Звезды любви

4

Кейт взорвалась. Она подняла руку и с размаху треснула его по щеке. Звук пощечины гулким эхом прокатился по пустынному дому. Кейт тяжело дышала. Глаза Роберта смотрели жестко. Губы от злости превратились в узенькую полоску.

За время их постоянных стычек она никогда не видела его действительно разъяренным. И теперь она испугалась. Ее глаза широко раскрылись. Она пыталась отодвинуться от него. Но он снова приблизился к ней, и она увидела на его щеке ярко-красное пятно — след от ее ладони. Она всегда так хотела, просто мечтала о такой пощечине, но теперь, увидев деяние своих рук, пришла в ужас. Ее испугала собственная агрессивность.

— Я же предупреждал вас не делать этого! — произнес он, заставив ее остановиться, и теперь она стояла, в страхе прижавшись спиной к стене. Своими сильными руками он притянул ее к себе, и она чуть не задохнулась от его грубого объятия. Он поднял руку, и она быстро отвернула свое лицо.

— О, нет-нет, — разуверил ее Роберт. — Я вас не ударю, не бойтесь! Хотя, возможно, вы заслуживаете наказания.

Его рука потянулась к ее затылку, и, глубоко зарывшись в ее волосы, он притянул ее голову к своему лицу. Мгновение он смотрел на нее, потом склонился над ней и поцеловал. Это было что-то невероятное! Конечно, Кейт уже и раньше целовали — нежно, страстно, робко, но так — никогда. Его рот был настойчивым и безжалостным, а руки сжимали ее плечи с такой силой, что, в конце концов, у нее из глаз потекли слезы боли и негодования. Она пыталась оттолкнуть его, била его в грудь кулаками, но он продолжал целовать ее и оторвался от ее губ только тогда, когда почувствовал на своем лице влагу ее слез.

Он внимательно посмотрел на ее страдальческое лицо и, усмехнувшись, внезапно отпустил ее.

— Я такой же несдержанный, как и вы — позволил себе потерять над собой контроль. — Он с сожалением потрогал свою щеку и пошел вдоль галереи к входной двери. Она осталась стоять на месте и лишь следила за ним глазами. Потом он обернулся к ней.

— Приношу свои извинения, — и эхо разнесло его слова по всем комнатам.

Молчание. Кейт пыталась прийти в себя.

— Я пришел, чтобы не пугать, а поговорить с вами. Вы можете ничего не бояться и спокойно подойти ко мне. Давайте на несколько минут присядем где-нибудь и поговорим.

Кейт сама удивилась тому неожиданному чувству умиротворения, которое вдруг толкнуло ее вперед. Она подошла к нему ближе.

— Мы можем посидеть на кухне, — сказала она недовольным голосом и пошла вперед.

Он двинулся следом и устроился за добротным деревянным столом, с интересом разглядывая яркие домотканые занавеси и натертый до блеска дощатый пол.

В его присутствии маленькая кухня, казалось, стала еще меньше, и Кейт ощутила, как в течение нескольких безмолвных минут он с какой-то новой осторожностью серьезно и внимательно изучал ее лицо.

— Вы действительно сами определили названные мною Первую и Вторую премии?

— Я, кажется, уже говорила вам об этом. Вы же не поверили!

— Стало быть, вы сознательно ввели меня в заблуждение относительно своей квалификации. Вы, очевидно, где-то обучались искусствоведению?

Кейт наконец пришла в себя.

— Послушайте, мистер Бомон! Какое самодовольство! У нас с вами случайно совпали мнения, и я сразу же стала квалифицированным специалистом, во мне сразу же стало чувствоваться специальное образование. Ну как же! Мое мнение совпало с мнением самого Роберта Бомона, и я сразу же перестала быть невежественной и несведущей дурочкой.

Его губы снова превратились в узенькую полоску.

— Ну что за скверный у вас язык, мисс Боумэн. Какое счастье для вашего бизнеса, что ваша тетя — совсем другой, не похожий на вас человек.

— На что это вы намекаете? — спросила Кейт, закипая от злости. — Что лучше бы меня здесь вообще не было и что только тетя придает респектабельности нашей фирме? Да что вы, черт возьми, о себе воображаете?

Он стоял посреди кухни, скрестив руки на груди, и с каким-то неожиданно спокойным лицом взирал на очередной ее взрыв.

— Уверен, что у вас есть что мне сказать, Кейт. Но не кажется ли вам, что это можно было бы сделать за чашкой кофе?

Она замерла, услышав, что он назвал ее просто по имени.

— Не говорите так, — заявила она решительным тоном.

— Что вы имеете в виду? Кофе? Или может быть, э-э-э… чай? Или какао?

Она уставилась на него с самым глупым видом.

— Хотите стакан воды? — с надеждой произнес Роберт, и тут Кейт невольно расхохоталась. Пока она готовила кофе, в ее голове царил настоящий сумбур.

— Есть еще одна причина, которая заставила меня увидеться с вами сегодня же вечером, Кейт. — И она снова ощутила какую-то особую острую боль, услышав, как он произносит ее имя. — Я приехал, чтобы или заплатить за свой проигрыш, или настаивать на своих выигрышах. — Он немного подождал, не скажет ли она чего-нибудь в ответ, но она продолжала смотреть на него, не произнося ни слова. — Но вы, кажется, все же выиграли, а я привык немедленно платить свои долги. Так что вы сами должны определить форму платежа. Ваше право — командовать, если вы не забыли наш уговор.

