На рассвете дождь прекратился, и день обещал быть ясным. Верити стояла рядом с герцогом под бледными лучами солнца и смотрела, как ненавистная карета спускается с холма.
– Это наша конечная остановка? – недоверчиво спросила она. – Я представляла себе что-то более соответствующее положению вашей светлости.
Она с сомнением взглянула на старый дом. Он был целым, но едва ли роскошным.
– Карета не может ехать дальше по этим холмам. Теперь у нас будут пони. – Он изящным жестом указал на незамеченных ранее пони, привязанных под деревом.
Это было все, что Верити удалось выведать у него.
– Но разве вы не сказали, что мы поедем в замок Кайлмор?
– Нет. Я сказал, что Маклиши поедут. Мой дом расположен в недостаточно уединенном месте. – Он говорил резко, словно сообразив, что несколько минут обращался с ней, как с равной, и теперь сожалел об этом.
Кайлмор направился к ожидавшим его Ангусу и Энди, они были единственными оставшимися слугами.
Она, спотыкаясь, последовала за ним, рискуя получить суровую отповедь.
– Все это хорошо, но…
Он повернулся к ней. Плохо скрываемое раздражение омрачало чеканные черты его лица.
– Я уже говорил тебе, что твои желания не имеют значения.
Она скрипнула зубами.
– Зато очень большое значение имеет то, что я не умею ездить на лошадях.
Растерянный взгляд, выражавший теперь искреннее изумление, а не раздражение, при других обстоятельствах заставил бы ее рассмеяться. Было ясно, что такая мысль никогда не приходила в голову этому потомку древних аристократов, не подозревавшему, что не весь мир садится в седло раньше, чем научится ходить. Но Верити боялась лошадей, этот страх остался у нее с детства, когда она попала под копыта одной из упряжек отца.
– Ты скоро научишься, – помолчав, решительно заявил он, отошел от нее и зашагал к пони, как будто его заявление решало проблему. Она не последовала за ним, он остановился и оглянулся. – Пойдем.
– Нет, – заупрямилась она.
Ничто на свете, включая опасного дворянина с неустойчивым темпераментом, не могло заставить ее приблизиться к этим храпящим смертельно опасным животным.
Он раздраженно вздохнул и вернулся к ней.
– Мы не можем здесь оставаться. Ты должна это понять. Карета уехала. Пони – это единственное средство передвижения.
– В таком случае я пойду пешком.
Он многозначительно оглядел ее хрупкую фигуру.
– Ты свалишься с ног на первом же холме.
– Тогда оставьте меня здесь умирать с голоду, – разозлилась она. – Это будет подходящей местью с вашей стороны.
– Нисколько, – небрежно заметил он.
– Я не поеду.
Он сжал челюсти.
– Нет, поедешь.
Она отскочила в сторону, но недостаточно быстро. Он схватил ее за руку и притянул к себе.
– Ты никуда не убежишь.
Потом он наклонился и поднял ее на руки. Последний раз он нес ее на руках, когда они уезжали из Хинтон-Стейси. На минуту от изумления и нежданных воспоминаний о поцелуях в карете Верити не могла и пошевелиться.
Затем начала вырываться.
– Опустите меня на землю!
Он рассмеялся.
– Веди себя прилично, иначе я снова перекину тебя через плечо. У нас нет времени на такие глупости. Если погода изменится, совершенное нами путешествие покажется при сравнении с предстоящим просто раем.
– Я не умею ездить верхом! – твердила она.
– Сумеешь. – Он замолчал и пристально посмотрел на нее. – Ты дрожишь как осенний лист.
Ей показалось, что в его глазах мелькнуло беспокойство. Но от веры в человеческое сочувствие она отказалась, как и от своего целомудрия, много лет назад. Злость на себя добавила остроты в ее ответ.
– Конечно, дрожу, олух вы этакий.
Он снова рассмеялся, лишь подтверждая, что минутной жалости никогда и не было.
– Ты устраиваешь Ангусу и Энди большое развлечение. Они убеждены, что все англичанки сумасшедшие.
– Мне все равно, – пробормотала она.
