Зимняя сказка в Венеции

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Ресторан Винченцо назывался «Попугай».

Он был небольшой, столиков на двенадцать, и освещался разноцветными лампами. Взглянув на посетителей, Джулия поняла, почему Пьеро неохотно согласился прийти сюда и оказаться среди этих хорошо одетых людей.

Винченцо провел их внутрь, затем пригласил на веранду.

— Вечер сегодня теплый, — пояснил он, — и я подумал, что вам приятно будет полюбоваться видом Большого канала. Заказывайте. Думаю, надо начать с шампанского, потому что мы празднуем.

Джулия позабыла вкус шампанского. И позабыла, что значит праздновать. Она вернула меню Винченцо:

— Закажите, пожалуйста, на свой вкус.

Принесли шампанское, и Винченцо наполнил высокие бокалы.

— Спасибо вам, — сказал он, салютуя Джулии своим бокалом. — Спасибо вам… Джулия?

— Джулия. — Она смело встретила его взгляд.

Пьеро в радужном настроении смотрел то на нее, то на Винченцо. Джулия подозревала, что старик думает о возможности романа. Она мысленно пожала плечами, но решила, что его ошибку легко понять. Многие женщины нашли бы Винченцо неотразимым. И дело даже не во внешности, а в чем-то другом, в какой-то неописуемой смеси обаяния, горькой иронии и высокомерия. А его темные, слегка запавшие глаза с их загадочным блеском…

Женщина вполне могла довести себя до безумия в попытке разгадать этот взгляд.

На Джулию нахлынуло воспоминание о том, как она лежала под ним на полу чердака, и возникшее внизу живота горячее, сладостное ощущение поползло вверх, грозя охватить ее целиком.

Сопротивляясь этой угрозе, она сделала глубокий вдох. Не такая уж она слабачка, справится.

Ее отвлек Пьеро: он стал хвалить шампанское и заявил, что оно отличное.

— У нас только самое лучшее, — подтвердил Винченцо.

— Да, верно, — согласилась она ради того, чтобы что-то сказать.

Винченцо кивнул.

— Я так и думал, что вы в этом разбираетесь.

— Может, и не разбираюсь, — парировала она. Может, я так сказала, чтобы пустить пыль в глаза?

Кто угодно может это сделать.

— Но не кто угодно может узнать Корреджо и Веронезе.

— Я просто догадалась.

— Нет, не просто, спокойно возразил он.

К столу подошла красивая официантка, неся большой глиняный горшок, в котором был угорь, приготовленный с лавровым листом.

— Это фирменное блюдо с острова Мурано, где находится центр стеклодувного дела, — пояснил Винченцо. — Когда-то его готовили над горячими углями в стеклодувных печах. Мне приходится пользоваться современными печами, но думаю, его вкус от этого не страдает.

Когда официантка разложила угря по тарелкам, Винченцо вдруг взял ее за руку и умоляюще посмотрел ей в глаза. Он говорил по-венециански, но Джулия без особого труда уловила смысл, и ей даже удалось понять слова «Любовь моя, я тебя умоляю».

Даже если все это игра, подумала она, в ней есть некая магия, которой женщине лучше остерегаться. Но, похоже, официантка не ощущала на себе никакого опасного влияния. Она захихикала и ушла.

— Вижу, Силию мне уговорить не удастся. Винченцо вздохнул. — Сегодня она работает последний вечер — выходит замуж и уезжает в свадебное путешествие. Вон там сидит ее жених.

Привет, Энрико!

Сидевший за одним из столиков здоровяк улыбнулся ему во весь рот. Винченцо ответил такой же улыбкой. Джулия сосредоточилась на содержимом своей тарелки.

Когда они ели угря, запивая его вином, в ней росло ощущение благополучия. Джулия успела позабыть, что такое вкусная еда, тонкие вина, мужчина с темными, внимательными глазами…

После угря им принесли дикую утку. Пока ее подавали, Джулия повернулась и стала смотреть на канал.

— Вы уже бывали в Венеции? — спросил Винченцо.

— Нет. Всегда собиралась, но как-то не получалось.

— Даже когда изучали искусство? Послушайте, Джулия, — быстро добавил он, когда женщина подняла голову и посмотрела на него, — давайте не будем притворяться хотя бы в этом. Вы узнали Корреджо и Веронезе с первого взгляда. Вы — художник?

— Я реставратор, — неохотно призналась Джулия. — Одно время воображала себя великим живописцем, но оказалось, что мой единственный талант состоит в подражании стилю других людей.

