Золотой плен

ГЛАВА 11

— Я рада, что ты помнишь меня, Эрин.

— Помню ли я?.. — Сколько раз, закрывая глаза, Эрин слышала крики Мойры, но она не стала говорить об этом.

— Конечно, я помню тебя, Мойра!

Улыбка Мойры стала еще добрее.

— Сначала было не слишком хорошо, но теперь, как ты видишь, все в порядке, — сказала она спокойно.

Эрин хотела о многом рассказать, но не могла открыть рта. Она не могла справиться с шоком.

— Я была очень больна, — продолжала Мойра, подойдя к красивому сундуку у кровати, — но обо мне позаботилась сама Гренилде.

— Гренилде?

Мойра поколебалась, ее милые серые глаза вспыхнули на мгновение.

— Леди моего лорда Олафа, — сказала она тихо. — Она уже умерла… — Мойра передернула плечами и принялась что-то разыскивать в сундуке. — С тех пор я живу с Сигурдом, главным советником лорда Олафа, и я нахожу свою жизнь замечательной.

Она выбрала платье и положила его на кровать, потом принесла Эрин полотенце.

— Тебе понравится в Дублине, Эрин. Здесь всегда такое оживление! Школяры, аптекари, коробейники, монахи — все они приходят в Дублин.

Мойра подала полотенце. Эрин, все еще потрясенная, машинально приняла его.

— Замечательно, что король Дублина женился на ирландке, — сказала Мойра. — Всех здешних ирландцев это еще больше свяжет с норвежцами… Мы здесь совсем не страдаем, — добавила она быстро. — Олаф — очень справедливый человек. Но иногда его суждения странны. Мудрость, но не от сердца. Ты можешь стать его сердцем, Эрин.

Эрин опустила глаза. Его сердцем! Она не хотела разочаровывать Мойру, но глубоко сомневалась, что когда-нибудь тронет сердце Волка.

Она все еще не могла говорить. Мойра продолжала болтать, и это постепенно вернуло Эрин равновесие.

— Я выбрала светло-лиловое белье. Тебе подойдет?

Эрин кивнула. Она стояла неподвижно, ошеломленная, пока Мойра помогала ей одеваться.

— У тебя такие красивые волосы. Мне нравится помогать тебе одеваться.

— Мойра, — оправилась наконец от шока Эрин, — тебе не надо прислуживать мне, я сама могу позаботиться о себе…

Мойра засмеялась, и ее смех был похож на журчание ручейка. Эрин не могла поверить, что Мойра так счастлива.

— Я рада, что помогаю тебе, Эрин! Как будто у меня появилась маленькая сестренка. Садись, я расчешу тебе волосы.

Эрин покорно села, задумалась на некоторое время, потом обернулась.

— Мойра! Как ты можешь быть такой веселой… такой… как ты смогла забыть… простить?..

Вновь Мойра легко улыбнулась.

— Сначала я просто хотела выжить, и я выжила. Потом меня хорошо лечили. Я живу среди этих людей уже три года. У меня есть хорошая еда, хорошая одежда. И я… благодарна лорду Олафу, я полюбила многих здешних жителей. Эрин, есть вещи, которые нельзя изменить. Олаф взял Дублин, и он останется здесь. Как рожь в поле гнется под ветром, так и мы должны смириться, когда ничего не можем изменить.

Эрин отвернулась от Мойры.

Мойра снова нерешительно заговорила.

— Пожалуйста, Эрин, прими все как есть. Если ты попытаешься убежать от законного мужа, ты нарушишь договор отца. Викинги будут унижены, потребуют возмездия, снова начнутся войны.

Мойра замолчала.

Эрин закрыла глаза, борясь со слезами. Мойра была права, она не могла убежать.

Это было так больно сознавать. Сама жизнь насмехалась над ней. Казалось, что все вокруг померкло, так велико было ее отчаяние. Она открыла глаза.

— Не беспокойся, Мойра, — сказала она тихо. — Я не убегу.