Он дразнил ее, испытывая от этой игры явное удовольствие. Что-то подсказывало ей, что он совершенно неверно интерпретировал ее легкомысленные слова. Она совсем не подумала, что Бомон явно рассчитывал извлечь для себя какую-то радость из этой необходимости платить свой долг.

Она посмотрела ему в лицо совершенно бесхитростно.

— Я скомандую. Так я, кажется, сказала на вернисаже?

— Да. А вы, оказывается, не забыли, — произнес он с такой победоносной улыбкой, что ей стоило большого труда удержаться и не плеснуть ему кофе прямо в лицо. Он разговаривал и вел себя так, словно заранее знал, что она потребует от него сделать что-нибудь такое, что доставит ему удовольствие. Она попыталась себе представить, что он сказал бы, если бы она приказала ему вымыть в кухне пол. Судя по той теплоте, которую все больше и больше излучали его глаза, Роберт не мог себе даже представить, что от него могут потребовать что-нибудь в этом духе. Кейт секунду колебалась. Если она ошибается в своих предположениях, то может оказаться в весьма затруднительном положении. Но желание согнать с его лица эту самодовольную улыбку было слишком велико. И она решила рискнуть.

— Нет, — нежно сказала она, взглянув ему прямо в глаза. — Я не забыла, Роберт.

И чуть не засмеялась, заметив промелькнувшую в его глазах едва уловимую искорку триумфа. Да, этот упрямый и самонадеянный тип вообразил себе слишком много.

Он протянул свою ладонь и накрыл ею лежавшую на краю стола руку Кейт, потом большим пальцем провел по контурам ее ладони. От этой робкой ласки по всему ее телу пробежала ошеломившая ее дрожь, и она в панике подумала о том, что пора этому положить конец, пока она еще в состоянии это сделать.

В кухню вбежал котенок и, требуя к себе внимания, замяукал, потом потерся сначала о ноги Кейт, потом о ноги Роберта. Все еще держа ее за руку, Роберт взглянул вниз, потом, словно желая проверить пришедшую на ум мысль, взглянул на котенка еще раз.

— У него же одно ухо, — сказал он и секунду внимательно смотрел на Кейт пристальным взглядом, в котором теперь мелькнули озорные огоньки. — Уж не этого ли молодого бродягу зовут Винсент?

— Вы меня так разозлили в тот вечер, — проговорила Кейт, — что я решила немного согрешить против правды. Но он действительно спит в моей постели.

Теплота его серых глаз приобрела какой-то новый оттенок, и Кейт пожалела, что произнесла слово «постель».

— Мы здесь одни, — прошептал Роберт. Он не спеша поднялся и, обойдя стол, подошел к ней.

Вот теперь как раз тот самый момент, думала Кейт, — тот самый момент, когда ему придется испытать горечь разочарования. Она сейчас скажет ему, скажет ему… Ее губы уже открылись, чтобы дать ему отпор, но тут она почему-то оказалась в его объятиях, мягкая, податливая и ждущая, и единственным звуком, который ей удалось издать, был глубокий вздох. А еще через мгновение она уже забыла обо всем на свете, и для нее не существовало больше ничего, кроме этих нежных рук, которые она так живо чувствовала сквозь свою пижаму, и жарких прикосновений его властных губ. Потом губы на секунду оторвались от нее, что-то произнесли, потом снова прижались к ее губам уже немного по-другому, а потом ее голова закружилась в каком-то многоцветном тумане. Постепенно эти упрашивающие губы превратились в требующие, потом он оторвался на секунду от ее губ, чтобы начать новое наступление. Кейт припала к его плечу, в голове все кружилось и вертелось, хотя она изо всех сил старалась собраться с мыслями. Когда, наконец, он отпустил ее, она вспомнила, почему она позволила всему этому случиться.

— Ну, разве это не лучше, чем ссориться друг с другом? — выдохнул он ей в ухо в то время, как его настойчивые руки уже гладили ее бедра.

Вдруг ей вспомнились эти руки, передвигающиеся по поверхности картины Филиппа Баррета, и его жестокие оскорбительные слова, которыми он уничтожал ее в телестудии. Откинув голову, чтобы взглянуть в его глаза, она закрыла ладонью его лицо, как будто была не в силах ему противостоять. И это было почти правдой. Почти. Ее пальцы нежно погладили красную отметину, которую оставила на этом красивом лице ее злая рука.

— Так я могу сказать, что мне хотелось бы получить от вас, Роберт? — мягко спросила она. — Помните: «Я скомандую»?

В его глазах светилось желание, сквозь смуглую кожу его загорелого лица проступил слабый румянец, и его чувственный рот так и замер в улыбке готового к повиновению любовника. Конечно, он сделает все, что бы она ни приказала. Кейт не могла оторвать глаз от его лица. Вот оно, это мгновение, она наконец-то добилась своего!

— Скажите скорее, Кейт, — торопил он, склонившись над ней и водя языком по мочке ее уха.

— Я хочу, — прошептала Кейт, — чтобы вы, забрав всю свою самонадеянность, — ее шепот поднялся до обычного голоса, — немедленно катились вон!

