Знак любви

8

— А чем здесь занимается сынишка Росси? — спросил Стефано Беллини, шумно захлопывая дверцу машины. Он приехал, когда уже стало смеркаться; Карло выбежал за ворота посмотреть, не отец ли вернулся, но Лили нерешительно отступила в тень оливы. Теперь все было по-другому, и она не спешила вновь встретиться с Витторио.

Разочарованный, Карло поспешно возвратился к коробке с котятами, видимо, считая своим священным долгом провести весь день в бдении над ними. Лили же вышла встретить адвоката.

— Гостит, — ответила она Беллини, хорошенько не понимая, почему, собственно, должна отчитываться перед ним. — У Витторио сегодня дела.

— О да, у него полно дел с прекрасной Кристиной, я только что встретил их, они ехали вниз по горной дороге. — Стефано цинично расхохотался. — А вас оставил присматривать за ребенком?

— Да, ему надо увидеться с Кристиной, — как можно холодней ответила Лили.

— И нам хорошо известно зачем, не так ли? Кстати, у нас тут тоже есть кое-какие дела. — Стефано произнес это таким двусмысленным тоном, что Лили насторожилась. — Может быть, мы обсудим их за бокалом освежающего вина?

— Почему бы и нет? — улыбнулась Лили. Она подумала, как приятно ей будет выложить ему то, что он меньше всего ожидал услышать. Они прошли через виллу в тенистый внутренний дворик. Было ясно, что он собирается как следует позлорадствовать над тем, что ее мнимые ожидания относительно Витторио неосуществимы.

Она налила два бокала вина, поставила их на деревенский, грубо сколоченный стол и села прямо напротив Стефано.

— Итак, вы ознакомились с контрактом?

— Нет, — с деланным равнодушием проговорила Лили. — В этом не было смысла, поскольку я не собираюсь ничего продавать.

Стефано явно опешил:

— Если вы хотите получить больше, то…

— Я не хочу ничего, Стефано. Я не продаю этот дом и, кроме того, мне думается, вы допустили оплошность. Земля, на которой стоит вилла, не является единой собственностью с домом. Она до сих пор принадлежит Витторио Росси. Я не смогла бы вам ее продать, даже если бы захотела, но я не хочу.

Стефано лукаво усмехнулся:

— Меня интересует как раз земля, Лили. Она представляет огромную ценность. Мне удалось приобрести всего несколько участков; полагаю, вы не думаете, что я предложил такую сумму за груду старых камней? Туристы толпами съезжаются в Тоскану и скупают абсолютно все. — Он окинул виллу презрительным взглядом своих маленьких глаз, и Лили всем существом почувствовала себя оскорбленной за их старую добрую виллу. — Кто вам сказал, что земля — не ваша собственность, сам Витторио? В таком случае, этот человек держит нас за дураков.

— Вы хотите сказать, что он лжет? — выдохнула Лили в замешательстве. Странно, но теперь она уже не знала, кому и верить.

— Тут не о чем даже разговаривать. Я точно это знаю. У меня есть документы… Вилла «Весы» вместе с землей, на которой она стоит, была подарена Витторио Росси Хьюго Мейеру. Ваш отец завещал все это имущество вам, и вы вольны поступать с ним как пожелаете, так что, Лили, не упускайте представившейся возможности. Сомневаюсь, чтобы кто-либо другой сделал вам более выгодное предложение. — Он вдруг нахмурился. — Разве что Витторио…

— Нет, — сказала Лили, — он не сделал мне предложения. — «Того предложения, о котором я так мечтаю», — добавила она про себя.

Стефано встал в лучах заходящего солнца.

— Наверное, к нему, наконец, вернулся здравый смысл… — Но вдруг отражение какой-то догадки мелькнуло на его лице. — Или, может, он вас околдовал… — Неожиданно Стефано стукнул кулаком по столу. — А, черт, я начинаю понимать. Его сын здесь… — Лили, враждебно смотревшая на него, пока он произносил эту тираду, хотела сказать ему что-то резкое, но в этот момент появился Карло.

— Лили, кошка-мама все время мяукает. Наверное, она хочет есть…

— Возьми в холодильнике молока, Карло, — сказала Лили, но мальчик мешкал.

