А счастье пахнет лавандой!

14

— Иви, ты можешь говорить с красивым Йоркским акцентом[16]? — кричала Мередит в трубку.

— Могу я делать что? Извини, пожалуйста, Мередит, не могу разобрать, что ты говоришь, тебя едва слышно из-за какого-то ужасного шума. Что там происходит? — Казалось, что в конторе ревет обезумевший морской лев.

— Это всего лишь Барри, строит из себя умирающего лебедя. Откашляйся же ты, в конце концов! Он специально меня дразнит. Так что, как насчет акцента? Сможешь?

— Йоркский? Да. — Иви почувствовала уверенность. Она присутствовала на съемках «Кес», и звукорежиссер был восхищен ее Йоркским акцентом.

— Это хорошо. Значит, ты получаешь озвучивание.

— Я никогда раньше не озвучивала. Ты уверена, что… — Иви не договорила из-за грохота в трубке. — Что там такое?

— Это Барри грохнулся для пущего эффекта. — Мередит, казалось, разозлилась. Немного покричав на Барри, она вернулась к ее вопросу. — Завтра, в полдень. Подойди в «Миракл Саунд Студио», Литл-роуд, четырнадцать. В Сохо. Попроси Дерека. — Мередит остановилась. — О черт! Он стал какого-то странного цвета. Барри, мерзавец, не умирай!

В трубке наступила мертвая тишина. Иви оставалось только надеяться, что такая же тишина не нависла и над бедным Барри. Не хватало ему войти в историю как жертва шоу-бизнеса.

В озвучивании Иви видела много подводных камней. Она понимала, что это должно было бы быть просто — говори себе в микрофон, и все. Однако многие актеры так страдали после озвучиваний, что начинали пить по-черному после той камеры пыток, которой начинала казаться им звуконепроницаемая будка.

Иви смущало в этой работе то, что работать-то практически было не с чем. Большинство рекламных сценариев содержали не больше двух строчек, а Иви давно привыкла к репетициям в течение нескольких дней, когда она вместе с режиссером билась над созданием характера, и в результате эти сокращенные до минимума строчки заводили ее в тупик. Она часто слышала от других, что ты либо можешь это делать, либо нет, и вот в скором времени ей предстояло выяснить, в каком из двух противоположных лагерей она находится.

Для тех, кто умел это делать, были готовы горы денег. Она встречала массу актеров, которые хвалились, что преуспели в озвучивании, но на поверку оказывалось, что это как раз те, кому озвучивание не предлагают. Актеров, которые в этом участвовали, мало заботило внимание окружающих: они обычно были слишком заняты организацией жизни своего второго дома где-нибудь в жарком климате.

Иви радовала перспектива получения работы. Она постарается, как может, и посмотрит, что из этого выйдет. С ее обычным невниманием к мелочам, Мередит забыла сказать, будет эта работа на радио или на телевидении. На телевидении работа оплачивается выше, но, как бы то ни было, Иви был гарантирован гонорар в сто восемьдесят фунтов стерлингов за работу в студии. А это само по себе не так уж плохо.

Наряд для свидания был выбран и подготовлен уже за два дня до этого события. Иви и так и сяк крутилась перед зеркалом, изучая свой внешний вид с такой тщательностью, которая уместна разве что при судебно-медицинской экспертизе.

Она вся была в черном, выбранном отчасти из-за того, что в черном ты всегда кажешься стройнее, отчасти из-за его торжественности и отчасти из-за того, что вся одежда ее гардероба была черного цвета. Обтягивающая кофточка джерси с V-образным декольте привлекала внимание ровно настолько, насколько это необходимо для того, чтобы сексуальность не вызывала воспоминаний о витрине мясника. Она отлично сочеталась с удлиненной черной юбкой, тоже джерси, и, если немного прищуриться, казалось, что это один костюм. Ноги ее прекрасно себя чувствовали в паре остроносых замшевых черных ботинок, которые она отхватила на распродаже. (Да, конечно, ей не следовало тратить деньги на замшевые ботинки, если учесть, что она была безработной, но она это сделала.)

