Глава 19

Папа согнулся над столом, рисуя что-то безумно сложное на обложке телефонной книги. Я наблюдала за ним минут десять, посылая пули ему в спину. Если чтение мыслей существует, определенно, это не мой дар.

Я понятия не имела, что у кого-то может быть на моего отца. Но с другой стороны я даже не подумала, что на Тейси тоже можно что-нибудь нарыть.

— Ты выглядишь отлично. Перестань нервничать. — Сказал папа, не оглядываясь назад.

Я выгляжу как? О, точно.

Я осмотрела свою одежду – свитер и юбку. Предполагалось, что Ник подъедет за мной через несколько минут. Мне многое нужно рассказать ему. Бедный парень, вероятно, считает, что у нас свидание. Хотелось бы, чтобы так и было. Я сжала губы, интересно, могу ли я нанести немного блеска для губ. Наверное, да.

Если я перестану следить за своим отцом и пойду за блеском.

Он положил ручку, выпрямился и, усмехаясь, посмотрел на меня.

— Тебе повезло, что мама в Бостоне. Скорее всего, она назначила бы тебе комендантский час.

Его слова кололи, как мелкие булавки, и мне надоело, что меня все время дразнят. А, может, я просто была слегка на грани из-за вещей, которые мы оба скрывали.

— Маме нравится Ник. И она не такая.

— Я просто шучу, малышка.

Я снова вспомнила покрасневшие мамины глаза в ту ночь, когда я была в клубе. Ссору в рождественское утро.

— Нет, ты подшучиваешь над ней. А ее здесь нет, чтобы защититься.

На его лице отразилась боль, и я приняла это. Как будто я становлюсь стервой на постоянной основе. Это несправедливо. Я знаю, он меня любит и он все время подшучивает, но я не смогла отбросить мысль о том, что он скрывает нечто грандиозное.

Огни на подъездной дорожке дали сигнал к моему побегу, так что я натянула пальто и схватила сумочку со стойки.

— Я буду дома чуть позже полуночи, если это не проблема.

— Разумеется, — ответил он, пытаясь сохранить веселье. — Желаю хорошо провести время.

Я даже смогла заставить себя поблагодарить его перед выходом. Ник прошел уже половину дороги к дому и казался слегка удивленным.

— Хм... разве я не должен поздороваться с твоими родителями?

— Если ты не против, я подожду в машине, — я вздохнула. — Все дело в папе. Мы действуем друг другу на нервы. Кроме того, у меня новости от автора.

Он поник.

— А я и правда надеялся, что радиомолчание сработает.

Он подбежал, чтобы открыть для меня дверцу, и я грустно улыбнулась ему.

— В этом мы похожи.

По дороге я все ему рассказала – об истории с Тейси, о моей попытке отдать телефон полиции, о его угрозе моему папе. Он припарковался перед маленьким итальянским ресторанчиком, но остался сидеть.

— Мне это не нравится. Я думаю, ты должна поговорит с полицией.

Слезы застилали мне глаза.

— Не могу. После того, что он сделал с Тейси, меня охватывает ужасное чувство, что с отцом будет еще хуже. Он сделал это до того, как я должна была выслать ему имя, так что он будет готов.

— А ты узнала, кто был тогда в кофейне? Может, его можно будет так выследить?

Я отмахнулась.

— Менни говорит, место было битком набито учениками.

— Ладно, а ты знаешь, о чем идет речь? В чем может быть замешан твой отец?

— Понятия не имею. — Но не в первый раз я задумалась, не может ли это быть источником ссор моих родителей.

— Тогда что теперь?

— Я должна узнать, что скрывает мой отец до пятницы, иначе мне придется выслать имя. Старая песня.

— Надолго ли? — Ник так крепко держал руль, что костяшки его пальцев побелели. — Я ненавижу это, Пайпер. Он полностью все контролирует, а ты не знаешь, кто он. Это не закончится. Никогда. И что если Джексон узнает, что ты замешана во всем? Я даже думать об этом не хочу.

— Слушай, я знаю, чем все должно закончиться. Я должна его сдать, сдаться сама. Я знаю это. Но я не готова. Я сама заварила эту кашу. Но не думаю, что готова увидеть, как имя моего отца полощут в грязи по всему маленькому городку!

— Эй, — произнес он, его голос был мягким, когда он протягивал ко мне руки. Он прикоснулся к моим плечам, лицу. Его прикосновения помогали мне собраться с силами. — Я знаю. Я знаю, это нелегко. Я просто чертовски боюсь, ты же знаешь?

— Я тоже, — я засопела, заставляя себя собраться. — Но я могу сделать это. Я знаю, что смогу. Я просто надеюсь, что по какой-то счастливой случайности мне удастся узнать, что есть на папу, понимаешь? Но я клянусь тебе, скоро это закончится, хорошо?

— Я с этим справлюсь. А теперь будет ли полной безответственностью, забыть обо всем этом на один час?

Моим ответом была улыбка.

Несмотря на все различия, нам с Ником было легко вместе. Он пододвинул мне стул, когда я садилась, и мы захотели разделить один салат. У него были отличные истории. Он наклонился и воспользовался хлебной палочкой, чтобы усилить свой рассказ о своих первых альпинистских приключениях – о том, как он не знал, где привязывать снаряжение, и как его чуть не стошнило, когда он глянул вниз. Я смеялась так сильно, что боялась, что нас выгонят.

— Тейт уже собирался вызвать чертового рейнджера, чтобы спустить меня... — Он остановился так внезапно, что я решила, он собирается чихнуть. Или что он подавился, но это было не так. Его взгляд помутнел, глаза стали дымчатыми.

— Ник? Что случилось? — Спросила я.

— Тейт. Сегодня... вечеринка по случаю его дня рождения.

— И ты не там? — Я не могла представить, как пропускаю вечеринку по случаю дня рождения кого-то из моей команды. И по тому, как он поморщился, я бы сказала, что для Ника это тоже впервые.

— Ну, определенно я лучше останусь с девушкой, с которой у меня свидание, — ответил он, пытаясь улыбнуться. Когда я нахмурилась, он напрягся, неправильно истолковав меня. — Ой, да ладно. Я же не использовал слово «подружка».

— А ты хотел?

— А ты бы мне позволила?

Я была слишком поражена, чтобы ответить, потому что да, думаю, я бы позволила. И Ник, должно быть, это увидел, потому что он выглядел так, словно я только что вручила ему ключ от города.

А я ответила ему единственное, что смогла выдавить в данный момент.

— Я думаю, ты должен пойти на вечеринку Тейта. Он твой друг. Это тоже важно.

Я видела, как в его глазах мелькнула идея. И у меня было плохое чувство, что я не взбешусь от нее.

— Как насчет того, чтобы пойти со мной?


***

Я пыталась мыслить позитивно, но когда мы подъехали к дому, на меня как будто набросили холодное, мокрое одеяло. Мы припарковались на краю огромной, ровной лужайки Тейта. Последний раз, когда мы здесь были, его рвало. Видимо сейчас моя очередь.

Кучка ребят курили на крыльце, даже отсюда я слышала грохот музыки. Девушки в микро-юбках и парни в рубашках с воротниками блуждали вокруг дома. Все было похоже на... то, что я всегда ненавидела в школе.

— У меня такое чувство, что в итоге все превратиться в сцену, где кто-нибудь катается на люстре, — произнесла я. — Или, может быть, беременеет.

Ник расхохотался.

— Рассказы о футбольных вечеринках в Клервилле явно преувеличены.

— Не то чтобы я вообще никогда не ходила на вечеринки, ты же понимаешь.

— Не на наши вечеринки, — ответил он.

Я выгнула бровь.

— А как насчет тебя? Я не вижу тебя в качестве любителя вечеринок. Это не более изобретательно, чем бочка у гидромассажной ванны.

— Туше. — Мы обменялись улыбками, и он кивнул подбородком в сторону длинной подъездной дорожки. — Последний шанс. Если ты не хочешь, я могу отвезти тебя домой.

«Дом» звучало неплохо. Намного больше, чем неплохо. Но Ник пробежал через весь торговый центр за два дня до Рождества, чтобы поцеловать меня. Я могу отложить свои вечеринки для больших девочек и выдержу час на вечеринке его лучшего друга.

— Нет. Давай сделаем это.

Я открыла дверцу с пассажирской стороны и выбралась наружу. Ник встретил меня у переднего бампера джипа. Он обнял меня достаточно крепко, чтобы мои ноги оторвались от земли. Я скрестила руки на его шее, и бабочки запорхали у меня в животе. Несмотря на темноту, я смогла разглядеть его светло-зеленые глаза.

— Если ты будешь и дальше удивлять меня, тогда я прицеплюсь к тебе, как банный лист, — сказал он.

— Как банный лист?

— Так говорит моя мама, — пояснил он. — Это значит, что я никогда не отстану от тебя.

Он поцеловал меня еще раз, прежде чем опустить на ноги, и взял меня за руку, видимо, чтобы ни у кого не осталось вопросов, в качестве кого мы прибыли на вечеринку. Ник пошел по дорожке, расправив плечи и высоко подняв голову. Я велела себе не казаться угрюмой. Или испуганной.

Я хорошо справлялась, пока не открылась дверь, и меня не окатило волной страха. В гостиной было полно людей, которых я едва знала и обычно избегала общения. Как минимум половина присутствующих подняли головы, чтобы посмотреть на нас, когда мы вошли. Невидимая рука сжала мое горло также сильно, как я схватилась за руку Ника.

Когда ужас отпустил меня, я поняла, что это не совсем та гедонистическая буря, которую я ожидала. Музыка была громкой, а в комнате полно народа, но в большинстве банок на кофейном столике была содовая. Алкоголь здесь все же был, не слишком скрываемый, в красных пластиковых стаканах. Это вечеринка. И, по правде говоря, вполне себе обычная.

В главной комнате находились два длинных кожаных дивана с кучей народа. Другая группа собралась вокруг гигантского настенного телевизора, играя в видео игру. Я заметила знакомые лица – Кристен, Кендис и Шелби, которая, видимо, пережила свое маленькое увлечение Тейтом, если ее язык во рту Нейтана можно считать каким-либо индикатором.

Толпа у телевизора развеселилась, кто-то издал победный вопль. Кулак взлетел в воздух, и у меня сдавило ребра. Джексон. Он праздновал победу. Потом его темные глаза заметили нас, и я почувствовала, словно у меня на лбу нарисовали мишень. Он подбежал к нам, и Ник сжал мою руку.

— Ники-паренек, — поздоровался он, схватив свободную руку Ника.

— Как дела?

— Неплохо, неплохо, — сказал Джексон, но его взгляд метнулся к нашим соединенным рукам уже с менее дружелюбной улыбкой. Ник просто притянул меня еще ближе. Я не смогла увидеть выражение его лица со своего места, но по наклону головы я бы сказала, что он выдерживал испытание.

— Пайпер! Привет.

Это была Эми Джонстон, одетая в красную юбку, идеально совпадавшую по цвету с ее помадой. И она улыбалась. Искренне улыбалась.

— Не хочешь пойти со мной и взять что-нибудь выпить?

— Кто это? — Спросил кто-то за ее спиной. Кажется, это Минг. Мои подозрения подтвердились, когда она поднялась на цыпочки позади Эми, показывая сильно подведенные глаза и улыбку, с которой можно было бы выступать на ТВ. — О, эй, ты же школьный фотограф, да? Хочешь сделать снимки?

Я засмеялась, но Эми зарычала.

— Она не хочет тебя фотографировать, ненормальная. – Потом, подмигнув, она посмотрела на меня. — Давай, пошли со мной на кухню. Я представлю тебя всем.

На секунду я заколебалась, чувствуя, как связь с Ником напрягается, когда Эми потянула меня за руку. Ник посмотрел мне в глаза с молчаливым вопросом во взгляде.

И я знала, что стоит лишь мне кивнуть головой, и он сделает так, чтобы этого не произошло. Решать мне. Когда я с ним, решаю всегда я, разве не так?

Минг издала понимающий звук.

— О, будь я с Ником, я бы тоже не захотела уходить.

Эми утащила меня прочь. Она тараторила без умолку, представляя меня людям, которых я уже знала, и, сунув мне в руку теплую банку с содовой, когда я отказалась от пива. Это... не было ужасно. Меня не охватывало искушение схватить парочку помпонов и пересмотреть свою коллекцию поп-музыки, все были вежливыми. Почти приятными.

И все же, когда Ник вошел на кухню двадцать минут спустя, я почувствовала, как мои плечи расслабляются. Он подошел ко мне, игнорируя воркование Минг по поводу нашей близости.

Я сделала вдох, удивившись, каким знакомым стал его запах. Каким правильным.

— Привет.

— И тебе привет, — ответила я.

— Готова выбираться отсюда? — Я постаралась не кивать со слишком очевидной радостью. И мне это не удалось. Но он все равно улыбнулся мне. — Хочешь пойти со мной на поиски Тейта? Я все еще не поздравил его с днем рождения.