— Лили, уже поздно, а папы все нет и нет. — В его глазах светилась надежда. — Может быть, мы останемся еще на одну ночь?

Так… Лили хотелось провалиться сквозь землю. Она не смотрела на Стефано, зная, о чем он сейчас думает.

— Налей кошке поскорее молока, Карло. Ей нужно сейчас много есть, ведь она кормит малышей. — Мальчик устремился к холодильнику на кухню, оставив Лили наедине с Беллини.

— Комментарии излишни, — мрачно сказал Стефано, подливая себе еще вина.

— Вот и хорошо, — с вызовом ответила Лили: она не собиралась ничего отрицать. — Карло провел эту ночь здесь, и его отец тоже — оба они были у меня всю ночь.

Стефано горько усмехнулся:

— И это повлияло на ваше решение относительно продажи виллы. — Он недоверчиво покачал головой. — Лили, я был о вас лучшего мнения…

— Да, Витторио очень привлекательный мужчина, разве не так? — Она дерзко вздернула подбородок. — Но это не имеет никакого отношения к тому, что я оставляю виллу за собой. Это дом моего отца, и я…

— Ваш отец здесь совершенно ни при чем, Лили. Этот подонок Росси соблазнил вас, и вы думаете, что вам крупно повезло. Но вы ошибаетесь, дорогая. Он рассказывал вам о своей жене?

— Представьте себе, да! — жестко ответила Лили.

— Несмотря ни на что, он обожал ее и продолжает обожать. Вся Тоскана знала, что она из себя представляет, но он защищал ее ото всех, — этот идиот не мог рассмотреть то, что творилось у него под носом…

Лили вскочила на ноги, дрожа от гнева:

— Я не желаю больше слушать эти бабьи сплетни. Вы пришли, чтобы узнать о моем решении, и я его сообщила. Я виллу не продаю. Ни сейчас, ни когда-либо позже. В этом доме жил мой отец, и потом…

— Вы уже начали говорить, как Росси, — зло перебил ее адвокат, — сплошная претенциозная сентиментальность. — Он поднялся. — Этот человек болен, вся его семья была ненормальная…

— Разговор окончен, Стефано, до свидания, — спокойно и твердо произнесла Лили, хотя ей стоило нечеловеческих усилий сохранять над собой контроль, чтобы не выгнать этого наглеца.

Стефано покосился на нее. В глазах его зажегся недобрый огонек.

— Держу пари, что Росси вы не сказали этого прошедшей ночью. Ну, что ж, если вы решили раздавать направо и налево свою благосклонность, то окажите мне честь и запишите меня следующим.

Беллини перегнулся через стол так внезапно, что Лили не успела отпрянуть. Он резко сдавил запястья ее рук и с силой притянул к себе. Лили потеряла равновесие и, ударившись бедром о край стола, закричала, но тот заставил ее замолчать, грубо прижавшись к ее рту своими влажными, липкими губами. Она отчаянно отбивалась, но это только разжигало его; железная хватка рук Беллини причиняла ей боль, ее охватил панический страх. Рукой он схватил край воротника ее блузки, словно желая порвать на ней одежду.

Лили старалась освободиться, шаря рукой по столу в поисках бокала, который можно было бы разбить о голову Беллини. Он перехватил ее руку и больно заломил за спину, а другой рукой сжал ее грудь. Лили вновь попыталась закричать, но в этот момент раздался звон колокола. Его резкий звук как будто остановил течение жизни. Стефано Беллини смешался, испуганный неожиданным звуком, разнесшимся по окрестностям. Он отпустил Лили и поспешно покинул виллу. Лили услышала стук дверцы, шум заводимого двигателя, и все стихло. Но в ее ушах все еще звучало эхо какого-то странного крика, раздавшегося почти одновременно с ударом колокола.

Лили простояла несколько секунд совершенно неподвижно, словно в столбняке; она не могла собраться с мыслями, не могла даже пошевелиться; потом сознание вернулось к ней, она вспомнила минувшую ночь и маленького мальчика, со слезами на глазах умолявшего ее не ударять в повешенный Витторио колокол. Она бросилась на поиски ребенка и нашла его бившимся в истерике на вымощенном камнем дворике; почти над ним висел, еще покачиваясь от удара, злополучный колокол.

