Звездный свет

Глава 15

С каждым днем Сэм все больше и больше примирялась со своей новой жизнью.

Возможно, думала она, сыграло роль ее детство, проведенное среди зеленых холмов Виргинии, потому что, честно говоря, она чувствовала себя в прерии как дома и нисколько не скучала по городской суете. Правда, иногда ей не хватало некоторых благ цивилизации, но в общем жизнь среди дикой природы вполне ее устраивала.

Хотя о себе Буйный Дух говорил неохотно, он с удовольствием отвечал на вопросы о здешних краях. От него Сэм узнала, что Канзас принимал активное участие в Гражданской войне, а когда война закончилась, земли штата стали широко заселяться освобожденными неграми и белыми, желающими обосноваться на западе. Теперь в Канзасе вовсю строились железные дороги, а в Эбилин пригоняли скот из самого Техаса для дальнейшей перевозки на восток.

Еще Буйный Дух рассказал, что до появления белых индейцы в Канзасе жили мирно и спокойно. Они охотились, обрабатывали землю и никого не трогали. До тех пор пока правительство Соединенных Штатов не начало сгонять другие племена с земель, лежащих к востоку, и переселять их в резервации на территории Канзаса. Между племенами начались войны, жару в огонь подбросили без конца прибывающие переселенцы, и было пролито много крови.

– Для человека, который всю жизнь прожил среди индейцев, ты прекрасно образован, – удивилась Сэм. – Ты хорошо говоришь по-английски и отлично знаешь все, что происходит вокруг.

Кейд понял, что слишком распустил язык, и попытался исправить произведенное впечатление:

– Английскому меня научила мать. Иногда я бываю в поселениях, слушаю то, что говорят белые люди, и многое узнаю.

Они сидели на небольшом пригорке, и Сэм восхищенно любовалась простирающимся перед ними полем, поросшим подсолнухами. Высокие царственные цветы покачивались на ветру, словно желтоголовые солдаты, марширующие под неслышный барабан. За ними вдалеке, лениво переступая, паслось большое стадо бизонов.

– Здесь так красиво… – Довольно вздохнув, она легла на спину и стала смотреть в безоблачное небо. – Я еще не видела такого чудесного голубого цвета – разве что тогда, когда смотрю в твои глаза.

Он тоже лег и повернулся на бок, чтобы видеть ее. Когда он обводил пальцем контур ее щеки, Сэм поймала его ладонь и прижала к губам.

– Когда я так счастлива, – призналась она, – я чувствую себя виноватой.

– В чем тебе винить себя? Ведь ты же здесь не по своей воле. Тебе не терпится вернуться туда, откуда ты пришла.

Она отвела взгляд от его лица, потом снова посмотрела на него.

– Я уже не так в этом уверена. Здесь царит такой покой! Чем дольше я тебя знаю, тем больше мне нравится быть с тобой. Но какая-то часть меня говорит мне, что это дурно. Я знаю, что мой… – тут она запнулась: это слово всегда сходило с ее языка с трудом, казалось неестественным, – …мой жених, должно быть, ужасно беспокоится. Возможно, он даже считает меня мертвой.

Кейд сильно в этом сомневался, но вслух ничего не сказал. Будь ее женихом кто-то другой, такое предположение у него, пожалуй, могло бы возникнуть. А Бэллард… Он уже смекнул, что его невесту похитили из мести, и сейчас терзается не мыслью о ее возможной смерти, а мучительно гадает, изнасиловали ее или нет и в каком виде она окажется, когда ее в конце концов вернут, а главное – остались ли при ней деньги.

– Так ты, значит, не скучаешь по дому? – спросил Кейд, переводя разговор на другую тему. Ему не хотелось думать о Бэлларде и о том, что Селеста через какое-то время станет его женой.

Что же ему ответить? Как было бы просто, если б она могла сказать ему правду, объяснить, что на самом деле у нее нет своего дома! Его собственная жизнь такова, что он, наверное, с удовольствием слушал бы рассказ о ее приключениях на улицах Парижа, о том, как она жила в катакомбах, притворяясь мальчиком. Он наверняка смеялся бы и грустил вместе с ней, и это сблизило бы их еще больше. Но она не смела сказать ему правду, это было слишком рискованно. И Сэм придумала себе другую жизнь – жизнь богатой и избалованной дочери маркиза – и принялась описывать чудеса большого европейского города, роскошь огромного замка и великолепие балов и светских приемов.