Движения гребня по волосам были приятны.

— Ты увидишь, что жизнь здесь очень похожа на жизнь в Таре. Большинство норвежских женщин добры. Мы занимаемся рукоделием в прелестных, залитых солнцем комнатах, как и в Грианане. Тебе найдется дело, Эрин. На ночь надо готовить много еды, и всех едоков обносить строго по чину, а скоро еще прибудут ирландские лорды.

Эрин потерла лоб. Если она не сможет избежать унижений, которые последовали после женитьбы, она должна, как и Мойра, принять все как есть, стараясь быть выше. Она приложит все усилия, чтобы быть не только безупречной королевой. Она будет находить отраду, помогая своему народу, и станет держаться в стороне от мужа. Он заявил, что не хочет, чтобы она страдала. Он обещал оставить ее в покое, если она не будет так досаждать. Эрин увернулась от рук Мойры и подняла голову.

— Ты должна помочь мне, Мойра. Этот союз заключили мужчины, и я сомневаюсь, что женщины смогут принять его.

— Все не так плохо, — убеждала Мойра. — Многие уже взяли в жены ирландок. Не двигайся, я закреплю твои волосы. Мы поищем твою сестру, а потом пойдем в солнечные покои.

Эрин все еще хотела задушить Беде или, по крайней мере, задать ей взбучку — так, чтобы зубы у нее застучали. Но когда она увидела напряженное лицо сестры и ужас в ее глазах, когда та вошла в покои, то решила сдержаться. Беде никогда не обижала ее, пока она, как и Аэд, не уверилась, что необходимо принести жертву во имя Ирландии, и на то есть воля Божья.

Беде подошла к Эрин и обняла ее со слезами.

— Сестра, прости меня…

Простить… «О, Беде, — думала Эрин, — ты не сознаешь и половины того, что ты сделала! Но я все же люблю тебя, и ни ты, ни я ничего не можем изменить. И вряд ли будет хорошо для новой ирландской королевы душить ирландскую монахиню».

Она отстранилась и поморщилась.

— Пойдем, Беде, Мойра собирается научить нас, как жить среди волков.

В солнечных покоях было несколько женщин, из них только две ирландки. Эрин никогда прежде не встречалась с норвежскими женщинами и была очарована их одеждой. Они носили длинные светлые платья с разными типами рукавов, а не обычные цельнокроеные ирландские робы под тяжелыми шерстяными туниками. Ирландцы очень гордились своими брошами на плащах, норвежские женщины использовали подобные броши, чтобы держать свои туники высоко на плечах. Руки их украшало множество золотых колец и браслетов. Они любили ожерелья из стекла и камней. Эрин поняла, что изобилие дорогих украшений свидетельствовало о принадлежности женщин к благородному сословию.

Она никогда не носила много украшений, хотя и была любимицей отца. У Мойры были золотые гребни в волосах, и одета она была в простое льняное платье. Интересно, одеваются ли норвежские женщины в шелка, или эта прекрасная ткань имелась только у нее, так как ирландские купцы установили торговые связи с испанскими и итальянскими католиками?

Эрин замерла на пороге комнаты, где занимались рукоделием. Она была чужая здесь, хотя и выше всех по положению. Но Беде, всегда уверенная, что ее направляет Бог, смело вошла внутрь, Мойра представила женщинам Беде как христианку и принцессу Тары, а Эрин как королеву Дублина.

Эрин чуть не рассмеялась. Олаф не стал ее мужем. Она не могла думать о нем как о муже, а значит, она не являлась и королевой. Она была игрушкой в руках ее отца и Волка.

Женщины не пригласили сразу Эрин в свой круг, но Беде, посмотрев на Эрин, поняла, что ее сестра произвела наилучшее впечатление. Неприятие постепенно исчезло из глаз женщин, когда Эрин спокойно заговорила и попросила их совета и помощи.

