Глава 7

Я так несчастна, Корделия! — С этими словами Тойнет бросилась в объятия подруги, едва лишь Корделия вошла в будуар принцессы. — Как только я вынесу такую долгую разлуку?

— Успокойся, успокойся Тойнет, ты умаляешь свое достоинство, — запротестовал Иозеф, не зная, как ему справиться со слезами своей младшей сестры. Не то чтобы Йозефу были незнакомы эмоции вообще, просто будущего императора с детства приучили держать свои чувства в упряжке, и теперь он был обескуражен несдержанностью Тойнет.

— В самом деле, успокойся. — Корделия погладила ее по спине. — Скоро ты поймешь, что все не так уж и плохо Вспомни о том, как ты всегда мечтала стать королевой Франции. Подумай об аристократах Версаля. Обо всех наслаждениях… о свободе делать все, что захочешь.

— А ты прочитала уже письмо мамы? То самое, которое она дала тебе при прощании?

При этих словах Тойнет подняла заплаканное лицо и взяла письмо, протянутое ей одной из придворных дам.

— Нет, еще не прочитала.

— Тогда поскорее сделай это, — поторопила ее Корделия. — Оно должно придать тебе силы.

Йозеф облегченно вздохнул и одобрительно кивнул, кода Тойнет сломала сургучную печать и открыла длинный конверт, на котором была сделана надпись убористым почерком Марии Терезии. В комнате наступило долгое молчание, время от времени прерываемое только вздохами Тойнет. Все остальные затаили дыхание, моля про себя Бога, чтобы приступ горя не повторился. Супруге наследника престола не подобало восседать за ужином со следами слез на щеках.

У Тойнет, когда она читала письмо, словно бы звучал в ушах родной голос, заклинавший ее быть сильной, поддержать честь семьи и оправдать уроки морали, преподанные ей матерью. Она должна выполнять свой долг, потому что принадлежит теперь не себе, а народу Франции.

— Madame ma mere просит меня не поддаваться слабостям, — произнесла она вслух, складывая письмо. — Что ж, я буду стараться. Но сегодня я поужинаю одна в своих апартаментах… Корделия составит мне

компанию.

— Боже мой, сестренка, что ты делаешь! — запротестовал Йозеф. — Мельк предоставил тебе все самое лучшее, что у него есть. И будет непростительным оскорблением запереться ото всех.

— Йозеф прав. Топнет, — пришла ему на выручку Корделия. — Ты не должна пренебрегать нашими хозяевами.

Обняв подругу за плечи, она повлекла ее к двери, ведущей в опочивальню.

— Ты наденешь сегодня бриллиантовое колье, которое прислал тебе король Франции?

Парочка исчезла в соседней комнате, и оттуда вскоре донесся голос Тойнет, отвечавшей на оживленную болтовню Корд ел и Йозеф вздохнул с облегчением. Корделии всегда удавалось успокоить Тойнет во время случавшихся с той эмоциональных срывов.

— Я вскоре вернусь, чтобы сопровождать принцессу на ужин, — объявил он дежурной камеристке и направился отдохнуть в тишине собственных апартаментов.

Когда Корделия спустя час выходила из спальни Тойнет, супруга наследника престола уже обрела свойственное ей бодрое настроение. Корделия рассмешила ее мимическими пародиями на кое-кого из сопровождавших их французов и теперь улыбалась, направляясь в свою спальню, расположенную неподалеку от королевских апартаментов.

Матильда ждала ее с нетерпением.

— Следовало появиться но крайней мере за полчаса до того, как зайдет виконт, чтобы сопровождать тебя к ужину, — упрекнула она Корделию. — Час назад он прислал посыльного с известием, что ты должна быть готова к восьми, а сейчас уже половина восьмого.

Сердце Корделии невольно вздрогнуло, когда она узнала, что ей снова суждено быть в обществе виконта.

