Завтра утром

Глава 14

— На сегодня все. Спасибо. — Джейк Вон поклонился, сложив руки лодочкой, выпрямился и улыбнулся группе. Вспотевшая Никки вдруг ощутила наличие мышц там, где их вроде никогда не было. Она опоздала на десять минут и пропустила растяжку, но успела проскользнуть на свободное место рядом с Симоной. Ее подруга вовсю старалась и строила глазки тренеру.

— Рядом с тобой просто стыдно, — сказала Никки, вытирая лицо полотенцем, когда большинство членов группы собрали форму и вышли из зала со сверкающим паркетом, высоким потолком и баскетбольными щитами.

— Ты серьезно? — засмеялась Симона. Ее черные волосы были собраны в свободный, нарочито небрежный узел, что, как подозревала Никки, заняло у хозяйки полчаса. Кожа ее была естественного золотистого оттенка, щеки горели — не то после тренировки, не то от близости к Джейку. — Не думала, что тебя можно смутить, — сказала она, приложив ко лбу концы полотенца, которым замотала шею.

— Ты вела себя неправильно.

— Тогда готовься к смерти! — Вызывающе взглянув на Никки, Симона храбро подошла к Джейку, который укладывал спортивную форму в нейлоновую найковскую сумку.

Никки не слышала разговора, но предположила, что Симона приглашала его поужинать. Он широко улыбался, кивал, потом покачал головой. Отшил Симону. Да что с ним не так? В боди и коротких шортиках Симона выглядела потрясающе. Нет, Джейк точно гей. Почему бы еще он понравился Симоне? Ее постоянно тянуло к каким-то неправильным мужикам — женатым, только что разведенным или со странностями. А сейчас впервые Симону привлек человек, которого она физически не интересовала. Какой удар по ее самолюбию. Если только этот парень вообще интересуется женщинами.

Никки перекинула полотенце через плечо. Симона и Джейк разошлись.

— Он занят, — сообщила Симона, и ее хорошее настроение куда-то подевалось, уступив место смущению. Темные брови нахмурились, губы сжались.

— Просто он гей.

— Откуда ты знаешь?

— Спорим?

Симона патетически вздохнула: — Нет, какой уж тут спор. Но если Джейка мне сегодня не получить, как насчет тебя? Поужинаем?

— Обожаю быть запасным вариантом, — засмеялась Никки.

— Слушай, Никки, так нечестно. Ты все время кидаешь меня ради кого-то, даже не симпатичного парня, а просто ради… — Она нарисовала в воздухе кавычки, — «важной, ну очень важной встречи».

— Да, да, я поняла. Вот такая я зараза, согласна. — Никки посмотрела на часы. До встречи с Клиффом оставалось меньше часа.

— Вот-вот. Так что давай, заглаживай вину. И не надо жаловаться, что ты запасной аэродром. Кстати, тебе ведь надо поесть. Так что пойдем возьмем креветок и жареной картошки, и можешь убеждать меня, что Джейк мне не по зубам.

— Ты же хотела барбекю.

— Ага, а еще я хотела Джейка. Может девушка передумать?

— Я ужинала с родителями.

— Ну, тогда посиди за компанию.

— Хорошо, но недолго, — согласилась Никки.

Они в разных машинах поехали в «Бижу», небольшой магазинчик рядом с набережной. Там было не слишком приятно, шумно, куча народу, но, как знала по опыту Никки, креветки, устрицы и выпечка с крабами перевешивали все недостатки. В маленьком зале, где над головой висели кондиционеры, уже украшенные рождественскими гирляндами, стояла дюжина столов, покрытых красно-белыми скатертями. По периметру располагались столики-кабинки с высокими стенками и вешалками. Трое подростков как раз уходили, и Никки с Симоной сразу заняли их маленький столик у кухни.

Через несколько минут их заказ принесла официантка с фиолетовыми прядями в волосах и несколькими колечками в бровях. Не успела Никки убедить Симону, что Джейка лучше оставить в покое, как морепродукты для Симоны и холодный чай для Никки уже были на столе.

— Точно не хочешь кусочек? — спросила Симона, поливая устрицы острым соусом.

— Нет, я правда наелась.

Никки начала прихлебывать чай, стараясь не смотреть на часы каждые пять минут. Ее подруга сражалась с капустным салатом, жареной картошкой, креветками, устрицами и крабовой выпечкой. Во второй раз заиграли «Джингл Белл Рок».

