Званый ужин

Десерт

— Говоришь, мышка-норушка? Но держу пари — губных дел мастер.

Он выдохнул фразу вместе с морозным облачком, как только Полин вернулась в дом, — и расхохотался, сверкнув в темноте зубами. А потом заговорщически ткнул Роджера локтем в ребра, самую малость переборщив, так что тот задохнулся.

Клайв не может быть гомиком… Просто не может. Сколько раз Роджер слышал от него подобного рода шуточки. Большего любителя баб еще поискать. Как-то Клайв признался, что при взгляде на любую женщину, даже случайную прохожую, моментально представляет, как она трахается. Было время, и Роджер ему не уступал, а теперь женщины его не волнуют. Любовь к Джуди с годами лишь усилилась… а он-то считал, что будет все наоборот: как только восторг новизны пройдет, жена ему надоест, ее тело перестанет возбуждать и опротивеет. Ничего похожего. После многих лет брака Джуди превратилась для него в богиню, напрочь затмив всех остальных. С другой женщиной он себя просто не мыслил.

Оставшись в одиночестве, Роджер побрел по дорожке мимо сарая, из которого пахнуло какой-то дрянью, дальше — мимо розовых кустов. Он вдыхал свежий ночной воздух, но тяжесть из груди не уходила.

Роджер понимал, что его чувства к жене далеки от обычных. Едва ли не все друзья уже завели интрижку на стороне или подумывали о том, как бы завести интрижку на стороне. Кое-кто из них даже признавался в отнюдь не платоническом влечении к его Джуди — безнадежном влечении, разумеется! Никто не собирался посягать на жену Роджера, они просто льстили ему, хвалили его выбор — как хвалили выбор машины или нового дивана.

Клайв тоже не скрывал от него своих походов налево. Если верить Клайву, жене он изменил как минимум пять раз, причем дважды — пока она ждала их сына. Роджер измен не одобрил. Не из обостренной нравственности и не из особой симпатии к Хайди. Роджеру претило то, как Клайв описывал свои победы. Что-то было отвратительно-скользкое в конспираторском шепотке Клайва в самое ухо, словно Роджер был соучастником его паскудств, и в гнусных фразах.

— …она урчала, Роджер… клянусь, натурально урчала, как кошка…

— …абсолютно ненасытна, ей-богу, ей все было мало… на коленях передо мной ползала… умоляла еще и еще…

— …ты не поверишь, куда она хотела. Ну? Допер? Высший пилотаж, старик.

И как теперь ко всему этому относиться? В каком свете теперь предстают байки Роджера? Неужто все его урчащие кошечки были… мужиками?

Гомофобом Роджер никогда не был. Спроси его, как он относится к геям, — ответил бы, что это их личное дело, выбор каждого и так далее. Желание мужика забраться в постель с мужиком было выше его понимания, однако если кому-то хочется — на здоровье. Но чтобы Клайв Стилбурн…

Хайди Стилбурн нисколько не привлекала Роджера. Пышная грудь, пухлые губы, круглощекое лицо… на его вкус — слишком ее много, этой Хайди. Впрочем, это только на его вкус. Роджер знал, что большинство мужиков готовы отдать правую руку за шанс переспать с Хайди. Какого черта Клайву не хватает?

Скорее всего, Джуди ошиблась. И вообще — откуда она узнала?

— Для этой женщины тайн не существует, — буркнул он, сам ответив на свой вопрос. И чуть не упал, споткнувшись о невесть откуда взявшегося кота.

Грудь по-прежнему давило. Весь вечер промучившись одышкой, он надеялся, что свежий воздух поможет. Но на деле стало только хуже. Ночь, казалось, решила его прикончить.

Дом встретил Роджера странной тишиной. На кухне Полин подняла глаза от газеты, улыбнулась, и он ответил нервозной улыбкой.

— Тэкстоны спустились? — спросил он.

— Не-а. — Полин выразительно покачала головой. — А когда появятся, она десерта точно не попросит.

Полин снова уткнулась в газету, а Роджер неуверенно двинулся в сторону гостиной.

У самой двери его что-то остановило — невнятный звук? Злобное шипение? Громкий шепот? Что бы это ни было, оно донеслось из гостиной. Ладонь Роджера легла на медную ручку, повернула, очень медленно.

— Сука! — раздалось вновь. Голос… голос Клайва Стилбурна — тот самый голос, что нашептывал Роджеру о страстных ночах со страстными любовницами.

Две головы в унисон повернулись на звук открывающейся двери; две пары испуганных глаз уставились на него поверх спинки дивана. Джуди и Клайв. Наедине, в пустой комнате.

— Дорогой! А я уже начала волноваться. — Джуди пригладила волосы. Ее голос был резок и чуть заметно дрожал.

Какое странное ощущение… Роджер пересек комнату, тяжело привалился к камину и остановил взгляд на сидящей перед ним паре. Грудь давило все сильнее.

Что-то здесь не так. Но что? Сцена как сцена, вполне обыденная. Клайв и Джуди сидят по углам дивана, на благопристойном расстоянии. Джуди в той же позе, в какой Роджер ее оставил, — с поджатыми под себя ногами. И ее туфли на том же месте, рядом с диваном. Клайв развалился вальяжно — ноги врозь, одна рука вытянута вдоль спинки, во второй бокал с виски.

И все же что-то не так. Роджер кожей чувствовал — появился не вовремя. Нарушил любовный тет-а-тет?.. Сука! Не слишком нежное обращение к любовнице.

— Ну? И чем вы тут занимались? — спросил он и закусил губу, пожалев о своей беспечности.

— Поболтали немного. Верно, Клайв? — Перед ним была прежняя хладнокровная Джуди. Если бы не расширенные зрачки… — Нам было о чем поговорить.

— Например? — Роджер не сел, а рухнул в кресло, закинул правую ногу на левую, передумал, поменял ноги и поискал глазами свой бокал.

— Да так… О том о сем. — Ее жесткая улыбка совсем не понравилась Роджеру.

— А все-таки? — Свинцовая тяжесть уже добралась до горла. Голову словно зажало в тиски, казалось, если попробует двинуть шеей — что-нибудь непременно треснет.

— Я смотрю, тебе не повредит выпить, — сказал Клайв. — Позволь за тобой поухаживать. Виски? — Он поднялся и прошел к бару, оказавшись спиной к Джуди и Роджеру.

