Алмазный башмачок

Глава 11

Ночь еще только опускалась на город, когда последний из приглашенных на празднование гостей покинул дом князя на рю де Бак. Свадебный вечер был скромным и чопорным, и опасения Корделии, что ее уведут в спальню на глазах у всех гостей, не сбылись.

Ее проводили вверх по лестнице три пожилые дамы, дальние родственницы князя, которым даже в голову не пришло как-то ободрить новобрачную. Они так оживленно тараторили между собой, обсуждая гостей, что Корделия почувствовала себя лишь некой помехой в их разговоре.

— Мадам, Матильда вполне справится с моим туалетом, — решилась произнести она, ежась в тонкой рубашке, поскольку одна из этих своеобразных помощниц, державшая ее роскошную ночную рубашку, похоже, забыла свои добровольные обязанности, занятая подробным обсуждением прически мадам Дюбарри.

Матильда фыркнула и ловко взяла рубашку из рук родственницы князя, пробурчав при этом:

— Еще минута, и княгиня замерзнет до смерти.

Корделия состроила гримаску и перехватила предостерегающий взгляд Матильды. Ее няня поджала губы, поднимая над головой Корделии расшитую серебром ночную рубашку.

Шуршащая ткань рубашки заглушила трескотню женщин. Матильда расчесала волосы новобрачной, оправила все складки и повернулась спиной к кровати, в которой уже устроилась Корделия.

— Моя госпожа уже легла, — громко произнесла Матильда, сложив руки под передником и глядя на трех женщин.

— О, тогда наша миссия окончена, — с удовлетворением заявила одна из них, склоняясь над укрытой одеялом Корделии. — Позвольте пожелать вам спокойной ночи, моя дорогая.

— Мадам, — повернула к ним голову Корделия, — я чрезвычайно признательна вам за заботу.

Ирония в ее голосе осталась незамеченной. Они заулыбались, послали ей воздушные поцелуи и вышли из комнаты, оживленно треща.

— Я управилась бы и без этих бесполезных чучел, — заявила Матильда.

Корделия откинулась на подушки, лицо ее выделялось своей бледностью даже на фоне наволочек.

— Как бы я хотела, чтобы это произошло не со мной.

— Чепуха. Ты теперь замужняя женщина, а жены должны отдаваться своим мужьям, — резонно заметила няня. Она протянула Корделии небольшую мраморную баночку. — Помажь этой мазью, перед тем как муж возьмет тебя. Так будет легче.

Это будничное замечание, как ничто другое, вернуло Корделию к реальности происходящего. Она сняла крышку баночки.

— Что это такое?

— Мазь из трав. Она поможет телу принять твоего мужа и уменьшит боль, если он будет неосторожен.

— Неосторожен? Как это? — спросила Корделия, погрузив палец в мазь без всякого запаха. Она привыкла к тому, что любой совет Матильды заслуживает серьезного отношения, но сейчас слова служанки доносились до нее словно издалека.

Матильда поджала губы.

— То, что произошло между тобой и виконтом, должно облегчить прощание с девственностью, — пояснила она. — Но в такие моменты мало кто из мужчин способен думать о чувствах жен. Так что быстрее воспользуйся мазью. Твой муж должен прийти с минуты на минуту.

Корделия повиновалась, но действовала как автомат, словно все манипуляции проделывал кто-то другой, а не она сама.

Дверь в спальню открылась в тот самый момент, когда она возвращала мраморную баночку Матильде. Та быстро спрятала ее в карман своего фартука и проворно повернулась к князю, присев перед ним в глубоком книксене.

Корделия успела заметить двух мужчин, стоявших за спиной ее мужа в коридоре. Скорее всего это был церемониальный эскорт, сопровождавший новобрачного до опочивальни.

Михаэль что-то негромко сказал им через плечо. Послышался смех, затем дверь за князем закрылась. Михаэль вошел в комнату. Он был одет в роскошно расшитый домашний халат. Когда он взглянул на неподвижную фигурку Корделии в громадной кровати, девушка снова заметила все тот же хищный блеск его глаз и самодовольный, почти торжествующий изгиб губ.

— Оставь нас, женщина, — проскрипел его гнусавый голос.

Матильда бросила взгляд на кровать. Несколько секунд она не отрываясь смотрела на Корделию, потом едва заметно ободряюще кивнула ей и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Но, оказавшись в коридоре, она затаилась в полутьме, почти слившись с висевшим на стене гобеленом, и приготовилась ждать. Единственное, что она могла сейчас сделать для своей воспитанницы, это быть рядом с ней.

Корделия полными ужаса глазами следила, как ее муж приближается к супружескому ложу. Не говоря ни слова, он наклонился и задул свечи, стоявшие на прикроватном столике. Потом выпрямился и задернул тяжелый полог балдахина, погрузив их в непроглядную темноту пещеры. Слабый вздох облегчения, изданный Корделией в этой черной тишине, потерялся в скрипе пружин, когда он опустился на кровать рядом с ней. Халат князь так и не снял.