Тишина. Он как будто не мог поверить, что она способна произнести такие грубые слова. Еще через мгновение он напрягся, а ласкавшие ее руки, мгновенно превратившиеся в холодную и твердую сталь, отпустили Кейт и отодвинули ее в сторону.

— Все ясно, — ответил он каменным голосом. — Месть такая сладкая, правда, Кейт? Но не вздумайте сказать, что все это время вы лишь играли. Еще одно небольшое усилие с моей стороны — и я бы довел дело до своего естественного исхода, и вы прекрасно это понимаете, дорогая.

Она задрожала от негодования, но все же заставила себя спокойно и дерзко ответить:

— Вы мне омерзительны! С одной стороны, вы хотите подавить и унизить меня за то, что я посмела не согласиться с вами, а с другой стороны вы достаточно лицемерны, чтобы захотеть…

— Трудно выговорить правду, бесстрашная Кейт? Переспать с вами — вот что я хотел сделать. — Его слова были грубыми и откровенными. — Как и большинство женщин, вы склонны во все вносить беспорядок и путать разные вещи. Но мы оба прекрасно знаем, к чему мы должны были бы прийти после того, как впервые увидели друг друга. Но поскольку у вас имелись некоторые, весьма тривиальные, причины не любить меня, вы сознательно их преувеличивали и раздували, чтобы скрыть тот естественный зов плоти, проснувшийся в вас сразу же, как мы познакомились в гримерной. — Он неожиданно замолчал, бросил на нее злой взгляд и произнес, нисколько не заботясь об оскорбительности своих слов.

— Я мог бы добиться своего еще там, в гримерной, если бы приложил немного усилий.

Она побелела.

— Вы чудовищно самонадеянны, мистер Бомон. Не преувеличивайте свои способности к обольщению. Ищите других дурочек. И не воображайте, что мне хоть сколько-нибудь понравился ваш сегодняшний спектакль — я нашла ваши попытки обольщения столь же отвратительными, как и ваши предыдущие неуклюжие нападки!

— Нет. Мы же оба знаем, что это — неправда, Кейт!

Казалось, что его гнев потихоньку начинает спадать, однако это не принесло ей желаемого облегчения.

— Вам лучше уйти, мистер Бомон. И не смейте называть меня по имени!

В дверях он внезапно повернул обратно и пошел вдоль галереи, внимательно вглядываясь в висевшие на стенах картины. Наконец он остановился перед картиной Филиппа Баррета, усмехнулся и посмотрел на Кейт, все еще стоявшую около входной двери.

— Этого пари вам никогда не выиграть, мисс Боумэн.

— Время покажет, — ответила она, чувствуя, как громко заколотилось ее сердце, когда он снова направился к двери. Эхо его шагов гулко раскатилось по всем коридорам дома. Лампы для подсветки, висевшие на стенах галереи, отбрасывали столбики желтого света, яркими пятнами расположившиеся между мягкими и расплывчатыми тенями. Лицо Роберта, шедшего вдоль галереи, то попадало в полосу яркого света, то снова терялось в тени. Когда он снова остановился около Кейт, на его лице не было ни малейшего следа гнева. Можно было подумать, что он принял какое-то решение, и вот эта вернувшаяся к нему уверенность беспокоила ее гораздо больше, чем его гнев.

— Это была всего лишь маленькая стычка. Победа в большом сражении будет за мной. Учтите, Кейт!

Она распахнула дверь, и в прихожую ворвался свежий ночной ветерок. Она с силой захлопнула дверь, как только Роберт, пройдя мимо нее, вышел из дома. Застыв в полной неподвижности, она слышала, как открылась и захлопнулась дверь машины, как взревел мотор, зашуршали шины по гравию подъездной дорожки. Ей показалось, что через некоторое время она услышала, как машина свернула в подъездную аллею, ведущую к Галерее Бомона, находившуюся в одной миле от ее дома.

В старом доме было так тихо, будто он был чем-то недоволен. Казалось, что все эти бурные объяснения, вызвавшие его охи, скрипы и стоны, повергли его в холодное тягостное молчание. Кейт вернулась в кухню и поставила в мойку две кофейные кружки, открыла кран, плеснула жидкости для мытья посуды и стала мыть кружки в десятисантиметровом слое пены. Винсент терся о ее ноги. Кейт налила ему в мисочку немного молока, и котенок ответил благодарным и довольным урчаньем.

Кейт пребывала в состоянии полной опустошенности. Эта встреча приоткрыла ей такую сторону ее существа, о которой она никогда раньше не подозревала и которую теперь ненавидела. Конфликт, возникший из мелкой стычки, превратился в настоящую битву.

Ее мнение о нем нисколько не изменилось, однако Кейт прекрасно сознавала, что ей все же предстоит принести ему извинения за слишком грубое поведение. Иначе она не сможет относиться к себе по-прежнему. Она легла в постель и притворилась спящей, когда Луиза наконец возвратилась домой. Однако на самом деле ей удалось забыться сном лишь под утро.

Когда Кейт проснулась, тетушка была уже на ногах и работала в мастерской, напевая под нос какую-то мелодию. Было совершенно очевидно, что прошедший вечер был для нее весьма удачным.

