Роберт Сесил нашел Традесканта на коленях в регулярном саду Теобальдса.
– Дело сделано. Я искал тебя. Король уже в этом году назовет Теобальдс своей собственностью. Нам пора переселяться.
Садовник поднялся на ноги и отряхнул с рук холодную землю.
– Что ты делаешь? – поинтересовался граф.
– Заново укладываю белые камешки, – пояснил Джон. – От мороза они сдвигаются, проступает грязь и портит картину.
– Брось все как есть, – жестко велел граф. – Пусть теперь это заботит королевских садовников. Яков хочет Теобальдс, он давил на меня все это время, бесконечно намекал, а Рочестер подначивал короля всякий раз, когда тот, казалось, готов был оставить эту идею. Я продержался три года, но теперь сдаюсь и уступаю Якову поместье, черт побери. Наконец он счастлив, и Рочестер счастлив, а у меня есть Хатфилд.
Традескант не сводил глаз с лица своего господина.
– Ты разобьешь там великолепные сады, – пылко рассуждал Роберт Сесил, словно его пугало спокойное молчание Джона. – Поедешь за границу, накупишь там всяких диковинок. А как поживают наши каштаны? Они отправятся с нами. Возьми из наших садов все, что тебе нравится; в Хатфилде мы начнем все сначала.
Сесил замолчал. Джон все так же смотрел на него, не проронив ни звука. Самый могущественный человек в Англии, второй после короля, торопливо отошел от своего садовника на пару шагов, но потом снова повернулся к нему.
– Джон, я готов разреветься, как младенец, – признался он.
– Я тоже, – кивнул Традескант.
Граф протянул руки, и Джон раскрыл ему объятия. Двое мужчин, один худенький и кособокий, другой – широкоплечий и сильный, слились в долгом суровом объятии. Потом их руки упали, и они отстранились друг от друга. Сесил вытер глаза рукавом богатого камзола. Джон хрипло откашлялся и предложил хозяину опереться на его руку. Граф принял помощь своего слуги. Бок о бок они пошли прочь из регулярного сада.
– Купальня, – пробормотал сэр Роберт. – В Хатфилде мне ничего подобного построить не удастся.
– А тюльпаны? Я только что посадил их. И подснежники, и желтые нарциссы.
– Ты уже посадил луковицы?
– Сотни. Еще осенью, чтобы весной было красиво.
– Мы выкопаем их и заберем с собой!
Джон неодобрительно покачал головой, выражая несогласие с хозяином, но вслух ничего не сказал. Они медленно приблизились к декоративной горке. Рядом с дорожкой, по руслу, уложенному белоснежными камешками, журчал ручей. Джон замешкался.
– Давай поднимемся наверх, – предложил граф.
Они тяжело побрели по извивающейся тропинке. Джон обрезал вьющиеся розы, которые росли по обеим сторонам так аккуратно, что напоминали изгородь, сплетенную из ивовых прутьев. Сесил приостановился, чтобы отдышаться и успокоить боль в хромой ноге. Джон обхватил его за талию, стараясь поддержать.
– Пошли дальше, – скомандовал Сесил, и они продолжили восхождение по дорожке, что снова и снова огибала невысокий холм.
Кое-где на розах показались слишком ранние бутоны густого малинового цвета – цвета красного вина. На вершине холма в самом центре плескался фонтан, рядом находилась двухместная скамейка. Традескант набросил на нее свой плащ. Граф опустился на скамью и кивком разрешил Джону сесть рядом, как равному. Они разглядывали дворцовые сады, расстилающиеся перед ними, как карта, вытканная на гобелене.
– А наши леса, – посетовал граф. – Деревья, что мы посадили.
– А колокольчики весной, – вторил Джон.
– А фруктовый сад и гряда персиковых деревьев!
– А газоны! – Традескант кивнул в сторону гладкой травы, что лежала во всех дворах огромного дворца. – Таких газонов нет во всем королевстве. Ни одного сорняка! Парни, которые подстригают их, знают, что оставлять нужно только полдюйма.