— Вы должны были учиться в Италии. Поэтому и знаете язык, верно?

— Я училась в Риме и Флоренции, — согласилась она.

— Тогда мне будет приятно показать вам весь дом, хотя сейчас это лишь тень того, каким он был.

Жаль, что вы не видели его в зените славы.

— Вы лишились всего, не так ли? — мягко спросила Джулия.

— Почти всего. — Он взглянул на Пьеро и понизил голос:

— У меня остались какие-нибудь секреты?

— Почти нет.

Прошло несколько часов. Посетители уходили из ресторана, огни гасли. Погруженная в свои размышления, Джулия едва замечала происходящее.

К ним подошел официант: для какой-то формальности требовалось присутствие Винченцо.

Когда тот ушел, Джулия посмотрела на Пьеро: тот, как она и ожидала, спал крепким сном праведника.

Винченцо вернулся, когда уходил последний посетитель, и с улыбкой посмотрел на друга.

— Сегодня ему лучше остаться здесь. Тут за кухней есть маленькая комнатка, где я иногда ночую, когда работаю допоздна.

Он подозвал официанта. Вместе они отнесли Пьеро в маленькую спальню и осторожно уложили на кровать.

— Вы тоже оставайтесь, — сказал он Джулии. Можете устроиться в квартире Силии.

Он проводил ее наверх по узкой лестнице и показал маленькую квартирку. Перед уходом Силия сняла все постельное белье, и он помог ей застелить кровать свежим.

— Спасибо, — поблагодарила Джулия. — Но вам не нужно было так беспокоиться. Я бы могла вернуться.

— Нет, — тут же возразил он. — Я не хочу, чтобы вы спали в этом громадном, пустом здании одна.

— Вы не обязаны заботиться обо мне, — чуть улыбаясь, сказала она. Потом засмеялась. — Но вы все равно это делаете, все время, не так ли?

Ее голос ласкал его слух. Винченцо подошел ближе, глядя на нее горящими темными глазами.

Он помнил другое время, когда вот так смотрел на нее. Тогда он держал ее в объятиях, целовал ее, но она об этом ничего не знала…

Не в силах удержаться, он нежно коснулся пальцами ее щеки. Она не отстранилась и только грустно смотрела на него.

— Винченцо… — наконец пролепетала она.

— Молчите! Не говорите ничего.

Его пальцы продолжали двигаться по ее щеке.

Винченцо был заворожен, очарован, поглощен ею.

Он прикоснулся к ее губам, но и это совсем легкое прикосновение, казалось, обожгло ее.

Она хотела протестовать, но не находила в себе сил. Ей следовало бежать сразу же, когда еще было время. Теперь же — поздно.

Джулия лишь крепче обхватила Винченцо. Его губы соприкоснулись с ее губами…

Его губы показались ей знакомыми. Странно. В ее иной жизни не было поцелуев, не было ни теплоты, ни сладости, ни нежности чьих-то губ — умоляющих, приказывающих, изучающих.

— Кто вы? — прошептал Винченцо.

— Это не имеет значения, — ответила Джулия сквозь сумятицу ощущений. — Я не существую.

— Теперь существуете — у меня в объятиях.

— И больше нигде, — прошептала она.

— Остальное не имеет значения. Поцелуйте… поцелуйте меня.

Джулия сделала, как он хотел, и оказалось, что после стольких лет одиночества она все еще знала, как завести и зажечь мужчину. Это опьяняющее открытие сильно возбудило ее.

Теперь она позволила своим рукам и губам делать все, что они хотят. А то, что они хотели, было чувственным, безумным, искушающим. Винченцо прав: только одно это и было реальным, и все в ней жаждало отдаться этому. Каждое ее движение действовало на Винченцо как удар электричества, пробегавший по нервам. Он и раньше подозревал, что внутри у нее таится огонь, но сейчас знал это точно.

Вся чувственность, которую она обычно подавляла, сейчас пылала у него в объятиях, побуждая исследовать ее дальше, желая большего. Он не знал ее настоящего имени, но имя уже не имело значения. Эта женщина возвращалась к жизни, и Винченцо знал, что именно он, и никто другой, должен помочь этому произойти.

Она целовалась будто во сне, но как женщина, знающая толк в мужском теле, и каждое нежное прикосновение звало его дальше. Теперь только она могла бы остановить его, но не сделала ни малейшей попытки. Когда он начал раздевать ее, она задрожала, но в то же время сама стала раздевать его. Затем потянула его к кровати, и после этого уже ничто не остановило бы его.