Она провела с женщинами три часа, выслушивая предложения, от которых у нее закружилась голова. Мойра, которая находилась сзади, наконец, прервала их и сказала, что Эрин должна встретиться с кухаркой. Эрин взглядом попросила Беде сопровождать ее, но Беде покачала в ответ головой. Понимая, что сестра надеется узнать побольше для нее, или, может быть, попытаться обратить женщин в свою веру, Эрин кивнула и вышла.

— Мойра, — спросила Эрин, ее глаза приковывала красивая резная лестница, которая вела со второго этажа в огромную трапезную залу, пустующую сейчас, исключая нескольких старожилов, которые строгали что-то у огня и улыбнулись, завидя их, — почему ты не присоединилась к разговору? Мне кажется, что ты знаешь гораздо больше…

Ее перебил смех Мойры с нотками горечи.

— Эти женщины — жены викингов-героев, а я только любовница Сигурда.

— Но они не должны иметь больше прав, чем ты, — сказала Эрин. ~

— Оставь, Эрин, я вполне счастлива, но это не меняет того обстоятельства, что я захвачена во время сражения.

Эрин не успела ничего ответить. Они миновали одно крыло U-образного здания и вышли в маленький садик. Она была поражена, увидев мужчин, тренирующихся в битве на мечах и топорах в отдалении на холме.

Мойра уловила ее взгляд.

— Они делятся опытом в боевом искусстве, — сказала Мойра, — мне кажется, некоторые твои братья и кузен Грегори сейчас там.

— А мой отец? — Голос Эрин прозвучал хрипло.

— Твой отец вернулся в Тару.

Эрин с трудом сглотнула. Он покинул ее, и то же самое вскоре сделает Беде. Она останется одна в осином гнезде, если не считать Мойры, которая стала послушной служанкой.

Мойра повела Эрин во второй коридор U-образного здания. Здесь были многочисленные рабочие комнаты: кухня, кузница, прачечная, хранилище продуктов и помещения для животных. Кухня оказалась большой комнатой с огромным глиняным камином посередине, где на тяжелых цепях были подвешены вертела. Глиняные печи для выпечки хлеба выстроились по одной стороне длинной стены; утварь была разложена на деревянных полках. Эрин изумилась, увидев, как течет вода из деревянных труб. при повороте рукоятки в огромные чаны. И женщины, и мужчины-по большей части ирландцы — надевали мясо на вертела, помешивали варево в котлах, замешивали тесто на огромных досках. Молодая девушка сидела в дальнем углу и ощипывала птицу; другая снимала сливки со свежего коровьего молока для крема. Ароматы на кухне царили божественные.

— Познакомься с Фрейдой, — сказала Мойра, — она здесь главная. Если тебе что-нибудь не понравится, скажешь ей.

Мойра тревожно оглядела этот рабочий люд, ее взгляд задержался на пышной женщине с длинными растрепанными волосами и в короткой робе, отдававшей приказы суетливому маленькому мужчине, который поворачивал вертел с мясом. Они разговаривали на ирландском, что не удивительно, потому что женщина была темноволосой, не похожей на норвежку.

— Мойра, что это?

— Ничего. Пошли к Фрейде.

Фрейда оказалась приятной, чуть полноватой женщиной, с прекрасными веселыми глазами. Она приветливо улыбнулась Мойре, потом взглянула на Эрин.

— Ты просто замечательная девушка, — сказала она, — красавица для нашего славного короля Олафа.

Эрин слегка зарделась, когда женщина без тени смущения коснулась ее бедер, определяя их размер.

— Ты худая, но где надо — ничего. Я прослежу, чтобы ты как следует ела, и у нашего короля будет куча сынишек. Эрин смущенно опустила глаза, а Фрейда засмеялась.

— Мы каждое утро будем обговаривать блюда для вечерней трапезы. Сегодня я уже выбрала еду, но ты можешь что-нибудь изменить.

— Нет, — быстро ответила Эрин, — я доверяю тебе в данном вопросе. Я скоро изучу вкусы воинов.

