Реверанс со скальпелем в руке

Глава 7

Я вспоминала все что знала о смертельной венерической болезни, которая косила Европу не одну сотню лет. Сифилис был проклятием не только европейских аристократов, но и простолюдинов тоже, а значит и армии. Эпидемии продолжались десятки лет. И называли болезнь в том числе «французской», и любовной чумой тоже — когда поняли механизм заражения. А одним из ярко выраженных симптомов было как раз выпадение волос. Скрывая его под париками, спасались так от позора.

Я понятия не имела о сроке инкубационного периода, но симптомы помнила — сыпь, перерождающаяся потом в гнойные пустулы. Дальше — больше… и мучительная смерть в конце. Но сначала язвы там — в месте заражения.

Лечение… Дай, Боженька, памяти, раз ума и чувства самосохранения не дал — судорожно соображала я. Та-ак… кажется бледную трепонему убивает…

— Мадам…? Так вы идёте за мной? — послышалось сбоку удивленное…

— Сейчас! — почти рявкнула я, с усилием выдирая из завалов памяти нужную информацию. Паника не давала мыслить ясно, в голове путалось.

Лечение… Для любого вируса губительна высокая температура, а прижигаются язвы йодом… позже. Тут йода пока нет, как и антибиотиков. Что еще? Я почти ничего не знаю! Но должен знать врач…

— Пойдемте… скорее, — рванула я за военным, будто счет жизни шел на секунды.

Мы спешили. Он молча поглядывал на меня и вел куда-то на край лагеря и рощи. А я привычно уже придерживала длинные юбки и осматривалась, теперь уже внимательнее — придется тут задержаться. Если вдруг… просто предположительно… Только без паники! Заражение совсем не обязательно. Но время здесь как раз такое… как сказать, чтобы без матов?

Уехать можно… никто меня держать здесь не будет. И доберусь я, наконец до дома Жерома. И еще неизвестно — можно его продать или нечего там продавать? «Крепкий дом, на века» — совсем не гарантия его… продавабельности — они все здесь из камня, даже самые убогие. А мне нужны деньги! В Россию ходят торговые обозы, должно быть дипломатическое сообщение — не такое и дикое сейчас время, не средневековье уже.

Уехать можно… и остаться без помощи, если вдруг что. А тут все-таки врач. Значит… предположительно инкубационный период лучше провести рядом с ним. Получается, придется задержаться… вынужденно. Нужно как-то убедить его, заинтересовать. Чем? Как раз этого добра — навалом. Тут не наговорить бы лишнего, чтобы не путаться потом в показаниях.

Но убедить в своей правоте специалиста, не имея авторитета… да еще и женщине?! Смотри уже, Маня, на вещи реально… Значит — интерес. Точные факты или недосказанность? Зависеть будет от мужика. Средневековый коновал, узко зацикленный на конкретном учении — одно… А вот эскулапа-интеллектуала я не потяну. Или потяну?

Я мельком оглядела мятую юбку, несвежее кружево оборок внизу, тесный жакет на шнуровке… Попыталась как-то разгладить-расправить все это почти на бегу, поправила соломенную шляпку с пушистым пером… Спутанные локоны прикрывали уши и, собранные под шляпой в примитивный хвост, шикарным ворохом стекали на спину. Наверное, все силы тела Маритт уходили на то, чтобы давать жизнь этому богатству — тяжелым вороным кудрям, спадающим до самого пояса. Тоже не совсем чистым сейчас… половину срежу сегодня же — без посторонней помощи с ними не справиться.

В общем, к чему я пришла после общего осмотра? Мужской интерес можно вызвать всегда, особенно на безрыбье. Но мне он не нужен! Значит, нужно брать знаниями и интеллектом. И прямо с порога… чтобы не турнул сразу, дал зацепить себя информацией. Это будет непросто — Гаррель высказался о докторе однозначно. И что он поклонник Авиценны — Ибн Сины сказал тоже…

— Мадам, мы пришли, — остановился военный.

— Как обращаться к вам по чину? — отстраненно уточнила я.

— Солдат… капрал Леро, мадам! — гаркнул он, уставившись на меня.

— Спасибо, капрал, — кивнула я, отводя взгляд. Мучительно неловкое чувство — я знаю, что он знает… Нужно учиться справляться с этим, абстрагироваться… Мне все равно на всех тут — плевать! Сейчас важно только отношение Дешама, нужно заручиться его поддержкой, а значит и защитой на будущее. А дальше — посмотрим. Больше нужного я здесь не задержусь.

