3. О болевом пороге, спелых яблоках и сволочах

В лазарете стояла тишина, белый коридор сиял так, что Нузза невольно прищурился — глаза ларона были более восприимчивы к свету, чем человеческие.

— Куда собрался?

Голос настиг его вместе с ментальным набором нелестных слов в адрес солдафонов, нарушающих распорядок дня медотсека. Нузза обреченно сложил руки, приветствуя Каш.

Каш Арлех была штатным мультирасовым психологом лазарета, ценным специалистом и отличным слушателем. А еще она была лароной. Это означало, что все лароны-мужчины, вне зависимости от звания, автоматически записывались Каш в категорию неразумных детей, нуждающихся если не в постоянном присмотре, то хотя бы в мудром, потрясающе неуместном совете при встрече. Вытерпев пятнадцатиминутную лекцию о вреде человеческих стимуляторов для народа Лар и придирчивый осмотр на предмет ментальных и физических повреждений, очередная жертва отпускалась, провожаемая взглядом Каш и въедливым потоком мыслей на тему глупеньких мальчишек, за которыми нужен глаз да глаз, а то еще подхватят какую хворь в рейде или случайно нажмут на кнопку, разнося полгалактики к Шанновым псам…

Впрочем, в рабочее время Каш никогда не позволяла себе ни словом, ни мыслью смутить пациента, мягко исследуя его разум в поисках барьеров и противоречий и умело помогая справиться с ними.

— Спит твой сержант, и будет спать еще долго, — уперев руки в бока, проговорила Каш, — нечего шастать сюда каждые шесть часов!

— Хоть посмотреть-то на него можно? — возмутился Нузза, — Стэн там с ума сходит, они с Эксом почти братья! Должен я парням хоть что-нибудь сказать!

— Скажи, что встретил меня, — хмыкнула Каш, смахнула с его расстегнутого кителя незаметную пушинку и дернула за полу, — застегнись, а то ходишь как…

Нузза страдальчески поморщился, считав ее мысль.

— Скажи хотя бы, что с ним? Это ведь не простая рана, я прав?

— Прав, прав.

Нузза обернулся. Перед ним стоял доктор Гард Оста.

— Каш Арлех, мое почтение.

Каш невозмутимо кивнула врачу и отошла в сторону, давая им возможность войти в отсек.

Через стеклопластовую стену была видна палата, каждые несколько секунд по куполу медкапсулы проходила светящаяся полоса сканера. Грудь Экса размеренно поднималась и опускалась, огни приборов горели мирным голубым светом. Оста поманил командира за собой.

Кабинет главврача поражал пустотой. В помещении, формой напоминавшем куриное яйцо, стоял стол с большим прозрачным экраном, два кресла и громада диагноста чуть в стороне. На столе лежала шариковая ручка. Все знали о любви Оста к старинным вещам. Ручка казалась чужеродным предметом не потому, что принадлежала к иной эпохе, а потому, что лежала абы как, не перпендикулярно краю, игриво положив кончик на один из симметрично расположенных планшетов.

Врач подошел к столу, из стены выдвинулась пластинка. На ней хищно изогнулся гарпун арумов, который доктор извлек из плеча Экса. Даже отделенный от носителя, закрытый силовым полем, он выглядел готовым ужалить.

— Парня спасло то, что гарпун зафиксировался металлом экзокостюма, — проговорил доктор, разглядывая блестящий клык.

— Рана казалась не опасной, — начал ларон, — но меня насторожило то, что Эксельсиор сразу выпал из сцепки… Это какой-то яд?

Доктор кивнул и указал на черное лезвие, прослеживая его изгиб.

— Видишь эти бороздки? Их здесь двадцать три штуки, и все полны отравой, которой хватило бы на десяток Эксов и нас с тобой в придачу. Если бы гарпун вонзился глубже или тело шевельнулось, все приготовленные дозы нейротоксина попали бы в кровь. А так лишь ничтожное количество успело просочиться внутрь. Основной проблемой было быстро подобрать антидот… Но мы справились, — коротко улыбнулся доктор, — Так что твой бравый сержант отделался легким испугом и скоро встанет в строй.

— То есть в следующий раз… — Нузза облизнул губы, — в следующий раз нужно сразу вытащить гарпун из тела, так?

