Ад, или Александр Данилов

Часть 40

Ася всегда так поступала, когда на душе становилось муторно и одиночество зашкаливало. К кому ещё пойдёшь, как не к самым близким людям, у кого ещё совета спросить… Ей казалось, что они услышат и помогут, хотя бы знак дадут. Ведь они любили по-настоящему, а любовь не умирает, она не материальна и распаду и тлену, в отличие от тела, не подлежит.

Она вошла в ограду, присела на лавочку и говорила долго-долго. И о том, как скучает, и о крыше, что совсем прохудилась, а помочь перекрыть некому, да и денег таких нет, чтобы нанять кого, а ещё материал купить. Только у матери с отчимом помощи просить не будет — никакой и никогда.

Ася то шептала тихонько, то общалась с родными мысленно, и всё просила подать знак, помочь определиться, как жить дальше, как противостоять матери и остаться здесь.

Прошлый раз на памятник села птичка, и всё получилось хорошо, по-Асиному. Попрыгала синичка тогда по бабушкиному памятнику, затем на отцовский перелетела, посмотрела на Асю, склонив головку набок, чирикнула и упорхнула. А в другой раз ветер нагнул ветки дикой розы, Ася даже сказать ничего не успела, а ответ тут как тут. А ещё как-то банка с водой падала. Тоже тогда верный путь указала.

А сегодня тишина, ни птички, ни ветра…

Только солнце садится. Домой пора. Тут хоть и не бывает хулиганья, а всё по темникам по кладбищу идти страшно.

Ася встала. Поблагодарила бабушку и отца за то, что выслушали, на фотографии глянула, прежде чем пойти к выходу, а лица на них улыбаются. Ася головой покрутила из стороны в сторону, чтобы морок отогнать — не может изображение на фото улыбаться. Не может, и всё! А значит, увиденное — плод её воображения или игра солнечных лучей.

— Пора мне, скоро лето, заглядывать к вам чаще буду, — произнесла, махнула рукой на прощание и пошла к выходу.

Думы одолевали: что значили эти улыбки? Неужели прощались с ней отец с бабулей, решили не помогать больше, девочка-то давно взрослая…

Она добрела почти до самого выхода, когда вспомнила про Дину и решила навестить подругу. Её могила находилась чуть в стороне от главной аллеи. Когда свернула на боковую тропинку, солнце совсем село. В оградке кто-то был, Ася увидела огонёк от сигареты.

— Кто здесь? — спросила Ася, чувствуя, как немеют от страха встречи с кем-то чужим ноги. — Александр Дмитриевич, — произнесла она дрожащим голосом, — это ты тут в ночи куришь?

Мужчина обернулся.

— Я! Какого чёрта ты по кладбищу на ночь глядя гуляешь? И голос с чего дрожит? Меня за покойника восставшего приняла, что ли? Испугалась?

— Немножко — ответила Ася и подошла ближе. Вошла в оградку и села рядом с Даниловым. — Что у Гоши обнаружили? — спросила она.

— Ничего, гематомы только, перестраховался я, — отвечал Данилов. — Ну, ты и сама знаешь, что там ничего серьёзного, первая к нему на помощь прибежала. Спасибо тебе.

— Было бы за что. Я его с трёх лет знаю, да и с Диной мы дружили, делились всем. У неё тут ни одной родной души не было, кроме Катюши, а у меня только бабуля. Вот и сошлись, понимали друг друга, поддерживали, как могли. Одно слово — подруги.

Ася скорее почувствовала, чем увидела удивлённый взгляд Данилова.

— Как это никого? А муж, свекровь? Валерия Павловна её искренне любила, как дочь. Вот в этом я нисколько не сомневаюсь.

— Александр Дмитриевич, не спрашивай меня ни о чём. Может, и имеешь право знать ответы, но как я могу рассказать то, чем делилась подруга? Сам понимаешь, что никак. Так что прости.

— Глупости! То, что мне знать полагается, я знаю. Лучше скажи, что ты на ночь глядя на кладбище делала? Колдовала, небось? Кавалеров привораживала?

Ася рассмеялась, хоть место к смеху не располагало, но на вопрос не ответила.

— Ладно, ведьма местного значения, поехали домой, — продолжил шутить Данилов. — Чаем напоишь, там и поговорим, а то дальше порога не пускаешь никогда. Ребёнка отдала и дверь закрыла.

Вроде бы обидно сказал, а Асе стало невероятно легко от его шуток, спокойно.

Они вместе вышли за ворота, Данилов открыл дверь своей машины, помог ей сесть, пристегнул ремень безопасности и взял за руку.

— Ася, мы с тобой друзья. Так что давай без отчества, а то я себя стариком рядом с тобой чувствую. Потренируйся: вместо Александр Дмитриевич скажи просто Саша.

Как ей хотелось, чтобы этот момент не кончался, чтобы Данилов не выпускал её ладонь из своей руки! Ася прикусила нижнюю губу, глянула на него испуганно — вдруг мысли и чувства её прочитает.

— Я стану называть тебя Сашей, если ты уверен, что между женщиной и мужчиной возможна просто дружба и ничего более, — потупившись, но очень твёрдо произнесла она и поймала его удивлённый, изучающий её взгляд.

— Умница, девочка. Всё правильно понимаешь — ничего кроме дружбы я тебе предложить не могу, а вот счастья искренне желаю. Так что переходим на новый уровень отношений.

Он сел за руль, и машина резво покатилась в сторону дома, только свернула не на Асиной улице, а на той, где располагался дом Дины.

«Неужели не проводит?» — подумала она с долей разочарования. Что ж, живут они совсем рядом, добежит сама — с кладбища домой пешком собиралась идти, а тут всего лишь улица соседняя.