В последовавшие за этим ужасные минуты не было произнесено ни слова. Страх и отвращение девушки были столь велики, что тело ее оставалось скованным, несмотря на мазь Матильды. Тем не менее ее сопротивление, похоже, только радовало Михаэля. Она услышала в темноте его довольный смешок, когда он устраивался поудобнее, входя в нее со свирепой, чуждой ей силой, заставившей бедняжку содрогнуться до глубины души. Она уловила его довольное урчание, после чего он вышел из нее и тяжело рухнул рядом на постель.

Она не могла сдержать дрожь, бившую ее от пережитого шока. Ночная рубашка оказалась где-то у живота, и она, всхлипнув, поспешила одернуть ее, чтобы прикрыть наготу.

Горячая влага меж ног внушала ей отвращение, но Корделия была слишком испугана и не смела обеспокоить спящего князя своими движениями. Лежа на спине, она пыталась унять нервную дрожь, успокоить дыхание и проглотить горячий ком, стоящий в горле.

Отвратительные контакты повторялись на протяжении этой бесконечной ночи несколько раз. Сначала она отчаянно сопротивлялась, отталкивала его, извивалась всем телом, пытаясь не дать ему возможности взять ее. Но ее сопротивление только раззадоривало князя. Он закрывал ей ладонью рот, пытаясь приглушить крики, и заламывал руки за голову, лишая возможности двигаться. Потеряв голову от отчаяния, она попыталась укусить его за руку, но он, навалясь всей тяжестью своего тела, буквально пригвоздил несчастную к постели и снова овладел ею.

Она хорошо запомнила преподанный ей урок, и в следующий раз лежала совершенно неподвижно, пока он не насладился ею. И снова он не издал ни единого звука, лишь под конец она расслышала что-то вроде грубого восклицания. Засыпая, Михаэль сопел и храпел, потом, когда просыпался и снова был готов к соитию, наваливался на нее. Корделия не сомкнула глаз ни на мгновение, она лежала с подступающей к горлу дурнотой и растущим внутри ее гневным отвращением как к человеку, который обращался с ней как с рабыней, так и к самой себе, к своей слабости, которая была причиной такого подчинения.

Воспоминания о минутах наслаждения с Лео в Мельке принадлежали словно другому

человеку и относились к какой-то другой жизни. Она уже никогда не узнает, какие восторги могли последовать за теми волшебными мгновениями, не поймет, что значит подарить свое тело любимому человеку.

Когда занялся рассвет, Корделия твердо решила для себя, что должна каким-то образом вырваться из этого замужества.

Даже если она формально останется женой Михаэля, то будет сама решать, с кем и когда ей делить ложе. Она должна сохранить для любви свое собственное «я», подняться над этим ужасным ритуалом супружеского обладания, спасти свое достоинство. Лишь таким образом она не потеряет уважение к самой себе, что куда более значимо, чем любое истязание ее тела.

Михаэль снова заснул, тяжело храпя. Очень осторожно Корделия сползла с кровати, задернув за собой полог, чтобы слабый свет разгорающегося утра не разбудил его. Кровь запятнала простыни, пропитала ее ночную сорочку, запеклась на ногах. Все тело болело и ломило; она, как старуха, еле добрела до умывальника.

— Корделия! Что ты делаешь? Где ты? — Михаэль сел на кровати, подслеповато мигая со сна.

Он отвел в сторону полог, потом раздвинул его и бросил взгляд на простыни. Все та же торжествующая улыбка скользнула по его губам. Князь взглянул на Корделию, стоящую около умывальника с губкой в руках. Михаэль разглядел кровь на ее ночной сорочке, заметил, как она затрепетала под его взором, решив, что он снова хочет наброситься на нее.

— Думаю, вам надо позвать служанку, — сказал он, вставая с кровати и потягиваясь всем телом.

Халат, в котором он так и пребывал всю ночь, лишь развязав пояс, при этом его движении распахнулся. Корделия поспешила отвести взгляд.

Михаэль усмехнулся, довольный прошедшей брачной ночью. Он протянул руку и потрепал Корделию за подбородок.

Она отпрянула, и он снова довольно усмехнулся.

— Вы скоро научитесь не противиться мне, Корделия.

Научитесь и тому, как доставлять мне наслаждение.

— Разве я не доставила вам его этой ночью, милорд? — Несмотря на подавленное состояние Корделии, в тоне ее голоса прозвучал вызов, но Михаэль был полон самодовольства и слышал лишь то, что хотел слышать.

— Да, как только девственница и может усладить мужчину, — небрежно бросил он, завязывая пояс халата. — Я не буду требовать, чтобы вы брали на себя инициативу в таких вопросах, но вам следует научиться с большей готовностью отвечать на желание мужа. Тогда вы в полной мере удовлетворите меня.

Он сделал несколько шагов по направлению к двери, потом приостановился.

