Земляничная тату

Глава пятнадцатая

– Привет, ребята, – сказал наконец Лео.

Голос его, некогда, наверное, высокий и звонкий, от неумеренного курения охрип и теперь звучал надтреснуто. Под стать своему уродливому, но странно привлекательному владельцу.

– Черт, я чувствую себя карликом, когда вы все на коньках. Лекс, дружище!

Они обменялись замысловатым рукопожатием: большие пальцы отогнулись под неестественным углом, кисти вывернулись, как у цирковых уродцев. Наверняка переняли такую манеру у лос-анжелесских рэпперов-бандюг, которых беспрерывно показывают по телевизору. Скорее всего, и сами лос-анжелесские бандюги обзавелись ею через телевизор.

– Сэм, – Лекс повернулся ко мне, – это Лео.

– Йо! – развязно сказал Лео. Я поморщилась от нелепого словечка. Точно также народ из Ноттинг-Хилл пытается подражать отвязным неграм-хулиганам.

– Здравствуйте, Лео, – вежливо ответила я. – Много о вас наслышана. Приятно познакомиться воочию.

Я надеялась, что Лео не понравится подобное начало. Так оно и оказалось. Его узкие глаза сощурились еще сильнее, он склонил голову набок и смерил меня оценивающим взглядом. Я усмехнулась. Зря стараешься, приятель, не ты первый, не ты последний пытаешься меня раскусить.

– Да? – неприязненно спросил Лео. – И что же вы обо мне слышали?

– Да не волнуйтесь так, – безмятежно ответила я. – Только плохое.

И одарила его невинной улыбкой.

Никто не понимал, шучу я или нет. И меньше всего Лео. Несколько долгих секунд мы рассматривали друг друга. Игру в гляделки прервал Лекс – к превеликому нашему облегчению. Мы с Лео относимся к тем глупцам, кто не отступает, раз уж ввязались в дело.

– Эй, старина! – воскликнул Лекс, натужным весельем попытавшись затмить наши мимические упражнения. – Тут супец раздают! На халяву! – Он помахал в воздухе чашкой. – Класс, да?

– Бесплатный суп? – недоверчиво спросил Лео. – И в чем прикол?

– Вот и Сэм то же самое спросила, – подала голос Ким. – Не доверяет она дармовщине.

– Я тоже. Может, они туда грибы для кайфу подкладывают или еще чего, – предположил Лекс. – У вас как – языки еще не заплетаются? – С видом знатока он всмотрелся в наши зрачки. – Может, смеетесь без перерыва? Или зеленые человечки мерещатся?

– Да знаю я, что творится, когда хлебнешь чайку с кайфовым грибом, – возмутился Лекс. – Ничего такого. Правда, – добавил он глубокомысленно, – мы его только что съели. Рановато для кайфа…

– Всяко бывает! – отрезал Лео. – Ладно, если уж халява…

И он размашисто зашагал к котлу. Лекс увязался за ним.

– Ты как? – спросила я Ким.

– Лекс не сказал, что этот придурок придет! – яростным шепотом выпалила она. – Черт, кого-кого, а его я совсем видеть не желала…

– Между вами что-то было?

Ким пожала плечами.

– Да так… Не больше, чем у тебя с Лексом.

Она плотно сжала губы. Лео с Лексом уже возвращались назад с полными чашками. Они совсем не походили друг на друга: Лекс ковылял на коньках с неуклюжестью чудища Франкенштейна, Лео же скользил с грацией профессионального танцора танго. Надо отдать должное – походка у него что надо.

– У вас на цепочке действительно кошелек? – Я никак не могла смириться с этой кретинской цепочкой.

Он сунул руку в карман и извлек потрепанный бумажник с пробитой в углу дырочкой, через которую была продета цепочка.

– Конечно. Здесь все так ходят, в отличие от Лос-Анжелеса. Там слишком много мотоциклистов – они развлекаются тем, что хватают людей за цепочки и волокут по улице. Совсем не смешно. А суп хороший.

– Пойду-ка и я за добавкой. Надо набираться витаминов, пока дают.