Но главной составляющей ее наряда, которая связывала его в единое целое и придавала всему шарм, был сидящий на ней как влитой кожаный пиджак, который застегивался на талии и выгодно подчеркивал ее грудь. Это была победа Саши.

Бедная Саша, исстрадавшаяся из-за того, что отказалась дать Иви свои красные туфли (но, обратите внимание, не настолько исстрадавшаяся, чтобы все-таки дать их!), практически уговорила Иви взять ее новый пиджак.

Как же ты должна переделать свою чакру, чтобы позволить себе подобное, подумала Иви, поглаживая пиджак. Можно только благодарить Бога, что у Саши такие представительные предки.

Бинг должен был посмотреть наряд. Было уже почти десять, а он все еще не выходил из своей комнаты. Когда Иви распахнула его дверь, она поняла почему. Он был не один.

— О, виновата. Извините!

— Не говори глупостей. — Бинг восседал на подушках, как восточный владыка. — Поздоровайся с Джорджем.

— Привет, Джордж. Эээ… Красивая шляпа.

Джордж, стоя на коленях на кровати в набедренной повязке, развлекался с соломенной шляпой с широкими полями, усыпанной огромными шелковыми розами.

— Очень… очень… — Джордж не мог прекратить смеяться. Похоже, здесь не обошлось без наркотиков.

Иви попятилась назад.

— Увидимся позднее, ребята.

— Нет, подождите! — Джордж так сильно смеялся какой-то невидимой шутке, что его шляпа слетела, обнаружив еще одного человека, который незамедлительно вылез из-под одеяла. — С Миком вы еще не встречались.

— Доброе утро, Мик, — вежливо сказала Иви. — Всем по чашечке чая?

Смеющегося Джорджа усадили в такси.

— Надеюсь, он не доставит бабушке много неприятностей, — прокомментировал его отъезд Бинг.

— Он живет с бабушкой? И с такими-то волосами?

От Ивиной бабушки скрывали даже тот факт, что внучка проколола уши.

— Его бабушка не обращает внимания на волосы, но за то, что он стащил ее шляпу, она может и убить, — заявил Мик, чье присутствие на кухне сразу же уменьшило ее до размеров лифта. Он был огромен. Его грудь и руки были бронзового цвета, блестящие и сверхмускулистые. Бинг очень долго возился с бутербродами, потому что Мик без конца останавливал его, чтобы проявить свою нежность.

Когда с бутербродами было покончено, а молодые люди обменялись лицемерными заверениями о будущих встречах, Мик собрался уходить.

— Не могу же я так уйти, — заявил он, напрягая для пущей выразительности грудные мышцы, и отправился в будуар Бинга, чтобы одеться как следует.

Появился Бернард, с деньгами в руке.

— Мне очень неудобно, что я на несколько дней задержался с оплатой квартиры. Так был занят на работе, что совсем об этом забыл.

— Все нормально, Бернард, — доброжелательно отозвалась Иви, несмотря на то, что весь вчерашний вечер потратила на обзывание кого-то самыми плохими прозвищами в алфавитном порядке. — Лучше поздно, чем никогда.

Он был облачен в вельветовый костюм, однако покрой был модным, и пыль предшествующих поколений на нем не была видна. Синевато-серый цвет хорошо сочетался с бледно-голубой рубашкой, еще носившей следы магазинных складочек. Видимо, он прислушивался, когда Иви убеждала его в преимуществах голубого цвета.

— Только ты не должен заправлять ее внутрь, — заворчал Бинг. Он вытащил рубашку Бернарда из брюк и разгладил ее руками.

Бернард остолбенел. На его лице застыло выражение сосредоточенности и ужаса. Любые контакты с людьми приводили его в страшное замешательство.

— Ну вот, гораздо лучше. — Уперев руки в бока, Бинг осматривал свою работу.

— Спасибо. — Голос Бернарда казался слабее женского.

Иви всем сердцем была на его стороне в этой ужасной битве за то, чтобы стать «нормальным».

Снова появился Мик. Чтобы нарядиться, ему не пришлось прикладывать много усилий. Тонкая трикотажная рубашка выгодно подчеркивала его необъятный торс.

Бернард взглянул на него исподлобья.