— Позовите служанку. Вам надо привести себя в порядок.

Сказано это было добродушным голосом — Михаэль упивался столь ярким доказательством своей мужской силы.

Корделия несколько секунд смотрела на закрывшуюся за ним дверь, пытаясь овладеть собой. Потом сорвала испачканную сорочку и принялась яростно тереть себя губкой, точно хотела уничтожить следы его рук.

Матильда несла вахту всю ночь и, как только князь появился в коридоре, тут же выступила из своего укрытия.

— Могу я войти к моей госпоже, милорд?

— Боже мой, женщина! Откуда ты выпрыгнула? Я же только секунду назад сказал княгине, чтобы она позвала тебя.

— Я не ложилась и ждала, не понадобятся ли ей мои услуги.

— М-м-м. Да ты по крайней мере предана своей госпоже. Ступай к ней. Ей нужна твоя помощь.

Он махнул рукой, жестом отпуская ее, и снова самодовольно улыбнулся. Юная жена получила доказательства его супружеской приязни, он не мог припомнить, когда в последний раз был так полон желания и мужской энергии. Во всяком случае, не в то время как начал подозревать Эльвиру в неверности.

Но все неприятности остались в прошлом. У него теперь новая жена и еще один шанс в жизни. Корделия не разочарует его, он был в этом совершенно уверен.

Матильда поторопилась войти в слабо освещенную утренней зарей спальню.

— Его сиятельство выглядит весьма довольным собой.

— Он отвратителен, — гневно сказала Корделия, понижая голос. — Вряд ли я смогу перенести, если он еще раз до меня дотронется.

Матильда подошла к ней вплотную, всмотрелась в ее осунувшееся лицо, заметила еще не прошедший ужас в серо-голубых глазах.

— И все же ты говоришь сейчас глупости. Так или иначе, но он твой муж и имеет свои права на тебя. Ты скоро научишься, как миллионы женщин до тебя и еще миллионы, которым только предстоит прийти в этот мир.

— Но как? — Корделия отбросила рукой спутанные волосы со лба. — Как можно научиться переносить такое?

Матильда увидела царапины на запястьях своей воспитанницы, и выражение ее лица внезапно изменилось.

— Позволь мне осмотреть тебя.

— Со мной все в порядке, — ответила Корделия. — Я только чувствую себя вывалянной в грязи. Мне нужно принять ванну.

— Я велю наполнить ванну, как только осмотрю тебя, — хмуро ответила Матильда.

Корделия была вынуждена вытерпеть краткий осмотр няни, во время которого Матильда, обнаруживая очередные царапины, хмурилась все больше и больше.

— В довершение всего он еще и грубая скотина, — пробурчала в конце осмотра Матильда, дергая висящую у двери сонетку звонка. — Я так и знала, что в нем есть что-то темное.

— Это все из-за того, что я пыталась сопротивляться ему, — устало объяснила ей Корделия.

— Что ж, именно это я от тебя и ожидала. Но есть ведь и другие способы, — произнесла Матильда едва ли не для себя Она повернулась к двери, чтобы отдать приказание пришедшей по звонку горничной. — Наполни ванну для своей госпожи… И принеси завтрак, — напомнила она, когда горничная присела в реверансе и повернулась, чтобы уйти.

— Я не могу есть. При одной только мысли о еде меня всю переворачивает.

— Чепуха. Тебе нужны силы. Ты же не будешь раскисать от жалости к себе. — Матильда была не склонна извинять даже оправданную слабость. Корделии понадобятся все силы души и тела, чтобы не сломаться от такого обращения со стороны мужа. — Прими ванну, плотно позавтракай, а потом познакомься с хозяйством. Здесь есть мажордом, некий месье Брион, с которым стоит поладить, как мне кажется. А потом еще и гувернантка.

— А что собой представляет гувернантка? — Голос Матильды, как всегда, успокоил Корделию. В конце концов, она не кисейная барышня, чтобы развалиться на куски после одной брачной ночи. В ее новой жизни будет много всего, а не только унылые супружеские ласки. Стоит подумать об этом вечером, когда, возможно, все повторится. Она пожала плечами и выбросила из головы неприятные мысли. Не следует позволить страху перед ночью затмить собой радости дня.

Матильда повернулась от гардероба, где она выбирала платье.

— Высохшая старая дева, как я поняла со слов экономки. Держится особняком, считает себя слишком благородной для общества других слуг. Какая-то дальняя родственница князя.

— А дети? — Ноги Корделии вдруг подкосились, и, чтобы не упасть, она села на край кровати.

— Они почти не показываются. Гувернантка держит их всегда при себе.

Матильда подошла к кровати, держа в руках домашний халат. Корделия набросила на себя свежую рубашку.

— А что, князь много времени уделяет детям?

Матильда нагнулась, поднимая с пола замаранную кровью ночную рубашку, сброшенную Корделией.

