– А что ты делаешь?
Джеймс обрадовался, что успел закончить вырезать сложный изысканный завиток на заготовке каминной полки. Иначе, услышав милый звонкий детский голосок, от которого сладко защемило сердце, он мог испортить узор, потому что его рука дрогнула. Мегги! Его ненаглядная девочка! Он медленно повернулся. Вот уже целую неделю Джеймс жил в Данкрейге, но только сейчас наконец-то ему посчастливилось встретиться с дочерью. Мегги сама подошла к нему, движимая любопытством, и вот теперь ему представилась возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Джеймсу так хотелось подбежать к ней, схватить на руки, прижать к себе и закружить по комнате! Но ему нельзя выдавать себя.
– Я делаю полку для камина. Понимаешь? – ответил он.
Мегги осторожно вошла в мастерскую. У Джеймса сердце кровью обливалось, когда он видел, что девочка смотрит на него с опаской, готовая чуть что броситься наутек. А ведь от природы Мегги была жизнерадостна и доверяла людям! Очевидно, жизнь в Данкрейге с Доннелом Маккеем научила ее быть острожной и остерегаться людей. Жить в страхе, не чувствуя себя в безопасности в стенах собственного дома, – плохая жизненная школа для ребенка. Джеймс не сомневался, что этим страхом Мегги, а также все остальные в Данкрейге были обязаны вспыльчивому характеру Маккея. Джеймс мысленно пообещал себе, что в один прекрасный день он заставит Доннела заплатить и за это преступление точно так же, как и за все остальные его злодеяния.
– Я вырезаю каминную полку для покоев лэрда, поняла? Уи? – объяснил Джеймс, когда Мегги остановилась возле него и, насупив брови, посмотрела на Джеймса.
– О да! Я понимаю вас, сэр. Хотя вы говорите немножко не так, как все. Нет, мне просто интересно, зачем сэр Маккей велел вам мастерить для него эту полку? У него же уже есть каминная полка. Зачем ему понадобилась еще одна? – Мегги подошла поближе, внимательно разглядывая кусок дерева, над которым только что трудился Джеймс. – Ух, как красиво!
– Спасибо, ты очень добра. – Мегги рассмеялась, а он улыбнулся ей в ответ, с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее. – Почему ты назвала лэрда сэр Маккей? Разве он – не твой папа?
– Нет, хотя он всем рассказывает, что я его дочь. – Мегги заметно нервничала. – Но только, пожалуйста, никому не говорите, что я вам это сказала, хорошо?
– Я никому об этом не расскажу – никогда. Это будет наш секрет, о котором никто не должен знать. Уи?
– Да, это секрет. Я знаю, он поцеловал мою маму, но все равно он не мой отец. Он целовал многих женщин. Мой папа был красивый и добрый. И еще он был очень веселым, всегда улыбался. А сэр Маккей только и знает, что кричать и бросаться на всех с кулаками. Он плохой человек, злой.
«Я знаю, он поцеловал мою маму»… Эти слова девочки словно полоснули Джеймса по сердцу. Он не сразу смог ответить на неожиданное признание Мегги.
– Да, но если кто-то кого-то поцеловал, это не значит, что у них будут дети. А где твоя няня?
– Аннора? Она работает в саду. Вон там, видите? – Мегги показала испачканной в земле рукой в сторону сада. – Я ей помогаю. Мне захотелось пить, и я пошла в дом. Я ходила на кухню, и Большая Марта дала мне воды. И почему только эту женщину зовут Большая Марта? Ведь она – маленького роста. Почему ее так прозвали?
– Может, ее так называют в шутку? Чтобы люди больше улыбались?
– А-а. Выходит, они ее дразнят? Как вы думаете, ей не обидно?
– Нон. По-моему, она вполне довольна своим прозвищем. У нее большое сердце, понимаешь? И она сильна духом.
Мегги улыбнулась и кивнула, встряхнув кудряшками.
– Большая Марта и правда добрая и очень сильная, поэтому все ее слушаются. – Девочка перевела взгляд на заготовку, над которой трудился Джеймс: – У вас получается очень, очень красиво, правда. Можно мне будет потрогать это, когда я вымою руки?
– Уи. Мне еще многое предстоит сделать. Я почти все время буду здесь. Можешь в любое время приходить ко мне в мастерскую, если хочешь.
– Мегги!
– Это Аннора. Мне нужно бежать, а то она будет волноваться, понимаете?
В тот же миг Мегги убежала. Джеймс с тоской посмотрел на дверь, за которой только что исчезла ее фигурка. Он был погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Слова дочери, сказанные невинным тоном, не давали ему покоя.
