Реверанс со скальпелем в руке

Глава 17

— И что это было, мсье Дешам? — осторожно и нервно интересовалась я, — вы буквально оттоптали мне ноги, и стукнули сапогом прямо по головке таранной кости.

— Ботинком, pardonnez-moi, — озабоченно оправдывался доктор, — я видел, что вы готовы были наговорить глупостей. Нельзя отказываться… Отказавшись от приглашения наместника, вы навсегда закроете для себя вход в местное общество.

— А зачем… — наклонилась я и потерла щиколотку: — Объясните, зачем оно мне сдалось — их общество?

Дешам, отвернувшись, промолчал, а я задумалась, успокаиваясь. Дальше шли молча. Только иногда машинально отвечала на приветствия и улыбалась, узнавая знакомых солдат. И вспоминала наше «кофепитие» под дубом, на которое напросился доктор, рассыпчатое песочное печенье, танцующие на ветру края белой скатерти, удобные кресла… И уважительный, деликатный разговор необыкновенно приятного мужчины. А потом и тему, от которой я вначале зависла, а дальше подключился мэтр…

А доктор сейчас молчал, потому что ему просто нечего ответить — после нашего с ним разговора я безответственно расслабилась, и вела себя, по его мнению… наверное, все страньше и страньше. Скорее всего, это очередная непозволительная дикость с моей стороны — не желать войти в местное общество. А с другой стороны, действительно — на кой оно мне? Что в нем делать? Хотя стоило прикинуть все плюсы и минусы…

Завести знакомства? Как медику и желательно — с дамами. Не молодыми и глупыми, а умудренными жизненным опытом, чтобы советы мои оценили. А для этого нужно обдумать — о чем говорить? О корсетах — безусловно. Но вначале хотелось бы посмотреть — насколько страшилки о них отвечают действительности? Норма для талии в 33 сантиметра как-то не укладывалась в голове.

Ну… обмороки на балах с летальным исходом, как и сломанные при втягивании ребра, пронзающие легкие — это могло быть, но как единичные случаи. Сильное событие, страшное, потому и стало своеобразной байкой на века. А может быть и выдумкой. Но тогда что делать с тем, что на самом деле существовали так называемые «маточные затычки», которые носили вместе с корсетом, чтобы исключить выпадение матки? Здесь романтическими легендами о трудных дорогах к красоте и не пахнет — сплошная проза. Правда, вряд ли такое могло случиться с девицей, но вот с много раз рожавшей матроной — запросто.

В связи со всем этим опять вспомнилась жаба, которую я нашла на огороде в трехлетнем возрасте — самое яркое из первых детских воспоминаний. Жаба была коричневая, настоящая и забавно прыгала — счастье для ребенка. А уж если поймать! Пока жабу у меня отбирали, из неё полезли кишки — отдавать я её не собиралась, и вся сила сопротивления взрослому произволу ушла на то, чтобы её удержать.

Почему-то память и воображение плотно увязали ту зябку и корсет в единое целое. Поэтому, когда Алэйн в свое время пыталась запихнуть меня во что-то подобное, я отказалась — для полного счастья только корсета мне тогда и не хватало… Но и осталась почти без гардероба я по этой же причине — все наряды Маритт, хранящиеся в замке, были сшиты с учетом его ношения.

— Вы должны быть там в черном, Мари, — вырвал меня из размышлений голос Дешама.

— А сколько обычно длится траур? — уловила я его мысль.

— Это неважно, — качнул он головой, — вас представят, как вдову дю Белли. Хотя бы в этом несоответствия не должно быть.

— Да…? — ясно представила я себя туго затянутой в пышное платье с живописно вываливающейся из декольте грудью и все черное при этом.

— Я найду убедительное оправдание тому, что на балу быть не могу, — приняла я окончательное решение, — ногу сломаю, в конце концов, но позора этого не допущу. Если бы вы меня не пинали под столом, я сразу отказалась бы от такой чести. Слишком много сложностей, мэтр. Я… росла в глуши, поэтому не танцую, не пою, не музицирую, куртуазным речам и игре веером не обучена… да и еще много чему.

— У вас своё — более высокое умение. Начните с этого бала строить свою новую жизнь, Мари, — посоветовал он.

— Я обещаю подумать, Жак, — уже без нервов и пафоса ответила я. Действительно… с любой мыслью нужно переспать, рубить сплеча не стоит.

