Завтра утром

Глава 11

— Мне надо с тобой поговорить, — настаивала Ник-ки, одной рукой сжимая руль, другой — сотовый. Она ехала на работу, лавируя в потоке машин, и наконец дозвонилась до Клиффа Зиберта, что восприняла как маленькое чудо. — Давай встретимся. — Сбавив ход, она свернула на Виктория-драйв. После двух часов на кладбище Хэритидж она продрогла до костей. Сейчас дождь кончился, и местами сквозь тучи просвечивало голубое небо, но она уже промокла до нитки. Волосы спутались, хвост распустился, пальто тоже намокло, в кроссовках чавкало, носки прилипли, и ощущение было такое, что она вброд переходила ледяную реку. Никки хотела рассказать Клиффу о вторжении, о записках, но знала, что он сочтет это розыгрышем. Так уже было, когда она решила, что ее преследует Кори Селлвуд. Тогда она вела себя как дурочка. Ну уж нет, то, что произошло ночью, она оставит при себе.

— Где встретимся? — спросил Клифф.

— Я могу вечером зайти к тебе, — предложила она с наигранным энтузиазмом. — Или где хочешь. — Стараясь соблюдать правила, она сменила полосу движения. — Когда ты освобождаешься?

— Ко мне лучше не стоит. — Она уловила в его голосе нерешительность и представила, как он нервно звенит ключами в кармане коричневых джинсов. У Клиффа были огненно-рыжие короткие вьющиеся волосы, он чисто брился, а из одежды предпочитал тенниски. Никки казалось, что он больше похож на профессионального игрока в гольф, чем на копа.

— Так придумай другое место. — Она не собиралась отпускать его с крючка.

— Не знаю…

— Ну решай уже, Клифф. — Ей нужно поговорить с ним! — Может, где-нибудь за городом?

Он тяжело вздохнул, будто собирался сделать самую большую ошибку в жизни и уже об этом жалел.

— Хорошо. Давай вечером.

— Скажи куда, и я приду. — Никки повернула к реке, к зданиям «Сентинел». Она чувствовала себя отвратительно, но времени заехать домой, принять душ или переодеться не было. Статью о школьном совете она закончила днем, и предстояло еще больше работы — по делу Гробокопателя. Намного больше. Никки все еще была под впечатлением той бомбы, которую на нее сбросила Линдси Ньюэлл, — о беременности Билли Джин и ее связи с копом.

Клифф все не отвечал.

— Алло, ты язык проглотил?

— Наверное, стоило бы.

— Клифф, ну хватит уже, а? Где встречаемся? Он помедлил.

— В «Братьях Уивер». Знаешь, где? Это дорожное кафе на шоссе 95 у границы с Каролиной. У них очень тихо.

— Да, я слышала, — сказала Никки, пытаясь представить это место. — Когда?

— В восемь, в полдевятого.

— Пойдет. Я даже угощу тебя ужином.

— Я не могу такого позволить.

— Почему?

— Ты ведь женщина.

— Да хватит уже, господи! Мы давно живем в новом тысячелетии, забыл? Довоенные дни южной любезности канули в Лету, Зиберт!

— Не для меня. Всегда можно позволить себе обращаться с леди как с леди. — Она внутренне застонала и заметила, что в голосе его нет прежней веселости, живости того Клиффа Зиберта, который был лучшим другом ее брата, отчаянно заигрывал с ней, охотился вместе с Эндрю на белок. Эти счастливые дни и сама личность бесшабашного Клиффа тоже были разрушены временем и трагедией.

— Я не леди, Клифф. Не сегодня. Я просто старая подруга семьи.

— Теперь это так называется?

— Именно. Увидимся. — Никки закончила разговор и почувствовала себя виноватой. Она знала, что долгие годы нравилась Клиффу. Он постоянно шутил об этом, когда они росли. И слишком хорошо она помнила тот день, когда вернулась после тенниса. На ней были шорты и потная футболка, волосы собраны в хвост, на глаза надвинута кепка. Клифф и Эндрю вернулись с охоты на белок раньше ее. Она обнаружила их за столиком в патио, в тени широкого синего зонтика, где они беззаботно поглощали запасы пива Большого Рона.