— Минералки со льдом. Я за рулем. Пожалуй, пить больше не буду.

Роджер безуспешно пытался поймать взгляд жены.

— Дорогая… — Продолжения он не придумал.

По-прежнему не глядя на него, Джуди прижала палец к губам, что во всем мире означает одно: ш-ш-ш. Ни слова.

— Джуди… — Роджер терялся в догадках. Что она хотела сказать? Ее жест вроде бы предполагал некую тайну между ним и Джуди, а не между Клайвом и Джуди, как это выглядело со стороны. «Клайв рядом, так что молчи», — говорила своим жестом Джуди, хотя еще несколько минут назад о чем-то секретничала именно с Клайвом, а не с собственным мужем.

— Держи. — Клайв протянул воду. Бокал приятно холодил взмокшую ладонь Роджера.

— Клайв у нас такой милый, — сказала Джуди. — И великодушный.

Перед глазами Роджера по-прежнему стояло лицо Джуди с прижатым к губам пальцем. Ш-ш-ш, дорогой, ш-ш-ш. Но в ее взгляде не было и намека на нежность — расширенные зрачки выдавали крайнее возбуждение.

— Великодушный? В каком смысле?

Великодушие не вписывалось в сложившийся у Роджера образ Клайва. «Сука!» — услышал он снова голос, в котором не было и намека на великодушие. Клайв вернулся в свой угол на диване и невидящим взглядом уставился в бокал. Казалось, он ничего не слышал.

— Нет, ты погляди на него — стесняется. — Джуди ущипнула Клайва за щеку, точно робкого мальчугана. Тот и отреагировал по-детски — дернулся, покраснел и отвернулся.

Джуди перевела взгляд на Роджера:

— Я поделилась с Клайвом нашей мечтой уехать куда-нибудь на пару месяцев, отдохнуть от детей, побыть вдвоем.

— А мы разве?.. — Роджер осекся.

Вот так новость. Он прокрутил в памяти весь вечер — свое признание, реакцию жены. Джуди собиралась позвонить психоаналитику, просила не переживать и обещала, что все наладится. Ни о каком отпуске речи не шло. Роджер разозлился. Могла бы сначала ему сообщить, прежде чем трепаться Клайву.

Ш-ш-ш, дорогой. В мыслях Роджера жена продолжала держать палец у губ, и он с удовольствием вообразил, как подходит к ней и смахивает этот дурацкий палец, будто сухую веточку.

— Ах, ну да. — Роджер постарался скрыть изумление.

— А Клайв рассказал, что они с Хайди как раз собираются снять виллу в Тоскане — на полгода или около того, поскольку у Клайва много работы во Флоренции.

— Ненавижу гостиницы, — угрюмо вставил Клайв. — Особенно во Флоренции. Жуткие дыры, набитые жуткими людишками.

— А мне во Флоренции попадались очень неплохие отели, — сказал Роджер, но Джуди перехватила инициативу:

— Клайв нас приглашает пожить на вилле — говорит, мы можем приехать когда хотим и оставаться сколько захотим. Как тебе?

— Прекрасно. — Радости в голосе Роджера не было, несмотря на все его старания. — Очень великодушно, Клайв.

Тот пожал плечами, лицо перекосилось в улыбке.

— А на что еще нужны друзья… — Клайв поперхнулся, закашлялся и сделал большой глоток виски.

Сука! Возможно ли, чтобы это было сказано в шутку? Может быть, Клайв рассказывал анекдот? Или Роджер ослышался? Дверь была закрыта… Нет, Роджер был уверен, что все расслышал правильно и Клайв вовсе не шутил.

Ему опять вспомнилось, как потрясла его Джуди заявлением, что все знает о его новой страсти и что все уладит. Его утешил неколебимый оптимизм жены… тогда утешил. Но сейчас Роджера грызло беспокойство, и это еще мягко сказано. Уж больно все таинственно… «Свои маленькие тайны есть у каждого», — сказала Джуди и привела в пример… Клайва Стилбурна с его любовью к мальчикам и, в частности, к какому-то блондину из Австралии…

Роджер в упор посмотрел на Клайва, отметил и нервное звяканье кубиков льда в бокале, и бисеринки пота на лбу, и улыбку — чересчур широкую, чтобы быть искренней.

— А где Хайди? — вырвалось у него. — Она знает, что ты позволил нам нагрянуть к вам на виллу когда пожелаем?

— Об этом не волнуйся, — после паузы ответил Клайв. — Она вас обоих обожает.

Роджер кивнул.

— И все же… У меня странное чувство, что ты уступил уговорам моей жены. Убеждать она умеет.

— Но, дорогой! Да разве я посмела бы…

Ее ухмылка бросала Роджеру вызов: «И что ты этим хотел сказать, дорогой?» Взгляд же откровенно призывал: «Больше ни слова. Тема закрыта».

Как далеко готова зайти его жена, чтобы сохранить жизнь, к которой привыкла, которую любит, которой наслаждается? Как далеко готова она зайти, чтобы защитить свой брак, детей, репутацию… самого Роджера, наконец? Решится ли она на ложь, угрозы, шантаж? Роджер смотрел на женщину, ставшую для него буквально всем, на женщину, без которой сам он превратился бы в ничто… без которой его бы просто не было. Водя пальцем по кромке бокала, она что-то ворковала о Флоренции, оливковых деревьях и залитых солнцем виноградниках.

Нет. Что это с ним, черт возьми? Откуда эти черные мысли? Так-то он благодарит ее за ее самоотверженность? Любая другая собрала бы манатки и бросила проигравшегося в пух и прах мужа. Любая, но не Джуди. Она убедила его не уходить и постаралась развеять его тревоги. И первым делом подумала о враче, а сейчас воспользовалась парой минут наедине с самым богатым из друзей, чтобы обеспечить им укромный уголок, где можно отвлечься и выработать планы на будущее. Наверняка это далось ей непросто. Наверняка пришлось унижаться, возможно, даже признаться кое в каких финансовых проблемах, чтобы вытянуть из Клайва приглашение. Роджер не сомневался, что она призвала на помощь весь свой шарм и острый ум и упирала на дружбу, а не на нищету семейства Маршаллов. Нет и еще раз нет. Наверняка он ослышался. Не мог Клайв обозвать ее… Должно быть, рассказывал анекдот. Точно. Это была реплика из анекдота. Никаких тайн, никакого шантажа. Шутка, только и всего.