Ее просто трясло, когда Кайлмор подошел к головному пони, злобному на вид животному мышиного окраса.
Вопреки всему Верити прижалась к своему мучителю.
– Пожалуйста, ваша светлость, отпустите меня. – Даже самое чуткое ухо не услышало бы в ее словах ничего, кроме жалобной мольбы.
Конечно, он не смягчился. Ведь он увез ее из дома для того, чтобы мучить.
Верити приготовилась к насмешкам, но герцог заговорил со спокойной уверенностью, проникавшей в ее испуганную душу, как нож в мягкое масло.
– Я не думал, что ты можешь чего-то бояться, Верити.
«Я боюсь вас», – с отчаянием призналась она себе и ахнула – он бесцеремонно посадил ее в дамское седло.
С огромным усилием она сдержалась и не закричала.
Лошадка была невысокой, но земля казалась так далеко внизу, что закружилась голова. Верити глубоко вздохнула, сдерживая приступ тошноты, и, чтобы не упасть, ухватилась за седло.
– Ангус! – крикнул Кайлмор стоявшему поблизости гиганту, заметив, что лошадь готова сбросить неудобный груз.
Гигант схватил поводья и ласково заговорил, успокаивая беспокойного демона под седлом Верити. Кайлмор положил затянутые в перчатки руки по обе стороны от напуганной ученицы. Ощущение его близости растопило ледяной паралич, лишавший ее способности сдвинуться с местами Верити попыталась соскользнуть с седла.
– Прекрати это, – тихо посоветовал Кайлмор, наклоняясь, чтобы удержать ее в седле. – Ты испугаешь лошадей.
Возмущение его наглостью преодолело даже не покидавший ее страх. Как она ненавидела герцога. Страх и ненависть боролись в ее трепещущей душе. Если бы только тогда в Уитби она вырвала у него пистолет и всадила пулю в его черное сердце. Она вскинула голову и посмотрела Кайлмору в лицо.
– Я испугаю лошадей! – в ярости повторила она.
– Да. Они простодушные существа. Истеричные женщины заставляют их нервничать.
Он решительно сунул ее ноги в стремена и, положив руку на поясницу, заставил Верити выпрямиться. Она напрасно пыталась не замечать этого теплого прикосновения.
– Ты слишком напряжена. Расслабься.
– Вам легко говорить, – с обидой сказала она, стараясь не шевелиться.
Как она удержится в седле, когда это проклятое животное пойдет? Она упадет, и копыта пони растопчут ее. Верити закрыла глаза и подавила следующий приступ тошноты.
Кайлмор вздохнул и принялся поглаживать пленницу по спине. Каждый нерв в ее теле откликался на круговые движения его руки.
– Я не могу посадить тебя к себе, – с сожалением сказал он. – Пони едва выдерживает мой вес. А дорога слишком плохая и неровная.
Она почувствовала, как отхлынула кровь от щек, унося даже сердитый румянец. Открыв глаза, она взглянула на пони. Огромный серый жеребец герцога пасся неподалеку и казался по крайней мере в десять раз больше, чем исчадие ада под ее седлом.
Должно быть, по ее лицу Кайлмор догадался о ее мыслях.
– Именно так. А теперь смелее. Дальше мы поедем на пони.
Свободной рукой он отодрал ее пальцы, вцепившиеся в луку седла, и положил их на жесткую гриву животного. Пони беспокойно переступал ногами.
Кайлмор что-то успокаивающе прошептал ему по-гэльски. Верити оскорбило, что герцог абсолютно таким же тоном уговаривал ее саму не слезать с седла. И еще более оскорбительным было то, что животное оказалось таким же сговорчивым, как и она.
– Я не могу, – дрожащим голосом сказала она.
– Можешь. Я поведу твоего пони. Ты в полной безопасности. Только держись. Хочешь, можешь прочитать молитвы, если это тебе поможет.
– Ничто мне не поможет, – с капризными нотками в голосе сказала она.
Он коснулся ее щеки.
– Смелее, Верити. Раньше тебе всегда хватало смелости.
