Алиби

Глава 13

На следующий день в семь тридцать утра Хэммонд входил в больницу, держа в одной руке кейс, а в другой — утренний выпуск “Пост энд курьер”. Остановившись у стойки регистрации, он уточнил номер палаты Джона Дэниэлса, который так и не получил от Стефи. Кроме того, он задержался у торгового автомата, чтобы купить чашку кофе. Памятуя о том, что на сегодня была обещана очень жаркая погода, Хэммонд оставил пиджак в машине, оставшись в галстуке и строгой белой сорочке с короткими рукавами. Держался он по-военному прямо, а лицо его было мрачным, как грозовая туча.

Когда он поднялся в палату, остальные уже были там, и Хэммонд сдержанно кивнул с порога сначала Смайлоу и Стефи, потом лежащему в кровати пожилому мужчине и еще одной женщине в полицейской форме.

Он сразу заметил, что глаза у Стефи припухли и покраснели, словно она совсем не спала. Тем не менее именно она взялась представить ему сначала свидетеля, потом — женщину-капрала Мэри Эндикотт.

— Ты должен ее помнить, Хэммонд, — добавила Стефи. — Когда-то мы с ней уже работали.

Хэммонд поставил на стул кейс, пожал руку полицейской художнице и повернулся к Джону Дэниэлсу, который, лежа в постели, пил жиденький чай и отщипывал крошечные кусочки от лежавшей на подносе булки, — Мне очень жаль, — начал Хэммонд, — что ваш визит в наш город оказался омрачен столь печальным инцидентом. Надеюсь, сегодня вам уже лучше?

Джон Дэниэлс кивнул.

— Намного лучше, э-э-э.., мистер Кросс. По крайней мере, я чувствую себя в состоянии выбраться отсюда. Врач обещал выписать меня сегодня, так что, если возможно, давайте покончим с этим делом до того, как за мной приедет жена.

— Ну, насколько быстро мы справимся с этим делом, будет зависеть от вас. — Хэммонд улыбнулся профессиональной улыбкой. — Капрал Эндикотт — отличный специалист. Вам нужно только поточнее описать женщину, которую вы видели в тот день в коридоре. По вашему описанию мы попробуем составить ее портрет.

Дэниэлс беспокойно пошевелился.

— Скажите, мистер Кросс, мне придется давать показания в суде? Я имею в виду, если вы поймаете ту молодую леди и она окажется убийцей… Должен ли я буду подтвердить свои показания под присягой?

— Эта возможность не исключена, — ответил Хэммонд, слегка наклонив голову. Джон Дэниэлс с несчастным видом вздохнул.

— Что ж, если до этого дойдет, я исполню свой гражданский долг. — Он пожал плечами. — Может быть, начнем?

— Сначала я хотел бы выслушать ваш рассказ, — возразил Хэммонд.

— Мистер Дэниэлс пересказывал нам свою историю уже несколько раз, — вмешался Смайлоу. — Я не думаю, что вам удастся узнать что-нибудь новое.

До этого момента Смайлоу, открывший рот только для того, чтобы ответить Хэммонду на его “доброе утро”, был молчалив и неподвижен, словно игуана, греющаяся на солнцепеке. Сама его поза свидетельствовала о полной погруженности в благодушную дремоту, однако и в этом спокойствии Хэммонду чудилась затаенная угроза. Смайлоу как будто подстерегал добычу.

Впрочем, Хэммонд тут же подумал, что пришедшее ему на ум сравнение с ящерицей объяснялось скорее всего сильнейшей антипатией, которую он испытывал к этому человеку. Кроме того, этим он, пожалуй, оскорбил безобидных рептилий. Уж если сравнивать Смайлоу с кем-нибудь из них, то, пожалуй, гораздо более точной была бы аналогия с затаившейся в засаде змеей.

Сегодня Смайлоу тоже оделся как на парад. На дорогом сером костюме не было ни единой складки, сорочка накрахмалена до такой степени, что об нее можно было играть в пристенок, узел галстука туго завязан. Взгляд его был ясным, лицо — умытым и свежим, и Хэммонд, который полночи ворочался с боку на бок, невольно позавидовал его цветущему внешнему виду.

— Как скажете, детектив, — кивнул он. — Это ваше расследование.

— Вот именно.

— И все же в качестве любезности…

— Вы сами не проявили достаточной готовности к сотрудничеству, когда организовали сегодняшнюю встречу, не проконсультировавшись со мной, — отрезал Смайлоу. — Вы говорите, что это мое расследование, но ведете себя так, словно оно находится целиком в вашей компетенции. Ваши слова расходятся с делами. Кросс.

Смайлоу явно нарывался на ссору, но Хэммонд не собирался ему отвечать, хотя в это утро он и сам был настроен не слишком миролюбиво.

— В тот день, когда был убит Петтиджон, я уезжал из города, поэтому сейчас мне необходимо наверстывать упущенное, — сказал он, сдержав резкие слова, вертевшиеся у него на языке. — Разумеется, я прочел газетные отчеты, но, насколько я вас знаю, детектив, вы никогда не выкладываете журналистам все детали. Их-то мне и хотелось узнать.

— Со временем я введу вас в курс дела.

— Почему не сейчас?

— О'кей, достаточно. Брек! — вмешалась Стефи, втискиваясь между ними. — Не так уж и важно, кто организовал сегодняшнюю встречу, не так ли? На самом деле, Хэммонд, когда вчера вечером я дозвонилась до Смайлоу, он уже вызвал капрала Эндикотт. Не так ли, Мэри?

Женщина-полицейский подтвердила эти слова кивком головы.

— Видите, вы зря спорите! — с торжеством объявила Стефи. — Формально инициатива принадлежит детективу Смайлоу, но, в конце концов, это действительно его расследование. И оно останется таковым до тех пор, пока не настанет пора передать дело прокуратуре, верно? Ну а то, что Хэммонд тоже подумал о необходимости пригласить к свидетелю художника, говорит лишь о том, что вы оба — настоящие профессионалы. Дилетанту с этим делом, да еще в одиночку, не справиться.

— Что ты предлагаешь? — с иронией осведомился Смайлоу.

— Я предлагаю перестать препираться и поскорее начать, чтобы не задерживать нашего свидетеля дольше, чем необходимо. Мистер Дэниэлс уже сказал нам, что торопится, так что давайте работать. Что касается меня, то я совсем не против выслушать его показания еще раз.

Смайлоу неохотно кивнул, и Джон Дэниэлс снова рассказал, как в субботу вечером он почувствовал себя плохо и, вернувшись в отель, заметил в коридоре незнакомую, но весьма привлекательную женщину.

Когда он закончил, Хэммонд поинтересовался, не видел ли он в коридоре кого-нибудь еще.

— В коридоре пятого этажа? — уточнил Дэниэлс. — Нет, сэр, не видел. В коридоре были только я и та леди. Впрочем, мне понадобилось всего секунд пятнадцать-двадцать, чтобы дойти от лифта до номера и открыть дверь.

— А в лифте вы поднимались один?

— Да, сэр.

— Благодарю вас, мистер Дэниэлс. Я весьма признателен вам за то, что вы повторили ваши показания ради меня.

Не обращая внимания на насмешливый взгляд Смайлоу, Хэммонд отошел к окну со своим чуть теплым кофе, уступая место Мэри Эндикотт. Смайлоу вышел с сотовым телефоном в коридор, чтобы сделать несколько звонков. Лишь Стефи, перегнувшись через плечо полицейской художницы, внимательно следила за вопросами и ответами свидетеля. В конце концов она подошла к Хэммонду.

— Любуешься? — спросила она, поглядев за окно на ясное голубое небо и освещенные солнцем кроны деревьев. Хэммонд кивнул.

— Ты сегодня что-то не очень разговорчив.

— Я почти не спал. Никак не мог уснуть.

— Любопытно, почему?

В ее вопросе скрывался вполне конкретный подтекст, и Хэммонд пожал плечами:

— Просто так.

— Бесчувственный чурбан! Пришел его черед удивляться.

— Почему? — не понял Хэммонд.

— А так!.. После того, что произошло между нами, ты мог бы по крайней мере напиться с горя. Может быть, после пятой рюмки ты бы и передумал…

Хэммонд улыбнулся, но взгляд его остался серьезным.

— У нас не было другого выхода, Стефи. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— В особенности в свете решения, которое принял Мейсон.

— Это было его решение, а не мое.

— Я знаю, что у меня не было ни полшанса получить это дело. Мейсон всегда благоволил к тебе. Это ни для кого не тайна.

— Это важное дело, а я старше тебя по должности. Из коридора вернулся Смайлоу.

— Любопытно, — сказал он. — Я только что звонил одному из моих сотрудников. Я поручил ему разузнать, не слышал ли кто из постояльцев соседних номеров, чтобы Петтиджон с кем-нибудь ссорился. Никто не заметил ничего подозрительного…

— Но есть одно “но”… — пробормотала Стефи, внимательно поглядев на него. — Ведь есть, а, Смайлоу? Он кивнул.

— Есть. В субботу во второй половине дня Сара Берч ездила за продуктами в торговый центр. Она просила мясника нарубить ей свиных отбивных для воскресного ужина, но тот был занят, и вместо того, чтобы подождать, Сара ушла, пообещав вернуться позднее. По словам мясника, ее не было что-то около часа и вернулась она нагруженная другими продуктами. Следовательно, все это время она провела в торговых рядах и домой не заезжала. А это, в свою очередь, означает, что она солгала, когда сказала, что всю вторую половину дня провела в особняке.

— Если она скрыла от нас такую мелочь, как поездку в торговый центр, значит, у нее были на то причины. Уж не кроется ли здесь что-то более важное?

— Эта поездка за продуктами вовсе не мелочь, — жестко сказал Смайлоу. — Все дело во времени. Мясник хорошо помнит, что за отбивными Сара Берч явилась незадолго до окончания его рабочей смены, между шестью и шестью тридцатью.

— А это, в свою очередь, означает, что на рынок Сара приехала около пяти, — принялась раздумывать вслух Стефи. — Именно в это время кто-то замочил Петтиджона. А ведь супермаркет находится всего в двух кварталах от отеля! Проклятье! Неужели все так просто?

— Нет, — неохотно сказал Смайлоу. — Ведь мистер Дэниэлс показывает, что женщина, которую он видел в коридоре, не была цветной. В отличие от Сары Берч.

— Но она может просто выгораживать хозяйку! — не сдавалась Стефи.

— Женщина, которую мистер Дэниэлс видел в коридоре, не была блондинкой, — напомнил Смайлоу. — А Дэви Петтиджон — яркая блондинка, по крайней мере — в нынешнем образе.

Предположение, что Сара Берч готова солгать ради своей хозяйки, не удивило Хэммонда и не вызвало у него внутреннего протеста. Что ему не понравилось, так это злобный комментарий Стефи. Кроме того, он был серьезно обеспокоен тем, что алиби Дэви оказалось не таким уж “железным”, как она пыталась его уверить.

— Дэви не стала бы убивать Люта, — неожиданно громко заявил он, и Смайлоу и Стефи дружно повернулись в его сторону.

— Да, не стала бы, — повторил он, твердо встретив их удивленные взгляды. — У нее нет для этого причин.

— Ревность и деньги… — пробормотала Стефи. — Разве этого недостаточно? Хэммонд отрицательно покачал головой.

— У нее тоже были любовники, так что ревновать Люта она бы не стала. Что касается денег, то их у нее едва ли не больше, чем у Люта.

— Денег никогда не бывает слишком много, — возразила Стефи. — Нет, Хэммонд, что бы ты ни говорил, я не могу просто так взять и вычеркнуть нашу веселую вдову из списка подозреваемых. Слишком уж много тут совпадений. Мотивы преступления налицо, возможность совершить его — тоже…

Хэммонд снова покачал головой и, не ответив на последнюю реплику Стефи, подошел к койке мистера Дэниэлса. На одеяле и на стуле рядом лежало несколько раскрытых альбомов со множеством глаз, ртов, носов и ушей, но, бросив взгляд на блокнот, он увидел, что они никак не могут разобраться с формой лица.

Капрал Эндикотт быстро перелистывала страницы, но Дэниэлс качал головой.

— Не то, не то… Вот, это уже похоже… Когда они наконец добрались до глаз и бровей, Хэммонд вернулся к Стефи и Смайлоу.

— А как насчет бывших компаньонов Петтиджона? — спросил он у детектива.

— Разумеется, мы их опросили, — с холодной вежливостью ответил Смайлоу. — Конечно, я имею в виду не тех, кто сидит в тюрьме и, следовательно, имеет неопровержимое алиби.

Хэммонд кивнул. В свое время он сам помогал отправить некоторых из этих дельцов за решетку. Лют Петтиджон слишком часто нарушал правила, подходя порой вплотную к той границе, за которой его ожидал арест, но никогда ее не пересекал. Для него, как подозревал Хэммонд, это была своего рода игра, но если играть в “кошки-мышки” с законом было относительно безопасно, то с некоторыми из его компаньонов подобные штуки не проходили. “Уж не поплатился ли Лют за то, что попытался вырвать жирный кусок из пасти одной из тех акул, которые почти никогда не поднимаются на поверхность?” — подумал он с беспокойством.

— Один из последних проектов Петтиджона имел отношение к острову неподалеку от побережья, — сообщил тем временем Смайлоу, многозначительно поглядев на Хэммонда.

Стефи фыркнула.

— И что в этом такого особенного?

— Много чего. Остров Спаркл расположен всего в полутора милях от берега, но, по странному стечению обстоятельств, до сих пор не приобщился, так сказать, к цивилизации. В настоящее время там проживает несколько десятков негритянских семей, которые мирно возделывают свои сады и огороды. Формально остров входит в состав города, но фактически это просто заброшенный негритянский поселок. Почти деревня. И прямо напротив делового центра Чарлстона.

Стефи присвистнула.

— Этого достаточно, чтобы Петтиджон начал рыть землю. В прямом и в переносном смысле.

Смайлоу кивнул.

— Он действительно предпринял целый ряд довольно рискованных шагов и в конце концов создал акционерную компанию по благоустройству и эксплуатации острова, хотя ни на одном из учредительных документов вы его имени не найдете. Не исключено, что какие-то договора все же существуют, и мы постараемся их раскопать. Очень постараемся, — с нажимом повторил он, глядя на Хэммонда.

Хэммонд почувствовал, как у него упало сердце. Смайлоу не сообщил ему ничего нового; о проекте Петтиджона он знал гораздо больше, чем ему хотелось знать.

Примерно полгода назад генеральный прокурор Южной Каролины поручил ему произвести тайное расследование той бурной деятельности, которую Петтиджон развил в связи с опубликованными в печати планами благоустройства острова Спаркл (а может быть, сами эти планы явились результатом его деятельности — тогда это было не известно никому из официальных лиц). Занимаясь этим делом, Хэммонд сделал несколько открытий, которые сильно его встревожили, но главным, что повергло его в состояние, близкое к самому настоящему ужасу, было то, что в списке компаньонов фирмы Петтиджона он обнаружил имя своего отца. Сообщать об этом Смайлоу он не собирался, по крайней мере, до тех пор, пока не будет выявлена какая-либо связь между убийством Петтиджона и его намерением прибрать к рукам остров Спаркл, но детектив, похоже, обладал собственными источниками информации. Или был очень близок к этому.

— Ты думаешь, кто-то из компаньонов Петтиджона мог за что-то ему отомстить? — уточнила Стефи.

— Не исключено, — кивнул Смайлоу. — Трудность, однако, в том, что круг повседневного общения Петтиджона составляли очень влиятельные лица: финансисты, промышленники, государственные чиновники всех уровней и всех рангов. Это обстоятельство существенно ограничивает мою свободу маневра, но я буду продолжать копать, чего бы это ни стоило.

Услышав эти слова, Хэммонд снова почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Что-что, а “копать” Смайлоу умел, поэтому можно было не сомневаться, что рано или поздно он наткнется на имя Престона Кросса, которое лежало в земле, словно зарытое пиратами сокровище. И тогда…

Мысленно Хэммонд проклял отца за то, что он поставил его в такое положение, понимая, что очень скоро ему, возможно, придется выбирать между лояльностью семье и долгом. Грязные делишки Кросса-старшего уже сейчас могли стоить ему карьеры: Хэммонд знал, что если у него отнимут дело Петтиджона, то с надеждой выиграть выборы и сесть в прокурорское кресло ему придется распрощаться. Отец подвел его, и Хэммонд боялся, что никогда не сможет простить ему этого.

Не зная, куда себя девать от беспокойства, Хэммонд бросил еще один взгляд в сторону свидетеля. Похоже, дела у Мэри Эндикотт потихоньку двигались.

— Какие у нее были волосы? — спрашивала художница. — Короткие? Длинные?

— Примерно такие, — отвечал Джон Дэниэлс, показывая на свое плечо.

— Очень хорошо. Не заметили ли вы у нее челки?

— На лбу, вы хотите сказать? Нет. По-моему, она зачесывала волосы назад.

— Прекрасно. Волосы прямые или волнистые?

— Скорее волнистые. Они были такие.., пушистые.

— То есть волосы были распущены?

— Пожалуй, да. Я, знаете ли, не очень разбираюсь в прическах.

— Пролистайте этот каталог. Есть здесь похожая прическа? Джон Дэниэлс нахмурился и бросил незаметный взгляд на часы, но все же взял в руки журнал модных причесок и стал переворачивать страницы.

— Какого цвета они были? — допытывалась тем временем Эндикотт.

— Такие.., рыжеватые. Ну, не как морковка, конечно… Скорее, коричневатые с красноватым отливом.

При этих словах Дэниэлса Хэммонд почувствовал, как какая-то сила буквально потянула его к кровати.

— Золотисто-каштановые?

— Точно! — обрадовался свидетель и прищелкнул пальцами. — Именно! Я знал, что этот оттенок имеет свое название, но оно как-то выскочило у меня из головы.

Быстро двигая карандашом по бумаге, капрал Эндикотт набрасывала в своем блокноте лицо за лицом. Ширк, ширк, ширк — шуршал по бумаге грифель.

— Ну-ка, взгляните на это, — предложила она, протягивая Дэниэлсу свою работу.

— Ого, здорово! — восхитился тот. — Очень похоже, мэм, только у той леди были такие локоны вокруг лица.

— Такие?

— Точно! У нее была именно такая прическа.

— Превосходно. Теперь займемся губами. — Отложив в сторону журнал с прическами, художница взяла со стула каталог с изображением самых разных женских ртов. — Что вы можете сказать о ее губах, мистер Дэниэлс?

— Что она пользовалась помадой! — выпалил свидетель, и Эндикотт улыбнулась.

— Значит, вы обратили внимание на ее губы? — уточнила она, и Дэниэлс метнул на дверь затравленный взгляд, словно боялся увидеть там жену с кочергой в руке.

— Да. Они были примерно такими. — Он указал на один из стандартных рисунков. — Только нижняя губа была чуточку полнее.

Эндикотт взглянула на рисунок и быстро воспроизвела его в своем блокноте.

— Когда она смотрела на меня, мне показалось, что она улыбается, — добавил Дэниэлс, внимательно следивший за движениями ее карандаша.

— Вы видели ее зубы? — быстро спросила Эндикотт.

— Нет, она улыбалась, как улыбаются хорошо воспитанные люди. К примеру, когда оказываются вдвоем в лифте…

"Или когда их глаза внезапно встречаются в полутемном ресторане…” — пронеслось в мозгу Хэммонда, который никак не мог собраться с силами и взглянуть на лицо в блокноте Эндикотт, постепенно обретавшее индивидуальные и так хорошо знакомые ему черты. Он хотел даже закрыть глаза, хотя и знал, что это вряд ли поможет. Это лицо стояло перед его мысленным взором постоянно.

— Вот так? — Капрал Эндикотт развернула блокнот таким образом, чтобы Дэниэлсу было удобнее смотреть.

— Будь я проклят! — выдохнул член церковного хора. — Это она!..

Быстрый взгляд убедил Хэммонда, что Дэниэлс не ошибся. Это действительно была она.

К счастью для него, Смайлоу и Стефи были увлечены разговором и не заметили, как изменилось его лицо. Впрочем, Хэммонд постарался как можно скорее справиться с собой, поскольку негромкое восклицание свидетеля все же привлекло к себе их внимание. Они приблизились к койке, и Хэммонд слегка посторонился, давая Стефи место.

— Это не совсем точный портрет, но очень похоже, — уверил их Дэниэлс.

— Вы не заметили никаких особых примет, скажем, шрамов или пигментных пятен? “У нее была родинка на щеке”, — вспомнил Хэммонд.

— Кажется, у нее на щеке было что-то вроде небольшой родинки, но это совсем ее не портило, — ответил Дэниэлс. — На щеке, прямо под глазом.

— Не припомните… — начала Стефи.

— ..Под каким глазом? — закончил за нее Смайлоу. “Под правым”.

— Под левым… Нет, дайте-ка сообразить. Она стояла лицом ко мне, значит… Под правым. Точно — под правым! — Дэниэлс улыбнулся, явно гордясь собой.

— Вы не обратили внимания на ее глаза? Какого они были цвета?

— Нет. Боюсь, что нет.

«Темно-зеленые с желтовато-коричневыми крапинками. Широко расставленные. Ресницы густые, темные…»

— Вы говорили, что она была достаточно высокой. Не могли бы вы сказать поточнее?

"Примерно пять футов и шесть дюймов”, — припомнил Хэммонд.

Дэниэлс покачал головой.

— Она была повыше вас, мэм, — сказал он, глядя на Стефи. — Но ниже, чем мистер Смайлоу.

— Во мне пять футов и десять дюймов, — подсказал тот.

— Значит, примерно пять футов и шесть-семь дюймов, — заключила Стефи.

— Да, пожалуй, — согласился Дэниэлс.

— А вес?

"Сто пятнадцать фунтов”.

— Не знаю, она показалась мне довольно худой.

— Сто тридцать? — наугад предположил Смайлоу.

— Пожалуй, даже меньше. Сто двадцать, я бы сказал.

— Вы не помните, во что она была одета? — снова вступила Стефи. — В платье? “В юбку”.