Роджер поставил бокал на стол и принялся хрустеть пальцами, выщелкивая одну косточку за другой.

— Прошу тебя, дорогой.

— Извини. Я бы не отказался от десерта. Где Тильда?

— Думаю, болтается поблизости от ванной, караулит Тэкстонов. — Джуди спустила ноги с дивана, стряхнула несуществующие крошки, надела туфли и встала. — Пожалуй, проверю, как там дела. Заодно и остальных соберу. Пора бы закругляться. Здорово нам Тэкстониха вечер изгадила.

У самой двери она остановилась, взмахнула рукой и проворковала:

— Пока, мальчики!

Моррис как-то рассказал Клэрри об одной своей детской шалости. Ему тогда было около десяти, Алексу — почти семь. Их мать неожиданно увлеклась научно-популярным сериалом о жизни садовых птиц. Миссис Стоун до того прониклась симпатией к пернатым, что обратила внимание — впервые — на птичек в собственном саду и даже решила их подкармливать. Поначалу довольствовалась тем, что рассыпала прелые крошки по лужайке и ретировалась на кухню, наблюдая за птичьим пиршеством из окошка, но вскоре решила взяться за дело всерьез и приобрела цветной каталог птичьих кормушек, которые можно заказать по почте.

Мистера Стоуна-старшего новое хобби жены не слишком обрадовало, но, будучи приверженцем жизненного правила «чем бы дитя ни тешилось», он выделил средства на самую большую и вычурную кормушку из предлагаемых каталогом — с условием, что покупку доставят и установят без его участия.

Миссис Стоун пришла в совершеннейший восторг от «птичьего столика», занявшего добрую часть лужайки позади дома. Будь ее воля, она бы водрузила свою гордость у всех на виду в саду перед домом, однако муж едва ли не впервые в жизни стукнул кулаком по столу — и в данном случае оказался прав. На заднем дворе, если на то пошло, ни птиц, ни их почитательницу ничто не отвлекало. Она могла часами просиживать у кухонного окна, любуясь, как воробьи дерутся за крошки или лазоревки тычутся клювами в подвесную поилку. Ее завораживали игры малиновок в птичьей купальне, прыжки дроздов по ступенькам наклонного шеста и их суета вокруг крохотного домика под соломенной крышей, куда они стаскивали прутики для гнезд. Изредка ей даже удавалось подглядеть птичьи свадьбы, хотя пернатые предпочитали заниматься любовью в интимной обстановке.

Алекса птичье царство не заинтересовало — в большинстве вопросов он следовал мнению отца. Миссис Стоун, разочарованная равнодушием младшего сына к братьям нашим меньшим, утешилась восторгами Морриса — тот, казалось, был от птиц без ума.

Однако это только казалось. Напрасно миссис Стоун приняла интерес старшего сына на веру. Птицы привлекали Морриса не больше, чем Алекса. Другое дело — сама кормушка. Моррис был ею околдован. Кормушка представлялась ему волшебным миром в миниатюре, заселенным маленькими человечками, которые жили в домике под соломенной крышей, принимали ванны в купальне и сторожили свое хозяйство, забравшись на самый верх наклонного шеста. Моррис не называл человечков эльфами — байки про эльфов для девчонок. Нет, человечки скорее были ирландскими гномами, которые решили покинуть родину и поселиться в этом волшебном царстве. Насыпая в кормушку крошки и зерна, Моррис кормил гномов, а не обожаемых материных птичек. Более того, он с превеликим удовольствием послал бы этих горлопанов куда подальше. Проку от них никакого, зато ору, дерьма и загаженных перьев — выше крыши.

Если птицы изрядно доставали Морриса, то Алекс просто выводил его из себя. Жуткая зануда, и ни чуточки фантазии! Нет чтобы вести себя, как положено нормальному младшему брату, — Алекс минуты не мог прожить, чтобы с ревом, нытьем и соплями не нажаловаться мамочке с папочкой на Морриса. Молокососы должны ловить каждое слово старших братьев и таскаться за ними по пятам, исполняя любое желание. Должны. А этот молокосос, застукав Морриса за беседой с гномами, имел наглость рассмеяться! Моррис пытался оправдаться — дескать, он знает, что гномы не взаправдашние, что это игра такая, но Алекс продолжал хихикать, пока не получил хороший пинок и не помчался жаловаться.

В конце концов Алекс так достал Морриса, что тот решил как следует проучить брата: должен этот недомерок когда-нибудь понять, что такое дисциплина.

Гениальный в своей простоте план созрел моментально. Дождавшись, когда мать уйдет за покупками, Моррис стащил из холодильника яйцо и спрятал в кормушке, в домике под соломенной крышей. И стал ждать. Почти два месяца надежно спрятанное яйцо отлеживалось в тайнике, и все это время Моррис не забывал о нем ни на минуту — во всяком случае, так он рассказывал Клэрри.

Целых два месяца сама лишь мысль о яйце доставляла ему невероятное удовольствие. Время от времени он совал руку в домик, нащупывал яйцо — и снова радовался, находя его целым и невредимым.

— Это яйцо стало важнейшей вехой в моем развитии, — признавался Моррис. — Я на всю жизнь понял, как важно дождаться подходящего момента и не упустить его. Позволь ситуации созреть — и только тогда действуй. Я дал яйцу дойти до кондиции, будто это была бутылка хорошего вина.

В те мгновения, когда Моррис с яйцом в руке за спиной подкрадывался к младшему брату, он точно знал — время пришло. Во-первых, полнолуние. Во-вторых, в тот день Моррис перешагнул порог второго десятилетия, тем самым на голову опередив братца.

— Что ты там прячешь? — спросил маленький наглец — и взвыл, когда вслед за ударом о макушку и отчетливым треском по его физиономии потекла скользкая дрянь и в ноздри ударил смрад, гаже которого он не знал за все свои неполные семь лет жизни.

Моррис с безмолвной улыбкой любовался, как под зловонным желтком зеленеет пшеничная черепушка Алекса и сопливый белок ползет по его багровым от слез щекам. О-о. Это был воистину великий момент. Моррис предвкушал его задолго, а помнил еще дольше — даже через четверть века он продолжал улыбаться при воспоминании о своем триумфе.