Эрин почувствовала вдруг, что пышная женщина, распекавшая кухарку, смотрит на нее. Она обернулась, с удивлением отмечая, что невзлюбила свою соотечественницу. Та смотрела на Эрин насмешливо, вызывающе, потом повернулась и ушла из кухни, виляя бедрами.

Разговор с Фрейдой закончился, и Эрин вдруг вспомнила, что ничего не ела за целый день.

— Мойра, можем мы поесть чего-нибудь…

Глаза Мойры расширились в ужасе.

— Прости, я забыла. Мы в основном едим вечером, когда собираются все. Отныне я буду приносить тебе еду утром. Прости.

— Мойра, пожалуйста, не извиняйся. — Эрин чувствовала себя неловко, потому что Мойра прислуживала ей, хотя Эрин и нравилось ее общество. — Давай поищем что-нибудь поесть.

Они получили огромные куски сочной говядины, которой Эрин наслаждалась, пока не вспомнила, что скот был гоже военной добычей Олафа. «Я ем ирландскую еду, — думала она, смакуя вкусную пищу, — а Мойра прислуживает свиньям на своей собственной земле».

Потом она вспомнила о других ирландках, в частности о той, что так дерзко смотрела на нее.

— Мойра, — спросила она, — кто та женщина, которая смотрела на нас?

Мойра облизала пальцы.

— Это… это Мэгин.

— Она тоже захвачена в бою?

— Да. Датчанами, я думаю. Она уже жила в Дублине, когда сюда пришел Олаф.

— Она так смотрела, как будто имела власть здесь. Она разве не служанка?

Мойра опять заколебалась, и Эрин заметила это.

— Мэгин… да… Полагаю, она служанка. Пойдем, я еще многое хочу тебе показать.

Эрин провела остаток дня, изучая все, что касается ее нового дома. Она встречалась с портными, прачками и другими слугами. Узнала, что у нее будет особая зала для встреч с теми, кто желает наняться на службу, и от нее также требовалось разрешать мелкие споры между женщинами.

Но кроме того, она узнала, что норвежцы — любопытный народ и очень умелый, к ее удивлению. Кроме боевого искусства, они также хорошо умели вести дом. Она обнаружила, что норвежцы могли бы ей понравиться, как понравились Риг и Фрейда.

Когда сумерки перешли во тьму, Эрин вернулась в свои покои подготовиться к вечерней трапезе. Она делала это наскоро, не желая, чтобы Олаф застал ее за этим занятием. Когда Эрин нервно вытирала руки и лицо, она думала о странной женщине в кухне, Мэгин, которая смотрела на нее с таким высокомерием. Мэгин — с пышными формами, качающимися бедрами и страстными глазами. Эрин вдруг поняла, что существует только одно объяснение. Мэгин была любовницей Олафа. Горячая волна боли захлестнула ее.

«Почему это меня заботит?» — спросила она себя. Она не собиралась оспаривать свои права в этом вопросе. Так еще лучше. Но на что она могла надеяться в этом сумасшедшем мире? Она не хотела бы снова испытать такое же унижение, как этим утром или прошлым вечером и намеревалась держаться подальше от Олафа. Она вынуждена принять все как есть и не будет больше предпринимать глупых попыток сопротивляться.

Несмотря на внешнее спокойствие, внутри у нее все дрожало. Очевидно, все знали о Мэгин. Не в силах больше думать о ней, Эрин выбежала из комнаты, возвратилась по ступеням в трапезную залу, и вдруг у нее схватило желудок от нервного возбуждения. Она должна будет сидеть за трапезой около своего мужа как королева. Увидев Ниалла и Беде, стоящих около камина, который обогревал большую залу, она почувствовала облегчение и подошла к ним.

— Ниалл!

Глаза ее брата была усталыми и задумчивыми, но когда он посмотрел на нее, они приобрели трагический оттенок.

— Эрин!

— Ты здесь останешься?