— Ее высочество задержала меня. — С этими словами она сняла перчатки, бросив их на кресло. — О, я не хочу надевать к ужину это платье, Матильда, оно мне не к лицу. — И она сделала недовольный жест рукой в сторону платья из скучной желтой тафты, уже разложенного на постели.

— Что за вздор! — заявила Матильда. — Это платье больше всего подходит для ужина в монастыре. Оно обнажает грудь меньше, чем другие.

— Но я вовсе не намереваюсь скрывать мою грудь, — возразила Корделия, распахивая дверцы гардероба. — Пусть это и монастырь, Матильда, но все наденут к ужину свои парадные туалеты, и я не хочу выглядеть как деревенская простушка.

— Ладно, но только поспеши, — сказала Матильда, убирая отвергнутый наряд. — Я не хочу, чтобы виконт ругал меня за твое опоздание.

— Он даже не подумает ругать тебя за это. — Корделия выбрала платье алого шелка и вертелась теперь перед высоким зеркалом, приложив платье к себе. — Он уже знает, что медлительность — один из моих многочисленных грехов.

Она склонила голову набок, разглядывая свое отражение.

— Думаю, сегодня вечером я буду в этом.

— Алый цвет в монастыре! — негодующе воскликнула Матильда, расстегивая дорожное платье Корделии.

— О, да ты у меня жеманница. — Корделия, повернувшись, расцеловала ее в обе щеки. — Ну и что, кардиналы тоже ходят в алом, разве нет? Так что это вполне подходящий цвет.

Она выступила из сползшего к ее ногам платья.

— У меня есть время умыться? После этой поездки я вся в пыли.

Она подошла к умывальному столу, окунула в воду губку и принялась яростно тереть лицо, потом грудь и плечи.

— Может, кардиналы и ходят, — бурчала Матильда, сбрызгивая носовой платок лавандовой водой. — Но не очень-то скромно ходить по монастырю с открытой грудью. Какое же ты все-таки неуемное существо. Сядь сюда и дай мне причесать тебя.

Она усадила Корделию у туалетного столика, дав ей надушенный лавандой носовой платок.

Корделия подушила лавандой между грудями, под мышками и за ушами.

— Вот так-то лучше. Я так взмокла в карете.

— Да угомонись ты!

Матильда погрузила щетку в копну черных волос, чтобы расчесать их, прежде чем уложить в пышную прическу. Она выпустила несколько локонов, которые должны были обрамлять лицо Корделии по бокам, и закрепила все сооружение гребнем с жемчугом. Полюбовавшись на свою работу в зеркало, она нахмурилась. Потом молча кивнула и принялась надевать на Корделию алое платье.

Корделия знала, что этот цвет очень идет ей, да и сейчас как нельзя лучше соответствует ее настроению. Она сгорала от предвкушения чего-то прекрасного, кровь горячей волной бежала по жилам. Она сказала себе, что причиной этому является переполняющее ее чувство свободы от жестокого этикета, господствовавшего при австрийском дворе. Новая, вольная жизнь открывалась перед ней, где-то далеко маячило неясное золотое зарево Версаля.

Резкий стук заставил ее повернуться лицом к двери, и замирая сердцем она уже знала, что за ней пришел он. Это была любовь — неуправляемая, безрассудная, неодолимая.

На пороге стоял Лео. Перед ним замерла изящная девушка в блестящем платье из алого шелка, с черными как смоль локонами, с лучистыми глазами цвета сапфира, с полуоткрытым ртом, в котором влажно поблескивали белоснежные зубы, и с небольшой, гордо посаженной на длинной стройной шее головой. Высокая грудь царила над декольте.

Талия красавицы была столь тонка, что он спокойно мог бы обхватить ее руками. В последние дни он много раз виделся с ней, но теперь ему показалось, что увидел впервые. От Корделии словно бы исходили искушение и опасность. Воздух вокруг нее был насыщен страстью, он как будто слышал потрескивание электрических разрядов. Любой прикоснувшийся к, ней сейчас был бы сожжен этой энергией на месте, подумал он, и холодок предчувствия пробежал по его спине.