Белоснежные сладкие сердца в озерцах густого желтого соуса выглядели несчастными, забытыми и… не к месту. Алекса не покидало чувство, что это его собственное сердце замерло перед ним на тарелке в ожидании, когда его проглотят и переварят. Пожалуй, лучше не прикасаться к десерту. Не дай бог, вывернет. Алекс оглядел остальных и понял, что не у него одного проблемы с десертом. Хайди… эту сучку Хайди Стилбурн и вовсе скрючило от вида желейного сердца. И отлично. Помучься, дорогая. Не одному мне страдать.

Десерт должен был стать апофеозом ужина и добить — в смысле, окончательно задобрить — сдвинутого на еде Брайана Тэкстона. Не будучи изобретением хозяйки, десерт, однако, поражал воображение своей необычностью. Сердца из взбитого с сахаром кокосового молока, сливок, яичных желтков, орехового ликера, ванили и желатина манили воздушностью и одновременно изумляли четкими формами. Соус из мякоти манго, апельсинового и лимонного сока добавлял изысканности. Для контраста Тильда выбрала белые тарелки (ярко-желтый пудинг на зеленом стекле выглядел пошло) и украсила свои произведения веточками мяты и маленькими спиральками цитрусовой цедры.

Еще сегодня днем, вынув сердца из формочек и нарезая ножницами мяту, Тильда не могла нарадоваться на десерт. Сейчас она злилась при виде двух пустых кресел. Какого черта старалась? Весь труд псу под хвост.

Чуть раньше, чувствуя себя незваным гостем в собственном доме, она топталась у дверей ванной и никак не решалась постучать.

— Сполосни лицо холодной водой, Крисси, — донесся изнутри голос Брайана Тэкстона. — Лучше станет, вот увидишь.

— Не могу-у-у, — провыла Кристина. — Всю косметику размажу-у-у.

— Какая косметика, черт возьми? На тебе давно ничего не осталось, Кристина!

— Не могу-у-у… Не могу! Я хочу остаться здесь. Брайан, не трогай меня!

Тильда дважды царапнула дверь.

— Да? — В голосе Тэкстона слышалось раздражение.

— Я могу чем-то помочь? — пискнула Тильда.

— Все в порядке, спасибо.

— Может быть, минеральной воды или лимонада? Говорят, хорошо для желудка. Или какое-нибудь лекарство? Я поищу в аптечке…

— Нет, спасибо, — повторил Брайан.

— Ладно… А может, Кристине лучше прилечь? Она бы вздремнула, а вы присоединились к нам за десертом…

Ее прервал жуткий рвотный звук.

— Если позволите… мы тут… Все в порядке, правда, Крисси?

Вместо ответа — еще один рвотный залп.

Сердца ходили ходуном на тяжелом подносе. Полин внесла десерт в столовую и принялась со стуком ставить тарелки на стол перед гостями. На удивление угрюмая особа, отметила про себя Хайди, однако для Клайва у нее улыбка нашлась, да и десерт перед ним не грохнула об стол, как перед остальными. Хайди постаралась вытряхнуть подозрения из головы — наверняка эта паранойя рождена чувством собственной вины за недавнюю сцену в кабинете.

— А девочка гораздо любопытнее, чем кажется на первый взгляд, — сказал Клайв, едва за Полин закрылась дверь. Безжалостно разворотив сердце, он отправил в рот полную ложку. — М-м-м… Объедение!

— Неужели? — с каменным лицом отозвалась Хайди.

— Биографию Лоуренса она знает назубок. — Клайв зачерпнул вторую ложку.

— Восторг! — прокомментировала Джуди тоном, далеким от восторженного. — Спасибо, что предупредил. — Она насмешливо повела бровью. — Боже меня упаси завести с ней беседу о литературе.

— Они так и не сказали, когда их ждать? — в который раз спросил Алекс.

— Нет. Ее все еще выворачивает. А меня, признаться, выворачивает от них обоих. — Тильда машинально набила рот десертным гарниром и скривилась от резкой пряности мяты и горько-сладкой апельсиновой цедры.

— Дорогая… — Роджер смиренно посмотрел на Джуди. — Страшно хочется выпить. Может, вернемся домой на такси, а машину я заберу утром?

Джуди шумно вздохнула.

— А может, потерпишь, милый? Ты ведь знаешь, как я ненавижу такси! В салоне вечно воняет какой-нибудь дрянью вроде пихтового освежителя воздуха, или у таксиста изо рта несет, или он без умолку языком чешет об иммиграции и шлюхах. И вообще, если ты сейчас начнешь пить, то целый вечер трезвости насмарку. — Она отковырнула микроскопический кусочек желе.

— Что ж, раз ты так считаешь, — мрачно пробормотал Роджер и уставился в тарелку, чтобы не видеть, как жена отмечает победу основательным глотком из бокала.

— То есть… не от них выворачивает, — запоздало исправилась Тильда, — а от всей этой ситуации. Надеюсь, ей станет лучше. Не очень-то приятно, наверное…

— Хватит! — Алекс не собирался так орать, само получилось. Рассеянно пройдясь пятерней по волосам, он добавил с натужным спокойствием: — Поговорили, и будет. Предлагаю забыть.

— И правильно. — У Хайди был удивленный вид, словно она не узнала собственный голос. Все это время она усердно отводила глаза от Алекса.

— Простите! — Тильда уронила ложку в центр десерта, медузой расползшегося по тарелке. — Между прочим, вы все трепались тут о них не меньше моего, но ни один из вас не ухлопал полтора дня на подготовку к ужину, который провалился. Обидно.

— Но, милая моя, он вовсе не провалился. — Джуди придвинулась к Тильде и подпустила сочувствия в голос. — Конец чуточку скомкан — только и всего.

Клайв спрятал ухмылку за салфеткой или действительно вытирал губы?

— Больше ни слова об этом. — Алекс на правах хозяина поставил в разговоре точку. — Сделаем вид, что Тэкстоны не существуют, а мы мирно ужинаем в дружеской компании. Не так уж это и сложно, учитывая, что среди нас есть настоящие асы по части притворства.

Алекс надеялся, что Хайди оскорблена. Он и рассчитывал ее оскорбить.

Оскорбилась Тильда:

— И что это означает?

— Ничего. Извини, — смешался Алекс. В попытке задобрить жену он набил рот желе и мужественно улыбнулся, чувствуя, как холодная слизь обволакивает пищевод. Алекс не любил сладкое.

— А что же с нашей крошкой? — Клайв кивнул на третье пустующее за столом кресло. — Где Клэрри?