— Он не был там с вами, парнями?

— Нет.

Ему не было смысла говорить мне, что он волнуется. Я видела это в его взгляде. И не так уж давно я видела парня, стоящего возле своего почтового ящика с абсолютным безразличием, так что я все понимала.

— Давай поищем его, — сказала я.

Мы не заморачивались с задним крыльцом, но мы проверили переднее, где несколько ребят все еще стояли и курили. Потом мы поднялись наверх, прошли мимо комнаты, из-за двери которой раздавались достаточно громкие стоны, чтобы мы не стали стучать. Ник указал на закрытую дверь через коридор и по тому, как он ее распахнул, я предположила, что это спальня Тейта.

Я задержала дыхание, частично боясь того, что мы можем там увидеть. После последней встречи с Тейтом, я представляла таблоидную сцену передозировки, он лежит рядом с разбитым зеркалом и с кучкой пустых бутылок. Или рыдает над одной из фотографий Стеллы.

Я ошибалась. Он лежал на спине посреди своей огромной кровати, подбрасывая в воздух бейсбольный мячик. Мячик со шлепком приземлялся в его руку, и он подбрасывал его снова. Нормальность этой сцены была более странной, чем любое из моих предположений.

— Привет, — поздоровался Ник, и я замешкалась за его спиной, подумав, что мне стоит подождать в коридоре. Или даже в соседнем городе.

— Привет. — Ответил Тейт. Его взгляд переместился с Ника на меня. — Ты можешь войти, Пайпер. Я не кусаюсь.

Я бы скорее согласилась спалить собственные волосы, чем войти в спальню Тейта Донована, но я напряженно улыбнулась, закрыв за собой дверь.

Перекатившись на кровати, Тейт сел, запустив руку в свои светлые волосы. Он выглядел лучше. Словно он наконец смог поспать.

Ник прошел вперед, встав у края кровати Тейта.

— Предполагается, что ты должен наслаждаться вечеринкой. С Днем рождения, кстати.

— Да, спасибо, — ответил Тейт. — Стоило бы спуститься туда.

— Пришло много народу. — Он начал перечислять имена, но, кажется, Тейт не заинтересовался. Наконец, Ник вздохнул. — Знаешь, можешь просто пойти с нами. Если тебе не нравится находиться с этими людьми. Мы можем взять пиццу или еще что-нибудь.

Тейт посмотрел на меня, и я заставила себя взглянуть на него в ответ, встретившись с ним взглядами. Он все еще тот парень, каким всегда был. Слишком красив на свою же беду и испорчен до мозга костей. Он также парень, который говорил Стелле вещи, которые будут преследовать меня до дня моей смерти. Но во мне тоже есть уродство. Вещи, которые я делала, будут тенью следовать за мной.

Может, поэтому он казался другим?

Было бы приятно поверить в эту ложь, но я знаю, что мне не важен вопрос самоактуализации. Дело в том, каким взглядом он смотрел на Стеллу на той фотографии в доме миссис ДюБуа. Он любил ее. Он любил и та запись, которую она сделала с... кем бы то ни было. Она разрушила его.

Для Стеллы это ничего не меняло.

Но для меня это меняло все.

— Мы можем помочь тебе выбраться через окно, — предложила я.

Тейт улыбнулся. Напряженно, но искренне, и от взгляда, брошенного Ником в мою сторону, я подумала, что во мне еще осталось что-нибудь хорошее.

— Спасибо, — вставая, сказал Тейт. — Но я был кретином, скрываясь здесь. Пойду пообщаюсь. Или еще что.

Ник кивнул.

— Если ты передумаешь....

— Да. — Тейт хлопнул Ника по плечу. — Спасибо, чувак.

Проходя мимо нас, он остановился, чтобы посмотреть на меня. Думаю, он хотел что-то сказать, но не стал. Просто кивнул. Наверное, мы уже достаточно сказали и так.

Дверь в его комнату распахнулась без предупреждения, ударившись о стену достаточно сильно, чтобы мы подпрыгнули. В проеме стоял Джексон. Определенно, он начал пить и, кажется, его заинтересовало то, как близко друг к другу мы стояли.

— Кажется, я прервал вас, — хитро сказал он.

В мой желудок словно напихали мусора.

— Джексон, клянусь Богом. — Тон Ника был угрожающим, чего я раньше никогда не слышала.

— Расслабься, Ники. Я буду хорошо себя вести. — Джексон замахал руками, но он все равно блокировал выход. Меня так и подмывало сбежать.

Тейт попытался протиснуться мимо него, но Джексон со смехом отпихнул его.

Челюсть Тейта напряглась.

— Подвинься, чувак.

Джексон снова пихнул его.

— К чему такая спешка? Ты должен все объяснить. У вас тут частная праздничная вечеринка?

— Убирайся из моей комнаты, Джексон.

— Заставь меня.

Рука Ника сжалась в кулак, и воздух изменился. Секунду все стояли в напряжении. Потом улыбка Джексона стала похотливой.

— Не нужно так беситься, Донован. Если тебе нужен тройничок, чтобы...

Кулак Ника взметнулся к челюсти Джексона. Всего лишь раз. Так быстро, что я даже не успела вздохнуть. Я вообще не заметила его движения.

Будучи пьяным, Дженсон дико споткнулся в дверном проеме. Когда он обрел равновесие, его лицо скривилось, словно кто-то переключил выключатель.

— В чем твоя проблема, ты, ничтожное дерьмо?

Я схватилась за рубашку Ника, его руку. Я тянула изо всех сил, но, Боже, как он силен.

Тейт отпихнул Джексона к двери.

— Проблема это ты. Иди домой.

Ник вырывался из моих рук. Он не повернулся, но тяжело дышал. Как будто вот-вот вылезет из собственной кожи.

Джексон посмотрел на Ника. Или на меня. Точно не знаю на кого именно, но он двинулся вперед. Тейт удерживал его.

— Что с тобой не так?

— Я? Что не так со мной? Это ты до сих пор слишком зациклился на Стел...

Тейт ударом прижал его к дверной раме.

— Не смей говорить о ней!

Тейт и Джексон находились лишь в дюйме друг от друга, и музыка внизу оборвалась. Теперь я слышала лишь тяжелое дыхание Ника и то, как мое сердце стучало в моих ушах. Я прижалась к его спине, и он обнял меня. Я нашла его пальцы. Мы оба дрожали.

Джексона с Тейтом все еще разделяли лишь пара дюймов, когда на ступеньках послышались шаги. Я увидела в коридоре четыре тени. Какой-то парень спросил, что происходит. Еще кто-то спросил, все ли в порядке.

Не в порядке. Даже близко.

Но Джексон успокоился, его черты разгладились, стали холодными и отстраненными. Мне это показалось маской. Мальчишеское веснушчатое лицо с острыми зубами и безумным взглядом – вот настоящий Джексон сейчас.

— Кто-то натравливает нас друг на друга, Тейт. — Сказал Джексон, теперь, когда у него появилась аудитория, его тактика изменилась. — И мы все знаем, кто это. Кто-то атакует нас, а мы позволяем это делать.

Волна жара окатила меня. Мои пальцы стали скользкими в руке Ника. Он крепко удерживал меня.

Джексон оперся о дверную раму.

— Сначала я, потом Кристен. Черт, даже тот маленький гений, Гаррисон, испробовал это. Теперь посмотри на нас. Кто-то это начал. Но я собираюсь с этим покончить.

Это была речь, которой заканчивают вечеринку, но этого не случилось. Музыка снова включилась, и Джексон нашел выход. Все двинулись дальше.

Мы с Ником уехали. После молчаливой поездки до дома он задержался на моем крыльце, он обнял меня, прижался своим лбом к моему.

— Мне кажется, я начинаю его ненавидеть, — сказал он.

Мне не нужно было спрашивать, о ком идет речь.

— Все почти закончилось, — сказала я, поглаживая его по бокам, пытаясь успокоить, как он всегда успокаивал меня.

— Спасибо тебе за сегодняшний вечер.

Я тихо засмеялась.

— Хм, мне кажется, сегодняшний вечер был отстойным.

— Не тогда, когда ты говорила с Тейтом. Это имеет значение.

Я прикусила губу и сделала шаг назад, чтобы сфокусировать взгляд.

— Ник, я должна тебе сказать кое-что насчет Тейта. Я высылала его имя тоже. Сразу после Джексона.

Он вздохнул, и я ненавидела разочарование в его взгляде. Но в этом не было ничего шокирующего. Глубоко в душе он, скорее всего, не так уж и удивился.

— Но он никогда... с ним ничего не случилось, — сказал Ник.

Я пожала плечами.

— Мой напарник отказался, сказал, что дело должно касаться не только Стеллы. Так что я выбрала Кристен.

— Ты бы все еще выбрала его сейчас? — Спросил он.

Я подумала о фотографии. О ночи, когда он был болен. О тоске в его взгляде. Никто не смог бы наказать Тейта сильнее, чем он сам себя наказывал.

— Нет. Не выбрала бы.

Тень мелькнула на лице Ника. Он тяжело сглотнул.

— Делает ли это меня ужасным человеком, если я рад тому, что ты выбрала Кристен?

Мой смех был слабым.

— Не думаю, что в тебе есть что-то ужасное.

— Думаю, что во всех нас есть. Если заглянуть под поверхность.

Глава 20

Менни сидит напротив меня с полным подносом жареного фритюра, на который я даже смотреть не могу. Он открывает свою бутылку Mountain Dew, и все в целом похоже на каждый наш ланч со времен восьмого класса. Он все еще Менни и он думает, что я все та же Пайпер – его друг без тайных драм и секретов. Внутри меня все ноет, пустота, где когда-то жила та девушка.

Я должна рассказать ему о том, что нашла в его комнате. И обо всех вещах, которые я скрываю. Сообщениях. И о Тейси.

Он прочищает горло и шевелит бровями.

— Итак, если слухи о мистере Футбол правда, могу ли я ожидать, что ты начнешь носить юбку чирлидерши?

Я подвигаю свой йогурт и игнорирую комментарии.

— Слушай, мне кажется, мы должны поговорить о Тейси. Ты видел ее вчера?

— Нет, но она появится. Тейси сильная.

Я опускаю глаза, сжимаясь под тяжестью своей вины перед Тейси.

— Сильная или нет, но то, что с ней случилось, это серьезно, Менни. Она этого не заслужила.

Его челюсть сжимается.

— Я и не говорю, что она заслужила. Мы все получаем дерьмо, которое не заслужили, разве не так? — Я подумала о счетах под его матрасом. Операция, которую они не могут себе позволить. И список имен и услуг, которыми он торговал.

Менни продолжает прежде, чем я успеваю ответить.

— Это забудется. Никто не купится на ту героиновую фигню из видео. Это не то же самое.

Я ощетиниваюсь от ненависти к его бойкому настроению.

— Ее родители купились. Они отправляют ее в клинику.

По его лицу пробегает мрачная тень.

— За что?

— Они думают, что у нее проблемы.

— Из-за того, что в ее сумочке нашли таблетки бодрости? — Он, кажется, осознает масштабы, а может, он поймал выражение я-убью-тебя на моем лице, потому что он чуть наклоняется вперед, прежде чем прошептать.

— Ну, это же родители. Они напуганы. Это и ей причинит боль тоже.

Его брови сходятся над носом.

— Как думаешь, а вдруг она забросит ежегодник?

— Нет, не забросит. — Раздается за нашими спинами голос Тейси.

Мы оба поднимаем глаза с поникшим выражением лиц. Я ожидала, что она будет в ярости, но это не так. Она так спокойна, что у меня по коже забегали мурашки. Если бы хоть раз за всю жизнь мне бы взбрело в голову, что Тейси на таблетках, это было бы данное мгновение.

— Эй, ты, — говорю я и ненавижу свой пронзительный голос.

Да, Пайпер. Этот жуткий кукольный голос звучит весьма неловко.

— Как дела? — Спрашивает Менни, вот его голос звучит совершенно нормально. Черт его побери.

— Бывало и лучше, — говорит она. Она тяжелым взглядом смотрит на свою чашку с кофе, как будто она не уверена, что с нею делать – отставить ее или выпить.

— Выше голову, — отвечает Менни. — Одна тяжелая неделя не сможет уничтожить легендарную Тейси Винтерс, я прав?

Она отвечает ему натянутой улыбкой, но ничего не говорит. Я подвигаюсь, чтобы освободить для нее место.

— Тейси, мне так жаль. И я очень хочу поговорить с тобой обо... обо всем.

— Нет. Пока никаких разговоров, — говорит она, отмахиваясь свободной рукой. — Я не готова, и мой советчик по реабилитации призывает меня осознать это чувство. Так что выбери другую тему. Эта официально закрыта.

Я открываю рот, но ничего не приходит на ум.