— Либо в короткую юбку, либо в шорты, — сказал свидетель. — Я уверен, потому что я, знаете ли, обратил внимание на ее ноги. — Дэниэлс неловко усмехнулся. — Ну и какая-то майка, что ли… Этого я не запомнил.

"Белая короткая юбка. Коричневый трикотажный топик и такой же кардиган. Коричневые сандалии на ремешках. Бежевый кружевной лифчик с передней застежкой и такие же трусики”.

Эндикотт начала собирать свои блокноты и прочие принадлежности, запихивая их как попало в большую кожаную сумку. Готовый портрет она отдала Смайлоу, который быстро глянул на него и наклонился, чтобы пожать руку мистеру Дэниэлсу.

— Большое спасибо, сэр, — сказал он. — У нас есть ваш мейконский телефон, так что в случае необходимости мы свяжемся с вами там. Впрочем, надеюсь, что этого не понадобится. Еще раз спасибо.

— Я присоединяюсь к моему коллеге, — добавила Стефи и, улыбнувшись свидетелю, тоже направилась к выходу. Хэммонд же не нашел в себе сил что-либо сказать, поэтому просто кивнул мистеру Дэниэлсу на прощание.

В коридоре Стефи и Смайлоу поблагодарили капрала Эндикотт за отличную работу, а когда она уехала на лифте, прошли в холл, чтобы как следует рассмотреть составленный со слов свидетеля портрет и поздравить друг друга с удачей.

— Значит, вот она какая — наша таинственная незнакомка, — проговорил Смайлоу. — Она не похожа на убийцу.

— А как выглядят убийцы? — парировала Стефи.

— Хорошее замечание, Стефи. Очко в твою пользу. Стефи усмехнулась.

— Теперь я по крайней мере понимаю, почему наш мистер Дэниэлс не захотел описывать ее в присутствии жены. Несмотря на расстройство желудка, он, несомненно, в глубине души все же хотел ее. Разве иначе он припомнил бы столько мелких деталей, включая родинку под правым глазом?

— Согласись все же, что лицо у этой леди весьма и весьма неординарное.

— Это ничего не значит, — сказала Стефи с неожиданной резкостью в голосе. — Я видела честных людей с неприятными, даже отталкивающими физиономиями, и убийц с лицами ангелов. Ее будут судить за то, что она сделала или не сделала, а не за то, что у нее запоминающееся лицо. Смазливая мордашка не означает, что она не могла нажать на спусковой крючок. Не правда ли, Хэммонд? — Стефи повернулась к нему. — Господи, Хэм, что это с тобой?!

Хэммонд вздрогнул. Он чувствовал себя чуть ли не на грани обморока и, должно быть, выглядел соответственно, если Стефи это заметила.

— Здесь паршивый кофе, — нашелся он и виновато улыбнулся. По-видимому, такой ответ удовлетворил Стефи, поскольку она снова повернулась к детективу:

— Отлично, Смайлоу, тебе остается только разыскать эту красотку. Жаль, что мы не знаем ее имени. “Ее зовут доктор Ю. Э. Кэрти…”

Глава 14

Временная штаб-квартира прокурорской службы располагалась в Северном Чарлстоне. Это было неказистое двухэтажное здание, со всех сторон окруженное складами, мелкооптовыми магазинчиками и ремонтными мастерскими. Прежнее здание прокуратуры в деловом центре Чарлстона все еще ремонтировалось. Оно и так было довольно старым, а ураган Хьюго совершенно его доконал, сделав не только непригодным для эксплуатации, но и небезопасным.

Из центра города до новой штаб-квартиры можно было добраться за десять минут, но Хэммонду показалось, что он преодолел это расстояние за считанные секунды. Погруженный в собственные мысли, он вел машину совершенно автоматически и очнулся только на служебной стоянке напротив пекарни.

Выйдя из машины, он вошел в подъезд и, миновав охранника у рамки металлоискателя, поднялся на второй этаж, где находилась прокуратура округа. Прежде чем войти в свой кабинет, он велел секретарше ни с кем его не соединять и никого к нему не пускать.

— Но, мистер Кросс… — начала было секретарша, но он отмахнулся.

— Я все утрясу потом, — сказал он быстро. — А пока пусть меня не беспокоят.

Войдя в кабинет, он захлопнул дверь и, швырнув кейс и пиджак на стол, где дожидалась его очередная куча бумаг, с размаху бросился в свое высокое кожаное кресло.

Этого просто не может быть, думал он, прижимая кончики пальцев к вискам. Должно быть, он спит и видит дурной сон, но скоро он проснется на мокрых от пота простынях и, прислушиваясь к сумасшедшему стуку сердца, поймет, что спал и что теперь кошмар кончился.

Но кошмар продолжался. И он оказался в самом его центре. Никаких сомнений у него не оставалось — капрал Эндикотт нарисовала именно его незнакомку, если только у нее не было сестры-близнеца, что было весьма маловероятно.

Чтобы успокоиться, он стал перебирать в уме известные ему факты, но факты были неутешительными. Именно эта женщина провела ночь в его постели, и это случилось через несколько часов после того, как ее видели в непосредственной близости от места преступления. Первой его мыслью было, что это простое совпадение, но Хэммонд слишком давно работал в прокуратуре, чтобы знать: таких совпадений не бывает, во всяком случае на практике, хотя теория их и допускала. Следовательно, она была каким-то образом связана с Лютом Петтиджоном.

Но что это могла быть за связь, он не знал. Больше того, Хэммонду вовсе не хотелось этого знать.

Он с силой потер лицо ладонями, потом подпер подбородок кулаками и, глядя в пространство перед собой, попытался привести свои мысли в некоторое подобие порядка, но ему мешало сделать это нарисованное капралом Эндикотт лицо, которое стояло перед ним, как живое.

Несомненно, это была та самая женщина, с которой он провел ночь с субботы на воскресенье. Хэммонд не сомневался в этом — он просто не мог забыть ее лицо так скоро. С самого начала оно поразило его своей неординарной красотой, и впоследствии он провел несколько часов, разглядывая его, любуясь им, целуя его.

— Откуда это у тебя? — спросил он, касаясь кончиком пальца небольшой выпуклой родинки у нее под глазом.

— Ты имеешь в виду мою бородавку?

— Родинку, — поправил он. — Она тебя только украшает.

— Спасибо.

— Не за что.

— Когда я была моложе, я ее просто ненавидела. Но теперь, должна признаться, она мне нравится.

— Я тебя понимаю. Если бы ты знала, как она нравится мне. Он поцеловал ее в щеку, коснувшись родинки кончиком языка.

— Гм-м.., как жаль…

— Жаль чего?

— Что у меня больше нет родинок.

Ее лицо он знал теперь как свое. Даже лучше, чем свое. Несмотря на очевидное сходство, портрет, нарисованный полицейской художницей, был лишь плоским, черно-белым рисунком, ни в малейшей степени не отражавшим ни характера, ни души этой женщины. И все же даже это двухмерное изображение не оставляло никаких сомнений в том, что доктор Кэрти побывала возле номера убитого — если не в нем самом — незадолго до того, как в ресторане ее “подцепил” некий незнакомец, по странному стечению обстоятельств оказавшийся специальным помощником окружного прокурора, который по случайности еще более странной сам побывал у Петтиджона в день убийства.

Спрашивается, кто кого “подцепил”?

Хэммонд нервно провел рукой по волосам, почти готовый уступить отчаянию и растерянности, которые вдруг навалились на него. Что ему теперь делать? Как быть?

Больше всего на свете ему хотелось потихоньку выйти из кабинета, сесть в машину и уехать из Чарлстона — спрятаться, затаиться, пока этот кошмарный узел проблем не разрешится сам собой. Все, что угодно, лишь бы избавиться от скандала, от лавины домыслов и необоснованных обвинений, которая накроет его с головой, как только станет известна правда.

Что и говорить, соблазн был велик, и какой-нибудь слабый человек на его месте давно бы так и поступил, но Хэммонд всегда считал себя слепленным из другого теста. Он не был бесчувственным истуканом, которому все до лампочки, и воспринимал боль, стыд, неловкость так же остро, как и обычные люди, но врожденное чувство ответственности не позволяло Хэммонду сдаться так легко. Сбежать он не мог, как не мог обрести крылья.

Поэтому, взяв себя в руки, он попытался продолжить анализ ситуации. Установив для себя тот факт, что его гостья имеет отношение к смерти Люта Петтиджона, Хэммонд подумал о причинах, заставивших ее скрыть от него свое имя. Несомненно, кокетство здесь было ни при чем, хотя поначалу он именно так и подумал.

— Имена не имеют никакого особенного значения, не так ли ? Во всяком случае, когда встречаются два приятных друг другу человека, — сказала она, и Хэммонд с ней согласился. Он даже процитировал несколько строк из “Ромео и Джульетты”, которые помнил еще со времен учебы в старшем классе.

— “Что в имени тебе моем?..” — начал он с пафосом, принимая приличествующую случаю театральную позу. Она внимательно выслушала его и сказала:

— Неплохо, неплохо… Ты никогда не думал о том, чтобы это опубликовать?

— Думал, — вздохнул он. — Но сомневаюсь, что это можно будет продать.

Они еще несколько раз шутили подобным образом: он спрашивал ее имя, а она, смеясь, отказывалась отвечать, но все это было не всерьез. Имена им действительно были не нужны. Анонимность была приманкой, еще одним дополнительным соблазном, возбуждавшим их фантазию и придававшим приключению дополнительную остроту. Хэммонд, во всяком случае, не видел в этом ничего дурного.

Но как теперь выяснилось, Юджин Кэрти знала его имя, знала с самого начала. И встреча их была неслучайной. Юджин зашла в этот ресторан вовсе не потому, что ей захотелось потанцевать. Все было запланировано таким образом, чтобы наверняка скомпрометировать либо самого Хэммонда, либо прокуратуру в целом.

Как будут развиваться события дальше, он даже представить себе не мог. Одно было ясно: того, что он уже совершил, более чем достаточно, чтобы погубить его карьеру. Любой, даже слабый намек на скандал, и он может попрощаться и с делом Петтиджона, и с надеждой в ближайшее время занять кресло прокурора округа.

Склонившись к столу, Хэммонд снова закрыл лицо руками. “Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой”, — подумалось ему. Расхожее клише, однако оно подходило к случаю как нельзя лучше. Фантастический вечер с самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал, обернулся ловушкой, и теперь он барахтался в силках, петли которых затягивались все туже и туже.

Каким же он был идиотом, что не заметил подвоха! Не было никакого смысла обвинять во всем Юджин или Петтиджона, если, паче чаяния, доктор Кэрти была его союзницей. Это его собственная глупость и неосторожность привели к тому, что он угодил в капкан обеими ногами. И ведь уловка-то была самая старая и самая примитивная из всех, которые человечество когда-либо знало — нужно было ослепнуть, чтобы ее не заметить.

Однако справедливости ради стоило признать, что ловушка, в которую он попал, была, при всем прочем, одной из самых надежных. На протяжении всей истории похоть не раз разрушала империи и ниспровергала богов. Секс был приманкой эффективной и безотказной, и, как теперь выяснилось, Хэммонд оказался ничем не лучше королей и героев, готовых отдать все царство или последнюю кольчугу за одну ночь с приглянувшейся красавицей.

Ах, если бы дело было только в глупости! Но ведь если воспользоваться сухим языком юридических уложений, речь шла, как минимум, о “препятствованию правосудию”. И Хэммонд понимал это, как никто другой.

Тогда почему он не признался Смайлоу и Стефи, что знает женщину, которую Эндикотт нарисовала в своем блокноте?

Потому, объяснил он себе сейчас, что Юджин Кэрти могла быть ни в чем не виновата. Кроме того, этот Джон Дэниэлс мог ошибиться, например — после близкого знакомства с “Джеком Дэниэлсом”. Даже если он действительно видел Юджин в отеле, вопрос времени оставался решающим. Хэммонд точно знал, во сколько она появилась в ресторане. Учитывая расстояние, которое ей необходимо было преодолеть, чтобы попасть туда, — плюс неизбежные в это время суток пробки на улицах, — получалось, что она должна была выйти из отеля не позднее семнадцати пятнадцати. И если коронер установит, что смерть Петтиджона наступила после этого срока, у Юджин будет алиби.

"Неплохая мысль, Кросс, — подумал он. — Жаль, она не пришла тебе в голову раньше”.

И все же Хэммонд знал, что ни при каких обстоятельствах не назвал бы Смайлоу имени Юджин Кэрти.

Он понял это, еще когда, бросив взгляд на незаконченный портрет в блокноте Мэри Эндикотт, с замиранием сердца узнал свою таинственную гостью. Одного воспоминания об этом бесконечно прекрасном лице, которое он видел так близко, на соседней подушке, оказалось достаточно, чтобы принять решение. Он не опознает ее и не назовет ее имени, пока… Пока что? Хэммонд и сам этого не знал, как не знал в точности, зачем и почему он это делает, ради чего нарушает все правила и принципы, которые прежде считал фундаментом своего бытия. Больше всего его, однако, пугало, что это нарушение было вполне сознательным. Он преднамеренно скрыл важную информацию, имевшую непосредственное отношение к расследованию убийства, и последствия подобного поступка могли быть более чем серьезными.

И тем не менее он вовсе не собирался бежать к Смайлоу или Стефи с саморазоблачением.

Кто-то громко постучал в дверь кабинета. Прежде чем Хэммонд успел поднять голову, дверь отворилась, в кабинет вошел — почти ворвался — его отец, и гневные слова замерли на кончике языка Хэммонда.

— Доброе утро, Хэммонд!

"Проклятье! — подумал он. — Его мне только не хватало!” Каждый раз в присутствии отца Хэммонд невольно старался подтянуться, мысленно производя своего рода полную инспекцию собственной боеготовности. Как он выглядит? Достаточно ли он собран и внимателен? Соответствует ли его внешний облик той высокой должности, которую он занимает? Впрочем, он надеялся, что сегодня отец не станет рассматривать его слишком пристально.

— Привет, па. — Хэммонд встал, и они пожали друг другу руки через стол. Если Престон когда-то и обнимал его, то это было так давно, что он этого не помнил.

Хэммонд взял со стола пиджак и повесил его в стенной шкаф. Поставив кейс на пол, он пригласил отца сесть в единственное во всей комнате гостевое кресло.

Престон Кросс был значительно более низким и коренастым, чем сын, однако недостаток роста нисколько не влиял на впечатление, какое он обычно производил на людей, как в толпе, так и при встрече один на один. Его от природы слегка красноватое лицо выглядело обветренным и загорелым благодаря регулярному пребыванию на открытом воздухе, ибо Кросс-старший любил гольф, теннис и парусный спорт. Когда ему исполнилось пятьдесят, его волосы поседели все сразу, словно по команде, что также добавило ему импозантности. От природы энергичный и деятельный, он никогда не позволял себе выглядеть суетливым, и это, как правило, тоже производило благоприятное впечатление на тех, с кем он общался.

Насколько было известно Хэммонду, за всю свою жизнь его отец не болел ни дня, считая это проявлением слабости. Курить он бросил лет пятнадцать назад, но до сих пор его иногда можно было видеть с сигарой в зубах, что было чистой декорацией. Забота о собственном здоровье, однако, не мешала Кроссу-старшему выпивать по три бурбона ежедневно; кроме того, он не садился обедать без бокала аперитива, что, по его глубокому убеждению, способствовало лучшему пищеварению. На сон грядущий Простои тоже выпивал пару рюмок бренди, однако алкоголиком он не был. Казалось, его кипучая энергия способна справиться со всеми разрушениями, которые производил алкоголь в его организме. В свои шестьдесят с лишним он действительно был значительно здоровее и крепче, чем большинство тридцатилетних мужчин. Женщины до сих пор были от него без ума, мужчин же он покорял силой своего характера и напором.

И в профессиональной деятельности, и в личной жизни Престон Кросс был человеком решительным, и возражать ему осмеливались немногие. Тридцать лет назад он объединил три мелкие фирмы, занимавшиеся медицинским страхованием, в одну большую. Под энергичным руководством Престона Кросса новообразованная компания росла как на дрожжах и теперь могла похвастаться двумя дюжинами филиалов как на территории штата, так и за его пределами. Официально Престон Кросс давно ушел в отставку, однако должность почетного председателя совета директоров основанной им фирмы была отнюдь не формальной. До сих пор он внимательно следил за всеми делами вплоть до цены закупавшихся для клерков шариковых ручек, и ни одна мелочь не ускользала от его внимания.

Кроме этого, Престон Кросс участвовал в работе множества общественных комитетов и комиссий. Он и миссис Кросс возглавляли списки приглашенных, даже когда речь шла о простом благотворительном приеме, что, разумеется, обходилось ежегодно в кругленькую сумму, зато Престон Кросс лично знал большинство людей, обладавших хотя бы мало-мальским влиянием и властью.

Хэммонду хотелось бы любить своего отца, восхищаться и уважать, но для этого он слишком хорошо знал, на какие темные дела употребляет свои таланты Кросс-старший.

Свой визит отец Хэммонда начал со слов: “Я помчался к тебе, как только освободился”, — и Хэммонд облился холодным потом. Как мог его отец так быстро пронюхать о том, как он прокололся с Юджин Кэрти?

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил он.

— Как — что?! — удивился Престон. — Разумеется, то, что ты будешь вести дело об убийстве Люта Петтиджона! Хэммонд постарался скрыть испытанное им облегчение.

— Это действительно так, — согласился он.

— Мне было бы приятнее услышать эти новости от тебя, — упрекнул его отец.

— Я просто не успел, па, — возразил Хэммонд— Мейсон объявит мне об этом только вчера вечером. Но отец его не слышал.

— Да, от тебя, — повторил он. — Но мне рассказал об этом близкий друг, который завтракал с Мейсоном сегодня утром. Он упомянул об этом вскользь, полагая, что мне уже все известно. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?

— На выходные я уезжал в мой загородный дом, — терпеливо пояснил Хэммонд. — Об убийстве Петтиджона я узнал только вчера вечером, когда вернулся. А потом.., потом произошло еще — много всего, я просто закрутился. Извини…

Престон Кросс стряхнул невидимую пылинку со своих безупречно отглаженных брюк.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это для тебя значит? Суд привлечет всеобщее внимание. Ты должен использовать это, Хэммонд! — Престон нацелился на него своим коротким и толстым указательным пальцем, потом поднял руку вверх и совершил ею хватательное движение, словно поймал на лету муху. — Используй прессу на всю катушку, сынок. Пусть твое имя звучит по всем каналам. Пусть избиратели узнают, кто ты такой и что собой представляешь. Я называю это саморекламой, но в этом нет ничего стыдного или недостойного. Это твой шанс, Хэммонд!

— Мой шанс заключается в том, чтобы добиться осуждения преступника. Моя речь в суде должна говорить сама за себя — в этом случае мне не понадобится помощь газет и телевидения.

Престон Кросс нетерпеливо взмахнул рукой.

— Большинству совершенно наплевать, как ты справишься с расследованием, — сказал он. — Людям все равно, отправится ли преступник в тюрьму, получит ли смертельный укол или выйдет на свободу.

— Зато мне не все равно, — с горячностью возразил Хэммонд. — И людям тоже должно быть не все равно. Престон рассмеялся.

— Я помню, было такое время, когда общественность очень интересовалась тем, насколько хорошо справляются со своими обязанностями представители власти. Но теперь людей больше волнует, как выглядят их избранники на экране телевизора. Я уверен, что большинство жителей округа имеет самое приблизительное представление о том, чем занимается окружная прокуратура.

— Возможно, ты в чем-то прав. Но когда преступность начинает расти, тем же самым людям становится не все равно, насколько эффективно справляются со своими обязанностями полиция, прокуратура и суды.

— Это ты хорошо сказал! — восхитился Престон. — Не забудь произнести эту фразу, когда тебя позовут выступать на телевидение. Очень важно заранее приготовить несколько способных успокоить общественное мнение лозунгов и убойных цитат, которые подхватят все газеты. — Он откинулся на спинку кресла. — Навешай репортерам побольше лапши на уши, сынок, пообещай им несколько сенсационных разоблачений, и они — твои. Когда они просят сделать заявление, не ленись — скажи им хотя бы пару слов, пусть это даже будет совершеннейшая глупость.

Ты и сам удивишься, когда увидишь, что в самых банальных словах репортеры способны отыскать смысл, который они будут использовать до тех пор, пока ты не бросишь им еще одну кость. Очень скоро ты будешь выступать в прямом эфире, Хэммонд. Не теряйся, пользуйся этим, пока есть возможность. — Он подмигнул. — Пусть тебя сначала выберут, а уж потом ты будешь делать все, что твоей душеньке угодно.

— Что, если меня не выберут?

— А что может этому помешать?

— Остров Спаркл.

Название острова должно было произвести эффект разорвавшейся бомбы, но Престон даже глазом не моргнул.

— Где это? — спросил он с показным недоумением.

— Ты отлично знаешь, о чем я, — парировал Хэммонд, даже не пытаясь скрыть свой гнев. — Ты можешь и дальше отрицать это — у тебя, кстати, это прекрасно получается, — но я знаю, что ты просто-напросто лжешь.

— Выбирай выражения, Хэммонд! Ты все-таки разговариваешь не с кем-нибудь, а со своим отцом.

— С отцом?! — Хэммонд выскочил из-за стола и, засунув руки в карманы, прошелся по кабинету из угла в угол. — Я не ребенок, отец. Я — заместитель прокурора округа по особым поручениям, и я отлично знаю, что ты — мошенник.

Красное от загара и виски лицо Кросса-старшего сделалось багровым.

— Интересно, что такого вы знаете, мистер Умник?

— Я знаю, что, если детектив Смайлоу или кто-нибудь еще пронюхает о твоей причастности к проекту Петтиджона, это обойдется тебе в кругленькую сумму. Возможно, ты даже окажешься в тюрьме. Для меня же это будет означать конец карьеры, если только я не соглашусь стать обвинителем собственного отца. Надеюсь, теперь тебе понятно, в какое положение поставили меня ваши с Петтиджоном дела?

— Расслабься, Хэммонд. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Я не имею никакого отношения к острову Спаркл.