Когда Кейт принесла ей легкий завтрак, Луиза, оставив свой гончарный круг, расчистила на столе небольшое пространство и несмотря на самое безмятежное выражение, запечатлевшееся на ее лице, посмотрела на Кейт довольно критическим взглядом.

— Доброе утро, мистер Рэнсом, — сказала она. — Ты вчера покинула нас так рано. А твоя картина уже продана.

— Так быстро? — Кейт даже рот открыла от удивления. — Даже не верится.

— Табличку «Продано» повесили сразу же, как только была объявлена Высшая оценка критики. Надеюсь, ты рада, что твоя картина понравилась Роберту Бомону? — с любопытством спросила Луиза. Нет сомнения, она уверена, что такая высокая оценка с его стороны должна поднять у Кейт настроение до небывалых высот. Тем более что картина была немедленно продана. Что и говорить, Кейт действительно была рада. Однако события вчерашнего вечера свели на нет ее триумф.

— Конечно, Луиза. Это просто чудесно, — заставила себя улыбнуться Кейт. — Но мне не хотелось бы, чтобы этот тип знал, что я — автор картины. Во всяком случае — пока!

— Кейт… — В голосе Луизы звучало явное неодобрение. — Я надеюсь, ты не собираешься делать никаких глупостей?

— Конечно, нет. Но все же прошу тебя, не упрекай меня за то, что я хочу немного пошутить с ним — особенно после тех гадостей, которые он сказал о нас по телевизору.

Луиза с тревогой посмотрела на нее.

— Ты должна уделять больше времени рисованию, а не приступам гнева. Я считаю, что инцидент исчерпан. Вчера вечером мне удалось поговорить с Робертом, и мы окончательно уладили этот вопрос с вывеской. Он убедился, что мы вовсе не собирались скопировать вывеску с его галереи.

Вчера вечером у Кейт тоже был с ним разговор… Он не только не помог прояснить недоразумение, но как раз наоборот: дал ей новый повод для неприязни. Как ужасно, подумала Кейт: Луиза смягчила свое отношение к Роберту, а она, Кейт, его постоянно ухудшает.

— Ты им просто очарована, — констатировала Кейт.

— Возможно, — снисходительно улыбнулась Луиза. — Я весьма сожалею, дорогая, но о вкусах не спорят.

— Это не смешно, Луиза. Он вел себя по отношению к нам довольно оскорбительно, и я не могу себе представить, с чего бы это он вдруг стал таким предупредительным и добрым, — и Кейт принялась яростно помешивать кофе в своей кружке.

— Не можешь себе представить? — сказала Луиза, протянув, руку к баночке с джемом.

— Он решил нам просто отомстить таким образом — помнишь, когда он приехал сюда… эта его нарочитая вежливость и любезность… эта его предупредительная улыбка…

— Обворожительная улыбка, не правда ли?

Кейт сердито взглянула на тетю, которая ответила ей самым невинным взглядом. Ее мысли, наверное, заняты чем-нибудь другим, подумала Кейт, — например, Максом. Этим, возможно, и объясняется ее благодушие. Ведь не может же она, в самом деле, считать, что она и Роберт… Тут Кейт почувствовала какое-то внутреннее беспокойство и быстро принялась убирать со стола, в итоге оставив Луизе всего лишь бутерброд и газету.

— Он предупредил, что заглянет к нам на днях, — проговорила как бы между делом Луиза, закрытая газетными страницами. Кейт громко хлопнула дверцами буфета.

— Думаю, вряд ли, — голос Кейт звучал так уверенно, что тетушка даже отложила газету и внимательно посмотрела на нее.

— Почему ты так считаешь?

Нет, не могла же она пересказать Луизе эту ужасную вчерашнюю сцену…

— Он знает, что я не приветствовала бы его появление в нашем доме. — Кейт вспоминала его слова, произнесенные им вчера перед самым уходом: «Победа будет за мной». При ярком свете солнечного дня эти слова выглядели несколько напыщенно и мелодраматично, хотя Роберта Бомона вряд ли можно было заподозрить в приверженности мелодраме.

Этот же вопрос возник у нее и спустя несколько дней, когда Луиза сообщила ей о том, что к ним ненадолго заглядывал Роберт Бомон.

— Он заезжал на минутку, когда тебя не было дома.

— Мои звезды предсказывали такую неприятность, — ответила Кейт язвительно. — Какая трагедия, что я не застала его!

— Ты часто сама на себя навлекаешь неприятности, Кейт. Если бы ты иногда старалась попридержать язык, вы могли бы стать с Робертом друзьями. Хотя он такой сложный.

— Вот здесь я согласна с тобой, моя дорогая тетушка. Он сложный — очень сложный.

— Что это с вами обоими, Кейт? — спросила Луиза и, не получив ответа, продолжала. — Роберт очень интересный мужчина. Мне кажется, что твоя какая-то обостренная реакция на него объясняется именно этим!

Она попала в самую точку. Кейт как-то неестественно засмеялась.