– Я с тобой! – встрепенулась Ким, и мы неуклюже зачапали прочь. Когда передвигаешься на роликах по траве, чтобы не навернуться, надо ставить ногу под определенным углом. Со стороны это выглядело столь же изящно, как комик Харпо Маркс, танцующий фламенко.

Тот же патлатый парень оделил нас второй порцией, не забыв присовокупить свою фирменную улыбку ангела. А вдруг они набирают людей в секту? Эта мысль меня взбодрила.

– Знаешь, как их здесь зовут? – сказала Ким, когда мы отошли от котла. – Шершавчиками.

Я с жалостью посмотрела на нее.

– Как же давно ты уехала! Да это словечко бытовало в Англии лет пять назад. А шершавчиками их зовут потому, что они редко моются.

Я принялась сдирать с себя воображаемые струпья.

– Ким… Ты еще рисуешь?

Лицо подруги мигом осунулось.

– Давно забросила.

– Но у тебя же так хорошо получалось! У меня до сих пор висит твой дикий натюрморт..

– Мне он тоже нравился. – В голосе Ким слышалась тоска. – Просто… я приехала сюда, полная планов. Надеялась, отец поможет. Он бы и помог, если б не Барбара. Не то чтобы она говорила, будто я фиговый художник, нет, но беспрерывно твердила, как трудно пробиться молодым. Вскоре и папа стал считать, что мне лучше оставить живопись. Не знаю, но я как-то пала духом. Устроилась официанткой, малевала потихоньку, но на это уходило куча денег, да и мастерской у меня не было… А потом начала ходить в спортзал и по-настоящему увлеклась. Теперь вот хочу получить тренерский диплом. – Ким приободрилась. – Ко мне уже целая очередь выстроилась, ждут, когда я смогу тренировать официально.

– Отличная профессия, – похвалила я. – И все-таки жаль, что ты бросила живопись.

Ким вздохнула.

– Понимаю. Когда я смотрю на тебя…

– Мне очень повезло, – твердо сказала я. – Сумела оседлать чужую волну. С народом вроде Лекса у меня нет ничего общего. Они все самовлюбленные концептуалисты.

– А ты самовлюбленная художница, – поддразнила меня Ким. – Кстати, собиралась тебе сказать: не называй себя художницей. Это теперь не модно.

– А как мне себя называть, художником?

– Именно. Теперь есть только официанты и актеры. Никаких официанток и актрис.

– Вперед в двадцать первый век!

– Точно!

К нам вернулось хорошее настроение.

– Ладно, пошли к мальчикам, а то подумают, что мы ведем себя, как стервы.

– А мы разве не стервы? – возмутилась я.

Ким послала мне предостерегающий взгляд.

– С Лео лучше не ссориться.

– А не то – что? – Шерсть на загривке тотчас встала дыбом. – Что он мне сделает?

– Черт! Могла бы предвидеть твою реакцию.

– Это пусть он лучше не ссорится со мной, – надменно обронила я.

Я скомкала пустую картонную чашку и прицельно бросила в урну.

– Надо же, – восхитилась Ким. – Все такая же меткая.

– Очень полезный талант. М-м-м… – Я похлопала себя по животу. – А суп действительно хорош.

Один из шершавчиков услышал мои последние слова:

– Приходите в следующую субботу! Мы всегда здесь, и суп всегда бесплатный.

Ким ухватила меня за руку:

– Успокойся.

Я уже заскрипела зубами, рискуя через несколько минут превратить их в пыль.

– Не могу!

Ким силком оттащила меня подальше от котла.

– Бесплатный суп все еще злит Сэм, – доложила она Лексу и Лео.

– Понимаю, – Лео разглядывал меня с некоторым подобием сочувствия. – Мне это тоже не дает покоя. Слушайте, а вы ведь обретаетесь неподалеку, да? Давайте завалимся к вам. Покайфуем.

Глаза Лекса были полны смиренной надежды. Уговаривать меня не пришлось. В конце концов, сегодня суббота, а я приехала отдохнуть. А кроме того, глядишь, после косяка у Лео развяжется язык. Так что я вполне любезно отозвалась:

– Почему бы и нет?

