Актриса года

— Сильнее… крепче… вот так… и здесь немножко… А теперь мягче… глубже, глубже… еще, еще… О Боже, как хорошо!.. Сильней… поглубже…

Конни тихонько постанывала от наслаждения, пока крепкие и умелые руки Хельги разминали и мяли ее тело. Слабый запах спиртового раствора, которым ее предварительно растерли, напомнил о прелестях крепчайшей водки, которую она так любила и к которой поклялась никогда больше не прикасаться. Нет, немножко она все же выпьет — так, для поднятия духа. Ведь до церемонии вручения «Оскара» оставалось всего шесть часов.

— Желаете ли, мадам, чтобы я нанесла на ступни немного холодной овсянки? — спросила Хельга.

— Это еще зачем? — удивилась Конни. — Я уже съела целую миску на завтрак.

— Сегодня вечером вы наденете туфли с открытым мыском, — напомнила Хельга. — И не хотелось бы, чтобы ваши пальчики и ступни выглядели шершавыми и загрубевшими.

— А может, я надену лодочки? — простонала Конни. — Ладно, валяйте, мажьте овсянкой.

— Бьорк говорил, что Ингмар Бергман любил туфли с открытым мысом, — сказала Хельга. — Всегда надевал их, когда наряжался в женское платье.

— Так что же, Ингмар Бергман был голубым? — искренне изумилась Конни.

— О нет, не то чтобы… — неопределенно ответила Хельга, продолжая обрабатывать ее бедра. — Но тем не менее Бьорк упомянул об этом в книге. Сказал, что это поможет ей стать бестселлером. Сделает более привлекательной и острой.

— Ты бы лучше сказала Бьорку, пусть почитает шведские законы. А то дело может кончиться тем, что его привлекут к суду и посадят в тюрьму, где он будет не книги писать, а лепить фрикадельки.

— Но в шведских тюрьмах не делают фрикаделек, мадам. Там производят мебель фирмы «Айкеа».

Конни лишь вздохнула в ответ, а Хельга продолжила массаж. Сегодня Конни страшно нервничала, как тридцать лет назад, перед премьерой «В Москву, или Все погибло!». Ведь через несколько часов станет известно, выиграла она «Оскара» или нет. Если да, то она превратится в немеркнущую звезду Голливуда, а если нет, то останется лишь голосом, записанным на бесконечных пластинках и кассетах.

Хорошо хоть с нарядом особых проблем не возникло. Она решила надеть голубое платье от Армани, в котором собиралась выступить в театре Форда. Такие никогда не выходят из моды. И сидело оно на ней безупречно, а в качестве аксессуаров она выбрала несколько бриллиантов и сумочку от Шанель.

Руки Хельги, казавшиеся более жесткими, чем обычно, подбирались к ее ягодицам. Сперва нежно похлопали по ним, потом стали растирать — сильно, напористо, даже в каком-то смысле эротично. Конни глухо застонала. А потом вдруг почувствовала, как руки массажистки скользнули ниже, и она ощутила палец, проникший внутрь, в самую интимную часть своего тела.

— Хельга! — взвизгнула Конни и резко обернулась.

— Я отпустил Хельгу пораньше, — сказал Эрик. Он стоял сзади, раздетый; чресла опоясывало махровое полотенце, на губах играла озорная улыбка. — Сказал ей, что сам закончу массаж.

— Чем в данное время и занимаешься… — проворчала Конни, и ее вдруг обдало жарким теплом.

— А что, я зашел слишком далеко? — осведомился он, ритмично двигая пальцами.

— Для начинающего не так уж и плохо, — пробормотала Конни и расслабилась, лежа на массажном столе.

— Неплохо? — шепнул он. — Всего лишь неплохо?

Конни сладострастно застонала.

— А вот так… получше, чем просто неплохо, а?..

— Сильнее, сильнее… вот так… глубже… а теперь нежнее, мягче… еще, еще… О Боже, как хорошо!..

— Ты уже готова, любовь моя? — спросил Колин.

— Еще секундочку, дорогой! — прокричала Фиона из спальни. — Просто пытаюсь пристроить пояс на этом сумасшедшем сооружении от Харди Эймис так, чтобы бедра выглядели чуть поуже Английского канала.

Колин налил себе виски и отпил большой глоток. Спиртное помогло немного расслабиться, но при этом, он, как ни странно, чувствовал, что абсолютно спокоен. Они с Фионой простили друг другу все свои выходки и последнюю неделю провели за самыми любимыми своими занятиями: ходили в театры, читали хорошие книги, устраивали долгие обеды, поглощая в неимоверных количествах сосиски с картофельным пюре. Они поклялись не вникать в детали столь драматически закончившихся измен и приняли тем самым разумное решение, хотя Колину оно далось нелегко. Он просто сгорал от желания услышать хоть какие-то подробности романа Фионы с женщиной. Что же касалось убийства Теда Гейвина, то тут Колин был совершенно уверен в невиновности жены, несмотря на то, что других подозреваемых в деле об убийстве пока не появилось.

