Глава 9

– Больше не желаю говорить об этом, – сказал Джеймс, решительно садясь рядом с Аннорой и властно привлекая ее к себе.

По тому, как Джеймс на нее посмотрел, Аннора поняла, что он больше ни о чем не хочет с ней говорить. Она чувствовала его желание – горячее и сильное, – и оно подпитывало ее собственное желание, заставляя Аннору дрожать, как во время горячки. В этот момент было трудно рассуждать и было невозможно вспомнить, почему ей нужно скорее покинуть спальню Джеймса. Причин было огромное множество. И все же с каждым новым поцелуем Джеймса здравый смысл все больше покидал Аннору.

– Если я не пойду сейчас переодеваться, я опоздаю к ужину, – слабо запротестовала она и сама почувствовала, что это неудачная отговорка. Ей не хотелось высвобождаться из его объятий.

– Они хватятся вас и пошлют кого-нибудь разыскивать?

– Нет, едва ли. Раньше они никогда так не делали.

– Тогда останьтесь, дорогая Аннора.

– По-моему, это неразумно. – Да, особенно учитывая то, какую власть он над ней имеет. Если даже от того только, что он проводил ладонью по ее щеке, у Анноры начинало отчаянно колотиться сердце.

– Ах, моя дорогая девочка, когда я с вами, мне не хочется поступать разумно!

Не успела Аннора вымолвить хоть слово, как оказалась на кровати, а Джеймс – на ней. Ее тело радостно устремилось ему навстречу, хотя рассудок в это время из последних сил пытался противостоять влечению. Аннора подумала о том, что, если их предположения о Мэри и Доннеле имели под собой хоть сколько-нибудь реальные основания, сейчас было очень опасно сломя голову отдаваться страсти. Если об этом станет известно Эгану, Джеймсу снова придется податься в бега или – хуже того – он примет мученическую смерть.

Кроме того, Аннора была девственницей, и, хотя она знала, что ни одного мужчину никогда не будет хотеть так, как хочет сейчас Джеймса Драммонда, у нее на памяти была печальная история ее собственной матери. Аннора дала себе слово никогда не повторять ее ошибок. Девушка на себе испытала, каково это – быть презираемым всеми внебрачным ребенком. То, какие чувства она испытывала, когда Джеймс держал ее в своих объятиях, подсказывало Анноре, как близка она сейчас к тому, чтобы мгновенно забыть обо всех клятвах и обещаниях, которые она давным-давно дала самой себе. И это не могло не пугать Аннору.

Она уперлась руками ему в грудь, делая еще одну попытку противостоять своим желаниям. Кожа у Джеймса была такой гладкой и теплой. Ощущая ладонью его крепкие, упругие мускулы, от сильного желания Аннора испытывала головокружение. Ей ужасно хотелось ласкать и гладить это сильное обнаженное тело. Она никогда не думала, что бывают случаи, когда настолько тяжело поступить так, как тебе подсказывает здравый смысл, а не как тебе хочется.

– Рольф, – начала она, а затем осеклась, смущенная тем, что по-прежнему так его называет. – То есть… Нет. Ведь вас зовут Джеймс? Надо же! Я только сейчас узнала ваше настоящее имя.

Джеймс нежно поцеловал ее в губы. Он почти физически ощущал, как Аннору переполняют противоречивые эмоции. Джеймс испытывал чувство вины, видя то, как в душе Анноры происходит борьба между тем, чего ей ужасно хочется, и тем, как, по ее мнению, нужно поступить. Он понимал, что ему сейчас следовало бы сразу же отстраниться от нее. Он не должен нажимать на Аннору и подталкивать ее к тому шагу, к которому она, по всей видимости, пока не готова. Но он оказался не способным отступить.

Он уже так долго не знал женщины. Тепло и мягкость ее тела действовали на него возбуждающе. Даже со своей женой, с Мэри, он никогда не имел возможности утолить свою страсть без остатка, потому что она, казалось, всегда стыдилась близости и была холодна в постели. Наверняка все объяснялось тем, что он был неприятен Мэри. Возможно, она даже чувствовала к нему отвращение.