— Видите, я уже готова, милорд. — Корделия присела в реверансе, скрывая свои истинные чувства под слегка насмешливым тоном. — Матильда не одобряет мой наряд. Она считает, что алый цвет не следует носить в доме Бога. Но я напомнила ей, что кардиналы носят красные шапки. А вы что скажете по этому поводу, милорд?

Она медленно поднялась с кресла, кокетливо склонив голову набок.

— Не думаю, что ваше платье вызовет неодобрение, потому что все внимание будет обращено на супругу наследника престола и на принца, — обескураживающим тоном произнес он. — Если вы готовы, тогда пойдем.

Он отступил в сторону, пропуская ее из комнаты.

— Как это негалантно с вашей стороны, — заметила Корделия, проходя мимо него. — Я могла бы обидеться на такой выговор.

— Но вы ведь не обиделись, — сухо ответил он.

Она искоса взглянула на него:

— Ни в малейшей мере, милорд, потому что единственный взгляд, который мне важен, — ваш.

Меня бы вполне устроило, если б для всех остальных я стала невидимкой.

Лео произнес сквозь стиснутые зубы угрожающим шепотом:

— Прекратите нести чепуху, Корделия. Предупреждаю вас, что я начинаю терять терпение.

— Но я ведь выиграла пари, — улыбнулась ему Корделия, беря виконта под руку. — И не смотрите на меня столь яростно, а то люди будут теряться в догадках, что такое случилось с новобрачными.

У него не было времени сказать все, что он считал нужным, так как они уже входили в самый большой зал монастыря, где собрались сливки местного общества, чтобы разделить вечернюю трапезу с настоятелем монастыря и придворными.

Тойнет, немного бледная, но вполне владеющая собой, сидела во главе стола между своим братом и настоятелем.

Княгиня Саксонская вместе с сопровождающим были тут же усажены рядом с королевскими особами, и Лео оставалось только тупо улыбаться и чертыхаться про себя, чувствуя полное бессилие в борьбе с неискоренимым кокетством своей подопечной. Во время всего ужина лучезарная улыбка не сходила у нее с лица, застольные разговоры вокруг нее не смолкали, и Лео с нескрываемым удивлением наблюдал за тем, как она постепенно обворожила всех присутствующих своим обаянием. Даже настоятель монастыря поддался чарам Корделии и в конце ужина принялся добродушно похлопывать ее по руке, смеясь шуткам проказницы.

Корделия изо всех сил старалась за двоих, зная, что Тойнет сейчас не в состоянии поддерживать застольную беседу.

Бледность и молчание супруги наследника престола не были замечены присутствующими под прикрытием веселого смеха ее подруги.

— А теперь насладимся музыкой, — очень вовремя провозгласил настоятель, когда слуги убрали вторую смену блюд. — Я нахожу, что это весьма способствует пищеварению.

Из дальнего конца зала донеслась мелодия псалма, и общество застыло в подобающем молчании, слушая, как звук растет, заполняя все пространство и взмывая под купол. Под эти звуки настоятель пригласил всех присутствующих в часовню для благословения.

— Мне казалось, вы не принадлежите к нашей вере, милорд, — вполголоса заметила Корделия, преклонив колена на каменном полу и расправив вокруг себя юбки.

— Ничего не поделаешь, — холодно ответил он, тоже становясь на колени.

— Я люблю вас, — прошептала она.

Эти слова вырвались совершенно непроизвольно. Корделия не собиралась признаваться в любви, но он находился так близко к ней, что она ощущала даже слабый запах сухой лаванды и розмарина, которыми явно было переложено его белье. Воздух вокруг нее был так насыщен его присутствием, что она на мгновение забыла про все вокруг.

Лео молил Бога даровать ему выход из этого положения.