Иногда Колин даже подумывал, что в данных обстоятельствах, являясь мужем бисексуалки, подозреваемой в убийстве, сам стал объектом зависти со стороны многих голливудских продюсеров и наемных писак-сценаристов.

— Ну и как тебе? — спросила Фиона, входя в комнату. Ее платье от модельера, одевавшего королевское семейство, являло собой довольно смелое сооружение из пурпурной тафты, плотно обтягивающей бедра, и с драпировкой на одном плече типа тех, что украшают сари. На талии красовалось нечто вроде пояса с прикрепленной к нему черной бархатной сумочкой. Сколь ни оригинален был сей туалет, он не шел ни в какое сравнение со шляпой, которую выбрала Фиона. На голове ее возвышалось подобие венецианской гондолы из черной соломки, а воткнутая в середину красная ленточка была, видимо, призвана изображать гондольера.

— Отлично. Вот только… э-э… шляпу бы я снял, — робко заметил Колин.

— Но в точности такая же шляпа была на Саре Фергюсон в прошлом году на скачках в Черчилле, — возразила Фиона.

— Ну вот тебе, пожалуйста, — сказал Колин. — И ее лошадь тогда проиграла.

— Нет, я понимаю, она напоминает тонущий «Титаник», — согласилась Фиона. Сняла шляпу и взбила блестящие золотисто-каштановые волосы.

— Ты моя рыженькая… — протянул Колин. Обнял жену и чмокнул в щеку. — Ладно, нам пора. Машина уже ждет.

— А как же полицейское сопровождение? — спросила Фиона. Детектив Ясплански установил за домом Колина и Фионы круглосуточное наблюдение. Мало того, когда они куда-нибудь выезжали, за ними следовала полицейская машина, даже при поездках в прачечную или продуктовую лавку. — Ты достал для него третий билет?

— Сегодня утром переговорил с этим славным детективом, — ответил Колин. — И он пришел к выводу, что поскольку нас будут показывать по национальному телевидению, то вряд ли нам представится шанс удрать за границу. А потому сегодня обойдемся без эскорта.

— Хотела бы я, чтобы этот тупица оказался на нашем месте. Интересно, что бы он чувствовал, зная, что весь день по пятам за ним топают громилы… — вздохнула Фиона и снова взглянула на себя в зеркало.

— Просто других зацепок у него нет, — напомнил Колин. — О, если бы только ты могла объяснить, как та дурацкая трубка оказалась в кармане пиджака этого бедолаги!

— Тем не менее это до сих пор является для меня тайной, покрытой мраком. Как и те восторженные рецензии, которые получил Кеннет Брейна за исполнение роли Гамлета.

— И у тебя нет ни малейшего представления о том, кто может стоять за этим?

— Нет. — Фиона со щелчком закрыла сумочку от Шанель. — Что ж, нам пора. Для меня это, пожалуй, будет большим испытанием, чем судебный процесс по делу об убийстве Теда Гейвина.

Карен выхватила сигарету «Мальборо лайт» из сумочки от Шанель, нервно прикурила, глубоко затянулась и выпустила длинную струю дыма прямо в лицо Ларсу.

— Ну, и что ты думаешь по поводу того, что Фиону Ковингтон подозревают в убийстве? — спросила она, а Ларс, отмахиваясь от дыма, продолжал работать над ее прической.

— Но ведь ее вроде бы не арестовали, разве не так? — заметил он.

— Очень даже могут арестовать. Прямо после церемонии вручения «Оскара».

— Лично я одного не пойму: почему она выбрала жертвой именно журналиста? — сказал Ларс. — Кругом полным-полно совсем никудышных писак, которых следовало бы укокошить в первую очередь.

— Ходят слухи, будто бы она с ним трахалась, — сказала Карен и снова затянулась сигаретой.

— Но ведь она же сама говорила Джею Лино, что спит с женщиной, — возразил Ларс, быстро и ловко перебирая белокурые пряди Карен. Было уже два часа дня, и он хотел успеть заскочить домой и переодеться в смокинг.

— А может, то было только прикрытие, — пожала плечами Карен. Она обожала вести такие беседы с Ларсом, зная, что на следующий же день он распространит эти сплетни по всем лучшим в округе парикмахерским Беверли-Хиллз. Уж кто-кто, а она твердо знала, что Фиона Ковингтон не виновна в убийстве Теда. Просто ей, Карен, ужасно повезло.