– Не вижу никакой грязи в регулярном саду, – заметил Роберт Сесил, рассматривая сад именно так, как и было задумано, – сверху.
– Сейчас ее уже нет, – отозвался Джон с несвойственной ему раздражительностью. – Я все утро мыл камешки в ледяной воде.
– Еще мне будет не хватать охоты, – пожаловался граф.
– А я ничуть не пожалею, если исчезнут олени, объедающие весной молодые побеги.
Сесил покачал головой:
– Говорят, здесь самый прекрасный сад в Англии. И самый великолепный дворец. И что никогда не появятся другой такой дворец или сад, достойные сравниться с Теобальдсом.
– Согласен, – кивнул Джон.
– А я не смог сохранить его, – печалился граф. – Это месть за то, что мой отец казнил мать Якова. Король отнял у меня дом моего отца, его гордость и радость. Что я мог возразить на это? Я старался и так и сяк, изворачивался и увиливал, показывал другие дворцы. Это все моя вина. Мы с отцом построили роскошный, слишком прекрасный дворец. Он неизбежно вызывал зависть.
– Все здесь принадлежит королю. – Джон пожал плечами. – Вся страна. И все мы не более чем его слуги. И если ему захочется чего-нибудь, мы обязаны отдать это.
Граф с любопытством покосился на садовника.
– Ты действительно в это веришь?
Джон кивнул, лицо его оставалось открытым и бесхитростным.
– Он король Божьей волей. Отказать ему невозможно, это как пропустить молитву.
– Дай ему, Господи, таких же преданных подданных, как ты.
– Аминь.
– А теперь бросай мыть камни и начинай готовить растения к переезду. И выкопай эти проклятые луковицы.
Граф поднялся на ноги и застонал от боли.
– В холодную погоду у меня все кости ломит.
– Луковицы я оставлю, – возразил Джон.
Сесил поднял бровь.
– Вы подарили ему дом и землю, – продолжал Традескант. – Я тоже умею быть щедрым. Пусть весной король увидит эти тюльпаны. А для Хатфилда я закуплю прекрасный посадочный материал в Нидерландах; не надо красть отсюда.
– Благородный жест садовника? – улыбнулся Сесил.
– И я порой не чужд благородства, – ответил Джон.
Когда Елизавета была прилежной девочкой, усадьба Хатфилд в Хартфордшире стала для нее домом и тюрьмой. Юная Елизавета жила в страхе перед топором палача, годы царствования ее сводной сестры таили для нее опасность. И именно отец Роберта Сесила пришел к Елизавете в сад и принес весть, что теперь она королева.
Сэр Роберт и Традескант осматривали место будущего дворца, где пока была грязная лужа, оставленная строителями.
– Я сохраню дерево, под которым отдыхала Елизавета, – сказал Сесил. – Но разрази меня гром, если я коснусь этого убогого маленького домишки. Он никогда не производил особого впечатления. Неудивительно, что королева сидела в саду – там хоть есть где сидеть.
– Здание находится на холме. Если вырубить все вокруг, можно сделать из него летний дом для приемов или театр для маскарадов.
Граф покачал головой:
– Оставь. Лишний дом со своей кухней и конюшней всегда пригодится, если приедет кто-нибудь важный с большой свитой. Пойдем лучше взглянем на строительство.
Сесил направился через сад к дому. Джон медленно следовал за ним, окидывая все вокруг быстрым внимательным взглядом.
– Неплохие деревья, – отметил он.
– Они могут остаться, – разрешил граф. – Парком занимается Маунтин Дженнингс, дизайном сада – один француз. Но посадки за тобой.
– Лучше уж сажать сад, чем рисовать план для него, – заявил Джон, подавив непроизвольное и недостойное чувство зависти.
– Ты же знаешь, что после первого лета все будет по-твоему, – напомнил Сесил. – Француз вернется в Париж, и ты станешь полным хозяином. Если тебе что-то не понравится, можешь сообщить мне, что не прижилось.