Как он мог сопротивляться ее страсти? Это чувство выдавали синие искры в ее глазах, смотревших на него из-за ладони, которой она закрывала лицо от остальных молящихся. Об этом говорили ему и плавный изгиб ее шеи, маленькое ушко, проглядывающее между черными локонами, ее вздымающаяся и опускающаяся грудь. Он не уставал твердить себе, что она жена другого мужчины, его родственника, но это казалось почти нереальным в окружающей их обстановке.

Служба закончилась, и усталые путешественники получили возможность отправиться на покой. Тойнет попросила Корделию проводить ее.

— Я знаю, что ты устала, Корделия, но мне так хочется, чтобы ты побыла со мной, пока я отойду ко сну. Мне очень одиноко.

Это был королевский приказ, замаскированный под мольбу подруги о помощи. К таким вещам Корделия уже давно привыкла.

Лео удалился в собственные апартаменты. Слуга ждал своего господина там, чтобы помочь виконту раздеться, но Лео попросил налить ему графин коньяку, снять башмаки и камзол, после чего отправил его спать. В камине весело трещал огонь. Апрельский вечер был довольно прохладен, а массивные каменные стены монастыря хранили зимний холод едва ли не до середины лета.

Лео, оставшись в тонкой рубашке и в чулках, сел к огню и подтянул поближе к себе небольшой столик с инкрустированной столешницей в виде шахматной доски. Нахмурясь, он принялся расставлять фигуры одного этюда, который не мог решить уже неделю. Это могло на какое-то время занять его мысли и остудить разгоряченную кровь. Вряд ли он внесет спокойствие в свою душу, но мудрая простота шахматных фигур и ясная логика шахматного этюда могли хотя бы отчасти помочь ему.

Корделия сидела у Тойнет, пока ее подруга не заснула, потом, зевнув во весь рот, направилась в свою комнату. Матильда дремала у огня и при появлении Корделии сонно поднялась из кресла.

— Ты только расстегни мне платье и расшнуруй корсет, Матильда, а со всем остальным я управлюсь сама, — сказала Корделия, снова зевая. — Тебе тоже нужно выспаться.

Она потерла глаза, потом принялась вынимать шпильки из прически, а Матильда стала расстегивать крючки ее платья.

— Я завтра собираюсь ехать верхом. Ты достала мою амазонку?

— Достану завтра утром. — Матильда стянула с нее алое платье и повесила его в шкаф. — Мы встаем завтра очень рано и сразу отправляемся, как я понимаю. Утром я разбужу тебя заранее, чтобы ты успела собраться.

С этими словами она поцеловала Корделию и отправилась спать в отведенную для слуг комнату.

Корделия лежала в своей тонкой ночной рубашке, глядя на расшитый полог кровати, настолько усталая, что у нее не было сил забраться под одеяло. Глаза ее стали слипаться. Внезапный шорох заставил ее сесть на постели с бьющимся сердцем. Она обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что за звук ее разбудил.

По полу пробежала мышь и скрылась в норе, прогрызенной под плинтусом.

Корделия встала с кровати и подошла к туалетному столику, чтобы привести в порядок волосы — она знала, что стоит заснуть сейчас с прической, и завтра ее невозможно будет расчесать. Тишина ночи нарушалась только потрескиванием дров в камине да еле слышным тиканьем часов на каминной полке. Корделия поняла, что от усталости она едва ли сможет заснуть. В голове роились мысли, один за другим всплывали вопросы. Какая жизнь ждет ее впереди? Что за человек ее загадочный муж? Как сложатся отношения с его детьми? Ждут они ее появления или уже заранее боятся?

Девушка не могла ни избавиться от этих мыслей, ни прогнать растущие опасения. Сон бежал от нее.

Она принялась бесцельно бродить по комнате. Одну ее стену целиком занимали книжные полки. На первый взгляд ни один из стоявших на них толстых томов не был способен успокоить томящуюся душу. Корешки переплетов блестели золотом имен авторов, писавших в основном на латыни и греческом. Она прошлась рукой по корешкам и остановилась на томике стихов Катулла. Все легче, чем высокоумные строки Ливия или Плиния.