— Да, мне пора идти на работу, — пробормотал он. Но никуда не ушел. Он был заворожен последовавшими за этим действиями Мика.

— До свидания, тигр, — сказал Мик, обнимая Бинга своей мясистой рукой. — Нам с тобой есть что вспомнить. — Он поцеловал Бинга прямо в рот, глубоко и страстно, но необыкновенно нежно для человека с таким телосложением. Потом он отстранился и, весело распрощавшись со всеми, удалился, успев на ходу похлопать Бинга по спине.

— Пока, — ответила ему Иви.

Бернард превратился в каменную статую алого цвета. Он пылал, пылал так неистово и смотрел на пустое место, где только что был Мик, так неподвижно, что за него стало страшно.

— Бернард, с тобой все в порядке? — спросила Иви.

— Бернард, дорогой, — постучал Бинг ему по спине, — тебе нужно почаще выходить из своей квартиры!

Все-таки есть что-то особенное в этом ощущении, когда едешь на втором этаже лондонского автобуса. Ты разглядываешь головы ничего не подозревающих, снующих внизу прохожих, во время движения поглядываешь на пассажиров нижнего этажа, следя за пьяной походкой, пробирающихся между рядами. Здесь Иви всегда чувствовала себя школьницей. Может, из-за того, что большая часть ее школьных дней прошла в автобусах. Или в парке. Или в торговом центре. В местном здании учебно-образовательного комплекса она проводила довольно мало времени.

Чтобы еще более впасть в детство, она сосала леденец. Она собиралась на свое озвучивание, а Бинг — на дневное представление «Джозефа». Они обсуждали Бернарда. Говорила Иви:

— Он отреагировал так, будто никогда не видел голубых.

— Не может такого быть. Они же везде есть. — Бинг развел руками.

— Но Бернард почти не выходит из дома. Может, он и видел геев по телевизору, но живых, очевидно, не встречал никогда.

— Да, более живого, чем Мик, трудно себе представить.

Неожиданная мысль пришла Иви в голову, когда она дожевывала последние кусочки своего ароматизированного лакомства:

— Тебя не обидело то, как он отреагировал?

— Нет. — Бинг был достаточно уверен в себе, чтобы не обращать внимания на такие вещи. Кроме того, Иви не имела представления и о половине тех неприятностей, которые ему пришлось вынести, чтобы утвердиться с присущим ему пламенным темпераментом в этом мире. — Бернард и не помышлял ни о чем плохом. Когда я сталкиваюсь с проявлением ненависти к гомосексуалистам, я сразу это чувствую. А Бернард просто немного провинциален. У него это пройдет.

— Да как же иначе, раз он живет двумя этажами выше тебя. Излечить или убить. О, да ты же ничего не сказал по поводу моего наряда для свидания.

— Очень хорошо. Просто отлично. И грудь достаточно подчеркнута, и остроносые ботинки добавляют некоторой напряженности в сексуальность образа. На некоторое время останься в пиджаке, а потом медленно сними его, соблазняюще медленно расстегивая молнию. Только никаких украшений, никаких этих дурацких ремней, которые ты так любишь.

— Спасибо провидению, что есть мужчины-гомосексуалисты. — Иви слегка сжала руку Бинга. От папы она только и слышала: «Очень красиво, дорогая. А ты уверена, что не замерзнешь?» — в ответ на мамино: «Ну, как я выгляжу?» Та поддержка, которую щедрым потоком изливал на нее Бинг, была бесценна.

— Нервничаешь? — спросил он.

— Из-за субботы? — Иви подумала над ответом. — На самом деле — нет. Так, легкое возбуждение. Радостное возбуждение. Такое возбуждение, что пот прошибает.

Бинг заерзал на красном сиденье лондонского автобуса.

— И какие у тебя планы? Поиграть с ним, а потом бросить? Заведи его, а потом скрести ноги.

Ее лицо вытянулось.

— Почему это я должна так себя вести?

Бинг посмотрел на нее изучающе.

— Ты что… рассчитываешь на что-то серьезное?

— Не на серьезное, — поправила его Иви. — Но и законченной проституткой меня не считай. Мы с ним так мало знаем друг друга. И конечно же, я хочу с ним повстречаться хоть какое-то время, посмотреть, как все дальше пойдет. Мне не нужен мужчина на одну ночь.