— Я бы хотел поговорить о внезапной привязанности Пайпер к игроку в футбол, — высказывается Менни.

— Ник? — Она перебрасывает свои волосы через плечо. И начинает смотреть на меня, почти как старая Тейси, когда ухмыляется. — Старые новости. Я уже давно в курсе.

Менни усмехается.

— Ты что у нас теперь репортер-сплетник?

— Ну, может быть, я и не была всегда уверена в этом, но сейчас, думаю, заголовок напрашивается сам собой. У меня есть нечто очень сочное –

я не единственная прохожу лечение в клинике. Мама Кристен Грин тоже там. Выпивка, не лекарства.

— А у кого сейчас нет проблем с выпивкой? — Спросил Менни. Его отец употребляет вот уже лет двадцать. Каждый, кто приходил в дом Рейнсов, видел молитву о терпении, висящую на стене.

— Погодите, друзья, это еще не самая лучшая часть. — Я вообще не видела в этом ничего хорошего, но Тейси наклонилась с горящими глазами. — А кто-нибудь вообще видел маму Кристен? То есть хоть раз?

— Я что-то не припомню, разве что у нее хорошая грудь, — сказал Менни.

— Я несколько раз видела ее отца, — сказала я. — Высокий лысеющий парень. Он показался мне нормальным.

— Видимо, свою нормальность она унаследовала от него, потому что ее мама села на поезд прямиком в страну Алкогольного Забвения.

— Что ты имеешь в виду? — Спросил Менни. Лучше бы он этого не делал.

Он ухмылки Тейси у меня в желудке все сжалось.

— Она – полная катастрофа. Обесцвеченные волосы, загорелая, как хорошая сумочка, – она была одета в полосатые туфли на шпильках в паре с розовыми джинсами. И я даже не преувеличиваю. — Она с улыбкой откинулась на сидении. — Ну, разве это не самый лучший материал?

— Потрясающий, — ответил Менни. — Я собираюсь взять печенье.

Тейси подняла руки.

— Я употребила парочку таблеток – и соцсети взорвались. Я узнала это и не получу ничего?

— А что ты надеялась получить? — Спросила я, не сумев скрыть отвращение в голосе.

Но я ведь не должна ощущать отвращение, верно? Скорее всего, я выглядела точно также, когда фотографировала Джексона. Такая же самодовольная – радовалась тому, что способствовала унижению золотого мальчика.

Я действительно не хочу быть таким человеком.

Словно из ниоткуда возник Джексон. Я лишь слегка удивилась своей нервной реакции, я сильно ударилась коленями о столик, когда он посмотрел на нас снизу вверх. Я заставила себя надеть на лицо нейтральную маску, но адреналин бежал по моим венам, как жидкий огонь.

Он выяснил, что это я. Все кончено.

Джексон посмотрел на меня и... кивнул. Я моргнула несколько раз, все еще уверенная, что это назревает. Вот только он даже не смотрит на меня. Он повернулся к Тейси.

— Джексон, — произнесла она, делая ударение на последнем слоге, словно ставя знак вопроса. Это было вполне оправдано, поскольку существовало очень много вопросов, которые нужно было задать. Например, почему ты стоишь у нашего столика? И что в принципе ты можешь хотеть от Тейси?

— Я слышал о том, что с тобой случилось, — сказал он.

— Ты и все остальные.

— Не нужно быть мерзкой, — произнес он.

— А тебе не нужно стоять здесь и утверждать очевидное. Что ты хочешь?

— Я хочу сказать тебе, что думаю, что тебя подставили. Хотя мне кажется, что такая пламенная журналистка, как ты, могла бы и сама догадаться.

Тейси посмотрела на него.

— Я и правда принимала таблетки, Джексон. Это не заговор.

— Да, но кого вдруг может заинтересовать копание в твоем грязном белье? Никого. Но кто-то заинтересовался, ведь так? Как тогда, когда меня сняли на видео. И кто-то выбросил всю одежду на Кристен.

Тейси со скучающим видом отмахнулась.

— Мне это неинтересно.

Джексон напрягся, кончики его пальцев на столе побелели.

— А должно быть, Лоис Лейн. Это...

— Она же сказала, что ей это неинтересно, — сказала я, зная, что это глупо. Очень глупо. Я последний человек на земле, которому стоит обращать на себя внимание Джексона.

Он развернулся, впился в меня взглядом. Золотая цепочка свисала с его шеи, крестик болтался в шести дюймах от моего носа.

— Давай проясним все прямо сейчас, Вудс. Просто потому что мой мальчик Ники хочет...

— Пайпер, вот ты где!

Мы все повернулись и увидели Эми, одетую в белый свитер и с фальшивой улыбкой на лице. Она протянула руку и укоризненно посмотрела на меня.

— Я знала, что ты потеряешь счет времени. Ты ведь идешь, да?

Я не была уверена, что мой голос меня не выдаст. Но когда она схватила меня за руку, я, не колеблясь, встала. Скорее всего, я бы и дьяволу позволила утащить меня подальше от этого столика.


***

В тишине уборной Эми накрасила губы, а я притворялась, что меня волнует моя прическа. В основном мы ждали, пока все девочки отсюда выйдут. Когда это случилось, она повернулась и посмотрела на меня, прижавшись спиной к раковине.

— Мне кажется, ты должна вести себя с Джексоном осторожнее.

Она права. От одного лишь звука его имени у меня на затылке зашевелились волоски. Но я не могу просто молчать.

— Он любит это, ты же знаешь. Когда люди его боятся.

— Не думаю, что ты понимаешь. Джексон просто... — Эми замолчала, пожимая плечами, как будто это все объясняло. — Это же Джексон. Он привык так вести себя. Он не может по-другому. Понимаешь о чем я?

— Тогда, может, мне стоит притворяться, что все хорошо?

— Нет, я не хочу, чтобы ты притворялась, что все хорошо. Я надеюсь, ты вообще не будешь притворяться. Я надеюсь, что ты просто будешь держаться от него подальше.

Она посмотрела на меня так, словно ожидала, что я все пойму. Но я не понимала. Не может же она думать, что я на самом деле его хочу. Разве что... она хочет его для себя?

Тошнотворная мысль. Но я заставила себя убрать хмурое выражение лица и чуть расслабить плечи.

— Меня не интересует Джексон, Эми. Совершенно.

— Я знаю это. Но это не значит, что ты не интересуешь его.

Мой смех был коротким и громким.

— Нет. Определенно нет. Я совершенно не в его стиле.

Она уперла одну руку в бедро и распрямила плечи.

— Видишь, именно здесь ты и ошибаешься. Ты абсолютно в его вкусе.

— С чего вдруг? Я не грудастая, не популярная, не склонна носить платья в будние дни.

— Может, и нет. Но ты девушка, которая не заинтересована. И та, которая, так уж получилось, встречается с его другом.

Ее глаза сузились, и только сейчас я поняла, что в ней говорит не ревность. Или страх. Это была злость.

Она знала о Тейте и Стелле. И что еще более важно, она знала о Джексоне и Стелле. Эми знала детали, которые для меня все еще оставались расплывчатыми и темными.

— Что ты имеешь в виду? — Спросила я, пытаясь притвориться идиоткой. — Он совершал подобное и раньше?

— Я не собираюсь вдаваться в детали. Я не пытаюсь сплетничать.

— Я знаю. Я знаю это.

— Но ты должна понять, что Джексону нравится принимать вызов. И что ему нравится получать то, что он хочет, так что если он хочет что-нибудь от тебя... Давай просто скажем, что у него не слишком правильные понятия о том, как держать слово.

Мой желудок сжался, а ее глаза заблестели. Ее невысказанные слова повисли между нами. Никаких деталей – ни имен, ни лиц. Но было темное пятно, выглядевшее, как насилие. И Джексон.

Я сделала шаг назад, но мне это не удалось. Совершенно не удалось.

— Джексон когда-нибудь...

Она бросила взгляд на дверь, поправляя сумочку на плече.

— Не со мной. Обо мне не волнуйся. Просто смотри, кто у тебя за спиной.

Менни ждал меня за дверьми уборной.

— Эй, что это, черт подери, происходит с Джексоном? Почему он так себя ведет?

— Просто проявляет свою типичную мерзопакостную сущность. Что я пропустила, пока была здесь?

— В основном крики Тейси с пеной изо рта. Она угрожала мне телесными повреждениями, если я не сделаю хорошие снимки на баскетболе в эту пятницу.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — Спросила я.

— Нет, все классно. Я сделаю это. Я просто устал от того, что Тейси из всего делает проблему.

— Может, мы могли бы сегодня поужинать.

Он опустил глаза.

— Вообще-то мне нужно кое-что сделать.

Например, подправить кое-какие записи?

Я сузила глаза. Он избегает меня. Это нехорошо, потому что теперь я знаю, что он от меня скрывает. Но я тоже кое-что утаиваю от него. Есть вещи, о которых мы должны поговорить. История с мстителем. И травма его отца.

— Ты взбесишься, если я скажу, что прямо сейчас ты не очень хочешь смотреть на меня?

Он ухмыльнулся.

— А я должен смотреть прямо тебе в глаза, как Ник?

— Менни, я знаю о твоем отце. — Я опустила глаза, чувствуя, что мое лицо пылает. — Я знаю об операции. И я знаю, что ты делаешь, чтобы заработать деньги.

— Откуда?

Ложь висела у меня на языке, сладкая как мед. Но я не могу. Больше нет.

— С той ночи, когда я приходила к тебе. Бумаги под твоим матрасом. — Меня передернуло, и я покачала головой. — Я просмотрела их. Хотя могла просто положить на место.

— Нет, ты и положила их на место. Но только после того, как хорошенько в них разобралась, я прав?

Я вздрогнула. Его голос был холодным. Очень холодным.

— Я не должна была смотреть.

— Так ты здесь из-за этого? Это об этом ты хотела поговорить? Ты хотела осудить меня, потому что узнала, что мой маленький побочный бизнес все еще процветает?

— Нет, это не так.

— Все именно так, как и выглядит, Пи. Ты хочешь знать, почему я продаю отметки и исправляю данные посещаемости? Ты действительно хочешь об этом знать?

— Я думала... что это из-за операции твоего папы.

— Ты думала, что все правильно поняла, да? А ты знала, что он потеряет работу, если не пойдет на эту операцию? Ранний выход на пенсию, вот как они это называют. И дело не в паре тысяч долларов. Дело в том, как нам выживать.

Меня словно ударили. Я не могла дышать.

— Менни. — Его имя слетело с моих губ. Я хотела все исправить. Я хотела рассказать ему обо всем остальном, но не могла. Все остальное казалось мелким и глупым. Если его отец потеряет работу... — Я хочу помочь. Позволь мне что-нибудь сделать.

— Ты можешь начать с того, что поверишь, что я сам могу справиться со своей жизнью.

— Это ничего не исправит.

— Доверие много чего исправляет, Пи. Я больше не рассчитываю на этот мир, — сказал Менни. — Я не могу себе этого позволить. Но я всегда верил тебе. Единственный раз я прошу, чтобы ты поверила мне.

Я не смогла придумать, что сказать в ответ, так что Менни просто ушел. Я просто стояла и смотрела, как он уходит, чувствуя при этом, как по колени увязаю в зыбучем песке.

Прозвенел звонок, мой телефон зажужжал, оповещая о сообщении, и я знала, что не хочу его читать. Это от него. В сообщении было вложенное изображение.


«9 вечера. Сегодня. Иначе я отправлю это».


Загрузилась фотография. И мое сердце рассыпалось.

Глава 21

Я свернулась на кровати и закрыла глаза, но это не помогало. Картинка словно была выжжена на задней части моих век, как это было на протяжении всего дня. Я уверена, что она там и останется. Это не слишком качественный снимок, но он передает сообщение тремя простыми фактами.

Факт первый: мой папа склоняется к окну незнакомой машины.

Факт второй: он улыбается, поглаживая рукой лицо водителя.

Факт третий: водитель – не моя мама.

Больше я не могу ничего сказать. Длинные светлые волосы. Худая рука. Это не моя мама. Определенно не моя мама.

Это уже довольно много, больше, чем я могу осознать, прежде чем отвернуться.

Стук в дверь отрывает меня от моих мыслей. Она приоткрывается до того, как я успеваю ответить, и показывается мамино лицо. Я засовываю телефон под свою ногу, чувствуя, как все складывается по местам.

— О, ты уже проснулась. Я беспокоилась, что ты снова заболела.

— Нет. Просто устала.

Улыбаясь, она проскальзывает в комнату и усаживается на кровать.

Я вспыхиваю и начинаю потеть, как будто я годами скрывала эту фотографию, как будто я уже давным-давно знаю, что мой папа поглаживает через окно машины безымянную, не-мою-маму женщину.

У меня такое чувство, словно я проглотила целую пригоршню мульчи5. Но я заставляю себя выдавить пару слов.