— Представления не имею, — рассеянно отмахнулся Алекс и вдруг уловил исходящий от него откровенный запах секса и женщины. Что, если кто-нибудь заметит? Счастье еще, что Тильда далеко сидит — у нее обостренный нюх.

— Но тебя ведь бог знает сколько не было! — возмутилась Тильда. — Да и Хайди искала. Не дворец же у нас, чтобы вот так в нем исчезнуть.

— Могу лишь предположить, — буркнул Алекс, — что Клэрри не хочет, чтобы ее нашли.

— То есть… прячется от нас? — весело уточнил Роджер.

— Похоже на то. — Алекс заставил себя проглотить еще одну ложку.

— Обрадовал, — процедила Тильда.

— Откровенно говоря, я ее не виню, — вновь подала голос Хайди.

Клэрри как-то рассказала Моррису об одной своей детской шалости. (Точнее, рассказывала она неоднократно, но Моррис по доброте душевной каждый раз делал вид, будто слышит впервые.) Когда Клэрри было четыре, она несколько дней в неделю проводила в соседнем детском садике, под присмотром миссис Гринэлг, мощной особы с волосами цвета ржавчины и пристрастием к платьям-балахонам и ярко-синим теням. Клэрри нравилось ходить в садик — рисовать, бегать по лужайке, возводить стены из больших, как настоящие, пластмассовых кирпичей. А миссис Кинг в эти дни могла вздохнуть свободно: не сказать чтобы Клэрри была таким уж проблемным ребенком, но хлопот доставляла и времени отнимала прилично. А времени миссис Кинг, как женщине занятой, всегда не хватало.

Однако же воспитательницей мать Клэрри была далеко не так довольна, как садиком. Нет, она не подвергала сомнению компетентность миссис Гринэлг — просто считала, что та ноет и плачется по пустякам.

— Можно вас на одно словечко? — мямлила в конце дня миссис Гринэлг, прежде чем мать могла забрать Клэрри домой.

И «словечко» это никогда не проливалось бальзамом на сердце матери — никогда миссис Гринэлг не отдавала должное очарованию и уму ее прелестной крошки, не хвалила вежливость Клэрри и ее хорошее поведение.

— Не хотелось бы вас волновать, — смятенным шепотом начинала воспитательница, — но ваша Клэрри меня немножечко тревожит. — И пускалась в нудное описание какой-нибудь ерунды: — У нее очень странная привычка подолгу глядеть на людей… Не следует ли вам проверить ее зрение?

Миссис Кинг кипела от злости, выслушивая намеки на свое халатное отношение к здоровью дочери, после чего цедила сквозь зубы:

— Уверяю вас, миссис Гринэлг, с глазами у Клэрри все в порядке. Она открывает мир, только и всего. Пытается увидеть его по-своему.

— Не хотелось бы вас волновать, но… — звучало в следующий раз, — ваша Клэрри очень мало играет с другими детьми. Похоже, она немножечко отстает в умении общаться.

— Еще чего! — заявляла миссис Кинг, застегивая пальтишко Клэрри. — Не смейте называть мою дочь отсталой. Она единственный ребенок, не привыкший к обществу других детей! Клэрри независима и сдержанна, а эти качества нечасто встретишь в малышах, как по-вашему? Я бы на вашем месте их поощряла!

— Вы женщина занятая, — пыхтела миссис Гринэлг на другой день, нагоняя Клэрри с матерью у самого выхода. — Не хотелось бы отнимать у вас время, но я тут на досуге размышляла над проблемами Клэрри с общением… Не следует ли вам проверить ее слух? Такого рода изъяны часто остаются незамеченными годами!

— Миссис Гринэлг, я понимаю, что вы желаете только добра, — не выдержала наконец мать Клэрри. — И тем не менее — пожалуйста, оставьте свои тревоги при себе. Клэрри не отсталая, не убогая и не калека. Со слухом у нее тоже все в порядке. Вам не приходило в голову, что она не играет с детьми потому, что ей с ними просто-напросто скучно? — И миссис Кинг, за ручку со своей безупречной девочкой, удалилась, оставив потерявшую дар речи миссис Гринэлг хватать ртом воздух.

После этого случая воспитательница оставила Клэрри в покое. Подействовала и беседа миссис Кинг с дочерью.

— Клэрри, детка, — сказала мать, — постарайся все же побольше играть с другими детьми. Миссис Гринэлг хочется, чтобы ты с ними подружилась, — ну так и подружись, а то мамочка до смерти устала слушать ее нытье.

Клэрри послушалась — и, как ни странно, полюбила садик еще больше. Даже начала рассказывать о новых друзьях — большей частью о Доминике Льюисе, который был как две капли воды похож на мальчика с рекламы шоколадных батончиков «Милки-Бар».

Однако несколько месяцев спустя миссис Гринэлг, бледная и измотанная, вновь отозвала мать Клэрри «на одно словечко».

— Что на этот раз? — вопросила миссис Кинг. — Побыстрее, прошу вас, — у меня полно дел.

Бледные щеки воспитательницы на глазах багровели.

— С вашей дочерью нужно что-то делать, миссис Кинг. Я не потерплю подобного поведения в своей группе!

Миссис Кинг с трудом сдержала смех:

— И что же она натворила?

— Все дети постоянно мочатся в штанишки. Каждый день! Вот уже целую неделю!

— И при чем тут Клэрри? — У миссис Кинг зародилась мысль, что воспитательница окончательно чокнулась.

— А вы спросите у нее… У нее спросите! — Миссис Гринэлг зловеще сузила глаза.

В какой-то момент, подтирая очередную лужу, миссис Гринэлг сообразила, что странная эпидемия не затронула одну лишь Клэрри. Допрос нескольких оскандалившихся воспитанников обнаружил еще один факт: помимо Клэрри, все малыши боялись заходить в туалет, к которому давным-давно привыкли. Дальнейшее расследование выявило истинную причину детских неприятностей: Клэрри застращала всю группу «призраком», который «засел в туалете и съест любого, кто туда зайдет». В садике воцарился массовый ужас, а миссис Гринэлг начала ступать в лужи, а то и во что посерьезнее.

— По крайней мере, теперь мы убедились, что с общением у нее все в порядке. Так ведь, миссис Гринэлг? — хмыкнула миссис Кинг и повела дочь в кафе-мороженое «Луиджи».

По-прежнему в белом банном халате, но еще более всклокоченная, Клэрри рассматривала общество за столом. Ее появление явно всех удивило.