— Ладно, Джейк мне не светит, ну и переживу, — философски произнесла Симона. — Я же смогла жить без Эндрю, правда?

— Да, и справилась лучше, чем все мы. — Они редко говорили об Эндрю или о том, что он порвал с Симоной за неделю до смерти. Никки была далеко не уверена, что ее подруга безболезненно пережила все это, но спорить не хотелось.

— Ну а ты? Почему ты все время торчишь либо дома, либо на работе? Я начинаю думать, что у тебя есть тайный любовник, которого ты ото всех прячешь.

Никки чуть не расхохоталась. Со времени ее последнего свидания прошло несколько месяцев, с Шоном, своим последним серьезным увлечением, она рассталась уже давно.

— Думай на здоровье. Мне нравится казаться загадочной.

— Тебе это удается.

— Мне? — Никки покачала головой и стащила ломтик картошки. — Я как открытая книга.

— Эта открытая книга слишком много работает, — сказала Симона, когда официантка снова наполнила стакан Никки, а из музыкального автомата понеслась старая мелодия Джимми Баффетта. Сквозь звяканье столовых приборов и шум разговоров доносились звуки «Маргаритавилля».

— Просто не все работают в теплом местечке в управлении градостроительства.

— Достало уже это теплое местечко, только и слушаешь, как эти архитекторы ругаются, ссорятся, и вообще… не знаю, не хотелось бы провести так всю оставшуюся жизнь. Ты хотя бы любишь свою работу. — Симона положила вилку на стол. — Ладно, я лучше расскажу новости.

— Кроме того, что ты пытаешься превратить гея в натурала. — Никки допила чай и разгрызла кубик льда.

Симона пропустила подначку мимо ушей.

— Я хочу переехать.

— Что? — Удивившись, Никки поставила стакан и едва не подавилась льдом.

— Что слышала.

— Но куда и зачем?

— Не знаю. Куда-нибудь отсюда. В Ричмонд, например.

— В Ричмонд? — Никки не верила собственным ушам. Она никогда не слышала, чтобы Симона собиралась уехать из Саванны.

Подруга ковыряла креветку. Не глядя Никки в глаза.

— Или в Чарльстон.

— А что это ты вдруг?

Из-за соседнего столика поднялась пара, шумно отодвинув стулья.

— Никки, ты же понимаешь, что я имею в виду. Ты уже столько лет твердишь, что хочешь куда-то переехать. В Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. Я не собираюсь ехать через всю страну. Я хочу жить достаточно близко, чтобы навещать родителей, и достаточно далеко, чтобы иметь свой дом, собственный дом. Мне это нужно, Никки. Здесь я никак не выберусь из рутины. С тех пор, как умер Эндрю. Мне нужны перемены.

Что ж, может быть. Симона не только была единственным ребенком в семье с солидным наследственным капиталом — она также получала проценты с наследства Эндрю. А у Эндрю была земля, которую он унаследовал от Наны, и приличный счет в банке. Их семьи всегда спорили по поводу того, что эта часть семейного состояния отошла Симоне, а не родителям Эндрю, но Никки не придавала этому значения.

— Я думала, что ты поймешь, — говорила Симона. — Ты же всегда ищешь чего-то интересного. Ты всегда так увлечена работой.

— Да уж, очень захватывающие статьи об очередном проекте реконструкции исторического центра или о выборах в школьный совет.

— Но ты помогла поймать Дики Рея Бискейна.

— Да, и мир стал лучше, — хмыкнула Никки, вспомнив этого ублюдка, кузена Монтгомери. Толстозадый подонок.

— Стал, — убежденно сказала Симона. У соседнего столика официант украдкой сунул в карман чаевые и только потом забрал тарелки и вытер скатерть влажной тряпкой. — Дики Рей устраивал собачьи бои. — Она передернула плечами. — Жуть. Ты оказала миру большую услугу. А сейчас ты идешь по следу Гробокопателя, так ведь? — Глаза Симоны засияли. — Я читала утреннюю статью. Ты за чем-то охотишься! — Она перегнулась через стол, словно чтобы поделиться секретом. — Я не специалист по журналистским расследованиям, но готова поспорить: ты так часто смотришь на часы и мобильник, потому что тебе явно куда-то нужно идти, верно?

— Все так очевидно?