Корделия достала тонкий томик и прислонилась плечом к полкам, быстро листая страницы книги. Неожиданно стена под ее весом как бы подалась внутрь. Заинтригованная этим, Корделия нажала посильнее, и стена вместе с полками, скрипя и потрескивая, стала поворачиваться. Все произошло так неожиданно и быстро, что Корделия не успела ничего толком понять. Часть полок повернулась, как дверь, и Корделия очутилась по другую сторону стены в каком-то помещении, с удивлением глядя на образовавшееся отверстие.

Лео услышал у себя за спиной какой-то странный треск, исходивший от стены с полками книг. Он повернулся и с открытым от удивления ртом уставился на немыслимую картину. Босая Корделия в одной ночной рубашке тонкого полотна стояла в его комнате, с изумлением глядя на странные полки с книгами.

— Как… как это случилось?

С этими словами она повернулась, не слишком удивленная тем, что перед ней стоит именно он. По сравнению с удивительным открытием потайного хода это показалось ей не таким уж большим чудом.

— Ох, Лео, это вы. Я даже не представляла себе, что мы с вами соседи. Только взгляните сюда! — Она снова показала пальцем на стену. — Она… она открылась. Я оперлась на нее плечом, и вот — произошло чудо. Я только хотела найти что-нибудь почитать.

Она протянула ему томик Катулла, словно в доказательство истинности своих слов.

Лео довольно быстро пришел в себя. Сначала он подумал, что Корделия намеренно устроила этот трюк, но ее изумление было совершенно искренним, да и откуда она могла узнать про секреты монастырских стен?

— Возвращайтесь к себе в комнату, а я постараюсь закрыть потайную дверь с этой стороны.

— О, как это скучно! — Она сделала несколько шагов в комнату Лео, оправдывая все его опасения. — Разве вам не интересно, почему здесь такая штука?

Волосы ее иссиня-черной волной ниспадали по плечам, темные локоны оттеняли бледность лица, глаза, казавшиеся сейчас серыми, поблескивали в свете свечей, как живые угольки.

— Может быть, это сделано для любовных свиданий? — Ее глаза заговорщически блеснули, хотя он и не мог заподозрить ее в обычной игривости. Она, похоже, искренне захвачена необычайной ситуацией. — Но ведь это же монастырь.

Как шокирующе!

Она повернулась и снова посмотрела на темное отверстие в стене.

— Хотя ведь это помещения для гостей. Какой же архитектор придумал такую штуку? — Голос ее искрился едва сдерживаемым смехом. — Наверное, у монахов есть свои тайны.

— Безусловно, есть. А теперь, пожалуйста, вернитесь к себе тем же путем, каким вы пришли.

— Мне не спится. Я так взволнована, страшусь того, что мне предстоит… — доверчиво сообщила она. — Но ведь и вам не спится, если вы играете в шахматы. Вы разгадываете этюд?

Мне тоже нравится это. А поскольку мы оба не спим, давайте сыграем?

И она нагнулась над шахматным столиком, без лишних слов смахнула фигуры этюда и принялась расставлять их для игры.

— Корделия, я же решаю этюд! — запротестовал он. — Как вы можете сметать плоды моих трудов!

— О, прошу прощения. — Она взглянула на него сквозь упавшие на лицо кудри. — Не хотелось бы показаться бесцеремонной, но я решила, что вы согласились сыграть со мной партию.

И снова он понял, что она ведет себя совершенно искренне. Это так похоже на порывистую, непосредственную Корделию, которая бросила из окна букет цветов совершенно незнакомому ей человеку.

— Ни на что я не соглашался. Вы даже не дали мне возможности вставить словечко, — упрекнул он ее. — Оставьте, шахматы в покое и отправляйтесь наконец спать.

Он шутя шлепнул ее по руке в тот момент, когда она устанавливала черного короля на доске.