Воспоминания о Мэри ненадолго отрезвили Джеймса. Все это – ничем не подтвержденные подозрения. Он не должен обвинять Мэри, не имея никаких доказательств. И кто знает, может быть, он все еще женат? Хотя если выяснится, что Мэри жива и в самом деле жестоко предала его, он непременно разведется с ней. Для этого понадобятся время и деньги, много денег. Но нет, Мэри мертва. Скорее всего она умерла совсем не в то время, как все считают, а гораздо позднее. Джеймс не сомневался, что предчувствия не обманули Аннору. Он воспитывался кланом Мюрреев, среди которых было много людей, обладающих «даром». Поэтому ему нетрудно было понять, о чем идет речь, когда Аннора упомянула о своих видениях.

Джеймс сгорал от желания. Он знал, что то, что сейчас испытывал, нельзя было объяснить многолетним воздержанием. Джеймс хотел только одну женщину – Аннору. Он не мог смотреть ни на одну из служанок, которые были не прочь с ним переспать и с которыми он мог бы удовлетворить свое вожделение, если бы пожелал этого. Джеймс мог бы даже сохранить свое инкогнито, занимаясь с одной из них любовью в полной темноте. Но ему хотелось отдать весь свой жар нерастраченных чувств только ей одной – Анноре. Если она не отвергнет его окончательно, он намерен сделать ее своей здесь и сейчас.

– Я хотел бы, чтобы вы называли меня моим настоящим именем с первого дня нашего знакомства, – ласково проговорил Джеймс, нежно покусывая мочку ее уха.

– Нам не надо этого делать, – неуверенно проговорила Аннора, дрожа от желания, которое овладевало ею все больше и больше. – Мне не надо этого делать, – поправилась она.

– Нет, надо. Вы прекрасно знаете, что сами этого хотите.

– Не всегда разумно следовать своим желаниям. Это может иметь дурные последствия.

– Что дурного в том, что мы предадимся страсти, которая неудержимо влечет нас друг к другу? Какие у этого могут быть дурные последствия?

– Я сама являюсь последствием подобного опрометчивого поведения, – грустно проговорила Аннора.

– Ах, милая моя! Вы не последствие, вы бесценный дар Божий, Божье благословение. Не повторяйте слова, сказанные глупцами. – Джеймс начал развязывать завязки на ее платье, радуясь тому, что Аннора не останавливает его.

– Не забывайте, что те, кого вы называете глупцами, цитируют церковные постулаты.

– Служители церкви – тоже люди, милая. Да, многих привели в церковь истинное призвание и глубокая вера. Также немало священников, которых направили в церковь их родители, и они работают там не ради служения Господу, а для того, чтобы добыть себе средства на жизнь. А есть и такие, которых ввергла в искушение жажда власти.

– Ересь, – сказала Аннора и широко улыбнулась. Она отдавала себе отчет, что от ее колебаний скоро не останется и следа. В голове у нее промелькнула мысль о том, что, наверное, ее мать переживала похожие противоречивые чувства, когда у нее появился возлюбленный. Вероятно, она тоже сходила с ума от желания, не хотела упускать удачу в лице красавца мужчины, который заставил биться ее сердце быстрее. В отличие от своей матери Аннора была уверена, что ее мужчина ни за что не отвернется от собственного ребенка. Это было бы уже слишком. Она этого не переживет.

– У вас на самом деле нет одного глаза? – осторожно спросила Аннора Джеймса, трогая повязку у него на лице.

– Бог с вами! Оба моих глаза целы и невредимы. Я просто забыл снять эту проклятую повязку, – воскликнул Джеймс и сдернул повязку с лица. – Мне всегда твердили, что у меня глаза такого приметного зеленого цвета, что их ни с какими другими не спутаешь. Я боялся, что такие запоминающиеся глаза меня выдадут, и надел повязку для маскировки.

– Да, такие глаза забыть невозможно, – вздохнув, согласилась Аннора и поцеловала Джеймса в краешек глаза, который он так долго прятал ото всех. – У вас очень красивые глаза.