— Ладно, теперь самый главный момент, — сказал Ларс и подал ей совершенно потрясающее облегающее вечернее платье, которое Карен взяла напрокат у Валентино специально для церемонии.

— Ну уж если в это влезу, то влезу во что угодно, — вздохнула Карен, поднялась из-за туалетного столика и скинула халат. И, оставшись в одних трусиках, подошла к Ларсу.

— Так ты считаешь, то, что Фиона как-то замешана в убийстве, повлияет на голосование? — спросил Ларс, помогая Карен влезть в платье.

— Не знаю, — протянула та, расправляя ткань на груди. — А что, Оу Джей Симпсон все еще член Академии?

* * *

— И чего это ты вздумала наряжаться в черное? — спросила Татьяна, подавая Эмбер шикарный туалет от Ричарда Тайлера, который та выбрала для церемонии.

— Я ведь вроде бы в трауре, — ответила самая молодая номинантка на премию «Оскар».

— Это по кому же? По покойному мистеру Персонэлити? — спросила Брианна.

— Не-е-ет, — с улыбкой протянула Эмбер, добавляя последний штрих к вечернему макияжу. — Я скорблю по своей прожитой напрасно жизни. Как Нина в «Чайке».

— Это что, новая рок-группа? — спросила Татьяна.

— Да нет же, глупенькая, — ответила Эмбер. — Это пьеса Чехова. Когда-нибудь о нем слышала?

— Гм… Чек-хоф, — раздельно произнесла Брианна. — Он что, имеет какое-то отношение к чекам, да?

И тут эти обкурившиеся дури идиотки с Беверли-Хиллз принялись хохотать как безумные. А Эмбер меж тем надевала платье. «Смейтесь, смейтесь, малышки, — думала она. — Если сегодня „Оскар“ достанется мне, то я буду играть в пьесе Чехова с Дэниелом Дей Левисом, а вы продолжите трахаться с рок-звездами на задних сиденьях своих „БМВ“».

— Ну и как я выгляжу? — спросила Эмбер, надев черные лодочки и хватая сумочку.

— Вся такая чернущая! — воскликнула Татьяна.

— Да тебе прямо дорога в похоронное бюро, — усмехнулась Брианна. — Даже сумочка — и та черная.

— Вот эта, что ли? — улыбнулась Эмбер. — Так это сумочка Конни Траватано, которую она сперла в «Барниз». А я свистнула ее, когда мы лежали в клинике Бетти Форд.

Лори оглядела себя в зеркале. Под тонким шелком аквамаринового платья от Донны Каран отчетливо вырисовывались груди, была видна также ложбинка между бедер, а ниже оно расходилось волнистыми пышными складками. То было самое женственное платье из всех, что ей доводилось носить в жизни.

Все же есть какая-то ирония в том, что она выглядит женственно, особенно после того, как по телевизору на всю Америку объявили о ее лесбиянстве. Но с другой стороны, разве обязательно следовать стереотипам? Разве беседа с Барбарой Уолтерс приговорила ее к смокингам и туфлям мужского образца? Черт, да все голубые в Голливуде одеваются только так.

Нет, платье великолепное, и выглядит она в нем просто прекрасно. Потянувшись к красной кожаной сумочке, Лори еще раз взглянула в зеркало и подумала: «Нет, действительно, выгляжу просто превосходно».

И чувствовала она себя также превосходно, несмотря на то, что после передачи с Барбарой Уолтерс избегала смотреть телевизор и читать прессу. Кстати, ее поддержало множество людей. Элизабет Тейлор прислала письмо, в котором выражала восхищение храбростью Лори. Шер оставила послание на автоответчике, в котором выразила готовность поддержать Лори в трудную минуту. Роузи О'Доннел и Джоди Фостер прислали по огромному букету. В доме у Лори было все перебито и перевернуто вверх дном, и она никак не могла сообразить, где же поставить цветы. И наконец просто пристроила их в стенном шкафу. Как ни странно, но они там не завяли.

Но самое главное… Самое главное то, что она вновь с Марией!..

Именно Мария сделала первый шаг к примирению. Мало того что она огорчилась, получив письмо от Фионы, где та сообщала о разрыве. Сразу же после этого ее совершенно вывела из себя статья Лиз Смит, недвусмысленно намекавшая, что в передаче с Барбарой Уолтерс Лори будет выглядеть закоренелой лесбиянкой.

— Малышка, — прошептала Мария, когда Лори сняла трубку, — я слышала, тебя будут показывать по национальному телевидению.

— Мария! — ахнула Лори. — Это ты?