— Где ты была? — первой опомнилась Тильда. — Мы уж решили, что ты сбежала.

— И я, и Хайди искали тебя по всему дому, — добавил Алекс.

— Простите. — Клэрри прошлепала к столу и остановилась перед ним, уронив голову, сцепив руки за спиной, как школьница в кабинете директора.

— Ну и где же ты была? — настаивала Тильда.

— В шкафу.

— В шкафу? — изумился Алекс.

Сидящие за столом переглянулись. Глянец давился смехом.

— Выходит, ты пряталась? — уточнил Вояка. — А мы-то волновались.

— Нет… Я не хотела прятаться… Но пришлось.

— В шкафу? — ошарашенно повторил Алекс. — В каком шкафу?

— В твоем кабинете. — Клэрри отважно встретила его взгляд.

Алекс судорожно сглотнул, с пухлых щечек Сетки — Клэрри заметила! — схлынул румянец. Когда к Алексу вернулся дар речи, голос его звучал сдавленно, он заметно заикался.

— И… д-дол… д-долго ты там… там была?

— Очень долго. — Клэрри не отвела взгляд.

— Успокойся, дорогой. — Тильда приняла страх Алекса за гнев. И пристыдила невестку: — Клэрри, тебе не следовало соваться в кабинет Алекса. Даже я туда без него не захожу. А что ты там, собственно, делала?

— Может, оставим девочку в покое? — Сетка наконец пришла в себя.

— Нет уж. Я хочу знать, что она там делала! — Тильда повернулась к Клэрри: — Ну?

От Клэрри не укрылся приниженный вид Алекса. Умоляю, говорили его глаза. Заклинаю… Клэрри ощутила свою власть над ним. Как этой властью распорядиться — вот вопрос. Ее губы уже шевелились, а она еще не знала, что скажет.

— Фотографии смотрела. Старые снимки Алекса и Морриса. Детские.

Плечи Алекса облегченно поникли, он промокнул салфеткой лоб. Сетка тоже схватилась за салфетку — стереть кровь с искусанных губ. Клэрри отметила секретность двойного страдания — ни Тильда, ни другие гости не были посвящены в тайну Алекса и Сетки. Отметила она и снисходительные улыбки пожилой пары на семейном портрете — улыбки, смягчившие жесткие черты.

— Да, но… зачем ты полезла в шкаф? — продолжала допытываться Тильда.

В страхе, что меч все еще занесен над их головами, Алекс с Сеткой вновь замерли.

— Неважно, — сказала Клэрри. — Все это неважно.

Под обстрелом шести пар глаз она протиснулась между столом и креслом, села и отпихнула от себя тарелку с трясущимся сердцем.

— Что не важно? Ты о чем, Клэрри? — встряла Круэлла.

— Господи, да оставь ты ее в покое, — сказал Алекс. — Нам и без этих расспросов есть о чем поговорить.

— Все это неважно, — повторила Клэрри. — Важно другое. За стенами этой комнаты. В ином мире.

— Другое — что? — крикнула Тильда.

Глянец подтянул к себе отвергнутый Клэрри десерт и принялся уминать его жадными, быстрыми глотками.

— Ничего, — опередил невестку Алекс. — Признайся, Клэрри, что болтаешь всякую ерунду, чтобы привлечь внимание?

— Клайв, нам, пожалуй, пора, — неожиданно объявила Сетка. — Я волнуюсь за Макса. У него днем была температура.

— Когда это? — удивился Глянец, не прекращая поглощать десерт. — По-моему, он был совершенно здоров.

— Мне надо вам что-то рассказать. — Клэрри взглянула на Алекса. — Я для этого и приехала сегодня. Что-то вам рассказать.

— Но ты говорила, что приехала навестить нас, — возмутилась Тильда. — Что все это значит?

— Я приехала навестить вас, чтобы рассказать, — безжизненно произнесла Клэрри и снова замолчала.

— Клэрри! — Тильда теряла терпение.

— Ах, какая мы гениальная актриса! — проворковала Круэлла. — Ну, довольно. Пауза выдержана, напряжение достигнуто, можно приступать.

— Очень важно определить нужный момент, — сказала Клэрри. — Чтобы тебя слушали.

Все, как по команде, заерзали в креслах, устраиваясь поудобнее. Похоже, представление начинается. Ни один из них не имел ни малейшего понятия о планах Клэрри, но чего бы ни ждал от нее каждый, своей первой фразой она изумила всех.

— Вчера Моррис попросил меня сходить в видеопрокат за кассетами для него. Тем, кто его хорошо знает, это может показаться странным…

— Боже правый — видеопрокат! Не просто странно — это шокирует! — Глянец хохотнул и подавился, заплевав все вокруг.

Игнорируя недоуменные и насмешливые взгляды, Клэрри продолжала:

— До прошлого года Моррис отказывался покупать телевизор, но потом передумал и даже полюбил всякие викторины и американские ток-шоу вроде шоу Донахью или Опры. А полгода назад он решил купить видео. Я не расстроилась, что Моррис наконец принял современную технику, — наоборот, обрадовалась. Я очень люблю кино. Меня только удивляло, что Моррис стал настоящим фанатиком, ведь раньше он говорил, что часами пялиться в телевизор — значит добровольно портить если не мозги, то глаза. С другой стороны, за последние два года Моррис очень изменился. Мы оба изменились.

— Святые слова, — хмыкнула Тильда. — Как ни приедете, так все более сдвинутые.

— А на прошлой неделе Моррис заболел. Тяжелый грипп. По-моему, он так сильно никогда не болел. В первые дни вообще с постели не вставал — бредил, метался, потел, что-то бормотал и все такое. Вчера ему стало гораздо лучше. Температура упала, его уже не трясло. Вроде бы слабость осталась, а в остальном — он сказал, что в порядке. Он устроился на диване, набрал платков побольше и захотел посмотреть видео.

— Прости, что прерываю, — сказал Алекс, — но куда ты клонишь?

Остальные молчали, явно онемев от изумления: ни одному прежде не доводилось слышать от Клэрри больше пяти слов кряду.

— Моррис составил список, — продолжала она, и не подумав ответить на вопрос Алекса. — Список фильмов, которые ему хотелось посмотреть. Он собирался пролежать в постели еще пару дней, и поэтому список получился очень длинный и какой-то странный. «Караваджо», «Шпион, который меня любил» — это про Джеймса Бонда, «Трамвай «Желание»», «Доктор Живаго», «Крестный отец 2» и «Стар Трек 2, Гнев Хана». Ах да, и еще, конечно, «Волшебник страны Оз».