— Да. И бьюсь об заклад, что это связано с теми убийствами, так?

Никки уклонилась от ответа.

— Многого сказать не могу, но в первый раз за долгое-долгое время у меня появилась возможность доказать Тому Свинну, что я чего-то стою, и я не собираюсь ее упускать.

— Ясно… — Симона кивнула и впилась зубами в креветку. — Тогда понятно. Никки, но ведь дело Шевалье закончилось много лет назад.

— А мне кажется, что вчера.

— Да нет, намного раньше. Лет десять назад. Я там была. Я помню. — Она вздрогнула, и Никки заметила, что руки ее покрылись мурашками. — Я слышала, что несколько недель назад Шевалье выпустили. Просто не верится! Псих убивает свою девушку и почти всю ее семью, его сажают в тюрьму, а потом по каким-то формальностям выпускают! — Симона сразу посерьезнела и побледнела. — Знаешь, что-то неправильно в этой системе, если случаются такие вещи.

Никки не могла с ней не согласиться, но не хотела думать о Лирое Шевалье, его кровавом преступлении и о том, как она чуть не сорвала расследование, сообщив в газете информацию, полученную от отца, судьи, который вел тогда процесс. Это чуть не стоило отцу работы и, возможно, разрушило политические амбиции, которые он лелеял. И вот сейчас Шевалье на свободе. Она согласилась с Симоной; так нельзя. Снова взглянула на часы и извинилась:

— Извини, но мне правда пора бежать.

— Да, точно, тебя ждет материал, который просто умоляет, чтобы Никки Жилетт им занялась.

Никки улыбнулась, но, открыв кошелек, простонала. В спешке она забыла забежать в банк, и теперь у нее не было ни гроша.

— Ты не поверишь, но…

— Не беспокойся, за чай я заплачу, — засмеялась Симона. — Как получишь Пулитцеровскую премию, вернешь! — Она подняла было руку, собираясь позвать официантку, но замерла. Ее улыбка погасла, а брови сдвинулись.

— Что это за тип?

— Какой тип?

— Там, в кабинке… — она подбородком указала на угловую кабинку у боковой двери, которая как раз захлопывалась. — Он сидел лицом ко мне, и пару раз я замечала, как он смотрит в нашу сторону… Показался знакомым, но… — Между ее бровями пролегли морщинки. — А может, я все придумываю.

У Никки пересохло во рту. Она смотрела сквозь стеклянные двери и окна в темноту, но лишь смутно различала пустой тротуар. Быстро перевела взгляд на окна у парадного входа, но никого не увидела в тени. Никакой полускрытой фигуры.

— Он наблюдал за нами?

— Надеюсь, нет. — Лоб Симоны прорезали жесткие линии. — Наверное, у меня галлюцинации. Я слишком нервничаю в последнее время.

— Почему?

— Не знаю. У меня такое чувство… — Ее голос сорвался, и она вздохнула. — Знаешь, мне действительно пора уезжать из этого дома.

— Какое чувство?

Симона подняла сумочку из-под стула и перебросила ремешок через плечо.

— Да ничего. — Никки это, похоже, не убедило, и Симона добавила: — Честное слово. Не забывай, я ведь так замоталась, что уже гоняюсь за геями.

Никки вспомнила о записке, которую нашла в кровати, и при этой мысли по коже побежали мурашки. Если она поделится этим с Симоной, то еще больше расстроит ее.

— Если тебя что-то беспокоит…

— Может, это просто зима. Рождество и все такое. Мы с Эндрю сблизились как раз зимой… но ведь это было так давно. Почти тринадцать лет назад. Знаешь, странно: мы с тобой могли быть родственницами… ты могла быть тетей моих детей. Тетушка Ник, как тебе?

— Очень знакомо. Примерно так меня зовет дочка Лили.

Симона явно переживала смерть Эндрю ничуть не менее тяжело, чем другие члены семьи. Может, ей нужно ненадолго уехать. Прочь от воспоминаний. Прочь от лучшей подруги, к тому же сестры человека, которого она любила. Прочь от призраков прошлого.

Наконец их заметила официантка, неторопливо подошла к столу, и Симона попросила счет, а Никки спросила о человеке, который сидел в угловой кабинке.

— Никогда его раньше не видела. Правда, я работаю только с прошлой недели.

— Спасибо.

— Наверное, ничего страшного, — сказала Симона, изучая чек.