Все, что слышал сейчас Кейд, только подтверждало то, что он уже и так знал, – у них нет будущего. Она никогда не сможет жить в его мире, а он ничего не знает о ее мире. Она принадлежит другому мужчине. И ничего с этим не поделаешь, а он дурак, что мечтает о том, чего никогда не может быть!

Он любовался ее красотой, глядя, как она рассеянно, погрузившись в какие-то свои воспоминания, теребит зубами травинку. Свободно рассыпавшиеся серебристые волосы, обрамляющие прелестное лицо, золотистая от здорового загара кожа, обретшее зрелую округлость тело – вся она представляла собой чудесное зрелище, и он почувствовал, что не сможет сдержаться.

Гуляя, они отошли далеко от пещеры, но здесь они тоже были одни, и он знал – никто не нарушит их уединения. Они уже занимались любовью в прерии, и обоим понравилось отдаваться страсти в окружении дикой природы. Он привлек ее к себе; она не сопротивлялась.

– Я хочу тебя, – прошептал он хрипло и завладел ее губами. Его руки начали уверенно, по-хозяйски ласкать ее тело, задержались на груди; потом он, продолжая целовать ее, слегка приподнял пальцами ее подбородок… Когда Кейд наконец оторвался от ее губ, он чуть откинул голову и, глядя ей в глаза разгоряченным взглядом, поднял подол ее замшевого платья. Она молча села, стянула платье через голову и отбросила его в сторону; он так же быстро освободился от своей одежды. Она попыталась было лечь на спину, но вместо этого он посадил ее верхом на себя.

Она провела руками по его груди, как всегда восхищаясь упругой твердостью его мышц. Коснувшись шрама, она вдруг спросила:

– Откуда у тебя это? Должно быть, рана была ужасной.

Кейд решил не говорить ей, что принимал участие в войне между штатами. Если потом в ее рассказах будет фигурировать голубоглазый индеец-полукровка, получивший шестидюймовый шрам на груди, сражаясь на стороне Севера, это может вызвать кое у кого – и особенно у Бэлларда – нежелательные подозрения.

– В схватке с другим племенем, – сказал он и поспешил сделать так, чтобы ее мысли сосредоточились на другом.

Держа за талию, он приподнял ее: когда их тела соединились, она громко вскрикнула, и ее волосы заметались по его лицу.

– Скачи, – приказал он. – Я хочу чувствовать, как движутся твои бедра, хочу ощущать на лице твою летящую гриву.

Сэм казалось, что она сейчас умрет от нестерпимого наслаждения. Она стояла на коленях и то приподнималась вверх почти до конца его мужского копья, то скользила вниз, пока не ощущала под собой его твердое тело. Одной рукой он не переставая ласкал ее грудь, распаляя ее все больше и больше, а другой крепко придерживал ягодицы, чтобы она не вылетела из седла во время своей дикой, бешеной скачки.

Сэм почувствовала, что сладостный взрыв уже близок, и поскакала еще быстрее, как жеребец, приближающийся к высокому и трудному барьеру. Но Кейд, ощутив то же, что и она, внезапно перевернулся и оказался сверху.

Когда он снова вошел в нее, Сэм запрокинула голову, тело ее конвульсивно выгнулось, и из глубин ее объятого блаженством существа вырвался счастливый крик. Кейд встретил экстаз молча, непроизвольно стиснув зубы, но все его тело безмолвно кричало от невыразимого восторга…

Держа ее в объятиях в мягком свете тлеющих углей, он думал о том, что никогда еще не знал такого полного, безграничного наслаждения. Сердце его тоскливо сжалось: когда она уедет, он больше уже не испытает того, что испытал сегодня.

Когда солнце приблизилось к западному краю горизонта и прерия окрасилась золотым и розовым, они вернулись в свой лагерь.

Утром Кейд поймал несколько рыбин и, нанизав их на шнурок, оставил в воде. Теперь Сэм, давно примирившаяся с обязанностями стряпухи, принялась чистить их для жарки, пока он разводил костер.