— Как прошел полет домой?

— Хорошо. Детка, ты кажешься бледной.

— Я в порядке.

— Хочешь, чтобы я завтра позвонила в школу?

— Нет, все хорошо.

Она игнорирует это, вероятно потому, что видит, что я лгу. Я чувствую, как ее рука прижимается к моему лбу, холодная и оценивающая.

Она знает об этой женщине? Это по этому поводу между ними все время происходят молчаливые ссоры? И вообще первый ли это раз? Мои конечности тяжелеют и немеют от количества вопросов.

Ответы могут быть хуже, чем я смогу вынести. Они могут сказать мне, что моя семья распадется. Внезапно я кажусь себе очень молоденькой и маленькой. Я не хочу, чтобы мои папа и мама жили раздельно.

— Как на самом деле ты себя чувствуешь? — Спрашивает она.

Я чувствую, как мою вселенную растирают на терке. Как сыр. Я не стану этого говорить. Я закрываю глаза и стараюсь не заплакать.

— Все слишком реально. История с Тейси... сейчас много всего происходит.

— Мы могли бы пойти вместе на ужин. Ты сможешь рассказать мне, что у тебя нового.

Что у меня нового, так это то, что я лгунья. И дерьмовый человек. И я знаю вещи, которые разобьют твое сердце.

Я должна поговорить с ней. Я не могу рассказать ей то, что я знаю.

— Мам?

Звонит ее телефон, и она опускает глаза на экран, ее брови сдвигаются.

— Съемка. Это одна из моих семей. Наверное, мне нужно разобраться с этим. Мы можем поговорить чуть позже?

Я машу ей с большей благодарностью за отсрочку, чем следует. Я опять закрываю глаза и изгоняю образ подальше. Уснуть сейчас невероятно сложно, но мне это удается. Может быть, потому что я знаю, когда проснусь, мой мир изменится. Я хочу держаться за знакомое мне состояние немного дольше.


***

Мне необходимо найти Ника, потому что меня охватывает чрезмерная паранойя, чтобы писать об этом, а сегодня он не приехал за мной. Перед первым уроком невероятно громко и шумно, словно в коридорах находятся двенадцать миллионов людей, толкающихся и смеющихся, кричащих друг на друга, как будто все их будущее зависит от того, что они услышат в этом безумии. Я вижу в конце коридора группу парней, которые могут быть друзьями Ника. Высокие парни, спортивного вида, те, которые знают свое место в социальной стратосфере.

Кто-то наступает мне на ногу, но я игнорирую это, пробираясь по коридору вперед. При виде часов на стене я начинаю паниковать. Три минуты. У меня есть три минуты, иначе я не увижу его на протяжении четырех уроков, а я не хочу писать об этом, потому что это кажется мне слишком важным.

Сегодня все кажется слишком важным.

Я ускоряюсь, обхожу кого-то с футляром для тромбона, потом резко беру вправо, чтобы обойти держащуюся за руки парочку.

— Эй, извинись! — Ноет девушка, когда я натыкаюсь на нее.

Я извиняюсь через плечо, но не останавливаюсь, потому что Ник стоит в той группе на углу в окружении Тейта и пары других парней, в которых я узнаю игроков бейсбольной команды.

Здесь еще много народу вокруг – Эми, Минг и, Боже, Марлоу тоже может быть здесь, насколько я знаю, но я решаю, что это не имеет значения. Важно сейчас рассказать Нику о сегодняшнем вечере.

Он поворачивается прежде, чем я успеваю добраться до него. Я хватаю его за рукав и тяну назад. Я задыхаюсь, когда он замечает меня, и я не хочу выглядеть паникующей или испуганной, но я знаю, что выгляжу именно так. Мне нужно что-нибудь сказать, а сказать нужно так много, что я не знаю с чего начать.

— Ты пойдешь со мной сегодня на баскетбол? — Практически выплевываю я.

Он смеется, гладя рукой мои волосы.

— Да. Но не стоит меня... дожидаться. Я не смогу. Я работаю. Хотя в семь должен освободиться. Я могу встретить тебя где-то после перерыва?

— Отлично. — Я целую его прямо здесь, в коридоре. Это всего лишь легкое касание губ, но он практически засиял от удовольствия. — Мне нужно сегодня заехать в одно место.

Его улыбка гаснет, вот поэтому я не хотела ему об этом писать. Я не должна лично произносить слова «полицейский участок». Он догадывается об этом, лишь взглянув на меня.

— Ты уверена?

Я протягиваю руку вроде бы для объятия, но в основном, чтобы прошептать, понизив голос до шепота.

— Я знаю секрет. У моего отца роман. Он прислал мне фото.

Рука Ника обвивает меня. Я чувствую, как его лицо прижимается к моей щеке.

— Мне так жаль.

— Все в порядке. Сегодня я поговорю с мамой, потом Менни на игре. Мы можем отправиться в участок прямо отсюда.

Я выкладываю все это словно список дел, как будто говорю о пицце, которую хочу забрать и о кино по дороге домой. По правде говоря, я до чертиков напугана. За секунду до того, как он прикасается ко мне, в голове проносится миллион мыслей. А потом его ладонь касается моего лица, теплая и настоящая. Ничто в моем мире не было лучшим, я чувствую, как меня охватывает надежда.

Звенит звонок – мой мир возвращается обратно на орбиту. Я моргаю от яркого света и шума в коридоре, как будто вижу все это впервые. Ник делает шаг назад и кивает.

— Я буду там. Я сделаю все, что бы тебе ни понадобилось.

Во время ланча я ухожу из школы, чтобы все подготовить. Я впервые подобным образом пропускаю школу, но мне нужно время. Все мои утки должны выстроиться в линию, прежде чем я сделаю выстрел. В аптеке я распечатываю фотографию с моим отцом и той женщиной. Пока я жду, я покупаю пустую карточку и пишу Тейси письмо.

Рассказать ей лично было бы лучшим вариантом, но нет времени и Тейси может понравиться ощущение контроля, которое даст письмо. После сегодняшнего все выйдет наружу и дико закрутится. Я хочу, чтобы она знала заранее, даже если информация рассорит нас. Я оставляю письмо у ее дома и отправляюсь домой дожидаться маму.

Такое чувство, словно я готовлюсь к последнему причастию. Я вытаскиваю тетрадь, мои пальцы зависают над заголовком. Сейчас мои фотографии лежат в кармашке вместе со снимками Гаррисона, мои яркие надписи над его паучьими черными чернилами.

Это последняя вещь, с какой я не могу справиться. Часть меня хочет спалить ее, но не потому ли, что я трусиха? Может быть, более сильный человек сразу бы все рассказал? Или показал бы ее любому, кто согласился бы смотреть? Я не знаю. Просто не знаю.

Отдавать это в полицию, это как будто получать по заслугам. Потому что им позволено выносить жесткие суждения о том, что опасно, а что нет. Они натренированы, у них есть власть, им за это платят. Я не такая.

Я пролистываю до конца, до моих снимков Кристен. Я добавляю пару от Гаррисона, но ручка замирает. Перечислять его преступления кажется излишним. Окрашенный автомобиль резюмирует все, что должно быть сказано.

Ну, может и не все.

Я прижимаю ручку к странице и пишу одно короткое предложение.

Когда я останавливаюсь, все кажется правильным.

Потом я колеблюсь, как будто работа не закончена. Мне нужна еще одна вещь. Всего одна. Я роюсь в своем столе, чтобы найти нужную фотографию.

Темные волосы, темные глаза, вышитый бисером браслет на руке. Это фотография с прошлого лета. Моя фотография.

Я не делаю никакой надписи под снимком. Я закрываю тетрадь и засовываю ее в сумку. Через несколько часов все уже будет в чьих-то других руках.

Глава 22

Мама приходит, когда я сижу на своем туалетном столике, ее волосы обвисли, папка напихана документами.

— Пайпер, мне так жаль. Этот день был безумным.

— Все в порядке. — Скоро он станет еще более безумным.

— Ты выглядишь мило, — говорит она, снимая свои туфли и подходя ко мне. Она пробегает рукой по моим волосам и улыбается мне в зеркале. — Ужин с Ником?

— Вообще-то баскетбольный матч.

Технически это правда. Большая часть из сказанного ей правда. Я просто опустила несколько важных деталей. Например, свое участие в жуткой работе мстителя. И женщину, с которой, может быть, спит мой отец.

Я даю маме версию жизни ее дочки из ежегодника. Я сижу в просвечивающей блузке и милых ботинках, притворяясь, что самое величайшее событие в моем мире это чудо пятничной баскетбольной игры вместе с Ником Паттерсоном.

Я отвожу взгляд от зеркала. Я больше ни секунды не могу смотреть на саму себя. А вот она стоит у моего плеча. Мама. Ее улыбка – та, которая говорит мне, как я могу выглядеть через двадцать пять лет, – сияет, обращенная ко мне.

— Мне не стоит говорить, какая ты сейчас хорошенькая.

— Сейчас же не выпускной, — пытаюсь отвечать я легким тоном, который не слишком мне удается.

— Позволь мне расчувствоваться. Ты никогда мне этого не позволяешь. — Она прикасается к моему лицу и улыбается мне в зеркале.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но могу думать лишь о руке моего папы в окне той машины. Или о лице незнакомки. Наконец, мне удается приклеить улыбку. Но недостаточно быстро. Темные мамины глаза меняются. Она хмурится и наклоняется вперед с обеспокоенным выражением лица.

— Пайпер?

— Я в порядке. Извини, я замечталась.

— Чересчур замечталась. Ты начинаешь меня беспокоить.

Она опять прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу и щекам, и я вспоминаю, как в детстве у меня был круп. Она сидела со мной всю ночь в ванной, лилась горячая вода из душа, пока в ванной не повис пар. Она не жаловалась. Она просто укачивала меня, говоря, что все будет хорошо.

— Не больна. — Я едва выговаривала слова, они путались на языке.

— Посмотри на меня, милая, — говорит она, и я поворачиваю к ней лицо. Та же удобная прическа. Теплые глаза. Те же руки, которые приносили мне открытку из каждого путешествия. — Ты хочешь со мной о чем-то поговорить?

Я не могу смотреть, как это с ней происходит. Я не смогу смотреть, как она рассматривает фотографию. И я не могу смотреть на нее. Я парализована от всего этого.

Мама, разумеется, все неправильно понимает.

— Эй, если ты не хочешь этого делать, ты можешь позвонить ему, и все закончится. Не важно, что нам нравится этот мальчик...

— Нет, дело не в Нике. Ник отличный. Лучше, чем отличный.

— Но что-то происходит.

Факт, что я это не отрицаю, уже стал ответом.

— Расскажешь мне? — Спрашивает она осторожно. Я вижу, как она отчаянно хочет все узнать, хочет помочь.

Я позволяю ей притянуть и обнять меня, потом я тянусь к столику и беру белый конверт. Тот, в который я положила фотографию. Я протягиваю его, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

— Я должна дать тебе это. Это фотография.

— Как наши открытки?

Слова режут жестко и глубоко. Я качаю головой и говорю твердым голосом.

— Нет. Не такая. Тебе будет тяжело смотреть на нее.

Ее щеки бледнеют, линии вокруг глаз становятся глубже, когда она хмурится.

— Пайпер? Ты меня пугаешь.

— Дело не во мне. Со мной все будет в порядке. Я обещаю. Я скоро объясню, что со мной происходит, но это... — Я замолкаю, заглушаемая уродством этой правды. Мой тон тихий и сухой. — Дело в папе.

Ее лицо застывает, словно на моментальном снимке, глаза чуть сузились, рот приоткрыт. Это похоже на ужасную смесь шока и отрицания. Какая-то часть ее уже подозревает, что скрывается в конверте. Она знает. Может быть, не все, не все детали, но вполне достаточно.

Все вещи, которые удерживали меня целостной, взорвались одновременно. Слезы полились сильно и яростно, извергаясь отвратительными всхлипами. Я не могла их остановить. Я даже не пыталась успокоиться.

Мама пришла в движение, как будто ей вкололи адреналин. Я видела, как она вытолкнула свою боль из каких-то глубин ее сердца. Ее лицо смягчилось, ее руки потянулись к моим волосам.

— Пайпер, Пайпер, посмотри на меня. — Она гладила меня по лицу в точности так, как делала это в те далекие ночи, когда я кашляла и кашляла до тех пор, пока едва ли могла дышать. — Все хорошо, — сказала она. — Все будет хорошо.

Я подняла глаза, ощущая все семнадцать лет, наполненных паром ванных, открытками и вещами, которые делали ее замечательной и раздражающей и моей мамой. Я не могла выдавить ни слова. Не было никаких шансов, что мне это удастся, так что я попыталась выразить все глазами, все извинения, которые скоро мне придется произнести.

— Что бы это ни было, я готова для этого, — сказала она, смотря на конверт, который уронила, потянувшись ко мне. — Я не хочу, чтобы это расстраивало тебя. Мне нужно, чтобы ты верила, что я смогу с этим справиться.