По правде сказать, до травы я не особенно падка, так что двигало мной в основном любопытство. Мне до смерти хотелось узнать побольше про Лео. Если он не знает, где достать самую лучшую шмаль или кокса, то я готова съесть свою новую шерстяную шапочку вместе с завязками и пипкой. Да и какой субботний вечер без нескольких затяжек?

Мы увлеченно играли в зверинец, так что я не сразу сообразила, что звонит телефон. Остальные и вовсе не сообразили.

Лекс изображал сову, нападая на Ким, а та билась в конвульсиях от смеха и тщетно пыталась изобразить напуганного поросенка.

– Нет, ребятишки, так не пойдет… – Лео тоже лопался от смеха.

– Эй, никто из вас не звенит, а? – смущенно поинтересовалась я.

Ким вдруг оглушительно хрюкнула и потребовала выдать ей награду.

– Э, я победил, а не ты! – возмутился Лекс. – Дурацкий из тебе поросенок!

– Я не поросенок, тупица, – обиделась Ким. – А крокодил!

– Это, часом, не телефон? – вопросил в пространство Лео.

– Телефон! – Я поплелась на другой конец комнаты, сняла трубку и несколько секунд пялилась на нее. Оттуда доносились какие-то звуки. Я неуверенно поднесла один конец ко рту. Потом попробовала другой конец. Получилось лучше.

– Сэм? – говорил возбужденный голос. Слишком возбужденный. Мне это не понравилось.

– Что такое? Кто это? – осторожно спросила я.

– С тобой все в порядке? – выкрикнула трубка.

Из меня вырвалось бессмысленное хихиканье. В темном, нетронутом наркотиком закоулке моего сознания раздался холодный тихий голос, настоятельно призывавший взять себя в руки. Я выпрямилась, дала себе пощечину и отчеканила:

– Да, со мной все в порядке, спасибо. Кто это говорит?

Лео, Лекс и Ким зашлись в безудержном хохоте.

– Это Лоренс, – не очень уверенно произнес голос. – Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Лоренс! Привет! Как дела? – бурно отреагировала я.

– Неважно. Я на работе. Наверное, ты и так догадалась.

– Ну конечно!

Подлая троица опять захохотала. Очень заразительно. Пришлось выдать себе еще пощечину, чтобы не присоединиться к ним.

– У нас тут настоящая запарка. Заявились целых три потенциальных покупателя на картины Барбары. Реклама получилась отменная. Нет худа без добра, как говорит Стэнли. Но Дон куда-то подевался. Поэтому мы с Кевином таскаем картины сами, сплошной бардак. Вот я и подумал, может, Дон тебе звонил.

– Дон? – озадачилась я. – А почему он должен был мне звонить? – Я прикрыла трубку ладонью и повернулась к остальным. – Дон мне не звонил?

Все трое на мгновение прекратили смеяться.

– Дон, – попробовал на язык Лекс. – Дон, Дон, Дон. ДОН!!!

Я убрала ладонь от трубки.

– Нет, по-моему, не звонил.

– Под кайфом, да? – устало спросил Лоренс.

– Это очень личный вопрос, – ответила я с укоризной. – Так кому Дон должен был мне… э-э… звонить? Звонить, да?

– Ох, – усмехнулся Лоренс. – Как бы мне хотелось оказаться сейчас с тобой. Понятия не имею, почему Дон должен был тебе звонить. Я просто проверяю все варианты. А если честно, мне просто хотелось поболтать с тобой. Услышать в телефонной трубке голос здравого рассудка. И вот на тебе. Похоже, с рассудком у тебя нынче туго.

Я оглянулась. Троице моя телефонная беседа уже наскучила, и они развлекались, сосредоточенно разглядывая обычные игральные карты.

– Глядите, – поделилась открытием Ким, – если валета перевернуть, то картинка не меняется. Странно, правда?

– Если не ты поросенок, – ответил Лекс через некоторое время, – то кто тогда?

– Лично, я думаю, что Дон слетел с катушек, – говорил в трубку Лоренс. – С ним случается. Я позвонил его соседу по квартире, он в бешенстве. Говорит, что Дон задолжал ему кучу денег за аренду и отправился их добывать.

– Как? – недоуменно спросила я.