— Что означает слово «солдат», мсье Леро? — держала я себя в руках, заодно собираясь с силами перед встречей с доктором.

— Военный, мадам… Военный на службе за плату. Когда-то в Испании наемникам платили сольдо — оттуда и пошло. Полковник бывает рассказывает… разные забавные штуки, — прокашлялся он и тоже отвел взгляд: — Лазарет… мы на месте. Дешам где-то там — внутри.

Мы стояли у огромного шатра. Та же корабельная парусина, из которой сделаны и палатки — плотная, серого цвета. Деревянный остов, похоже. Мощные растяжки… Шум дубовых листьев под ветром, яркое солнце. Ну, с Богом!

Внутри, на удивление, оказалось достаточно светло — ткань частично пропускала свет, и я увидела высокого худого человека, стоящего спиной ко мне. Коротко стриженного, как все здесь… но тоже, наверное, где-то есть свой паричок. Я уже поняла, что он вроде как тоже форма одежды. Находятся при исполнении — тянут на себя вместе с шапкой, расслабятся — и в сторону его.

Доктор был чем-то занят у второго входа, на свету. Парусина там была высоко вздернута и солнце ярко освещало небольшой стол прямо на проходе и двух мужчин, склонившихся над ним. Это смотрелось, как врачебный прием и, скорее всего, им и было. Старший мужчина был одет в темные штаны, светлую рубашку и жилет, а у молодого парня в форме что-то случилось с рукой. Над ней и склонился доктор.

Я ждала в тени — свидетели разговора не были мне нужны.

— Всё. Хорошенько пососи палец… долго, — спокойно заключил медик, разгибаясь.

Заноза, скорее всего — решила я, увидев оставленный на столе пинцет. Подождала, пока пациент скроется за стенкой шатра и только тогда подала голос:

— Доктор Дешам? Простите, но я уже вошла. Вы можете уделить мне время?

— Баба… — спокойно развернулся он в мою сторону, — Гаррель предупреждал.

— Ну, можно и так сказать. Грубовато, но, в принципе, верно, — согласилась я. Прошла к нему и прямо взглянув в темные, как маслины, глаза, протянула руку. Он смотрел на нее… Потом нехотя потянулся ладонью, и я крепко пожала ее, предотвратив традиционный поцелуй.

Наверное, правильно начала. Он не растерялся — нет, но с настроя точно сбился. Это показал вдруг ставший острым взгляд. Я вела себя, как мужчина — ровно, без ужимок. А раз это действует, то и продолжать нужно в том же духе.

— Коллега… — слегка потрясла я его руку, — приятно познакомиться — вдова дю Белли, урожденная Лантаньяк.

— И насколько коллега? — съехидничал он. Чем-то похож был на Жана Рено — высокий, худой, лет сорока пяти на вид, чуть сутулый. Нос крупный с горбинкой, прищур глаз…

— Вас интересует медицинская школа? — кивнула я с пониманием, не отпуская его взгляд и внимание: — Русская врачебная школа.

— Нет такой! — показал он крепкие желтоватые зубы.

— Глупо отрицать, если не совсем уверен. Она есть и основана на восточной. Европейские веяния тоже имели место, но мало прижились. Там больше народная медицина, знахарство и, конечно же, влияние таких умов, как Ибн Сина, Хуа То… Альбукасис.

— А учение Парацельса? А Везалий и Амбруаз Паре? — медленно убирал он с лица издевательскую улыбку.

— Каждый из них привнес в медицину свое… — осторожно ступала я по минному полю, — Парацельс был мистиком, философом и лечил, конечно, но и заблуждался тоже… как может каждый. Остальные два, кажется, были скорее анатомами, чем лечащими врачами.

— И вы можете сказать, в чем есть заблуждение Парацельса? — чуть склонился он ко мне.

— Он стал первым, кто использовал для лечения золото, сурьму и ртуть. Я мало о нем знаю… русская медицина зиждется на восточных основах… — повторила я опять, — что касается хирургии и методик. А их снадобья — результат векового отбора гениальных народных целителей… из Сибири.

— И в чем они не согласны с Парацельсом?

— Сурьма и ртуть — смертельный яд даже в малых дозах, а золото просто не лечит. Мышьяк тоже яд, но допустимо… зависит от дозировки. Здесь им, кажется, лечат сифилис… как с этим обстоит дело в войсках? — замерла я, ожидая ответа.