— Ненадолго. Потом я должен вернуться в Улстер.

Она захотела обнять его, сказать ему, что он ни в не виноват, но если она так сделает, то непременно расплачется. Беде наконец нарушила тягостное молчание.

— Здесь останутся многие ирландские женщины, Эрин. Ты не будешь одинока. Ты знаешь, что Олаф смирился и поощряет изучение христианства? Скоро ты почувствуешь себя здесь как дома, Эрин.

Нет, дом остался в Таре. Здесь все чужое. «Я окружена врагами», — подумала она горько, но ничего не сказала.

— Брайс и Лейт останутся на несколько месяцев, предположил Ниалл, имея в виду двух младших братьев. А Грегори — как ты того пожелаешь.

Грегори. Слава Богу, что хоть Грегори. «Я не буду одинока», — подумала Эрин с облегчением.

В зале, постепенно заполняющейся людьми, вдруг установилась тишина. Эрин обернулась и увидела Олафа, как бы окруженного сиянием. Плащ развевался за его высокой золотистой фигурой. Он был подобен богу.

Быстрым взором он окинул залу, заметил Эрин и протянул ей руку.

Эрин подошла к нему с гордо поднятой головой, помня наставления матери.

Она чувствовала тепло его руки, когда он молча вел ее к красивым резным стульям во главе стола. Как только она села, он отпустил ее руку, как будто прикасался к чему-то грязному.

«Это проверка», — подумала Эрин, молча негодуя на судьбу, которая предначертала ей жить в унижении, ей хотелось убежать, разрыдаться, забиться в ярости. Это была проверка, собирается ли она быть послушной женой, как он хотел, или нет.

Норвежцы и ирландцы направились к своим стульям. Беседа в зале возобновилась, когда новоявленные союзники устало оглядели друг друга. Слуги вносили блюдо за блюдом.

— Итак, как ты сегодня ела?

Эрин всегда ощущала его взгляд. Она уставилась в свою тарелку, где аккуратно резала ножом кусок мяса.

— Хорошо, — ответила она сдержанно и почувствовала, как поднялись его золотые брови, как сжались его пальцы вокруг кубка.

— Я надеюсь, ты изучила круг своих обязанностей?

— Я выросла в Таре, Норвежский Повелитель. Я уверена, что ни одна задача не покажется мне слишком труд-Ной… здесь. — Она говорила тихо, ее сарказм походил на обоюдоострый нож. Возможно, она смирилась с некоторыми вещами, но не примирилась с этим мужчиной, сидящим рядом с ней. Каждый нерв ее трепетал, когда он был рядом, и она подумала, что если уж она здесь, то не позволит унижать свое достоинство. Победитель или нет, он не будет помыкать ею, если только не застанет ее врасплох. Олаф, не ответил и повернулся к мужчине, сидящему рядом. Эрин осмотрела залу. Очевидно, что для прочного мира между норвежцами и ирландцами потребуется время. Норвежцев было значительно больше, чем ирландцев, и некоторые из них считали, что у Олафа помрачился рассудок, если он ужинает с врагами.

— Ты думаешь, начнутся волнения?

Эрин испугалась, заметив, что муж снова смотрит на нее, но лишь пожала плечами.

— Нет, мой господин. Я так поражена увиденным, что ни о чем подобном не думаю. Мне следовало, однако, молить у Бога мира, ведь твои воины имеют преимущество перед настоящими наследниками земли.

Он наклонился к ней. Она ощутила его дыхание на своих щеках, когда он медленно заговорил.

— А, так если бы ирландцы перевесили норвежцев, ты была бы счастлива видеть, как проливается кровь? Моя, в частности?

Эрин обернулась к нему, улыбка искривила ее губы, в ее глазах стоял лед.

— Олаф, я никогда не мечтала ни о чем другом.

Как и раньше, ее речь была спокойна. Он улыбнулся в ответ, его рука легла ей на плечо, как если бы они были влюбленными, ласково перешептывающимися друг с другом.