«Я знаю, он поцеловал мою маму».
Джеймс пытался успокоиться, говоря себе, что Мегги все это почудилось, что это – ее детские фантазии. Ведь Мегги было всего два года, когда умерла Мэри. Ребенок такого возраста не мог понимать, что именно она видела, да к тому же три года держать это в памяти. Однако Джеймс ничего не мог с собой поделать, потому что слова Мегги никак не давали ему покоя.
Неужели Мэри была ему неверна? Он не мог в это поверить. Его жена была болезненно стыдлива. Она чувствовала неловкость даже во время занятий любовью. А может быть, это была вовсе не стыдливость? Вдруг все объяснялось тем, что Мэри были неприятны его прикосновения? Джеймс всегда надеялся, что со временем она начнет испытывать удовольствие от интимной стороны брака. Неужели, лежа с ним в постели, Мэри думала о другом мужчине, с которым у нее, возможно, была связь? Может быть, с тем, другим, она давала волю своей страсти? Неужели его милая скромница Мэри любила другого?
Он с такой силой сжал в руке шило, что чуть не сломал его. Джеймс всегда недоумевал, зачем Мэри принимала у них дома Доннела Маккея. Может быть, ему нужно было внимательнее следить за ними? Было нелегко осознавать, что его так долго дурачили, но, очевидно, настало время взглянуть на свой брак критически. Ему было по-прежнему трудно представить, что Мэри его обманывала.
После того как он более-менее свыкся с мыслью о том, что Мэри, возможно, совсем не та милая, стыдливая женушка, которой он всегда ее считал, Джеймс начал сомневаться в том, что она умерла на самом деле. Тело, найденное после пожара, так сильно обгорело, что эту женщину невозможно было узнать. Все решили, что это Мэри, потому что свидетели утверждали, будто видели ее в маленькой хижине во время пожара. На обуглившейся руке было кольцо, которое он сам надел ей на палец на их свадьбе. К тому же были найдены обгоревшие кусочки ткани от платья, в которое Мэри была одета в тот день. Тем не менее сомнения все же оставались. Здесь было над чем задуматься, и теперь случившееся представлялось Джеймсу совсем иначе. И все же ему было трудно предположить, что Мэри была искусной интриганкой и что она с леденящим душу расчетом разработала и претворила в жизнь столь коварный план. Да еще к тому же так долго не объявлялась, продолжая от всех скрываться.
Джеймс постарался отвлечься от тяжелых мыслей, сосредоточившись на орнаменте. Неспешная, кропотливая работа, как обычно, успокаивала ему нервы и придавала четкость мысли. Одно Джеймсу стало ясно: Данкрейг на самом деле таит гораздо больше загадок, чем он предполагал. А это значит, что нужно сохранять хладнокровие, нельзя возбуждать ничьих подозрений, пока он занимается расследованием. Однако в глубине души Джеймс надеялся, что в конечном итоге истина не будет заключаться в том, что он был слепцом и болваном, купившимся на нежные улыбки и стыдливый румянец бесчестной и коварной женщины, и сам стал причиной своих несчастий.
– Где ты пропадала? – спросила Аннора Мегги, когда девочка подбежала к ней. – За это время можно было выпить не стакан воды, а целое ведро.
Мегги рассмеялась:
– Я разговаривала с тем мужчиной, который вырезает из деревяшек красивые вещицы.
Аннора бросила взгляд на дом, а потом строго посмотрела на Мегги:
– Нельзя мешать человеку во время работы.
– А он сказал, что я ему не мешаю.
– Может быть, мастер Лавенжанс из вежливости не попросил, чтобы ты оставила его в покое.
– Нет, он со мной беседовал.
– Ну что ж, это очень мило с его стороны. И все-таки не стоит ему надоедать.
– Он сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу, и смотреть, как он работает. И что, когда я вымою руки, мне можно будет потрогать красивые вещицы, которые он мастерит из дерева.
Первым побуждением Анноры было заявить свое решительное «нет» и запретить девочке делать то, что ей хочется, но мастер Лавенжанс и впрямь творит из дерева чудеса. Такой поразительной красоты Аннора в жизни не видела. Нет ничего удивительного в том, что Мегги так живо интересуется его работой. Глупо запрещать ребенку дружить с этим человеком только из-за соображений безопасности. Девочка и так ничего хорошего не видит в жизни. Запрет может сломить ее дух и притупить естественное детское любопытство и жажду новых впечатлений.
