Лори опрокинула вторую рюмку текилы и выглянула в окно гостиной. Длинные узкие тени от пальм почти сливались с темнотой. Скоро совсем стемнеет.
Скоро ночь. Скоро Мария придет домой. И ей понадобится весь запас текилы, чтоб хоть немного успокоиться.
— Клаудио заедет за тобой завтра в лимузине, ровно в шесть тридцать, и отвезет на премьеру фильма с Мерил Стрип, — сообщила ей днем по телефону Мелисса.
— Буду ждать, — ответила Лори.
— Потом в музее Арманда Хаммера состоится грандиозный прием, и там будут тучи фотографов и операторов, которые запечатлеют вас вдвоем. И публика там будет одета просто шикарно, а потому не советую надевать смокинг мужского покроя или лосины. Я хочу, чтобы ты была в туфлях на высоких каблуках и длинной юбке с разрезом.
— Слушаюсь, мадам Шанель! — шутливо откликнулась Лори.
— Кстати, о Шанель. У тебя есть сумочка от Шанель?
Повисла пауза. Лори просто не понимала, о чем идет речь.
— Наверняка нет, — рискнула предположить Мелисса. — Особенно с учетом твоего пристрастия к рюкзакам и высоким ботинкам. Ладно, не переживай, дорогая. Попрошу Клаудио купить тебе такую сумочку в «Нордстроме». Завезет вместе с автобиографией.
— Его автобиографией?
— Да, я хочу, чтобы ты знала о нем все, чтобы потом можно было без запинки отвечать на вопросы журналистов. Детали — они, знаешь ли, придают достоверности.
— Ладно, — согласилась Лори.
— Да, и вот еще что…
— Что?
— Ты все еще живешь с этой мексиканочкой?
— Ну… в общем… да, — созналась Лори.
— Боюсь, ей придется на время исчезнуть, — сказала Мелисса. — Потому что в четверг к тебе домой приедет журналист из «Персонэлити» брать интервью. И желательно, чтоб твоя маленькая подружка убралась на время, а ее место занял бы Клаудио.
— Интересно, под каким это предлогом я ее уберу?
— Ой, ну я не знаю, дорогая! Придумай что-нибудь! Повесь на дверь в спальне табличку: «Не входить», — что-нибудь в этом роде.
Замечательно, подумала Лори. Мария будет просто в восторге… Лори познакомилась с ней почти год назад. Усталая и голодная, она возвращалась с занятий аэробикой и решила по пути заглянуть в маленький ресторанчик на бульваре Санта-Моника, где продавали еду водителям навынос. Лори заглянула в окошко, заказала через микрофон буррито «Эль Гранде» и увидела там совершенно поразительную черноволосую красотку мексиканку. Миндалевидные черные глаза смотрели на нее приветливо и с интересом, и Лори вдруг почувствовала, как сильно забилось у нее сердце. Когда заказ был почти готов и официантка добавила к нему фасоли, сыра и риса, очаровательная девушка поднесла пальцы к губам и лизнула язычком ленту, чтобы заклеить пакет. Тут сердце у Лори заколотилось уже совсем как бешеное. По дороге домой, в Голливуд-Хиллз, она развернула пакетик и вдруг увидела записанный на обратной стороне бумаги номер телефона Марии Кальдоне.
Лори позвонила ей на следующий же день. Еще через две недели Мария переехала к ней от родителей, забрав почти все свои вещи, в том числе одежду и плейер. Роман развивался бурно, хоть и не без некоторых осложнений.
Одно из них носило политический характер. Мария, студентка Университета Южной Каролины, являлась одновременно членом студенческой лиги геев и лесбиянок. Она ничуть не стыдилась своей сексуальной ориентации, даже напротив — демонстрировала и подчеркивала ее при каждом удобном случае. Лори же, поселившаяся в голливудском мирке, скрывала подробности своей личной жизни, справедливо опасаясь, что это отрицательным образом скажется на ее карьере. И вскоре стала мишенью насмешек и издевательств со стороны наиболее активных геев, которые презирали ее за это. Бедняжке Лори даже приходилось покупать к каждой очередной церемонии вручения «Оскара» запасное платье — на тот случай, если активисты движения голубых забрызгают основной туалет масляной краской, что они угрожали сделать еще с 1991 года.