– Вряд ли я долго продержусь на этой работе, если буду гробить посадки, милорд, – хмыкнул Джон.
Граф улыбнулся:
– Полно тебе, забудь о растениях, лучше скажи, что думаешь о новом здании?
Это был большой дом-усадьба. Не такой просторный, как Теобальдс, который сразу создавался как дворец и вскоре разросся в целую деревню. Но это был величественный красивый дом в современном стиле, достойный представлять богатство Сесилов, принимать у себя чрезмерную роскошь королевского двора и занять свое место среди лучших домов Европы.
– С обеих сторон будут большие дворы, – описывал граф. – Сотня комнат, отдельная кухня вместе с пекарней. Все это стоило мне, почитай, тридцать тысяч фунтов только за один дом. Видимо, на сады и парк придется потратить столько же.
Джон выпучил глаза.
– Вы разоритесь! – воскликнул он.
– Король щедрый господин для тех, кто хорошо ему служит. – Сесил покачал головой и добавил: – И даже для тех, кто служит ему плохо.
– Но шестьдесят тысяч фунтов!
– Это мои деньги, – отрезал граф. – Это мой показательный дом и, в конце концов, мои грандиозные похороны. Что еще делать с деньгами? Только тратить на то, что любишь. Так какой же у нас будет сад, а, Джон? Ты считаешь, что мне стоит экономить на растениях?
Джон почувствовал, как в груди поднимается волнение.
– У вас уже есть чертеж?
Хлюпая сапогами по грязи, граф подвел Традесканта к маленькому сарайчику с расстеленным на столе планом.
– Все здесь. Как только строители закончат, расчистишь землю и можешь сеять газон.
– Да, милорд, – автоматически отозвался Джон, изучая план.
Территория парка была так велика, что дом, изображенный в масштабе, казался лишь маленьким квадратиком в середине чертежа. Традескант обвел глазами сады. Все дворы засажены разными цветами, в каждом дворе – свой изысканный регулярный сад с партерным цветником. Между шпалер – широкая аллея из фруктовых деревьев и величественные водные элементы. Вдоль террасы водоем, на берегу которого – скамейки и нежные фруктовые деревья в кадках. На террасу гигантским потоком изливается вода из медной статуи, которая стоит на большой каменной глыбе. Дальше от дома – фруктовые сады, лесные аллеи, площадка для игры в шары и достаточно высокая горка, на вершину которой по вьющейся тропе можно забраться верхом на коне.
– Это облегчит твою тоску по Теобальдсу? – шутливо спросил граф.
– Мою – да, – кивнул Джон, оценивая размах замысла.
Он пребывал в смятении, воображение бешено работало, прикидывая, каким образом он добудет тысячи фруктовых деревьев, где купит миллионы цветов.
– А вашу, милорд?
Граф пожал плечами:
– Служба у короля не бывает легкой, Джон. Помни об этом. Истинные слуги его величества даже ночью не спят крепко. Я буду скучать по своему старому дому. – Сесил снова повернулся к плану. – Но зато нам есть чем заняться в старости.
– Да нам дел на всю жизнь хватит! – воскликнул Джон. – Но где же я достану столько золотых рыбок для водоема?
– Поинтересуйся в округе, – небрежно бросил граф. – Уж сотню пар ты найдешь! А если их правильно содержать, они размножатся, даже не сомневаюсь.
Джон фыркнул против воли:
– Вы-то не сомневаетесь, милорд, да ведь это моя работа.
– Вот именно. – Сесил широко улыбнулся. – На твоем прекрасном коттедже сейчас меняют крышу, и я прибавляю тебе жалованье. Сколько я тебе обещал?
– Сорок фунтов в год, сэр, – ответил Джон.
– Пусть будет пятьдесят, – проявил великодушие граф. – Почему бы и нет? Я этого даже не замечу среди прочих расходов.