Простое дружелюбие этого жеста настолько удивило ее, что она только через несколько минут поняла другое, еще более поразительное. Он похвалил ее за что-то, не имеющее никакого отношения к знойной красоте Сорайи.
Он уверенно произносил своим звучным голосом ее имя – Верити.
К тому времени, когда она осознала эту поразительную перемену, их маленький караван пустился в путь, и ее пони покорно тащился позади Кайлмора.
Красота ранит больнее, чем клинок. Как бы ни старался Кайлмор, он не мог заглушить острую боль в сердце, шутя разрушавшую броню, которой он окружил себя за годы отстраненности.
Сидя на широкой спине своего пони, он смотрел на холмы Шотландии, озаренные золотым сиянием уходившего лета, и гнал прочь тяжелые воспоминания, полные ужаса и горя. Но они преодолевали его слабую защиту и проникали в душу. В невыразимой муке Кайлмор закрыл глаза.
С семилетнего возраста он никогда не заезжал так далеко на север. Он забыл свежесть воздуха, бесконечные гряды гор, растворявшихся в голубой дали, просторное небо, красные ягоды рябины, пурпур вереска, тихую музыку вод. Он забыл эту непередаваемую красоту, яркой золотой нитью пронизывавшую его проклятое детство..
Красота.
Это единственная слабость, которую он никогда не мог преодолеть, пока не встретил Сорайю и не пал жертвой еще большей слабости. Конечно, вначале его к ней влекла красота. Он увидел ее в гостиной сэра Элдреда, такую изящную, прекрасную, гордую, и понял, что она должна принадлежать ему, и принадлежать вечно.
То, что он теперь узнал о ней, только усилило ненасытную страсть. Странно, за несколько дней тяжелого пути он узнал о ней больше, чем за все время, когда она играла роль покорной любовницы.
Он понял, что во многом Сорайя была притворством. Сорайя легко отдавала свое божественное тело и получала удовольствие. Сорайя была женщиной, любившей роскошь, и пришла бы в ужас от лишений и трудностей этого путешествия. Сорайя беспрекословно исполняла все требования своего любовника. Если бы его попросили одним словом охарактеризовать свою содержанку, он бы выбрал слово «сибаритка».
Верити же была создана из более крепкого материала.
Верити берегла свою чистоту, как скряга бережет свои сокровища. Ничего от соблазнительницы не отразилось на ее несгибаемой душе. Каждый раз, когда Кайлмор дотрагивался до нее, ему казалось, что она сейчас закричит. Или начнет кусать и царапать его, как дикая кошка. Конечно, Сорайя иногда кусалась и царапалась, но это была лишь роль в их любовных играх.
Верити переносила путешествие, не жалуясь. Решившись на похищение, он, как ребенок, предвкушал удовольствие от того, как его любовница, попав в тяжелое положение, станет капризничать и хныкать. Ее слабость, как ему казалось, оправдает жестокое обращение с ней. Но вопреки его предположению невольное уважение к похищенной им куртизанке росло с каждым днем. Это чертовски мешало ему, но он ничего не мог с этим поделать.
Она переносила испытания, которым он подвергал ее, но все еще продолжала бороться. Ему даже показалась забавным, что она чуть не сдалась, но не из-за какого-то его поступка, а из-за боязни сесть на пони.
Кайлмору не хотелось уважать ее. Наоборот, хотелось разжигать тот гнев, который толкнул его на этот безрассудный поступок. Хотелось ненавидеть ее так, как ненавидел ее в Лондоне, когда не мог забыть.
Погруженный в мрачное раздумье, он смотрел на величественную картину природы. В том, что окружало его сейчас, все было настоящим, и на этом фоне рассыпались в прах своекорыстные заблуждения. Как далеко он ушел от того жалкого труса, каким был когда-то. Он никогда не собирался возвращаться в места своего позорного страха и, страданий.
И снова становилось ясно, что его желания ничего не значили. Он только надеялся разгулом подавить свою жестокость. Может быть, это избавило бы его от детских воспоминаний. Но могли он устоять перед бледной, прекрасной куртизанкой, которая ехала позади него, вцепившись в гриву своего неуклюжего пони.