Хэммонд с сомнением покачал головой, не зная, верить отцу или нет. Лицо Престона Кросса было спокойным, и даже взгляд не выдавал ни тревоги, ни страха, однако это ровным счетом ничего не значило. В случае необходимости его отец превращался в гениального актера, если только это было ему выгодно.

— С каких это пор? — спросил он наконец.

— Уже несколько недель.

— А почему Петтиджон об этом не знал?

— Разумеется, он знал и даже уговаривал меня не уходить из проекта. Но я все же ушел и, естественно, отозвал все свои капиталы. По-моему, это его серьезно разозлило.

Хэммонд почувствовал, как от стыда его лицо покрывается краской. Когда в субботу он приехал к Петтиджону для серьезного разговора, тот сказал, что его отец увяз в этом проекте по уши. И не просто сказал, но и показал подписанные Престоном Кроссом документы, из которых следовало, что он является едва ли не самым крупным акционером новообразованной компании. Но, может быть, Петтиджон затеял какую-то свою игру?

— Один из вас врет, — процедил Хэммонд сквозь зубы.

— Когда ты разговаривал с Лютом? — уточнил Престон, но Хэммонд пропустил этот вопрос мимо ушей. Ответить честно он все равно не мог, а лгать ему не хотелось.

— Выйдя из предприятия, ты продал свою долю с прибылью? — поинтересовался он холодно.

— Я был бы глупцом, если бы не сделал этого. Нашелся один покупатель, который очень хотел влезть в это предприятие и готов был заплатить столько, сколько я просил. Ударили по рукам, и я передал ему свои акции.

Хэммонд почувствовал приступ дурноты.

— Не так уж важно, участвуешь ты в этом проекте или уже нет. Достаточно того, что ты был к нему причастен. Этим ты запятнал и себя, и меня.

— По-моему, ты слишком волнуешься, Хэммонд. Уверяю тебя, все не так страшно, как тебе кажется.

— Если когда-нибудь правда выплывет наружу… Престон пожал плечами.

— Что ж, тогда я расскажу, как все было. Расскажу честно и откровенно.

— Что именно ты расскажешь?

— Что я понятия не имел, какую аферу затеял Лют. Когда я догадался, в чем дело, я вышел из дела.

— Ты, я вижу, давно все обдумал.

— Это верно. Ты же меня знаешь, сын, — у меня на все ситуации жизни есть несколько резервных вариантов.

Хэммонд мрачно посмотрел на отца. Тот как будто специально дразнил его, но поддаваться на эту провокацию он не собирался. Престон всегда оставлял себе несколько путей для отступления, и Петтиджон наверняка об этом знал. И все равно Престон был нужен ему — нужен не как крупный инвестор, а как отец помощника окружного прокурора.

Несомненно, Петтиджон рассчитывал манипулировать им через отца.

— Мой тебе совет, Хэммонд, — говорил тем временем Престон Кросс, развалясь в кресле, — не горячись и не спеши говорить ни “да”, ни “нет”. Первым делом позаботься о том, чтобы подготовить пути для отхода, и тогда ты сможешь выйти чистеньким из любой передряги. Это я тебе говорю, сынок, а мне ты можешь доверять.

— И это — твой совет своему единственному сыну? Наплевать на принципы и заниматься только собой?

— Принципами сыт не будешь, — отрезал Престон. — Ты знаешь правила игры, Хэммонд. Не я их устанавливал, но, даже если они тебе не нравятся, тебе придется им следовать, иначе будешь вечно плестись в хвосте и глотать пыль из-под копыт тех, кто не так кичится своей неподкупностью и честностью.

Хэммонд вздохнул. Эту песню он слышал уже не один раз. Когда он достаточно подрос, чтобы усомниться в непогрешимости отца и решиться обсуждать некоторые моральные принципы, которые исповедовал Кросс-старший, выяснилось, что их взгляды на хорошее и плохое существенно разнятся. Это развело их окончательно, и с тех пор их споры оканчивались вничью, ибо ни один не хотел уступить другому.

Теперь, когда Хэммонд своими глазами видел письменные доказательства участия отца в грязных аферах Петтиджона, он еще лучше понимал, насколько сильно различаются их взгляды. Что бы ни говорил ему теперь Престон, он не мог не догадываться, что затевается на острове, но муки совести не имели никакого отношения к его решению продать свою долю. Просто он увидел отличную возможность заработать неплохой процент на вложенный капитал и поспешил ею воспользоваться.

Что ж, похоже, за прошедшие годы пропасть между ними стала еще шире, и Хэммонд не видел никакого способа перекинуть через нее хотя бы самый узкий и шаткий мост.

— Извини, па, у меня через пять минут важная встреча, — солгал он, выходя из-за стола. — Поцелуй от меня маму, а я постараюсь позвонить ей вечером.

— Вечером она и еще несколько друзей будут у Дэви, — напомнил Престон.

— Я уверен, Дэви оценит этот знак внимания, — заметил Хэммонд, вспоминая, с какой насмешкой Дэви Петтиджон говорила о толпах сочувствующих и готовых разделить с ней горе.

У дверей кабинета Престон обернулся.

— Я никогда не скрывал, что я чувствовал, когда ты ушел из адвокатской фирмы, — сказал он.

— Напротив, ты ясно дал мне понять, что я совершаю ошибку, — отозвался Хэммонд. — Но я буду стоять на своем, па. Мне нравится моя работа, к тому же я с ней неплохо справляюсь.

— Да, при поддержке Монро Мейсона ты сделал блестящую карьеру.

— Спасибо, па.

Но его благодарность не была искренней. Отцовский комплимент не согрел Хэммонду сердца, поскольку он уже давно не дорожил его мнением, к тому же каждую похвалу Престон дополнял обесценивавшим ее комментарием.

"Мне нравятся эти пятерки в твоем табеле, Хэммонд. Но четверку с плюсом по химии ты должен исправить”.

"Лошадь, на которую ты поставил в этом забеге, выиграла. Жаль, тебе не хватило пороху сыграть “тройной экспресс” — мог бы заработать в десять раз больше”.

«Ты второй по успеваемости на курсе, сын ? Это отличная новость, но было бы еще лучше, если бы ты стал первым!»

И это продолжалось на протяжении всей его жизни. Всегда находилось какое-то “но”, которое портило все удовольствие от достигнутого, и сегодня Престон тоже не изменил своему обычаю.

— Я уважаю твое решение, Хэммонд, но тебе еще предстоит доказать его правильность. Стань боссом, и я соглашусь, что ты не зря оставил работу в преуспевающей адвокатской конторе.

Кросс-старший похлопал сына по плечу, но это фальшивое проявление отцовской привязанности лишь еще сильнее огорчило Хэммонда. Он уже забыл или, по крайней мере, старался забыть об их споре, но Престон ему напомнил.

— Это дело поможет тебе подняться на высшую ступеньку карьеры, сын, — сказал он. — Если ты с ним справишься, перед тобой будут открыты все двери.

— Что, если из-за твоих проделок я пролечу на выборах прокурора округа?

— Этого не случится, Хэммонд, можешь быть спокоен.

— Но если все-таки случится, — заметил Хэммонд, — вот смешно-то будет!..

По понедельникам доктор Юджин Кэрти не принимала пациентов.

Свободное время она обычно использовала на то, чтобы привести в порядок свои записи и личные дела. Но сегодняшний понедельник был особенным. Сегодня ей предстояло расплатиться с Бобби Тримблом и наконец избавиться от него, как она надеялась — навсегда. Так они договорились вчера. Она даст ему, что он просит, а он исчезнет из ее жизни.

Впрочем, Юджин по опыту знала, что полагаться на слово Бобби не стоит. Открывая дверь своего кабинета, она невольно задумалась о том, сколько еще раз ей придется доставать из сейфа наличные. Юджин подозревала, что много, и эта перспектива не казалась ей привлекательной, несмотря на всю свою реальность. Теперь, когда Бобби разыскал ее, он вряд ли оставит ее в покое.

Но вид прекрасно обставленной комнаты напомнил Юджин о том, что она потеряет, если Бобби разоблачит ее.

Сдвинув в сторону морской пейзаж, загораживавший встроенный в стену сейф, Юджин быстро набрала цифровой код и, услышав щелчок, нажала на ручку и отворила тяжелую дверцу. На верхней полке сейфа лежало несколько пачек банкнот, рассортированных по номиналу. Хранить деньги дома было не особенно благоразумно, однако Юджин, знавшая в детстве и голод, и нужду, любила держать наличные под рукой. Так ей было спокойнее, хотя она и понимала, что эта привычка — глупая и небезопасная.

Впрочем, сейчас Юджин была рада, что деньги оказались здесь, а не в банке. “Все-таки, — подумала она, — на случай чрезвычайных обстоятельств полезно иметь дома наличные”.

Отсчитав заранее оговоренную сумму, она уложила деньги в небольшую визитку на “молнии” и заперла сейф. Потом взвесила визитку в руке. Она показалась Юджин очень тяжелой, и не потому, что там было много денег (хотя и поэтому тоже), а потому, что в этой сумке воплотилось для нее слишком многое.

Нахлынувшая ненависть к Бобби Тримблу даже испугала Юджин. И дело было не в том, что ей предстояло расстаться со значительной суммой честно заработанных денег. Юджин с радостью заплатила бы ему вдвое, втрое больше, если бы это означало, что она никогда больше его не увидит. Не деньги беспокоили Юджин, а бесцеремонное вмешательство в ее жизнь, которую она сама для себя создала и в которую допускала немногих.

Всего две недели минуло с тех пор, как Бобби неожиданно — как чертик из табакерки — материализовался на пороге ее дома. Не подозревая, что ее ждет, она открыла дверь и увидела его.

Юджин узнала его не сразу. И Бобби действительно сильно изменился, во всяком случае — внешне. Вместо вульгарных тряпок, в которые он обожал одеваться, на нем был теперь дорогой костюм. На висках серебрилась легкая седина, которая только украсила бы любого другого мужчину, но Бобби она почему-то придавала зловещий вид, словно из мелкого мерзавца он вырос в большого негодяя.

Бобби сардонически улыбался, и эта знакомая ухмылка помогла ей узнать его. Юджин потратила несколько лет, пытаясь забыть этот злорадный, торжествующий оскал, но не смогла. Ей не помогли ни пролитые ею в одиночестве реки слез, ни бесчисленные сеансы психотерапии, ни аутотренинг. В отчаянии она молила бога помочь ей, и лишь в последнее время ухмыляющееся лицо Бобби стало являться ей реже, чем прежде, — во всяком случае, уже почти год она не просыпалась по ночам, дрожа от отвращения и ужаса.

— Откуда ты взялся? — Собственный голос неожиданно отозвался в голове Юджин погребальным звоном. Неожиданное появление Бобби не предвещало ничего хорошего. Он никогда не приносил ей ничего, кроме неприятностей, а теперь — если учесть все происшедшие в его внешности перемены — Юджин ждала настоящая катастрофа.

— Ты, похоже, совсем не рада видеть меня. — Ухмылка Бобби стала еще шире.

— Как ты меня нашел?

— Ты права, это действительно было нелегко, — ответил он с самодовольным смешком, и Юджин подумала, что его голос тоже изменился. Он стал более спокойным, звучным, и в нем больше не прорывался гнусавый южный выговор. — Если бы я не знал тебя как следует, я бы мог подумать, что ты специально пряталась от меня все эти годы. Мне удалось напасть на твой след чисто случайно.

Юджин не знала, верить ему или нет. Возможно, он действительно нашел ее чисто случайно, но могло быть и наоборот. Бобби был хитер, изобретателен и упрям, он мог выслеживать ее без устали буквально годами. Впрочем, подумалось ей, сейчас уже неважно, как он ее нашел. Главное, он был здесь, у дверей ее дома, и одного этого было достаточно, чтобы в ее душе с новой силой ожили самые мрачные воспоминания и худшие страхи.

— Я не желаю иметь с тобой никаких дел. Бобби театральным жестом прижал обе ладони к сердцу, притворяясь, что ее слова больно его ранили.

— О, как ты жестока! — простонал он. — И ты говоришь это после всего, что мы друг для друга сделали?

— Именно поэтому, Бобби.

Его лицо потемнело от гнева. Очевидно, Юджин вела себя не совсем так, как он рассчитывал. В юности она действительно не смела ему возразить, но теперь… Теперь она обязана бороться.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, так, что ли? — быстро сказал он. — Разве ты не знаешь, что у этой поговорки есть продолжение? Кто старое забудет, тому оба вон. Значит, ты хочешь посчитаться, кто кому что сделал? Неужели ты не помнишь, что именно я…

— Что тебе надо? — перебила Юджин. — Кроме денег, разумеется. Я знаю, что тебе нужны деньги.

— Не спешите с выводами, доктор Кэрти. Не вы одна преуспели в жизни. С тех пор, как мы виделись в последний раз, я тоже кое-чего достиг.

Он принялся рассказывать ей о своей карьере конферансье в ночном клубе. Очень скоро Юджин поняла, что не в состоянии больше слушать его похвальбу.

— Через пятнадцать минут ко мне должен приехать пациент, — сказала она, воспользовавшись тем, что Бобби остановился, чтобы перевести дух. — Говори, что тебе надо, и убирайся.

Она надеялась, что ей удастся откупиться от него, но Бобби, похоже, всерьез вознамерился собрать на руках “большой флеш”. Отмахнувшись от нее, он с гордостью поведал ей об “одном любопытном дельце”, которое привело его в Чарлстон.

— Ты спятил, — без обиняков заявила Юджин, когда он закончил.

— Берегись, Юджин, — ответил он с пугающей мягкостью в голосе. — Я уже не тот симпатичный парень, каким был когда-то. За эти годы я здорово поумнел.

— Тогда ты должен понимать, что я тебе не нужна, — сказала она, с трудом обуздывая страх. Но в его плане для нее тоже нашлась важная роль.

— От тебя зависит успех всего предприятия, — сказал он. Когда Бобби рассказал ей, что она должна сделать, Юджин ответила:

— Ты бредишь, Бобби. И вообще, если ты считаешь, что я готова посвятить тебе весь день, ты глубоко ошибаешься. Уходи. Уходи и не возвращайся больше.

Но он вернулся. Вернулся на следующий же день. И еще через день. На протяжении недели он появлялся у нее на пороге, мешая ей работать с пациентами и оставляя для нее длиннейшие послания, которые раз от раза становились все более угрожающими. Очень скоро Юджин стало ясно, что Бобби снова присосался к ней наподобие червя-паразита, каким он был всегда.

В конце концов она согласилась встретиться с ним. Бобби решил, что она сдалась, поэтому, когда она снова отказалась участвовать в его афере, пришел в настоящую ярость.

Выслушав его, Юджин сказала, изо всех сил стараясь сохранить самообладание:

— А ты нисколько не изменился, Бобби. Ты стал лучше одеваться, ты говоришь почти без акцента, но на самом деле ты как был мелкой уличной шпаной, такой шпаной и остался. Под этим внешним лоском скрывается все тот же Бобби Тримбл.

Это разъярило его еще больше; в приступе гнева Бобби сорвал со стены один из ее дипломов в деревянной рамочке и с такой силой бросил об пол, что стекло разлетелось в пыль.

— Слушай, ты!.. — прошипел он своим мерзким голосом. — Я даю тебе еще один шанс. Либо ты передумаешь и окажешь мне эту маленькую услугу, о которой я тебя прошу, либо ты очень и очень пожалеешь. Я сломаю тебе жизнь. Ты лишишься всего, что у тебя есть. Ты снова окажешься по уши в грязи, и рядом с тобой уже не будет Бобби, чтобы вытащить тебя оттуда.

И Юджин поняла, что он может это сделать. На самом деле может. Значит, она ошиблась, и Бобби уже не был мелкой шпаной. Он был по-настоящему опасен, во всяком случае — для нее.

Через день она согласилась. Согласилась сыграть свою роль в его “маленьком спектакле”, но только потому, что ей удалось изобрести действенный и безопасный способ расстроить его планы.

Она упустила из виду только одно. То, что у Бобби никогда ничего не получалось так, как он задумывал. Этот раз тоже не стал исключением, хотя он и утверждал, что “поумнел”. С самого начала все пошло наперекосяк.

Даже не пошло — полетело под откос, кувырком, все быстрее и быстрее, и ей так и не удалось применить свой собственный план. В результате ей осталось только одно — развязаться с Бобби, сделать так, чтобы никто и никогда не видел их вместе, чтобы никто никогда не связал ее с ним.

За это она готова была заплатить ему столько денег, сколько он просит. Это была просто пустячная жертва по сравнению с тем, что она теряла, если бы кто-то узнал правду о ней и Бобби.

Убедив себя, что ее решение оправданно и что иного выхода у нее нет, Юджин вышла из приемной, тщательно заперев за собой дверь. В ту же секунду в дверь позвонили, и она с отвращением подумала, что Бобби тут как тут. Сунув визитку с деньгами в щель между стоявшим в прихожей массивным зеркалом и вешалкой для платья, она вышла на веранду и отворила входную дверь.

Но это оказался вовсе не Бобби. На крыльце стояли двое полицейских в форме и мужчина в штатском с холодными глазами и тонким, неулыбающимся ртом. Встретив взгляд этих странных глаз, Юджин внутренне затрепетала. Она-то знала, что привело к ней копов. Ее жизнь снова шла псу под хвост.

— Чем могу быть полезна? — спросила она, стараясь за любезностью скрыть свою тревогу.

— Это вы — доктор Кэрти?

— Да.

— Я — детектив-сержант Рори Смайлоу из управления полиции Чарлстона. Я хотел бы побеседовать с вами по поводу убийства мистера Люта Петтиджона.

— Люта Пет…? Боюсь, я не знаю, кто это такой.

— В день, когда его убили, вас видели в коридоре гостиницы напротив его номера. Поэтому, доктор Кэрти, не стоит зря тратить время и притворяться, будто вы не понимаете, о чем я говорю.

Юджин и Смайлоу обменялись оценивающими взглядами. Юджин не выдержала первой и опустила глаза.

— Проходите, — сказала она, отступая в сторону.

— Я надеялся, что вы согласитесь проехать с нами. Юджин нервно сглотнула, хотя во рту у ней было сухо.

— Я хочу позвонить моему адвокату.

— В этом нет необходимости. Вас не арестовывают, а приглашают для беседы.

Юджин выразительно поглядела на двух сопровождавших детектива полицейских в форме:

— Да?

Губы Смайлоу чуть заметно дрогнули.

— Вам придется очень потрудиться, чтобы убедить меня в своей непричастности к этому делу, если даже для простой беседы вам необходим адвокат.

— Я вам не верю, детектив Смайлоу, — парировала Юджин, и Смайлоу слегка попятился, застигнутый врасплох ее прямотой. — Я поеду с вами, как только свяжусь с адвокатом.

Глава 15

В своем кабинете в полицейском управлении Рори Смайлоу сразу сел на угол своего рабочего стола, который — в отличие от большинства столов в отделе по расследованию убийств — был аккуратнейшим образом прибран. Папки с подшитыми в них текущими бумагами были сложены в стопку, из стакана торчало несколько остро заточенных карандашей, пустые бланки были убраны в ящики и заперты на ключ. Ботинки, которые Смайлоу еще утром начистил у Смитти, отражали свет ламп дневного света. Несмотря на жару, детектив остался в пиджаке, на лбу его не было заметно ни малейших признаков испарины. Юджин Кэрти сидела у стола, сложив руки на коленях и изящно скрестив ноги, и Смайлоу невольно подумал, что она держится на редкость спокойно для человека, который ни в чем не виноват.

Вот уже полчаса они ждали адвоката Юджин, который обещал приехать как можно скорее. Все это время Смайлоу внимательно следил за Юджин, но это беззастенчивое разглядывание, казалось, не производило на нее ни малейшего впечатления. Она не проявляла ни нетерпения, ни нервозности, ни страха, что было достаточно необычно само по себе, поскольку, как считал Смайлоу, оказавшись в полиции, трястись и потеть начинают даже святые. Она же лишь терпеливо сносила неудобства и даже не пыталась протестовать, хотя у практикующего врача-психотерапевта вряд ли могло быть много свободного времени.

Наконец явился адвокат. Фрэнк Перкинс был одет как для гольфа, только вместо шиповок на нем были лаковые туфли. Он выглядел запыхавшимся и слегка взъерошенным, и лицо у него было виноватым. Прямо с порога он начал извиняться:

— Прошу прощения за опоздание, Юджин, но, когда ты позвонила, я был на десятой лунке. Пришлось все бросить и лететь… — Он повернулся к Смайлоу:

— Какие у полиции претензии к моей клиентке, Рори?

Смайлоу слегка наклонил голову. Фрэнк Перкинс был блестящим адвокатом, выигравшим несколько крупных дел. Кроме того, он пользовался репутацией честного и порядочного человека, что, строго говоря, являлось для успешного адвоката весьма редким качеством.

Глядя на него, Смайлоу невольно задумался, случайно или нет Юджин Кэрти заручилась поддержкой столь опытного юриста, услуги которого, вероятно, обходились ей недешево.

С этого он и начал беседу, поинтересовавшись, какие услуги Фрэнк Перкинс оказывал ей в прошлом. Вопрос прозвучал откровенно двусмысленно, и Перкинс мгновенно отреагировал:

— Можешь не отвечать, Юджин. Но если ты не против, я могу ответить сам.

— Я не возражаю, — кивнула Юджин.

— До сегодняшнего дня, — отчеканил адвокат, повернувшись к Смайлоу, — я и мисс Кэрти были просто хорошими знакомыми. Мы познакомились несколько лет назад, когда мисс Кэрти и моя жена вместе работали в общественном комитете по подготовке фестиваля искусств. Впоследствии я предложил ей обращаться ко мне, если у нее возникнет нужда в юридической помощи, и мисс Кэрти согласилась.

— Следовательно, вам неизвестно, были ли у мисс Кэрти столкновения с законом раньше? — уточнил Смайлоу.

— Держитесь ближе к делу, Смайлоу, — ответил адвокат сухим, профессиональным тоном, который был так хорошо известен судьям и прокурорам. — Что вы хотели узнать у моей клиентки?