Следующий день принёс в мою жизнь маленькую радость. И это была музыка… а благодаря ей я получила медбрата в помощь себе и доктору. На примитивной свирели, сделанной из рябиновой ветки, играл совсем молоденький солдатик, как оказалось — конюх. Я шла на чарующие звуки музыки, как те крысы из мульта — один в один… Шла на легкий, воздушный, как бы «порхающий» звук, напоминающий пение птиц, и нашла этого мальчика — перебирающего отверстия на палочке тонкими музыкальными пальцами. Ланс был крупным парнем и несоответствие его возраста призывному не так бросалось в глаза. Этот же был совсем юным, почти мальчишка…

— Дешам, как вы смотрите на то, чтобы самому обучить для себя помощника? — зашла я издалека, — при сложных операциях, ввиду отсутствия хороших расширителей и правильно изогнутых зажимов, нужен не один ассистент. А у мальчишки пальцы хирурга… — ожидаемо вспомнились мне сильные и красивые пальцы Шонии, уверенно манипулирующие инструментом в операционной ране. В голубых перчатках… И я привычно уже прогнала эти воспоминания — просто нельзя…

— Вид крови выдержит не всякий, — сомневался доктор.

— Мы придем к этому постепенно. Сейчас мне нужна помощь по изготовлению перевязочных пакетов. Мальчик справится.

— Вам мало Ланса, Мари? Нужен еще один преданно заглядывающий вам в глаза юнец? — окрысился доктор.

— Ланс выздоровел и уже выписан, а мне нужен помощник, док. В таком режиме я не могу работать — устаю, не высыпаюсь — часто темнеет в глазах и кружится голова… да просто не успеваю! И я скоро уйду, так что помощник останется вам — грамотный и подготовленный, — уговаривала я мужчину.

— Я спрошу командира. Как зовут мальчишку?

— Люк Дадье, мэтр, он конюх. И он согласен.

— Еще бы! Думает, что станет только жрать здесь и отсыпаться, — ворчал Дешам.

— Нет, это я, получив помощника, стану, наконец, жрать и отсыпаться. Если вы не против, мэтр…

Мальчишка был невысоким, гибким и сильным. С темными волнистыми волосами и веселыми карими глазами — настоящий француз, легкий и приятный в общении.

Мы с ним готовили мази и экстракты настоек про запас — на зиму, запечатывая потом воском и пряча кувшины в ледяную воду родника, кипятили и сушили корпию и кисею. Кромсали её по размерам и, вымыв руки до скрипа, шили пакеты, укладывая их потом в тот самый сундук, выстеленный вываренной в щелоке простынёй. Стерильность, конечно, была условной. Но, как подложку под повязку раны, я планировала задействовать свежевываренные в ромашковом настое салфетки. Этот страх — боязнь сепсиса, как основной причины смертности после хирургического вмешательства в эти времена, делал из меня параноика. Это было почти помешательство… тем более, что я и раньше знала о небрежном отношении французов к личной гигиене.

Во времена пандемии привычки могли и должны были поменяться, но общая тенденция! Эти их открытые мужские писсуары посреди улиц и площадей… без возможности вымыть потом руки, сильно удивляли, если честно. Кадры, когда молодой человек, справив нужду прямо на виду у прохожих в отведенный для этого резервуар, как ни в чем ни бывало берет за руку девушку или обнимает её за плечи и чешет дальше… вполне может быть, что и в уличное кафе… Они просто сшибали с ног. Это было даже в наше время, а уж здесь… Люк, как и Ланс мыл руки перед едой добровольно-принудительно, капрал — вполне добровольно, радуясь возможности мне угодить, Дешам — уже привычно… я — с остервенением.

Скоро Люк уже знал названия инструментов, умел правильно подавать их и с замиранием сердца ждал первой нашей общей операции — как и я.

А вечерами по моей просьбе играл на свирели. Я учила его новым мелодиям, напевая «Одинокого пастуха» или вальс Доги. Получалось не совсем то, но все равно — мило и трогательно. Наши посиделки давно уже перестали быть делом частным — рядом или поодаль рассаживалась уйма народу. Не думаю, что целью их было только послушать музыку. И я пользовалась случаем и громко рассказывала о том, как важно часто и особенно перед едой мыть руки… о вреде половых сношений со случайными партнерами… о необходимости каждому военному знать элементарные вещи о мерах экстренной помощи при ранениях — том же пережатии перебитой артерии или грамотном наложении жгута. По возможности демонстрировала методы оказания этой помощи. Объясняла важность стерильности при наложении повязок и обработке ран…

В один из вечеров к нам присоединился и командир с парой офицеров, попросив меня не отвлекаться на них и продолжать… в тот вечер мы говорили о технике спасания и реанимационных мерах при утоплении — мало ли? Я знала, что такой случай здесь был и ничего удивительного — холодная вода горной реки запросто могла вызвать судороги.

— Мадам баронесса… — после окончания лекции встал командир с колоды. Выстроенные в большой квадрат вокруг костра и слегка стесанные сверху, они служили нам сидениями.

А дальше я слушала, сцепив челюсти и закипая от возмущения. Дешам?! Ну, а кто еще?