Разница во взглядах на образ жизни приводила к бесконечным столкновениям. Буквально в прошлом месяце они с Марией бешено спорили целых два дня, решая, ехать им на день рождения Честити Боно в одной машине или в раздельных. В результате было решено, что Мария прибудет на мотоцикле, а Лори проникнет через заднюю дверь под видом разносчицы «Спарклетт»[21]. Что не принесло ни той, ни другой особой радости.
Затем как-то раз их остановила в гастрономе на Франклин-авеню молодая дамочка, бешеная поклонница Лори и начинающая актриса.
— Мисс Сифер! — воскликнула она. — О-о, до чего же вы были восхитительны в этом фильме с Мэттом Диллоном! «Мост к реке», верно?
— Благодарю, — с улыбкой ответила Лори.
— Эта сцена, где вы занимаетесь с ним любовью во время наводнения, о, до чего же тонко вы там сыграли!
«Да уж», — подумала Лори и слегка поморщилась при воспоминании о том, как змееобразный язык Диллона щекотал ей шею. Однако она продолжала улыбаться и заметила после паузы:
— Вы не представляете, какое удовольствие я получила от этих съемок!
— Вам жутко повезло! — не унималась девица. — Мэтт Диллон совершенно потрясающий мужчина!
— Да, очень милый человек, — ответила Лори, уже уставшая от этой беседы.
— Жаль, что в той сцене вы не были обнаженными, — добавила поклонница.
Мария, которой надоели восторги идиотки, а также снисходительность, с которой Лори все это выслушивала, придвинулась к своей любовнице поближе.
— Нет, в это просто трудно поверить! Мало того, что вы занимаетесь любовью с самим Мэттом Диллоном, так вам за это еще и платят! — воскликнула женщина.
— Лично я предпочитаю даром! — буркнула Мария, обняла Лори за плечи и крепко поцеловала в губы.
Лори насилу вырвалась из ее объятий, поклонница же тихо ахнула и в шоке попятилась. На губах Марии играла торжествующая улыбка.
Лори долго не могла прийти в себя. Что она себе позволяет, эта девчонка? Разыграла настоящую сцену ревности в общественном месте! Надо же соблюдать приличия. Но тогда Лори еще не знала, что Мария вовсе не из тех, кто соблюдает приличия. Страсть — вот что всегда двигало этой девушкой, и Лори было трудно устоять.
— Идем, — сказала Лори, хватая Марию за руку.
— А ты, милая, заруби себе на носу, — сказала та поклоннице Лори. — У нас только так и никак иначе. Никаких там Адама и Евы. Мария и Ева, так будет точней!
После этого случая Лори ходила за покупками одна. Но любить Марию не переставала. Она даже воспользовалась своими связями, чтобы устроить девушку на работу в Голливуд, в фирму, занимающуюся поставками продуктов и обслуживанием банкетов. И теперь Мария, вместо того чтобы завертывать в бумагу буррито на бульваре Санта-Моника, намазывала икру и взбитые сливки на крохотные английские крекеры на вечеринках и приемах, что устраивались в роскошных особняках Беверли-Хиллз. Приятная и высокооплачиваемая работа, к тому же у Марии оставалось время для занятий и бесцельных скитаний по дому.
Но сегодня ее ждет неприятный сюрприз. Лори просто не представляла, как попросит Марию уехать. Может, аргумент, что делается это ради получения «Оскара», убедит ее, думала Лори. Может, Марию просто позабавит эта игра. Может…
Лори потянулась к бутылке с текилой и налила себе еще рюмочку. Ночь предстояла долгая и утомительная, это уж точно.