— Весьма причудливый выбор, — согласилась Круэлла.

— Моррис сказал, что хочет именно эти фильмы — и никакие другие. Утверждал, что я найду их без проблем — он видел их в ближайшем прокате. Я взяла список и пошла за кассетами. До видеотеки пешком идти пятнадцать минут. Можно взять кассеты напрокат и в газетном киоске на углу улицы, но спрашивать там не имело смысла. Выбор маленький. Какие-нибудь хиты из новых, мягкое порно, но уж никак не фильмы из списка Морриса. Но видеотека в нашем районе очень хорошая, она входит в самую крупную сеть страны. Там тоже много полок с новинками, но в глубине есть и отдельные полки с «комедиями», «иностранными фильмами», «детскими» или «мелодрамами». «Караваджо» я нашла в секции «искусство», а «Волшебника страны Оз» — в детской секции. Выбор классики оказался очень большим — я нашла и «Трамвай «Желание»», и вторую часть «Крестного отца». Но это все. Спросила у парня про другие кассеты, а он ответил, что «Доктора Живаго» уже взяли (он сам удивился), фильмы про Джеймса Бонда они больше не держат, потому что их без конца крутят по телевизору, а «Стар Трек» никогда и не держали…

Глянец звучно зевнул, Вояка демонстративно посмотрел на часы, но сбить Клэрри им не удалось. Непривычно сосредоточенная, она обвела взглядом слушателей. Тильда устало смотрела в тарелку. На лице Алекса читалось что-то среднее между недоверчивостью и презрением.

— Тот парень предложил мне попытать счастья в другой видеотеке — «Киномании». Сказал, что ее хозяин — сам киноман, поэтому и выбор там шире. К сожалению, она от нас далеко, в двух милях. Я объяснила, что меня больной муж ждет дома, и парень посоветовал доехать на автобусе. Очень внимательный человек, честное слово. Я решила, что подожду автобус десять минут, не больше, а если не придет — вернусь домой.

Алекс с каждой секундой раздражался все сильнее.

— Занимательная история, Клэрри, весьма занимательная, но вряд ли нам…

Как ни странно, на сторону Клэрри встала Круэлла:

— Пусть закончит, Алекс!

Он пожал плечами, буркнул что-то невнятное и затих.

— Автобус пришел через семь минут, так что я поехала в «Киноманию». Эта видеотека действительно больше, и выбор лучше. Целая секция посвящена Бонду. «Шпион, который меня любил» нашелся сразу — правда, одна девушка пыталась убедить меня взять фильм с Шоном Коннери в роли Бонда, а не с Роджером Муром. «Гнев Хана» оказался в секции под названием «Последние рубежи». А вот «Доктора Живаго» не было, хотя я довольно долго искала. Женщина за стойкой объяснила, что хозяин магазина очень привередлив в своих вкусах, и поскольку терпеть не может Дэвида Линна, то и не держит у себя. А персонал это не волновало, просто потому, что эти фильмы никто и не спрашивает. Я поинтересовалась, где можно все-таки найти «Доктора Живаго», и она посоветовала заглянуть в отдел видеофильмов местной библиотеки. Если уж там нет, то, скорее всего, вообще нигде нет.

— Клэрри, милочка, — отрывисто бросила Тильда, — тебе никто никогда не говорил, что хороший рассказчик должен знать, что оставить от истории, а что выбросить?

— Терпение, Тильда! — укорила ее Круэлла. — Мне вот, например, крайне любопытно. Все равно что лекцию по психологии послушать или что-нибудь в этом роде. Продолжай, Клэрри.

— Еще сорок пять минут ушло на то, чтобы добраться до библиотеки. Пришлось сначала вернуться к первому видеопрокату, а потом еще четверть часа идти пешком. Я шла и думала: «Зачем я это делаю?» Это совсем не похоже на меня — бегать по всему городу, обыскивать видеотеки в поисках каких-то кассет… А главное, это совсем не похоже на Морриса — сочинить целый список и заставить меня все их найти. Очень не похоже… Я начала размышлять о том, как сильно мы с ним изменились с нашей первой встречи. Очень сильно. Передо мной будто вся наша совместная жизнь прошла… В основном я видела хорошее: колледж искусств, открытие первой галереи, как мы ее вместе строили… и первые статьи в прессе, и первые серьезные художники, которые стали появляться в галерее, потому что о нас заговорили. А потом мне вспомнилось плохое: крах галереи, наше решение уехать в Италию на пару лет, несчастье с Индиго… и возвращение в Англию, и попытки все начать сначала… и новая галерея… Знаете, такой, как первая, она не стала.

— Минутку! — успел вставить Алекс. — Что за «несчастье с Индиго»? Ты о чем это?

Клэрри уставилась на него.

— Ах да. Ну конечно. Вы ведь ничего не знаете. Индиго — это наша дочь. Она умерла.

— Какая дочь?! Что за чушь ты несешь?! — Алекс собрался вскочить, но ладонь Сетки удержала его на месте.

— Не может… быть, — выдавила Тильда, одной рукой судорожно, до белых пятен на костяшках, вцепившись в край стола. Другая рука привычно легла на треугольный шрам.

— Клэрри, милая, придется объяснить, — подсказала Круэлла.

— Да. Все произошло в Италии. Поэтому вы и не знали… Вы помните, как мы решили покончить с прошлым. Моррис был совершенно вне себя из-за краха галереи. Вряд ли хоть кто-нибудь из родственников вспомнил о нас за те два года, что мы провели в Италии, — мы всегда считались со странностями. Паршивыми овцами.

— В самом деле, вы исчезли на целых два года. Мы слышали, что вы в Италии… — Тильда обвела взглядом стол.

— В Италии у нас и появился ребенок.

Тильда ахнула. Ладонь Сетки незаметно легла на руку Алекса.

— Девочка. Очень красивая. Я хотела назвать ее Ред, потому что очень люблю красный цвет, но Моррис настаивал на Индиго. Мне Индиго тоже понравилось, вот она и стала Индиго. А вообще оказалось, что имя и не важно вовсе. Она умерла через три месяца. Внезапная смерть во сне. С грудничками бывает.