– Думаю, у Дона есть свои способы. Но его сосед намекал в основном на криминальные. Мол, Дон приторговывает собственной задницей в порту. – Лоренс вздохнул. – Хотел бы я, чтобы этот парень ошибался. У меня не слишком большие запросы?

– Который час?

– Полшестого. С нашей скоростью мы будем таскать вечность, а через час должен приехать покупатель из Миннеаполиса.

– Ладно. Мне пора.

Я понимала, что прозвучало резковато, но более сложное предложение могло у меня и не получиться.

– Ладно, – устало ответил Лоренс. – Сэм, позвони мне, когда сможешь, хорошо? Может, завтра пообедаем вместе или как?

– Сэм? – позвала Ким сонным голосом, когда я повесила трубку. – Ты знаешь, что если валета перевернуть вверх ногами, он выглядит так же? Правда, клево?

– Лео? – позвала я, пропуская ее слова мимо ушей. – Как скоро эта дрянь выветрится?

– Ты приняла только четверть, так?

– Так.

Чтобы я проглотила больше четверти сомнительной таблетки из кармана торчка с дурной репутацией! Все-таки здравый смысл меня не совсем покинул.

– Ну…

Лео на мгновение замер. Сам он проглотил целую таблетку, равно как и Лекс. Не удивительно, что их то и дело вырубало. Ким, которая вообще не хотела ничего принимать, разделила со мной половинку таблетки.

– Ну, – Лео собрался с силами, – ну, скажем, еще часок.

– Пойду прилягу.

Я добрела до спальни и завалилась на широченную кровать.

Но стоило смежить веки, как перед глазами закружились очень подробные и яркие видения. Я видела плывущую по реке Кейт, ее рыжие волосы колыхались в воде экзотическими водорослями. Рыжие пряди плавно переходили в багровые полосы, пересекавшие картины Барбары Билдер. Кейт тоже плыла в картине – что-то из прерафаэлитов. Офелия, запутавшаяся в огненных водорослях. Тело тронуто тленом, но волосы еще растут, проникая повсюду. Вокруг шеи тонкая красная полоска, она расширяется, становится все больше и больше, отделяя голову от тела…

Я резко открыла глаза, сердце учащенно колотилось. Какое-то время я смотрела в потолок сквозь тонкий муслин балдахина. Затем и на белой поверхности потолка проступили фигуры: призраки с развевающимися длинными шарфами, в белых шифоновых платьях. Всюду Кейт, сотни Кейт, и у каждой прядка длинных рыжих волос закрутилась вокруг шеи огненной полосой…

Я скатилась с кровати и поплелась обратно в гостиную. Лекс сидел в позе эмбриона, прислонившись к стене, и тихо постанывал в колени.

– Что с ним такое?

– Расстроился, когда я сказал, что он не похож на марабу, – пробормотал Лео.

Лекс всхлипнул.

– Лекс? – Ким обняла его за плечи. – Не унывай, ладно? Все не так плохо.

Лекс сквозь слезы посмотрел на нее.

– Может, ты похожа на марабу?

– Вылитая. Теперь доволен?

Он медленно кивнул. По его щекам медленно скатились две крупные слезы.

– Ой, глядите-ка, две маленькие русалочки! – воскликнула Ким. – С хвостиками! Какие хорошенькие!

– Телевизор никто не хочет посмотреть? – спросила я, теребя пульт.

Когда заплетается язык и хочется упасть на пол, всегда полезно видеть людей, ведущих себя еще нелепее. А в сериалах такое сплошь и рядом. Через полчаса телевизионной терапии я ожила настолько, что начала подумывать о прогулке. Лео в полной прострации валялся на диване и что-то бормотал себе под нос. Ким и Лекс сплелись в карикатурном подобии объятия. Я послала им нежную улыбку и побрела в спальню – переодеться для визита в галерею.