— Едва видит их. Но все порядки в детской устанавливает именно он. Их гувернантка, ее зовут мадам де Неври, трепещет перед ним. По крайней мере по словам экономки. — Она бросила острый взгляд на Корделию. — В этом доме витает страх. Все они боятся князя.

— У них есть для этого основания, как мне кажется, — сказала Корделия и нахмурилась. — Интересно, почему виконт не сказал мне этого, когда я спрашивала его о своем муже. Я дала ему понять, что хочу знать все, даже самое плохое.

— Вероятно, он просто не в курсе. У человека может быть одно лицо для внешнего мира и совсем другое — для своих домашних. И надо жить в доме, чтобы почувствовать его дух.

— Да, но сестра Лео — Эльвира? Она жила здесь, она должна была знать. Неужели она ему ничего не говорила?

— Как мы можем знать? — Матильда покачала головой, не желая продолжать эту тему. — Нам следует позаботиться о собственных проблемах.

Корделия всегда непоколебимо верила в способность Матильды справляться с любыми трудностями. Хотя она не всегда знала, как это у нее получается, но ей еще не приходи-, лось сталкиваться с ситуацией, которая поставила бы старую няню в тупик. Эта мысль придала Корделии новые силы и энергию.

— Я приму ванну, оденусь и первым делом побываю в детской. Что мне лучше надеть, как тебе кажется? Наверное, что-нибудь веселое и яркое. Я хочу, чтобы девочки восприняли меня как веселого человека, а не как зануду.

Матильда не могла сдержать улыбки при мысли, что кто-то может счесть Корделию занудой.

Корделия погрузилась в горячую воду со стоном облегчения. Матильда разбросала по поверхности воды засушенные ароматные травы и опорожнила в ванну душистое содержимое небольшой склянки. Корделия сразу же почувствовала, как унялась боль в ее изломанном теле. Она опустила голову на медный край ванны и закрыла глаза, вдыхая нежный, возвращающий ее к жизни аромат трав.

Матильда поставила поднос с завтраком на табуретку рядом с ванной, и вскоре Корделия стала отламывать кусочки бриоши, класть их в рот и запивать горячим дымящимся шоколадом. Ее прирожденный оптимизм в конце концов победил все еще витавший над ней ужас ночи. Самое худшее уже было позади, потому что она знала теперь, что это собой представляет. А теперь две маленькие девочки в детской ждали знакомства с ней. Боятся ли они ее, подумала она.

Мадам де Неври пребывала в отвратительном настроении. Амелия и Сильвия, хорошо изучившие ее характер, знали, что им предстоит ужасный день. Едва рассвело, она вошла к ним в детскую и велела няне приготовить для девочек холодную ванну.

— Ваш отец хочет, чтобы вы привыкли переносить такие неудобства, — заявила мадам, собирая волосы Сильвии в плотный пучок на макушке.

Справедливости ради надо заметить: князь на самом деле сказал всего лишь, что девочек не следует баловать, но гувернантка предпочла понять данные ей указания в соответствии со своим настроением.

Мадам нетерпеливо барабанила пальцами, ее лицо было вытянуто и напряжено, губы и кончик носа слегка посинели, как будто она испачкала их в чернилах. На щеках горели два ярких пятна нездорового румянца.

Одевшись после ванны, девочки никак не могли согреться, и скудный завтрак, состоявший из хлеба с маслом и жидкого чая, мало способствовал этому. Но синий нос мадам порозовел, а щеки стали еще ярче, чем были, когда она завершила свое чаепитие. Девочки знали, что такое происходило с ней всегда, когда она добавляла в чашку какую-то жидкость из небольшой фляжки.

— Сегодня мы с вами будем изучать географию. — С этими словами Луиза сделала указкой выпад в сторону большого глобуса. — Сильвия, найди на нем Англию и назови столицу этой страны.

Сильвия уставилась на лабиринт стран и континентов.

Все изображенное на глобусе выглядело для нее совершенно одинаково. Она закрыла глаза и ткнула пальцем в первое попавшееся место.

Луиза утвердила на носу пенсне и внимательно вгляделась в эту точку на глобусе. Если бы кто-нибудь попросил ее самое проделать то, что она потребовала от Сильвии, наставница испытала бы несомненные трудности. Но палец Сильвии угодил куда-то в горы, а Луиза была искренне убеждена в том, что Англия отнюдь не гористая страна.

Именно в этот момент распахнулась дверь, и их взорам предстало яркое, сверкающее зрелище, особенно контрастирующее с невыразительной обстановкой комнаты для занятий.

— Доброе утро. Меня зовут Корделия, и я пришла, чтобы познакомиться с вами.

Девочки, раскрыв от неожиданности и удивления рты, уставились на вошедшую в комнату черноволосую девушку в платье из светло-лилового шелка, весело цокающую каблучками по дубовому паркету. Губы ее, красные и мягкие, улыбались, большие голубые глаза словно притягивали к себе.