Джеймс покраснел от смущения. Давненько его так не трогали женские комплименты. А он без ложной скромности мог сказать, что слышал их немало за свою жизнь. Однако Джеймс чувствовал, что каждое сказанное Аннорой слово искренне и идет из самого сердца. Это не часть любовной игры. Похвала Анноры была приятна и льстила ему. Узнав, что Анноре нравится то, как он выглядит, Джеймс чувствовал себя таким же довольным и гордым, как петух в курятнике.

Опасаясь, что сейчас может сказать какую-нибудь глупость, он поцеловал Аннору. Джеймс снова ощущал себя неопытным юношей, не на шутку распалившимся и изнемогающим от желания. Он не знал, что именно решило исход ее внутренней борьбы. Ведь всего минуту назад Джеймс видел, что Аннору одолевают сомнения. У него и в мыслях не было спрашивать ее о том, что явилось причиной происшедшей с ней перемены. А то, чего доброго, он снова даст Анноре повод для сомнений. А Джеймс больше всего боялся, что Аннора ему откажет. Он хотел, чтобы она ни о чем не думала, а просто отдалась своим ощущениям.

Изо всех сил стараясь ошеломить Аннору своими поцелуями, Джеймс начал ее раздевать, стараясь не делать это слишком поспешно, чтобы не испугать девушку. Хотя на самом деле ему хотелось поскорее сорвать с Анноры все, что на ней было надето. Он хотел ощущать ее плоть, любоваться ею, гладить и ласкать.

Сняв с Анноры остатки одежды, Джеймс не мог отвести взгляд от ее обнаженного тела. Он смотрел на Аннору так, словно хотел запомнить каждый ее изгиб. У нее были роскошные полные груди, тонкая талия и округлые бедра. Несмотря на то что Аннора была стройной, у нее был и округлости, ласкавшие взгляд. Темный мысок скрывал ее лоно. Ее соски были темно-розовыми. Атласная кожа кремового оттенка приковывала взгляд Джеймса.

Джеймс посмотрел на лицо Анноры. Ее щеки покрывал стыдливый румянец. Увидев смущение и робость у нее в глазах, он насторожился: этот взгляд слишком сильно напоминал ему Мэри. Он чаще всего означал, что Джеймсу будет отказано в женской ласке и теплоте. Испугавшись, что ее желание того и гляди иссякнет, Джеймс поцеловал Аннору. В этот поцелуй он вложил все свое отчаяние, внезапно охватившее его. Он целовал ее до тех пор, пока Аннора не стала отвечать ему с удвоенной страстью, и тогда его страх прошел.

Когда Джеймс, как безумный, уставился на ее тело, Аннора была готова сгореть от стыда. Никто до этого не видел ее совершенно нагой, как сейчас, – ни мужчина, ни женщина. И чем дольше Джеймс смотрел на Аннору – ничего не говоря и ничего не предпринимая, – тем сильнее в ней возрастала уверенность в том, что увиденное разочаровало Джеймса. Когда он наконец поднял на нее глаза, Аннора ожидала, что он ей что-нибудь скажет. Она внутренне сжалась, приготовившись услышать неискренний дежурный комплимент, сказанный для того, чтобы замаскировать огорчение и пощадить чувства Анноры. Но вместо слов Джеймс поцеловал ее – очень пылко и страстно.

Несмотря на желание, которое с новой силой охватило ее, Аннора сумела заметить отчаяние и даже страх в глазах у Джеймса. Но чем самозабвеннее она отвечала на поцелуи Джеймса, тем быстрее проходила его неуверенность. И вот уже Аннора чувствовала в нем только одно неистовое желание. Когда Джеймс лег на нее и их обнаженные тела впервые соприкоснулись, она уже больше не могла ни о чем думать.

– Ах, Аннора, милая, я не хочу торопиться. Я хочу узнать каждый дюйм твоего прекрасного тела, но ты просто сводишь меня с ума, – пробормотал Джеймс.