Возвращаясь от реки к пещере, она еще издали заметила, что Буйный Дух разговаривает с другим индейцем. Они – он называл их воинами – иногда приходили к пещере, и каждый раз он беседовал с ними так далеко от того места, где находилась Сэм, что она не могла разглядеть их лиц. Надо полагать, он делал это для того, чтобы впоследствии она не смогла дать подробного описания своих похитителей. Очевидно, с этой же целью он до сих пор продолжал покрывать свое лицо боевой раскраской.

Он не успел собрать достаточно хвороста для костра, и Сэм начала добирать недостающее, стараясь двигаться в противоположную от них сторону, чтобы не мешать их беседе.

Кейд смотрел на нее, радуясь тому, что теперь она почти всегда делает то, что он ей велит. Несмотря на их близость, он отлично помнил, как она упряма и как вспыхивает, если ее задеть…

– Ты не слушаешь меня, брат мой.

Он снова обратил взгляд на Храброго Орла:

– Я слышал все, что ты сказал.

– Слышать и слушать – две разные вещи.

Кейд знал, что на уме у его друга, но все же спросил:

– Зачем ты приехал? Ведь не затем же, чтобы сообщить мне, что Бэллард перестал рассылать патрули. Мы оба знали, что в конце концов он так и поступит, хотя, должен признаться, я удивлен, что он не сдавался так долго.

– Пришла пора отвезти ее обратно, – торжественно объявил Храбрый Орел.

– Нет. – Едва это слово слетело с его языка, Кейд понял, что дал ответ слишком быстро. Он снова скосил глаз туда, где Сэм собирала хворост. – Послушай, Храбрый Орел, она успокоилась. Она больше не создаёт проблем. А у меня еще есть время до того, как я должен приступить к своим обязанностям федерального агента, так что вполне можно еще немного подержать ее здесь, чтобы помучить Бэлларда подольше.

– Нет. – В голосе Храброго Орла послышались резкие нотки.

Глаза Кейда сузились.

– Когда отпустить ее, решаю я.

– Решения могут быть неразумны, когда их принимает сердце, а не голова.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Две недели назад я уже говорил тебе, что нет смысла удерживать ее дольше. Капитан Бэллард уже смирился и больше не страдает. Я вижу его каждый день, вижу, как он живет, как несет службу в форте. Если мы будем и дальше держать его женщину в плену, это никак на него не подействует. Наверное, он решил, что она умерла, так что теперь ему все равно. Мы должны отвезти ее обратно – как для ее блага, так и для твоего, мой брат. Видишь ли, в деревне уже пошли разговоры о том, что ты не отпускаешь белую женщину потому, что хочешь оставить ее себе.

Кейд не собирался ни в чем признаваться.

– Ты слишком много слушал Солнечную Птицу. Она злится из-за того, что я увез Селесту из деревни, где она помогала ей и другим женщинам в их работе, но ты сам знаешь – было бы слишком рискованно оставлять ее там.

Храбрый Орел покачал головой:

– Я знаю тебя, брат мой, знаю лучше, чем ты знаешь себя сам. Когда твое сердце любило мою сестру, я видел эту любовь в твоих глазах. И сейчас я снова вижу в них любовь, любовь к этой белой женщине. Ты можешь лгать мне, но не можешь лгать своему собственному сердцу. Откажись от нее сейчас, потому что потом тебе будет еще труднее это сделать. Ты же знаешь – твоя любовь не имеет будущего.

Кейд понял, что возражать бесполезно. Храбрый Орел видел его насквозь.

– Боюсь, что ты прав. Даже если бы она захотела остаться, у нас с ней ничего не получится.

– Верно. Даже если ты скажешь ей правду о себе и о том, почему ее похитили, и она все поймет и возненавидит Бэлларда за его подлость, ты все равно не сможешь сделать ее своей женой. Ты взял на себя большую ответственность, когда решил стать агентом по делам индейцев. Ты должен быть верным памяти твоего отца и обязан продолжить его дело, защищая канза и другие индейские племена от притеснений бледнолицых. Если бы ты взял себе женщину Бэлларда, он бы сделал все, чтобы помешать тебе исполнить твой долг. Он также узнал бы, что ее похитило наше племя, и обрушил бы на нас свою месть. Так что ты должен отпустить ее. Этой же ночью. Я уже все приготовил.

Кейд выслушал план Храброго Орла с тяжелым сердцем. Ночью Селесту увезут и доставят туда, откуда она сможет дойти до форта.

– Если хочешь, ты можешь отвезти ее сам.