— Я хотел допросить мисс Кэрти в связи с убийством Люта Петтиджона. Фрэнка Перкинса трудно было застать врасплох, но сейчас у него откровенно отвисла челюсть.

— Ты что, шутишь?! — воскликнул он, позабыв свое профессиональное “вы”.

— К несчастью, нет, — ответила вместо Смайлоу Юджин. — Детектив не шутит, поэтому, Фрэнк, я весьма благодарна тебе за то, что ты приехал. Мне очень жаль, что из-за меня тебе пришлось прервать партию в гольф, но, как видишь, дело действительно важное. Кстати, ты выигрывал?

— Более или менее, — отозвался адвокат, который никак не мог оправиться от неожиданности.

— Тогда прости еще раз. — Она бросила быстрый взгляд в сторону Смайлоу и добавила:

— Все это так нелепо и глупо… Мы все зря тратим здесь время, поэтому я хотела бы поскорее покончить с этой формальностью.

С этими словами Юджин кивнула Смайлоу, словно давая ему сигнал начинать. Детектив тотчас включил диктофон и, назвав время, дату и имена присутствующих, задал первый вопрос:

— Доктор Кэрти, служащий муниципальной автостоянки на Ист-Бей-стрит опознал вас по фотороботу, сделанному полицейским художником. Поскольку стоянка не оборудована автоматическим счетчиком, служащий записывает номер каждой машины и время, когда она прибыла на стоянку…

К несчастью для Смайлоу, время, когда машина покидала стоянку, никак не фиксировалось, а плата взималась сразу по въезде. Чтобы поставить машину на стоянку на время не свыше двух часов, владелец автомобиля платил служащему пять долларов. Дополнительная плата начислялась по истечении первых ста двадцати минут. В случае с доктором Кэрти служащий отметил только, что взял с нее эти дополнительные деньги. Что касалось точного времени, когда она выехала со стоянки, то назвать его он не мог.

— Мы нашли вас по номеру вашей машины, — продолжал Смайлоу. — В субботу во второй половине дня она простояла на муниципальной стоянке больше двух часов.

Перкинс, который внимательно слушал, рассмеялся.

— Это и есть ваше потрясающее открытие, Смайлоу? Немного же вы узнали!

— Не спешите, Фрэнк, это только начало.

— Издалека же вы начинаете. Какое отношение имеет оставленная на стоянке машина к убийству Петтиджона?

— Я дала на чай… — вступила Юджин.

Перкинс предостерегающе поднял руку, но она отмахнулась от него.

— Не волнуйтесь, Фрэнк, в этом нет никакого криминала. — Юджин улыбнулась. — Я дала молодому человеку на стоянке десятидолларовую купюру, потому что мелких денег у меня с собой не было. Эта сумма включала пять долларов чаевых. Думаю, именно поэтому он запомнил меня достаточно хорошо, чтобы описать меня вашему художнику.

— Полицейский художник работал вовсе не с парковщиком, — возразил Смайлоу. — Наш главный свидетель — мистер Дэниэлс из Мейкона, штат Джорджия, который снимал номер в отеле “Чарлстон-Плаза” рядом с “люксом” Петтиджона. Вы знали его, мисс Кэрти?

— Можете не отвечать, Юджин, — быстро сказал адвокат. — Я вообще советовал бы вам воздержаться от любых ответов на вопросы, пока нам не предоставят возможность побеседовать наедине.

— Да нет, я могу ответить, — усмехнулась Юджин. — Я никогда не слышала о мистере Дэниэлсе из Мейкона.

"Она не только спокойна, но и умна”, — подумал Смайлоу, а вслух сказал:

— Я имел в виду не мистера Дэниэлса, а мистера Петтиджона. Вы были знакомы?

— В Чарлстоне, наверное, нет человека, который бы не слышал этого имени, — ответила она спокойно. — О Петтиджоне постоянно писали в газетах и говорили по телевидению.

— Значит, вы знаете о том, что он убит?

— Конечно.

— Вы узнали об этом из программы теленовостей?

— Да, но не сразу. На выходные я уезжала из Чарлстона и услышала об этом, когда вернулась.

— Вы не были знакомы с Петтиджоном лично?

— Нет.

— Тогда как получилось, что вас видели у дверей его номера примерно в то самое время, когда, по нашим сведениям, его убили?

— Меня там не было.

— Юджин, пожалуйста, не говорите больше ничего! — вмешался адвокат и, взяв ее под локоть, показал головой на дверь. — Мы уходим отсюда немедленно.

— Боюсь, если вы сейчас уйдете, вы совершите ошибку, — заметил Смайлоу.

— Это вы совершите ошибку, если немедленно не извинитесь перед доктором Кэрти, — парировал адвокат.

— Но я хочу ответить на вопросы детектива, — сказала Юджин. — Если, конечно, это поможет нам раз и навсегда покончить с этим небольшим недоразумением.

Фрэнк Перкинс нахмурился. Он явно не одобрял это решение и уступил лишь с большой неохотой.

— Хорошо, — сказал он, — но я настаиваю на том, чтобы мне дали возможность проконсультироваться с моей клиенткой прежде, чем мы продолжим.

— Отлично, — кивнул Смайлоу. — Я оставлю вас одних.

— И не забудьте выключить магнитофон, — напомнил адвокат.

— Разумеется, Фрэнк, разумеется. — Смайлоу улыбнулся. — Я собираюсь скрупулезно соблюдать все инструкции. Потому что мне вовсе не хочется, чтобы убийцу отпустили из-за ошибок следствия.

И, бросив на Юджин еще один пристальный взгляд, Смайлоу выключил диктофон и вышел из кабинета.

— Кто бы мог подумать!.. — воскликнула Стефи Манделл, которая, стоя в коридоре, следила за происходящим в кабинете Смайлоу сквозь стеклянную стенку. — Эндикотт угодила прямо в “яблочко”! Какое у тебя впечатление от этой Кэрти?

— Разве у тебя нет других дел, Стефи? — поинтересовался Смайлоу. — Мне казалось, что все помощники прокурора по уши завалены работой, за которую они получают гроши. Во всяком случае, с твоих слов у меня составилось именно такое мнение.

Стефи ухмыльнулась.

— Вообще-то так оно и есть, просто Мейсон был так любезен, что освободил меня от текучки, чтобы я могла сосредоточиться на деле Петтиджона. Он хочет, чтобы я всячески помогала Хэммонду.

— Кстати, где наш вундеркинд? — поинтересовался Смайлоу, глядя на Юджин Кэрти.

— Забаррикадировался у себя в кабинете и никого не принимает, — ответила Стефи. — Я не видела его с самого утра, с тех пор как мы трое побывали в больнице у мистера Дэниэлса. Секретарша в прокуратуре сказала, что Хэммонд не велел никого с ним соединять, поэтому я оставила ему сообщение, что заеду к тебе взглянуть на подозреваемую. Кстати, поздравляю, ты отлично сработал. Разыскать эту Кэрти за несколько часов в таком городе, как Чарлстон, было, наверное, непросто.

— Плевое дело. Как ты думаешь, Хэммонд приедет сюда?

— А ты что, против? Смайлоу пожал плечами.

— Хотелось бы взглянуть на его реакцию.

— Реакцию на что?

— На Юджин Кэрти. Интересно, сможет ли Святой Непогрешимый Хэммонд потребовать смертной казни для столь привлекательной женщины.

Стефи вздрогнула.

— Ты считаешь ее привлекательной?

Прежде чем Смайлоу успел ответить, Фрэнк Перкинс распахнул дверь кабинета и, приветствовав Стефи взмахом руки, пригласил обоих войти.

Бобби Тримбл никак не мог успокоиться. Когда он увидел полицию у дверей дома Юджин, его едва не хватил удар. Сердце забилось так сильно, словно готово было выскочить из груди, а дыхание сделалось частым и хриплым.

Ничего хуже этого он и представить себе не мог. Сами ли копы пронюхали о его плане или же это Юджин обратилась в полицию и сдала его, чтобы спасти себя, — ив том, и в другом случае ему грозили крупные неприятности.

Увидев копов, он проехал мимо ее дома, не прибавляя скорости и старательно сохраняя безразличное выражение лица, хотя поджилки у него тряслись. Два полицейских в форме, детектив в штатском и женщина, которая не скрывала своей неприязни к нему, — это было серьезно. Так серьезно, что он почти уверовал в неминуемую катастрофу.

Единственное, что слегка подбодрило Бобби, — это то, что Юджин не указала на него копам и не закричала: “Держи его!” — но он не знал, что это могло означать. Возможно, она просто не заметила проезжавший по улице знакомый “Мерседес”.

Обдумывая свой следующий шаг, Бобби бесцельно разъезжал туда и сюда по центральным улицам Чарлстона. Еще вчера он был совершенно уверен в успехе. Ему пришлось долго давить на Юджин, но в конце концов она все же согласилась отдать ему деньги.

«Только не думай, что можешь украсть мою идею и использовать ее в своих целях, — предупредил он ее. — Если ты это сделаешь, то очень пожалеешь!»

Говоря это, он так нервничал, что перестал следить за собой, и в его голосе снова прорезался гнусавый акцент уроженца глубокого захолустья. Это неприятно удивило его самого, и Бобби даже замолчал ненадолго, стараясь совладать с волнением и взять себя в руки.

"Не вздумай обмануть меня, — добавил он чуть более тихим, но исполненным угрозы голосом. — Эти деньги — мои, и они нужны мне”.

За годы, что они не виделись, Юджин тоже изменилась. Она говорила чище и правильнее. Одевалась модно и со вкусом. Жила в дорогущем доме в престижном квартале Чарлстона. И все же Бобби был уверен, что внутренне она осталась такой же, как была. Он действительно знал ее довольно хорошо и не допускал мысли, что Юджин могла измениться сильнее, чем он. И, разумеется, он был уверен, что обвести его вокруг пальца она не сможет. Бобби догадывался, что она задумала. Воспользоваться его идеей и лишить его законной доли добычи? Шалишь, красавица! Ничего у тебя не выйдет…

Но когда он обвинил ее в этом, она сказала: “Говорю тебе в последний раз, Бобби: у меня нет для тебя никаких денег. Оставь меня в покое!"

"Ничего не выйдет, Юджин, — возразил он. — Я никуда не исчезну до тех пор, пока не получу все, что мне причитается. За этим я и приехал. Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, — плати”.

Ее усталый вздох отозвался в его душе громом победных литавр. Или, точнее, звоном монет.

"Хорошо, Бобби, жду тебя завтра в полдень”.

И вот он приехал, и что же ждало его там? Какой сюрприз? Даже в страшном сне ему не могло присниться, что Юджин обратится в полицию. А что, если окружная прокуратура уже выписала ордер на его арест?

Впрочем, может быть, и нет, подумал он, усилием воли заставив себя немного успокоиться. Если полиция приготовила для него ловушку, тогда почему патрульная машина стояла на самом виду? Кроме того, как могла Юджин сдать его, полностью выгородив себя? Конечно, явка с повинной гарантировала ей снисхождение суда, однако, даже если бы ее отпустили, скандал, которым, несомненно, сопровождался бы процесс, был нужен ей как собаке — пятая нога. Любая огласка могла погубить ее частную практику, и тогда доктору Кэрти пришлось бы начинать все сначала.

Но, подумал Бобби немного погодя, в любом случае пороть горячку не стоит. Ему придется лечь на дно, по крайней мере до тех пор, пока он не будет знать точно, что происходит.

Остановившись на красный сигнал светофора, Бобби сложил руки на руле и попытался представить себе свое ближайшее будущее. Боковым зрением он заметил еще один автомобиль с откидным верхом, остановившийся рядом. Заинтересовавшись, Бобби повернул голову.

Лица двух девушек, сидевших во второй машине, были частично скрыты большими солнечными очками с желтыми стеклами, но он все же понял, что обе они молоды и хороши собой. Их улыбки были дерзкими и почти вызывающими. Избалованные, испорченные, богатенькие папины дочки, ищущие приключений, определил Бобби наметанным глазом и добавил мысленно: “На свои задницы…"

Иными словами, перед ним была добыча.

Красный свет сменился зеленым, и второй автомобиль, взвизгнув покрышками, унесся вперед. На следующем перекрестке он свернул направо, и Бобби, перестроившись, сделал то же. Девушки заметили его маневр, и он увидел, что они смеются, оглядываясь на него через плечо.

Они остановились на парковке возле модного ресторана. Бобби тоже затормозил и, не выходя из машины, смотрел, как они поднимаются по ступенькам к дверям. Обе были одеты в шорты — такие короткие, что из-под них виднелось дюйма полтора соблазнительных ягодиц. Ноги у обеих были длиной не меньше мили, а обтягивающие топики не оставляли никакой пищи самому богатому воображению. Эти две дурочки — ходячие, хихикающие подстилки — сразу напомнили Бобби о том, в чем он не знал себе равных.

Не торопясь, он свернул на ту же стоянку и, выбравшись из “Мерседеса”, тоже поднялся по ступенькам в ресторан. Девушек он обнаружил почти сразу — они сидели на открытой веранде под ярким зонтиком и заказывали официантке выпивку. Когда та отошла, Бобби плюхнулся на свободный стул за их столиком.

Губы у девушек были пухлыми и розовыми, зубы — белыми, в ушах поблескивали бриллиантовые “гвоздики”. От обеих пахло дорогими духами.

— Я из полиции, — растягивая слова, объявил Бобби самым сексуальным голосом, на какой только был способен. — Скажите, юные леди, вы уже достаточно взрослые, чтобы заказывать спиртное?

Обе захихикали, как сумасшедшие.

— Не беспокойтесь, офицер, с нами все в порядке, — сказала одна.

— Мы уже давно совершеннолетние и можем не только вступать в брак, но и заказывать виски, — поддакнула другая.

— И с чего вы хотите начать?

— Мы приехали сюда развлекаться и открыты для любых предложений.

— Что значит — “для любых”?

— Для любых, способных доставить нам удовольствие.

— Отлично, а то я было подумал, что вы странствующие монашки из католической миссии.

Это замечание вызвало новый взрыв смеха. Девушки хихикали до тех пор, пока не вернулась официантка с напитками. Поглядев на два высоких бокала, Бобби откинулся на спинку кресла.

— Вы знаете, что такое коктейль “Скарлетт”, красавицы? — спросил он небрежно. — Берутся две девушки, один мужчина и ведро лучшего шампанского…

Секретарша наконец отважилась побеспокоить Хэммонда, который по-прежнему сидел в своем кабинете, не желая никого принимать.

— Важное сообщение, сэр, — сказала она по внутренней связи. — Женщина, на которую со слов свидетеля был составлен фоторобот, была опознана как доктор Юджин Кэрти и доставлена в управление полиции к детективу Смайлоу. В настоящее время детектив ведет допрос.

Хэммонд облился холодным потом.

— Она арестована? — спросил он неожиданно хриплым голосом.

— По словам мисс Манделл, доктор Кэрти согласилась прибыть в управление добровольно, однако предварительно она вызвала своего адвоката. Вы поедете туда?

— Не знаю. Может быть, позже.

— Какие-нибудь указания, сэр?

— Нет.

Секретарша отключилась, но, словно эхо ее слов, на Хэммонда нахлынули вызванные новостями мрачные предчувствия. В том, что Юджин рано или поздно отыщут, он не сомневался, но не ожидал, что это произойдет так скоро. Смайлоу был жестким и напористым следователем, он был способен вырвать признание даже у Матери Терезы, и Хэммонд с трудом представлял, как будет реагировать Юджин на его вопросы. Станет ли она молчать, или, напротив, расскажет все, что знает? Признается ли она в чем-либо, и если да, то в чем? Как она поведет себя, когда увидит его снова? Расскажет ли она Смайлоу о ночи, которую — по чистой случайности, разумеется, — она провела в постели заместителя окружного прокурора?

Сам Хэммонд предпочел бы откладывать встречу с Юджин как можно дольше. Он хотел сначала узнать о ней все, что только будет возможно, и в первую очередь — о ее отношениях с Петтиджоном, и только потом предпринимать какие-то шаги. До тех пор ему следовало держаться как можно дальше и от Юджин, и от самого расследования.

И это было вполне осуществимо, во всяком случае — при обычных обстоятельствах. Как правило, прокуратура не вмешивалась в полицейское расследование и подключалась лишь на его завершающем этапе, когда детективы считали, что собрали достаточно улик и свидетельских показаний для предъявления официального обвинения или для передачи дела большому жюри [1]. В отличие от Стефи, которая никогда не отличалась терпением и имела довольно смутное представление о профессиональной этике, Хэммонд никогда не торопил события и не вмешивался в работу полицейского управления, предоставляя копам спокойно заниматься своим делом, пока не наставал его черед засучить рукава.

Но дело Петтиджона было одним из немногих исключений из общего правила. Участие Хэммонда в расследовании было необходимо прежде всего по политическим соображениям. Должностные лица в администрации округа и штата, среди которых были как близкие друзья и сторонники Петтиджона, так и его заклятые враги, стремились использовать это убийство в качестве трамплина, в качестве основы для собственной политической платформы и требовали — устно и в печати — скорейшего ареста и суда над убийцей.

Редакционная статья в утренней газете тоже подогревала общественный интерес к расследованию, хотя и содержала лишь общие рассуждения на тему о насилии, от которого не может чувствовать себя защищенным ни простой налогоплательщик, ни столь заметный общественный деятель, как Лют Петтиджон. В дневном выпуске теленовостей, который Хэммонду удалось посмотреть сразу после ухода отца, рассказывалось о своеобразном социологическом опросе, который провел на улицах города корреспондент одной из городских телевизионных студий. “Уверены ли вы в том, что убийца Люта Петтиджона будет схвачен и предстанет перед судом?” — таков был единственный вопрос, который он задавал прохожим. В новостях утверждалось, что отрицательные и положительные ответы разделились примерно поровну, и хотя Хэммонд сомневался, что дело обстояло именно так, все же симптом был очень тревожным. Пресса начинала нагнетать обстановку. Именно этого очень хотелось отцу Хэммонда, но сам он предпочел бы работать в более спокойных условиях.

Впрочем, какое, к черту, может быть спокойствие, когда он сам балансировал на краю пропасти?

И все же ему не хватило мужества сделать шаг навстречу неизбежному, поэтому, вместо того чтобы отправиться в полицейское управление, Хэммонд оставался в кабинете еще минут сорок, безуспешно пытаясь заниматься текущими делами.

Монро Мейсон зашел к нему, как только вернулся с обеда.

— Я слышал, — прогрохотал он с порога, — что у Смайлоу есть подозреваемый! Хэммонд невольно поморщился.

— Новости распространяются быстро, — заметил он мрачно.

— Значит, это правда?

— По-видимому. Я сам узнал об этом только недавно.

— Расскажи-ка вкратце, в чем там суть. Хэммонд быстро пересказал прокурору все, что знал о свидетеле, которого Смайлоу обнаружил в больнице, о фотороботе, составленном полицейским художником на основе его показаний, и о том, как работник муниципальной автостоянки неподалеку от отеля “Чарлстон-Плаза” опознал на портрете доктора Юджин Кэрти.

— Очевидно, эта Юджин Кэрти — известный психотерапевт, — проговорил прокурор.

— Говорят, что да.

— Ты когда-нибудь слышал о ней?

— Нет, никогда.

— Я тоже. Впрочем, моя жена, возможно, что-то знает. Она вообще знакома с половиной города. — Мейсон немного помолчал. — Ты считаешь, что Петтиджон мог быть ее пациентом? — спросил он наконец.

— На данном этапе, босс, я знаю не больше вашего.

— Что ж, посмотрим, что тебе удастся выяснить.

— Я буду каждый день докладывать вам, как идут дела.

— Ты не понял. Я имел в виду сегодня. Отправляйся-ка в полицейское управление.

— Но Смайлоу терпеть не может, когда кто-то начинает совать нос в его дела, — возразил Хэммонд. — В особенности если это делаю я. Насколько мне известно, Стефи уже там, а если еще я подъеду, Смайлоу может решить, что мы ему не доверяем. И поднимет бучу.

— Если он начнет возражать, Стефи его как-нибудь успокоит — для этого она там и находится. А мне.., мне надо что-то отвечать репортерам, которые звонят мне через каждые десять минут.

— Но прессе пока нельзя сообщать, что доктор Кэрти подозревается в убийстве. Мы пока не знаем этого. С ней пока только беседуют!

— И тем не менее она притащила с собой Фрэнка Перкинса.

— Фрэнк — ее адвокат? — удивился Хэммонд. Он хорошо знал Перкинса и уважал его как человека и как грамотного, профессионального юриста. Сражаться с ним в суде всегда было очень непросто, и лучшего адвоката Юджин, пожалуй, было не найти. — Любой разумный человек, отправляясь на беседу в полицию, обязательно пригласил бы с собой адвоката, — заметил он, подумав. — Это еще ни о чем не говорит.

Но Мейсона трудно было заставить изменить свое решение.

— В общем, выясни, что там да как, и доложи мне, — пробасил он и ушел, не оставив Хэммонду никакого выбора.

Добравшись до управления полиции Чарлстона, Хэммонд миновал дежурную часть, поднялся на второй этаж и нажал на звонок у дверей отдела по расследованию убийств. Ему открыл один из детективов отдела. Узнав Хэммонда, детектив направил его в кабинет Смайлоу.

— Разве они не в комнате для допросов? — прикинулся удивленным Хэммонд, у которого слегка отлегло от сердца. Ему было бы невыносимо видеть Юджин в камере для допросов — в пустой комнате с решетками на окнах, насквозь провонявшей табачным дымом, запахами пота и страха множества убийц и насильников.

— По-моему, комната для допросов занята, — пожал плечами детектив. — Кроме того, прокурор Манделл хотела наблюдать за беседой через стекло.

Потом он отправился по своим делам, а Хэммонд свернул в короткий коридор, где находились кабинеты детективов, занимавшихся расследованием убийств. В глубине души он надеялся, что к тому моменту, когда он доберется до управления, беседа закончится и Юджин успеет уехать, но ему не повезло. В коридоре он сразу увидел Стефи и Смайлоу, которые заглядывали в комнату сквозь стеклянную стену. У обоих был вид стервятников, которые ждут, пока их жертва испустит последний вздох.