Неужели ему хочется сейчас разговаривать? Как он может в такой момент что-то говорить? Она не может ни о чем думать. Она полностью погружена в свои ощущения: его губы на ее шее, тепло его тела под ее ладонями. Она не в состоянии сейчас мыслить связно. Вряд ли в состоянии вспомнить даже, как ее зовут. Но когда Джеймс коснулся влажным языком ее соска, к Анноре снова вернулся дар речи. Она как во сне пробормотала его имя, а в это время все ее тело охватил огонь. Пока он целовал ее сосок, Аннора могла только тихо охать и приглушенно стонать. Аннора старалась не думать о том, что впоследствии, вспоминая о такой полной потере самообладания, она наверняка будет испытывать ужасную неловкость.

К тому времени, когда Джеймс переключил свое внимание на другую ее грудь, Аннору уже не интересовало, какие звуки слетают с ее губ и что именно делает Джеймс. Лишь бы удовольствие, которое он ей доставлял, никогда не кончалось. Она чувствовала, как что-то твердое и длинное прижалось к ее лону. На одно короткое мгновение Аннора подумала, что ей следует бояться этой штуковины и того, какая она большая, но вскоре наслаждение вытеснило все опасения у нее из головы. Аннора даже не вздрогнула и не была потрясена, когда его рука, опускаясь все ниже по ее животу, проскользнула у нее между ног. Одним лишь движением своих длинных пальцев он доставил ей такое наслаждение, что Аннора безропотно раскрылась на его ласку.

– Господи правый, любимая, ты такая горячая и влажная, – прохрипел он, и все его тело дрожало от желания скорее оказаться внутри ее.

– Это хорошо? – спросила Аннора прерывающимся шепотом, потому что в глубине души ее это тревожило.

– Отлично. Просто превосходно. Это означает, что твое тело приветствует меня и приглашает войти в него.

И он войдет туда – прямо сейчас. Джеймс старался не торопиться, помня о том, что Аннора – девственница и нужно все сделать для того, чтобы ее первый опыт не оставил после себя страхов и слишком много боли. Но ему было чертовски трудно не проявлять нетерпения и двигаться медленно и осторожно, потому что от жгучего желания у него бурлила кровь, а тело Анноры радостно встречало его.

Сильнее раздвинув ей ноги, Джеймс расположился внутри ее. Лишь только его плоть прикоснулась к ее пышущему жаром естеству, он с трудом удержался от того, чтобы не проникнуть в нее как можно глубже. Джеймс входил в нее медленно и постепенно, шаг за шагом, пока не уперся в преграду ее девственности. Нагнувшись над Аннорой, он поцеловал ее в губы.

– Сейчас тебе может быть немного больно, Аннора, – прошептал он, – но, клянусь, эта боль скоро пройдет.

Аннора только сильнее обняла Джеймса за шею.

– Не думай об этом, Джеймс. Сделай, что нужно, а после этого мы будем вместе наслаждаться друг другом.

То, что Аннора употребила слово «наслаждаться» для описания того, чем они занимаются, воодушевило Джеймса. Он поцеловал ее, а потом продолжил. Вдруг все ее тело напряглось, и она тихонько вскрикнула. Оказавшись глубоко в ней, Джеймс на некоторое время замер, продолжая целовать и ласкать Аннору, чтобы успокоить боль которую ему поневоле пришлось ей причинить, и стараясь возродить ее страсть. Через какое-то мгновение он осознал, что пытается двигаться так, как ему все время хотелось.

Джеймс поднял голову и посмотрел на Аннору: у нее на лице он не увидел ни гримасы боли, ни отвращения. Ее щеки раскраснелись, а темно-синие глаза стали почти черными от желания. Он знал, что причинил ей боль, но Аннора оправилась от нее быстрее, чем он предполагал.

– Больше не больно? – хрипло спросил Джеймс.

– Нет, – прошептала она.

– Обхвати меня ногами, любовь моя.

Аннора сделала так, как он сказал, и почувствовала, как он вошел в нее еще глубже.

– А что делать потом?

– Наслаждаться, – сказал он. – Просто наслаждаться своими ощущениями.

Он медленно почти полностью вышел из нее. Не успела Аннора против этого возразить, как он снова вошел в нее толчком, и она чуть не вскрикнула от удовольствия. Пока он это проделывал снова и снова, в голове у Анноры проносилась безумная мысль, что это именно то, ради чего ее мать так рисковала. И внезапно до нее дошло, почему ее мать всегда так грустила – потому что лишилась этого. А через некоторое время Аннора уже не могла ни о чем думать.