— Да. Теперь скажи правду: ты действительно будешь выступать по телевизору?

— Да.

— Тогда я горжусь тобой. Честно.

Настала пауза, затем Лори еле слышным голоском прошептала:

— Знаешь, Мария, я страшно боюсь…

— Все всегда боятся совершить решительный и честный поступок, — заметила Мария. — И главное в этом деле — преодолеть себя.

— Мария?..

— Да?

— Может, пообедаем сегодня?

— При одном условии.

— Каком?

— Ты возьмешь меня на церемонию вручения «Оскара».

Решиться на это Лори было не столь трудно. Ведь теперь, когда Клаудио исчез из ее жизни, пойти ей все равно было не с кем.

— Ну что, готова? — спросила Мария. Она стояла в дверях спальни и смотрела, как Лори любуется на себя в зеркало.

— Да, — кивнула Лори и обернулась к ней. — Что скажешь?

— Ты такая красавица, малышка! — воскликнула Мария. Потом подошла и крепко поцеловала Лори в губы.

— Спасибо.

— Мне только одно не нравится, — сказала Мария и отступила на шаг, обозреть Лори с головы до пят.

— Что именно?

— Знаешь, красная сумочка как-то не сочетается с аквамариновым платьем.

— Думаешь?

— Не то что думаю, просто уверена, — решительно заявила Мария. — Почему бы тебе не взять ту, черную, ну, что тогда прислала Мелисса?

— А что, это идея, — улыбнулась Лори. — Ведь мы вовсе не хотим, чтобы мистер и миссис Америка думали, будто бы у нас, лесбиянок, нет вкуса.

Церемония вручения «Оскара». 18.30

Шоу началось полчаса назад, а она уже испытывала скуку. Бесконечный поток людей, деланные улыбки и пошлость, пошлость — да это кого угодно с ума сведет!

Она тихонько приоткрыла сумочку от Шанель и вновь осмотрела ее содержимое. Коробочка с драже «Тик-так», вибратор и револьвер. И хищно улыбнулась при мысли о том, как распорядится одним из этих предметов до окончания вечера.

Толпа у театра собралась колоссальная. Служба безопасности еле сдерживала напор фанатов; репортеры и операторы с телекамерами толкались и отпихивали друг друга, каждый пытался привлечь внимание прибывающих звезд. Красный ковер, устилавший тротуар и ступеньки, ведущие к входу, был сплошь усыпан окурками. По нему парадным шагом шествовали звезды. А уж наряды!.. На Рэйкел Уэлш было платье цвета шартрез и с таким тугим корсетом, что ее и без того огромные груди походили на два окорока, выставленных в витрине мясной лавки. А Тори Спеллинг, видимо, перепутала церемонию с «Эмми»[40] — из пышно взбитых волос у нее торчала телевизионная антенна.

А когда начали прибывать самые легендарные звезды, толпа окончательно взбесилась. «Джек! Джек!» — кричали люди, и мимо проскользнул, сверкая улыбкой и темными очками, сам Джек Николсон. А затем все дружно завопили: «Шер! Шер!» «Нет, только не эта сука», — подумала она. Но то была именно Шер в платье из блесток и под ручку с каким-то семнадцатилетним юнцом. Ходили слухи, будто бы Шер познакомилась с ним во время занятий парашютным спортом.

Но больше всего шума и восторга вызвало еще одно появление, уже под самый конец. Толпа дружно взревела: «Лиз! Лиз!» — и среди моря голов мелькнула маленькая темная головка с короткой взъерошенной стрижкой. «О Господи, — подумала она, — да здесь действительно собрали сегодня всю старую гвардию!»

И Джек, и Шер, и Лиз. Можно бесконечно подшучивать над ними и в то же время нельзя не признать: они настоящие звезды. И созданы, чтобы пройти через все и победить. Через плохие и хорошие картины, браки и разводы, пластические операции и наркотики, через причуды дизайнеров и отсосы у нужных людей. Они прошли через все это, но не сошли с дистанции. Они перестали быть просто знаменитыми и превратились в легенду.

Именно такой скачок и она намеревалась совершить сегодня. В качестве победительницы, которой вручат главный приз Академии, или убийцы.

Странно, но она совершенно не нервничала, несмотря на то, что собиралась выстрелить и убить прямо на глазах всего зрительного зала. Да что там зала, на глазах у сотен миллионов телезрителей. Что ж, пусть смотрят! Она соберет все свои деньги и наймет лучшего в мире адвоката. И уж он-то ее отмажет, это точно.

Ведь в конце концов здесь Лос-Анджелес, разве нет? Здесь никого не признают виновным в убийстве, разве только в том случае, если ты попался минимум два раза.