— Боже мой, Луиза! Уж не думаешь ли ты, что я сохну по нему? Я совсем не верю в эти старые сказки о том, что от ненависти до любви — один шаг. Даже если Роберт Бомон способен быть объективным и непредвзятым в своих суждениях и оценках, он все равно останется для меня равнодушным и черствым человеком. Когда он держал в своих руках картину Филиппа Баррета, ему и в голову не приходило, что кто-то вкладывал душу в это произведение и что убийственный приговор картине способен ранить ее автора. Филиппу следовало бы его проучить, подав на него в суд.

Луиза покачала головой.

— Да, Роберт был тогда неправ — я уже сказала ему об этом. Но неужели больше всего тебя задевает уязвленная гордость Филиппа?

Действительно, что ее задевает: уязвленная гордость Филиппа или ее собственное раздвоение чувств в отношении Роберта? И Кейт была вынуждена признаться себе в том, что больше всего ее волновало именно последнее. Но вслух она произнесла:

— Именно это, и еще самоуверенность и бестактность, с которой Бомон говорил о нем! Вообще он чем-то напоминает мне мистера Монта, — проговорила Кейт. — А ты знаешь, что мне всегда очень не нравился мамин муж.

Она никогда не могла назвать его отчимом — всегда только «маминым мужем». Луиза кивнула в знак согласия. Она тоже не очень жаловала Монта Малверна. Упрямый, самодовольный сноб, который как нельзя лучше подходил матери Кейт; именно поэтому так не любили его Кейт и Луиза. И поэтому обе они были невероятно счастливы, когда его адвокатская практика заставила их с Фионой перебраться в Викторию. Их редкие наезды в Брисбен вносили всегда какую-то суету в их жизнь, не говоря уже о тех бесконечных и утомительных разговорах, которые приходилось терпеть, выслушивая рассказы Монта и Фионы об их успехах, влиятельных друзьях, подвигах и деяниях детей Монта от первого брака.

— Понятно. Это многое объясняет. Но я думаю, Кейт, что здесь ты не права. Постарайся избежать сравнений. Едва ли следует вступать в непримиримую вражду с человеком только из-за того, что он кого-то тебе напоминает.

Кейт не могла дать Луизе такого обещания. Когда дело касалось Роберта Бомона, она никогда не была уверена в том, что может сказать или сделать в следующий момент. Безоблачная тихая жизнь с Луизой в тишине окружавших их гор, на которую она рассчитывала — насколько поняла теперь Кейт — станет недосягаемой целью, пока где-то вблизи — в буквальном и переносном смысле слова — будет находиться Роберт Бомон. Но она знала, что рано или поздно ей все равно придется принести ему извинения за свое поведение во время их последней встречи.

Она увиделась с ним только через неделю, и приготовленные ею слова извинения так и застряли у нее в горле. Во-первых, он встретил ее в саду и приветствовал так, будто между ними никогда не происходило никаких стычек. Его «Доброе утро, Кейт!» было приветливым и почти фамильярным. Это было настолько удивительно, что она онемела. А тот факт, что он был в тренировочном костюме и весь потный от бега, заставил ее забыть, что перед ней обычно холодный и учтивый Роберт Бомон.

— Вы здесь бегаете? — недоверчиво спросила она, глядя, как он вытирает с лица пот цветастым полотенцем, висевшим у него на плече.

— Совершенно верно. А что в этом такого необычного, Кейт? Это помогает мне поддерживать хорошую форму. — Он на минуту замолчал, выжидательно глядя на Кейт. Потом едва заметно улыбнулся и добавил: — Хорошую — для моего возраста.

Она стянула с себя садовые перчатки и взглянула вверх на крутой склон:

— Обратно вы побежите той же дорогой?

— Да.

— И часто вы бегаете? — Она снова посмотрела на него. В этом спортивном трикотажном костюме он выглядел совсем другим — каким-то домашним…

— Каждый день. Разве вы никогда не замечали меня, проходя рано утром мимо окон, Кейт?

— Каждый день? — Она была поражена. И где он только берет время? И силы?

— Каждый день, клянусь вам. Иногда у меня даже появлялось непреодолимое желание постучаться в ваш дом и попросить стакан воды. Но потом мне приходила в голову мысль, что Кейт, вероятно, не обрадуется, если первое, что она увидит рано утром у дверей своего дома, будет страждущий путник.

Она улыбнулась его шутке и вспомнила, каким он был в тот злополучный вечер перед самым уходом: гнев уже немного остыл, и в нем снова чувствовалась непреклонная сила и уверенность. Но теперь он предстал перед ней совершенно иным человеком, который, оказывается, не таил в себе никакой угрозы. Ее щеки покрылись легким румянцем, и сердце заколотилось в груди быстрее обычного — впрочем, так случалось всегда, как только рядом с ней оказывался Роберт Бомон.

— Вы правы. Я не была бы рада, — ответила она, и он замер. — До завтрака я бываю не очень расположенной к общению. Да и во время завтрака тоже.

Он бросил на нее довольно жесткий взгляд, и она вдруг почувствовала неловкость, увидев, как бы со стороны, свои взлохмаченные волосы.

— А я думал, что мне будут не рады совсем по другой причине, — произнес он тихо, и тут, наконец, запоздалая защитная реакция Кейт вырвалась наружу.

— В прошлый раз вы просто застали меня в веселом настроении после выпитого шампанского, мистер Бомон. Надеюсь, это больше никогда не повторится.