— А ты не собираешься посмотреть, что там?

Вздох.

— Нет. Я посмотрю позже. Ты должна понимать, что это не такой уж большой сюрприз, каким ты его считаешь, понимаешь, о чем я?

Она знает. Это написано на ее лице, что какая-то часть ее даже немного побаивается того, что в конверте. Как я могла пропустить и это тоже?

Я кивнула, хотя осталось еще много невысказанных слов. Вещи, которые я пока не могу озвучить, но я скажу.

В полицейском участке, вероятно. Это несправедливо, но даже разговор об этом многое у меня отнял. Если я признаюсь ей, она может попытаться все разгладить. Она захочет защитить меня, потому что она моя мама. А я больше не могу быть защищенной.

Я собралась с духом, собрав всю свою силу воли. Мама помогла мне расчесать волосы и поправить макияж на глазах. Мы приукрашивали меня, пока я не засияла, и, что более важно, пока мама не убедилась, что я успокоилась.

В шесть часов пришел папа, если мама и напряглась, она быстро это скрыла. Он усмехнулся мне.

— Я наполнил твой бак, чтобы твоя девчачья одежда не провоняла.

Мое сердце словно налилось свинцом. Я все еще не могла увязать моего наполняющего бензином бак папу с изменщиком. Наверное, я должна его ненавидеть. В данный момент я не слишком сильно любила его, но он все равно мой папа. Я поцеловала маму в щеку, потом пересекла комнату и обняла папу. Я взяла свою сумку с камерой и рюкзак и проследовала к двери, пока они наблюдали за мной. Я проверила телефон, поправила сумки на плече.

В следующий раз, когда я их увижу, они уже поговорят. Может быть, поссорятся. А потом им придется столкнуться с моими проблемами – ложью, историей мести. Это ужасно.

Мир, в котором я жила семнадцать лет, сегодня закончится, и я не знаю, что будет дальше. Я развернулась и посмотрела на них. Они смотрели, как я ухожу. Определенно без соединенных рук и родительской болтовни. Но они стояли рядом и улыбались. От гордости за меня.

— Давайте сделаем снимок, — проговорила я, желание было внезапным и всепоглощающим.

Я положила сумку на пол, переключила режим и установила камеру на третью доску книжных полок в нашей гостиной. Это не первый наш семейный снимок, но мои родители ощущали неловкость и переглянулись, когда я подтолкнула их к лестнице.

— Пайпер, я едва ли расчесывала волосы сегодня, — с явной неохотой произнесла мама.

— Но я полностью нарядилась. Я хочу доказательств.

— Мы можем сфотографировать тебя, — предложил папа.

— Просто улыбнитесь, — дрогнувшим голосом скомандовала я.

Камера загудела быстрее, и мы встали в нашу традиционную позу для Семейной Фотографии Вудсов – папа слева от меня, мама справа, головы склонены друг к другу. Рука мамы напряженная и холодная, но папа с легкой расслабленностью склонился ко мне.

Я обняла их обоих, когда загорелась вспышка, замораживая нас в последний раз, когда мы уже были не совсем семьей.


***

Когда я приехала, шла уже вторая часть баскетбольного матча и печально, что если сообщение Ника об опоздании было точным, то он будет здесь после второй половины. Не так уж весело. Я никогда не бывала на баскетбольных играх и была бы действительно рада запомнить ее такой. Особенно, если Менни здесь, а я понятия не имею, как заговорить с ним обо всем этом.

Если я попробую написать письмо, он назовет меня трусихой. Если я посмотрю ему в глаза, то я боюсь того, какими словами он воспользуется. Но я здесь, чтобы сделать это, так что я должна попытаться.

Я пробивалась через чирлидерш к краю трибуны для посетителей. Менни опирался на нее, со скучающим видом держа в руках камеру. Он предложил мне недоеденную половину своего гигантского кренделя и, взяв его, я бездумно начала его пощипывать.

— Тейси прислала тебя проверить, что я делаю? — Спросил он.

— Нет, я встречаюсь с Ником. Просто хотела поздороваться.

Я не упустила то, как он с довольным видом распрямил плечи. Он хитро мне улыбнулся и пихнул бедро.

— Итак, ты и Ник. Это серьезно?

— Да. Думаю, что это так. Странно, правда?

— Для меня не странно, — со смехом произнес он. — Но ты же не думаешь, что я оставлю тебя в покое после твоего обета насчет спортсменов.

— Нет, этого я не думаю. — И он не лгал. Я действительно давала небольшую клятву после моего фиаско на вечеринке новичков, давая зарок относительно спортсменов, чирлидерш и всего, что с ними связано. Я сделала это потому, что это рассмешило Менни. И потому что глубоко в душе я верила, что каким-то образом они менее умны, менее интересны... не такие, как я.

Мой аппетит пропал. Я откладываю крендель в сторону и чувствую, как правда поселяется в моих костях. Мой напарник не делал этого со мной. Это – осуждение и высокомерие – всегда жило во мне. С давних времен.

Я не планировала писать имя. Я просто убивала время перед походом в полицию с Ником, который поможет мне не рассыпаться там на части. Я слонялась весь день, как мученик со своими письмами и всхлипами, но сейчас я все поняла.

Дело не в том, что я хороший человек. Все дело во всех вещах, которые, как я везде заявляла, я ненавижу.

Сообщения? Унижение? Книга грехов? Никто здесь не был злом – злом была я сама.

Ты должна найти точку, с которой все началось.

Мое горло горело, а в груди ныло.

Теперь я знаю, Ник. Я знаю, с чего все началось. Все началось с тротуара в девятом классе, когда твои друзья ранили мои чувства и я позволила этой боли перерасти в ненависть.

Толпа на матче ликовала, я испугалась. Я сунула крендель обратно Менни, и он фыркнул.

— Я не хотел огорчать тебя. Ник отличный парень. Я рад за тебя.

— Ага, — ответила я. У меня перехватывало дыхание. Я не могла сосредоточиться. Наверное, я должна бы испытывать больше чувств. Боль, головокружение, но нет. Этого не было. Вместо этого я ощущала, как все начинает неметь.

— С тобой все в порядке?

— Нет. Совсем не в порядке.

Мой телефон зазвонил. Ник. Я отошла на пару шагов в сторону.

— Привет.

— Привет, я в пути. Буду через пятнадцать минут, если не помешают светофоры. Ты в порядке?

— Да.

— Ты не в порядке. Я слышу это по твоему голосу. Что я могу сделать?

Наша команда забросила мяч, и толпа радостно возликовала.

— Я в порядке. Просто пообещай мне, что не рассердишься на меня.

— Пайпер...

— Я знаю, что прошу слишком много, но поверь мне, я все обдумала. Я знаю, то, что я собираюсь сделать, это безумие, но я должна. Я все объясню по дороге в участок.

— Я доверяю тебе, — сказал он.

Я улыбнулась, прикусила внутреннюю сторону губы и оглянулась на Менни, который корчил мне рожицы. Я все еще должна рассказать ему. На какое-то время с глупыми лицами будет покончено. Может быть, навсегда.

— Пожелай мне удачи, Ник.

— И ничего кроме. Скоро увидимся.

Я отключилась, держась за теплоту его голоса. Цепляясь за все хорошее, что он до сих пор видит во мне. Я пошла назад к Менни, остановившись в паре футов, чтобы написать сообщение.

Толпа скандировала, топала ногами, хлопала в ладони, выкрикивая одну из обычных мантр стадиона. Я ощущала, словно это звонит колокол смерти. Но это нормально. В этот раз я знала, что все делаю правильно.


«Пайпер Вудс – надменная лгунья и агрессор».


Мои глаза горели, и я посмотрела вверх, удивившись внезапной тишине. Толпа застыла в абсолютном молчании. Я увидела, как игроки собрались у кольца ради какого-то дополнительного броска. Тишина была такой напряженной, что у меня почти сдали нервы.

Я нажала «Отправить» в тот же миг, как игрок бросил мяч.

В момент броска, казалось, все в спортзале затаили дыхание.

Мяч полетел к сетке, и я услышала гудение телефона в кармане Менни. На долю секунды я решила, что я это придумала. Или что это совпадение. Но потом я увидела в его руке телефон и увидела его лицо. То как он посмотрел на меня, губы сжаты, плечи напряжены. И я знала. Это он.

Мяч попал в кольцо и толпа взорвалась. В точности, как и мой мир.

Глава 23

Звонок, возвещающий о перерыве, зазвонил, когда толпа еще продолжала ликовать, звук отскакивал от моих зубов и стучал по моим костям. Я заставила себя идти вперед, колени дрожали.

Менни не пытался отвести взгляд. Никто из нас не произнес ни слова, пока я подходила ближе. Я не спрашивала. Я опустила свою сумку, чувствуя, как другая моя рука проникает в его карман с таким видом, что он не посмел бы меня остановить.

Он и не стал. Он даже не отвел глаза. Я рылась в его кармане, как будто это мой собственный, а он стоял, сжав челюсть, пока я исследовала содержимое. Ключи, кошелек и вещь, которую я искала. Второй телефон.

Мои щеки ныли так же, как всегда, когда я начинала заболевать. Но я все равно вытащила его.

Он был маленьким и казался дешевым на вид. Я видела такие телефоны в продаже под яркими вывесками типа «Нет контракта – нет проблем» и «Купи здесь минуты». Я нажимала на кнопки, пока экран не ожил. Найти список сообщений было несложно. Но было тяжело видеть их. Большинство были от меня.

Что-то в моей груди надломилось. Наверное, это было то, что мне нужно.

— Пайпер...

— Не смей! — Я протянула руку, чтобы остановить его, все еще крепко сжимая телефон.

Я покачала головой, потому что не позволю ему сделать это по-другому. Я не буду сидеть здесь слабая, в отчаянии, пока мой друг будет доказывать мне, что он мне не лгал. Не использовал меня. Не шантажировал.

Шоу между играми разгоралось, и мы не можем заниматься этим здесь. Никаких шансов. Я схватила Менни за рукав и то ли тащила, то ли тянула за собой. Я не знаю, почему я считала, что он пойдет за мной, но он пошел.

Мы пересекли спортзал, обходя позади трибуны, и вошли в узкий коридор, тот, который вел к шкафчикам. Мои вспотевшие пальцы все еще крепко держали рукав Менни, пока мы шли дальше по коридору мимо каморки с инвентарем и одной из нескольких точек доступа на баскетбольную площадку. Здесь пахло потом, одеколоном и попкорном, упавшим между трибунами. Я наступила на него, слыша, как Менни идет следом за мной.

Куда теперь? Я прошла мимо раздевалки для парней, ища одно единственное место, о котором только могла вспомнить. Единственное, где никого не будет во время баскетбольного матча парней: раздевалку для девочек.

— Мы собираемся делать это в девчачьей раздевалке? — Спросил Менни.

Я развернулась, чувствуя, как лицо пылает от жара.

— Не думаю, что у нас есть комната Предательства и Конфронтации.

Он попытался засмеяться, но даже он не смог превратить все в шутку. Это трагедия. И это не помогло остановить слезы. Я гневно стерла их с лица.

— Как ты мог? — Спросила я. — Ты использовал меня. Ты причинил боль Тейси! Тейси, Менни! И мой папа... — Я была настолько зла, что не могла достаточно быстро подобрать слова. — Они же с тобой нянчились! Ты же жил у нас целый год, когда твой папа тренировался в Чикаго.

Я видела, что он закрывается от меня, скрестив на груди руки.

— Я ничего не сделал! Если ты собираешься продолжать злиться из-за интрижек твоего отца, то злись на него. Я не специально наткнулся в городе на ту сценку. Но я сделал фотографию, потому что думал, ты должна знать.

— Ага, и я надеялась, что мой лучший друг выдаст информацию именно подобным образом. Огромная доза реальности, обрушенная на меня с помощью шантажа и угроз.

Он почесал рукой затылком, его щеки порозовели.

— Все сложно. Джексон напал на мой след. На какое-то время я сбил его, когда подбил тебя на историю с Тейтом и Кристен, но он все равно не хотел отстать.

Темные круги под его глазами. Истощение. Я думала, что это из-за его побочной деятельности.

— Итак, он вычислил тебя, а ты что? Решил все продолжать?

— Я подумал, что если я проверну все с Тейси, пока меня не будет в городе, он поверит, что это не я. Это могло бы пустить его по ложному следу, так как она друг.

Пустить его по ложному следу. В моем мозгу промелькнула пара воспоминаний – сообщения, которые приходили, когда Менни был со мной.

— Это невозможно. Ты же писал мне, когда я стояла рядом с тобой.

Он сгорбился.

— Это было не случайно. Я заранее написал сообщения и посылал их со своего кармана так, чтобы ты не увидела.