Доктор дал экспонату мысленную команду скрыться с глаз, присел на край стола и взяв ручку, стал задумчиво крутить ее в руках.

— На лезвии обратная насечка, — пробормотал он, глядя на звезды в иллюминаторе, — Если ты сможешь выдрать его… Из самого себя вряд ли, — покачал головой Оста, — у ларонов низкий болевой порог, сознание отрубится на середине. А вот из товарища, может, и получится. Приличная яма останется, но в принципе, болевой шок и кровотечение в данном случае не самое страшное…

Ларона передернуло. До него доходили отголоски мыслей Оста: ни следа волнения или сострадания, лишь спокойствие, граничащее с безразличием.

В этом был весь Гард Оста, главврач флагманского крейсера «Тау». Те, у кого возникала необходимость прибегнуть к его услугам, заранее стонали и провожались сочувствующими взглядами остальных. Оста не раз доставал с того света как людей, так и представителей иных рас Галактического Альянса. Однако если Оста мог причинить пациенту боль — он ее причинял, продолжая работать, игнорируя закушенные губы и лишь слегка поднимая брови, услышав стон. Злые языки утверждали, что доктор экономит анестезию и готовит из нее для себя высококлассную наркоту. Но им затыкали рот те, кто больше знал о главвраче: доктор не жалел других, но не жалел и себя самого. История о том, как Гард Оста заработал Звездный Орден, передавалась из уст в уста.

Попав в окружение на планете Айкосан в системе созвездия Ящерицы Гард Оста, тогда еще обычный полевой врач, девять суток ухаживал за ранеными, не имея представления о том, как скоро их вытащат из чавкающих мокрых джунглей, и вытащат ли вообще… В помощниках у него был лишь андроид старой модели.

Первые три дня доктор ходил с обломком зазубренного электрокопья в боку. После того, как рана ожидаемо воспалилась и доктор заметил, что от жара перестает различать надписи на лекарственных инжекторах, которые он колол солдатам, Оста зажал в зубах лиану и расширив отверстие ножом, достал из себя осколок, затем приказал роботу прижечь рану бластером. Тот не мог обойти программу, выстрелив в человека даже на самой малой мощности, тогда Гард сделал это сам. Говорили, что когда за группой прислали судно, все бойцы были в сознании, лишь доктор, увидев огни снижающегося катера, свалился на руки андроиду.

Дим подбрасывал яблоко, шагая по коридору, и думал о том, что Великий Разум распорядился весьма мудро, создав три союзных гуманоидных расы на материнских планетах, обладающих одинаковой силой тяжести.

Каюта Зигги была закрыта, изнутри доносилось пыхтение и стук. Дим приоткрыл створку и тут же нарвался на крик: — Закрой сейчас же, она опять смоется!

Десантник ухмыльнулся и шагнув внутрь, закрыл дверь за собой. Зигги распластался на полу и увлеченно тыкал ботинком под кровать. Дим уселся на стол и стал с интересом наблюдать за темнокожим альдебаранцем.

— Что, снова-здорово? — спросил он, откусывая яблоко.

— Чертова тварь, — прокряхтел Зигги, — забилась под решетку вентиляции! Застрянет и подохнет, как пить дать!

Развернувшись на спину, он безнадежно вздохнул, отшвырнул ботинок и пошевелил пальцами босой ноги. Потом уставился на жующего Дима.

— А ну, дай сюда!

Тот поднял брови, но послушно бросил ему яблоко.

— Спелое, — довольно кивнул Зигги, и осторожно положив фрукт на пол, запрыгнул на постель, свесился и хищно растопырил пальцы в ожидании жертвы.

Через некоторое время из-под кровати показалась пушистая длинная лапа, затем другая. Наконец арахнул показался целиком. Шесть розовых ног оплели яблоко, раздался хруст.

— Попалась, сволочь! — возопил Зигги, подхватывая арахнула. Та в ужасе замахала лапами, восемь черных глаз обиженно уставились на охотника, но уже через минуту блаженно прикрылись веками, подставляя под пальцы Зигги попеременно спинку и головогрудь.

— Смотри, Нузза увидит, дезинфекторам сдаст, — заметил Дим.