— Она лжет, — услышал он уверенный голос Стефи.

— Разумеется, — согласился Смайлоу. — Только я пока не знаю, в чем.

Они были так поглощены своими наблюдениями, что заметили Хэммонда только тогда, когда он подошел к ним вплотную и заговорил.

— Ну, как тут дела? — спросил он как можно равнодушнее.

— А, это ты… Наконец-то… — рассеянно протянула Стефи, обернувшись к нему. — Ты что, не получил мои сообщения?

— Просто не мог вырваться, — коротко ответил он. — А почему вы решили, что она лжет? — добавил он, кивая в сторону стеклянной стены.

— Нормальный человек ведет себя в полиции по-другому, — отозвался Смайлоу. — Он нервничает, даже если ни в чем не виноват.

— А наша мисс доктор даже глазом не моргнет, — поддержала его Стефи. — Не мямлит, не откашливается, не сучит ножками. И отвечает на каждый вопрос подробно и обстоятельно.

— Удивительно, как адвокат ей позволяет, — заметил Хэммонд. — Насколько я знаю Фрэнка, он…

— Он и не позволяет, но мисс Кэрти настаивает. Очевидно, у нее есть для этого свои основания.

Проследив за задумчивым взглядом Смайлоу, Хэммонд наконец заглянул в комнату. Сделать это раньше у него не хватило мужества. С того места, где он стоял, была видна только часть профиля Юджин, но для него этого было более чем достаточно.

Глядя на нее, Хэммонд испытал непреодолимо сильное желание протянуть руку и поправить упавшую на щеку прядь, но ухе в следующее мгновение ему захотелось схватить Юджин за плечи и, как следует встряхнув, спросить, что, черт побери, она задумала и зачем ей понадобилось втягивать его в эту историю.

К счастью для него, ни то, ни другое было невозможно, однако он все же убрал руки в карманы от греха подальше и спросил как ни в чем не бывало:

— Что мы о ней знаем?

Смайлоу быстро перечислил все научные достижения и дипломы Кэрти, причем Хэммонду показалось, что в голосе детектива прозвучало невольное уважение.

— ..Она дважды публиковалась в сборнике “Современная психология”, кроме того, ее часто приглашают читать лекции, в особенности — о природе панического поведения, что является чем-то вроде ее специализации. Да, несколько месяцев назад ей удалось остановить самоубийцу, который собирался спрыгнуть с крыши.

— Я помню этот случай, — вставил Хэммонд.

— Да, об этом писали в газетах. Жена этого психа благодарила доктора Кэрти за то, что она спасла жизнь ее мужу. — Смайлоу убрал в карман блокнот, в который время от времени заглядывал. — О ее личной жизни мало что известно. Доктор Кэрти не замужем, детей тоже нет. — Он вздохнул. — Фрэнк считает, что мы ошиблись. Он убежден, что его подопечная — совсем не тот человек, который нам нужен.

— Мало ли что он считает! — с насмешкой сказала Стефи.

— Вообще-то мисс Кэрти действительно производит впечатление человека, который знает, чего хочет, — проговорил Хэммонд, стараясь не выдать волнения.

— Это точно, — кивнула Стефи. — Готова спорить, если она сядет задницей на снег, он не растает. Вот поговори с ней, сам увидишь. Можно подумать, что она сделана изо льда, а не из плоти и крови.

"Как же ты ошибаешься, Стефи!” — подумал Хэммонд.

— Ну что, идем, что ли? — Она и Смайлоу повернулись к дверям, и Хэммонд неохотно двинулся следом.

— Вы действительно хотите, чтобы я тоже принял участие в этой беседе? — спросил он.

Смайлоу и Стефи удивленно обернулись.

— Я думала, тебе не терпится самому допросить убийцу Петтиджона! — сказала Стефи.

— Убила она его или нет — это еще неизвестно, — возразил он. — Но дело не в этом. Боюсь, что двух представителей прокуратуры на одного Смайлоу будет многовато. Мне бы не хотелось, чтобы детектив думал, будто мы его контролируем.

— Вообще-то ты можешь обращаться прямо ко мне, — заметил Смайлоу. — Я не кусаюсь.

— Хорошо. — Хэммонд посмотрел на детектива. — Так вот, чтобы предупредить возможные вопросы, я считаю необходимым заявить, что я приехал сюда не по собственной инициативе, а по прямому указанию прокурора Мейсона.

— Не волнуйся так, Хэммонд, начальник полиции Крейн прочел мне целую лекцию об основных принципах мирного сосуществования между прокуратурой и полицией. — Смайлоу усмехнулся. — Я способен мириться с твоим присутствием, покуда ты готов терпеть мое.

— Согласен.

Стефи с шумом выдохнула воздух.

— Конец первого раунда, — объявила она. — А теперь займемся делом?

Смайлоу открыл дверь кабинета и придержал ее для них, а Хэммонд в свою очередь пропустил вперед Стефи. В маленьком кабинете сразу стало очень тесно, и Смайлоу, вошедшему последним, пришлось протискиваться между Хэммондом и стеной, чтобы добраться до своего стола.

— Не хотите ли выпить кофе или воды, мисс Кэрти?

— Нет, детектив, благодарю вас.

Хэммонду было странно вновь слышать ее голос, да еще в таких обстоятельствах, и все же он произвел на него действие почти такое же сильное, как ее прикосновение. Он почти физически ощутил ее дыхание на своих щеках. Сердце его стучало так громко, что на мгновение ему даже стало страшно, что его могут услышать Смайлоу и Стефи. Он едва мог дышать.

Тем временем Смайлоу представил его.

— Доктор Кэрти, это — специальный помощник окружного прокурора мистер Кросс. А это — доктор Юджин Кэрти. Она повернулась в его сторону. Хэммонд задержал дыхание.

Глава 16

«Специальный помощник Кросс может рассказать вам, где я была и что делала в субботу вечером. Не так ли, мистер Кросс?»

"Я никого не убивала вечером в субботу, но если бы и убила, то это была бы чистая самозащита. Видите ли, детектив Смайлоу, этот ваш специальный помощник прокурора обманом затащил меня в свой загородный дом и зверски изнасиловал”.

«О, мистер Кросс, как я рада снова встретиться с вами! Когда же мы виделись в последний раз? Ах да, в субботу!.. Неплохо трахнулись, верно?»

Ничего подобного Юджин Кэрти не сказала, хотя Хэммонд почти всерьез этого опасался. Она не стала выкрикивать оскорбления и разоблачать его перед коллегами. Она не подмигнула ему. Она вообще ничем не показала, что узнает его.

Но когда она повернулась к нему и их глаза встретились, Хэммонду вдруг показалось, что и кабинет Смайлоу, и само здание полицейского управления вместе со всеми находящимися в нем людьми перестали существовать. Осталась только она. Их глаза встретились лишь на мгновение, но за этот краткий миг они успели сказать друг другу множество исполненных глубочайшего смысла вещей.

"Что ты со мной сделала?” — спрашивал Хэммонд, имея в виду не свое нынешнее дурацкое положение, а всю свою жизнь, не больше и не меньше. Всю жизнь и судьбу, которые изменились окончательно и бесповоротно вечером прошедшей субботы. Он думал и даже надеялся, что, когда увидит ее в далеко не романтической обстановке кабинета Смайлоу, она не сможет воздействовать на него так сильно. Но получилось все наоборот. Желание дотронуться до нее было таким сильным, что Хэммонд ощущал его как физическую боль.

Все это мгновенно пронеслось у него в голове. Надеясь, что голос не выдаст его, Хэммонд произнес формальную фразу, которой от него ждали:

— Рад познакомиться, доктор Кэрти.

— Как поживаете, мистер Кросс?

Вот и все. Она отвернулась, и в душе Хэммонда погасла последняя надежда, что их встреча на ярмарке действительно была случайной. Ее глаза не расширились от удивления, а с губ не сорвалось потрясенное: “Это вы?! Вот не ожидала встретить вас здесь!” Юджин вообще не выказала ни удивления, ни даже праздного интереса. Казалось, она знала, кого увидит, еще до того, как повернулась к нему после представления Смайлоу.

И даже еще раньше. Похоже, она приготовилась к этой встрече, еще когда Смайлоу вез ее в управление. Как, впрочем, и сам Хэммонд.

Пожалуй, притворяясь равнодушной, она даже чуть переиграла и отвернулась быстрее, чем этого требовали приличия.

Никаких сомнений больше не оставалось. Их ярмарочное знакомство не было случайностью, но по причинам, которые ему никак не удалось постичь, тот факт, что они провели вместе ночь, в равной степени компрометировал и его, и ее.

— Послушай, Хэммонд, — обратился к нему Перкинс, — что здесь происходит? Эти двое только зря тратят время моей клиентки и свое.

— Очень может быть, Фрэнк, очень может быть, — отозвался Хэммонд. — Но я хотел бы сам в этом убедиться. Детектив Смайлоу, похоже, считает, что мне необходимо выслушать то, что имеет сообщить следствию доктор Кэрти.

Адвокат повернулся к Юджин:

— Вы намерены продолжать? Должен сообщить вам, что, если вы сейчас встанете и уйдете, это не будет иметь для вас никаких правовых последствий, — сказал он.

— Я намерена продолжать, если это означает, что меня больше не потревожат, — твердо ответила Юджин.

— Этого мы не можем обещать.

Это сказала Стефи, и Хэммонду захотелось ударить ее. Совладав с собой, он кивнул Смайлоу, давая ему знак продолжать, а сам привалился спиной к закрытой двери и скрестил руки на груди.

Смайлоу снова включил магнитофон и объявил в микрофон о появлении среди участников беседы “специального помощника прокурора Кросса”. Потом он повернулся к Юджин:

— Скажите, доктор Кэрти, вы были лично знакомы с Лютом Петтиджоном?

Она вздохнула с таким видом, словно отвечала на этот вопрос уже в десятый раз. Впрочем, возможно, так оно и было — Хэммонд знал методы Смайлоу, который брал подозреваемых измором, если те предпочитали запираться вопреки фактам.

— Нет, детектив, мы не были знакомы.

— Что вы делали в центре города во вторую половину дня субботы?

— Я могла бы сказать, что живу в центре, но я отвечу на ваш вопрос. Я отправилась прошвырнуться по магазинам и поглазеть на витрины.

— Вы что-нибудь купили?

— Нет.

— Заходили ли вы в какие-нибудь магазины?

— Тоже нет.

— То есть вы не заходили ни в какие магазины и не разговаривали ни с кем из продавцов, кто мог бы подтвердить, что вы действительно там были и намеревались совершить покупку?

— К несчастью, нет. Мне просто ничего не приглянулось.

— Иными словами, вы оставили машину на стоянке и отправились бродить по улицам?

— Совершенно точно, детектив.

— Не был ли тот день слишком жарким для прогулки?

— Возможно, но только не для меня. Я не особенно чувствительна к жаре.

Ее глаза метнулись в сторону Хэммонда, но его память не нуждалась в подобном подстегивании, чтобы вспомнить…

— Теперь, когда солнце село, будет не так жарко. Она улыбнулась ему, и в ее глазах отразились огни вращающихся каруселей.

— Вообще-то я люблю жару…

Хэммонд мигнул и сфокусировал свой взгляд на Смайлоу.

— Заходили ли вы в отель “Чарлстон-Плаза”?

— Да, заходила. Около пяти часов. Мне захотелось промочить горло, и я выпила в отеле чаю со льдом. Должно быть, именно тогда меня и видел ваш мистер Дэниэлс, потому что на пятый этаж я не поднималась.

— Но свидетель отчетливо помнит, что видел вас именно на пятом этаже, где вы стояли у дверей “люкса” Люта Петтиджона.

— Он ошибается.

— Вы пили чай в одном из баров?

— Да, в том, который расположен ближе всего к вестибюлю. Стефи наклонилась к Хэммонду и прошептала:

— Официантка это подтверждает. Но на самом деле это означает только, что в отеле она действительно была.

Хэммонд кивнул, но ничего не сказал, поскольку Смайлоу задал следующий вопрос, и ему было интересно, что ответит Юджин.

— Что вы сделали после того, как выпили чай?

— Вернулась на стоянку, где оставила машину.

— Во сколько это было?

— Примерно в четверть шестого. Не позднее пяти тридцати. Хэммонд испытал такое облегчение, что у него едва не подогнулись колени. Патологоанатом считал, что смерть Люта Петтиджона наступила позднее того времени, что назвала Юджин, и, следовательно, он правильно сделал, что промолчал. Или, вернее, почти правильно. Если Юджин невиновна, если Джон Дэниэлс, страдавший острейшим пищевым отравлением, действительно все перепутал, тогда почему она никак не отреагировала, когда он вошел? Почему она сделала вид, будто они никогда не встречались? У него были причины скрывать их знакомство, очевидно, свои резоны были и у нее.

— Я дала служащему на парковке десять долларов, — говорила тем временем Юджин. — Это была самая маленькая банкнота, какая у меня нашлась.

— Пять долларов на чай — не слишком ли это щедро, доктор Кэрти? Она чуть заметно улыбнулась.

— Мне не хотелось показаться мелочной, поэтому я не стала дожидаться сдачи. Кроме того, на стоянке было очень много машин, и этот молодой человек был ужасно занят, однако, несмотря на это, он держался очень предупредительно.

— Что вы сделали после того, как сели в машину?

— Я уехала из города.

— И куда вы направились?

— В курортную зону Хилтон-Хед.

Хэммонд неожиданно громко сглотнул. Почему Юджин лжет? Кого она выгораживает, его или себя?

— Значит, в Хилтон-Хед?

— Да.

— Не припомните, по дороге вы где-нибудь останавливались?

— Да, останавливалась. Мне нужно было заправить машину. — Она опустила взгляд, но очень ненадолго, так что никто, кроме Хэммонда, этого не заметил.

Его сердце снова билось с силой парового молота. Хэммонд очень хорошо помнил их поцелуй. Тот самый поцелуй, который он не забудет, наверное, до самой смерти. Еще никогда, целуя женщину, он не чувствовал себя так хорошо.

Теперь этот поцелуй мог погубить не только его карьеру, но и его жизнь. Фактически он сам приговорил себя там, на полутемной бензозаправке, когда заключил ее в свои объятия.

— Вы помните, как называлось то место?

— Нет.

— Какой фирме принадлежала заправка? “Тексако”? “Экссон”? Она пожала плечами и покачала головой.

— Где находилась эта заправка?

— Где-то по дороге, я не помню точно, — ответила Юджин нетерпеливо. — Во всяком случае, я уже выехала из города. Мне пришлось самой заливать бензин. Единственный служащий был ужасно занят — он смотрел по телевизору боксерский матч. Вот все, что я помню.

— Вы расплатились кредитной карточкой?

— Нет, наличными.

— Понятно. Вы, несомненно, заплатили одной из тех крупных купюр, что были у вас с собой?

Хэммонд невольно насторожился, почуяв ловушку. После наступления темноты большинство расположенных за чертой города заправок переставали принимать купюры достоинством свыше двадцати долларов.

— Я заплатила за бензин двадцатидолларовой купюрой, мистер Смайлоу, — ответила Юджин с улыбкой. — И залила топлива ровно на эту сумму.

— Умно, очень умно…

Эти слова Стефи произнесла тихим шепотом, но Юджин все равно услышала ее. Она бросила быстрый взгляд сначала на Стефи, потом на Хэммонда, и он отчетливо вспомнил, как держал это лицо в ладонях и целовал теплые губы.

"Только не говори “нет”. Не говори “нет”…” — вспомнил он. Смайлоу задал следующий вопрос, и Юджин снова повернулась к нему.

— Во сколько вы приехали в Хилтон-Хед?

— Послушайте, детектив, был чудесный вечер, у меня не было никаких планов, и я никуда не торопилась. Я не смотрела на часы и ехала не самым коротким путем, поэтому я не могу сказать точно, во сколько я приехала в Хилтон-Хед.

— Скажите хотя бы приблизительно.

— Приблизительно.., часов около девяти.

Примерно в девять часов они ели жареные в масле кукурузные початки, и их губы блестели от жира. Они смеялись над тем, какие они грязнули, и — по обоюдному согласию, отставив в сторону правила приличия, — без стеснения облизывали пальцы языком.

— Что вы делали в Хилтон-Хед?

— Я проехала через всю курортную зону до Харбор-Тауна, немного погуляла по набережной, послушала музыку возле танц-веранды. Потом смотрела детское представление, которое устроили под старым дубом какие-то молодые люди, и снова вернулась на набережную.

— Вы с кем-нибудь разговаривали?

— Нет.

— Заходили в кафе или рестораны?

— Тоже нет.

— Разве вы не испытывали голода?

— По-видимому, нет, детектив.

— Это неслыханно, Смайлоу! — вмешался адвокат. — Мисс Кэрти признала, что заходила в отель в субботу, но ведь, кроме нее, там находились и сотни других людей! Моя клиентка — привлекательная женщина, и любой мужчина — в том числе и этот ваш мистер Дэниэлс — наверняка выделил бы ее даже в толпе.

Хэммонд продолжал смотреть на Юджин. Неожиданно она повернулась к нему, он испытал что-то подобное тому, что пережил в ресторане на ярмарке, когда их взгляды встретились впервые. И снова, как тогда, Хэммонд почувствовал, что в душе его что-то дрогнуло.

— Мисс Кэрти утверждает, что не подходила к номеру мистера Петтиджона, — продолжал развивать свою мысль Перкинс. — И вы не можете доказать противное. У вас нет ничего, кроме показаний единственного свидетеля, который мог и ошибиться. И хотя я искренне восхищаюсь вашей способностью быстро найти подходящего подозреваемого, я не могу допустить, чтобы моя клиентка стала жертвой следственной ошибки.

— У меня осталось еще несколько вопросов, Фрэнк, — сказал Смайлоу. Голос его звучал миролюбиво и почти фамильярно. — Позволь мне все-таки закончить.

— Пожалуйста, только покороче, — раздраженно ответил адвокат.

Смайлоу пристально посмотрел на Юджин.

— Мне хотелось узнать, доктор Кэрти, где вы провели ночь на воскресенье.

— Дома.

Ее ответ, казалось, удивил Смайлоу.

— У себя дома?

— Я не зарезервировала номер в Хилтон-Хед заранее. Когда я туда приехала, мотели и гостиницы оказались переполнены. Я звонила в несколько мест, но нигде не было свободной комнаты, так что в конце концов мне пришлось вернуться в Чарлстон.

— И вы не побоялись ехать одна, ведь было, наверное, уже очень поздно?

— Я не боюсь ездить по ночам.

— Следовательно, вы провели ту ночь в своей постели… Одна? Юджин холодно посмотрела на него, а Перкинс вскочил на ноги.

— Пошлите их к черту, мисс Кэрти!

— Вы слышали, что сказал мой адвокат, детектив?

Губы Смайлоу слегка изогнулись в легком подобии улыбки.

— Вы разговаривали с кем-нибудь в Харбор-Тауне?

— Я заходила в одну из картинных галерей, но ни с кем не разговаривала. Я также купила мороженое в кафе возле маяка, но там было так много народа и официантки были так заняты, что я едва дождалась, пока меня обслужат. У женщины, которая принесла мне заказ, было так много клиентов, что я сомневаюсь, вспомнит ли она меня. Лично я совсем ее не запомнила.

— Следовательно, ни один человек не может подтвердить, что вы там были?

— Боюсь, что нет.

— И оттуда вы поехали домой, нигде не останавливаясь и никуда не заезжая?

— Нет.

— Во сколько вы вернулись домой?

— Очень поздно, но время я не запомнила. Я устала и хотела спать.

— Все, достаточно, — заявил Фрэнк Перкинс, вставая и помогая подняться Юджин. Его тон был достаточно вежливым, но в движениях было что-то такое, что ни Смайлоу, ни сама Юджин не осмелились возразить. — Я считаю, что вы должны извиниться перед мисс Кэрти, — добавил адвокат. — И еще: если в разговоре с журналистами вы случайно упомянете имя моей клиентки в связи с этим делом, у вас на руках будет не только нераскрытое убийство, но и многомиллионный судебный иск. Надеюсь, я ясно выражаюсь?

Ответа не последовало, и адвокат слегка подтолкнул Юджин к выходу. В эту минуту дверь кабинета отворилась и внутрь заглянул еще один детектив. В руке он держал тонкую картонную папку.

— Эй, Смайлоу, ты просил, чтобы тебе доставили это как можно скорее, — сказал он.

— Спасибо. — Смайлоу протянул руку, и Хэммонд передал ему папку. — Как все прошло?

— Как обычно. Ты же знаешь Мэдисона — он работает тщательно, методично и чертовски медленно. Впрочем, он извинялся, что затратил больше времени, чем рассчитывал.

— Лишь бы он ничего не пропустил.

— Он говорит, что здесь все.

Детектив ушел, и Смайлоу пояснил для присутствующих:

— Этот детектив присутствовал при вскрытии. В этой папке — результаты судебно-медицинской экспертизы по делу Петтиджона.

Стефи придвинулась поближе к Смайлоу, рассматривая через его плечо документы и фотографии, которые он доставал из папки.

— Доктор Кэрти, у вас есть оружие? — неожиданно спросил Смайлоу, не отрываясь от бумаг, которые держал в руке.

— В качестве оружия могут быть использованы разные предметы, не так ли?

— Я спрашиваю не из праздного любопытства, доктор Кэрти… — Смайлоу наконец поднял на нее глаза. — Дело в том, что мы только что получили подтверждение тому, о чем догадывались с самого начала. Лют Петтиджон умер не от удара по голове. Его застрелили.

— Как застрелили?! — непроизвольно ахнула Юджин.

— ..Я думаю, ее удивление было искренним, — сказал Хэммонд.

Стефи выдавши лимон в бокал, который поставила перед ней официантка.

— Давай, давай, расскажи нам, что ты думаешь, — пробормотала она.

— Насколько мне показалось, это был первый и единственный раз, когда мисс Кэрти как-то проявила свои чувства, — продолжал упорствовать он. — До этого момента она даже не знала, как умер Петтиджон.

— Странно.., очень странно.

— Что?