— Мама, я тебя умоляю! — вскричала Эмбер, пораженная зрелищем, представшим ее глазам.
Шейна Лайэнс, лежа в ванной, занималась сразу тремя делами: пила, курила и подпиливала ногти. В мраморной раковине валялась и дымила сигарета «Уинстон», на полке над ванной, где прежде красовались флаконы с шампунями, кремами и дезодорантами, стояла бутылка водки и несколько банок с тоником. В свои пятьдесят два Шейна улыбалась улыбкой испорченной девчонки, напоминая Эмбер Глорию Грэм и Джо Ван Флит — героинь экрана пятидесятых.
— В чем дело, детка? — лениво осведомилась она.
— Ты превратила мой дом в сущий зверинец, в какую-то помойку! Даже в ванную нельзя войти, не наткнувшись на одну из твоих бутылок!
— Ты имеешь что-то против домашнего уюта? — огрызнулась Шейна и, взяв окурок, глубоко затянулась.
— Это не уют, а бардак! И я так жить не могу!
— Вот как? Ну что ж, я тоже не могла жить в Сандаски, когда ты бросила меня там, бездомную и без денег!
— Ты не стала бы бездомной, если б не вышла замуж за этого подонка, Кэла Робертса! — выпалила Эмбер.
— Каждая женщина в четвертом браке выходит за ворюгу, — возразила Шейна. — К тому же мы с Кэлом жили душа в душу, до тех пор пока он не обанкротился из-за той закладной.
— Ты здесь уже неделю, мама, — заметила Эмбер. — Пора бы подыскать себе другое жилье.
— А денег на него ты мне дашь?
За что ни возьмись, речь обязательно рано или поздно заходит о деньгах, с горечью подумала Эмбер. Она ушла от матери и отчима три года назад с твердым намерением порвать все связи с ними. Но Шейна незадолго до того, как потерять дом, увидела Эмбер по телевизору. На студию последовала целая серия назойливых телефонных звонков. В ответ на все расспросы Эмбер жаловалась, что ее преследует какая-то сумасшедшая со Среднего Запада. На письма Шейны она тоже не отвечала. И все оказалось напрасным. Эта старая пьяница, эта ведьма все-таки наскребла денег на автобусный билет и приехала в Голливуд. И вот теперь Эмбер уже в реальной жизни столкнулась с ситуацией, обыгранной в фильме «Дорогая мамочка».
— Ну сама посуди, — попыталась использовать другую тактику Эмбер. — Ты просто не можешь жить здесь, раз меня выдвинули на премию. Это все испортит.
— Почему? — спросила Шейна. — Боишься, что Джек Валенти этого не одобрит?
— Дело не в том, мама. У меня своя жизнь. А ты должна жить своей.
— Так значит, ты выбрасываешь бедную старую мамочку на улицу, обрекаешь на голод и холод?!
— Какой к черту холод! — вспылила Эмбер. — У нас тут морозов не бывает!
— Не собираюсь шляться по улицам как бездомная собака, когда можно жить в доме с джакузи и газовым камином.
— Но образ жизни мы ведем совсем разный! — возразила Эмбер. — У меня работы по горло. Приходят нужные люди, богатые друзья, продюсеры, режиссеры. А ты чем весь день занимаешься? Хлещешь водку с тоником да смотришь ток-шоу.
— Кстати, Салли Джесси была сегодня просто великолепна, — сказала Шейна. — А тебе должно быть стыдно! Неблагодарная! Дочь ты мне или кто?
— Ты должна подыскать себе новое жилье, — сказала Эмбер, схватила с полки бутылку водки и вылила в раковину, смыв при этом пепел. — Даю тебе срок до конца недели.
— А у меня на это контрпредложение, — хихикнула Шейна. — Ты дашь мне двести пятьдесят тысяч баксов, и я отваливаю. А если не дашь, до конца дней своих будешь жить с мамочкой.