— Не сдаст, — умиротворенно проворчал Зигги, ероша розовую шерстку любимицы, — она безвредная, не самец ведь… и я ее никуда не выпускаю. Тебе и тут хорошо, правда?

Дим фыркнул, глядя на идиллическую картинку: здоровенный негр склонился над ядовито-розовым вредителем, как мать над ребенком. Самка арахнула довольно хрумкала яблоком, а когда Зигги подобрался слишком близко к еде, тут же попыталась цапнуть его за палец.

— С-сволочь, — ласково щелкнул по панцирю Зигги.

— Как ты ее зовешь?

Десантник поднял глаза.

— Сволочью и зову. А как еще? Ей подходит…

Дим рассмеялся и покачал головой.

— Страшно подумать, как ты назовешь своего сына, Зиг.

— У меня есть еще шесть месяцев, чтобы подумать… Но уж точно не Эксельсиором, — весело поморщился тот, — хотя и говорят, что наш вечный «бывший»* большой везунчик…

Восемь часов назад пришел приказ подойти ближе к Гамма Кассиопеи. Экипаж гадал, связано ли это с тем, что Сиуэ вновь отказались принять послов или с последним происшествием на планетоиде тридцать один-Ви.

О последнем ходили самые разные толки, сразу по возвращении измученную команду выживших окружили андроиды и, вколов каждому дозу стимулятора, увели на допрос в закрытый сектор крейсера, куда через несколько часов пристыковался чужой корабль. Поговаривали, что скоростное зернышко звездного флаера принадлежало Самому. Впрочем, доступом в закрытый сектор обладало ограниченное число людей, вживую Армана Фрая никто не видел, поэтому сплетни остались сплетнями. Наутро был отдан приказ о смене локации флота, а также о строжайшей секретности. Все каналы связи отслеживались, беседы солдат с родными по тахиосвязи окончательно потеряли иллюзию приватности. Новость о таинственно вернувшихся арумах не в коем случае не должна была просочиться наружу, а тем более в СМИ, у жителей Альянса и без этого хватало поводов для беспокойства…

К зараженному тридцать-один-Ви подогнали крупный боевой корабль, луч, разрубивший планетоид на куски, обнажил изъеденное нутро. Норы пронизывали самое ядро планетки, однако в тоннелях было пусто. Арумы исчезли так же неожиданно, как и появились. Второй разряд превратил остатки планетоида в пыль.

Россыпь мерцающих звезд за стеклом переливалась туманными оттенками от зеленого до розового, огни приборов казались частью световой композиции. Ману положила руки на штурвал и блаженно вздохнула.

— Сайяра, все готово?

— Так точно, капитан, — отозвалась штурман.

Ману глянула на голограмму, отображающую положение единиц флота в реальном времени. Их строгий порядок напоминал напечатанный в космосе объемный кусок узора. «Тау» начал ускорение, приборы показывали уже две с половиной световой, и цифра росла, но Ману не чувствовала ничего, словно находилась в симуляторе. Первый пилот бросил на нее быстрый взгляд.

— «Тау» — не одна из мелких флотских жестянок, здесь перегрузки чувствуются только на очень больших скоростях.

— Я читала техническую энциклопедию крейсера, — ответила Ману, — но все равно непривычно.

Гласс усмехнулся, скривив безупречно очерченный рот.

«Новомодный «Закат Леды», — определила Ману разрекламированную марку блеска для губ, — «с запахом гриаррских апельсинов и мяты».

Конечно, косметика еще три века назад перестала быть исключительной прерогативой женщин, но жеманный вид первого пилота боевого крейсера настолько не сочетался с его должностью, что вызывал недоуменное раздражение. Впрочем, свое дело он и правда знал, его мысленные команды создавали хоровод окон над панелью управления, руки уверенно держали сенсорный штурвал.

По другую сторону от Ману сидел бородатый третий пилот по имени Равнул Ахин. Она видела его впервые. Войдя в рубку и наткнувшись взглядом на Ману в кресле второго пилота, он побледнел, едва кивнул ей и уселся в кресло, повернув экраны так, чтобы не встречаться глазами. Ману слышала, что Ахин был в небольшом восторге от того, что на это место взяли какую-то девчонку, а не самого Равнула, поэтому решила не подливать масла в огонь и сосредоточилась на своей работе.

