Альянс бунта

ГЛАВА 30

ЭЛОДИ

Я слышала о психозе, вызванном стрессом. Если слишком сильно надавить даже на самый крепкий разум, то в конце концов он даст трещину. Переживания за Пресли, а затем и авария, видимо, оказались слишком сильными потрясениями для моего разума, потому что сейчас я вижу странные вещи. Ужасные, страшные вещи, и я не могу понять их смысл.

Мой мозг говорит мне, что передо мной стоит Уэсли Фитцпатрик, обнаженный, его плоть окрашена кровью. Что на нем накинута волчья шкура, а к плечам и груди прилипли куски запёкшейся крови. Что в глазах Фитца пляшет безумный огонек, а изо рта вырывается безумный, истерический смех. Мозг говорит мне, что в его руке смертельно острый охотничий нож, лезвие которого вспыхивает и блестит, забрызганное дождевой водой, когда он направляет его мне в лицо.

Но все это неправда, так ведь?

Это не может быть правдой, потому что Уэсли Фитцпатрик заперт в камере смертников в Хьюстоне, штат Техас. Он не может быть здесь. Это просто невозможно.

— О… боги любят меня, — бормочет призрак. — Они… они продолжают преподносить мне такие шикарные подарки.

— Ты не настоящий, — шепчу я. — Этого не может быть. Я ударилась головой…

— Я не настоящий, — соглашается фантом. — Я дух. Я съел сердце волка и стал им. Я тень. Я уже украл твою душу в мире духов. Когда пущу тебе кровь здесь, все будет хорошо, потому что теперь у тебя нет души. Все это исчезнет. Все. Ты исчезнешь! — Он объясняет это искренне, с детским восторгом. Хватает меня за руку, зажимая мою ладонь в своей свободной руке, трясет ее с таким волнением, который, видимо, по его мнению, мы должны разделить.

В тот момент, когда он прикасается ко мне, его пальцы крепко сжимают мою руку, я осознаю свою ошибку. Это не психоз, вызванный стрессом. И не галлюцинации от удара по голове. Это реальность. Уэсли Фитцпатрик здесь, в Маунтин-Лейкс, похоже, совершенно не в себе, и никакие мои моргания не заставят его исчезнуть.

Я осторожно отдергиваю свою руку из его хватки и отступаю на шаг назад.

— Я не хочу, чтобы все исчезало, доктор Фитцпатрик.

Жуткая, безумная улыбка на его губах, исчезает при этом. Он внимательно изучает меня, взгляд бегает по всему моему лицу, перескакивая с одной черты на другую.

— То, что ты хочешь, не так уж и важно. Правда? — рявкает он. — В любом случае, тебя здесь быть не должно. Ты должна была уехать давным-давно.

— Я… — Я ударяюсь спиной о машину. Места мало, идти некуда.

Дождь наконец замедлился, но все еще идет достаточно сильно, чтобы стекать по лицу Фитца. Его щека и челюсть изрезаны шрамом, которого не было, когда он преподавал в Вульф-Холле. И на правой руке тоже. Я знала, что его растерзали волки, живущие здесь на горе, но не представляла себе масштабов нанесенного ущерба. Похоже, что с тех пор как я видела его в последний раз, этот ублюдок получил не только внешние повреждения. Он и так был сумасшедшим, а теперь даже не кажется вменяемым. Его язык скользит по зубам, облизывая потрескавшиеся губы, а взгляд продолжает метаться по сторонам.

Этот человек убьет меня. Тут нет двух вариантов. Он собирается содрать с меня кожу, как снял шкуру с волка, которая накинута ему на плечи, и самое поганое, что он, скорее всего, даже не поймет, что делает это. Я должна быть очень, очень осторожной. Может быть, есть способ использовать измененное психическое состояние Фитца против него? Стоит попробовать. Но у меня будет только один шанс. Один. Если я его упущу, все закончится очень быстро.