Она наклонилась и протянула руку Сильвии. Лео что-то говорил про цветные ленточки в волосах, но она не запомнила, кому какой цвет принадлежал.

— Ты Сильвия или Амелия?

— Сильвия. А вот Амелия.

Корделия взяла руки девочек в свои, ошеломленная их миниатюрностью. До этого она не испытывала к детям никаких особых чувств, но эти двое, глядевшие на нее с таким доверием, тронули ее сердце.

— Княгиня, мы не ждали вас.

Ледяной тон этого голоса заставил Корделию выпрямиться.

— Вы, должно быть, гувернантка девочек. Мадам де Неври, если я не ошибаюсь? — Она улыбнулась как можно нежнее, заметив, что едва ли возможно преодолеть отчуждение этой неприступной женщины.

— Именно так, княгиня. Как я уже сказала, мы не ждали вас. Князь ничего не сказал мне о том, как вас принять.

Она пыталась не показывать, какое испытала потрясение от того, что настоящая Корделия совершенно не совпала с созданным в ее воображении образом новой княгини Саксонской. Эта девушка сама только вышла из школьного возраста и была невероятно привлекательна. Даже завистливая и желчная Луиза не могла отрицать, что от новой княгини исходит трепещущее обаяние молодости и красоты.

— Наверное, потому, что он не мог знать, куда я пойду, — дружелюбно произнесла Корделия. — Я решила, что будет куда лучше, если познакомлюсь с Сильвией и Амелией без всяких формальностей.

Она снова повернулась к девочкам, по-прежнему смотревшим на нее с открытыми ртами.

— Мы с вами подружимся, как вы думаете? Я так надеюсь на это.

И она снова взяла их за руки.

— О да, — в унисон ответили малышки, едва не задохнувшись от восторга. — А вы знаете месье Лео? Он тоже наш друг.

— Да, я знаю месье Лео, — ответила Корделия, не обращая внимания на бормотание гувернантки. — Я очень хорошо знаю его, так что мы все будем друзьями. — И она снова попыталась включить в разговор гувернантку; — Как я поняла со слов мужа, виконт Кирстон часто навещает своих племянниц.

— Может быть, это и так, — произнесла Луиза не пошевельнувшись, — но, если княгиня извинит меня, девочки должны сейчас заниматься.

— Ах, какая досада, что вы должны заниматься даже в час моего первого визита!

Корделия наморщила нос и переместилась поближе к гувернантке, сделав вид, что хочет поближе рассмотреть глобус.

— У вас сегодня урок географии?

— Да, мы занимались географией, — с намеком произнесла Луиза.

Корделия кивнула головой, подозрения ее подтвердились.

От женщины исходил тяжелый запах алкоголя, хотя было всего лишь девять часов утра. Без сомнения, Михаэль не мог знать, что гувернантка его дочерей запойная пьяница. Пока было разумнее не посвящать никого в свое открытие. Ей предстояло узнать еще много про здешние дела.

— Тогда я вас на какое-то время оставлю, — рассудительно сказала она. — Но я хотела бы, чтобы девочки навестили меня в будуаре перед обедом. Пожалуй, будет лучше, если они придут одни. — Она ослепительно улыбнулась гувернантке. — Скажем, в час дня. — Наклонившись, она чмокнула детей. — Вскоре мы с вами познакомимся поближе.

С этими словами она вышла из комнаты, оставив Сильвию и Амелию в приятном изумлении, а их гувернантку — в состоянии, близком к столбняку.

— Приступайте к чистописанию, — велела та девочкам, указывая им жестом на стол с разложенными на нем ручками и листами пергамента.

Гувернантка опустилась на кресло рядом с незажженным камином и уставилась на свое отражение в начищенной каминной полке. Украдкой она достала из кармана небольшую серебряную фляжку и быстро отхлебнула из нее. Она не могла поверить, что князь одобрил неожиданное посещение детей своей женой. Распорядок детской был расписан им до мелочей, как и вообще вся жизнь дома. Но как князь мог выбрать себе в жены такую ветреную и безразличную к общепринятым правилам поведения женщину?

Луиза сделала еще один глоток. Она хорошо знала своего родственника — он не сможет долго мириться с подобными чертами ее характера.

Корделия вернулась в парадную часть дома и начала спускаться по полукруглой лестнице в напоминающий пещеру зал с колоннами и необъятным пространством мраморного пола.

Когда она поставила ногу на последнюю ступеньку лестницы, рядом с ней из ниоткуда возник месье Брион со склоненной в поклоне головой.

— Могу я чем-нибудь помочь вам, княгиня?

— Да, пожалуйста, я хотела бы осмотреть дворец. И еще хотела бы поговорить с экономкой и поварихой.

Улыбка Корделии была очень теплой, но мажордом интуитивно почувствовал, что его новая хозяйка не из тех людей, которых легко обвести вокруг пальца.

— Если у вас есть какие-нибудь распоряжения для поварихи или экономки, мадам, я с удовольствием передам их.