– Ну ладно! Когда вымоешь руки, сходи и посмотри на его работу, если уж тебе так этого захотелось, – наконец смягчилась Аннора. – Можешь поступать так и в дальнейшем, если мастер Лавенжанс не возражает. Только не донимай его слишком и не ходи к нему в мастерскую чересчур часто. И не лезь к нему с бесконечными разговорами.
– Ты знаешь, я люблю поговорить.
– Все не прочь поболтать, но не забывай, что мастеру Лавенжансу все же надо делать свою работу. Твой отец вызвал его сюда, чтобы он мастерил вещи для украшения Данкрейга.
– В Данкрейге и без того красиво.
– Да, я тоже так думаю, но…
– …и Доннел – не мой отец.
Хотя в глубине души Аннора тоже так думала, она не могла делиться своими сомнениями с Мегги.
– Доннел Маккей сам утверждает, что ты – его дочь.
– Он говорит неправду.
Аннора мысленно согласилась с Мегги, но не могла высказать свои соображения вслух.
– Мегги, когда умерла твоя мама, ты была еще совсем крошкой, – начала Аннора, хотя сама толком не знала, что можно говорить маленькой девочке, а что – нельзя.
– Этот человек – не мой папа! Я знаю, что он поцеловал мою маму, но это не значит, что он мой отец! – волнуясь, тоненьким голоском воскликнула Мегги.
Аннора порывисто обняла девочку и погладила ее по голове.
– Хорошо-хорошо, успокойся, иначе ты можешь заболеть. Ладно, он не твой отец. Я же не говорю, что ты лжешь. Просто у меня в голове не укладывается, как ты могла понять, кто твой отец, если в то время ты была совсем маленькой. Почему ты так уверена, что Маккей не твой папа?
– Потому что мой папа никогда бы меня не побил! И тебя тоже. Мой папа был очень красивый и веселый. Он часто смеялся и целовал меня.
Да, такое описание, безусловно, не подходило Доннелу.
– Но раньше ты никогда об этом не говорила!
– Я боялась, что он побьет меня. И тебя тоже. И еще я надеялась, что когда-нибудь он полюбит меня и станет таким же хорошим, каким был мой отец. Но он никогда не изменится. Он никого не любит. Этот человек просто не умеет любить.
В голосе Мегги слышалась такая неподдельная боль, что от сочувствия у Анноры сжалось сердце – ей были понятны переживания девочки. Мегги, по сути, была сиротой. Ее мать погибла, а отец скрывался, и если его поймают, то тоже убьют. Девочке нужна семья, а у нее вместо этого – Доннел Маккей. Аннора прекрасно сознавала, что, сколько бы собственной любви она ни дарила этому ребенку, она не в состоянии заменить Мегги родителей.
– Мегги, милая моя девочка, ты должна продолжать делать вид, что не сомневаешься, будто Доннел – твой отец. Ты меня понимаешь?
– Да, понимаю. Я знаю, что сэр Маккей очень рассердится, если узнает, что я не считаю его своим отцом, а я не хочу его раздражать.
– Вот и умница! Ведь мы с тобой понимаем, что это добром не кончится для нас обеих. – Мегги кивнула и виновато посмотрела на Аннору. – А сейчас давай закончим работу.
Мегги и Аннора вернулись к своим грядкам. Слова девочки не шли у Анноры из головы. Мегги, похоже, была твердо уверена, что Доннел – не ее отец. Аннора прекрасно понимала, что ребенок может принять желаемое за действительное и к этому ее может подтолкнуть тот факт, что она чувствует себя одинокой и несчастной, и все же Мегги не смогла бы так достоверно фантазировать на эту тему.
Мысли, высказанные ребенком, только подкрепляли собственные опасения Анноры. Законны ли права Доннела Маккея на владение Данкрейгом? Неужели мать Мегги была его любовницей? Анноре даже и думать об этом не хотелось – до того ей была отвратительна эта мысль. Аннора плохо знала Мэри и легко могла ошибаться на ее счет. Неужели эта вероломная женщина на протяжении многих лет обманывала своего мужа? Это оставалось загадкой, которую необходимо было разгадать. Сколько времени уйдет на распутывание этого клубка, неизвестно. Может быть, пришло время действовать более решительно? Пора перестать трусить. Аннора долго надеялась, что сумеет разузнать о причинах внезапного возвышения Доннела, расспросив об этом жителей Данкрейга, но Доннел позаботился о том, чтобы ей не удалось это сделать. Не так-то легко усыпить бдительность стражников и наводить справки о Доннеле, не возбуждая их подозрений. А это значит, что пора оставить надежду услышать ответы других людей на свои вопросы – нужно искать ответы самой. И не где-нибудь, а в Данкрейге.