— Ой! — воскликнула Корделия, потирая руку. — Мне больно. Ну почему мы должны оба сидеть без сна, когда можно приятно провести время за игрой, не мучаясь от бессонницы.

Она произнесла это с таким обиженным выражением лица, что Лео почувствовал, как в его груди рождается уже знакомый ему беспричинный смех. Смех и столь же знакомая тяга к очертаниям ее стройного тела под тонкой тканью ночной рубашки. Пока он старался обрести самообладание, Корделия сумела воспользоваться его секундным замешательством. Зацепив кончиком ноги стул, она подтащила его к шахматному столику. Сняв с доски черную и белую пешки, она спрятала их за спиной и протянула ему сжатые в кулаки руки.

— В какой руке, милорд?

Похоже было, что коль скоро ему не удалось избавиться от незваной гостьи, то теперь придется сыграть с ней партию в шахматы. Достаточно невинно, не правда ли? Сдаваясь, он коснулся ее правой руки.

— Ваши черные! — заявила она с торжествующей ноткой в голосе, уже знакомой ему по послеобеденному пари. — Стало быть, я хожу первая.

Развернув столик так, чтобы перед ней оказались белые фигуры, она сделала ход королевской пешкой. Потом откинулась на спинку стула, выжидающе глядя на него.

Они молча двигали фигуры, и Лео намеренно сосредоточил все свое внимание на игре, чтобы не думать о более чем откровенно одетой девушке, сидящей напротив него. Корделия играла очень хорошо для женщины, но его позиция заметно укрепилась, потому что она позволяла себе рисковать, порой на грани авантюры и не могла играть, когда дело шло к проигрышу..

Привстав с кресла, она резко вытянула руку и даже наклонилась над шахматным столиком, словно передвижение маленькой деревянной фигурки требовало большого напряжения. Коленями она при этом задела край стола, пошатнув его, отчего вся комбинация рассыпалась, а добрая половина фигур оказалась на полу.

— Ах, какая досада! — И она ловко поймала падающий стол.

— Что вы наделали! — Разъяренный Лео тоже вскочил.

Перегнувшись через столик с остатками шахматных фигур, он схватил ее за плечи, яростно тряхнул и притянул к себе.

— Но я сделала это не нарочно! — воскликнула Корделия. — Честное слово, я не хотела. Это чистая случайность.

— И вы думаете, я вам поверю?

Он снова резко тряхнул ее, не очень хорошо представляя, что собирается с ней делать. На мгновение Лео потерял голову от бешенства, негодуя на нее за такой глупый детский трюк с шахматами. В запале он схватил ее за локти, почти приподняв над столом. Он тряс ее, как тряпичную куклу, она вопила, губы его едва не касались ее губ. Крики внезапно прекратились. Его руки крепко сжимали ее плечи, тело ее было прижато к его телу. Рот Корделии сам собой приоткрылся, словно приглашая в свою глубину. Инстинктивно чувствуя, что поступает правильно, она опустила руки на его ягодицы, обтянутые темным шелком панталон. Его плоть оказалась как раз напротив ее лона, и она тут же прижалась к нему своим телом, в то время как ее язык предпринял свою решительную атаку на его уста, изучая, взывая, требуя. Она не думала ни о чем и лишь следовала велениям своего тела. Волна желания ошеломляющей силы поднялась от ее чресел, двинулась по жилам, застучала в висках. Все, что она испытала ранее, было лишь слабой тенью этого неистового разгула страстей.

Лео попытался обрести ясность мысли, но лишь больше запутывался в изгибах ее тела. Жар этого тела обжигал его ладони, когда он ласкал ее, запоминая каждую выпуклость, каждую ложбинку. Захватив на спине тонкую материю ее рубашки, он натянул ткань так, что девичье тело обрисовалось словно нагое. Он завороженно глядел на розовые груди, волнующиеся под белизной ткани, на твердые соски, венчающие их, на темный треугольник внизу живота, просвечивающий сквозь рубашку. Все надежды на торжество разума разлетелись вдребезги.