Лили склонилась над мальчиком и бережно подняла его на руки; он прижался к ней, такой маленький и беззащитный.

— Все в порядке, Карло, родной мой, все хорошо, — успокаивала она его. Видел ли ребенок что-нибудь, слышал ли?.. О, Боже!

— Я… я хотел, чтобы он отстал от тебя. Он тебе… он тебе делал больно…

Дрожащими пальцами Лили прикоснулась к его щеке.

— Все хорошо, Карло. Все в порядке. Ты… ты молодец, прогнал его…

Постепенно мальчик успокоился. Солнце уже начало опускаться за вершины холмов, а Витторио все не было, и она не знала, где он.

— Я… я не хотел звонить… — объяснял ей Карло. — Я ненавижу этот колокол… Бабушка позвонила в него, когда… когда дедушка умер.

О, нет, только не это! Лили прижала мальчика к себе, и ее слезы смешались с его слезами.

Лили первая услышала шум машины, приближающейся со стороны деревни. Она догадалась, что это Витторио, но не знала, как объяснить ему, что случилось.

— Папа! — закричал Карло и, вырвавшись из рук Лили, выбежал на порог виллы. Лили медленно встала. Ее губы были искусаны, и, небрежно проведя по ним пальцем, она увидела кровянистый след на нем. Она не могла такой предстать перед Витторио, но бежать было некуда. Лили вытерла палец о шорты, взглянула на ушибленное бедро и с гордо поднятой головой решительно пошла по длинному коридору, ведущему к лестнице. Опустив ногу на последнюю ступеньку, она услышала страшный крик Витторио:

— Лили, что здесь произошло?

«Наверное, Карло уже успел поведать ему об этой омерзительной сцене», — подумала она. Потом Лили дополнит его рассказ, объяснит все. Но не сейчас. Она чувствовала ноющую боль внизу живота и хотела лишь одного — остаться одной.

Лили с трудом разомкнула ссохшиеся губы и произнесла:

— Благодаря твоему сыну ничего не случилось, — он настоящий герой. Не оставляй его, Витторио, сейчас он нуждается в тебе. Гораздо больше, чем я.

Она понуро побрела вверх по лестнице, и Витторио не окликнул ее.

Лили заперлась в ванной, ее руки отказались повиноваться, и ей стоило немалого труда снять с себя одежду. Грудь теснило от сдавленных рыданий, дыхание было хриплым. Она все еще ощущала липкие губы Беллини на своем лице. Подойдя к умывальнику, она набрала полный рот воды и полоскала, полоскала его, — до тех пор, пока, казалось, во рту не осталось слюны. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы не Карло! И виновата во всем она, только она. Признав, что провела ночь с Витторио, она сама навлекла на себя беду. Но тут же Лили спохватилась. Боже, какой бред! Она просто занимается самоедством… Все, черт побери, — ей не в чем себя упрекать!

— Лили, открой дверь. — Голос Витторио звучал подчеркнуто спокойно. — Пожалуйста, открой, Лили. Карло мне все рассказал…

— Где мальчик? — встревоженно спросила она.

— Он в машине, с Джиной, с той девушкой, что иногда приходит сюда помочь по дому. Я заехал за ней по дороге, и мы услышали удары колокола, когда уже подъезжали к вилле.

«Бедный малыш, — тепло подумала Лили, — целая компания взрослых людей перебрасывают его друг другу, как футбольный мяч».

— Лили, послушай меня. Я забираю Карло домой…

Лили порывисто прижала руку ко рту, подавляя рыдания. Да, она знала, он должен это сделать, но как же она?.. Ей было так нужно, чтобы он остался с ней, чтобы крепко прижал ее к себе и просто сказал, что все будет хорошо.

Лили оперлась на край умывальника и глубоко вздохнула.

— Да, конечно, ты должен увезти его. — Голос Лили прервался, силы окончательно покинули ее.