Как именно она будет это делать, Аннора решила сразу. Верные Доннелу воины обычно постоянно крутились возле него, поэтому, зная, где в данный момент находится Доннел со своими людьми, она сможет без опаски обыскивать дом. Нужно только решить, с какой комнаты начать. Доннел придерживался строгого распорядка дня, и поэтому Анноре заранее было точно известно, в какое время ее кузен отправится в комнату, где он хранит свои бухгалтерские книги, а когда его там не будет. Вероятно, именно с этого помещения и надо начать поиски. Обязательно нужно позаботиться о путях отступления. Или придумать удачную отговорку.
– Зачем ты занимаешься такой ерундой?
Резкий мужской голос заставил Аннору вздрогнуть. Она смутилась, застигнутая врасплох, словно кто-то мог подслушать ее мысли. Ей стоило немалых усилий не показать, как сильно напугало ее внезапное появление Эгана.
– Мне нравится работать в саду, – сказала она, не поднимая глаз, чтобы нечаянно не выдать себя взглядом. – Это занятие приносит умиротворение, а также дает практическую пользу.
– Черная работа не для таких, как ты. Пусть этим занимаются другие девушки, а ты родом из знатного семейства, – сказал Эган.
– Да, разумеется. Если бы я позвала кого-нибудь, любая из девушек с готовностью взялась бы за эту работу, но дело в том, что мне самой очень нравится этим заниматься. К тому же полезно проводить время на свежем воздухе.
Аннора говорила тихо и спокойно, вглядываясь в побитое оспой лицо Эгана. Она давно уже усвоила, что дразнить и раздражать Эгана было так же опасно, как дразнить и раздражать Доннела. Она знала, что за мелкие провинности нескольких женщин Эган забил до смерти.
Аннора не могла понять, почему помощник Доннела такой жестокий. Если не считать рябинок на лице, Эган был довольно привлекательным мужчиной. Его карие глаза можно было бы назвать прелестными, если бы не их холодное выражение. Черты лица Эгана были крупными, но пропорциональными. Однако в гневе он был страшен. Его лицо менялось до неузнаваемости, поэтому Аннора старалась ненароком не рассердить его.
Лишь бы Эган не испытывал к ней интерес другого рода. До сих пор Анноре везло, и мужчина был не слишком настойчив, проявляя к ней внимание. Как это ни печально, она слышала о нескольких женщинах, которые имели несчастье ему понравиться. Эган не любил быть отвергнутым и без излишних церемоний просто брал, что хотел. Аннора боялась, что когда-нибудь ее постигнет та же участь. Она сомневалась, что Доннел хотя бы пальцем пошевелит, чтобы помочь своей кузине, и остановит насильника. И вряд ли накажет за это Эгана. Если бы не Мегги, Аннора сбежала бы из Данкрейга уже через несколько недель после своего приезда, когда Эган впервые бросил на нее похотливый взгляд.
– Вот пусть они и копаются в земле, потому что тебе это не пристало, пока лэрд не нашел себе жену, ты – самая знатная леди в Данкрейге.
– Многие знатные дамы не считают зазорным работать в саду.
То, как Эган прищурился, и то, как скрестил руки на груди, подсказало Анноре, что ее ответ прозвучал довольно резко. Но поза Эгана выражала надменность, а не угрозу насилия.
– Тебе лучше не проводить много времени на солнце, иначе почернеешь и покроешься морщинами, как эти крестьянки. А теперь ступай, тебя зовет Доннел.
– Хорошо, – сказала Аннора, поднимаясь и поправляя юбки. – Он хочет, чтобы я снова сходила в деревню?
– Нет, кажется, в Данкрейге ждут гостей. Доннел хочет, чтобы ты проследила за тем, чтобы все было сделано как надо.
– А кто приезжает? Мне нужно это знать, чтобы решить, что подавать к столу.
– Лэрд Чизхолм с сыновьями.
Аннора тяжело вздохнула. Йен Чизхолм, лэрд Дабхьюиджа, был здоровенным, волосатым и потным. Два его сынка-верзилы были ничуть не лучше его. Одержимые идеей расширить границы своих владений, Йен Чизхолм и Доннел объединялись для совместных набегов. Порочный союз Чизхолма и Доннела грозил соседям новыми бедствиями и лишениями.
Чизхолмы считали, что Аннора тоже должна быть предложена им для развлечения. И если этого до сих пор не произошло, то только потому, что этому препятствовал Эган, за что Аннора, наверное, должна была бы испытывать к этому человеку благодарность. Однако она ее почему-то не испытывала.
– Хорошо, пойду поговорю с Большой Мартой.
– Да. И передай ей, что мы хотим, чтобы на столе было побольше мяса. И чтобы все было приготовлено, как следует!