В ту ночь они остановились в еще одном заброшенном доме. Здесь хватало заброшенных домиков, в которых мог бы укрыться путешественник. Множество домов, но ни одного жителя. За весь день они не встретили ни одной живой души. Даже зная желание герцога сохранить свой приезд в тайне, Верити находила это странным.
С каждой милей местность становилась все более дикой. Йоркшир, в котором она выросла, был гористым, но ничего подобного этим удивительным шотландским холмам, скалам и озерам Верити никогда не видела. Она отказалась от суеверного убеждения, что Кайлмор везет ее туда, где ей никто не поможет.
Однако в одном она была уверена – Бен не найдет ее здесь. Уверенное заявление Кайлмора, что брат никогда не найдет ее, полностью оправдалось, будь он проклят. Запутанный лабиринт горных кряжей и долин убывал всякую надежду обнаружить их следы.
Пони по-прежнему пугал ее, хотя Верити каким-то образом справлялась с ним. Проведя длинный день в седле, она решила, что главное предназначение этого животного – быть четвероногим орудием пытки. Она со стоном повернулась на расстеленном на жестком полу пледе, от которого было мало толку.
Кайлмор пересек комнату и присел перед нею на корточки. Если бы Верити еще не ненавидела его, то возненавидела бы сейчас. Как он мог так легко переносить все тяготы путешествия? Это было противоестественно. Он не выглядел ни усталым, ни изнуренным, хотя что-то подсказывало ей, что его тревожат тяжелые мысли.
Нет, она не была настолько наивна, чтобы вообразить, будто его беспокоит совесть. Нет, что-то другое нарушало его знаменитое хладнокровие. Верити не стала проявлять любопытства. Пусть он остается со своими тайнами.
– Больно? – тихо спросил Кайлмор.
В этот день она несколько раз замечала суровое выражение его лица. Но сейчас, не будь у нее опыта, она бы поверила, что герцог искренне озабочен ее состоянием.
Она отбросила эту глупую мысль и устремила на него испепеляющий взгляд.
– Вам было бы приятно, если бы я в этом призналась?
По его лицу пробежала слабая улыбка.
– Веди себя хорошо, а то я не облегчу твои страдания.
Она сердито смерила его взглядом.
– И как же вы намерены это сделать? Застрелить меня?
– Если ничто другое не поможет, я буду иметь это в виду. – Он повернулся и сказал что-то по-гэльски.
Оба гиганта, которые сидели в углу и тихо беседовали, встали и вышли из домика, оставив герцога и его пленницу наедине.
Вот и пришло время. После долгого ожидания он решил восстановить свои права на власть над ее телом. Она слишком устала, чтобы быть способной на что-то, кроме тупого гнева. Она говорила себе, что переживет и это, как пережила многое другое. После бесконечных часов езды на этом проклятом пони у нее так болит все тело, что, вероятно, она ничего и не почувствует.
Но как бы Верити ни устала, как бы ни притворялась храброй, ее сердце разрывалось от жалости к себе самой.
– Ложись на спину.
– Это не поможет, – слабо возразила она, но подчинилась.
Какой смысл бороться? Это было неизбежно с самого начала, и, несмотря на все ожесточенное сопротивление. Верити не хотела, чтобы он причинил ей боль.
Кайлмор коротко рассмеялся.
– Мисс Эштон, у тебя мерзкий подозрительный ум.
На этот раз она не почувствовала в нем враждебности. Перемена лишь увеличила ее страх. Добрым герцог особенно опасен.
Он начал расшнуровывать ее полусапожки. У Верити не хватало силы воли даже попытаться вырваться. Он без труда поймал бы ее, если бы она побежала.
Руки, касавшиеся ее голых ног, были прохладными. Она уже выстирала свои чулки, и они в данный момент украшали незаметный куст боярышника за домом. Верити напряглась. Возможно, она не так уж готова смириться с судьбой, как ей это казалось.
– Расслабься, – тихо сказал он, – а то я забуду свои добрые намерения.
– Как будто они у вас есть, – проворчала она. – Как будто они у вас когда-нибудь были… О-ох!