— Кстати, эта ночь уже была. — Бинг покачал головой. — Не понимаю этого, девочка. Аден, который как раз похож на надежного парня, предоставил тебе о Дэне такую информацию, хуже которой редко услышишь. И ты, несмотря на это, собираешься встретиться с ним в субботу и снова переспать?

— Имею на то право, черт побери!

— Но он же даже не позвонил, чтобы спросить, как ты себя чувствуешь, после того как бросил тебя в деревенской гостинице!

Бинг обрисовал ситуацию ужасно.

— Он был в Испании, — напомнила она.

— Да-да. И у него не было ни одной минутки, чтобы тебе позвонить перед отъездом?

— Это всегда бывает известно в последнюю минуту. Ты сам прекрасно знаешь.

Иви начинала переходить на крик. Женщина с шарфом на голове, сидевшая на два сиденья впереди, осторожно поворачивала голову, стараясь незаметно подслушать их разговор. Иви понизила голос:

— Главное — он сдержал свое слово. Он ведет меня обедать. Если он оказался честен в этой мелочи, то почему не считать, что его заверения в том, что я для него много значу, тоже не лишены оснований?

— И все это из-за того, что он такой красавчик! — обвинял ее Бинг. — Ты только подумай: ты не приняла ухаживания Адена, но прельстилась на то, что этот мистер Секс возвращается к тебе на минутку, и уже готова опять раздвинуть ножки.

Женщина в шарфе подпрыгнула и решилась даже бросить на них быстрый взгляд, чтобы оценить, как они выглядят.

— Зачем мне весь твой дерьмовый психоанализ? — спросила Иви. — Мне для начала разрешается хоть немного повеселиться?

Она уже не могла сдерживаться. Теперь ее голос звучал так громко, что у обладательницы шарфика не было необходимости напрягать слух.

— Начнем с того, что моя карьера — в тупике, что мой дом разваливается на глазах и пожирает все деньги, которые у меня только появляются, что мои жильцы — настоящие психопаты, от которых у меня нет надежды избавиться. Но это не все. Мои так называемые самые лучшие друзья хотят, чтобы я отвергла самого прекрасного мужчину из тех, кого я когда-либо встречала, и стала монашкой!

Автобус подъехал к Оксфорд-стрит. Она встала и резко рванулась вперед, минуя Бинга, хоть и знала, что ему выходить на той же остановке.

— Не могу поверить, что выслушиваю всю эту пуританскую болтовню от мужчины, который прошлую ночь провел в обществе бодибилдера и хохочущего гномика! — Иви резко затопала по ступенькам вниз.

Перед тем как спуститься за ней, Бинг нагнулся и прошептал в самое ухо обладательницы шарфика:

— Эпизод второй — в этом же автобусе, в это же время, на следующей неделе.

Бинг не отставал от Иви до самой двери «Миракл Саунд».

— Дай мне только сказать тебе кое-что, и я умолкну, честное слово.

— Хорошо, — бросила Иви, так и не успокоившись. — Все, чего я жду сейчас, — это суббота, а ты все разрушаешь.

— Я совсем не хочу испортить тебе праздник. Я пристаю к тебе только потому, что переживаю за тебя, мерзкая ты, старая дурочка! Дэн прекрасно подходит тебе, но только на одну ночь, такие люди не бывают друзьями. Это понимает любая разумная женщина. Белл оставила тебе свой дом, потому что она верила, что ты будешь сильной и поддержишь всех ее неудачников. А что бы она о тебе подумала, если бы узнала, что ты влюбилась в Дэна?

— Может, она бы поняла. Может, она сама бы в него влюбилась. — Иви не собиралась сдаваться. Она полагала, что Дэн из тех, за кого стоит бороться.

— А разве не правда, что она умерла в одиночестве?

Это был удар ниже пояса. Иви вдруг поняла, что сейчас расплачется.

— Вы с Сашей одного не принимаете в расчет. Вам не важно, что я чувствую! — выпалила она. — Я схожу по нему с ума! Быть с ним — для меня счастье! Я не могу дождаться минуты, когда снова его увижу! Почему вы мне запрещаете все это чувствовать?