Он восторженно рассматривал ее, и губы еще призывнее приоткрылись, дыхание участилось. Она положила его руки себе на бедра и с вызовом подняла лицо, на котором сверкали страстью и желанием потемневшие глаза. Учащенно задышав, он снял с нее через голову сорочку и жадно приник к ее нагому телу. Он грубо и быстро ласкал ее руками, и при каждом их движении дыхание девушки все учащалось от вздымающегося в ней желания, толкающего тело к нему, требующего все новых и новых ласк, от которых кожа ее загоралась красными пятнами.

От напора его тела Корделия упала спиной на шахматный столик. Острые грани шахматных фигур впились в ее кожу, но она не замечала этого, утонув в красном тумане страстного желания. Ноги раскрылись навстречу его рукам, ласкающим самые сокровенные части ее тела и прикоснувшимся к самому средоточию ее страсти. Внизу живота вздымались волны, постепенно достигнув невыносимо страстного крещендо, и ей казалось, что она вот-вот умрет. И девушка в самом деле умерла. С алых высот любовного экстаза она медленно погрузилась в мягкую черноту, лишившую ее всех сил, и услышала как бы со стороны свой собственный захлебывающийся крик неистового восторга.

Лео прижимал Корделию к себе, поддерживая на шахматном столике, пока накатывающиеся волны наслаждения сотрясали ее тело. Но вот глаза ее открылись, и она улыбнулась ему. Прекрасное лицо светилось неописуемым наслаждением.

— Что вы со мной сделали?

— Господи Боже! — Он убрал из-под нее руки и выпрямился. Золотистые глаза Лео, ставшие сейчас почти черными, не отрывались от ее тела, трогательно и беспомощно распростертого на столе.

— Да встаньте же скорее! — Голос его стал хриплым от волнения. Он рывком поднял ее со стола и поставил на ноги. — Наденьте рубашку!

С этими словами он подтолкнул ее к скомканной рубашке, белеющей на полу. Девушка нагнулась, и он увидел глубокие отпечатки шахматных фигур у нее на спине.

— Глазам своим не верю, — пробурчал он и только тут ощутил тянущее чувство, причиной которого было его собственное возбуждение.

Корделия повернулась к нему, прижимая смятую рубашку к груди.

— Я все же не понимаю, что случилось. — Глаза ее все еще были затуманены только что испытанным наслаждением. — Ведь мы не…

— Да, мы не, — хриплым голосом прервал он ее. — Но то, что я сделал, просто безобразно. Ради всего святого, Корделия, отправляйтесь спать и оставьте меня одного.

Возникший было протестующий ответ замер у нее на устах. Она направилась ко все еще отодвинутым книжным полкам, по-прежнему прижимая рубашку к груди. Он старался не смотреть на ее стройную спину, нежные очертания ягодиц, прекрасные длинные ноги. Старался, но не преуспел в этом.

Около книжных полок она произнесла, взглянув на него через плечо:

— Я в самом деле не хотела перевернуть столик. Это чистая случайность.

— Не имеет значения, — устало ответил он.

— Нет, имеет. Не хочу. — чтобы вы думали, будто я способна совершить такое.

Лео хрипло рассмеялся:

— Моя дорогая девочка, после всего совершенного этой ночью ваш поступок едва ли стоит упоминания.

— Это разные вещи, — едва слышно произнесла она. — Чудо, что вы сотворили со мной, не может быть чем-то дурным.

Лео прикрыл глаза.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — заметил он. — А теперь отправляйтесь спать.

Корделия проскользнула сквозь отверстие в свою спальню и водворила полки на их законное место. Больше всего она нуждалась сейчас в житейской мудрости Матильды, но приходилось смиренно ждать утра. Упав на кровать, она свернулась клубочком, как котенок, и сразу же заснула.

Загрузка...