— Мадам, вчера я прибыл из дворца Гранвель и уполномочен официально передать для вас приглашение почтить своим присутствием бал, который состоится немного раньше запланированного — новый наместник Франш-Конте полковник Луи-Мария маркиз де Шабо-Роган благополучно вступил в должность.

— Merci, Monsieur le colonel, — вежливо бормотала я слова благодарности.

— В таком случае, вам необходимо озаботиться нарядом, мадам… Поскольку по причине душевной черствости родственников вашего покойного мужа, вы оказались в стеснённых обстоятельствах… — торжественно вещал граф, — офицерское общество нашего полка сочло уместным сделать небольшой презент…

— А почему же только офицерское? — поднялся Гаррель, — разрешите, господин полковник, поучаствовать и сержантскому составу?

— Почему нет, старший сержант? — миролюбиво согласился полковник, — организуйте тогда добровольный сбор средств среди желающих. Баронесса трудится у нас без заключения контракта… соответственно — без оплаты. И такое незначительное проявление огромной благодарности, я считаю… — и бла, бла, бла..

Я улыбалась до боли в щеках, благодарила и даже пыталась как-то отказаться, но слышала в ответ — ну что вы…! Голубка вы наша… Опять благодарила, краснела и психовала. Потому что только Дешам мог сказать полковнику, что я собираюсь отказаться от приглашения. И даже одним из вариантов уважительных причин я с ним поделилась — перед самым событием объявить, что не имею соответствующего туалета. И вот…

Наверное, Дешам пламенно желал скинуть меня со своих плеч, как непонятный, а значит и опасный груз. Он хорошо ко мне относился, но мог решить — все, что мог, с меня уже вытянул. Ошибался, конечно, но риск иметь непонятно кого рядом с собой счел неоправданным. Других объяснений у меня просто не было.

Я молча ушла спать, мы с ним не разговаривали…

А рано утром из ближайшего города прибыл простенький экипаж — небольшая карета с настоящими рессорами. Она должна была доставить меня к модистке в Безансон… Все катилось независимо от меня — туда и так, как запланировал кто-то другой, но не я. И все изменилось для меня, когда полковник, лично подсаживая меня в карету, выдал:

— После модистки вас завезут к мастеру, который занимается изготовлением точных инструментов. Ваши чертежи, переданные мне Дешамом, сейчас у него. Что-то уже готово… кажется. Посмотрите сами, насколько соответствует…

Пока я осознавала сказанное им, недоверчиво глядя в черные и необыкновенно красивые мужские глаза… карета тронулась. И я откинулась на подушки, потерянно прислушиваясь к глухим ударам копыт по лесной дороге — карету сопровождали двое военных в незнакомой одежде и неожиданно — в колпаках, похожих на шапки запорожцев со шлыком, только не меховые. Драгуны, очевидно. Не гусары точно — тех я знала. Там должны быть ментики и кивера.

По впечатлению от последних слов полковника, сейчас он ассоциировался у меня с мужской красотой в идеальном её исполнении, сумасшедшим ароматом кофе и строгой деликатностью — привлекательный образ, хотя и далёкий от моей реальности, как Полярная звезда. Замечательный мужик… только мечтать о таком.

В дороге я выспалась. Трясло, конечно, но сиденья и подушки были мягкими, ехать было скучно и незаметно я уснула.

— Мадам! — разбудил меня стук в дверку и громкий мужской голос, — мы подъезжаем. Если вы не видели раньше Безансон, то самое время. Я расскажу о нем, если желаете. Шевалье де Боже — к вашим услугам.

Я улыбалась, благодарила и думала о том, что никогда в жизни мужики не уделяли мне столько внимания. И причину понимала — на безрыбье… Но и небольшие заслуги свои осознавала — что-то я таки делала… И понимала, что все это очень временно. И все равно было приятно. Я радовалась, что снова красиво уложила волосы и белоснежные кружевные манжеты, и воротничок подшила. А нижних юбок было целых шесть штук, надетых поверх подштанников и поэтому очередное темное платье не уныло спадало к ботинкам, а пышно расходилось книзу…

— Вот крепость Вобана, мадам, — комментировал шевалье виды, проплывающие за окнами кареты: — Там находятся казармы, куда полк вернется на зимние квартиры… А сейчас мы проезжаем мост через Ду… хотите? Мы остановимся, и вы посмотрите — отсюда видно, как в воде резвятся форели… Они плодятся в горных ручьях, а жить спускаются сюда.

Мы стояли на одном из мостов, соединяющий город с «материком» и действительно наблюдали быстро мелькающие в глубине воды серебристые рыбные косяки.

-. А вон — видите? Это серая цапля… здесь гнездится множество серых цапель, — радушно вещал юноша.

— О! Серые цапли… много, — послушно восхищалась я.