— Ох, Клэрри, Клэрри! — всхлипнула Тильда. — Почему ты не рассказала? Подумать только — держать такое горе в себе! Я помогла бы… как-нибудь. Мы помогли бы друг другу…

— Не надо, Тильда, — оборвала ее Круэлла. — Пожалуйста, Клэрри, продолжай.

— Вообще-то об Индиго я уже все рассказала. Больше нечего. Ее ведь очень быстро не стало. Но это из-за Индиго мы вернулись в Англию и занялись новой галереей.

— Но Моррис — мой брат! Родной брат! Я его знаю — он бы обязательно мне рассказал. — Алекса зримо трясло, и пальцы Сетки сошлись вокруг его руки.

— Вы ничего не знаете ни о Моррисе, ни обо мне! — Настал черед Клэрри злиться. — Вы не давали себе труда поинтересоваться — ни один из вас! Оба слишком собой заняты, своими проблемами. Да и остальные ничем не лучше. Я все о вас знаю. Все знаю — о каждом из вас!

Часы остановились, подумала Тильда. Все кончено. Теперь уже никогда не рассветет, ночь застыла. И мы застыли вместе с ней — не двинуться, не вырваться. Ноги окаменели, руки не в силах пошевелиться. Слух отказывает — не слышу ни машин, ни птиц. Хочу уснуть, но не могу закрыть глаза. Больно.

А Клэрри продолжала:

— Когда я нашла библиотеку, я еще думала о нашей с Моррисом жизни, о том, как мы изменились, — и мне захотелось просто сунуть пакет с кассетами в первую попавшуюся урну. Но потом я решила, что это глупо и бессмысленно и что раз уж я сюда забралась, то почему бы хотя бы не спросить о «Докторе Живаго». И знаете что? Кассета с «Доктором Живаго» у них нашлась! В секции «эпопеи». Но я не была записана в библиотеку, а это, оказывается, очень долгая процедура. Пришлось всякие бланки заполнять, документы показывать и все такое, но в конце концов я отправилась домой с той кассетой, которую просил Моррис, — со всеми кассетами из его списка. По-моему, я была очень довольна собой…

— Сколько можно! — крикнул Алекс. — Я не желаю больше слышать об этих долбаных кассетах. — Казалось, еще чуть-чуть — и он набросится на Клэрри с кулаками.

— А пока я шла домой, я все и поняла. Странно только, почему я не поняла этого раньше. — Клэрри загадочно помолчала. — По правде говоря, я догадалась, только когда открывала дверь ключом. Послать меня со списком за кассетами — совершенно не похоже на Морриса. Как бы сильно он ни изменился, это на него совершенно не похоже. Понимаете, он если смотрел, то все подряд. Ему наплевать, что я принесу из видеотеки.

Алекс застонал.

— Боже, да всем наплевать, что ты принесла из видеотеки.

— Думаю, где-то в глубине души я догадалась давно. Я ведь знала, как он подавлен, знала, что с каждым днем он все больше отчаивается. Собственно, потому я и бегала по городу в поисках кассет — мне хотелось хоть чем-нибудь ему помочь. А когда открывала дверь, я уже знала наверняка. Я знала, что он сочинил весь этот список, чтобы я потратила много времени на поиски. Он подстроил, чтобы меня из дому отослать, понимаете? Чтобы ему хватило времени.

— Хватило времени — на что, Клэрри? — мягко подтолкнула Круэлла.

— Хватило времени, да… На то, чтобы набрать полную ванну, вскрыть вены и умереть. — Клэрри беспомощно пожала плечами, с печальной улыбкой глядя на Алекса.

В голове Клэрри грохотало. Она не слышала ничего, не чувствовала ничего, почти ничего не видела. Она вжалась в спинку кресла, опрокинулась и падала, падала, цепляясь за скатерть — и не могла ухватиться. Она возглавила свое войско из вилок-ложек, стекла, фарфора и подсвечников — все они последовали за ней, как верные солдаты за своим командиром, и вместе с ней рухнули на пол, зазвенели, покатились, остановились. Они замерли вместе с ней, раненые, окровавленные; кое-кто из них оказался прямо на ней — ложки и останки бокалов усыпали живот, ошметки желе облепили уши и волосы, а сверху распласталась громадная скатерть в сладких и винных пятнах, прикрыв ее ноги, стиснувшие сиденье кресла, теперь уже трехногого.

Клэрри схватилась рукой за подбородок — там, где до сих пор жгло от кулака Алекса, — пытаясь вернуть на место куда-то съехавшую челюсть. Целы ли зубы? Вряд ли. Щека онемела, а во рту все вдруг стало огромным. Что-то сочилось из уголка рта — слюна или кровь? Неужели челюсть сломана? Клэрри попробовала улыбнуться.

— Ой, — сказала она.

— Держите его!

— Прекрати…

— Господи.

— Алекс, милый…

— Какого черта…

— Роджер, да сделай же что-нибудь!

— Да-да, вот так. Посадите его.

— Воротник! Расстегни воротник.

— Какого черта…

— Кулаком. Одно дело — пощечина…

— Ш-ш-ш. Дайте ему воды.

— Он в шоке.

— Тильда! Что ты сидишь, иди сюда!

— Какого черта…

— Тильда, подружка, поднимайся же, иди к нему.

— Курить хочу.

— Джентльмен не должен…

— Ш-ш-ш.

— В жизни ничего подобного не видел.

— А она? Что с ней?

— Пусть катится в…

— Алекс, дорогой, как ты?

— Идиотский вопрос.

— Дайте ему отойти.

— Может, на воздух вывести?

— Что я сделал, черт возьми?

— Господи! — Недоверие, отвращение и вселенская усталость отразились на лице Брайана Тэкстона — места в складках кожи хватило всем трем чувствам, в то время как лицо Кристины превратилось в маску ужаса.

— Брайан… кажется, я сейчас упаду в обморок.

— Не упадешь. Хватит с меня твоего говна на один вечер. — Он стряхнул ее руку и шагнул к столу, хрустя осколками стекла. — Бойня, — буркнул он, взглянув на лежащую навзничь с задранными ногами Клэрри. — Бардак, — добавил при взгляде на пустоглазую, оцепеневшую Тильду, так и не покинувшую своего места. — Боже, — ахнул он, переведя взгляд на Алекса, окруженного гостями. Словно его зациклило на букве «б».

— Кофе? — поинтересовалась в приоткрывшуюся дверь голова Полин.