— Ты все еще думаешь убить меня и сбежать?

Этот вопрос был задан спокойным тоном, как если бы речь шла о цвете неба.

Его прикосновение породило легкую дрожь в позвоночнике. Она презрительно посмотрела поверх его сильной большой руки, свисавшей с ее плеча, и опять перевела взгляд на него.

— Нет, мой господин, я не хочу беды моему народу. Я подожду, придет время, и датчане раскроят тебе череп.

Она была удивлена, что он нашел подобное заявление забавным, засмеялся, и его смех был теплым и хриплым. Опасный смех. Слабая дрожь пробежала по ее телу, и она перевела взгляд на фокусников. Олаф опять слушал своего соседа справа. Эрин посмотрела на викинга, сидевшего на почетном месте. Он был высокий, но не такой как Олаф, и с более короткими огненными волосами. Его глаза были серо-голубыми. Он взглянул на нее, но не сказал ничего, только фыркнул, из чего Эрин заключила, что он не очень-то любит ирландцев, но как женщину он ее оценил. Интересно, это и есть Сигурд, про которого говорила Мойра. Возможно. Бедная Мойра.

С ней никто не заговаривал. Викинг справа от нее был поглощен беседой с ирландцем, сидящим рядом.

Она молилась, чтобы трапеза поскорее закончилась. Беде и Ниалл сидели далеко, по ту сторону стола, а Грегори и вовсе не было видно.

К своему ужасу, она узнала, что корабли викингов только что вернулись из путешествия в Испанию. А трапеза продолжится, о чем свидетельствовали свежие фрукты, разложенные на огромных блюдах.

Она съела половину апельсина, чувствуя себя такой одинокой, как никогда. «Как я вынесу все это?» — думала она. Она сделала большой глоток эля и откинулась на спинку стула. Может, ей удастся притвориться больной и ужинать в своих покоях в одиночестве.

Фокусники закончили представление. Какой-то человек стал рассказывать легенду о короле викингов Фаирхире, который боролся с богом Фрейем. Легенда была забавной, и Эрин отвлеклась. Человек закончил рассказ и низко поклонился. Ему выразили благодарность громкими возгласами, и Эрин подумала, что сейчас начнется другой рассказ. Вместо этого из-за стола поднялась женщина и приказала ему удалиться. На его место вышли танцоры, но Эрин не смотрела на них. Женщина насмешливо с откровенным вызовом взглянула на нее. Это была Мэгин.

Она улыбнулась Эрин через всю залу. Потом, дерзко сверкнув страстными глазами, села и громко засмеялась в ответ на какую-то шутку. Эрин почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо от негодования. Она посмотрела на Олафа, он с интересом наблюдал за сменой представления, рассеянно улыбаясь Мэгин, и вернулся к разговору о кораблестроении с рыжим великаном.

Но потом Эрин заметила, что многие женщины в зале, и ирландки, и норвежцы, смотрят в ее сторону. Жалость и любопытство угадывалось в их глазах, но, увидев, что она замечает их взгляды, они отворачивались. Она высоко держала голову, пока не сочла, что с нее довольно, она встала и заметила строгий взгляд Олафа.

— Я хочу уйти, мой господин. Мое путешествие сюда было утомительным, и я не выспалась.

Он пожал плечами, словно ее присутствие не играло большой роли.

Эрин вышла из залы. Мойра ждала ее в покоях.

— Почему ты не в зале? — спросила Эрин.

— Я предпочитаю избегать трапезной вечером, — сказала она спокойно.

Эрин почувствовала, что сейчас разразится истеричным смехом.

— Ты скрываешься здесь, потому что ты живешь с Сигурдом, в то время как эта… эта ведьма выставляет себя напоказ!

Мойра подняла брови, но ничего не ответила. Эрин устало закрыла глаза.

— Прости, Мойра. Ты вольна делать как хочешь.

— Пошли, Эрин. Я помогу тебе.