— Ты для меня бережешь себя, Никки? — поддразнил ее Клифф, насмешливый и ядовитый. Тем далеким летом им с Эндрю было чуть за двадцать. Глаза Клиффа блестели, на лице играла открытая широкая улыбка.

— Ага, Зиберт, мечтай дальше, — отшутилась она со смехом, вытирая пот со лба.

— То есть ты знаешь про мои мечты? — подмигнул он. — Сплошная порнуха, верно?

— Дурак.

Она прошла мимо них. Эндрю открывал длинношеие бутылки и со свистом запускал пробки в заросли магнолии, сосен и жасмина.

— Ох, солнышко, если бы ты только знала… — признался Клифф ей вдогонку. Тогда она уже не впервые поняла, что он не совсем шутит, когда с ней заигрывает.

Как грустно, подумала она, въехав на стоянку у здания редакции, что его мальчишескую браваду и ее невинность разрушила смерть Эндрю. Столько всего изменилось.

И все не к лучшему.

Дом Роберты Питере больше походил на музей, чем на жилище. Он был покрыт абрикосовой штукатуркой и обнесен кованой изгородью, заросшей плющом. Было в нем что-то итальянское — передняя и задняя террасы, балконы, окна от пола до потолка подчеркиваются блестящими черными ставнями, в саду буйствует кустарник, даже в начале декабря. У двойных входных дверей висели две рождественские гирлянды.

У ворот стоял постовой, но Дайана со своей командой была уже внутри. Рид и Морисетт осторожно, чтобы ничего не нарушить, вошли в комнаты, полные антиквариата, мебели и, по мнению Рида, прочего хлама.

— Интересно, кто у нее убирался, — заметила Морисетт, разглядывая блестящие безделушки на стеклянных полках. — Надо бы взять телефончик.

— Наверное, постоянная горничная. Нужно будет с ней поговорить.

— А еще с садовником и водопроводчиком.

— И с кем-то в библиотеке.

— И нет нам покоя…

— И не будет, — пробормотал Рид.

Прессы еще не было. Но их недолго ждать. А пока члены экспертной группы фотографировали, изучали пыль и прочие следы, собирали мусор. Старый дом осматривали в поисках любых улик. Никаких кровавых следов или брызг не обнаружилось, но у Роберты Питере не было повреждений, кроме синяка на лбу, видимо, после попытки встать в гробу, и содранных ногтей. Ее отправили в морг, и теперь ожидались результаты вскрытия, что могло занять несколько дней. Впрочем, по состоянию ее рук Рид и так понял, что Роберту Питере постигла та же участь, что и Бобби Джин.

Кроме одной частности — она не была беременна.

Он подозревал, что убийца метит в него, и боялся, что Бобби Джин лишилась жизни из-за связи с ним. Может, какой-то сумасшедший, которого он засадил, освободился и решил отомстить? Рид уже начал изучать дела подобных заключенных, которые вышли на свободу или бежали, но сейчас… пришлось изменить свою точку зрения. Он никогда в жизни не встречал Роберту Питере. По крайней мере, этого не помнил.

Но убийца все еще пишет тебе.

Должна быть какая-то причина.

Если только Рида не выбрали случайно — ведь о нем много писали прошлым летом. С тех пор он был мишенью для разных придурков.

Ничего не трогая, осторожно обходя экспертов, Рид и Морисетт прошли в дом с начищенными до блеска резными деревянными перилами и выцветшими ковриками, как он решил, ручной работы, откуда-то со Среднего Запада. Наверху располагались четыре спальни, последняя из них явно принадлежала Роберте Питере. Пожелтевшие фотографии женщины и мужчины, предположительно ее мужа, висели в рамках над камином и стояли на столиках. В письменном столе и шкафах лежала ее одежда, в ванной — таблетки и туалетные принадлежности. Вторая и третья комнаты предназначались, надо полагать, для приемов и гостей. На антикварных кроватях, похоже, никогда не спали, столы были пусты. Четвертая, самая маленькая спальня была набита личными вещами, в шкафу и в столе — одежда, на прикроватном столике — кремы для лица и тела, макияж и прочая косметика. Но владелица комнаты отсутствовала. Рид отметил это для себя и спустился по черной лестнице в кухню, где Дайана Мозес в перчатках уже составляла список того, что сделали и обнаружили на месте.

— Сразу пришли мне отчеты, — попросил Рид.