— В следующий раз моя очередь. Честно. — Никки схватила сумочку.

— Я это уже слышала. Впрочем, ты мне дешево обошлась — всего стакан чая, — Симона положила деньги на стол, и они вместе направились к машинам. Побитая «субару» была припаркована через две машины от новенького кабриолета «БМВ» Симоны.

Мощенная булыжником улица была темна и безлюдна, но Никки не заметила, чтобы кто-то прятался в тени. Тем не менее она нервничала, чувствовала себя неуютно, поэтому, прежде чем сесть и завести мотор, проверила лобовое стекло. Мотор заглох. Опять. Выжимая акселератор, она снова повернула ключ зажигания. Симона уже выехала с тротуара.

— О господи, да заводись ты. — Она попробовала еще раз, двигатель кашлянул, фыркнул и опять замолк. Задние фары машины Симоны превратились в далекие красные точки. Никки начала потеть. Вспомнила о типе, который, как говорила Симона, пялился на них из угловой кабинки в «Бижу». Но она была не одна; из здания выходили люди, да и мобильник был с собой. Она снова повернула ключ, и машина завелась. Никки осторожно нажала на газ и выехала со стоянки. С облегчением она свернула за угол, но на повышенной скорости.

Она опаздывает, как всегда.

Как бы то ни было, нельзя пропускать встречу с Клиффом Зибертом. Посреди поворота «субару» вильнула. Что-то с ней не так. Не слушается руля…

— Что за черт! — Никки заехала на тротуар и вышла из машины, чтобы определить, в чем дело. Задняя левая шина расплющилась, как оладья. Остальные тоже быстро сдувались. — Блин! — Она пнула шину и тихо выругалась. Похоже, на встречу с Клиффом она не попадет. Это нереально.

При всем желании.

Никки вынула мобильник и набрала номер. Было темно. Она умела пользоваться домкратом и менять колеса, но все четыре не сменишь.

Гудок.

Нет ответа.

Два гудка.

— Ну, давай, давай!

Может, позвонить в техпомощь… а может, Клифф предложит… Три гудка.

— Да что ж это такое…

Тут рядом притормозил фургончик, и парень в бейсболке опустил стекло.

— Проблемы? Четыре гудка.

— Колесо спустило. То есть все четыре.

— Помочь?

— Нет, не надо. Мой… э-э-э… муж скоро приедет, — солгала она в надежде, что он не заметит отсутствия кольца на пальце.

В мобильнике что-то щелкнуло, и голос Клиффа предложил оставить сообщение.

— Я могу с вами побыть, пока он не приедет. — Незнакомец улыбнулся, и золотой зуб загадочно сверкнул в свете фонарей.

— Нет, спасибо, я уже ему звоню, и он уже в двух кварталах отсюда. Что? — сказала она в мобильник. — Нет-нет, здесь просто предлагают помочь. Нет, все в порядке. Я скажу ему, что ты будешь через пару минут… Я тоже тебя люблю. — Снова обернувшись к водителю фургона, она выдавила улыбку, надеясь, что губы не дрожат. — Он уже едет. — В горле стоял ком, ее трясло. Она думала о тех, кто следил за ней на улице, о вторжении в ее квартиру, о полученных записках и о серийном убийце, который все еще разгуливает по Саванне. Кровь застыла в жилах. — Спасибо.

За фургоном остановилась еще одна машина, и водитель шутливо притронулся к козырьку кепки:

— Как скажешь, солнышко.

Когда он отъехал, по коже поползли мурашки. Солнышко. Господи, почему он так ее назвал? Чтобы его потом опознать, она взглянула на номер, когда он отъезжал, но сзади подсветки не было, не разобрать ни букв, ни цифр. Она узнала одно — это был темно-синий «додж-караван» с номером Джорджии. Этого мало.

И этот человек мог быть просто добрым самаритянином.

Да, действительно.

Мобильник все еще был в руке. Она набрала номер техпомощи, сообщила, где находится ее машина, и объяснила, что сама она будет в «Бижу». До ресторанчика было меньше полумили, там, по крайней мере, светло и людно.

Безопасно.

Она побежала.

Снаружи вся потная, внутри холодная как лед, Ник-ки прибавила скорость. Мерцали фары, темные кустарники казались зловещими, и она почувствовала себя совершенно одинокой.

Впервые в жизни Никки Жилетт охватил страх — отупляющий животный страх.