Сильный удар в дверь и последовавший за ним треск выламываемого замка заставил ее вздрогнуть. Витторио обнял ее, совершенно мокрую и обнаженную, и крепко прижал к себе, зарыв лицо в копну ее каштановых волос; его колотило как в лихорадке, а Лили прильнула к нему, тихо всхлипывая.

— Пожалуйста, Витторио… Со мной все нормально… Сейчас ты нужен Карло.

Он нежно целовал ее мокрые волосы и плечи, соленые от слез щеки.

— Я просто разрываюсь между ним и тобой…

— Не надо, сейчас ты нужен ему, — как можно убедительнее произнесла она, положив руки ему на грудь. О, Господи, он был так ей нужен, он никогда не сможет понять, как он ей нужен. Почему за всю жизнь у нее не было никого, кто принадлежал бы ей полностью, всецело? Она закусила губу, и из ранки опять начала сочиться кровь. — Иди к Карло, Витторио. Он пережил такой шок, его надо успокоить. Я уже пришла в себя, честно. Я приму душ и расслаблюсь.

— Хорошо, иди в душ. Я вернусь, Лили.

Он поцеловал ее в лоб, и Лили так захотелось снова прижаться к нему, но она сдержала свой порыв. Он ушел, а она осталась сидеть на краю ванны, такая одинокая и подавленная, что даже не услышала шум отъезжающей машины.

Потом Лили долго стояла под прохладными струями воды, яростно, до боли растерлась жестким махровым полотенцем и, медленно надев легкий халат, тщательно расчесала волосы. Боясь потерять сознание, она старалась делать все без спешки, продумывала каждое свое движение. Потом девушка спустилась вниз, налила себе лимонада и, сидя за столиком во дворе, спокойно обдумала все произошедшее. Сегодняшний инцидент со Стефано Беллини уже потерял для нее остроту. На первый план выступило то, что причиняло ее душе нестерпимую боль: любовь Витторио к своей покойной, недостойной его жене. Беллини говорил о ней, и Карло подтвердил правдивость его слов. Эта мысль сводила Лили с ума.

— Лили!

Она услышала свое имя, произнесенное Витторио, но не ответила ему. Во рту у нее пересохло, ушибленное бедро ныло, запястья, которые с такой силой сжимал Беллини, онемели. Но ее нравственное самочувствие улучшилось — Лили приняла единственно верное решение. Внутренне собранная, непоколебимая, она теперь точно знала, что ей делать: возвращаться домой, в Англию.

— Лили! — вновь позвал Витторио, распахнул дверь кабинета и остановился. — Что ты тут делаешь?!

Она стояла у письменного стола. Обернувшись к нему, еще вчера такому любимому и желанному, Лили почувствовала в своей душе только усталость и пустоту.

— Я отбираю некоторые из отцовских бумаг, чтобы взять их с собой в Англию. Остальные ты можешь сам разобрать — ведь ты был его близким другом.

В ее словах проскользнула горечь, но она не могла побороть ее. Можно долго держать себя в руках, но когда болевой барьер перейден…

— Какой дьявол в тебя вдруг вселился? — Витторио быстро пересек комнату и, взяв за плечи, повернул ее лицом к себе.

— Никто в меня не вселился, Витторио. И не смотри на меня так. Ты знал, что рано или поздно я должна буду вернуться домой.

— Твой дом здесь, Лили!

Она взглянула на Витторио и увидела в его глазах такое глубокое отчаяние, что на мгновение усомнилась в правильности принятого ею решения. Но иного выхода у нее просто не было; перед его прошлым Лили была бессильна, оно одолело ее, и отчаяние Витторио касалось лишь преходящего сегодняшнего дня.

— Это был дом моего отца, а не мой, и истинные ценности жизни, которые он здесь обрел, принадлежали лишь ему. Мои же жизненные ценности находятся совсем не здесь — теперь я отчетливо это поняла. — Она вновь повернулась к столу и стала складывать отцовские бумаги в аккуратную стопку.

Воцарилось тягостное молчание, нарушаемое лишь шелестом документов; наступившая тишина удивила Лили — она ожидала всплеска эмоций, взрыва, но только не показавшегося ей равнодушным молчания. Очевидно, Витторио слишком равнодушен к ней, чтобы злиться. Лили проиграла.