— Мне говорили, ты отстранен от расследования. Дайана приказала фотографу поснимать еще в кухне, где на плите стоял чайник, а на коврике у буфета — миски для домашнего животного. Рид ощутил на себе взгляды всех, кто был в кухне. Дайана не была в своем обычном резком и циничном настроении, когда занималась сбором улик. Она просто говорила все как есть.

— Тогда пошли отчеты Морисетт, — сказал Рид.

Фотограф сделал несколько снимков 35-миллиметровой камерой и новомодной цифровой. Морисетт подошла к мискам:

— Ну и где же кошка или собака?

— Пока не нашли, — ответила Мозес.

— Вроде бы миску только-только наполнили.

— Значит, кошка на диете, — буркнул мрачный фотограф.

— Да, и еще она заварила чай. — Фарфоровая чашка и молочник стояли на мраморном столике. Пустые и чистые. Чайный пакетик мокнул в уже холодной воде, которая окрасилась в глубокий, непроницаемый коричневый цвет. Два маленьких печенья лежали нетронутыми на стеклянной тарелочке. — Плита была выключена. Свет горел на кухне, на лестнице, на заднем крыльце и в главной спальне. Больше нигде. Все двери и окна, кроме одной, — она указала пальцем в перчатке на заднюю дверь, — были закрыты. Эта оставлена открытой.

— Взлом? — Рид пристально посмотрел на дверь, замок и дверной косяк.

— Нет. И никаких следов борьбы. Мы уже работали в той комнате, на крыльце и на заднем дворе. Видимо, она передумала и не стала пить чай. Мы проверим чай и воду в чайнике на предмет ядов, но, похоже, она так и не сделала ни глотка.

— Есть какие-нибудь сообщения?

— Нет ни автоответчика, ни пейджера, ни компьютера, ни голосовой почты, — сказала Дайана — Зато куча книг. Тысячи книг. И единственный телевизор, настроенный на местный канал, который двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю показывает всякие религиозные программы.

— А кому она звонила?

— Последний набранный номер — в Феникс.

— Тем не менее она жила не одна, — сказал Рид.

— Да, кто-то у нас пропал без вести.

На задней лестнице раздались шаги. Рид выглянул и увидел на террасе новичка в полицейской форме по имени Уилли Армстронг.

— Я нашел кошку, — объявил он. На его щеке красовалась длинная красная царапина. — Она сидит под крыльцом. И не хочет выходить.

— Ага, и оставляет на тебе следы, — сказала Морисетт.

Молодой полицейский покраснел до кончиков своих больших ушей.

— Да. Она просто взбесилась. Либо испугана до смерти, либо ранена. Я вызвал службу спасения животных.

— Спасения животных? — повторила Морисетт. — Господи, Уилли, ты коп или размазня? Ты что, не можешь сам вытащить эту проклятую кошку?

— Да я пытался, но эта чертова скотина расцарапала мне все лицо! — Армстронга, похоже, обидело замечание Морисетт, но он недавно в управлении. Привыкнет. Потирая царапину на щеке, он оправдывался: — Эта зараза чуть глаза мне не выцарапала. И еще я не хотел наследить: вдруг там что-нибудь есть.

— Ты прав, — сказала Дайана.

— Я достану кошку, — заявила Морисетт, глядя на Армстронга то ли как на дурака, то ли как на труса. — Это не нейрохирургия и не охота на медведей. — Она закатила глаза. — Можно даже не пускать слезоточивый газ, Уилли! Господи, это просто кошка.

— Хватит, Армстронг прав, — Дайана потянулась за контейнером для хранения улик. — И ты это знаешь, Морисетт. Оставь парня в покое.

— А чем он лучше других? — пробормотал другой коп, и Морисетт бросила на него взгляд, обещающий скорую кастрацию.

Юный Армстронг торопливо спустился в тихий двор, обнесенный изгородью, с густыми зарослями кустарника.

— Как только мы что-то выясним, мы пришлем это тебе, Морисетт, — сказала Мозес, обращаясь именно к ней. Но искоса взглянула на Рида, коротко кивнула и вернулась к работе.

— Похоже, все уже знают, что тебя отстранили.

— Наверное.

— Ты вроде как зарабатываешь репутацию, — заметила Морисетт, когда они по мощеной дорожке шли к машине.

Рид открыл дверцу и сел.

— У меня она уже была.