Эрин стояла, пока Мойра помогала ей облачиться в ночное одеяние. Они не проронили ни слова.

— Эрин, может, поговорим? — спросила Мойра, расчесывая ей волосы.

Эрин покачала головой. Она не могла говорить, она еще не разобралась в своих чувствах. Ее не заботило, что все знали, что любовница Олафа имеет больше власти, чем законная жена. Ей не было дела до того, что Олаф улыбался через весь стол Мэгин. Ее не беспокоило, что мужчина который делил с ней ложе, чтобы только посмеяться ней и подчинить ее, лежал обнаженный рядом с другой женщиной из ее народа, которая определенно хотела доказать свое превосходство.

— Пожелаю тебе спокойной ночи, — сказала тихо Мойра, подойдя к двери и стараясь улыбнуться. — Скоро придет лорд Олаф.

Когда дверь закрылась, Эрин почувствовала, что слова Мойры снова привели ее в смятение. Она хотела противостоять Олафу. Она готова была разрыдаться от горькой обиды. Она хотела домой.

Она упала на широкую низкую кровать, размышляя с горечью, зачем ему входить в эти покои, когда очевидно, что ему приятнее спать где-то еще. «Наверное, нам следует жить в разных комнатах, — думала она. — Он будет свободен, и я тоже. Мы не будем постоянно воевать. Ведь только насмехается надо мной».

Она услышала его шаги, скрип двери и закрыла глаза. Она чувствовала каждое его движение, пока он раздевался. Она ощущала его приятный запах, когда он подошел к кровати. И понимала, что он смотрит на нее.

— Руки, Эрин, — сказал он спокойно. — Я вовсе не хочу, чтобы ты превратила себя в счастливую вдову этой ночью.

Она замерла, борясь со слезами. «Нет, только не это думала она, — пожалуйста. Но не могу же я просить его.

Она перевернулась и посмотрела пристально ему в лицо. Он не казался таким страшным сегодня. Даже в глазах появились искры сожаления.

У нее пересохло во рту. Ей хотелось наброситься него. Как можно так обходиться с ней, когда он обещал отцу уважительно к ней относиться! Но, с другой стороны она не могла вынести еще одну ночь, будучи связанной. Эрин облизала губы:

— Я ничего не буду предпринимать. Я… я обещаю.

— Хотелось бы верить. — Его голос был и решительным, и извиняющимся одновременно. — Давай сюда руки. Несмотря на то, что ты желаешь мне смерти страшными способами, я не хочу причинять тебе вред. Но мне придется это сделать, если понадобится.

Он отдавал себе отчет в том, что говорит, и она не хотела перечить ему. Она не хотела драться снова, хотела ощущать сильную энергию его тела. У нее начала дрожать губа. Но она не могла допустить, чтобы он видел это. Сжав зубы, она покорно сделала то, что он велел.

Олаф начал связывать руки шелковым поясом, потом остановился, пытливо посмотрев ей в глаза. Вдруг он отпустил ее. Его голос стал строже.

— Если ты снова попытаешься убить меня, убедись сначала, что у тебя выйдет это. Так как, если ты сделаешь попытку пролить кровь, но я не умру, ты получишь двадцать плетей. Так поступают с мелкими преступниками.

Эрин ничего не сказала. Его предостерегающие глаза оставили ее: он двинулся потушить свечи. Потом лег на кровать рядом с ней, оставив расстояние между ними — бездну, которая никогда не может быть пересечена.

Она спала плохо, даже будучи свободной, она не шевелилась. Он был как сильная парализующая энергия, и Эрин не хотела бы, чтобы эта энергия ее захлестнула. Она долго размышляла, как переживет эту ночь, последующую, еще одну. Она не выдержит, уверяла она себя, Она попросит его, чтобы им устроили отдельные комнаты. И она как-нибудь заставит Мэгин понять, что она здесь королева, а не похотливая предательница-ирландка, домогающаяся врага.