— Зачем? Зачем ты делал все это? Почему ты скрывал это от меня? Соедини для меня некоторые точки, Менни, потому что ничто из этого не имеет для меня смысла.

Сейчас мы оба кричали, но это не имело значения. Во время шоу на перерыве чирлидерши так громко грохотали и стучали, что с тем же успехом могли находиться рядом с нами.

— Скажи мне, зачем, — снова произнесла я, на этот раз мой голос был мягким, почти умоляющим.

— Я не рассказал тебе, потому что не хотел, чтобы ты задавала вопросы.

Моя ярость сменилась холодным страхом. Я вдохнула. Спокойно, я знаю, что за этим что-то есть. И я не уверена, что готова для этого.

Менни закрыл глаза.

— Я тот, кто выложил запись Стеллы на вебсайт.

Меня словно ударили. Я замерла, еле стоя на ногах.

— Джексон заплатил мне, — продолжал он. — Он слышал о моем побочном бизнесе по подмене записей и подумал, что я заодно могу хакнуть и вебсайт. Вот почему он меня подозревал.

— Но тебе же нравилась Стелла!

— Да, но он заплатил неплохую сумму. Господь знает, откуда у него взялось столько налички, но я не смог отказаться. И тогда я в любом случае думал, что запись была ее идеей, а значит, о чем ей волноваться?

— Менни... — Мой голос звучал так, словно принадлежал кому-то другому. Должен быть чьим-то другим.

Стелла погибла из-за той чертовой записи. Я это знала и он это знает. И если он разместил ее, тогда он проложил ей дорогу к тем железнодорожным путям. Он был очень бледен, на носу и щеках проявились его веснушки.

— Я знаю, что ошибался. Я знаю, как закончилась история Стеллы, — произнес он дрожащим голосом. — Я живу с этим каждый день. Каждый чертов день. И всегда буду. Я думал, если я это сделаю, если сделаю это с тобой, то мы сможем отомстить за нее. Та запись... то, что произошло с ней на путях... никто не собирался ничего делать. Я должен был сделать что-то! Что-то, чтобы защитить таких людей, как она. Что-то, чтобы заставить этих засранцев заплатить.

Я опустошена. Все важные частицы, наполнявшие меня, исчезли.

— Тебе не нужна была я. Ты мог бы сделать это в одиночку.

— Да, но ты тоже была разбита из-за произошедшего со Стеллой. Помнишь похороны? Я знал, что если ты будешь выбирать, ты сделаешь это правильно. Мы сделаем хорошие вещи. И так и случилось.

Внутри меня все превратилось в лед.

— Менни, это не было правильно. Ничто из этого не было правильным. То, что мы сделали, вытащило на свет все самое плохое, что было в нас!

— Не смей так говорить! Может быть, я и зашел слишком далеко, но они это заслужили. Они сами напросились.

— Ты вообще себя слышишь? Ты считаешь, что у нас есть право быть судьями и присяжными? Ты унизил Тейси! Тейси, Менни!

Я закрыла глаза, музыка снаружи стихла. Комментатор что-то заговорил об аплодисментах и все зааплодировали. Моя голова стала такой тяжелой, как будто тысячи фунтов чего-то тяжелого хотели выбраться наружу через глаза.

— Тейси была ошибкой, — Менни придвинулся ближе ко мне. Он пытался убедить, успокоить меня. — Я все испортил. Я хотел причинить боль тебе и сбить со следа Джексона. Я не думал, что это зайдет так далеко. Я просто не хотел, чтобы ты все бросила.

— И ты решил запугать меня, чтобы я осталась?

Он развел руками.

— Ты сдрейфила! До чертиков. Признаю, я, наверное, принял несколько неправильных решений, мотивируя тебя, но я смотрел в перспективе. Мы урегулировали счет, Пайпер, уравняли игровое поле впервые в истории этой чертовой школы!

По моей коже забегали мурашки. Каждое его слово доказывало, как далеко он готов зайти – как далеко он уже зашел.

— Ты должен сдаться, — сказала я, мое лицо уже не выражало никаких эмоций.

Его лицо скривилось.

— За что? За то, что раскрасил краской машину учительницы? Она же не была невинной овечкой!

— А как ты получил одежду Кристен? — Парировала я.

Он закатил глаза.

— Разбил окно. Но я же не наставлял на них пистолет.

— Ну да, конечно, тогда все в порядке, Менни. Разбил окно. Испортил машину. Угрожал моей семье? Цель оправдывает средства, не так ли? Или просто все казалось слишком хорошим, чтобы бросить?

Я видела, как ярость снова охватила его. Глаза закрылись, а лицо похолодело. Кем бы мы раньше не были друг для друга, все закончилось. Ушло.

Он направился к двери, я услышала рев толпы. Менни остановился и посмотрел на меня.

— Ты хочешь сдать меня, ладно. Делай, черт тебя подери, что хочешь. Ты же всегда знаешь, как лучше, да?

Я закрыла глаза и он ушел. Через раздевалку и на выход. Не было слышно ничего, кроме моего дрожащего дыхания и мягкого топота, который я приняла за движение группы к центру двора.

При виде телефона в моей груди все заныло. Я засунула его в карман джинсов, вспомнив, что я оставила свою сумку в спортзале. Мне нужно вернуться за ней, если я и дальше собираюсь рассказать обо всем. Тетрадь, фотографии. Оба телефона. У меня все с собой, так что осталось лишь сделать завершающий ход. Мне просто нужно отнести все в полицию и все закончить.

Я заставила себя пошевелиться, но ноги были словно мешки с песком, идущие от моих бедер. Во всем теле ощущалась тяжесть. Тяжелая и разбитая. С приглушенным звуком я закрыла лицо руками и вздрогнула, когда зазвучала командная кричалка.

У входа в раздевалку шаркнули кроссовки и продолжили двигаться в мою сторону. Я подняла глаза, ожидая увидеть Ника. Надеясь, что это он.

Но это был не Ник.

Музыка превратилась в хор голосов, а мое тело похолодело от ужаса.

— Джексон.


***

— Ты действительно думала, что я не смогу во всем разобраться? — Спросил он вместо приветствия.

— Разобраться в чем? — Спросила я, кое-что заметив.

Он держал сумку. Мою сумку. Господи.

— Все это время я думал, что это твой маленький лучший друг, но это имеет смысл. Ты всегда считала себя лучше, чем все мы.

Мое тело превратилось в холодный камень, когда я увидела, как ярость охватывает черты его лица и его кожа покрывается фиолетовыми пятнами. Я сделала вдох, который казался предупреждением.

Это была последняя вещь перед его броском. Мое тело взлетело от толчка, ударившись о бетонную стену. Голова стукнулась об один из выкрашенных кирпичей. Перед глазами замелькали звездочки. Я задохнулась, ощутив вкус крови.

Слова Джексона у моего уха были жаркими и влажными.

— Ты унизила меня, маленькая сучка. И ты хорошенько заплатишь за это.

Снаружи школьная песня достигла крещендо вместе с моим криком. Джексон потащил меня, обернув потную, толстую руку вокруг моей шеи. Я отбивалась и извивалась, но он предупреждающе прижал колено к моему животу и сжимал руку до тех пор, пока я едва смогла дышать.

— Ты узнаешь это? — Спросил он. Я моргнула, когда его плевок попал на щеку, а потом мутным взглядом рассмотрела тетрадь, раскрытую на его фотографии. — Наверное, да, потому что я нашел это в твоей сумке.

Он нашел тетрадь в моей сумке. Вот как он все выяснил.

— Я должен был догадаться. Всегда на месте со своей камерой. Всегда вертишь носом при виде нас. Ты же не искала, что у тебя под носом, не так ли, малышка?

Он убьет меня. Я видела это по его глазам. Адреналин во мне забурлил. Я сжала ногу в колене и ударила его изо всех сил.

Джексон сделал обманное движение, но его руки соскользнули, и я освободилась, упав на пол. Пригнувшись, я начала быстро отползать. Кто-то должен услышать меня. Они должны. Я звала на помощь изо всех сил.

— Что ты теперь собираешься делать, Пайпер? — Внезапно он схватил в кулак мои волосы. Он рывком поднял меня на ноги, я взвыла от боли. — На этот раз меня не видит ни одна камера.

Его рука зажимала мне рот. Я все еще чувствовала вкус собственной крови, а теперь еще и его кожи – смесь пота, соли и страха. Я снова закричала, но звук был приглушен.

До меня донесся его смех, а потом его рука скользнула по моей шее. Он держал меня мертвой хваткой. Сжимал. Раздавливал. Я боролась, пока темные пятна не затмили мое зрение, а легкие не запылали огнем. Было больно, ужасно больно. И я царапалась. Мысленно кричала.

Воздух. Мне нужен воздух. Я не могу дышать. Песня почти закончилось. Со мной почти покончено.

— Отвали от нее!

Я ощутила, как хватка Джексона ослабевает, и я падаю на пол. Я широко раскрыла рот и делала один глубокий вдох за другим. Я подвигала пальцами и ртом, чтобы убедиться, что я все еще здесь.

Я здесь.

Я все еще жива.

Жуткий чмокающий и кряхтящий звук отвлек мое внимание от собственной агонии. Я встала на ноги, ища Джексона, ища моего спасителя. Кто-то высокий и светловолосый отбрасывал Джексона от меня на шкафчики напротив.

Ник?

Нет. Не Ник. Более светлый. Более угловатый.

Тейт.

Джексон бросился на него, и они оба перекатывались один поверх другого. Было так громко, громко и пугающе. И я начала отползать с их пути.

Они повалились на один из стендов со снаряжением и на пол с грохотом посыпались клюшки для хоккея на траве. Затем Джексон с диким взглядом взгромоздился на груди Тейта.

— В чем, черт подери, твоя проблема, Тейт?

— Ты собирался сказать мне? — Закричал в ответ Тейт, попытавшись и не сумев перебороть его. — Ты был с ней на той записи. Ты! Она вообще знала об этом?

— Одна маленькая больная шлюшка не стоит этого! — Прорычал Джексон.

Тейт ударил его. Но потом Джексон поднял его на ноги, и я видела, как от следующих двух ударов Тейт согнулся. Он поднял руки, чтобы защитить лицо, но Джексон сейчас был полон ярости и жажды насилия. Он бил его повсюду, где мог дотянуться. Руки, ребра, голова. Тейту не увернуться от всего.

Нам нужна помощь.

Помощь.

— Помогите! Нам нужна помощь!

Мой голос прорезался сквозь хаос. Я кричала и кричала, но у меня все еще кружилась голова, чтобы я могла добежать до двери. Но я снова стояла на ногах. Опираясь на стену, таща себя в сторону двери.

Музыка стихла, я слышала скрип обуви игроков – почему они нас не слышат? Почему никто не приходит?

Руки Тейта опустились, и Джексон добрался до его лица. И он не останавливался. Ни на минуту. Даже тогда, когда Тейт упал.

Джексон не остановится. Он никогда не остановится.

Я схватила первое, что нашла на полу, – одну из клюшек. Я даже не знала, как ее нужно держать, но на это не было времени. Нет времени. Я потянула ее за собой и, замахнувшись, ударила Джексона по голове.

От толчка в плечо я отшатнулась. Голова Джексона все еще была откинута назад от удара. Его подбородок начал опускаться. Глаза под отяжелевшими веками смотрели вниз. Кровь стекала по его подбородку и капала на рубашке. Мой желудок свернулся. Джексон зашатался. И я увидела, как он падает.

Глава 24

Двое игроков и тренер Карр резко остановились в дверях. Мистер Стиерс наступал им на пятки.

— На выход! Оба! — Велел игрокам тренер Карр. — Звоните девять-один-один.

Я посмотрела на Тейта и Джексона. Тейт тихо стонал, свернувшись на боку. Джексон не шевелился. Я не знала, дышит ли он вообще. Я посмотрела на клюшку, которую все еще сжимала в руках. И на кровь на моей груди. Кровь Джексона.

Господи.

— Мисс Вудс? Мисс Вудс!

Рука дотронулась до моего плеча, и я вздрогнула. Мистер Стиерс одернул руку и настороженно смотрел на меня.

— Все хорошо, — проговорил он. — Все в порядке. — Он говорил так, словно пытался успокоить раненое животное.

Я должна пошевелиться. Сделать что-нибудь. Я заставила свои пальцы выпустить клюшку. Она ударилась об пол, и я подпрыгнула.

Я прикрыла рот и посмотрела на тренера. Он смотрел на меня так, словно не знал, что ему делать. Как будто не был точно уверен, что именно сделала я.

— Что здесь произошло? — Спросил тренер Карр. — Вы напали на них?

Мистер Стиерс покачал головой.

— Нет. Нам нужно вмешательство медиков. Проверьте, как там мистер Пирс.

Я посмотрела на Джексона, на то, как медленно поднималась и опускалась его грудь. Жив. Слава Богу. Но он не в порядке. И это моя вина.