То, что мы до сих пор говорили вот так — стоя, было поганым знаком. Мне так казалось. Существуют элементарные условности этикета… их машинально придерживался даже люто ненавидящий меня дю Белли. То-есть — есть этикет. И есть… пускай и слегка помятая, но все-таки дама в шляпе с пером, а мы так и продолжали стоять возле стола, на проходе. Я оглянулась вокруг, намекая на приличия.

Доктор неопределенно хмыкнул и пристально, будто раздумывая, уставился на мою руку. И неожиданно склонился, притянув её и на миг прижавшись к моим пальцам сухими губами. Знатным дамам так и целуют, но не называя их перед этим бабами. Так что дело не в этикете, похоже все-таки плевать ему на него. Дело в другом — я таки сумела с ходу заинтересовать его или даже удивить.

А дальше будет трудно… дрогнули мои губы в ответной улыбке. Я помнила имена и связанную с ними информацию… но только то, что когда-то показалось интересным, запало в память еще с лекций по истории медицины. Мало помнила… а что-то смыслила только в хирургии, да и то — современной.

— Прошу присесть…

— Обращайтесь просто — Мари, — благодарно кивнула я.

— Жак Дешам.

Присели мы на длинную деревянную лавку. Он задумчиво рассматривал меня, а я — помещение. Утоптанный земляной пол, большое пространство, два длинных стола рядом. В углу сундук с ровной крышкой, на нем пара футляров. Ширма в виде занавеси, из-за нее выглядывает край грубо сколоченной из досок кровати. И еще одной.

— Лазарет… а когда настанут холода? — не понимала я.

— С приходом осенних дождей полк вернется на зимние квартиры.

— А-а-а… действительно, — тупила я, — ну…

«Мы что ж — на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки…?» — четко проявилось в голове лермонтовской вязью. И будто родная теплая рука подхватила, поддерживая и давая уверенность.

— Гаррель говорил — вы хотели, чтобы я экзаменовал вас? В чем?

— Хирургия, — все-таки дрогнул мой голос, а он это заметил.

— Есть еще что-то важное? Вы хотите спросить?

— Просить… Я хотела бы поработать у вас хотя бы месяц… без платы! Только за еду и кров, — поспешила я заверить его, — пусть это будет мой испытательный срок. Не хочу зависеть от военных и, если можно, имела бы дело только с вами. И жить, если можно, тоже здесь — в лазарете… помогать. Мы могли бы говорить, обмениваться знаниями… — запнулась я, — не стоит так снисходительно улыбаться, мсье Дешам — они родились не в моей голове, это опыт целого народа. Вам может и должно быть интересно. Я вот не сомневаюсь, что многому научусь у вас…

— Вы спрашивали о сифилисе, — щурился он.

— Да. Почти ничего о нем не знаю, но слышала, что это настоящая беда. Любопытно… но не к спеху. Что вы решили?

Он отвернулся, оперся локтями о колени и замер, подперев руками голову. Смотрел в землю и думал. Я решила дожать:

— Я вдова, замуж не стремлюсь, мужчинами не интересуюсь — совсем.

Мне достался быстрый веселый взгляд.

— А они вами, мадам?

— А это неважно, хотя и тут не стоит ждать большого интереса. Господь не обидел меня, но и не наградил внешностью. Приданого нет. И характер мерзкий — я упряма и зла, — потянула я из складок юбки скальпель и сразу же аккуратно убрала его обратно.

— Гаррель так не сказал бы… — протянул мужчина, улыбаясь: — Он, можно сказать, очарован вами. Вы непонятны мне, мадам… даже тем, как говорите, а сложностей хватает и без вас, — вздохнул он, — нужно думать.

— Я знаю чего хочу, уверена в этом, — постаралась я объяснить наглое, наверное, на его взгляд поведение совсем молодой еще Маритт.

— Вы слишком уверены.

— Я многое пережила. Не самое лучшее детство и замужество тоже.

— Диплом — фикция? — уточнил он.

— Диплом был. И медицинская школа тоже. Мсье Дешам, думайте быстрее — я больше суток ничего не ела. Но главное — мне нужно помыться и переодеться в подходящую одежду… как у монашки, — улыбнулась я, вспомнив сержанта.

— Даже так… — продолжал он думать, — здесь нет для вас условий. И не будет.