— Что незадолго до смерти с ним случился удар. Этот факт действительно удивил всех троих, но выводы судебно-медицинской экспертизы были совершенно однозначны: у Люта Петтиджона было обширное кровоизлияние в мозг. Оно его не убило, однако Петтиджон упал и ударился головой об угол стола. В своем отчете Мэдисон также указывал, что если бы его не застрелили, то он вряд ли оправился бы. В лучшем случае Петтиджон до конца жизни страдал бы параличом, потерей памяти и способности говорить. Впрочем, об этом они узнали только после ухода Перкинса и доктора Кэрти, когда перечитали заключение судебно-медицинской экспертизы еще раз.

— Удар спровоцировало какое-то событие или же он был следствием общего неудовлетворительного состояния здоровья Петтиджона? — спросила Стефи.

— Надо выяснить, когда он в последний раз обращался к врачу и какие принимал лекарства, — сказал Смайлоу, подкладывая салфетку под стакан виски с содовой. — Впрочем, это не так уж важно. Кровоизлияние в мозг не было смертельным. Петтиджона застрелили. Именно пулевые ранения стали причиной смерти.

— Юджин Кэрти этого не знала, — вставил Хэммонд. — Во всяком случае, до тех пор, пока не услышала это от нас.

Стефи задумчиво потягивала свой джин с тоником. Неожиданно она решительно покачала головой и самоуверенно улыбнулась.

— Нет, она только изобразила удивление. Женщины вообще хорошие актрисы, потому что им слишком часто приходится симулировать оргазм.

Этот выпад был направлен против него, но Хэммонд почему-то не почувствовал себя оскорбленным.

— Как ни прискорбно, но я согласен с Хэммондом, — заметил Смайлоу, — удивление мисс Кэрти было неподдельным.

— Ты соглашаешься с Хэммондом? Невероятно! — воскликнула Стефи. — Почти так же невероятно, как и то, что вы двое сидите за одним столом.

Бар в вестибюле отеля “Чарлстон-Плаза” был переполнен. Наступил “счастливый час”, когда цены на алкогольные напитки существенно снижались, однако они все-таки пришли именно сюда, чтобы обсудить результаты допроса Юджин Кэрти, так как отель находился через улицу от здания управления полиции Чарлстона. По вестибюлю бродили постояльцы и туристы, фотографировавшие массивную мраморную лестницу, затейливые светильники в виде подсвечников и друг друга.

Но Хэммонд даже не замечал ничего вокруг. С тех пор как они покинули кабинет Смайлоу, Хэммонд думал о Юджин Кэрти и о том, как странно она отреагировала, когда узнала, что Петтиджон был застрелен. Ему показалось, что она была искренне потрясена, и он позволил себе надеяться, что Джон Дэниэлс действительно ошибся, когда утверждал, что видел ее в коридоре пятого этажа. Теперь, получив неожиданную поддержку Смайлоу, он поспешил укрепиться в своих надеждах. Наклонившись вперед и опираясь на стол руками, Хэммонд спросил:

— Ты говоришь, что согласен со мной. Почему?

— Я думаю, что мисс Кэрти достаточно умна, чтобы пытаться имитировать удивление и надеяться, что мы не разгадаем ее игру, — ответил Смайлоу. — Впрочем, меня беспокоит не столько ее заключительная реакция, сколько вся ее история.

— Мы слушаем. — Стефи посмотрела на него.

— Если она прикончила Петтиджона, то в данной ситуации самым разумным для нее было бы как можно скорее покинуть отель и организовать себе алиби.

— Интересно… — Стараясь придать своему тону естественность, Хэммонд отпил глоток бурбона из своего стакана. — Не хочешь объяснить поподробнее?

— Судебно-медицинской экспертизе удалось установить время наступления смерти довольно точно… Хэммонд кивнул.

— Если не ошибаюсь, Мэдисон называет промежуток между пятью сорока пятью и шестью часами. Доктор Кэрти утверждает, что вышла из отеля не позднее половины шестого, — сказал он.

Увидев эти цифры в отчете, Хэммонд испытал такое сильное облегчение, что едва не выдал себя. Юджин не могла быть убийцей Петтиджона, потому что ни один человек не мог быть в двух местах одновременно.

— И все равно, это слишком близко, — вздохнул Смайлоу. — Конечно, даже при тех довольно точных методах, которые использует современная судебная медицина, допустимая ошибка при определении момента наступления смерти даже в летний период составляет не менее получаса, поэтому хороший прокурор — такой, как ты, Хэммонд, — вполне способен убедить присяжных, что мисс Кэрти могла быть убийцей. К сожалению, мы не знаем точно, во сколько она уехала со стоянки, и Фрэнк Перкинс обязательно за это уцепится. Он попытается поколебать присяжных, а сомнение всегда толкуется в пользу обвиняемого, особенно в таких серьезных делах, как убийство. Но его тактика сработает наверняка только в одном случае…

— Я, кажется, начинаю понимать, куда ты клонишь, — вставила Стефи.

— .Только в том случае, если у мисс Кэрти будет внушающее доверие…

— ..Алиби.

Пока они подобным образом разговаривали друг с другом, Хэммонд сделал еще один глоток. Виски обожгло ему горло, и он сказал сипло:

— Пожалуй, это имеет смысл. Смайлоу нахмурился.

— Но из ответов мисс Кэрти следует, что у нее нет алиби. В том-то и проблема. Она же сказала, что поехала в Хилтон-Хед и там ни с кем не разговаривала. Ни с кем, кто мог бы подтвердить ее показания.

— Странно, — сказала Стефи. — Не думаешь ли ты, что она специально не позаботилась об алиби, чтобы выглядеть еще более невинной в наших глазах?

Детектив бросил на нее быстрый взгляд.

— Не совсем так. У меня создалось такое впечатление, что алиби у нее есть, просто она решила сначала посмотреть, как глубоко мы копаем. Ну а когда станет слишком “горячо”, тогда она и предъявит нам его, словно козырного туза.

Хэммонд, внимательно следивший за тем, как они, сами того не подозревая, озвучивают его страхи, счел нужным вмешаться:

— Почему тебе кажется, что у Кэрти в запасе есть алиби?

— Хочешь заключить пари? — усмехнулась Стефи, но он только отмахнулся. Ему очень хотелось знать, что думает Смайлоу.

— Я же уже говорил… — Смайлоу слегка поморщился. — Мисс Кэрти не испытывает никакой нервозности. С той минуты, когда она увидела меня на своем крыльце, и кончая моментом, когда Перкинс увез ее домой, она ни разу не запнулась и держалась слишком спокойно для человека, который абсолютно ни в чем не виноват. Невинные люди, — добавил он, — обычно очень боятся, что им не поверят, и стремятся убедить всех в том, что они говорят правду. Они торопятся, заикаются, повторяют одно и то же по несколько раз, причем — часто неосознанно — добавляют к своей версии все новые и новые подробности, как реальные, так и выдуманные. Зачастую они рассказывают даже больше, чем у них спрашивают. А записные лжецы придерживаются одной заученной версии, каждый раз они повторяют ее слово в слово, а самые способные из них еще ухитряются при этом не краснеть.

— Эта версия заслуживает внимания, — неохотно согласился Хэммонд. — Но и она не без изъяна. Ведь доктор Кэрти — психолог, так почему бы ей не владеть собой лучше, чем обычный, средний человек? Когда она лечит своих пациентов, ей наверняка приходится выслушивать самые шокирующие признания, и со временем она, несомненно, научилась скрывать свои подлинные чувства.

— Возможно, — сказал Смайлоу, но Хэммонду очень не понравилась его улыбка. Через секунду он узнал — почему.

— Возможно, — повторил Смайлоу, — но дело в том, что я знаю, что мисс Кэрти лжет.

Стефи подалась вперед так резко, что едва не опрокинула свой стакан.

— Знаешь? Откуда?!

Смайлоу наклонился и достал из кейса сложенную газету.

— Должно быть, она пропустила эту статью в сегодняшнем утреннем выпуске.

Статья в газете, о которой он говорил, была обведена красным карандашом. В ней было всего четыре абзаца, но Хэммонд почувствовал, как его надежды тают на глазах.

— “Харбор-Таун эвакуирован”, — громко прочла Стефи.

— Суть в том, — начал Смайлоу, — что в субботу вечером на борту одной из яхт, стоявших у причала за маяком, возник пожар. Дул сильный ветер, огонь перекинулся на соседние суда, а искры попадали на деревья и на парусиновые тенты разнообразных забегаловок, которых на набережной всегда видимо-невидимо. В качестве меры предосторожности департамент пожарной безопасности принял решение закрыть район и эвакуировать всех гражданских лиц. К счастью, пожар удалось быстро потушить, но пожарные с самого начала решили не рисковать и перекрыли шоссе, ведущее к маяку, после чего весь квартал был подвергнут тщательной проверке. Иными словами, Харбор-Таун был закрыт для туристов и приезжих на протяжении нескольких часов.

Пожарную тревогу отменили только после полуночи, но рестораны и бары в ту ночь больше не открывались — не было смысла. Нормальная жизнь восстановилась там только в воскресенье.

— Значит, ее там не было… — прошептала Стефи.

— Если бы была, — резонно заметил Смайлоу, — она бы упомянула о пожаре.

— Отличная работа, Рори! — Стефи приподняла стакан, приветствуя Смайлоу.

— А по-моему, радоваться еще рано. Может быть, у нее есть объяснение… — беспомощно возразил Хэммонд.

— Может, и есть… — насмешливо протянула Стефи. Но Хэммонд не обратил на нее внимания.

— Почему ты не упомянул об этом, когда допрашивал доктора Кэрти? — обратился он к Смайлоу.

— Мне хотелось посмотреть, пойдет ли она в своей лжи до конца.

— Или, другими словами, ты специально отпустил вожжи, чтобы она могла сама на них повеситься?

— Моя работа становится намного проще, когда подозреваемый сам затягивает петлю на своей шее.

Хэммонд замолчал, пытаясь придумать какое-нибудь новое возражение.

— Хорошо, — сказал он наконец, — мы установили, что доктор Кэрти не ездила в Харбор-Таун. Но что это доказывает? Ничего, кроме того, что она не спешит пускаться с нами в откровенность. Возможно, мисс Кэрти просто не хочет, чтобы мы знали, где она была на самом деле…

— Или с кем…

Хэммонд лишь мельком бросил на Стефи холодный взгляд и продолжил, по-прежнему обращаясь к Смайлоу:

— У нас нет против нее ничего конкретного. Все наши умопостроения — не более чем догадки. Мы не можем доказать, что она побывала в номере Петтиджона. Кроме того, когда ты спросил, есть ли у нее оружие, она ответила отрицательно.

— А кто бы на ее месте сказал “да”? — заспорила Стефи. — И потом, у нас же есть свидетельские показания Дэниэлса. Но Хэммонд еще не исчерпал все свои доводы.

— Согласно отчету Мэдисона пули, которые он извлек из тела, были скорее всего выпущены из револьвера калибра 38 мм. Но это же самый распространенный калибр полицейского и гражданского оружия! В одном только Чарлстоне сотни и сотни таких револьверов, даже если не считать полицейского склада вещественных доказательств. Там их тоже полным-полно.

— Следовательно, в данном случае проследить ствол почти невозможно, — закончил Смайлоу мысль Хэммонда. — Вот если мы схватим убийцу и обнаружим у него револьвер, тогда другое дело.

— Что касается мистера Дэниэлса, — продолжил Хэммонд, испытывая прилив вдохновения, — то в суде Фрэнк Перкинс разделается с ним, как с цыпленком.

— Здесь ты, пожалуй, тоже прав. — Смайлоу задумчиво кивнул.

— Ну и что у нас остается? — с торжеством заключил Хэммонд. — Да ничего!

— Я отправил все найденные на месте преступления улики в Центральную лабораторию и попросил провести самое тщательное исследование.

— Фельдсвязью?

— Точно.

Центральная полицейская криминалистическая лаборатория находилась в столице штата Колумбии, и улики, требовавшие особенно глубокого или специального исследования, которое невозможно было провести на месте, обычно доставлялись туда специальным курьером. Времени это отнимало немного, поэтому рассчитывать на отсрочку, которая была так необходима Хэммонду, не приходилось.

— Посмотрим, что скажут эксперты, — спокойно заключил Смайлоу. — Признаться, в комнатах Петтиджона почти не было улик, и все-таки нам удалось наскрести несколько волосков, волокон, микрочастиц. Будем надеяться, что…

— Надеяться?! — насмешливо перебил Хэммонд, не сумев справиться со своим бурным темпераментом. — Ты полагаешься на случай? Удивительно, Смайлоу, как ты вообще ловишь убийц.

— За меня не беспокойся, — отрезал Смайлоу. — Занимайся своим делом, а я со своим как-нибудь справлюсь.

— Уж постарайся справиться не как-нибудь, а как следует. Я не хочу выходить на большое жюри с пустыми руками.

— Так пошарь в штанах, может быть, что-нибудь нащупаешь. Лично я совершенно уверен, что мне удастся отыскать факты, которые подтвердят наличие связи между этой Кэрти и Петтиджоном.

— А если не удастся, ты всегда можешь их выдумать, — сказал Хэммонд, невольно повышая голос.

Смайлоу вскочил столь стремительно, что едва не опрокинул стул. В то же мгновение Хэммонд тоже оказался на ногах.

— Мальчики! — Стефи тоже поспешила встать. — Прекратите! На вас же смотрят!

В самом деле, взгляды всех посетителей бара обратились в это мгновение к ним. Разговоры прекратились как по команде, и в зале повисла напряженная тишина.

— Мне пора, — сказал Хэммонд, бросая на стол пятидолларовую банкноту. — Увидимся завтра.

Еще несколько мгновений он мерил Смайлоу взглядом, потом повернулся и стал медленно пробираться между столиками к выходу. Краем уха он слышал, как Стефи попросила Смайлоу заказать ей порцию джина с тоником, прибавив, что сейчас вернется. Через несколько секунд она догнала его. Хэммонду вовсе не хотелось с ней разговаривать, но, как только они вышли на улицу, Стефи схватила его за руку.

— Тебя проводить?

— Нет, — ответил он резче, чем намеревался. “Надо взять себя в руки”, — подумал Хэммонд и, глубоко вздохнув, провел рукой по волосам. — Извини, Стефи, — добавил он несколько более мягким тоном. — Для меня понедельник и без того не самый легкий день, а тут еще приходится терпеть этого выродка Смайлоу… Я уже чувствую, что это расследование будет стоить мне массы седых волос.

— Ты уверен, что тебя беспокоит именно Смайлоу? Хэммонд высвободил руку и пристально посмотрел на Стефи, боясь, что чем-то выдал себя, но в ее взгляде не было подозрительности. Глаза Стефи были чистыми, ясными и.., зовущими.

— Да, уверен.

— Я просто подумала, может быть, мы… — Она слегка повела плечом. — Может быть, ты жалеешь, что не обсудил со мной все как следует, прежде чем закончить наши отношения? — Она легко коснулась кончиками пальцев его рубашки. — Если тебе необходимо выпустить пар, то я знаю одно средство, которое когда-то неплохо тебе помогало.

— Я тоже знаю это средство, но… — Хэммонд сердечно улыбнулся, надеясь хоть немного успокоить ее самолюбие, но все же убрал руку Стефи от своей груди, предварительно слегка ее пожав. — Возвращайся, Смайлоу, наверное, уже ждет тебя.

— Смайлоу может убираться к черту!

— Надеюсь, он тебя не разочарует и исполнит твое пожелание. Увидимся завтра.

Он повернулся и пошел прочь, но Стефи снова окликнула его:

— Хэммонд! Что ты о ней думаешь?

— О ком, о докторе Кэрти? — Хэммонд сделал вид, будто сосредоточенно думает. — Она произвела на меня впечатление человека, который умеет ясно выражать свои мысли и владеть собой в любых ситуациях. Но в отличие от Смайлоу я не готов…

— Я хотела сказать, она тебе понравилась?

— Понравилась? — Он деланно рассмеялся. — Мисс Кэрти умна, и на нее приятно смотреть.

И, приветливо махнув рукой, он поспешил отвернуться. В отличие от Юджин Кэрти Хэммонд не умел лгать не краснея, поэтому самым безопасным для него было придерживаться истины.

Глава 17

Прежде чем отправиться в бар “Тенистая пещера”, который находился на окраине, в районе, где правили нищета и преступность, за что район и получил название “чумного”, Хэммонд снял деловой костюм и облачился в джинсы и застиранную, выгоревшую майку, а на голову надел сетчатую бейсболку с эмблемой “Чарлстонских патриотов”, которая — как и сами “Патриоты” — знавала лучшие дни или, точнее, лучшие годы. Подобное переодевание было и маскировкой, и необходимой мерой предосторожности, однако одного этого было недостаточно. В “чумном” районе необходимо было не просто соответственно выглядеть — нужно было сменить стиль поведения и усвоить привычку бить первым. Лучше, если сразу наповал.

Вот почему, когда в дверях бара Хэммонд столкнулся с двумя выходившими оттуда подвыпившими парнями, он не только не посторонился, но, напротив, повернулся плечом вперед и протаранил обоих, действуя достаточно агрессивно, чтобы удостоиться пары проклятий, но вместе с тем не настолько, чтобы спровоцировать драку. В драке ему бы, несомненно, намяли бока, а это в планы Хэммонда не входило. К счастью, все прошло, как он задумал, а несколько фраз относительно своей родословной Хэммонд просто пропустил мимо ушей.

Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли к полутьме и едкому табачному дыму, который слоями плавал в воздухе над бильярдными столами. Хэммонд попал в “Пещеру” впервые, но, чтобы понять, что это за заведение, вовсе не нужно было иметь семь пядей во лбу. Своя “Тенистая пещера”, в которой совершались разного рода темные дела и сомнительные сделки, продавались ворованные вещи и самые дешевые наркотики, пропивались последние гроши и сколачивались мизерные состояния в сотню-другую долларов, существовала, наверное, в каждом городе Соединенных Штатов, и Чарлстон не был исключением. “Не хватало только, чтобы кто-то из посетителей узнал во мне заместителя прокурора”, — с легким содроганием подумал Хэммонд, хорошо представлявший, что тогда начнется.

Вскоре он заметил ту, кого искал. Она сидела одна в конце длинной стойки, тоскливо глядя на свой пустой бокал, и Хэммонд, презрительно игнорируя направленные на него откровенно враждебные взгляды клиентов, направился прямо к ней.

С тех пор, как они виделись в последний раз, Лоретта Бут поседела, к тому же казалось, что она давно не мыла голову. Заметно было также, что Лоретта пыталась подвести губы и подкрасить глаза, но либо сделала это слишком небрежно, либо этой попытке уже исполнилось несколько дней: тушь осыпалась ей на щеки, карандаш для бровей размазался, а помада виднелась только на передних зубах и в тонких глубоких морщинах, которые наподобие лучей разбегались от ее бескровного рта, на одной щеке еще сохранились следы румян.

Иными словами, зрелище было душераздирающее.

— Привет, Лоретта.

Она обернулась и с трудом сфокусировала на нем взгляд своих светлых глаз с покрасневшими белками. Несмотря на его низко надвинутую бейсболку, Лоретта узнала его мгновенно, узнала и улыбнулась почти радостно.

— Значит, бог все-таки есть на свете, — сказала она глубоким, не лишенным приятности голосом, хотя он и показался Хэммонду более хриплым и значительно более усталым, чем прежде. — Вот не ожидала увидеть тебя в этом гадючнике…

С этими словами она поглядела куда-то ему за спину, словно ожидая увидеть там отряд вооруженных полицейских, явившихся наконец навести порядок в “Тенистой пещере”. Не увидев никого, кто был хотя бы отдаленно похож на служителя закона, Лоретта удивленно приподняла брови.

— Ты один? — спросила она. — Решил расслабиться или…

— Мне нужно было повидаться с тобой.

— Ни за что бы не подумала. — Она невесело усмехнулась. — Я думала, ты презираешь меня.

— В общем-то, ты права, но… — Хэммонд слегка замялся, не зная, как выпутаться из неловкой ситуации.

— У тебя были все основания обижаться, — пришла ему на помощь Лоретта.

— Да, — кивнул Хэммонд.

— Что же настроило тебя на миролюбивый лад? — усмехнулась она.

— Необходимость. — Он посмотрел на ее пустой бокал. — Заказать что-нибудь?

— Разве я когда-нибудь отказывалась от дармовой выпивки?

— Хорошо, только перейдем в кабинку — там мы сможем поговорить без помех.

Хэммонд галантно протянул руку и помог Лоретте спуститься с высокого табурета. Если бы он этого не сделал, Лоретта могла бы упасть, так как колени ее подогнулись, едва только она коснулась ногами пола. Очевидно, бокал, что остался на стойке, был далеко не первым за сегодняшний вечер.

Ведя Лоретту под руку к свободному полукабинету, Хэммонд вдруг подумал о том, как бы ему не пришлось впоследствии пожалеть о том, что он собирался сделать, однако, как он и сказал, сюда его привела необходимость. И, по правде говоря, иного выхода Хэммонд не видел.

Усадив Лоретту за столик, он вернулся к бару и заказал две порции черного “Джека Дэниэлса”: одна порция — неразбавленное виски, другая — с содовой и льдом, для Лоретты. Поставив виски на столик, он сел на стул напротив нее и внимательно посмотрел на свою собеседницу.

— За тебя! — Лоретта слегка кивнула ему и сделала большой глоток. Виски ее подбодрило или, по крайней мере, придало сил, поскольку она сразу выпрямилась и взглянула на него почти осмысленным взглядом. — Ты неплохо выглядишь.

— Спасибо на добром слове.

— Нет, Хэммонд, я серьезно. Правда, ты всегда выглядел хорошо, но сейчас ты просто цветешь. Хотела бы я знать, почему вы, мужчины, с годами становитесь только привлекательнее, в то время как мы, женщины, стареем и дурнеем.

Хэммонд улыбнулся, жалея, что не может ответить комплиментом на комплимент. Лоретте только недавно исполнилось пятьдесят, но выглядела она значительно старше.