Флот прибыл в новую локацию через шесть часов и рассеялся огромным многослойным полукольцом. Отсюда были видны яркие звезды карликовой галактики Кас Ди, родины сиуэйтов. Ману с сожалением свернула голографические окна и встала с кресла. Навигатор «Тау», Сайяра Лаг, пригласила ее прогуляться в теплицу после рейса. Суровая женщина с жесткой складкой у губ не скупилась на слова лишь когда речь заходила о растениях, которые Сайяра любила намного больше, чем любых гуманоидов. «Особенно гуманоидов с маникюром» — мысленно добавила Ману, глядя на Аленна Гласса, оправляющего обшлага кителя с таким видом, будто совершает важный ритуал. Сайяра не скрывала своего отношения к нему, но четко разделяла работу и личную неприязнь.

— Идем, этот месклонский павлин будет еще минут сорок прихорашиваться, — шепнула навигатор, и потащила Ману к створкам лифта.

Теплица не была фундаментальной составляющей крейсера, под слоем питательных гранул скрывались спасательные катера и склад запчастей. В случае тревоги верхняя часть зала схлопывалась, обнажая свое истинное предназначение. Но пока на сероватой подушке с прорезанными тропинками росли плодоносящие раз в неделю ларонские яблони, туарегские помидоры, вьющиеся гигантские финики и другая быстрорастущая зелень, вносящая приятное разнообразие в питание экипажа флагмана. Сайяра, пользуясь званием офицера, отделила себе небольшую грядку, на которой выращивала цветы и мультисезонную клубнику. Положив в рот сладкую ягоду, Ману с удовольствием коснулась свежих листьев. Под яблонями тихо шуршали боты-садовники, ловко укладывая в пластилитовые контейнеры ряды круглых яблок.

Рассеянный свет и теплый влажный воздух остро напомнили Ману земные леса, которые она не видела уже больше двадцати лет. Конечно, множество планет обладали гораздо более впечатляющими чащобами, однако дом остается домом, даже если изо всех сил пытаться вырвать его из сердца…

Равнул Ахин свернул окна, повернулся лицом к панели управления и мрачно уставился на звездную панораму за стеклом.

— Что? — бросил Гласс, встретившись глазами с третьим пилотом.

— Все делают вид, что все нормально, — взвился Ахин, — что так и должно быть!

Гласс поднял бровь и отвернулся к прозрачной стене.

— А как должно быть? — лениво спросил он, глядя на игру бликов светящихся панелей.

— Здесь должен сидеть я!

— Смотри не капни слюной на китель, он у тебя и так будто из помойки, — поморщился первый пилот.

— Почему меня не назначили вторым?!

— Потому что ты кретин.

Равнул выругался, вскочив, подошел к Аллену и развернул его кресло к себе лицом.

— Надо было думать головой и подавать заявление вовремя, — невозмутимо проговорил Гласс.

— Я не унижусь до просьбы! — прошипел Ахин.

— Тогда закрой рот и работай как все, — в голосе первого пилота появился металл, Равнул невольно убрал руки и выпрямился, — Не на кого пенять!

— Зачем здесь эта девчонка?! — Равнул хотел было сплюнуть, но вовремя поймал ледяной взгляд собеседника и сбавил тон, — У нас сработавшаяся команда…

Гласс поднялся, и брезгливо отодвинув третьего пилота с дороги, направился к лифту.

— Решения принимаем не мы, а капитан. Я уважаю сэра Баллока и его выбор.

— Но это глупость…

— Довольно! — поднял руку Аллен, заставив бородача отшатнуться, — уж мы-то с тобой не сработаемся никогда, и ты знаешь об этом!

Равнул открыл было рот для ответа, но Гласс продолжил, сведя брови: — Не надо было распускать свой поганый язык, Ахин, и множить на корабле грязь, выдавая желаемое твоим больным мозгом за действительное!

Створки лифта закрылись, оставив третьего пилота с открытым ртом.

Комментарий к 3. О болевом пороге, спелых яблоках и сволочах

* Экс = ex, бывший.

Загрузка...