— Ерунда — будут, если их создам я сама. Мне нужен кусок парусины, чтобы обтянуть три молодых деревца возле того входа. И ведро теплой воды, а лучше — два. Ну решайтесь же, я уже сегодня обещаю вам незабываемый вечер у костра… зовите и Гарреля тоже. Это будут настоящие откровения из древних… сибирских книг.

— Я от корки до корки изучил «Канон врачебной науки», что нового вы можете мне сказать? — пожал широкими худыми плечами мужчина.

— Ибн Сина? Мы только что говорили, что каждый из них что-то дал науке… Авиценна был уверен, что существуют невидимые переносчики болезней, а погода влияет на самочувствие. Я могу углубиться в эти темы. Жак…?

— Мари…? — кривовато улыбался он, — эта школа в Сибири?

— И не только… там они во многих местах.

— А дю Белли? Что скажут ваши родственники?

— Меня отпустили в свободное плаванье. У меня нет их поддержки и зависимости от этой семьи тоже больше нет. Я могу строить свою жизнь самостоятельно. Хотя бы попытаться. Не месяц… это я слишком замахнулась — признаю. Два дня… день… один вечер! Жак…? По рукам? — протянула я ему руку открытым мужским жестом. И широко улыбнулась, потому что…

С души вдруг рухнул камень!

Она пела и танцевала там внутри, трепыхалось что-то такое от восторга — необъяснимое, требуя выхода на волю! Последний раз в детстве так радовалась.

Я вспомнила про пенициллин!!! У меня будет лекарство от заразы! Получится вырастить его — сама здесь лишнего дня не останусь. А у меня получится.

— На мою голову… — шутливо простонал Дешам.

— Где-то я это уже слышала, — радостно трясла я его ладонь, — велите принести мои вещи, а мне дайте кусок парусины… мыло. А где взять воды?

— На мою голову…

Уже поздним вечером, оттершись жесткой ветошью с мылом до воспаленной кожи… Накормленная и с обрезанными до середины спины волосами… В одном из темных старушечьих платьев Маритт, белом фартуке до пят и такой же косынке по брови, я сидела возле костра вместе с Дешамом и Гаррелем — Жаком и Саином.

Когда мы ворошили палкой угли, сухие сучья уютно потрескивали, рассыпая искры… ветер совсем стих и зажглись звезды… От костра несло жаром, а спину по-ночному уже холодило.

Для меня была приготовлена одна из кроватей в лазарете. Через ширму от меня будет спать Дешам. Насилия с его стороны я не боялась — была необъяснимо уверена, что вызывала в нем не тот интерес. И собиралась поддерживать в нем это ощущение, пряча в себе женщину и давая видеть только то, чем заинтересовала его сегодня — интересного и полезного собеседника.

Пока что он видел во мне это. Но только пока…

Следующее хирургическое вмешательство, которое потребуется, станет моим экзаменом. И я собиралась подготовиться к нему на все сто.

А пока мы говорили… Спорили и даже смеялись, злились и доказывали друг другу. Уставали от споров или с чем-то соглашались и затихали, зачарованные игрой переливающихся алым оттенков в угасающих углях… Помолчав, снова поднимали больные темы.

Гаррель тоже расслабился. В рубахе и жилете, без мундира, высокой шапки и парика, он казался старше… все-таки седой. Те две нашивки на его рукаве означали выслугу в полных двадцать лет, а сколько их еще сверху? Он смеялся вместе со мной, поддерживал в спорах меня, следил через костер за мной внимательными темными глазами. Не очарован — нет. Я просто понравилась. Вся, как есть — поведение, слова, улыбки… это чувствуешь — когда человек симпатизирует. Мне он тоже нравился. И упрямый Дешам.

Я уже знала, что уходить, прощаясь с ними, будет тяжело. Сейчас и здесь для меня появился первый якорь, цепь или канат… которым я добровольно притягивала себя к этой реальности — друзья. Насколько настоящие — посмотрим. Впереди еще экзамен по хирургии.

Или же они узнают… Сейчас еще не знали, это было понятно.

Или зададут правильный вопрос, не ответить прямо на который я не смогу. И отвечу.

А еще я когда-нибудь столкнусь нос к носу с офицером… и узнаю его по запаху духов. Что дальше — думать не хотелось… не сейчас.

Сейчас мне было хорошо и спокойно. Тело тяжелело, слипались глаза и тихо угасал костер, а вместе с ним и разговор о возбудителях инфекций.