— О, моя девочка! — Бинг мог быть мягок, как масло. Он заключил Иви в большие теплые объятия и окутал запахом дорого лосьона после бритья. — Прости меня. В субботу у тебя все будет замечательно, и наплюй на нас и на все наши советы. Если уж мы с Сашей на одной стороне, то значит — я не прав. Поняла?

Иви постаралась улыбнуться.

— Нет! — скомандовала она, когда Бинг собрался было разжать руки. Так они и стояли, тихонечко покачиваясь, а вокруг бурлила толпа Сохо.

— Я Иви Крамп, меня пригласил Дерек.

— Дерек… — Из-за обилия косметики взгляд секретарши казался пустым. — Присядьте! — сказала она, обрадовавшись, что временный выход найден.

Иви пересекла комнату по светлому паркетному полу и опустилась в низкое, мягкое кресло, обтянутое черной кожей. Очень низкое. Ее колени оказались почти у самых ушей. Встать из него будет не так-то просто.

Две актрисы, которых, как она смутно припоминала, показывали по ящику, и подвыпивший мужчина с впечатляющим, в мелких сосудиках, красным носом, гораздо удобнее пристроились напротив. Телезвезды были среднего возраста, знакомые по рекламным роликам. По загадочной причине здесь они выглядели эффектнее, чем их телегероини. Обе были безупречно подкрашены, обе — с идеально подстриженными и уложенными блестящими волосами. Одна — худая, как доска, с торчащими, как ножи, лопатками. Вторая — аппетитно пухленькая и прекрасно это сознающая; она все время одергивала футболку, которая плотно обтягивала ее, особенно в талии.

Они обе посмотрели на Иви, у которой при опускании в кожаное кресло получился звук очень похожий на пуканье. Они вернулись к своему оживленному разговору, оставив Иви, занятую еще раз воспроизведением того же звука (для доказательства природы его происхождения из недр черного кресла), без внимания.

— На прошлой неделе у меня было всего четыре, — жаловалась тощая, медленно жестикулируя ухоженными руками. — Тампоны, «Санди таймс», дом Бориса и Шредди.

— И никаких каламбуров? Нет! На это они меня тоже уговаривали! Слишком много времени уходит. Не хватает изюминки!

— Да, дорогая, ты права. А что у тебя сегодня?

— Женское недержание.

Они обе рассмеялись.

— А у меня йогурт.

— Сто лет не рекламировала машины. Это лучше всего оплачивается.

— Все машины расхватали мужчины, ты не заметила? Я измучилась с гигиеническими полотенцами.

— Я потеряла туалетного Утенка из-за Ричарда Брайерса.

— Но ты же рекламируешь туалетного Утенка.

Дерек неожиданно навис над Иви, протягивая руку. Кстати, он оказался Эриком.

— Ваш агент туговата на ухо, — сказал он.

— Да уж, туговата, — согласилась Иви, с усилием поднимаясь с кресла и снова извлекая из него вышеупомянутый звук.

За Эриком она последовала вниз, в третью студию. Это была маленькая, темная комната, в которой из-за отсутствия окон и гудения кондиционеров возникало ощущение безвременья и бессезонья. У одной стены стоял кожаный диван, напротив которого располагался микшерный пульт. Писатель, модный, умного вида молодой человек, и заказчик, большой мужчина в костюме, имевший большую долю в «Сауфен Кросс Эарлайнз», сидели на диване. Иви представили сначала им, потом инженеру по звуку, который отличался худобой и бледностью. Все инженеры худые и бледные (это называют студийным загаром), потому что они проводят всю свою жизнь за микшерным пультом. Этот пульт был ультрасовременным и казался взятым из фантастического фильма.

— Так много кнопок, — прокомментировала Иви и добавила: — и так мало времени!

Она усмехнулась, но ее никто не поддержал.

Пукающие кресла, кнопки — пора, наконец, замолчать! — Сама себя инструктировала Иви, пока Эрик провожал ее в дикторскую. Это место точно способствовало развитию клаустрофобии; стеклянное окно, располагавшееся в студии над микшерным пультом, выходило в дикторскую. Иви села, надела наушники, просмотрела четыре строчки сценария и отпила глоток воды, не отпуская глупых шуток и не производя неприличных звуков. Может, дело еще пойдет.