Он вздохнул с наигранным сожалением. — Ах, как жаль! Было так чудесно! — Окинув взглядом сад, в котором сейчас трудилась Кейт, он направился к дому. — Надеюсь, Луиза даст мне напиться. Вы присоединитесь к нам, Кейт?

— Я не нуждаюсь в том, чтобы вы приглашали меня в мой собственный дом, — резко ответила она.

— Ах, как жаль!.. — повторил он меланхолическим тоном, а затем добавил: — Будьте осторожны с этими бегониями, Кейт? У нас здесь часто бывают заморозки. — И, направившись в сторону дома, он легко взбежал по ступеням, постучал в дверь и исчез в прихожей.

— Ну все он знает! — выругалась про себя Кейт и посмотрела на роскошные растения. Да что, черт возьми, он может вообще знать о цветоводстве, в конце концов? Она была крайне раздражена, и ее начали снова обуревать сомнения. Не может быть, чтобы он совсем выбросил из головы события прошлой пятницы — он тогда предупредил, что заставит ее пожалеть о своем поведении. Она снова натянула на руки садовые перчатки и принялась рыхлить землю маленьким культиватором. Внутри нарастала какая-то тревога. Если его поведение специально нацелено на то, чтобы вывести ее из равновесия, то это ему безусловно удалось. Но почему он старался быть таким любезным?

Естественным напрашивающимся ответом был как раз тот, который она не хотела и не могла принять, поэтому она с остервенением накинулась на сорняки, пытаясь одновременно представить себе, о чем может говорить сейчас Роберт с Луизой? Что она предложила ему выпить? Но Кейт твердо решила не заходить в дом, пока Роберт не покинет их владения. Поэтому когда на подъездной дорожке показалась машина Эндрю, она побежала ему навстречу, чтобы помочь Эндрю пересадить отца в кресло-каталку.

— Кейт, я знаю, что галерея еще закрыта, — проговорил Филипп, — но я надеюсь, что вы все же позволите мне кое-что купить.

Она засмеялась.

— Вы произнесли магическое слово, Филипп! «Купить»! Это всегда звучит как «Сезам, откройся!» — Она посмотрела в сторону дома. — Здесь Роберт Бомон. Не могли бы вы подождать, пока он уедет?

Тонкие руки Филиппа, лежавшие на коленях, заметно задрожали.

— Не беспокойтесь, Кейт. Давайте пока посмотрим что-нибудь в галерее.

— А что он здесь делает? — спросил Эндрю.

— Он совершал пробежку и завернул к нам, чтобы поболтать с Луизой. Это нечто новенькое — увидеть его бегущим, а не проносящимся мимо в своей ревущей машине.

— Я слышал, что он фанат бега. — Голос Эндрю звучал немного кисло, и Кейт догадалась, что он сейчас вспоминает ту вечеринку в доме Хендерсонов, где Роберт так интимно танцевал с ней.

— Да, он хороший спортсмен, — проговорил Филипп. — Он в прошлом году даже временно замещал в нашей городской школе тренера.

— Тренера? — изумленно переспросила Кейт.

— Да, тренера по футболу, — уточнил Эндрю, подвозя кресло-каталку к ступеням дома. Потом он помог отцу подняться, а Кейт стала поднимать кресло, удивляясь про себя: может быть, они вообще говорят о разных людях? Луиза и Роберт вышли из кухни как раз в тот момент, когда Эндрю усаживал отца обратно в кресло.

Черт возьми, подумала Кейт. Какая досада, что Роберт оказался здесь именно сейчас! Их неизбежно придется представлять друг другу, и Бомон, конечно, сразу догадается, почему она приняла в галерею картину Филиппа. Пусть только попробует сказать что-нибудь обидное в адрес Филиппа! Она снова залепит ему пощечину.

Но когда он, вопреки ее ожиданиям, ничего подобного не сказал, она все равно нашла повод на него разозлиться.

Когда она представила ему Филиппа, он бросил на нее молниеносный взгляд, и ей сразу стало ясно, что он все понял. Он рассыпался перед Филиппом в самых учтивых извинениях. Пожимая ему руку, он с улыбкой спросил:

— Я, конечно, понимаю, что не могу рассчитывать на вашу симпатию ко мне? Моя правда была для вас очень горькой?

Такое начало Филиппу явно понравилось.

— Правда всегда бывает горькой, мистер Бомон. Я уверен, что вы это знаете. Мне рассказывали, что вы всегда говорите неприятную правду даже самым знаменитым художникам — поэтому я должен считать за честь, что вы критиковали меня, руководствуясь теми же принципами. Хотя мне пока, признаюсь, не удалось еще успокоить себя.

Кейт сгорала он нетерпения, ожидая, когда же Бомон, наконец, уйдет. Однако он снова уселся на стул и продолжал беседовать, пока гости пили чай. Другой на его месте от чувства неловкости давно бы уже ретировался, размышляла Кейт. А этот начал разглагольствовать, объяснять Филиппу Баррету, почему он так негативно относится к дилетантам, которые стремятся извлечь прибыль из своего хобби. Надо признать, он говорил так искренне, что Филипп, казалось, поддался его обаянию и во всем с ним соглашался. И вскоре старик уже мирно и откровенно рассказывал что-то Бомону, явно наслаждаясь беседой.