Она отстегнула ремень и выскочила из машины, пока Саша отпирал ворота.

— Погоди, Ась, — услышала голос Данилова. — Сейчас машину поставлю и провожу тебя. Или чаем поить уже раздумала? — снова пошутил он.

А Ася недоумевала. Мог бы до дома её доехать, а потом вернуться к себе на машине. Пусть расстояние всего ничего, но нелогично как-то. Данилов же тем временем загнал во двор автомобиль, попросил её подождать пару минут, чтобы Катю предупредить о своём местонахождении, вошёл в дом, поговорил с дочерью и вернулся с пакетом.

До Асиного дома они шли молча. Ася не знала, как начать разговор, да и вообще, о чём говорить ей с Сашей. А Данилов вдруг стал серьёзным и задумчивым.

— А ведь завтра по посёлку сплетни пойдут, не боишься? — спросил он.

— Кто нас увидит? Поздно уже, темно. Да и какая разница, я давно вышла из того возраста, когда чужого осуждения опасаться стоит. Ну, вот и пришли, заходи, Александр Дмитриевич, осторожно только, там ведро в комнате, не споткнись. А то потом в газетах читать придётся, как участковый педиатр покалечила ведущего хирурга сельской больницы. — Она вымыла руки и принялась накрывать на стол, включив электрический чайник. — Кстати, ты по городу не скучаешь? — спросила между прочим.

— По городу — нет, нисколько. Да и какая разница — там больные, здесь больные. Люди везде болеют одинаково. Если ты про друзей, то у меня их как там не было, так и здесь нет. Мать, правда, осталась… — Он помолчал немного. — Но с матерью у нас странные отношения, хотя я её люблю, конечно… На расстоянии люблю несколько больше.

— Почему? — Асе стало интересно. А ещё она удивилась возмущению и неприятию, возникшему в душе по отношению к Саше. Как это можно — мать не любить? Но тут же подумалось, что осудить другого проще, чем в себе разобраться. Она-то свою любит? Скорее нет, чем да.

— Она обожает насаживать «добро» и руководить моей жизнью, — спокойно ответил Саша. — А мне, как ты понимаешь, это не нравится.

Ася рассмеялась.

— Тогда мы можем соревноваться, у кого мама круче, — ответила она, заметив, что взгляд Данилова стал внимательным и немного жёстким.

— Значит, на кладбище ты ходила жаловаться бабушке на маму?

Ася пожала плечами.

— Можно и так сказать.

Она принялась заваривать чай, опуская по одной пирамидке в каждую кружку, залила кипятком и тут увидела на столе бутылку «Клюква на коньяке» и коробку шоколадных конфет «Ассорти». — Ой, а клюковка-то откуда? — спросила она.

— Ты такое не пьёшь? — удивился Данилов.

— Пью, я и покрепче пью, только редко. Клюковку я люблю.

Саша разлил водку по рюмкам и поднял тост за дружбу. Ася выпила всё до конца, смакуя. Он же снова налил. Ей было хорошо, вкусно и комфортно. Водка теплом заполнила желудок, принося эйфорию. Но впереди был рабочий день с утренним приёмом у неё и плановыми операциями у Саши. Тем не менее отказывать себе в удовольствии не хотелось. И третья рюмка последовала за двумя предыдущими.

— Саш, как мы завтра на работу пойдём? Мы же пьём. — Ася почувствовала, как поплыла.

— До утра всё выветрится, — уверенно ответил он.

Ей не нужно было много алкоголя, чтобы опьянеть. Поесть ей сегодня толком не удалось, а разговор с матерью и прогулка по кладбищу совсем выбили из колеи. А тут выпила немного, и из головы выветрились ненужные мысли, стало так легко, хотя очень грустно: захотелось уткнуться в грудь Данилову, как маленькой, сочувствия хотелось и защиты, а ещё ласки… Тёплых слов, неспешной беседы, и забыть всё то, что было между ней и Лисициным и за что он её «простил». Он простил… Вот только она и не думала прощать.

«Боже, что с людьми делает спиртное», — подумала она и взяла конфету.

— Тебя бабушка растила, да? — услышала вопрос Саши.

— Нет, я к ней только на каникулы приезжала, а так с мамой и Егором Филипповичем жила в городе. Там институт окончила, потом училась в клинической ординатуре. Но дом у меня здесь. Бабуля была необыкновенно светлым человеком. Как и папа.

— Хорошая же у тебя лапа, если сразу после меда ты в ординатуру попала, — снова пошутил Данилов.

— Хорошая! Егор Филиппович не последний человек, это я как на духу тебе говорю. Он мне много добра сделал. Ординатуру-то я бросила почти перед самыми экзаменами. Не хочу вдаваться в подробности, прости. Я благодарна ему, честное слово. Но плясать под их дудку не собираюсь.

Она глянула на снова полную рюмку и опрокинула её в себя, уже не чувствуя вкуса, а потом ещё одну.

Утром удивилась наличию Данилова в своём доме, он хлопотал на кухне. Около её кровати на тумбочке стоял стакан с водой и лежали две таблетки. Ася обратила внимание, что одета в то же, в чём была вчера. Выпила пилюли и прошла на кухню.

— Голова не болит? — спросил Саша.

— Ну, как тебе сказать…

— Поешь, я тут приготовил, и пошли на работу. Кофе сейчас сварю. Кстати, у тебя крыша в доме течёт давно?

— Порядком…

— А сказать не могла? Я посмотрю в свободный день с Гошкой.

Они вместе позавтракали и пошли пешком на работу. Теперь точно было не избежать сплетен. Ну и пусть. Ася мало что помнила из прошедшей ночи, но то, что Саша ночевал у себя, знала наверняка. Ничего кроме дружбы между ними быть не может. Но порой и этого вполне достаточно.