Полчаса спустя я выбралась из дома. На улице меня поджидал шок: я испытала приступ паранойи, вдруг возомнив, что за мной следят. Пришлось дать себе пинка – в фигуральном, конечно, смысле. Голова все еще кружилась – после неимоверных умственных усилий, которые потребовались, чтобы подобрать подходящий костюм и наложить косметику. Я придерживаюсь теории, что чем наряднее выгляжу, тем приличнее себя виду. Поэтому я влезла в кожаные джинсы шоколадного цвета, фиолетовый свитер на пуговицах, а шею обмотала пушистым темно-коричневым шарфом. В общем, оделась а-ля молоденькая французская актриска пятидесятых годов. Живости бы еще прибавить.

Швейцар вызвал мне такси. Проездка прошла относительно спокойно, если не считать очередной магнитофонной болтовни. Искусственный голос бубнил с такой проникновенностью, что я вскоре уверилась, будто нашла давно потерянного друга.

В галерее, несмотря на поздний час, еще горел свет. Лоренс распахнул дверь, как только я позвонила. Волосы его стояли дыбом, плечи все в паутине. Вид у него был измотанный.

– Никак вкалываешь? – удивилась я.

Бледное веснушчатое лицо расплылось в улыбке.

– Сэм! Тебя-то нам и не хватало! Как ты? Получше?

– По-моему, да, – неуверенно сказала я.

– Ну, входи! – Он распахнул дверь. – У нас тут дым коромыслом.

– Вы что, еще таскаете картины?

Лоренс помрачнел.

– Ага. Внезапно нагрянули любители искусства и возжелали повесить что-нибудь в алькове своего офиса. Хочешь посмотреть на этих болванов?

– Конечно.

Вся компания собралась на втором этаже галереи – в том числе сама художница. Рядом с Барбарой топтался верный Джон. Кроме того, здесь были Кэрол, Стэнли, Кевин, и незнакомая супружеская чета. С виду совсем молоденькие. Лишь приглядевшись, я поняла, что молодость – дело рук пластического хирурга. Готова поклясться, что они вкололи себе под кожу какой-то дряни, чтобы заморозить лицевые мускулы – не дай бог снова появятся морщины. В лицах этой парочки было не больше выразительности, чем у манекенов в витринах универмага «Блуминдейл». Такое сравнение им наверняка польстило бы.

– Сэм! – Казалось, Кэрол искренне рада меня видеть. Она двинулась ко мне, раскинув руки. – Это Тейлор, это Кортни… А это Сэм Джонс, наша новая звезда. Выставка откроется на следующей неделе – молодые британские художники.

– Да, да, я получил приглашение, – сказал мужской манекен, пожимая мне руку. – Приятно познакомиться, меня зовут Кортни Чаллис.

Женский манекен последовал его примеру. Они не улыбались – лишь слегка подергивали губами.

– Не хочу вас отвлекать, – твердо сказала я, почти слыша, как визжит от радости Барбара Билдер. Ее застывшая улыбка была немногим шире, чем у Тейлор с Кортни.

– Мы уже заканчиваем, – возразила Кэрол, – взглянув на часы. – На восемь пятнадцать у нас заказан столик в ресторане.

– Полагаю, нам это подходит, дорогуша, – сказала Тейлор.

А может, то был Кортни. Одеты они были совершенно одинаково – в темно-синие блейзеры, выглаженные джинсы и белые рубашки. Блестящие светлые волосы одинаково пострижены, оба благоухали одеколоном «Ральф Лоран».

– Я тоже так полагаю! – согласился второй манекен. – Чертовски трудно выбрать. Ох, простите за грубое слово.

Я прикусила язык, чтобы не сказать: «Ничего-ничего, вы же как-никак американцы», и быстро развернулась лицом к картинам. На общем грязно-темном фоне смутно проступали силуэты – фирменный стиль Барбары. Она ограничила свою палитру тускло-серыми и грязновато-коричневыми оттенками, которые лишь местами перебивались лихорадочными оранжевыми полосами или багровым пятном, подозрительно напоминающим потроха. Словно цикл картин, посвященный траншеям Первой мировой, увиденным сквозь искривленное стекло во время приступа головной боли.

– Ну, как? – с восторженным придыханием вопросил Джон Толбой.

– Впечатляет, – честно ответила я.

До чего ж удобная терминология. Барбара расслабилась и послала мне более натуральную улыбку. На ней была темно-красная длинная юбка и свитер со смутными этническими мотивами; волосы, уложенные кольцом, делали ее похожей на русскую матрешку.