Совсем по-иному вел себя Эндрю. Неприятие Роберта так и читалось на его красивом лице. Слава Богу, у нее есть, по крайней мере, хоть один союзник, подумала Кейт, однако это было слабое утешение, учитывая, что причиной неприязни была обыкновенная ревность.

— Мне очень не понравилось, как он держал тебя во время танца, Кейт, — сказал тогда Эндрю на вечеринке у Хендерсонов, и она с трудом подавила в себе чувство досады и раздражения от прозвучавших в его голосе слишком собственнических ноток.

— Мне тоже.

И вот сейчас на виду у всех Эндрю взял ее за руку и преувеличенно громко пригласил пообедать с ним и Филиппом. С несколько более преувеличенным, чем нужно, энтузиазмом Кейт дала свое согласие и тут увидела, что Роберт смотрит на ее лежавшую на краю стола руку, прикрытую сверху ладонью Эндрю. Он почему-то улыбнулся, как будто узнал чей-то чужой секрет, и Кейт не выдержала:

— Не смеем задерживать вас, мистер Бомон. Вам, наверное, не терпится продолжить свою пробежку.

— Короткий перерыв не помешает, Кейт. Бежать в гору — так тяжело.

— Прошу вас, будьте осторожны, хорошо? — усмехнулась Кейт. — Такие нагрузки могут быть опасны для… не очень молодого мужчины.

Роберт безобидно улыбнулся, сверкнув белыми зубами. С влажными и взъерошенными полотенцем волосами он выглядел удивительно притягательно.

— Вы беспокоитесь за мое сердце, Кейт?

Ее собственное сердце снова бешено заколотилось.

— За сердце? Боже мой, конечно, нет! Сердце, я думаю, — единственное, за что вам никогда не придется беспокоиться!

Но ведь он просто издевается над ее досадой и раздражением! Луиза неодобрительно покачала головой, бросила на Кейт предупреждающий взгляд и увлекла Филиппа в галерею, чтобы выбрать среди выставленных вещей какой-нибудь свадебный подарок для его племянницы.

А Кейт действительно чувствовала себя не в своей тарелке, оказавшись в составе такой своеобразной тройки, — она и два молодых человека. К тому времени, когда Филипп выбрал, наконец, керамический кувшин и два бокала, Кейт уже была вне себя от благодушия и самодовольства Роберта и агрессивности Эндрю. Когда Барреты уехали, она, не обращая на Роберта никакого внимания, снова отправилась в сад. На этот раз она забралась в дальний уголок участка, чтобы не встречаться с ним еще раз, когда он будет уходить.

Но буквально через несколько минут он уже нашел ее, и его атлетическая фигура возникла в дверном проеме маленького сарая, где хранился садовый инвентарь.

— Вы что-нибудь здесь забыли, мистер Бомон? — сердито спросила она, пытаясь скрыть охватившее ее волнение. Она вдруг почувствовала себя буквально запертой и задыхающейся в этом маленьком тесном помещении.

— Я просто подумал, что смог «расколоть» вас, и вы показали мне совсем другую Кейт, — ответил он.

— О чем это вы? Я вам ничего не показывала.

— Специально — конечно, нет. Но непроизвольно… — Она не могла видеть выражения его лица, потому что он стоял против света. Через мгновение он продолжил: — Кейт, прошу вас, давайте забудем то импульсивное пари о картине Филиппа. При открывшихся обстоятельствах мы не должны продолжать наш спор.

Уперев руки в бока, она с вызовом бросила:

— Нет, я не откажусь от пари, мистер Бомон.

— Ради Бога, давайте оставим этот глупый спор. Я теперь увидел, что, принимая его работу, вы руководствовались не художественными критериями. Вы приняли его картину, потому что вы — это вы, Кейт! Если бы я знал об этом раньше, я бы никогда не взял картину Филиппа в качестве примера…

— И что же вы обо мне подумали, многоуважаемый мистер Бомон?

— Большую часть времени вы неуживчивое и вспыльчивое существо. — Он глубоко вздохнул. — Но вы еще и очень доброе существо, поэтому вы и приняли работу Филиппа.

— Да, выходит, я такой вот плохой предприниматель. Но меня совсем не волнует, что вы обо мне думаете. Поэтому я настаиваю на своем пари. Я от него не отказываюсь!

Он сделал шаг вперед. Кейт напряглась как струна.

Бомон внезапно рассмеялся, а Кейт немедленно почувствовала сигнал тревоги.

Она сделала шаг назад и случайно наступила на косилку. И тут же Роберт, желая помочь ей удержаться, обхватил ее за талию. Ее руки оказались прижатыми к его груди, и, когда она попыталась отдернуть их, он притянул ее к себе.

— Ваш друг показался мне сегодня немного расстроенным. Он, наверное, думает, что играет вторую скрипку после Винсента? — Его белые зубы сверкнули в темноте, а Кейт почувствовала, как краснеет от этого напоминания о ее глупом демарше.

— Эндрю прекрасно знает, что является для меня номером один, — огрызнулась она, снова пытаясь отстраниться.

— Да, он сегодня так открыто заявлял о своих правах! Ведь вы были так милы с ним в тот вечер в доме у Хендерсонов!

Кейт уперлась руками ему в грудь, ужаснувшись тому, как точно он угадал мотивы ее поведения в тот вечер.