Как это ни было трудно, Джеймс, стиснув зубы, сдерживался, хотя ему не терпелось получить разрядку. Но он хотел, чтобы они вместе достигли высшей точки наслаждения. Вдруг он почувствовал, как ее тело начало сжиматься вокруг его плоти. Через мгновение она выкрикнула его имя, все ее тело изогнулось и задрожало, и Джеймс наконец полностью отдался собственному наслаждению.

После этого Аннора лежала, не шевелясь, чувствуя усталость во всем теле, как будто весь день трудилась в поте лица. Она постепенно начинала осознавать, что лежит на кровати совершенно нагая и ничуть не стыдится Джеймса. Лишь тогда, когда он обнял ее, она стала по-настоящему приходить в себя. Она только что отдала свою невинность мужчине, который даже никогда не говорил ей о любви. Аннора осознавала, что совершила тяжкий грех. Наверное, самым разумным было бы сейчас побежать из его спальни прямо в церковь и покаяться во всем. Но Анноре совсем этого не хотелось. Ей хотелось только одного – оставаться в постели Джеймса, в его объятиях. Гладить, как в забытьи, его широкую грудь и наслаждаться покоем и счастьем.

Однако незаметно в ее блаженное забытье стала врываться суровая реальность. Аннора стала думать о том, что может случиться с ней в будущем. Она отдавала себе отчет в том, чем ей может грозить появление у нее любовника, особенно такого мужчины, как Джеймс. Даже если Джеймс одержит победу над Доннелом и восстановит себя в правах над Данкрейгом, связь с Аннорой будет для него всего лишь мимолетным увлечением. Она не должна забывать о том, что Джеймс – лэрд. А лэрды не женятся на бедных незаконнорожденных женщинах, какого бы знатного происхождения ни был один из родителей. Лэрды находят себе жен, которые приносят им земли и деньги, которые могут приумножить их власть или богатство. Аннора понимала, что эти вещи должны быть важны для лэрда Данкрейга, как никогда: наверняка Доннел растранжирил богатство Данкрейга и вряд ли хоть сколько-нибудь позаботился о том, чтобы хозяйство велось рачительно.

При этом Аннору охватила грусть. Но она напомнила себе, что пошла на связь с Джеймсом осознанно. Она сама выбрала для себя такую судьбу и должна испить свою чашу до дна. Еще не время рвать на себе волосы, стенать и рыдать в подушку.

Единственное, в чем Аннора была уверена сейчас, так это в том, что она любит этого мужчину без всякой надежды на взаимность. Ей стало горько. Пока Джеймс хочет, чтобы они оставались любовниками, они с ним будут встречаться. Она – его, пока нужна Джеймсу. И она не собирается расстраивать его своими переживаниями. Она знает что Джеймс – хороший человек и не станет причинять ей зла. Аннора не сомневалась в том, что он, несомненно, отпустил бы ее по первому требованию и дал ей возможность сохранить свою невинность, если бы она по-настоящему возражала. Разве можно винить Джеймса за то, что она влюбилась в него и когда-нибудь из-за этого ее сердце будет разбито? Он виноват только в том, что в него легко влюбиться.

Когда Джеймс взял ее за подбородок и повернул к себе ее лицо, Аннора нашла в себе силы улыбнуться. Она не хотела ничем омрачать их мимолетное счастье.

– Что-то ты притихла, милая, – сказал Джеймс и поцеловал ее в губы.

– У меня все еще нет сил для разговоров, – ответила она.

Он улыбнулся и погладил Аннору по спине. В ее глазах он не увидел ни тени сожаления, ни намека на стыд. Но от того, что Аннора все время молчала, Джеймсу было не по себе. Когда-то Джеймс имел неосторожность посмотреть в глаза жены после того, как они занимались любовью, и дал себе слово больше этого никогда не делать. У жены был такой несчастный вид, она была так пристыжена и смущена, что Джеймс пал духом и стал сомневаться в своих мужских способностях. Хотя душу ему грела надежда, что когда-нибудь, со временем, он научит Мэри получать удовольствие от физической близости. А также он мечтал о детях, которых подарит ему Мэри.