— Он напал на Тейта. — У меня перехватывало дыхание, каждое слово давалось мне с трудом. И никто не спрашивал, но мне все еще казалось, что я должна. Я все еще чувствовала, что правда должна выйти на поверхность. — Он не останавливался. Не останавливался, и я ударила его.

Тренер позвал на помощь. И несколько взрослых влетели в комнату, у кого-то перехватило дыхание, кто-то прикрыл рот рукой. Один парень в белой рубашке прошел прямо к Джексону, приподнял его веки, потом проверил пульс. Может быть доктор? Похоже, да.

Джексон застонал и перекатился на бок. Все вздохнули с облегчением. Мое горло внезапно загорелось там, где его обхватывали его руки. Я все еще чувствовала, как сжимаются его пальцы.

Кто-то помог Тейту сесть, и мистер Стиерс подошел ближе ко мне, смотря на мою шею. Нежность в его глазах была сильнее, чем я могла переносить.

— Хотите, чтобы я отвел вас в другую комнату? — Спросил он тихим и заботливым голосом.

Я знала, о чем он думает. Избитая девушка и два дерущихся парня. Все выглядело, как изнасилование. Или нечто очень похожее.

Я отрицательно покачала головой.

— Я в порядке. Не была, но сейчас да. Просто... позаботьтесь о них.

Его облегчение было ощутимым. Наверное, мое тоже, когда он отвернулся. Я оперлась спиной о шкафчики и глубоко дышала. Звуки снаружи раздевалки приносили ощущение спокойствия. Я слышала, как люди спорят. Кто-то выругался. Я услышала: «Там моя девушка!» – и внезапно я обрела чувства.

Потому что это был голос Ника.

И он с боем пытается добраться до меня.

Ник влетел в дверной проем. Пара баскетбольных игроков держали его за руки, но он сбросил их и, кажется, никто из тренеров не волновался. Никто не волновался о Нике. Он хороший парень. Именно в этот момент я поняла, насколько хороший.

Ник осмотрел всю сцену. Джексон, отвечающий на вопросы нетвердым, но ясным голосом. Тейт, вытирающий смоченным комком полотенец разбитое лицо. И я.

При виде взгляда, которым Ник посмотрел на меня, мне отчаянно захотелось улыбнуться ему. Я попыталась, но почему-то вместо этого, разразилась слезами. Я прижала лицо к его груди, его руки обнимали меня и, Боже, я дышала. Наконец-то, я могу дышать.

Из меня вырывались уродливые всхлипывания, но я сфокусировалась на движении его губ у моего виска. Я попыталась сфокусироваться на Нике и отключить голос Джексона, считающего чьи-то пальцы. Я попыталась не слушать четкий отчет Тейта о руках Джексона на моем горле. И на том, что да, я ударила Джексона клюшкой, но я всего лишь пыталась помочь.

Ник напрягся, его тело превратилось в металл. Но когда мои руки, обнимающие его, задрожали, он это почувствовал, расслабился. Ради меня.

— Хочешь, я позвоню твоим родителям? — Спросил он.

Я покачала головой, услышав в отдалении звуки сирен. Снаружи раздавалось приглушенное бормотание толпы. Что там происходит? Игра остановилась? Наверное. Тогда все те люди снаружи ждут. Удивляются, что, черт подери, здесь происходит. Распространяют сплетни о большой драке.

Мои глаза распахнулись. Все именно это и будут думать. Драка. Ссора из-за девушки. Никто не узнает, что я сделала. Они будут считать меня жертвой. Невинным свидетелем и после этого полиция, вероятно, не скажет им обо всем.

Но во мне уже долгое время не осталось ничего невинного.

Я наклонилась к Нику, прижавшись губами к его уху, чтобы мои слова услышал только он.

— Достань тетрадь. Вон там, под скамейкой.

Я незаметно кивнула на пол под моими ногами. Я слышала, как бормотание толпы в спортзале становится громче. Полиция. Они здесь. Я подтолкнула его к скамейке, где я увидела ее.

— Подними ее и выходи отсюда. Покажи им. Ученикам. Покажи стольким, скольким сможешь, что именно я совершила.

Он потирал мою спину, инстинктивно защищая мой секрет, ногой подтянул тетрадь и поднял ее. В его больших руках она казалась другой, когда его длинные пальцы листали страницы. Он увидел две последние страницы. Прочитал мое предложение о Гаррисоне. Увидел мои фотографии.

Он закрыл книгу, и его лицо стало ровным, когда он засовывал ее в карман куртки.

— Что ты делаешь? — Спросила я.

Боль исказила его глаза и рот.

— Я уничтожаю это. Пора с этим покончить. Эта тетрадь показывает лишь часть правды. Это не улика. Это история. История, которую мы должны пережить.

Я была в отчаянии. Злилась. Офицеры вошли внутрь, а мои руки сжались в кулаки, когда я наклонилась чуть ближе к нему.

— Я не могу все вот так оставить.

— Ты признаешься, — сказал он, прикасаясь губами к виску. — Я ненавижу мысль об этом, но это твой выбор и я буду с этим жить. Но я умоляю тебя подвести здесь черту. Из этого ничего хорошего не получится. Пожалуйста, поверь мне.

Не знаю, верить ли ему. Я не знала, во что верить. Но я кивнула. Представители властей уже здесь. Полицейские. Парамедики. Они отвели меня в сторонку, настаивая на осмотре горла.

— Я буду снаружи, — сказал Ник. Я видела тетрадь, засунутую под мышку под его курткой.

Офицер остановил его, взяв за руку. Я почувствовала, как все мое тело напряглось, сердце забилось, дико стуча о грудную клетку.

— Мне кажется, все участники должны остаться здесь.

— Вообще-то, меня не было, когда все это случилось, — сказал Ник, глядя себе под ноги, идеально отыгрывая вежливое поведение – вот только для него это была не игра. Он просто такой и есть. — Я подумал, что, может быть, не должен здесь находиться.

Когда учителя в помещении утвердительно кивнули, офицер отпустил его. Я глазами следила, как он идет к двери. Тетрадь была у него. И вся правда уходила с ним. Но, наверное, он прав. Частичная правда может быть опасна. Она может оставлять много места для лжи.

— Мисс Вудс, все в порядке? — Я подняла глаза и с удивлением заметила, что офицер стоит рядом со мной. На латунном прямоугольнике на его рубашке значилось Джи Дентон. Я заставила себя посмотреть ему в глаза. Они были карими и слегка покрасневшими, но достаточно добрыми.

— Простите, — сказала я, качая головой.

— Я думаю, мы должны вас осмотреть, — сказал он.

— Нет, я в порядке, — ответила я. Но парамедики все равно подошли ближе и я позволила им снова осмотреть мою шею, выдавая свою версию случившегося. Рассказывать им о переписке и мстителях оказалось легче, чем говорить о пальцах Джексона на моей шее. А вот то, что я выдала имя Менни как мстителя, разорвало меня на части. Но я все равно это сделала, слезы текли по моим щекам, капали на грудь.

Парамедики протестировали глаза и проверили шею. Их пальцы были осторожными, как и их вопросы. Они обращались со мной как с чем-то маленьким и разбитым, какой я должна была бы быть. Но я больше не чувствовала себя разбитой.

— Есть еще что-нибудь? — Спросил офицер.

Что-то еще? Разве этого недостаточно?

— Я вам рассказала все, что знаю.

Парамедики предложили мне носилки, но я покачала головой.

— Пожалуйста, нет. Я в порядке.

Дентон жестким взглядом осмотрел меня.

— Мисс Вудс, вы должны отправиться в больницу. Чтобы вас лучше осмотрели.

— Сначала я хочу увидеть моих родителей. Я не поеду без них. Но я поеду с вами в участок.

Он нахмурился.

— Сегодня вас чуть не задушили. Вы прошли через ад.

Я чуть не засмеялась. Он думает, что я жертва, но он ничего не понял. Он видит лишь маленькую девочку с большими карими глазами и синяками на шее. Он не видит расчетливую семнадцатилетку, которая кропотливо выбирала цель, давая Менни фамилии неделю за неделей.

Дентон похлопал меня по плечу, порывшись в своем блокноте в поисках моего имени.

— Итак, мистер Донован уже рассказал нам, что вы не целились в голову мистера Пирса. Он думает, что вы лишь хотели ударить его по плечу, просто чтобы остановить его.

Мне нужно всего лишь кивнуть в ответ. И я выберусь отсюда. Никто не узнает. На меня напали. Я была до чертиков напугана. Вполне логично, что я обезумела, что я отчаянно пыталась освободиться. Это вполне может быть правдой.

Но этого недостаточно. Я не позволю им считать меня невинной овечкой.

— Я вообще не целилась в него. Но я точно так же виновата, как и Джексон.


***

Я задержала дыхание, когда мы проходили мимо шкафчиков и шли в спортзал. Я пыталась представить, что они видят. Синяки на моей шее? Кровь на рубашке? Сотрудника полиции, держащего руку на моем плече?

На трибунах было полно людей, которых я видела в коридорах весь год. Эти люди знают меня, так что их шок не так уж удивляет. Я не преступница. Я Пайпер Вудс, милая девочка с камерой. Или я была таковой. Теперь я некто иной.

Ник исчез, куда-то пропал с тетрадью. Сжигает ее. Сжигает, наверное. Я больше не могла об этом думать.

Офицер остановился в дверях и с беспокойством посмотрел на меня.

— Вы уверены, что не хотите сначала поехать в больницу?

— Нет, спасибо, — ответила я.

Он толкнул дверь, и я оглянулась назад на толпу. Они все еще наблюдали, фотографировали на телефоны. В груди заныло, когда я смотрела на них, желая вернуться, но я никогда не смогу вернуться. Дорога есть только вперед.

Следующие два часа прошли не так, как я предполагала. Они усадили меня возле стола в участке. Прибыли мои родители, явно смущенные, но ободряющие. Я также видела Тейта и его отца через несколько столов от меня. Он держал лед около губы, на порез над его бровью наложили пластырь-бабочку.

Детектив Финдли представился и сел за стол рядом со мной. Он был молодой с рыжеватыми волосами и голубыми глазами, вокруг которых появлялись морщинки, когда он улыбался. Что он делал гораздо чаще, чем можно представить, учитывая его работу детективом.

Он сказал мне, что в данный момент Джексона арестовали за нападение, но он все еще находится на лечении. Хотя, разумеется, он не рассказал никаких деталей о его повреждениях. Но мне и не нужны были детали. Именно я ударила его по голове клюшкой для хоккея на траве.

— Если вы готовы, Пайпер, я бы хотел, чтобы вы еще раз все рассказали, пока события свежи в вашей памяти, — сказал детектив Финдли.

В мамином взгляде читалась неуверенность. Ей пришлось пройти сегодня через слишком многое. Я с извиняющимся видом сжала ее руку. Папа легонько прикоснулся к моему плечу. Я подумывала о том, чтобы сбросить ее, но сейчас не время. Эта битва может подождать.

— Конечно, — ответила я.

Все было не так, как я ожидала. Я должна сидеть в маленькой комнате, освещенная зловещим светом. Я ожидала допроса, но вместо этого мне позволили рассказать, как все было на самом деле. Иногда прерывая, чтобы уточнить, в какой комнате я находилась, или как долго, по моему мнению, длилось событие.

Я отвечала, не чувствуя слов. Мое внимание сфокусировалось на другой комнате, где диспетчер ел сэндвич с ветчиной, а заместитель предлагал печенье кому-то из сотрудников. Он даже предложил одно мне.

Никто не кричал. Никто не вмешивался. Тот же самый диспетчер принес мне Спрайт, а потом детектив Финдли принес мне одеяло. Я даже не ощущала, что я дрожу. И я до сих пор не могла понять, почему он обращается со мной, как с жертвой.

Детектив Финдли сохранил отчет и откинулся в своем офисном кресле.

— Ну, думаю, на сегодня достаточно, — сказал он, снова улыбаясь.

— Нет, не достаточно. — Ответила я. — Я причинила боль людям, я делала ужасные вещи и я хочу знать, что будет дальше.

Он склонил голову набок.

— Вы думаете, я могу вас арестовать?

Я вспыхнула, подумав о своем проходу через школу.

— Мне казалось, я и так была арестована.

— Когда кто-то признается в нападении, стандартная практика нашего участка – это тщательный допрос. — Он наклонился вперед, его глаза мерцали. — Даже если мы не слишком этого хотим, потому что чертовски хорошо понимаем, что это была самозащита.

— Технически я защищала Тейта, — произнесла я, сцепив пальцы.

Он откинулся на спинку своего вращающегося стула, петли скрипели, когда он качался взад-вперед.

— В независимости от этого ни мистер Пирс, ни его родители не выдвигали никаких обвинений, так что никого за этим столом арестовывать не будут.

Мама наклонилась, ее рука чуть сильнее сжала мое запястье.

— Но моя дочь...