Кейд покачал головой. Ему невыносима была мысль о том, что он должен будет сказать ей «прощай».

– Тогда уезжай, когда захочешь, а потом ею займусь я. В темноте она не разглядит моего лица. Я свяжу ее, чтобы она не пыталась бежать, и заткну ей рот, чтобы она не кричала, пока мы будем ехать.

Кейд понимал, что меры предосторожности, о которых говорит его друг, неизбежны.

– Только не делай ей больно, хорошо? Действуй как можно мягче. И помни, что она очень испугается.

– Так ты ей ничего не скажешь? – спросил Храбрый Орел.

– Нет.

Не желая больше говорить и гадая, как ему удастся пережить следующие несколько часов, Кейд простился с Храбрым Орлом и вернулся к Сэм.

Она сразу поняла, что произошло что-то неладное. За то время, что они готовили еду и ели, он не проронил ни слова, и наконец она не выдержала:

– Что случилось? Отчего ты стал сам не свой? Что сказал тебе этот человек?

– Дела моего народа тебя не касаются, – с нарочитой резкостью ответил он: если она разозлится, то перестанет задавать вопросы.

Сэм остолбенела. Они провели вместе чудесный день, почему же теперь он вдруг стал так холоден? Может быть, она слишком много говорила о роскошной парижской жизни? Может быть, он думает, что она смотрит на него сверху вниз и что их близость для нее – всего лишь развлечение, которым она скрашивает свой плен?

Нет. Она не может допустить, чтобы он так думал. Что бы ни ждало их в будущем, он должен узнать, как глубоки ее чувства.

Сэм решила не начинать разговора, пока они не помоют посуду. «Пусть немного погрустит», – радостно думала она. Скоро она развеет его грусть и словами, и делом. Когда они будут заниматься любовью нынче ночью, она будет с ним такой нежной, такой внимательной, что он наконец поймет, что занимает и всегда будет занимать особое место в ее сердце.

Ласковый летний ветерок превратился между тем в сильный, порывистый ветер. Приближалась гроза. Вдалеке слышались раскаты грома, небо пронзали молнии. Буйный Дух сидел на берегу. Сэм подошла к нему и позвала в пещеру.

– Позже, – бросил он коротко, почти сердито. – Я хочу побыть один.

– А я хочу быть с тобой, – упрямо сказала Сэм, – и если ты не пойдешь со мной, я сяду здесь, рядом с тобой, и гроза, возможно, утопит нас обоих.

Он тихо выругался, но встал и, грубо схватив ее за запястье, повел в пещеру.

Когда он лег отдельно от нее, Сэм не удивилась. Ее решимость была непоколебимой – она не даст ему отвергнуть себя.

– Я знаю, что тебя гнетет, – сказала она, ложась рядом с ним. Он лежал к ней спиной, но она обвила руками его тело и крепко прижала к себе.

– Все дело в том, что я наговорила о моей жизни в Париже, о моем… – она споткнулась на этом слове, – отце, о его богатстве? Но ты должен знать – все это не имеет для меня никакого значения.

Кейд напрягся. Его сердце жаждало услышать признание, которое она собиралась сделать – признание в том, что она любит его. Но рассудок приказывал остановить ее сию же секунду, пока еще можно повернуть назад, потому что если она произнесет слова любви, он ответит ей тем же, и тогда уже будет поздно. Тогда обратного пути не будет, а он не может этого допустить. Как говорил Храбрый Орел, у него есть обязательства перед племенем. Если он возьмет себе женщину Бэлларда и Бэллард наверняка узнает, что в ее похищении виноваты канза, этот сукин сын будет мстить им, не останавливаясь ни перед чем. Некоторым из них придется поплатиться жизнью. Нет, он не может, не должен этого допустить.

– Все это теперь не важно, – продолжала между тем Сэм. – С тех пор как я узнала тебя, Буйный Дух, и твой мир, все для меня изменилось. Пусть это кажется безумием, но мне хочется стать частью твоего мира, частью тебя…

Он вдруг лег на нее так неожиданно, что она на мгновение испугалась и попыталась вырваться, но он держал ее крепко. Его лицо было так близко от ее лица, что она ощущала на своей коже его неровное дыхание, видела неистовый блеск его глаз.