Корделия покачала головой.

— Не думаю, что это так уж необходимо, месье Брион. Я вполне способна сама отдавать распоряжения. Пожалуйста, попросите их прийти ко мне в будуар около полудня. А пока будьте добры показать мне весь дом.

— Корделия, вам что-нибудь надо?

Она повернулась на голос мужа. Он стоял в дверном проеме и, судя по салфетке в руке, только что прервал свой завтрак. Взор ее задержался на его руках. Квадратные, с толстыми пальцами, они были покрыты седоватыми волосами. При воспоминании о прикосновениях этих рук к ее телу Корделия почувствовала, как по коже забегали мурашки. Лишь громадным усилием воли она удержалась от того, чтобы не отпрянуть назад.

— Я просила месье Бриона сопровождать меня при осмотре дворца, милорд.

Михаэль обдумал эту фразу и не мог найти в ее желании ничего преступного.

— Да, разумеется, — кивнул он головой месье Бриону. — Я собираюсь около часа провести в библиотеке. Возможно, вы присоединитесь ко мне, мадам.

Корделия присела перед ним в реверансе и подождала, пока он не вернулся к прерванному завтраку, а потом обратилась к мажордому:

— Итак, вперед?

Месье Брион склонил перед ней голову. Новая хозяйка отличалась от предшественницы своей естественностью и пренебрежением к осторожности, кроме того, он сразу почувствовал в ней изрядную внутреннюю силу. В этом доме каждому приходилось искать себе союзников где только возможно.

— Откуда бы вы хотели начать, мадам?

Спустя час месье Брион почтительно ввел новую хозяйку в библиотеку. Он все еще пребывал в некотором раздумье по поводу княгини. Она была на редкость дружелюбна в разговорах со слугами, но многие из ее вопросов, связанных с домашним хозяйством, доставляли мало удовольствия. Он скоро убедился в том, что его первоначальная оценка была справедлива — за ее милой внешностью скрывалась железная воля.

Михаэль тщательно вытер кончик гусиного пера и аккуратно положил его на край письменного прибора, прежде чем поднял голову от секретера, за которым работал, когда в библиотеку вошла жена.

— Надеюсь, вы удовлетворены увиденным, мадам.

Корделия не могла заставить себя сделать еще хоть шаг в глубь комнаты, потому что это приблизило бы ее к мужу.

— У вас самый прекрасный дворец из всех, какие мне приходилось видеть, милорд. Меня особенно восхитила роспись Буше в малом салоне.

Она должна научиться поддерживать с этим человеком самый обычный разговор, привыкнуть видеть в нем джентльмена днем и насильника — ночью. Если она не сможет сделать это, то будет, как муравей, раздавлена под его сапогом.

Михаэль повернулся к своему секретеру. Коротким точным движением он посыпал исписанную страницу песком, чтобы просушить чернила, и закрыл переплетенную в кожу книгу.

— Вы заметили в картинной галерее полотно Рембрандта?

— Да, но мне больше понравился Каналетто.

Она проследила взглядом, как он отнес книгу к окованному железом сундуку под подоконником, достал из кармана ключ, отомкнул сундук и таким же точным движением поставил в него книгу, потом опустил крышку и замкнул замок.

Корделия не могла рассмотреть содержимое сундука, но ее страшно удивило, что он держит свои записи под замком.

Потом ей пришло в голову, что там хранятся дипломатические тайны и секретные сведения.

— Каналетто великолепен, но его сюжет куда как более фриволен, чем у Рембрандта.

Корделия не стала оспаривать такую точку зрения. Ее взгляд, обегая комнату, упал на портрет, висевший над камином. Она сразу узнала женщину, изображенную на нем. Внешнее сходство ее с Лео Бомонтом было несомненно. И хотя глаза женщины были голубыми, а не карими, как у Лео, сходство таилось в их выражении, в форме носа, в изгибе чувственных губ.

— Ваша покойная жена?

Она всматривалась в дивный облик Эльвиры с глубоким интересом и некоторым страхом, понимая, что знакомство с этим двойником Лео каким-то странным образом сближает ее с самим виконтом.

— Да. Один из шедевров Фрагонара.

Тон князя явно свидетельствовал, что он не расположен к дальнейшему обсуждению этой темы, но Корделия не отвела взгляда от живописного полотна. Искусный художник так мастерски передал прелесть изображенной на портрете женщины, что Корделии захотелось коснуться мягкого изгиба белой руки, поблескивающих белокурых волос. Неужели и ей пришлось пережить такую же ужасную ночь?

— У нее на руке такой же браслет, — с изумлением произнесла она, поднимая свою руку и обнажая запястье.

— Браслет был моим подарком Эльвире по случаю рождения дочерей, — произнес Михаэль деланно спокойным тоном. — Это бесценное произведение искусства и, как я полагаю, вполне достойный свадебный подарок. Я не хотел бы долее обсуждать данную тему.