— Я понимаю тебя, — наконец мягко сказал он. В его словах звучало сочувствие и боль за нее. — Этот случай с Беллини выбил тебя из колеи.

— Тебе трудно понять меня, — проговорила она, засовывая бумаги в коричневый конверт. — Ведь женщины не набрасываются на мужчин среди бела дня и не выламывают им руки, пытаясь добиться своего…

— Некоторые именно так и поступают, — Витторио улыбнулся; Лили так хотелось найти в себе силы, чтобы улыбнуться ему в ответ… Ведь он изо всех сил старался разрядить напряженность.

— Витторио, — вздохнула она, — давай оставим эту тему.

— Но мы не можем вот так расстаться — клянусь Богом, у нас есть что сказать друг другу. Завтра я встречусь с Беллини, и ты должна мне все рассказать. Все это нанесло тебе такую травму. Карло все рассказал мне, как ты была испугана…

— Это уже не столь важно, просто непрошеный поцелуй, Витторио Росси; мне уже не раз приходилось их получать. Этот похотливый самец поцеловал меня, не совладав с собой, точно так же, как и ты тогда, в первый раз. Абсолютно так же. И если бы Карло не позвонил, ты бы никогда об этом даже не узнал. — Слова Лили звучали резко, она хотела покончить все разом и поэтому неосознанно провоцировала Витторио.

Девушка достигла своей цели; она даже перестаралась. Витторио был вне себя — он метался по комнате, опрокидывая попадавшуюся ему на пути мебель, что-то выкрикивая по-итальянски и колотя кулаками по двери; Лили не подозревала, что его можно довести до такого состояния. Наконец Витторио стал постепенно приходить в себя; краска с его лица сошла, он тяжело привалился к стене и сказал:

— Наш разговор не окончен; я слишком долго ждал его.

Тяжело опираясь на перила, он медленно спустился вниз; на кухне что-то звякнуло, и Лили поняла, что Витторио достал из бара бутылку, очевидно, решив напиться.

Сердце ее наполнилось горечью и раскаянием. Разве он был в чем-нибудь виноват? Просто она беззаветно любила его и не желала делить эту любовь с призраками прошлого. Последней каплей в чаше ее страдания были простодушные слова ребенка: они, в отличие от слов Стефано Беллини, были сказаны без всякого злого умысла, но заставили ее невыносимо страдать. Желая загладить свою вину перед Витторио, Лили спустилась вниз. Он уже лежал на диване, прислонив к полусогнутым коленям книгу. Заложив одну руку за голову, другой он поддерживал стакан вина на груди. В помещении было прохладно и сумрачно из-за опущенных штор на окнах.

— Как ты можешь читать в такой темноте? — примирительно спросила она, опускаясь рядом с ним. Как он вообще мог читать в такую минуту?

— Я не читаю. — Витторио сбросил книгу на пол. — Сейчас я думал о тебе, и о Карло, и о себе самом, и…

— Как Карло? — прервала его Лили на полуслове, догадавшись, что четвертым предметом раздумий была его жена. Куда больше ее интересовал малыш.

— Мальчик очень впечатлителен, как и все дети… Но завтра он обо всем позабудет…

— Сомневаюсь, — возразила Лили. — Бедный ребенок все никак не может забыть тот день, когда в последний раз прозвонил этот колокол.

— Что ты имеешь в виду? — Витторио нахмурил брови.

— Бог ты мой! — с отчаянием промолвила Лили, недоуменно глядя на него. — Так ты ничего не знаешь?

— Чего я не знаю, черт возьми? — он стремительно привстал, пролив при этом на рубашку вино. Глаза его гневно блестели.

— Так ты и вправду ничего не знаешь! — воскликнула Лили. — Ты совершенно не интересуешься, чем живет твой сын. Ты оставляешь его на попечении полоумной пьяницы-кузины, которая гораздо больше озабочена тем, как ей затащить тебя в постель, чем тем, за что ей платят, ты…

— Затащить меня в постель?! — перебил он Лили, пораженный ее словами.