– Что с тобой? – вскричала она, пугаясь уже не на шутку, хотя и сама не понимала, что ее страшит. – Ты сердишься оттого, что я сказала тебе о своих чувствах? Разве ты сам ничего ко мне не чувствуешь?

Собрав в кулак последние остатки самообладания, Кейд заставил себя ответить ей:

– Не важно, что мы чувствуем друг к другу, потому что между нами никогда не может быть ничего большего, чем есть сейчас.

Он взял ее без нежности, почти грубо, но Сэм не сопротивлялась. Потом она прижалась к нему и сказала себе, что, хотя сегодня что-то огорчило его, завтра все опять будет хорошо. Они пойдут на поле, заросшее подсолнухами, и снова лягут вместе, и их снова потянет друг к другу. И он опять будет с ней нежен, и она наконец сможет открыть ему свое сердце. И скажет, что готова жить с ним в его мире, потому что без него ее собственный мир будет пуст.

Сэм заснула не сразу: она еще долго слушала его дыхание, наслаждалась его близостью. Во сне он обнял ее и тесно прижал к себе. Наконец и она погрузилась в сон с улыбкой на устах и радостью в сердце. Он наверняка ее любит – она это чувствует. И хотя судьба сыграла с ней странную шутку, в конце концов она будет счастлива. Потому что ей поможет любовь.

Проснувшись через некоторое время и увидев, что Буйного Духа нет рядом, Сэм поначалу не встревожилась. Возможно, он вышел по нужде или потому, что услышал какой-нибудь странный шум. Он и раньше, случалось, выходил по ночам. Но время шло, а он все не возвращался, и Сэм забеспокоилась. Выходить наружу посреди ночи не хотелось, но, похоже, ничего другого ей не оставалось.

Когда она совсем уже было собралась выйти и позвать его, с тропы, ведущей в пещеру, послышались какие-то неясные звуки. Сэм облегченно вздохнула, но через мгновение ею вновь овладела тревога: Буйный Дух не стал бы продираться сквозь заросли с таким шумом. Он хорошо знал, куда надо ступить, чтобы не хрустнула ни одна веточка, не зашуршал ни единый листок. Тому же, кто приближался к пещере сейчас, дорога была явно незнакома.

А что, если на Буйного Духа напали, что, если его убили и теперь враг идет за ней? Нет, его не могли убить. И она не станет паниковать. Она будет защищаться, а потом отправится на его поиски. Возможно, он лежит сейчас где-то, раненный, и истекает кровью.

Вспомнив о своей наготе, Сэм отыскала в темноте платье из оленьей кожи и торопливо надела его. Затем начала шарить вокруг в поисках какого-нибудь ножа, палки или камня и вдруг нащупала рядом с собой свой ридикюль. Она не проверяла тайник в стене пещеры уже несколько недель, уверенная, что ее сумочка там. Кто же взял ее оттуда и положил рядом с ней и зачем?

Но невидимый в темноте пришелец не дал ей времени на размышления. Он набросился на нее неожиданно, и она успела вскрикнуть всего один раз, прежде чем он заткнул ей рот. Она сопротивлялась, но все было бесполезно – он быстро связал ей руки и вскинул ее на свое широкое плечо.

Вынеся из пещеры, он посадил ее верхом на лошадь. Вокруг была кромешная тьма, и Сэм смогла разглядеть лишь то, что напавший на нее индеец был один. Он бесшумно вскочил на другую лошадь и, взяв повод лошади Сэм, повел ее за собой.

Они ехали медленно. Сэм терзалась неизвестностью. Что происходит? Куда подевался Буйный Дух? Кто отыскал ее ридикюль с приданым? Если ее везут в деревню, чтобы она снова работала там с индейскими женщинами, то зачем тогда ее связали и заткнули ей рот? И почему подняли с постели среди ночи?

Они продолжали ехать, и вскоре Сэм поняла, что ее везут вовсе не в индейскую деревню: расстояние от пещеры до деревни было значительно меньше того, которое они уже проделали. Наконец они остановились, и индеец снял ее с лошади. Горизонт начинал светлеть, и в предрассветном сумраке она смогла разглядеть вдалеке очертания какого-то здания. Индеец молча положил ее сумочку возле ног Сэм, потом развязал ей руки и выдернул у нее изо рта кляп.

Она тут же закричала, охваченная яростью:

– Куда ты привез меня? Что…

Но он уже скакал прочь и вскоре исчез в полумраке.