Эрик включил переговорное устройство, которое позволяло общаться со студией через наушники. После его первых же слов стало ясно, что дело не шло. Совсем не шло.

— Хорошо, дорогая, если вы готовы, почитайте нам немного с американским акцентом, как в Нью-Йорке[17].

Как испуганный заяц уставилась Иви через стекло на Эрика и на остальных членов команды. Теперь, когда переговорное устройство было выключено, ей не было слышно, что они говорили, но они были довольны и спокойны и ждали, когда она начнет зарабатывать свои сто восемьдесят фунтов стерлингов.

Со своим лучшим нью-йоркским акцентом. Жаль только, что ее лучший нью-йоркский акцент ничем не отличался от ее самого худшего нью-йоркского акцента. У нее его не было. И все тут.

Иви очень хотелось бы остановиться на промелькнувших в ее голове образах: замученная Мередит, ее заторможенный помощник, но она была вынуждена сконцентрировать внимание на тексте.

— Скажите, когда будете готовы. — Эрик ободряюще улыбался через стекло.

Сознайся! — кричал в голове голос разума.

Блефуй! — вопил голос глупости, который был громче и больше привык настаивать на своем.

Иви, которая почувствовала во рту такую же сухость, как если бы она оказалась в пустыне Сахара, посмотрела на страницу, озаглавленную «Сауфен Кросс Эарлайнз 30». Слова танцевали перед глазами, как парализованные муравьи. «Сосредоточиться!» — сказала она себе, чувствуя, что потеет, как насильник, несмотря на холодок кондиционера.

Щелкнуло переговорное устройство.

— Вам что-нибудь нужно?

Нотка сомнения слышна была в ее шутке, когда она проплывала через переговорник:

— Чашку чая? Быстрый массаж?

Иви услышала, как там вежливо посмеялись перед тем, как нажать кнопку и оставить ее наедине с этим ужасным безмолвием.

Думай. Думай. Как разговаривают в Нью-Йорке? Она представила Роберта де Ниро, Вуди Алена, девушек из «Секса в большом городе», но все они лишь безмолвно открывали перед ней рты, как звезды немого кино.

Хорошо. С этим уже ничего не поделаешь. Иви придется открыть рот и начать. С акцентом целеустремленного американца, который они с Бингом тренировали для произнесения речи на получении Оскара, она прочла рукопись, вложив в свои слова всю энергию, уверенность и проницательность, на которые только была способна. Особое внимание она обратила на темп чтения. Она исхитрилась и внесла в текст все ньюансы тонкого юмора. Она рекламировала «Сауфен Кросс Эарлайнз» безупречно и с полной выкладкой.

Закончив, она медленно посмотрела через окно, надеясь, что все то старание и умение, что она вложила в свое чтение, поразят их настолько, что они забудут о нью-йоркском акценте.

Казалось, они смущены. Похоже, Эрик тщательно подбирал слова, прежде чем нажать кнопку переговорника.

— Можно повторить еще раз, именно так, как было — все отлично прочитано, — только теперь с нью-йоркским акцентом?

Иви смотрела прямо на него с мольбой во взоре.

Эрик был человек неглупый.

— Значит, это и был ваш нью-йоркский акцент?

Иви кивнула. Щелчок — и она снова одна в своей тишине. Фигуры за стеклом поднялись одновременно и заговорили все разом. Сейчас она была рада, что не слышала ничего, и особенно тех слов, которые произносил тучный мужчина от авиалиний. Не похоже было, что ее проникновенное чтение произвело на него впечатление — очень уж сильно вздулись вены у него на лбу.

Инженер проскользнул к ней в будку.

— Будет лучше, если вы выйдете вот здесь, — предложил он, открывая запасную дверь.

Уже в приемной он выслушал, как получилось, что Иви предполагала, будто от нее требуется Йоркский акцент. Он пожал ей руку:

— Задали вы мне задачу, — сказал он, сдерживая улыбку. — А все подумали, что вы читаете с акцентом коренного валлийца.