Он осмотрел ее взглядом, который дал мне понять, что за улыбающимся лицом и бляшкой на груди лежит нечто большее.

— Ваша дочь подросток, на которого напал восемнадцатилетний парень. Как я сказал, никто никого не собирается здесь арестовывать.

— Но я же не невиновна, — сказала я. — Это я приложила руку ко всему произошедшему.

— Вы вламывались в чужой дом, мисс Вудс? Вы нападали на других студентов без провокации? А может вы крали конфиденциальные записи системы безопасности, принадлежащие вашей школе?

Мой рот открылся и закрылся. Все не так просто. Но совершенно ясно, что для него здесь есть только черное и белое.

Он наклонялся, пока не приблизился настолько, что я смогла ощутить запах его коричной жвачки.

— Мисс Вудс, то, что я сейчас скажу, не для протокола, потому что мне не позволено осуждать. Но то, что вы сделали, это не преступление. Это плохой выбор. Сожаление. Мы просмотрим ваш телефон и если мы изменим мнение, мы сообщим. Но до тех пор отправляйтесь домой. Учитесь на своих ошибках.

Я кивнула, сглотнув комок. А потом он взял мой телефон, отвлекая мое внимание от его глаз.

— А принести это нам? Сдать своего лучшего друга? Это было тяжело. И это доказывает, что ситуация изменила вас в лучшую сторону.

— Не в лучшую, — ответила я. Но не стала спорить с частью об изменениях. Больше для меня уже ничто не будет таким, как прежде.

Детективы оставили нас в главной комнате, пока беседовали с нашими родителями в застекленной конференц-зале, вероятно, рассказывая им, что будет происходить дальше. Теперь они поговорят со школой. Я провела пальцем по бутылочке своей нетронутой содовой. Звонил телефон диспетчера, журчал фонтан с водой. Я посмотрела на Тейта, который сидел через четыре стула от меня, уставившись на свои покрытые кровью костяшки пальцев.

— Я не могу перестать смотреть на нее, — внезапно, словно из ниоткуда услышала я его голос.

Я подняла глаза, не уверенная, о чем он говорит и вообще ко мне ли он обращается. Я не знала, хочет ли он, чтобы я что-то ответила. Но я передвинулась на два стула ближе. На всякий случай. Он посмотрел на меня, и я поняла, это было правильным решением.

— Запись со Стеллой, — пояснил он, сквозь припухшие губы. — Не знаю, зачем я сделал это в первый раз. Это как тыкать по синяку. Но я все продолжал и продолжал. Иногда пять-шесть раз подряд. Вот как я все понял.

— Понял, что это Джексон, — сказала я. У меня в груди все сжалось. Я не могла представить, что он сейчас чувствует.

Он кивнул.

— Изножье кровати выдало его. На левом углу есть зарубка. — Тейт откинул волосы со лба, и я заметила тонкий белый шрам у самой линии волос. — Я сделал эту зарубку в день, когда он получил эту кровать. Вечеринка на его тринадцатый день рождения. Мы были идиотами, спрыгивали с нее, притворяясь, что выполняем трюки на скейтборде.

Он замолчал, очевидно, потерявшись в воспоминаниях.

Я втянула воздух.

— Как ты думаешь, она знала?

— О записи? — Он пожал плечами. — Я не знаю. Она никогда... Я не знаю.

— Нутром чую, что она не знала, — сказала я.

— Ага, — ответил он приглушенным голосом. А потом он прочистил горло, распрямив плечи. — Ты должна была выбрать целью меня.

Мои щеки запылали, что было нелепо. Мне пора бы уже привыкнуть.

— Я пыталась.

— Хорошо, — ответил он.

— Нет, не хорошо. Я сожалею об этом. Сильно.

— Не нужно, — сказал он. Потом он снова кашлянул, прочищая горло. — Итак, значит, Менни был идейным вдохновителем?

— Ага.

Он кивнул, хотя все еще выглядел недоумевающим.

— Менни же твой друг, да?

Слова больно ударили меня.

— Он был им.

— Ну да, — произнес он, и я знала, что он сейчас думает о Джексоне. О парне, с которым он перебрасывал футбольный мяч и прыгал с кровати, о парне, с которым они тоже когда-то дружили.

Моя мама вышла из конференц-зала, крепко сжав меня в объятиях, как только подошла достаточно близко. Я вдыхала запах ее волос и прикасалась к ее руке, заметив, что ее обручальное кольцо все еще на месте.

— Мам?

Она откинулась назад, но покачала головой.

— Не сейчас. Но я хочу сказать тебе, что все будет в порядке. Понимаешь? А теперь мы идем домой. Тебе нужен отдых.

Я кивнула, понимая, что сегодня больше не будет никаких ответов. И, может быть, это хорошо. Кажется, мне хватило ответов до конца моей жизни.


***

Четыре недели спустя единственным, что осталось после всего безумия, были три пустых шкафчика. Стелла ДюБуа, номер 268. Пустой, потому что она пошла гулять в сторону железнодорожных путей и больше не возвращалась. Джексон Пирс, номер 221. Пустой, потому что его отправили в специализированную исправительную школу после признания вины на прошлой неделе.

И Менни Рейнс, номер 164. Пустой, потому что его исключили. Приговорили к двум годам лишения свободы условно. Родители Кристен решили не выдвигать обвинения, но его интернет-вранье о Тейси оказалось большей проблемой. Два испытательных срока с электронным наблюдением.

Детектив Финдли был прав, меня не арестовали. Но мне назначили дисциплинарное наказание с неимоверным количеством обязательных рабочих часов до конца учебного года. Я считала это наказание слишком легким.

Я положила книги в мой шкафчик и посмотрела на дверцу шкафчика Стеллы. С тех пор как правда вышла наружу, она была покрыта стикерами. Наклейки с радугами и героями мультфильмов. Стикеры, которые наклеивают на скейтборды и – моя любимая – «Потри и Понюхай Ягодка», которая напоминала мне о первом классе.

Я не знаю, кто начал первым, но все продолжали это делать. Это глупо, наверное, но это так мы помним. Это способ оставить ее с нами.

— Привет, — сказал Ник.

Я улыбнулась еще до того, как почувствовала его руку на своей спине. Потом он взял мои книги, и мы пошли по коридору.

— Бургеры вечером? — Спросила я. — То резиновое дерьмо из «the Dock» в одном шаге от пластика.

Он покачал головой, но притянул меня ближе.

— А может мне нравится моя пластиковая пицца.

Тейси пронеслась мимо. Она быстро кивнула мне. Я улыбнулась в ответ, сдержавшись, чтобы не поморщиться. Ник поцеловал меня в макушку.

— Скоро все наладится.

— Все в порядке. — Даже если мне было чертовски больно, это было нормально. Я задолжала ей это. Я много чего ей задолжала.

— Печально, что это не единственное твое дело на сегодня, — сказал Ник. Я ясно видела, что он не хочет конкретизировать, но он это сделал. — Менни здесь.

— Что ты имеешь в виду? Его же исключили.

— Он здесь. В кабинете со своим отцом. Они ждут документы или еще что-то в этом роде.

Я замерла посреди коридора, уставившись на свои туфли и пытаясь представить это. Я не видела его с той ночи в раздевалке. Я не отрывала взгляд от пола. Моих черных туфель. Кроссовок Ника.

В поле зрения появилась еще одна пара ног. Такие же большие, как и у Ника.

— Привет, Тейт, — поздоровалась я, не поднимая глаз.

— Как я понимаю, она уже знает, — услышала я голос Коннора за своей спиной. Еще я унюхала запах духов Хедли, так что она тоже должна быть здесь.

— Мы можем просто сорваться, — сказал Ник. — Все, хм, пятеро. Пропустить урок.

Я недоверчиво посмотрела на него. Прямо таки пестрая толпа неудачников.

— Ага, вот только у нас с Пайпер через пол часа работы в школе, — сказал Тейт. Он тоже получил свою долю наказания. Это круто. У меня есть с кем поговорить, пока мы разбираем доски объявлений.

Но все же он прав. Мы не можем никуда пойти. И все же это мило, что они попытались. Что они тяжело работают над тем, чтобы оставаться моими друзьями, несмотря на весь бардак. Я попыталась им улыбнуться, но мои мысли были сфокусированы на Менни.

Он сидит один в том кабинете.

— Я собираюсь поговорить с ним, — сказала я.

Они собирались спорить. Все они, я читала это по их лицам. Но Ник сжал мою руку.

— Ты уверена?

— Да, уверена. Мы все знаем, что произошло, когда я ушла в прошлый раз. Я должна с этим жить.

— Это гораздо легче сказать, чем сделать, — сказал Тейт. — Я это понимаю.

Наверное, так и есть. И лучше, чем кто-либо другой.

— Я буду рядом, — сказал Ник. — Я подожду.

Все остальные разошлись, обещая написать или позвонить, или – в случае Тейта – не обещая ничего.

В офисе было тихо. Миссис Блат в задней комнате делала копии, а отец Менни заполнял документы. Менни, ссутулившись, сидел на стуле в самом углу и так усердно смотрел на стену, что я удивилась, как это она еще не треснула.

Я шагнула внутрь, ноги зашуршали по разноцветному ковру. Первым меня увидел отец Менни. Его лицо напряглось, мой желудок сжался, и я чувствовала, что прямо сейчас он не знает, что ему делать.

Я причинила ему боль. Я причинила боль им обоим, выдав Менни. Сомневаюсь, что хоть один из них хочет видеть меня здесь.

Но он все еще хороший человек. Мы обменялись вялыми улыбками, я скучала по сгоревшим сэндвичам и прозвищам.

Где-то в офисе ожил пылесос. Кажется, именно сейчас Менни и увидел меня. Я услышала, как он поерзал на деревянном стуле, и заставила себя посмотреть на него затуманенным взглядом, которым я ничего не увидела.

Между мной и стулом Менни было десять шагов. Такое чувство, что это были десять миль. А может быть и галактик.

Хватит. Хватит тянуть резину.

Я быстро прошла это расстояние и посмотрела на стул рядом с ним. Я стремилась к беззаботности, но в итоге вела себя немного жестко. Как всегда слишком много думаю.

— Привет, — произнесла я, и это было почти все, что у меня было для него.

— Уверена, что хочешь находиться так близко к главному преступнику Клервил Хай?

В его тоне не было слышно никакого дружеского подшучивания. Он был холодным и резким.

— Почему ты здесь? — Спросил он

— Хотела поздороваться.

— Зачем? Мы не друзья.

— Когда-то были ими.

— Ну, если ты ожидаешь извинений, цветов и прочего, этого не случится, — сказал он. — Я...

Он не закончил, но его голос смягчился, я и так знала. Он не может сказать этого. Хороший или плохой, я все еще его знаю. Я знаю, что значит, когда его предложения быстро выстреливаются и резко обрываются. Как и знаю, что означает то, как он крепко ухватился за подлокотники своего стула, так крепко, что костяшки его пальцев побелели.

Ему больно.

Ему больно, он напуган и, скорее всего, еще пара вещей. И все они плохие.

— Я понимаю, — сказала я, понижая голос до мягкого и личного. — Я не соглашаюсь с твоими действиями. И никогда не соглашусь. Но думаю, что я понимаю.

Он строго посмотрел на меня.

— Перестань приукрашивать. Поступки были плохими. Все просто.

— Ничто никогда не бывает так просто.

Я не понимала, как много значат эти слова, пока они не слетели с моих губ. Больше нет места для простоты. Не уверена, что оно вообще когда-то было.

Секретарша начала сшивать копии и я понимала, что этот маленький пузырек сейчас лопнет. Я повернулась к нему, прикоснулась к его руке.

— В тебе все еще остались хорошие качества, Менни. Я этого не забуду. И надеюсь, что и ты тоже.

— Эй. А что ты сделала с той безумной тетрадью?

— Я сожгла ее. — Не совсем правда. Мы сожгли ее. Я и Ник. Три дня спустя после событий в спортзале. Несмотря на его обещание уничтожить ее, он все равно позволил мне выбрать концовку.

Он прищелкнул языком.

— Это было ошибкой. В той тетрадке было много правды.

— Всего лишь частичной. Ты не сможешь собрать все кусочки. Нужно видеть всю картину целиком, чтобы понять ее.

Он не ответил, но когда он посмотрел на меня, я увидела, что выражение его лица смягчилось. Он обдумывает это. Это не чудо. Это не так уж много, но я это принимаю.

Ник ждал снаружи на лестнице. Солнце было теплым, в воздухе пахло обещаниями. Я подошла ближе к нему, прикрыв глаза рукой. Он наклонился и поцеловал меня, а потом мы пошли через парковку.

Я услышала в отдалении паровозный гудок, тихий и длинный. Я улыбнулась и подумала о Стелле. На этот раз не было ощущения прощания, это было напоминанием. Я придержала его и продолжила идти дальше.


Загрузка...