Все, что она собиралась сказать, утонуло в долгом вздохе наслаждения, когда эти умелые руки начали разминать мышцы на ее икрах.
– Достаточно, – наконец заставила она себя сказать.
А сама думала, что если он перестанет касаться ее, то она разрыдается.
– Еще минуту, – ответил он, и она не смогла больше протестовать. – Перевернись, – сказал он после нескольких минут блаженства.
Без единого звука протеста она перевернулась на живот и не пошевелилась, когда он поднял ее юбки. Долгое время в доме, освещенном лишь горящим очагом, царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров. Руки герцога массировали ее бедра.
Верити уплывала в мир дремотного блаженства, а тут почувствовала, как Кайлмор начал расстегивать лиф ее платья. Его пальцы коснулись ее груди, и она инстинктивно насторожилась.
– Что вы делаете? – дрогнувшим голосом спросила она.
Он спустил платье с ее плеч.
– Уверен, твоя спина болит не меньше, чем все остальное, – спокойно сказал он.
– Вы должны…
Он начал разминать ее напряженные плечи. Это дало ей возможность вспомнить, что она собиралась сказать.
– Вы должны остановиться на этом. Я чувствую себя намного лучше.
Эти дьявольски умелые руки не остановились. Она попыталась убедить себя, что это ее не радует.
– Завтра, Верити, тебе предстоит еще целый день в седле.
О!
Конечно, эта бедная развалина была только местом короткой остановки. Верити закрыла глаза и позволила герцогу продолжать.
Какой смысл сопротивляться? Он все равно всегда побеждает.
Она снова погрузилась в усыпляющий туман, как вдруг почувствовала, что он приводит в порядок ее одежду. Порыв воздуха, и на нее опустился плед.
– Спи, Верити, – с нежностью в голосе сказал он.
Верити уютно устроилась в тепле, наслаждаясь восхитительной расслабленностью своих мышц. Она почти засыпала, и его забота уже не могла удивлять ее.
– Спасибо, – прошептала она, но он уже ушел.
Только утром Верити поняла, что это была первая ночь за все их бесконечное путешествие, когда герцог не связал ее.
На следующий день к вечеру они остановились на крутом обрыве. Герцог обернулся к Верити.
– Вот куда мы направляемся. – Его тон был холоднее, чем обычно.
Вероятно, путешествие наконец отразилось и на его терпении. В этот день она не замечала в нем и намека на доброго самаритянина с его бескорыстной добротой и ласковыми руками.
После проведенного в седле дня Верити чувствовала себя такой же усталой и была в таком же дурном расположении духа, как и накануне. И то, где они остановятся на ночь, не могло пробудить в ней интереса. Она поклялась себе, что после всего этого никогда не будет относиться с пренебрежением к обычным прозаическим удобствам. К теплой воде. К чистой одежде. К горячей еде за столом. Она будет наслаждаться этой скромной роскошью и благодарить Создателя даровавшего ее.
Конечно, если у нее останется шанс снова насладиться этими радостями.
Ее пони без понуждения подошел к пони Кайлмора и остановился. Верити взглянула вниз, на долину, такую же как и многие другие в Шотландии. Леса. Чистый ручей, бегущий к большому сверкающему озеру. Никаких признаков людей.
Затем она поняла, что эта долина не совсем такая же как другие. В центре стоял большой внушительный дом вокруг которого располагались строения поменьше. Дом был в хорошем состоянии. И в нем даже жили люди, если идущий из трубы дым мог служить этому доказательством.
Верити ожидала, что Кайлмор что-нибудь пояснит, но он лишь направил пони вниз по тропе, спускавшейся по склону.
Их маленький и довольно странный караван – дворянин, куртизанка, два гиганта, несколько пони с грузом и чистокровный конь, стоивший не дешевле небольшого имения – спускался вниз в долину. Обещание герцога не трогать Верите заканчивалось в этом доме, очевидно, это и был тот охотничий домик, о котором он упоминал в Уитби тысячу лет назад.
Изнурительное путешествие окончилось. Теперь начиналось ее настоящее наказание.