Способствовать поднятию ее духа, столь сильно пострадавшего после попытки озвучивания, могло только срочное внутриутробное шоколадовливание. Она разместилась за столиком у окна в ближайшем кафе и заказала кусочек шоколадного торта с большой порцией горячего шоколада.

— Побыстрее!

Быстро расправившись с куском торта, размеры которого явно превышали возможности ее кошелька, Иви заметила на узенькой улочке знакомое лицо.

Аден казался рассеянным, чем-то озабоченным, но, заметив ее, широко улыбнулся.

— У тебя шоколад на кончике носа, — сказал он, разместившись на пластмассовом стульчике напротив Иви.

— Немного промахнулась.

Иви заметила круги у него под глазами.

— Ты устал?

— Не то слово. Очень много работы, забыл, когда отдыхал. А ты, кажется, повеселела?

— Спасибо. Торта хочешь? Я собираюсь заказать еще кусок. Ем, чтобы забыться.

Иви рассказала все, что произошло в студии.

Аден и смеялся, и сочувствовал. Он даже отдал ей еще половинку своего торта.

— А как идут дела с детским театром?

— Все кончено. — Иви рассказала ему, что произошло, с сожалением признавая, что ее жизнь катится под откос.

— А как у тебя дела со съемками фильма?

— Только что закончил. Поэтому я и работал без перерыва. Теперь я буду режиссером довольно большого телевизионного сериала. Интересная, насыщенная событиями драма, снимается у нас и в Штатах.

Иви почувствовала укол зависти и сразу себя за это возненавидела.

— Тебе везет, — сказала она, но тут же исправилась: — Впрочем, дело не в этом. У тебя большие способности, и ты умеешь как следует работать.

А вот комплименты Аден принимать не умел. Он провел рукой по своим немытым светлым волосам.

— Послушай, а как у тебя с Дэном? Какой счет? Со времени вашего телефонного разговора я о нем ничего не слышал.

— И ты с ним с тех пор не разговаривал?

— Я закрутился с работой.

— Так вот, в субботу мы встречаемся и вместе обедаем. — Иви улыбнулась. — Спасибо, что ты так обо мне беспокоился, но оказалось, что в этом не было необходимости.

Аден закашлялся. По его движениям Иви безошибочно поняла, что эта тема ему очень неприятна.

— Извини. Иногда я становлюсь отвратительным ханжой.

Потом Иви выложила доверительно:

— Для тех слов у тебя были все основания. Можно будет их вставить в торжественную речь на нашей свадьбе.

Аден поднял брови.

— Шутка. Это всего лишь шутка! Чтоб мне провалиться! И почему это девушки не имеют права пошутить насчет своей свадьбы, даже если их поклонники и не воспринимают их серьезно? — Разошлась девушка, которая уже продумала, какое будет платье, какие свидетели и какие имена у ее будущих детей.

— Желаю успеха. Расскажешь потом, как все пройдет.

Было очевидно, что Аден, несмотря на свою сдержанность, делает над собой усилие, чтобы сохранять спокойствие.

— Мне пора идти. — Он поднялся и поцеловал Иви в щеку своими мягкими, нежными губами.

— Успехов в работе! — пропела ему вслед Иви.

Но Аден не уходил. Он как-то неуверенно крутил в руках свой мобильник.

— Знаешь, — сказал он, — я был слишком резок, говоря о Дэне. Не обращай на меня внимания. Так получилось из-за того… — Он не договорил. — В общем, много было на то причин.

Иви улыбнулась.

— Я понимаю. У вас двоих есть своя история. Ты просто старался меня защитить. Хотя, — она ткнула в него пальцем с веселым упрямством, — мог бы и сказать мне, что с тех пор, как мы вернулись из Лайма, он был в Испании. Тогда бы я так не переживала.

Аден произнес «да» очень весомо:

— Мне следовало сказать тебе об этом.

И вот он ушел. А Иви больше ничего не оставалось, как вылизать тарелки и помечтать о том времени, когда она сможет рассказать Саше и Бингу сказку о том, что плохая оценка Дэна была ими слишком занижена.

И заказать еще торта.