Лили посмотрела прямо на него, терзаясь сомнениями — что, если она ошибается?

— Я подумала… То есть, мне показалось, что Кристина претендует на большее в твоем доме, чем роль няни при Карло.

— Господи, какую чушь ты несешь! — Витторио не смог удержаться от смеха.

Но Лили отнюдь не считала это смехотворным. Но, может быть, Кристина теряла голову при виде любого мужчины, и именно поэтому Карло остался один в ту ночь, когда Витторио не было. Во всяком случае, Лили уже жалела, что затронула эту неприятную тему — Витторио сам разобрался с этим. Кристина исчезла из его жизни.

— Вернемся к ударам колокола, — настойчиво сказала девушка, — ты, выходит, не знал, что Карло панически боится их?

— Нет, не знал. — Витторио поставил пустой бокал на пол и уперся локтями в колени. — Как проявилась у него эта фобия?

— Я бы не назвала это фобией, просто у него связаны со звоном дурные воспоминания. Это напоминает ему о ночи, когда умер мой отец. — Витторио быстро поднял голову, но ничего не сказал, и Лили продолжала — Когда Карло пришел ко мне вчера во время грозы, я хотела позвонить, чтобы позвать тебя. Я ведь тогда не знала, что тебя нет дома. С Карло чуть не сделалась истерика, он закричал, что ненавидит колокол, потому что в него звонила бабушка. Тогда я не знала, что он имел в виду, но сегодня поняла. — Лили с трудом сглотнула, тон ее стал менее суровым. — Сегодня… сегодня Карло позвонил, чтобы позвать кого-нибудь мне на помощь. Думаю, это стоило ему немалого мужества. — Лили порывисто вздохнула. — Стефано Беллини ретировался, и я пошла искать Карло. Он бился в истерике, кричал, что ненавидит звук колокола, потому что в последний раз он звонил, когда умер дедушка.

Витторио запустил руку в волосы и долго молчал; когда же он, наконец, заговорил, в голосе его звучала глубокая печаль:

— Я не знал, что это оставило такой след в его сердце. Он очень любил Хьюго. Наверное, в его сознании удар колокола связан с потерей дорогого и любимого человека. — Он бросил быстрый взгляд на Лили. — Может быть, он подумал, что на этот раз потеряет тебя, — тихо закончил он.

Слова эти поразили Лили в самое сердце. Теперь она понимала, как сильно нуждался в ней Карло, нуждался в ее женской, по-матерински нежной любви. Ей стало больно, ведь она тоже любила его, а ему действительно предстояло потерять ее. Завтра она уедет в Англию, уедет, как только рассветет. Остаться здесь для нее было слишком мучительно. Лили встала и вяло побрела на кухню, чтобы налить себе стакан вина. Потом она долго стояла у двери прачечной, бессмысленно уставившись на тенистый маленький дворик. Солнце уже садилось, уступая место ночной тьме… Да, она уедет, она должна уехать, и Витторио не остановит ее. Она грустно улыбнулась уходящим за горизонт виноградникам, словно прощаясь с ними. Если бы Витторио хотя бы попытался ее удержать, может быть, все еще сложилось бы по-другому. Поглощенная этими невеселыми мыслями, Лили не заметила, как совсем стемнело. Возвратившись в кухню, она удивилась — Витторио все еще был там.

— Что ты тут делаешь?

— Готовлю ужин, — ответил он, — у меня крошки не было во рту чуть не с самого утра, и у тебя, кстати, тоже…

— А как же Карло? Ты что, опять собираешься бросить его одного ночью?

— Карло не…

— …Не обделен ни любовью, ни средствами… — едко отозвалась Лили.

— Да прекратишь ты, наконец, или нет? — гневно оборвал ее Витторио. — Мой сын находится в полной безопасности, он спокоен и здоров, ему — во всяком случае, в данный момент — гораздо лучше, чем нам с тобой. — Он помолчал, словно собираясь с мыслями. — Лили, мы должны решить, как нам жить дальше, а потом уже обсудим, как быть с Карло. За него не беспокойся, с ним Джина, которую он любит. Она тоже его любит, и…

— Кто она, эта Джина? — насторожилась Лили. — На нее можно положиться?