— А как же иначе! — прошептала она сквозь стиснутые зубы. — Мы с Эндрю так подходим друг другу.

— Что вы говорите? — он прижал ее к себе еще теснее, но она снова стала сопротивляться. Ручка упиравшейся ей в спину газонокосилки причиняла ей довольно ощутимую боль.

— Отпустите меня, мистер Бомон! Я совсем не в восторге от ваших грубых штучек.

Ей показалось, что ее слова уязвили его. В его голосе появились стальные нотки, свидетельствующие о том, что она задела его самолюбие.

— А у вас слишком острый язык, Кейт! Скажите, а молодой Баррет разглядел в вас мягкость и женственность? Вы открыли ему эту удивительную сторону своей натуры?

— Не говорите глупостей! С вами я никогда не буду мягкой и женственной! — Ее дерзкие слова срывались с губ с явно излишней горячностью в то время, как сама она, завороженная его притягательной мужской силой, продолжала оставаться в его объятиях.

Он криво усмехнулся.

— Да, я могу ошибаться. Но клянусь, что я видел совсем другую Кейт в тот первый день в студии. Эти зеленые глаза, — он серьезно и внимательно посмотрел ей прямо в глаза, — были так широко открыты и казались такими доверчивыми, полными удивления… — Он вдруг замолчал, а Кейт почти перестала делать попытки высвободиться из его рук, в горле ее неожиданно пересохло. Она ощутила волшебное прикосновение его губ к своим губам и совершенно рабски подчинилась исходившим от него флюидам. Ее губы инстинктивно приоткрылись, и она забыла обо всем на свете… Когда он наконец оторвался от ее губ, она, ошеломленная, трепещущая от возбуждения продолжала стоять, припав к его груди, слушая и ощущая, как сильно колотится в груди его сердце, как вздымается его грудь от учащенного дыхания. Когда она все же открыла глаза, сама не желая того, ее ослепил золотистый солнечный свет, проникавший в сарай. Руки Роберта, мгновенно уловившие ее возвращение к реальной жизни, снова сжали ее в попытке удержать еще хотя бы на одно мгновение.

— А что, на Эндрю Баррета вы реагируете точно так же? — шутливо спросил он, но в его голосе ей послышались нотки превосходства. Или триумфа?

Он резко оттолкнула его, не желая смириться с теми чувствами, которые он в ней вызывал. Ручка газонокосилки больно уперлась ей в бедро, но она едва ли это заметила.

— Уж не хотите ли вы, мистер Бомон, чтобы я оценила ваш темперамент по десятибалльной системе?

— Кейт…

— Вы действительно на высоте. Но когда я сказала, что не в восторге от ваших грубых методов, я вовсе не требовала, чтобы вы продемонстрировали мне свои альтернативные способности!

— Просили вы или нет, но принимали вы их очень охотно.

Она потупила взор. Трудно было что-либо возразить на его слова. Она молча кляла себя за проявленную слабость и с отвращением вспоминала о своем недавнем состоянии.

Она пожала плечами.

— Просто меня еще никогда не целовали в сарае — я такого еще не испытывала.

— Не поделитесь ли вы со мной, какие еще проблемы имеются в вашем богатом опыте, Кейт, — усмехнулся Роберт. — Я буду рад угодить вам.

— Остыньте, мистер Бомон! А что касается какого-либо просвещения в данной области, то в случае необходимости я могу обратиться к Эндрю. И на будущее прошу вас попридержать свои нежности для ваших постоянных подружек.

— Нежности?.. — Он поджал губы и глубоко вздохнул. — Надеюсь, в недалеком будущем я заставлю вас, Кейт, пойти еще дальше и увлеку вас в такие блаженные дали, которые вам не откроет никакой Эндрю!..

Ее кулаки непроизвольно сжались от нестерпимого желания ударить его, но она заставила себя сдержаться, все еще живо помня о недавнем событии. Ей уже совсем не хотелось снова оказаться в его объятиях после того, как она от этого совершенно потеряла голову.

— Вам не удастся соблазнить меня своими эксцентрическими обещаниями, мистер Бомон. Если только это ваш конек, то вам лучше бы…

Она увидела, как гневно сверкнули его глаза, и быстро отступила на шаг назад. Зацепившись ногой за газонокосилку и потеряв равновесие, она всем телом рухнула навзничь, больно ударившись о металлический корпус машины. На этот раз он не сделал ни малейшей попытки удержать ее от падения. Кипя от злости и глядя на распростертую у его ног фигуру, он проговорил:

— Если я когда-нибудь выполню свои обещания, вы вряд ли найдете их странными и эксцентрическими. Но сегодня ночью, когда вы будете разглядывать синяки на своей прелестной попке, вспомните обо мне!

Затем он повернулся и ушел. Кейт с трудом вернулась к реальности.

В эту ночь, в ванной, Кейт долго разглядывала в зеркало свое обнаженное тело и вспоминала его слова. Вызывающие синяки уже проступили на бедрах и ягодицах. Она разглядывала их со странным чувством отвращения, как будто это он избил ее. Она быстро натянула на себя ночную рубашку и вынуждена была признаться себе в том, что, несмотря на полученные травмы, вспоминает сцену в сарае со странным чувством удовлетворения.