Потом был сам Безансон — место действия романа «Красное и черное». Об этом городе я знала только, что здесь чуть позже родится Виктор Гюго… или же не родится. Я так и не определила для себя — в чем различие между двумя реалиями? Если бы в России правила не женщина… Елизавета, скорее всего, а как иначе? То тогда можно было бы предположить, что развилка где-то там — где Рюриковичи остались у власти, а Романовы её так и не получили. Российская империя всегда имела огромное влияние на окружающую действительность… иногда просто самим своим существованием. И случись в ней настолько серьезные изменения, это точно потянуло бы реальность в сторону. Но была Елизавета…

Было — ночами я выходила на редут и смотрела в бархатно-черное южное небо… узнавала лик Луны с темнеющими на нем «морями», видела Большую и Малую Медведицы, находила в положенном месте Полярную звезду… и хрен его знает?! Хотелось то тоскливо выть на все это, то радоваться хоть чему-то знакомому.

Да… потом был Безансон.

— Смотрите, мадам баронесса — мы подъезжаем к римскому амфитеатру, вернее, его руинам. А это университет… кафедральный собор. Сейчас мы проедем в квартал цитадели через Черные ворота — старинную триумфальную арку, возведенную еще римлянами.

— О! Черные ворота…

— Да! А вот и дом лучшей в Безансоне швеи. Удачи, мадам и… не экономьте — наш вам презент должен быть самым лучшим, — целовал перчатку на моей руке шевалье.

В доме меня встретила девушка из прислуги, судя по чепцу и фартуку. Модистка принимала на втором этаже. Невысокая, плотная женщина лет сорока… Мы выбирали ткани, немного спорили, а потом уже и много… Я рисовала для неё фасоны, опять радуясь, что немного умею это делать.

— Необычно, — задумалась женщина, — вы уверены, что хотите появиться в высоком обществе в таком подобии ночной одежды?

— Такую одежду не шьют из бархата цвета ночи, Эмма. И не накладывают серебряное плетение. И не кроят шлейф…

— Но корсет, мадам! Это будет скандал! — прикрывала она ладонью рот.

— Это будет триумф — ваш, как швеи. Это одежда будущего. Не всем пойдет такой фасон — согласна, но у меня тонкая кость и узкая грудная клетка — платье будет смотреться ослепительно. И сразу скажу — украшений не будет, поэтому пустите серебряное кружево и по вырезу…

— А под лифом?

— Нет… не будем подчеркивать лишний раз отсутствие в наряде талии.

— Тогда позвольте, я подберу к готовому уже наряду несколько шалей — на выбор.

— Если уложимся по деньгам… непременно, буду очень благодарна, Эмма, — представила я, как уютно укутаюсь в обширную шаль, пряча под ней нескромный вырез. На нем настояла швея, да я и сама не хотела настолько сильно отличаться от остальных. И наличие полноценной груди размера так… второго, в этой реальности по-настоящему радовало. Там половая недоразвитость сказалась и на половых признаках — мой бюст с трудом тянул на единичку.

Внизу меня ожидала карета и шевалье.

— Мадам! Мне приказано было вкусно накормить вас и расположить в приличном гостевом доме.

Мы ужинали в харчевне, где я попросила простую яичницу. Сытные похлебки из солдатского котла не оставляли голодной, но привычка в еде, она тоже одна из… Дальше мы пробовали свиные колбаски родом из Морто — копченые и сытные, и необычные сырные пирожки — жареные во фритюре нежные шарики со сливочным вкусом.

Потом мы ехали туда, где меня ждал ночлег, и я рассматривала прохожих — в основном простой люд. Да и странно, если бы по брусчатке крутых улочек расхаживали дамы в кринолинах… Мимо проплывали старинного вида дома и если раньше я слышала об уличной вони Парижа и ожидала найти её в каждом европейском городе, то тут ошиблась. Безансон слегка попахивал… жилым, но нестерпимой вони и грязи не было.

Мастера решено было посетить на следующий день, сегодня мы не успевали.

Засыпая в чистой постели, пахнущей резедой, я думала о том, что впервые после «попадания» я жила и чувствовала себя не просто терпимо или более-менее нормально, а комфортно. Приятно было деликатное внимание молодого шевалье, относительное удобство экипажа, предупредительность швеи, выбор вкусных, хоть и простых блюд…

Все дело в деньгах, которые из непонятно каких… таких вдруг вылились на меня маленьким водопадом. Они во все времена решали если не все, то многое. И мне пора было как-то решать вопрос с их наличием. Сегодняшний день показал, что, примирившись с их отсутствием, я многого себя лишаю.

Судя по палатке и пожертвованию, которое деликатно назвали презентом, мне давали еще какое-то время помимо оговоренного месяца. И даже если Дешам не будет в восторге, стоило подумать о заключении официального контракта. Узнав перед этим размер оплаты, естественно… Нужно учиться обеспечивать себя в этом мире. Похоже — здесь я застряла надолго.