Аннора не проронила ни слова в ответ, хотя ее так и подмывало пустить в ход свой острый язык. Большая Марта была превосходной кухаркой, ее способности были очевидны для всех. И ей не надо было напоминать о ее обязанностях. Аннора не собиралась передавать женщине слова Эгана. У нее сложилось впечатление, что Эган, точно так же, как и Доннел, использовал несправедливые придирки и оскорбления для того, чтобы держать людей в подчинении. Им хотелось, чтобы перед ними заискивали и старались их задобрить. Эгану было невдомек, что с Большой Мартой подобная тактика не сработает.
Аннора позвала Мегги и отвела девочку в дом. Поднявшись с ней в детскую, она оставила Мегги на попечение Энни, тринадцатилетней девочки, которая любила помогать ей, спасаясь в детской от назойливого внимания стражников Доннела. Приведя себя в порядок, Аннора поспешила на кухню.
– Большая Марта, – начала она, обращаясь к кухарке. Женщина в это время помешивала что-то вкусно пахнущее в кастрюле. – Сегодня мы ждем гостей к обеду.
– Знаю, – резко бросила Большая Марта, недовольно сверкнув глазами. – Старый распутник Чизхолм и его придурковатые отпрыски пожалуют.
– Стало быть, ты все уже знаешь, и я зря к тебе пришла.
– Да, я знаю, кто приедет и что этим дурням готовить, но это не значит, что ты зря пришла. Мне нужно нарезать яблоки, которые я принесла из кладовки.
– Буду рада помочь, – сказала Аннора и села за большой кухонный стол. Взяв из корзины яблоко, она принялась за работу. – А что, Хельга заболела? – спросила Аннора, сообразив, что одна из помощниц Большой Марты отсутствует.
– Да, ее не будет несколько дней, и это все из-за лэрда. Он вчера напился и избил ее.
Аннора вздохнула и покачала головой:
– Так ведь было не всегда, правда?
– У нас был лэрд, который любил свой народ. Он не заставлял девушек из поместья согревать его постель по ночам, хотя стоило ему только улыбнуться, и любая бы с радостью выполнила его желания.
Похоже, Большая Марта сегодня была словоохотлива, и Аннора собиралась извлечь из этого пользу для себя.
– Говорят, он убил свою жену.
– Нет, он не способен на такое. Вряд ли кто-то знает точно, что на самом деле произошло с Мэри Драммонд.
– Никогда не слышала, чтобы люди вспоминали о том, как она умерла.
– Неудивительно. Твой кузен не разрешает тебе ни с кем разговаривать. Иначе бы ты услышала правду о сэре Джеймсе Драммонде. Он был хорошим человеком.
Оглянувшись по сторонам, Аннора заметила, что ни одного стражника Доннела не было поблизости, поэтому Большая Марта говорила с ней так откровенно. Анноре каким-то образом удалось прошмыгнуть на кухню незамеченной. Обычный эскорт на время потерял ее из виду, чем Аннора не преминула воспользоваться. Она знала, что в любую минуту стражники могут ее хватиться и поймут, что недосмотрели за ней. И что она может услышать то, что ей знать не положено.
Аннора продолжала помогать кухарке на кухне, а сама тем временем задавала Большой Марте вопрос за вопросом, давая ей возможность высказаться и не перебивая ее. Аннора сожалела, что за три года, проведенных в Данкрейге, ей редко удавалось поговорить с Большой Мартой наедине, пусть даже Аннора не была в этом виновата. Чем дольше женщина говорила, тем яснее становилось Анноре, почему Маккей запрещал ей общаться с людьми. К моменту, когда стражники ворвались на кухню, они с Большой Мартой закончили нарезать яблоки, и у Анноры больше не было причин там оставаться.
Вернувшись в свою спальню, Аннора продолжала размышлять над тем, что поведала ей Большая Марта. Полученные сведения не имели ничего общего с тем, что Доннел рассказывал ей о бывшем лэрде Данкрейга. Если Большая Марта говорит правду, значит, Доннел еще хуже, чем Аннора предполагала раньше. По словам Большой Марты, сэра Джеймса Драммонда жестоко оклеветали, и народ Данкрейга страдает из-за этого.
Все это только усилило тревогу Анноры, но она понимала, что ей нужно сохранять осторожность. Необходимо внимательно во всем разобраться, чтобы исключить возможность ошибки из-за того, что она пристрастна и, может быть, судит предвзято. Нужно во что бы то ни стало восстановить истину. Ради себя самой и ради народа Данкрейга, который нужно освободить от тирании Доннела Маккея.