Скучившись в сторонке, Кортни, Тейлор и Кэрол Бергманн пытались найти общий язык. Такое впечатление, что подобно регбистам они вот-вот подпрыгнут с победным кличем. Стэнли неприкаянно бродил неподалеку, словно ребенок, которого другие дети не взяли играть.

– Идет! – воскликнула наконец Тейлор. – Ох, как же это было тяжело, правда, дорогой?

– Да, милая, да! – воскликнул Кортни.

Они нежно улыбнулись друг друга. Не удивлюсь, если Кортни и Тейлор примутся истязать друг друга молотком и клещами, как только окажутся наедине.

– «Память весны»? – спросила Кэрол, глядя на помоечный пейзаж, тонущий в грязи и заросший поганками.

Манекены дружно кивнули.

– Ну вот! – пропел Кортни, едва шевеля губами. – Наконец-то все решено!

– Это одна из моих любимых, – одобрила выбор Барбара и царственно качнула головой.

– Отличная картина! – сказала Тейлор, по-девичьи всплескивая руками. – Ваше личное присутствие – большая честь для нас.

Барбара милостиво улыбнулась.

– Это и в самом деле честь, мисс Билдер, – серьезно проговорил Кортни.

– Что ж, – бодро вмешалась Кэрол, – нам пора собираться.

– Заказанный столик никого ждать не будет! – подхватил Стэнли, довольный, что может включиться в разговор.

– Нам пришлось по факсу сообщить в ресторан номер нашей кредитной карты и подписать бумагу с обязательством прийти или заплатить неустойку, и только после этого они приняли заказ! – объявила Тейлор. – Можете представить? Не знаю, куда катится Нью-Йорк.

Это стало сигналом к целому водопаду кошмарных историй о нью-йоркских ресторанах. За притворным ужасом скрывалась гордость за свои немалые доходы, которые позволяют шляться в места для отъявленных снобов. Лоренс с Кевином переглянулись и начали подтаскивать к лифту отвергнутые картины. После того как полотна запихнули в кабину, Лоренс остался в лифте, а мы с Кевином побрели по лестнице. Кевин выглядел не таким растрепанным, как Лоренс, но и его лицо блестело от пота, а прическа не казалась такой идеальной, как обычно.

– А вы, ребята, в ресторан разве не идете? – спросила я.

– Шутишь? – зло отозвался Кевин. – Мы и так тут второго сорта, а сегодня нас вообще разжаловали в грузчики. Пусть только этот раздолбай попадется мне на глаза! Из-за Дона у нас сегодня не день, а сплошное дерьмо.

Лоренс уже поджидал нас в подвале, вяло ворочая одну из картин. Они с Кевином принялись упаковывать полотна, а я прошла во владения Дона, к сломанным креслам и табачно-пивной вони. В тот вечер я учуяла еще и запах виски, а, может, то был аромат бурбона. Наверняка такой деревенистый парень, как Дон, предпочитает бурбон.

Пепельница на подлокотнике одного из кресел была до краев полна окурками, на полу стоял недопитый стакан с пивом, над ним с жужжанием вилась жирная муха. Казалось, Дон всего лишь вышел на минутку. В комнате было очень тихо, мощный прожектор отбрасывал на серые стены причудливые тени. Я почувствовала приступ клаустрофобии. Мне почему-то вспомнился сон, приснившийся в Лондоне накануне отъезда – на меня надвигались стены. Все еще гулявшая в крови кислота спровоцировала вспышку паранойи. В соседнем помещении Лоренс и Кевин, переругиваясь, тягали картины. Голоса их звучали приглушенно, словно доносились сквозь толщу воды.

К одной из стен была прислонена картина Дона, рядом на полу стояли баночки с клеем и краской. Я скользнула по картине безразличным взглядом: сейчас мне было не до искусства. Портрет обнаженной женщины, стрелочки из красной бумаги указывали на причинные места. Ничего другого я от Дона и не ожидала.

Прямо передо мной находились раздвижные стеклянные двери, которые вели в маленький бетонный дворик, тесный и неприятный, как тюремная площадка для прогулок. Во дворике было темно, и в стеклянных дверях отражалось убогое нутро комнаты.