Корделия несколько минут помолчала, сравнивая браслеты на своем запястье и на руке Эльвиры.

— Но на том браслете есть еще одна подвеска, — произнесла наконец она. — Сердечко. Нефрит?

Губы Михаэля вытянулись в тонкую линию. Неужели она так глупа или так упряма, что продолжает затронутую тему, хотя он достаточно ясно дал понять, что не желает больше об этом слышать?

— У вас есть своя подвеска. Браслет принадлежит теперь вам. А сейчас я хотел бы переговорить с вами о совместном пребывании в Версале по случаю бракосочетания наследника престола.

Корделия коснулась пальцами изысканного алмазного башмачка. Она поняла, что князь счел такой подарок вполне приемлемым, заменив одну подвеску на браслете специально для новой жены. Но ей было не по себе носить на запястье украшение покойницы, как бы великолепно оно ни выглядело.

— Виконт Кирстон говорил, что вам выделены апартаменты в Версале, — сказала она, отводя взгляд от портрета, но все же невольно касаясь пальцами змейки, обвивающей ее запястье.

— Да, король был столь милостив, что отвел мне несколько комнат на третьем этаже. Вы, безусловно, найдете их достаточно просторными.

Корделия знала, что апартаменты в Версале, королевском замке в тридцати милях от Парижа, были всеобщей завистью и предназначались только фаворитам короля и лицам чрезвычайной важности и влияния.

— А у виконта Кирстона есть апартаменты в Версале? как бы мимоходом спросила она.

— Ему в большей степени протежирует мадам Дюбарри Благодаря ее влиянию виконту отведена небольшая комната в верхней галерее.

Это прозвучало не очень-то впечатляюще, но, возможно, для холостяка считалось вполне достаточным. Настроение у нее поднялось. По крайней мере он тоже будет в Версале. И он обещал ей свою дружбу.

— Я намереваюсь приказать гувернантке привести дочерей перед обедом в гостиную, чтобы они могли засвидетельствовать вам свое почтение.

Михаэль сменил тему разговора, начиная раздражаться обсуждением вопросов, не имеющих ничего общего с текущими проблемами.

— О, я уже виделась с ними, — небрежно бросила Корделия. — Некоторое время назад я заглянула в комнату для занятий. Такие славные дети.

— Что вы сделали? — Михаэль в изумлении воззрился на нее.

Корделия застыла на месте. Очевидно, она снова совершила ошибку.

— Мне не пришло в голову, что вы можете быть недовольны этим, милорд. Мне не терпелось увидеть их.

Михаэль приблизился к ней, и она едва подавила в себе желание сделать шаг назад.

— Впредь, будьте добры, не позволяйте себе таких самовольных поступков, вы слышите меня, Корделия? Этим домом правлю я, так что даже не пытайтесь присвоить себе мои полномочия.

— Но… но как может мое посещение комнаты для занятий подорвать ваш авторитет? — возразила она, забыв от такого оскорбления весь свой страх перед этим человеком.

— Вы не будете делать ничего… ничего — вы поняли меня? — без моего на то разрешения. В этом доме никто не смеет сделать и шагу без моего ведома.

Он положил руку ей на плечо, и она почувствовала, как ее начала бить дрожь.

— Но эти люди — ваши слуги, милорд. А я ваша жена, — сказала Корделия.

Она не будет отступать перед ним. И не станет показывать свой страх.

Его пальцы сжались на плече оцепеневшей женщины, заставив вспомнить об ужасе прошедшей ночи. Она чувствовала исходящий от его кожи мускусный запах, почти душивший ее, как и в те страшные ночные часы. И снова он причинял ей боль.

— Вы столь же в моей власти, дорогая, как и любой из слуг. — Голос его звучал негромко, но напряженно. — И вам не стоит рисковать, поступая по своему усмотрению. Вы меня поняли?

Корделия изо всех сил сжала губы. Она отвернулась от него, чтобы ее не вырвало от отвращения.

— Отвечайте мне! — потребовал он.

— Вы делаете мне больно.

Это было все, что он услышал в ответ на свой вопрос.

— Отвечайте мне!

— Милорд, я прошу объяснить мне, какими вы видите мои отношения с вашими дочерьми.

Она решила не обращать внимания на боль в плече. Такого рода столкновения ей приходилось иметь не раз с собственным дядей. Тогда она не уступала ему, не уступит теперь и своему мужу.

— Виконт Кирстон выразил желание, чтобы я заменила им мать. Я не смогу сделать этого, если буду видеть их только с вашего разрешения.

Потрясенный Михаэль заметил, что «она спокойно выдержала эту мастерски разыгранную им сцену гнева.

— Об этом не может быть и речи, — строго произнес он. — Гувернантка занимается их образованием и заботится о повседневных надобностях девочек. Но у нее нет опыта поведения в свете. Вы будете ответственны за их подготовку к жизни при дворе. Вы также начнете готовить дочерей к будущему замужеству. Вам совершенно незачем входить в подробности их повседневной жизни. Вам это понятно?