— Доктор Фитцпатри…

— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК! — рычит он, брызгая слюной. В одно мгновение невменяемый и полубессознательный мужчина передо мной меняется, становясь сверхфокусированным и разгневанным. — Ты не знаешь этого человека. Я не знаю этого человека. Он ушел. Ушел, ушел, ушел. Я даже никогда с ним не встречался. Ему не нравились волки. Мне нравятся волки. Они… они… они где-то там, следят за мной. Теперь они знают, что я их брат.

— Ты прав! Боже мой, — говорю я, нервно смеясь. — Мне так жаль. Теперь я понимаю. Я вижу, что ты не доктор Фитцпатрик. Это была глупая ошибка. Я… АЙ! — Я вскрикиваю, когда Фитц бросается вперед и прижимает меня к машине; он приставляет охотничий нож к моему горлу, обнажая зубы и рыча, как волк, в которого, как он думает, он превратился.

— Даже не произноси его имени, — шипит он.

— Не буду! Обещаю, что не буду. Прости меня!

— Хорошо.

Он не отпускает меня сразу, вместо этого надавливая на лезвие, вгоняет острый край металла в мою кожу. Яркий укол боли лижет мою кожу, за ним следует тепло чего-то теплого и влажного, стекающего в ложбинку у основания моего горла. Фитц смотрит на мою шею, широко раскрыв глаза и закатывая их, показывая слишком много белого. Я сдерживаю крик, когда он опускается вниз и облизывает мою кожу. Когда выпрямляется, его высунутый язык ярко-красный от моей крови, ноздри широко раздуваются.

— Я мог бы съесть и твое сердце, — говорит он. — Но… — Покачав головой, он закрывает глаза и, пошатываясь, отходит. — Нет. Я не могу этого сделать. У тебя нет души. Я уже убил ее. Ты ничто. Пустая. Пустышка! Если съем твое сердце, я тоже стану пустым. — Развернувшись, он протягивает нож и направляет его на меня. — Ты не сможешь меня обмануть! — кричит он. — Я уже все знаю о тебе, Элоди Стиллуотер.

— А как насчет Рэна? Что ты знаешь о нем? — Это единственное, что я могу сказать. Возможно, упоминание о Рэне разорвет эту петлю, в которую он попал, и заставит его сосредоточиться на чем-то другом. Отвлечет его настолько, чтобы я смогла скрыться за деревьями. Но как только вижу, как меняется язык тела Фитца, я понимаю, что совершила грубую ошибку.

Сгорбившись, приподняв плечи к ушам, Фитц принимает хищный, голодный вид. Его вялый член болтается между голыми, исцарапанными и кровоточащими бедрами, когда он приближается ко мне, поворачивая нож то в одну, то в другую сторону.

— Не произноси его имени, — предупреждает Фитц. — Он даже не настоящий. Ты его выдумала, чтобы втянуть меня в неприятности.

— Я… я бы не стала этого делать, — заикаюсь я. — Ты мне нравишься. Я бы никогда не стала втягивать тебя в неприятности. Мы друзья.

— Глупая, уродливая, отвратительная девчонка, — рычит Фитц. Он все еще идет ко мне, уже в нескольких футах от меня. — Мы не друзья. — Тембр его голоса низкий и хриплый, переполненный обещанием боли. — Я не дружу с девчонками. Ты чертова лгунья.

— Нет! Я не лгу, клянусь, я не лгу. Мы друзья. Я тебе нравлюсь! И Рэн тебе нравится, помнишь? Ты готов на все ради Рэна, не так ли?

— ОН ПРЕДАЛ МЕНЯ! — кричит Фитц.

Это был слишком большой риск. Я бросила кость, надеясь на хороший исход, но уловка не сработала. Теперь я заплачу за этот глупый гамбит сполна. Фитц выпотрошит меня и оставит истекать кровью в грязи, а когда покончит со мной, то поднимется в беседку и убьет Кэрри и Пресли тоже. Даже когда все это прокручивается в моей голове, я отвергаю такую возможность. Нельзя допустить, чтобы Уэсли Фитцпатрик нашел дорогу к беседке. Я должна остановить его, чего бы мне это ни стоило.

Набравшись храбрости, я делаю шаг к психопату и протягиваю к нему руку.