Я вплотную подошла к дверям и прижалась лицом к липкому, грязному стеклу. Дворик был пуст. Только в углу свалены какие-то мешки, прикрытые черной пленкой, да к стене прислонен велосипед. Я пригляделась к мешкам – похоже на мусор. Странно, что Кэрол позволила сотрудникам превратить дворик в свалку. Кажется, что то-то прилег отдохнуть, накрывшись черным полиэтиленом.

У меня вырвался идиотский смешок. Дурацкая таблетка все еще давала о себе знать. Совладав в собой, я глубоко вздохнула, вернулась в хранилище и неуверенно проговорила:

– Послушайте… Не посмотрите, что там, а?

Удивительное дело, но Кевин словно угадал мои подозрения. Его правильные черты лица вдруг стали плоскими, будто кто-то смазал их.

– Что там такое, Сэм? – отозвался Лоренс. Голос его звучал устало, но вполне естественно. – Сейчас я не могу думать ни о чем, кроме пива.

– Всего лишь на минутку, – повторила я и двинулась обратно в комнату Дона.

В ржавую раковину назойливой дробью капала вода.

– Черт, какая тут помойка, – рассеянно заметил Лоренс.

– Мог бы вычистить свою долбаную пепельницу, – согласился Кевин. – У него тут всегда так?

– Посмотрите во двор.

Я показала на стеклянные двери.

Кевин сунул руки в карманы и застыл. Лоренс подошел к дверям.

– Ты про велосипед? Он мой. Только не говори, что хочешь его позаимствовать.

– Ты сегодня на нем приехал?

– Нет, я уже несколько дней на него не садился. Это что, анкета «Ведете ли вы здоровый образ жизни»?

Лоренс повернулся к нам. Кевин не шевельнулся.

– А в углу? – не унималась я.

Лоренс издал протяжный стон, означавший: ох уж эти женские капризы.

– Мусор. Отбросы. Не знаю. Согласен, этого дерьма здесь быть не должно, но я слишком устал, чтобы разгребать доновы конюшни.

– А почему мусора так много, а?

– Да мне плевать, много его там или нет…

Лоренс внезапно замолчал. Наши взгляды в зеркале темного стекла встретились. Воцарилась тягостная тишина. Нарушил ее Кевин, вдруг принявшийся скрести ногами цементный пол.

– Что ж, – прошептала я. – Полагаю, нам нужно выйти и взглянуть.

Ключ торчал в двери. Наши взгляды словно приклеились к нему.

– А как же отпечатки пальцев? – провидчески спросил Лоренс.

Я пожала плечами.

– А что мы можем сделать? Проверить-то надо.

Лоренс отыскал у раковины грязную тряпку и через нее повернул ключ. Раздвижная дверь отъехала в сторону. Ночной воздух был едва ли холоднее, чем в подвале. Я первая прошла во дворик, опустилась на колени рядом с грудой и осторожно оттянула черный пластик.

– Да это обычный мусор, – проблеял сзади Кевин. – Руки не дошли выкинуть, вот и бросили здесь.

Только один мешок был полным, остальной мусор поглубже запихнули под навес и прикрыли сверху пустыми мешками. Я решительно сгребла в сторону черную пленку.

– О, черт, – прошептал Лоренс. – О, черт!

Это восклицание было ничем не хуже любого другого. На нас смотрело синеватое лицо Дона. Кевин быстро отступил назад. Золотистый свет из окон второго этажа, отбрасывал на землю вытянутые скошенные прямоугольники, придавая сцене неуместную уютность. В первые секунды мне почудилось, что шею Дон обвивает кожаная лента. Я осторожно опустила голову Дона на бетон и поняла, что это не кожаная лента. Шею пересекал длинный и узкий кровоподтек, такой аккуратный, словно его провели фломастером. Нечто подобное привиделось мне несколько часов назад в наркотическом бреду. Но реальность внесла маленькую поправку: полоска была не красной, а черной от запекшейся крови.

– О, черт! – тихо повторил Лоренс.

За его спиной раздался судорожный всхлип. Я оглянулась. Кевина выворачивало у стены.