Сейчас, видя, что Аннора отмалчивается, Джеймс забеспокоился, что она переживает сейчас то же самое, что раньше чувствовала с ним Мэри. Он со страхом взглянул ей в лицо, мысленно готовясь к самому худшему. Но когда Джеймс увидел блаженную улыбку на лице Анноры, у него мгновенно отлегло от сердца.

– Скажи мне, Джеймс, почему вначале, когда мы только начали заниматься любовью, ты словно чего-то испугался? – неожиданно спросила Аннора.

Джеймс не сразу понял, о чем идет речь. А затем удивился, как Аннора могла догадаться о том, что он в тот момент чувствовал, и прочесть его мысли.

– Тебе показалось, что я чего-то испугался? – переспросил он.

Аннора поморщилась, опасаясь, что то, что она сейчас скажет, может положить конец их отношениям с Джеймсом.

– Временами я чувствую душевное состояние других людей. Ну так вот… После того как ты перестал рассматривать мое тело и начал меня целовать, я в какое-то мгновение почувствовала, что тебя внезапно охватил страх. Ты даже был близок к отчаянию. Я подумала, что, может быть, я что-то сделала не так, и из-за этого ты испугался.

– Так, значит, чувства других людей для тебя словно открытая книга?

Аннора кивнула:

– Да, но это секрет. Я не хочу, чтобы об этом узнали.

– Можешь смело мне доверять, любовь моя. Я высоко ценю людей, у которых есть дар. Я воспитывался у Мюрреев, а в этом клане многие имеют такие способности, как у тебя. Например, моя сестра Джиллианна. Ты угадала, милая: я в самом деле вначале очень боялся. Но не из-за того, что ты что-то не так сделала. Просто моей жене Мэри не нравилось заниматься любовью. У нее всегда был такой вид, словно ей это было неприятно, стыдно и унизительно. И я ничего с этим не мог поделать. Увидев у тебя на лице смущение, я испугался, что желание, охватившее тебя в самом начале, постепенно угасло. Мне не следовало жениться на Мэри. Надо было как-то догадаться о том, что она относится к числу женщин, которые не любят заниматься любовью. Ах, но в таком случае у меня никогда не было бы моей ненаглядной Мегги!

– Правда, – согласилась Аннора. Она не могла представить, как кому-то может не понравиться то, что Джеймс только что заставил ее испытать с ним. Но Аннора этого не сказала вслух, потому что не хотела, чтобы Джеймс слишком быстро догадался о том, что она чувствует к нему. – Так, значит, поэтому тебе трудно представить, что Мэри с Доннелом были любовниками?

– Да. А также потому, почему любой мужчина не хочет думать о том, что его женщина может желать другого мужчину. Однако, может быть, мы не находили взаимопонимания в постели оттого, что на самом деле Мэри любила Маккея, а не меня. Возможно, ее родственники насильно выдали ее за меня замуж, потому что в то время Маккей мало что мог предложить Мэри и ее родне.

Аннора нисколько не сомневалась в том, что Джеймс был для Мэри хорошим и верным мужем, и в том, что жена не любила Джеймса, не было его вины. Ее сердце переполняли сочувствие и желание сделать все, чтобы Джеймс забыл про свои прошлые обиды и несчастья.

– Если Мэри и вправду любила Доннела, это значит, что тебе не стоит принимать слишком близко к сердцу то, что между вами было не все гладко. С самого начала ваш брак с Мэри был обречен. Ты ничего не мог с этим поделать, ведь насильно мил не будешь. К тому же у этой женщины, вне всяких сомнений, был дурной вкус, если она предпочла тебе Доннела.

Джеймс не удержался от улыбки.

– А что? В этой мысли что-то есть.

– Меня, например, нельзя упрекнуть в отсутствии вкуса. – Аннора улыбнулась и поцеловала Джеймса. Она намеревалась показать этому мужчине, что он – самый лучший из всех, чтобы он выбросил из головы все сомнения и страхи, которые его терзали из-за Мэри.

Загрузка...