— Рэн не предавал тебя. Он любит тебя. Он никогда бы так с тобой не поступил. Разве ты не помнишь? — Я говорю так спокойно, что почти заставляю себя поверить, что прямо сейчас не наделаю в штаны.

Уэсли Фитцпатрик принимает любопытный вид, его губы шевелятся, как будто он беззвучно повторяет про себя слова, которые я только что сказала. Я расцениваю тот факт, что он не ударил меня ножом несколько раз, как означающий, что ему хотя бы наполовину интересно услышать то, что я хочу сказать.

— Рэн постоянно говорит о тебе. Он скучает по тебе. — Я придаю своему голосу столько энтузиазма, сколько могу, но голос все равно дрожит, нервы берут верх. — Он рассказал мне о том, как вы только начали встречаться. Сказал, что ревновал, когда ты бросил его и ушел к Маре. Он думал, что между вами было что-то особенное.

— Мара? Я не уходил от него к ней. Он перестал приходить ко мне. Сказал, что я жалкий. Я… — Поморщившись, мужчина сжимает руку с ножом в кулак, прижимая рукоятку ко лбу. Замешательство омрачает его лоб, образуются морщинки, когда он хмурится. Он пытается вспомнить? Пытается отделить факт от вымысла? Реальность от фантазии? Я понятия не имею. Знаю только, что он, похоже, сомневается в моих словах, по крайней мере, прокручивает их в голове. — Я сказал ему, что люблю его. А он засмеялся.

— Не может быть. Рэн бы так не поступил. — Мои глаза горят, слезы обещают упасть, если я хоть на секунду потеряю контроль над собой. — Он иногда нервничает. Застенчивый. Иногда ведет себя странно, потому что боится и чувствует себя уязвимым. Знаешь, что он мне сказал?

Держи себя в руках, Элоди.

Не начинай плакать.

Не надо!

— Что он сказал? — неуверенно спрашивает Фитц.

— Он сказал, что больше всего жалеет о том, что так и не смог сказать тебе, что тоже любит тебя.

Его бурная реакция следует незамедлительно.

— Ты лжешь! Тупая, лживая, злобная сука! Ты все врешь. Он не настоящий. Он. Блядь. Не. Настоящий! — Произнося последнее слово, он хватает в кулак мои волосы, дергает их с такой силой, что я вскрикиваю, а затем ударяет меня головой в стекло хэтчбека со стороны водителя.

Паутина боли пронзает мою голову, подобно нитям молнии, пронесшимся по небу сегодня вечером. От боли перехватывает дыхание. Я пытаюсь вырваться, освободиться от его хватки, но его пальцы вцепились в мои волосы и держат крепко. Мне приходится повернуть голову вправо, и я не могу не смотреть на него: он вытягивает шею вперед и с усмешкой смотрит на меня.

— Жалкая. Думаешь, я не вижу тебя насквозь, глупая девчонка? Ты такая же, как и все остальные. Выдумываешь, пытаешься меня обмануть, пытаешься получить то, что хочешь. Ну, я умнее тебя. Я вижу, что ты боишься. Скажи мне. Ты боишься меня, Элоди Стиллуотер?

Каждой косточкой своего тела я хотела бы плюнуть в лицо этому ублюдку и сказать, чтобы он шел к черту. Еще лучше было бы сказать ему, что не только Рэн считает его жалким — я тоже так считаю, и ни за что на свете не стану его бояться. Но я знаю, что произойдет, если снова солгу ему. Этот нож познакомится с моими внутренностями прежде, чем я успею моргнуть. По крайней мере, если скажу ему правду, то смогу выиграть еще немного времени.

Я сжимаю челюсть, смотрю на него с тем небольшим мужеством, которое у меня осталось внутри, и говорю:

— Да. Я боюсь тебя. — Сказанное придает мне сил; осознание своего страха в какой-то мере освобождает меня от него. Несмотря на то, что я все еще напугана, я обнаруживаю, что могу дышать чуть глубже, паралич, охвативший мое тело, когда он прижал меня спиной к машине, немного ослабевает.

Фитц кивает, облизывая губы снова и снова.

— Хорошо, — воркует он. — Ты должна бояться. Я собираюсь убить тебя.