалуйста, прекрати. Если ты хочешь наказать меня, поверь, за эти четыре месяца, почти пять я уже довольно наказывал себя. Ответь мне только на один вопрос: если ты так ненавидишь, зачем оставила моего ребёнка?
— А с чего ты решил, что он твой?
— Наташа, не играй со мной в эти игры. Вывести меня на эмоции больше не получится, — улыбается. — Ты будешь мстить мне своей холодностью? Пытаешься убедить, что не любила меня?
— Я не имею привычки мстить людям.
Неожиданно чувствую, как начинает твердеть живот. Видимо, это опять напряжение стенок матки. У меня пару раз уже случилось такое, и это очень пугало.
А при условии того, что этот городок совсем небольшой, и я одна, мне особенно страшно в такие минуты.
Инстинктивно хватаюсь за живот и сгибаюсь, словно от этого мне станет легче.
— Что с тобой? — речь меняется с ласковой на напряжённую.
Стоит близко, наклонился надо мной.
— Надо полежать. Так будет легче.
Поднимаю лицо, встречаемся взглядами, чувствую его дыхание совсем рядом.
Его взгляд перемещается на мои губы, невольно сглатываю от предвкушения, что он поцелует их сейчас.
— Как я скучал по тебе, Наташа, — шепчет мне в губы, но не прикасается.
Мои глаза закрыты. Даю себе шанс насладиться его присутствием рядом. Скучала тоже…
У меня каждая поджилка трясётся от его близости, ведь тело помнит его руки, губы, ласки, нежность и наш последний раз…
Открываю глаза, возвращаясь в реальность.
— Уходи.
— Давай поговорим! Нам обоим это нужно! Почему ты так упорно сопротивляешься теперь, когда я прошу о разговоре?
— А ты реально не понимаешь? Я не хочу, чтобы у моего ребёнка был такой отец, как ты.
— Какой такой?
— Неуравновешенный псих. Ты доказал, что не умеешь держать себя в руках. Если до того случая… когда ты взял меня силой, у меня была ещё хоть какая-то надежда, то после не осталось ничего. Не удивительно, что твоя бывшая не хотела от тебя рожать, — вырывается из меня.
Вижу, как он теряется, и словно на инстинкте резко отступает в сторону и закрывается от меня.
Опускает глаза, губы сходятся в единую тонкую линию, по лицу понимаю, что я сказала самые обидные для него слова, ведь он так хотел детей.
Я ещё тогда, в час его откровений почувствовала, как ему было тяжело это рассказывать. А я его сейчас добила.
— Всё понятно…— Влад поднимает на меня глаза, но потом отворачивается.
Кажется, что он подбирает слова, но подходящие найти не может.
— Я… — хочу извиниться, потому что я сказала то, чего нельзя говорить мужчине, а точнее — ему. Но я молчу.
— Я понял, ты не готова. Когда будешь готова поговорить со мной, я приму всё, что ты мне скажешь. В любое время дня и ночи.
Уходит. И возможно, теперь навсегда.