— Но девочки еще чересчур малы, чтобы думать об их замужестве! — воскликнула она.

— Это совершенно не ваше дело. — Для придания веса своим словам он даже грубо встряхнул ее. — И вы будете держать свое мнение при себе.

Все же он не мог удержаться От того, чтобы не добавить с тщеславной гордостью:

— У меня есть все основания для того, чтобы составить им самую выгодную партию. И вполне возможно думать о самых известных дворах Европы. Там полно младших принцев, для которых брак с княжнами Саксонскими отнюдь не будет мезальянсом.

Корделия поняла, что должна сейчас пренебречь своей гордостью, дабы помочь двум маленьким девочкам избежать такой судьбы. Она сможет сделать это, если не вступит в открытое противоборство со своим мужем. Пора было предпринять стратегическое отступление.

— Разумеется, решать это должен их отец, — потупила она взгляд.

Он холодно произнес:

— Демонстрации неповиновения не принесут вам ничего хорошего, моя милая. Вы это понимаете?

Ему хотелось услышать от нее выражение покорности.

Михаэль помнил ее нежную хрупкость под своим телом этой ночью и то сопротивление, которое он так легко победил.

Она еще очень юна и может делать ошибки. Он призван исправлять их.

Она не произнесет слов, которые он ждет от нее. Напряженная, почти осязаемая тишина повисла в комнате. Стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Он опустил руки и повернулся к двери с грубым возгласом:

— Ну что там еще?

— Виконт Кирстон, милорд, — возвестил месье Брион.

И сразу же после этих слов в библиотеку непринужденно вошел Лео на правах старого друга дома. Он был одет во все черное, единственным ярким пятном выделялась голубая подкладка короткого плаща для верховой езды. В одной руке он держал перчатки, другая покоилась на эфесе его шпаги. Глаза смотрели остро, своим выражением напоминая две ледышки.

Сердце Корделии забилось быстрее, ладони сразу же увлажнились. Вдруг он заметит на ее теле следы, оставленные Михаэлем? Увидит в выражении ее глаз ужас прошедшей ночи? Лео не должен всего этого знать. Она не перенесет, если он узнает.

— Князь Михаэль, княгиня Саксонская, ваш покорный слуга, — склонился перед ними в поклоне виконт.

Корделия присела в реверансе. Он поднес к губам руку Корделии, и кожа ее загорелась от этого прикосновения. На секунду она вскинула свой взор и тут же потупила его. В его глазах читался безмолвный вопрос, на который она не могла ответить. С милой улыбкой княгиня отняла руку и отступила назад, отводя взгляд в сторону.

— Добро пожаловать, Лео. Выпейте бокал вина по случаю нашего бракосочетания,

поскольку вчера вас не было. — Михаэль взял графин с рейнвейном с небольшого столика. — Корделия, составьте нам компанию.

Последние слова были произнесены тоном приказа. Корделия взяла бокал белого вина. Короткое молчание, потом Лео поднял свой бокал и тихо произнес:

— За ваше счастье.

Все с той же вежливой улыбкой Корделия пригубила вино.

Она знала, что он сказал эти слова искренне. Что бы ни лежало между ними, он не мог не желать ей счастья.

Михаэль улыбнулся и опорожнил весь бокал.

— Благодарю вас, дорогой друг.

Корделия не могла более выносить этого. Она поставила свой едва початый бокал на стол.

— С вашего позволения, милорды, я должна быть сейчас в своем будуаре, потому что попросила экономку и кухарку зайти ко мне в полдень.

— Вам нет необходимости заниматься ежедневной рутиной, мадам, — резко произнес Михаэль. — Я уже объяснил ваши обязанности. И не стоит общаться со слугами, которые прекрасно знают свое дело.

— Разве слуги не должны знать свою хозяйку, милорд?

Она снова противоречит ему! Михаэль отказывался верить своим ушам. Но в присутствии Лео он не мог ничего поделать. Князь лишь сделал шажок по направлению к ней и, сверкнув глазами, произнес:

— Я уже сказал вам все, что считаю необходимым.

Лео прочитал по выражению ее глаз, что она хотела бы сейчас навсегда исчезнуть из этой комнаты.

Порой такое же выражение мелькало в глазах Эльвиры, и именно в те моменты, когда в воздухе особенно часто раздавался ее веселый смех. Но, когда он начинал было расспрашивать сестру о причине беспокойства, она уходила от ответа, меняла тему разговора, а тень в ее взоре исчезала так же быстро, как и появлялась. В те времена Лео казалось, что все это плод его воображения. Теперь он не был совершенно в этом уверен. Корделия еще не привыкла скрывать свои чувства.

— Как вам угодно, милорд, — сдавленным голосом произнесла Корделия, склоняясь в реверансе. — Позвольте пожелать вам всего хорошего, виконт Кирстон.

Дверь за Корделией неслышно закрылась.