— Джина замужем, у нее есть собственные дети, она добрая и великодушная женщина. Такова же и ее сестра, которая в данный момент присматривает за детьми самой Джины. В итальянских семьях так принято, мы все помогаем друг другу в беде. Просто мы все — одна большая семья!

Лили вдруг ощутила чувство жгучей зависти. Раньше она и не подозревала, что бывают такие отношения между людьми, — не знала, пока не приехала сюда, на холмы Тосканы, и не увидела сама, как держатся друг за друга эти люди, как они дорожат семьей, членом одной из которых могла бы стать и она. Но в ней играл дух противоречия.

— Да, в ваших семьях своеобразные отношения. Я впервые столкнулась с этим уже в самолете, встретив бедного Карло, возвращающегося домой после первого семестра в интернате, расположенном за тысячи километров от дома. Ему было семь лет, и…

Витторио резко швырнул нож и, схватив Лили за плечи, повернул ее к себе лицом. Его глаза потемнели от гнева. Он заговорил сквозь сжатые до боли зубы:

— Моему сыну уже почти восемь. Он не по годам умен и сообразителен. Британия дает лучшее образование в мире. Я желаю своему сыну только добра, его счастье для меня превыше всего на свете. И я не отрываю его от семьи, просто потому, что у него ее нет. У него нет ни братьев, ни сестер, ни матери, ни бабушек и дедушек. Семьи Росси больше не существует, остался только я, и, видит Бог, я делаю для мальчика все, что могу! Неужели ты этого не видишь, не понимаешь?

Лили смотрела на него, и долго сдерживаемые слезы вдруг закапали из ее глаз. Очнувшись от гнева, Витторио ослабил хватку, и девушка выскользнула из его рук. Она провела языком по пересохшим губам, чтобы произнести слова, которые рвались наружу из самой глубины сердца.

— Да, Витторио, — произнесла она хрипло. — Я понимаю это, я понимаю это потому, что… потому, что многое из того, о чем ты говоришь, испытала на себе!

Руки Витторио бессильно опустились; поднявшись к себе в спальню, она плотно прикрыла дверь, пытаясь подавить рыдания. Да, она действительно все это испытала на себе. Она не хуже многих знала, каково человеку расти без семьи, и порой даже гордилась тем, что самостоятельно сумела так хорошо приспособиться к жизни. Но теперь ей было больно. Она так хотела стать частью чьей-нибудь жизни, стать нужной, необходимой кому-то. Но для всех вокруг она оставалась посторонней. Возможно, отец любил ее, но он ушел из жизни. Ее мать всегда была целиком поглощена своим несчастьем, хотя нельзя сказать, что она совсем не заботилась о Лили. И вот теперь — не судьба ли это? — она полюбила человека, который не был свободен, не мог платить любовью за ее любовь и дать ей то, о чем она всегда так мечтала — семью…

— Кофе.

Лили подняла глаза, слегка удивленная тем, что не услышала, как он вошел. «Жалость к самому себе иногда так поглощает человека, что он полностью отключается от окружающего мира», — подумала Лили с досадой. Она зажгла свечу у кровати, хотя особой необходимости в этом не было — лунный свет ярко освещал спальню. Она села и подтянула ноги, прислонясь к высокой, резного дерева спинке кровати и взяла принесенную Витторио чашку с кофе.

— Спасибо, — тихо проговорила она.

— Тебе спасибо, что поставила меня на место: это иногда просто необходимо, — произнес он не свойственным ему мягким тоном. — Я как-то забыл, что и на твою долю выпало немало грусти и одиночества.

— Я не нуждаюсь в сочувствии или жалости…

— Не в этом дело. — Он присел на край кровати. — Ты прекрасно держишься…

— И отеческой заботы мне тоже не нужно!

Витторио глубоко вздохнул:

— Что я должен сделать, чтобы ты перестала так реагировать на мои слова?

— Ничего, и ты сидишь на моих ногах.

Он чуть отодвинулся от нее и отхлебнул кофе.

— Мы можем поговорить о Беллини?