— Нет, ты определенно красивее своего папаши, — добавила Лоретта, прищурившись. — А Престон Кросс всегда казался мне одним из самых красивых мужчин в городе.

— Еще раз спасибо. Лори.

— Вы не ладите с ним именно потому, что…

— Мы с ним ладим. У нас с отцом нет никаких проблем. Она отмела его возражения быстрым движением головы.

— Вы не ладите, потому что Престон тебе завидует. Хэммонд фыркнул.

— Говорю тебе — завидует! — повторила Лоретта не терпящим возражений тоном, который бывает свойствен только проповедникам и горьким пьяницам. — Он боится, что ты превзойдешь его, достигнешь большего, чем сумел добиться он. Ты можешь стать более богатым, более влиятельным, более знаменитым, — чем он, а Престон терпеть не может людей, которые в чем-то его превосходят.

Хэммонд покосился на свой стакан. Ему совсем не хотелось пить, к тому же пару часов назад он уже выпил один бурбон со Стефи и Смайлоу и до сих пор чувствовал что-то вроде легкой тошноты. А может быть, дело было вовсе не в виски, а в тех проблемах, которые он пытался решить…

— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о своем отце, — сказал он с легким раздражением.

— Я помню, помню… “Необходимость”! — передразнила Лоретта. — Кстати, как ты меня разыскал?

— Просто позвонил по твоему последнему номеру, какой у меня был. Лоретта вздохнула.

— Там сейчас живет моя дочь.

— Но ведь это твоя квартира…

— Моя-то моя, только Бев платит за нее уже несколько месяцев. В конце концов она сказала, что если я не возьму себя в руки, то она меня вышвырнет. И вот я здесь…

Теперь Хэммонду стала понятно, почему Лоретта выглядит такой растрепанной и несвежей, и от этого ему стало совсем скверно.

— И где ты теперь живешь? — поинтересовался он.

— За меня не волнуйся, красавчик. Я пока еще могу о себе позаботиться.

Щадя ее самолюбие, Хэммонд промолчал и не стал допытываться, живет ли она просто на улице или в приюте для бездомных. Вместо этого он сказал:

— Бев направила меня сюда. Она знает, что ты бываешь здесь чаще всего.

— Бев работает медсестрой в отделении интенсивной терапии, — неожиданно похвасталась Лоретта безо всякой видимой связи с предыдущим.

— Это отлично, — кивнул Хэммонд. — Твоя Бев — молодчина!

— Да… — Плечи Лоретты поникли. — Она сумела кое-чего добиться, даже несмотря на то, что у нее такая мать.

Оспаривать это утверждение было трудно, и Хэммонд промолчал. С каждой минутой в нем нарастали жалость и какая-то непонятная неловкость, и, чтобы не встречаться с Лореттой глазами, он принялся рассматривать табличку “Не работает”, приклеенную скотчем к столу рядом с рычажком музыкального автомата.

— Я горжусь ею, — тихо сказала Лоретта, имея в виду дочь. Хэммонд кивнул.

— А она смотреть на меня не хочет!

— Мне кажется, ты ошибаешься, — мягко возразил он. — Бев просто…

— Нет, она меня ненавидит, и я не могу ее за это винить, — сказала Лоретта с неожиданной решимостью. — Я разочаровала ее, Хэммонд. — Ее глаза наполнились слезами. — Я всех разочаровала и подвела. Тебя в особенности…

— В конце концов мы взяли этого подонка. Лори. Когда-то Лоретта Бут работала в полицейском управлении Чарлстона и была на хорошем счету, но пристрастие к виски в конце концов погубило ее. Пить же она начала после гибели мужа, который на полном ходу врезался на своем “Харлее” в опору моста. Официально эта смерть была отнесена к разряду обычных дорожно-транспортных происшествий, но в личной беседе с Хэммондом Лоретта призналась, что изменяла мужу. Неужели он предпочел смерть жизни с ней? Этот вопрос преследовал ее неотступно.

Примерно в то же самое время или даже чуть раньше она начала разочаровываться и в полицейской работе, а может быть, это разочарование было следствием разваливающейся семейной жизни. Как бы там ни было, Лоретта создавала себе проблему за проблемой, и в конце концов ее с позором уволили.

Правда, сдалась она не сразу. После увольнения из полиции Лоретта сумела получить лицензию частного детектива и некоторое время работала довольно успешно, но и это продолжалось недолго. Виски делало свое дело. К Лоретте обращались все реже, и вскоре она была вынуждена прикрыть лавочку. Оказавшись без работы и практически без средств, она влачила жалкое существование, перебиваясь тем, что ей удавалось выклянчить у дочери и у старых друзей.

Это было тем более печально, что Хэммонду Лоретта всегда нравилась. Когда он закончил юридический колледж и поступил на работу в престижную адвокатскую фирму, она первой стала называть его Прокурором, и Хэммонд никогда не забывал, какую уверенность в своих силах вдохнуло в него это слово.

Когда Хэммонд действительно перебрался в окружную прокуратуру, он часто привлекал Лоретту для расследования сложных дел, хотя у них в штате были свои дознаватели. Даже когда из-за пристрастия к алкоголю надежность Лоретты как работника стала вызывать некоторые сомнения, он продолжал прибегать к ее услугам сначала из чувства дружеской привязанности, а потом — из жалости.

Когда-то Лоретта Бут была одним из лучших сыщиков во всем полицейском управлении. У нее были инстинкты и нюх гончей собаки, и сбить ее со следа было практически невозможно. Помимо этого она была наделена сверхъестественной способностью добывать необходимую информацию, словно какой-то незримый голос указывал ей, куда пойти и кого спросить. Даже свои кажущуюся хрупкость и болезненность Лоретта сумела превратить в оружие; большинству людей она не казалась опасной, и многие из тех, кому она сумела внушить доверие, откровенно говорили с ней на самые разные темы. Со своей стороны Лоретта была достаточно умна, чтобы отсекать ненужную информацию и оставлять то, что было существенным и важным. Однако, несмотря на все ее таланты и способности, жалкое состояние, в котором застал ее Хэммонд сегодня, внушило ему некоторые опасения относительно того, разумно ли будет поручить Лоретте дело, от которого зависело слишком многое. Только доведенный до отчаяния человек мог прибегать к помощи алкоголички и надеяться, что она не продаст все его секреты за бутылку виски.

Но стоило ему подумать о Юджин, и он понял, что положение критическое.

— У меня есть для тебя кое-какая работа. Лори, — сказал он, и Лоретта поглядела на него круглыми глазами.

— Разве сегодня первое апреля? — спросила она наконец.

— Нет, сегодня не День дураков, но я, возможно, действительно спятил, если решил доверить тебе такое важное дело.

Ее черты исказила горькая гримаса, но, что за чувства скрывались за ней, Хэммонд так и не смог понять.

— Ты поступишь совершенно правильно, если ничего больше мне не скажешь, Хэммонд, — решительно заявила Лоретта. — Ты будешь самым настоящим дураком, если свяжешься со мной.

Он мрачно улыбнулся.

— Что ж, меня не раз называли сумасшедшим… Глаза Лоретты снова наполнились слезами, но она не дала им пролиться. Расправив поникшие плечи, она негромко откашлялась, прочищая горло.

— Что… Что у тебя на уме, Прокурор?

— Ты слышала об убийстве Люта Петтиджона? Брови Лоретты сами собой поползли вверх, а рот слегка приоткрылся.

— Ты хочешь, чтобы я работала над чем-то, связанным с таким важным делом?

— Не непосредственно. Лори. — Хэммонд неловко пошевелился на шатком пластмассовом стуле. — И вообще, то, что я хочу тебе поручить, официально не имеет к прокуратуре никакого отношения. Об этом должны знать только ты и я, и никто больше. Договорились?

— На меня нельзя полагаться, однажды я это уже продемонстрировала, ты ведь помнишь… Ты всегда мне нравился, Хэммонд. Ты хороший человек, а таких в наше время немного, и я по-прежнему считаю тебя своим Другом, хотя у меня нет никаких прав ни на твою дружбу, ни даже просто на хорошее отношение. Ты много раз помогал мне и не пренебрегал мной, когда остальные отворачивались и при встречах не подавали руки. Я могу подвести тебя — возможно, так оно в конце концов и будет, — но пусть мне отрежут язык, если я выдам твою тайну.

— Я верю тебе. — Хэммонд посмотрел Лоретте прямо в глаза. — Насколько сильно ты пьяна?

— Вообще-то я выпила порядочно, но не настолько, чтобы назавтра ничего не помнить.

— О'кей. — Он набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду. — Мне нужно, чтобы ты узнала все, что только возможно, о… Может быть, тебе записать имя?

— Ты хочешь, чтобы оно стало известно всем? Он немного помолчал, потом сказал осторожно:

— Нет.

— Тогда ничего не записывай. Слово — еще не доказательство, а любая бумажка — уже улика.

— Улика?! — Хэммонд даже руками всплеснул. — Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? То, о чем я собирался тебя просить, дело сугубо конфиденциальное, можно сказать — частное… Возможно, оно не совсем согласуется с профессиональной этикой, но, с другой стороны, ничего незаконного в нем нет. Я просто хотел, так сказать, расчистить подозреваемому пространство для маневра.

Слегка наклонив голову, Лоретта внимательно посмотрела на него.

— Кажется, я действительно тебя не поняла. Ты что, хочешь дать подозреваемому шанс вывернуться? Подозреваемому по делу Петтиджона?

— Можно сказать и так.

— Зачем?

— Боюсь, ты недостаточно пьяна, чтобы я был готов это объяснить. Лоретта хрипло рассмеялась.

— Ладно, — сказала она, все еще недоумевая. — Кто твой подозреваемый?

— Доктор Кэрти. Юджин Кэрти.

— Он живет в Чарлстоне?

— Это не он, а она.

Лоретта несколько раз моргнула, потом посмотрела на него пристальным взглядом.

— Ах, она…

Хэммонд притворился, будто не замечает вопроса в ее глазах.

— Она — врач-психотерапевт, и у нее в Чарлстоне практика, — объяснил он. — Постарайся выяснить о ней все, что только будет возможно: где она родилась, где училась, кто были ее родители, что с ними сейчас. Меня интересует буквально все, но в первую очередь — была ли она каким-то образом связана с Лютом Петтиджоном, и если да, то какой характер носили их отношения.

— То есть ты хочешь узнать, была ли она его любовницей?

— Да, — пробормотал он. — Что-то в этом роде…

— А у меня сложилось такое впечатление, что делом Люта Петтиджона занимается Стефи Манделл, — сказала Лоретта. Настал черед Хэммонда удивляться.

— С чего ты так решила? Лоретта Бут усмехнулась.

— Я зашла в больницу, чтобы навестить Бев, — сказала она. — Или, если точнее, чтобы попросить у нее немного денег. Я как раз ждала ее в приемном покое, когда Стефи и Смайлоу ворвались туда, словно отряд коммандос. Они готовы были допрашивать больных прямо на ночных горшках, но дежурный врач прикрыл дверь своей хилой грудью и не пропустил их. Признаться, я даже немного позлорадствовала… — Лоретта немного помолчала. — Ты все еще спишь с ней?

Хэммонд не сумел скрыть своего удивления, однако спрашивать, как Лоретта догадалась о его романе со Стефи, ему не хотелось. К тому же эти слова лишний раз подтверждали, что Лоретта всегда была и осталась настоящим профессионалом.

— Уже нет, — ответил он.

Лоретта некоторое время испытующе смотрела на него, словно пытаясь понять, лжет он или говорит правду. Наконец она удовлетворенно кивнула.

— Хорошо, потому что мне бы не хотелось говорить гадости о женщине, которую ты трахаешь.

— Ты не любишь Стефи?

— Не больше, чем я люблю гремучих змей.

— Она не такая плохая, как ты думаешь.

— Нет, конечно. Она гораздо хуже. Стефи положила на тебя глаз с тех пор, как переехала в Чарлстон, и дело не только в том, что ей хотелось забраться к тебе в штаны, хотя и это тоже. Ей хотелось бы носить их.

— Если ты имеешь в виду, что она претендует на то же место, что и я, то мне это давно известно.

— Возможно, но только вряд ли тебе приходило в голову, что Стефи использовала тебя, чтобы подняться как можно выше по служебной лестнице.

— Ты считаешь, что Стефи спала со мной только из карьерных соображений? Спасибо на добром слове. Лори. Придется подумать об этом на досуге и пересмотреть свою самооценку.

Лоретта закатила глаза.

— Я так и знала, что ты об этом не думал. Мужчины обычно думают, что их член — это такая волшебная палочка, с помощью которой они могут заколдовать любую женщину. На самом же деле женщины используют этот ваш инструмент как.., как инструмент. Как средство для достижения своих целей.

Услышав эти слова, Хэммонд невольно подумал о Юджин. Если бы Лоретта знала, какого дурака он свалял в субботу, она бы, наверное, высказалась о его умственных способностях еще резче.

— Стефи Манделл готова трахнуться с ротвейлером, если это поможет ей добиться своего, — сказала Лоретта.

— По-моему, ты перегибаешь палку, — возразил Хэммонд. — Да, Стефи честолюбива, однако за успех ей приходится дорого платить. Ничто и никогда не давалось ей даром, она добилась всего только благодаря собственному упорству, настойчивости, трудолюбию. Ты, наверное, знаешь, что ее отец был властным, не терпящим возражений деспотом, который к тому же был законченным мужским шовинистом. С его точки зрения, Стефи должна была только готовить, убираться в доме и ждать у окошка возвращения сначала отца и братьев, потом мужа. Пока она училась в университете, ей никто не помогал, все только смеялись над ней, когда же она с отличием закончила юридический колледж, отец сказал ей что-то вроде того, что, дескать, хватит заниматься глупостями, пора выходить замуж.

— Прошу тебя, довольно, мое сердце обливается кровью… — проговорила Лоретта, не скрывая язвительной насмешки.

— Послушай, я знаю, что Стефи способна вывести из себя кого угодно, — в сердцах сказал Хэммонд. — И все же у нее есть хорошие качества, и их значительно больше, чем плохих. Я отлично вижу, что она собой представляет, и…

— Ни хрена ты не видишь, — резко сказала Лоретта. — Впрочем, меня это не касается. Я просто хотела предупредить тебя насчет ее и Смайлоу… — Она потянулась к своему бокалу, но Хэммонд опередил ее и придвинул бокал к себе.

— Эй, могу я допить хотя бы то, что осталось? — запротестовала Лоретта. — Мне не так часто удается выпить хорошего виски.

— Начиная с этого момента ты не будешь пить ничего, кроме воды. Таковы мои условия. Двести долларов в день и полная “завязка”, иначе сделка не состоится.

— Всего-то?..

— Я также оплачу все твои издержки. Когда работа будет выполнена, ты дополнительно получишь солидное вознаграждение.

— Это очень щедрое предложение, но я говорила не о деньгах. — Лоретта вытерла губы тыльной стороной ладони. — Больше всего меня пугает пункт о трезвом образе жизни.

— Таковы правила, Лоретта. Если ты выпьешь хоть одну порцию виски и я об этом узнаю, наш договор аннулируется автоматически.

— Хорошо, я поняла, — раздраженно бросила она. — Просто я подумала о том, что придется постараться. Откровенно говоря, мне очень нужны деньги, Хэммонд: я обязательно должна отдать долг Бев. Если бы не это, ты мог бы засунуть свои “правила” в то место, куда никогда не заглядывает солнышко.

Хэммонд улыбнулся, зная, что все эти грубые слова — просто игра. Так сказать, дань жанру. На самом деле Лоретта была рада вернуться к любимой работе.

— Ты собиралась что-то сказать насчет Смайлоу, — напомнил он.

— А-а-а, этот сукин сын… — протянула Лоретта. — Из-за него меня и уволили. Он дал мне задание, которое просто невозможно было выполнить в срок, который он же и установил. Когда я не справилась, он свалил все на мое пристрастие к выпивке. Ну а потом Смайлоу просто отправился к начальнику полиции и заявил, что отстранить меня от следственной работы будет недостаточно. Он хотел, чтобы меня вышвырнули. Смайлоу сказал, что я позорю все управление, что я запятнала честь полицейского мундира, и пригрозил уволиться, если меня оставят. И как, ты думаешь, отреагировало начальство на этот ультиматум? Кого предпочел Крейн — лучшего в управлении детектива или женщину-разыскницу, у которой возникли проблемы с алкоголем?

— Смайлоу никогда не был особенно терпим к человеческим слабостям, — заметил Хэммонд. Лоретта фыркнула.

— Это потому, что у него достаточно своих слабых мест, — ответила она.

— Например? — заинтересовался Хэммонд.

— Например любовь к сестре и ненависть к Люту Петтиджону.

— Что тебе об этом известно? — спросил Хэммонд, снова припомнив намеки Дэви.

— Не больше, чем другим. У Маргарет Смайлоу было не все в порядке с личной жизнью. Я лично думаю, что она была транс сексуалкой. Ну а Смайлоу был заботливым старшим братом. Даже слишком заботливым. Суперзаботливым. Когда Маргарет втюрилась в Люта Петтиджона, Смайлоу это очень не понравилось, хотя я и не знаю — почему. Может быть, он элементарно ревновал сестру, а может быть, уже тогда ему было известно, что Петтиджон за тип. Как бы там ни было, он очень решительно возражал против этого брака.

— Я слышал, они несколько раз крупно поссорились. Лоретта фыркнула.

— Однажды поздно вечером мы с Рори выехали на место происшествия. Кто-то ограбил маленький ночной магазинчик и убил продавца. Но не успели мы начать осмотр, как Смайлоу на пейджер пришло сообщение: немедленно позвонить сестре. Он бросился к телефону. Маргарет была в истерике и умоляла его приехать как можно скорее. Смайлоу тут же вызвал резервную следственную бригаду, а я повезла его к Петтиджону.

Хэммонд, — продолжала Лоретта, качая головой, — ты не поверишь, но к тому моменту, когда мы подъехали, она практически разнесла дом в щепки! Ураган Хьюго не справился бы с этой работой лучше. В доме не было ни одного стекла, которое бы не было разбито, ни одной подушки, которая бы не была выпотрошена, ни одной книжной полки, с которой бы не были сброшены книги. Пола не было видно под осколками и обрывками бумаги, а в воздухе пахло гарью — она свалила в ванну все портьеры и занавески и подожгла. К счастью, они не занялись…

В чем было дело, я так и не поняла. Скорее всего, Маргарет узнала, что у Петтиджона есть любовница. Когда мы со Смайлоу подъехали, она сидела, запершись в спальне и прижимая к запястью опасную бритву, клялась, что убьет себя. В тот раз Смайлоу удалось уговорить ее отложить бритву и выйти. Он уложил ее в постель в пустующей комнате для прислуги над гаражом и, несмотря на поздний час, позвонил ее врачу, который был столь любезен, что приехал и сделал Маргарет успокаивающий укол.

Мы со Смайлоу поехали туда, где Петтиджон развлекался со своей девкой…

Лоретта вздохнула.

— Они были в отеле “У Сабельных ворот”. Смайлоу ворвался в номер и застал девчонку верхом на Петтиджоне. Прежде чем я сумела вмешаться, они успели обменяться несколькими хорошими ударами. Мне пришлось физически удерживать Смайлоу, потому что до него просто не доходило ничего из того, что я говорила. Я до сих пор уверена, что, если бы я не повисла на нем, как бульдог, он мог бы убить Петтиджона или серьезно покалечить. Смайлоу просто взбесился. Еще никогда я не видела мужчину — или женщину — в такой ярости.

Лоретта прищурилась и побарабанила пальцами по рассохшемуся пластику стола.

— И как бы ты ни убеждал меня в противном, — добавила она тихо, — я до конца моих дней буду считать, что Смайлоу возненавидел меня именно за это. Он всегда хотел казаться бесстрастным, но в тот день он утратил всякий контроль над собой. И я стала этому невольной свидетельницей. Я увидела, что Смайлоу — обычный человек, каких сотни, и он не забыл мне этого и не простил. Я была живым напоминанием о его позоре. Вот почему он постарался от меня избавиться.

Хэммонд кивнул. Он ни минуты не сомневался в правдивости ее слов. Несмотря на все свои недостатки и слабости, Лоретта никогда не лгала и не приукрашивала действительность.

— Зачем ты мне это рассказала? — спросил он.

— Чтобы намекнуть тебе на возможности, которые ты мог упустить из виду.

— Возможности?.. Ты считаешь, что Петтиджона убил Смайлоу?

— Мог убить, а это, как ты понимаешь, не совсем одно и то же. Во всяком случае, мотивы у него были, и черт меня побери, если это не очень серьезные мотивы. Я знаю, что Смайлоу так и не простил Люту самоубийства сестры, и это не фантазии и не бред старой пьянчужки. Твоя подруга Стефи тоже подумала об этом. Тогда, в больнице, я своими ушами слышала, как она спросила Смайлоу, насколько сильно он сам желал Петтиджону смерти.

— И что ответил Смайлоу?

— О, разумеется, он ни в чем не признался, но и не отрицал своей вины. — Лоретта невесело рассмеялась. — Смайлоу очень ловко ушел от ответа. Он сказал, что у Стефи тоже могут быть причины недолюбливать Петтиджона.

— Вот как?

— Да. Насколько я помню, Смайлоу говорил что-то насчет того, что Петтиджон, дескать, был заинтересован в том, чтобы посадить Стефи в кресло Мейсона после его отставки.

Хэммонд недоуменно пожал плечами:

— Должно быть, Смайлоу просто не выспался. Если Петтиджон оказывал Стефи покровительство, зачем ей тогда его убивать?

— То же самое спросила у него и Стефи, и на этом разговор практически закончился. Кроме того, мне показалось, что Смайлоу просто ее дразнил, поскольку мисс Манделл была совершенно уверена в том, что Петтиджона прикончила его жена.

— Действительно, Дэви была первой подозреваемой. Но сейчас Смайлоу и Стефи нацелились на другого человека.

— На эту.., доктора Кэрти?

Кивнув, Хэммонд протянул Лоретте конверт с деньгами.

— Это на первое время, — сказал он. — Если ты их пропьешь…

— Нет, клянусь!