— Почему бы нет? — ответила Лили. — Ты, вероятно, хочешь собрать полную и точную информацию о его действиях, прежде чем решить, «разбираться» с ним или нет?

— Я уже знаю достаточно для того, чтобы сделать с ним то, что партизаны сделали с Муссолини, — хмуро сказал Витторио. — Он оскорбил тебя и испугал моего сына. Но мне нужно знать, с чего все началось, почему он так повел себя?

— Почему?! — возмущенно переспросила Лили. — Ты хочешь сказать, что я спровоцировала его? Так ты считаешь, в происшедшем виновата я!..

Витторио был невозмутим.

— Послушай, Лили, если ты и дальше будешь передергивать каждое мое слово, я уйду, потому что не хочу, чтобы ты спровоцировала меня. Ты ведешь себя как капризный ребенок, и меня удерживает только то, что я знаю, каково у тебя на душе, и хочу помочь тебе.

— Каким же образом? Может быть, постоянными разговорами о том, как мои отец помог тебе в свое время?

Витторио начал выходить из себя.

— Слушай, мы можем поговорить, не поминая твоего отца, Карло, Кристину и еще половину населения Тосканы?

Витторио, безусловно, был прав, но Лили уже не могла остановиться.

— Что ж, если хочешь знать, Беллини показалось забавным то обстоятельство, что ты провел здесь ночь…

— Какое его дело и почему тебе пришло в голову сообщать ему об этом?

— Я ему ничего не сказала! У меня нет привычки с кем бы то ни было обсуждать мою интимную жизнь, просто здесь был Карло, и… и Беллини обо всем догадался сам… — Лили не хотелось говорить Витторио, что Карло невольно выдал их. — Вот он и решил, что это из-за тебя я раздумала продавать виллу.

— Раздумала продавать виллу…

— Да, — отрезала Лили, — но не думай, что причина этого — ты.

— А разве это не так? — проговорил тихо Витторио.

Неожиданно все куда-то ушло — сомнения, раздражение, боль, ревность к прошлому сидевшего рядом с ней человека. Лили ощутила тепло, исходящее от его тела, ей вдруг захотелось обнять его, прижаться к его груди и сказать, что она любит его, мечтает занять хотя бы маленький уголок в его сердце, но ей нет места в нем, оно всецело принадлежит прошлому!

Витторио ласково провел рукой по ее волосам, и Лили вдруг почувствовала сладкую истому; ее решение покинуть его, казавшееся окончательным и бесповоротным, было поколеблено. Пусть случится то, чему суждено быть… Но девушка взяла себя в руки.

— Ты — лишь одна из причин, — тихо сказала она, — ведь ты был близок с моим отцом…

— Прошу тебя, не надо больше говорить об ушедших. Речь идет о нас, о тебе и обо мне.

— Но ты спросил меня о Стефано Беллини. Я сказала ему, что не хочу продавать виллу, а если бы и захотела, то не смогла это сделать, ведь земля принадлежит тебе. Он ответил, что это не так и что у него есть документы, подтверждающие это. Он сказал, что ты обманываешь меня…

— И был прав, — спокойно подтвердил Витторио.

— Так ты мне солгал?! — удивленно воскликнула Лили.

Он едва заметно улыбнулся:

— Да, солгал. Бывают случаи, когда это допустимо.

— И какими же критериями ты при этом руководствуешься?

— Своими собственными.

— Но что же заставило тебя обманывать меня?!

— Я боялся потерять тебя, боялся, что ты соблазнишься предложением Беллини и навсегда уйдешь из моей жизни. Я слишком долго ждал тебя, Лили…

Она смотрела на него широко открытыми глазами, потемневшими от любви и надежды. Однако можно ли ему верить? В душе ее царило смятение, сердце учащенно билось, и слегка кружилась голова.

— Тебе не следовало обманывать меня, — сказала Лили. Но Витторио явно не испытывал раскаяния; он обнял ее за плечи и нежно притянул к себе. И она поддалась, вначале неохотно, ибо, как же можно верить самонадеянному лжецу? Но если любишь этого лжеца, как можно устоять? И девушка не устояла. Она подалась навстречу Витторио, крепко обнявшему ее и прижавшему к своей груди.