— Выясни, что только можно об этой Юджин Кэрти. Результаты мне нужны как можно скорее.

— Быть может, мои слова покажутся тебе несколько самонадеянными… — начала Лоретта.

— Несомненно, — сухо перебил Хэммонд.

— И все же… — В задумчивости она не обратила на него никакого внимания. — Ее уже арестовали?

— Нет. Пока нет.

— Но ты, по-видимому, уверен, что доктор Кэрти ни при чем.

— Да, мне так кажется, хотя тут возможны варианты… — Он вкратце пересказал ей события сегодняшнего дня, начиная с показаний мистера Дэниэлса и заканчивая допросом, когда Юджин заявила, что не была знакома с Петтиджоном лично.

— Они не сумели найти никакой зацепки, — закончил он. — И с моей точки зрения — а я сейчас говорю как прокурор, — позиции Смайлоу очень и очень уязвимы. Нужно быть самоубийцей, чтобы открывать дело на основании таких смехотворных улик.., даже не улик, а догадок и предположений.

— А что ты скажешь не как прокурор, а как человек?

Хэммонд нахмурился.

— Я скажу то же самое.

— Так-так… — Лоретта посмотрела на него с явным недоверием, но ничего больше не возразила. — Хорошо, — кивнула она. — Да поможет ей господь, особенно если она не убивала Петтиджона.

— Ух не хотела ли ты сказать: да поможет ей бог, если она убила?..

— Я сказала то, что сказала.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Если доктор Кэрти побывала около номера Петтиджона, но не убивала его, значит, она может оказаться свидетельницей.

— Свидетельницей? Но почему тогда…

— Почему она ничего не сказала? Господи, Хэммонд, это же элементарно! Доктор Кэрти боялась…

— Чего она боялась? Что ее саму могут обвинить в убийстве? Лоретта покачала головой:

— Нет, Хэммонд. Она боялась того, кто убил.

Глава 18

Сидя за рулем своей машины, Юджин не забывала одним глазом поглядывать в зеркало заднего вида. Это весьма смахивало на паранойю, но, поразмыслив, она решила, что поспешила с диагнозом и что подобное поведение во многом оправданно. Во-первых, ее почти целый день допрашивали в связи с убийством, а во-вторых, на допросе присутствовал Хэммонд Кросс, который знал, что она лжет. Неудивительно, что теперь она нервничала. Да и кто бы на ее месте не занервничал?

Хэммонд… Он промолчал, а это значило, что он солгал тоже, вот только почему он так поступил? Может быть, он хотел поглядеть, как далеко она зайдет в своей лжи? Что ж, она пошла до конца и, завершая свою выдуманную историю о поездке в Хилтон-Хед, была почти уверена, что Хэммонд сейчас разоблачит ее.

Но он этого не сделал, и Юджин решила, что он оберегает свою репутацию. Очевидно, ему не хотелось, чтобы детектив Смайлоу и Стефи Манделл узнали, как он переспал с ней — единственным человеком, который, как они были убеждены, способен был привести их к убийце. Да, похоже, что Хэммонд гораздо больше заинтересован в том, чтобы скрыть правду. По крайней мере — пока…

Но ведь все может измениться в любой момент, и, следовательно, она по-прежнему находится в опасности. До тех пор, пока она не узнает, как именно Хэммонд намерен использовать имеющуюся у него информацию, ей необходимо принять все меры, чтобы защититься от обвинений. Возможно, до ареста дело и не дойдет, и все же она должна быть готова ко всему.

Добравшись до отеля, где остановился Бобби, Юджин оставила машину на общественной парковке, решив, что в ее положении лучше не привлекать к себе внимания гостиничной обслуги. Отель был из дорогих, и, разглядывая мраморные колонны и широкое крыльцо, Юджин подумала о том, что Бобби сумел-таки добиться своего. В прежние времена он останавливался в самых дешевых ночлежках.

Войдя в лифт и нажав кнопку нужного этажа, Юджин устало закрыла глаза и покрутила из стороны в сторону головой. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, а ей еще предстоял нелегкий разговор с Бобби. Она не позвонила ему и не предупредила о своем визите, надеясь застать его врасплох и тем самым обеспечить себе хотя бы минимальное преимущество.

Не было смысла обманывать себя — она боялась предстоящего разговора. Больше всего на свете ей хотелось повернуть время вспять и заново переписать день, когда после двадцати лет отсутствия Бобби Тримбл снова появился в ее жизни. Нет, даже не переписать, а вычеркнуть его вовсе, как, впрочем, и все последующие дни…

Но это означало бы, что она никогда бы не встретилась с Хэммондом и не провела с ним чудесную ночь…

На это Юджин решиться не могла. В ее жизни и без того было слишком мало счастливых минут. Даже в детстве. Рождество было для нее всего лишь одним из дней на календаре, ничем особенным не отличавшимся от длинной череды таких же унылых и серых дней. Торт со свечами в день рождения, пасхальный кулич, маскарадный костюм в канун Дня Всех Святых — ничего этого у нее никогда не было; кажется, лишь в четырнадцать лет она узнала, что все эти праздники бывают не только по телевизору или в журналах, но и в реальной жизни и что обычные люди тоже могут участвовать в распродажах, церковных службах и карнавалах.

Юность ее тоже была не особенно веселой. Довольно долгое время Юджин никак не удавалось справиться с прошлым и стать новым человеком. Вернуть все, что недополучила, залечить нанесенные ей раны — этому она посвящала все свое время. Но главным для нее было будущее, поэтому, поступив в университет, она училась с таким усердием и с такой самоотдачей, что у нее не оставалось ни сил, ни времени на флирт и свидания с молодыми людьми.

Когда Юджин удалось обзавестись частной практикой, она посвятила все свою энергию ей. Благотворительность и общественная деятельность, которым она предавалась с не меньшим рвением, помогли Юджин познакомиться с достойными людьми. С некоторыми она даже подружилась, однако по-прежнему в ее жизни не было места для романтического увлечения. Это был ее собственный выбор, и Юджин никогда о нем не жалела.

Но счастье, всепоглощающая радость и блаженство, которые Юджин изведала с Хэммондом, до поры до времени бежали от нее. Она не представляла, что это такое — полностью раствориться в другом человеке, отдавать всю себя и получать сторицей, и не знала, как трудно будет забыть о пережитом. Она не сознавала всех опасностей пути, на который ступила. Только теперь ей что-то открылось, и она невольно спрашивала себя, всегда ли приходится платить за счастье такой дорогой ценой?

Когда двери лифта открылись, Юджин сразу услышала громкую музыку и подумала, что она, скорее всего, доносится из номера Бобби. Она не ошиблась. Ей даже пришлось постучать дважды, прежде чем музыка смолкла, и знакомый голос спросил из-за двери:

— Кто там?

— Бобби, это я. Мне нужно с тобой поговорить. Через несколько секунд дверь отворилась. Бобби стоял на пороге, и на нем не было ничего, кроме обмотанного вокруг бедер мохнатого полотенца.

— Если ты собираешься сдать меня копам, — прошипел он, — то помоги тебе господь! Я…

— Не говори глупости, — перебила она. — Я вовсе не хочу, чтобы полиция узнала о том, что мы с тобой знакомы.

Глаза Бобби быстро обежали пустой коридор. Убедившись, что Юджин одна, он удовлетворенно хмыкнул.

— Рад это слышать, Юджин. А я-то думал, что ты снова меня подставила.

— Я… — Какой-то шорох привлек ее внимание, и Юджин, вытянув шею, заглянула ему через плечо. В дверях спальни появились две девушки, слегка задрапированные простынями. — А кто… Что они здесь делают? — вырвалось у Юджин.

Бобби оглянулся и, небрежно улыбнувшись, поманил девиц. Когда они подошли, он обнял их за талии.

— Познакомься, Юджин, это… Она поспешно махнула рукой.

— Мне нужно поговорить с тобой. — Она слегка выделила голосом последнее слово и впилась в него нетерпеливым взглядом.

— О'кей, — вздохнул Бобби. — У тебя, как всегда, одни дела на уме…

Он слегка подтолкнул девиц обратно в спальню.

— Подождите меня пару минут, — проворковал он. — У нас с Юджин есть одно маленькое дельце, после чего я снова ваш… А теперь — ступайте.

Не слушая их возражений, он закрыл за ними дверь.

— Ну, я слушаю…

Юджин внимательно оглядела его.

— Ты курил марихуану или нюхал коку? — спросила она без обиняков.

Бобби сделал оскорбленное лицо.

— Что, я не имею права расслабиться? Мне необходимо было снять стресс после того, как сегодня утром я увидел копов у твоего дома.

— Где ты купил наркотики?

— Мне нет нужды что-то покупать. Главное — правильно выбирать друзей… Юджин посмотрела на закрытую дверь спальни:

— Это твои друзья? Скорее уж — жертвы…

Он осклабился, нисколько не задетый ее словами.

— Что же тут плохого, если этим цыпочкам деньги девать некуда? Они снабдили меня превосходной “травкой”. Кстати, не хочешь к нам присоединиться? — Он поднял руку и игриво ущипнул ее за плечо. — Гляди-ка, как ты напряжена! Сигаретка с “травкой” и сеанс быстрого секса — это как раз то, что тебе нужно.

Юджин оттолкнула его руку.

— По-моему, ты меня с кем-то перепутал.

— Вольному воля… — Он пожал плечами и ухмыльнулся. — Тогда гони мои деньги, и распрощаемся.

— У меня их нет.

Лицо у Бобби вытянулось.

— Ты ведь шутишь, правда? — недоверчиво протянул он.

— Ни капельки. Ты сам видел полицейских на моем крыльце, Бобби. Не могла же я доставать деньги при них! Я и сюда-то приехала, чтобы предупредить тебя: не приближайся ко мне. Не приходи, не звони и не появляйся возле моего дома. Я не хочу тебя видеть. Я не хочу тебя больше знать!

— Погоди-погоди… — заторопился Бобби. — Мы же с тобой договорились!..

— Обстоятельства изменились, Бобби, и наша сделка отменяется. Копы подозревают, что я что-то знаю об убийстве Люта Петтиджона.

— Но это не моя вина, Юджин! Ты сама села в лужу, а теперь валишь все на меня…

— Вчера вечером я сказала тебе…

— Я помню, что ты мне сказала, но это не значит, что я тебе верю.

Юджин вздохнула. Спорить с ним было бессмысленно. Бобби не поверил ей вчера, а теперь ей тем более его не убедить. Впрочем, по большому счету ей было наплевать, поверит он ей или нет — она хотела только одного: избавиться от Бобби раз и навсегда.

— Я отдам тебе деньги. Сто тысяч, как и договорились, — сказала она.

— Сегодня.

Юджин покачала головой:

— Нет. Через две недели. Может быть, через три, когда с этим недоразумением будет покончено. Было бы безумием передать тебе деньги сейчас, когда полиция так мною интересуется. Возможно, за мной даже следят.

Упершись кулаками в бока, Бобби наклонился вперед так, что его лицо оказалось вровень с ее.

— Разве я не говорил тебе, чтобы ты была предельно осторожна? — прошипел он. — Разве я тебя не предупреждал?

— Да, предупреждал.

— Как же тогда они вышли на тебя?

Юджин покачала головой. Ей вовсе не улыбалось обсуждать с ним это сейчас, к тому же она хорошо понимала: Бобби глубоко плевать, сумеет ли полиция установить связь между ней и Петтиджоном. Его интересовало только одно…

— Ты получишь свои деньги, — сказала она, стараясь говорить как можно убедительнее. — Я сама свяжусь с тобой, когда мы сможем встретиться, ничем не рискуя, а до тех пор.., держись от меня подальше. Если будешь искать встречи со мной, этим ты только навредишь себе, понятно?

Должно быть, действие наркотика понемногу заканчивалось, поскольку лицо Бобби неожиданно сделалось мрачным.

— Ты меня за дурака держишь? — злобно спросил он. — Не-ет, красотка, так легко тебе от меня не отделаться! Подумай хорошенько и.., не зли меня. Пока я не получу мои денежки, я от тебя не отстану. В конце концов — они взаправду мои. Я их честно заработал, и ты должна отдать мне бабки по-хорошему, иначе…

— По-хорошему, мне давно следовало тебя убить, — холодно возразила Юджин. — Именно этого ты заслуживаешь.

— Это что, угроза? Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, в каком положении находишься… — Он неожиданно ткнул ее в грудь твердым, как гвоздь, пальцем. — Заруби себе на носу, Юджин Кэрти: мне нечего терять, а ты теряешь все. Привези мне эти деньги, иначе…

— Бобби, по-моему, ты не понимаешь, что тебе говорят. Я не могу отдать тебе деньги. Не сейчас.

— Врешь. В конце концов, ты у нас — доктор, психолог и все такое прочее — ты и придумывай, как обмануть копов. Это не мое дело. — Он зло прищурился. — Ты привозишь деньги — я исчезаю. Нет — нет… Надеюсь, я ясно выражаюсь?

Юджин почувствовала, как в ее душе снова вскипает ненависть к этому подонку, и поразилась силе и глубине этого чувства.

— Эти две крошки… — промолвила она, кивнув на закрытую дверь спальни. — Знают ли они, что завтра утром проснутся без денег и украшений?

— Зато они кое-что получат взамен. — Бобби подмигнул. Угроза, скрытая в ее словах, так и не дошла до его все еще одурманенного наркотиком сознания. — То, чего они хотели, и даже больше…

От отвращения и ненависти Юджин едва не замутило, но она нашла в себе силы твердо покачать головой.

— Держись от меня подальше, пока я не свяжусь с тобой, — едва сдерживаясь, повторила она и, выйдя за дверь, направилась к лифту.

Бобби выглянул в коридор и, глядя ей вслед, прошипел:

— Я стану твоей тенью, Юджин. Только оглянись — я буду рядом…

Она не нашлась что ответить.

Хэммонд включил лампу на ночном столике, и стены, оклеенные пастельных тонов обоями, озарились мягким, теплым светом. Оглядываясь по сторонам, он вынужден был признать, что на убранстве номеров Лют Петтиджон не экономил. Во всяком случае, над “люксом”, в котором прошли последние часы его жизни, явно поработал один из лучших декораторов.

Комната, в которой стоял Хэммонд, была просторной, но весьма уютной благодаря умело подобранным обоям и многочисленным мягким драпировкам. В специальной тумбе с распахнутыми дверцами находились видеомагнитофон и телевизор с двадцатисемидюймовым экраном. В нижнем отделении тумбы стоял проигрыватель компакт-дисков, лежал пульт дистанционного управления для телевизора и номер “Телегида” с программой.

Хэммонд заглянул в ванную комнату. Развешанные на декоративной решетке полотенца были даже не смяты, словно их никто не трогал с тех пор, как в номере в последний раз побывала горничная. На мраморном столике под зеркалом все еще стояла серебряная корзиночка с шампунями и жидким мылом и лежали стандартный гостиничный набор с нитками и иголками, бархотка для обуви и пластиковая шапочка для душа.

Выключив свет в ванной, Хэммонд вернулся в спальню. Здесь, как и в гостиной, находился мини-бар, содержимое которого, разумеется, было уже исследовано экспертами-криминалистами. Тем не менее Хэммонд все же достал из кармана носовой платок и, обернув им руку, открыл дверцу. Судя по описи, приклеенной к дверце с внутренней стороны, все напитки были на месте.

Хэммонд закрыл дверцу и услышал, как негромко заурчал мотор охладителя. Этот звук странным образом успокоил его, придав всей обстановке что-то совсем домашнее, мирное. Лишь сейчас Хэммонд понял, как давила на него тишина, царившая в номере Петтиджона… Нет, не в номере, а на месте преступления.

Покинув “Тенистую пещеру”, он хотел было сразу отправиться домой, чтобы наконец закончить этот длинный и трудный день, но вместо этого зачем-то приехал в “Чарлстон-Плаза”. Впрочем, он знал — зачем. Последние слова Лоретты накрепко засели в его сознании и не давали Хэммонду покоя.

Была ли здесь Юджин Кэрти в прошлую субботу? Видела ли она что-то такое, о чем побоялась рассказать, чтобы не подвергнуть опасности собственную жизнь? Он все больше и больше склонялся к этой версии, поскольку альтернатива была слишком пугающей. Он не мог поверить, что Юджин — убийца, и поэтому он приехал сюда в смутной надежде обнаружить что-то, что проглядели следователи. Что-то, что оправдает Юджин и укажет на настоящего убийцу.

Но находиться в номере, где в ту трагическую субботу он сам встретился с Лютом Петтиджоном и обменялся с ним резкими словами, Хэммонду было нелегко. Тогда он не пошел дальше гостиной, с порога сказав то, что хотел сказать. Лют выслушал его, сидя на софе и потягивая виски. На лице его не дрогнул ни один мускул, и, даже когда Хэммонд закончил, Петтиджон совершенно спокойно объяснил ему, что если он возбудит против него преследование, то в орбиту судебного разбирательства непременно окажется втянут и его отец.

"Разумеется, — добавил Лют, приторно улыбаясь, — всех этих неприятностей можно избежать. Если ты согласишься сделать так, как я тебе скажу, никакого скандала не будет. Больше того, все будут счастливы и довольны и даже станут намного богаче, чем были”.

Не испытывая неловкости, Петтиджон открытым текстом предлагал Хэммонду продать душу дьяволу, чтобы спасти отца и заодно заработать кое-какой политический капитал. Хэммонд отказался от сделки в самых резких выражениях, и Петтиджону это не понравилось. В мгновение ока от его показного благодушия не осталось и следа.

"Ты еще пожалеешь, щенок!” — крикнул он, но Хэммонд уже вышел из номера, громко хлопнув дверью.

Раздумывая об этом, Хэммонд подошел к встроенному шкафу, куда он еще не заглядывал. За высокими зеркальными дверьми находились только пустой сейф и вешалки для одежды. Лишь на одной из распорок висел в прозрачном чехле купальный халат с поясом, а под ним лежали все еще упакованные в целлофан шлепанцы.

Похоже, что и ими Петтиджон так и не успел воспользоваться. Хэммонд задвинул створку на место и вздрогнул, увидев отразившуюся в зеркале фигуру.

— Что-нибудь ищешь? Хэммонд круто обернулся.

— Я.., я не знал, что здесь кто-то есть.

— Я так и понял, — кивнул Смайлоу. — Ты подпрыгнул, как будто тебя подстрелили. — Он хмыкнул и, обернувшись через плечо, посмотрел на то место на ковре, где темнели пятна засохшей крови. — Извини, — добавил он с издевкой, — возможно, я неудачно выразился…

— Ничего, переживу, — сухо отозвался Хэммонд, стараясь взять себя в руки и побороть неловкость, которую он испытывал. Смайлоу мог подумать, что он что-то вынюхивает. — Насколько я тебя знаю, — добавил он, — ты всегда подбираешь слова очень тщательно.

— Это верно, — согласился Смайлоу и прищурился. — Итак, какого черта тебе здесь понадобилось?

— А твое какое дело? — сердито отрезал Хэммонд, слегка повышая голос. Если Смайлоу не стесняется в выражениях, почему он должен сдерживаться?

— Может быть, ты не заметил, но дверь номера была опечатана? — спросил детектив. — Или ты считаешь, что тебе все позволено?

— Мне, как прокурору, по службе полагается бывать на местах преступлений, которыми я занимаюсь.

— А разве прокурор не должен предварительно уведомить полицию и заодно захватить с собой понятых, чтобы потом не возникло никаких недоразумений?

— Я знаю порядок, — сердито буркнул Хэммонд.

— Тогда почему…

— Я был занят, — коротко сказал Хэммонд. Смайлоу был прав, разумеется, но будь он проклят, если признает это. — Когда я освободился, было ухе поздно, и мне не захотелось обращаться в полицию, да еще тащить с собой копа. Я ничего здесь не трогал… — Он помахал в воздухе рукой, в которой все еще держал платок. — ..И ничего не взял. Кроме того, мне казалось, что вы уже все здесь осмотрели.

— Да, мы закончили осмотр.

— Тогда что тут делаешь ты? Ищешь улики? Или, наоборот, пришел подбросить парочку? Несколько мгновений оба мерили друг друга воинственными взглядами. Смайлоу первым справился с собой.

— Я пришел сюда, чтобы обдумать кое-какие факты, всплывшие после вскрытия.

— Какие? — против собственной воли заинтересовался Хэммонд. Смайлоу повернулся и, сделав несколько шагов, остановился возле кровавых пятен на ковре.

— Странный характер ранений. Установить траекторию пуль довольно трудно из-за обширного характера повреждений, но Мэдисон почти уверен, что, когда в Петтиджона стреляли, он уже лежал на полу. Во всяком случае, выстрелы были произведены с расстояния не больше чем один-два фута.

— Промахнуться было трудно.

— Убийца и не промахнулся. Оба ранения были смертельными.

— Однако убийца, похоже, не знал, что Люта хватил удар.

— И все же он шел сюда, чтобы убить.

Оба некоторое время рассматривали пятно на ковре.

— Знаешь, что меня беспокоит? — спросил Хэммонд после продолжительной паузы. — Шум. Убийца дважды стрелял из револьвера тридцать восьмого калибра, а между тем выстрелов никто не слышал.

— Во-первых, в этот час на этаже не было почти никого из постояльцев. Во-вторых, вечерняя смена начинается только в шесть, и коридорный еще не успел подняться на этаж. В-третьих, убийца мог воспользоваться глушителем, возможно, даже самодельным, хотя Мэдисон и не обнаружил в ране никаких частиц, которые бы на это указывали. Но я лично склонен считать, что слова Петтиджона о том, что номера в его отеле будут звуконепроницаемыми, не были пустой похвальбой. В отличие от разрекламированной им системы видеонаблюдения…

— Мне только что пришло в голову… — начал Хэммонд, и Смайлоу кивнул в знак того, что внимательно слушает. — Тот, кто убил Люта, несомненно, многое знал об отеле, как если бы он специально изучал все, что делал здесь Петтиджон. Это заставляет задуматься, не было ли у убийцы личных мотивов… — Он испытующе поглядел на Смайлоу. — Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

Но Смайлоу выдержал его взгляд.

— Прекрасно понимаю, — сказал он холодно.